Мария Берестова
В поисках солнца
9. Как, вообще, люди женятся?
Хотя Райтэн уже несколько месяцев как постановил для себя сделать предложение своей кармидерской любовнице, дело это застопорилось самым неожиданным образом: ему вдруг подумалось, что такой внезапный ход не найдёт положительного отклика.
Райтэн обосновано опасался, что, если на свете и существует способ позвать женщину замуж так, чтобы оскорбить её этим, то ему непременно удастся реализовать именно его. Поскольку, очевидно же, есть множество подводных камней в таком деле, как сватовство к женщине, с которой вы является пусть постоянными, но эпизодическими любовниками уже лет десять. В конце концов, если все эти годы её всё вполне устраивало – с чего он взял, что она вообще может рассматривать брак как желательный путь развития отношений?
В трудных ситуациях подобного рода – когда требовалось тонкое умение выстраивать отношения, коим он не обладал, – Райтэн традиционно обращался к учебнику этикета, верному подспорью для тех, кто не умеет быть любезным сам по себе.
Различные учебники этикета, конечно, охотно предоставляли многочисленные сведения о периоде ухаживаний. Были даже отдельные пособия, посвящённые сугубо вопросам сватовства!
Беда была в том, что все эти пособия подразумевали сватовство к юной девице, или, на худой конец, к вдове, с коей вы ещё не были связаны близкими отношениями. И все эти исключительно приличные письма с тонкими намёками, борьба за право поцеловать кончики пальцев и прочая романтическая дребедень не очень-то вписывалась в контекст отношений с женщиной, с которой вы имеете старую и прочную интимную связь.
Пару дней Райтэн досадовал, что не существует учебника этикета по обращению с любовницами – в конце концов, анжельцы были достаточно занудливой нацией, чтобы создать и такой! – и, наконец, вспомнил, что вроде бы видел когда-то в юности у отца нечто похожее…
Ещё несколько дней ему потребовалось на забег по знакомым, у которых имелись книжные залежи, – и, наконец, в его руках оказалось желанное и весьма толстое пособие.
Бегло пролистнув всякую ерунду – впрочем, пара параграфов его всерьёз заинтересовала, – он нашёл, наконец, раздел, посвящённый сватовству – и огорчённо присвистнул. Потому что первым делом автор пособия утверждал, что прежде, чем делать своей любовнице предложение, следует убедиться, что у неё нет других любовников.
Райтэн ничего по этому поводу не мог сказать, поскольку полагал себя не вправе лезть в личную жизнь своей подруги. В конце концов, он наведывался в Кармидер эпизодически, и было бы наивно ожидать, что приятная во всех отношениях дама три четверти года будет жить монахиней, храня верность своему старому дружку, который ещё неизвестно, когда нагрянет. Райтэн не считал допустимым требовать при таком раскладе от женщины верности, и теперь впервые чувствовал себя задетым мыслью, что у неё есть кто-то ещё – и, возможно, она не захочет отказываться от этого кого-то, чтобы выйти замуж за него, Райтэна.
Мысль эта – что его предложение будет отвергнуто в виду того, что у его любовницы есть варианты поинтереснее, – оказалась настолько болезненной, что Райтэн вообще выкинул из головы идеи о сватовстве и сделался весьма угрюм. Он неожиданно обнаружил, что в его жизни и вообще не было женщины, для которой он был бы единственным – связано это обстоятельство было с тем, что Райтэн не любил сидеть на одном месте и много разъезжал, а в женщинах ценил склонность к чувственным удовольствиям и отсутствие посягательств на его свободу. Обратная сторона такой свободы отношений впервые открылась ему, и открытие это оказалось более чем неприятным.
Дело усугубилось ещё и тем, что он умудрился и вообще поссориться с любовницей – впервые в жизни устроив той сцену ревности. Сцена эта, некрасивая и гадкая, вконец испоганила настроение Райтэна и отравила его чувством острого, мучительного недовольства собой. Он чувствовал, что не имел права делать упрёки любовнице – он сам никогда не хранил ей верность, а о его желании вступить с нею в брак она знать не знала. Но в душе его нелогично, бесправно поднималось чувство досады и раздражения на неё, как будто бы она и впрямь была перед ним виновата. Он считал, что не должен её упрекать, он запрещал себе это, но тем мучительнее было подрывающее его изнутри недовольство.
Не зная, как справиться с самим собой, он решил попросту сбежать от проблемы и уехать по делам в Брейлин. Ему даже пришла в голову абсолютно крамольная идея посоветоваться с отцом – в конце концов, это же именно отцы обычно устраивают браки своих детей. Конечно, на Райтэне уже давно должны были поставить крест – но, возможно, у отца осталось на примете несколько кандидаток, могущих заинтересовать?
На худой конец, можно было сдаться тётушке. Та, отплясав на радостях, наверняка притащит толпу невест. Вот только… вздохнув, Райтэн заранее предположил, что всё это будут пустые, глупые девицы, с которыми он точно не найдёт общий язык по причине отсутствия у них мозгов.
Где же раздобыть женщину в своём вкусе, ещё и согласную на замужество, ему было, решительно, непонятно.
«Как это вообще люди женятся!» – с досадой возглашал он внутри себя, впервые понимая, что выбор супруги – дело небыстрое и нелёгкое, и нельзя просто так взять и жениться, не разбирая, что за женщина перед тобой.
Ничего умного так и не придумав, Райтэн решил всё же посоветоваться с отцом – тот, всё-таки, его неплохо знал, и, возможно, имел на примете… Да, всё может быть.
Так что Райтэн решил отправиться в ближайшее же время в Брейлин и ждал теперь только реализации плана по устройству побега Руби. В этом деле он чувствовал самое живое участие по трём причинам.
Во-первых, своим стремлением вырваться из-под гнёта отца и начать свободную жизнь Руби напомнила ему Дерека. А Райтэн теперь, задним числом, полагал, что в своё время принял недостаточное участие в судьбе друга. Ему было стыдно за то, что тогда, в самом начале, Дерек показался ему недостаточно интересным и он оставил его разбираться в своей жизни самому – и Дерек, бестолковщина этакая, ничего умнее не придумал, чем носиться у этого идиотского Годэна на побегушках. Райтэн не мог вернуться в прошлое и что-то изменить, и потому ему особенно хотелось теперь помочь Руби, словно это каким-то образом оказывало помощь и Дереку тоже.
Второй причиной была симпатии, кою к Руби питали профессор и особенно Кайтэнь. Не признаваясь в том самому себе, Райтэн испытывал перед сестрой вину: он оставил её почти на пятнадцать лет, прекратив всякое общение, но она и слова упрёка ему не сказала, и приняла его теперь с такой восторженной, благодарной любовью, что ему было мучительно, непереносимо стыдно за своё равнодушие к ней, и теперь непременно хотелось как-то исправить дело и чем-то хорошим ответить на её доброту к нему. Ей была дорога Руби – и он хотел, помогая Руби, выразить любовь к сестре.
И, наконец, третьим обстоятельством, которое Райтэн не очень-то осознавал, была злость на господина Михара. Им приходилось сталкиваться несколько раз – и всегда весьма неприятно – но был случай, который Райтэна особенно выбешивал. Господин Михар тогда почти поймал их с Этрэном на контрабанде и знатно прижал. В тот день Райтэн вертелся ужом и блефовал как никогда, и всё равно у него осталось гаденькое чувство, что выкрутиться удалось лишь потому, что Михар скорее предупреждал не лезть на его территорию, нежели имел целью разоблачить. Особенно неприятно оказалось окончание разговора.
– Стыдно, сударь, стыдно, – махнул на него рукой Михар, – ваш предок воровал у врагов народа, чтобы отстраивать страну; а вы воруете теперь у этой самой страны.
Райтэну тогда больших сил стоило сдержаться и не ответить, что страна без таможенных пошлин не обеднеет, а конечному потребителю только на пользу, что товар приходит дешевле.
В общем, подложить свинью Михару хотелось, и весьма ощутимо, поэтому всё, что было направлено против Михара, вызывало у Райтэна самое горячее одобрение.
План побега у них получался романтичный и красивый, разыгранный, казалось бы, как по нотам. Из Кармидера Илмарт и Райтэн должны были проводить Руби водным путём до Жона и там дождаться райтэновских кораблей из Брейлина. Один из них Райтэн развернул бы по Кантаэнь, и Илмарт с Руби таким образом переправились бы в Северную Анджелию. Добравшись до брода после Стериа, следовало сойти и уже знакомым Илмарту путём спуститься до Фаньи, и там сдать Руби одному из знакомых Дерека. После следовала самая зыбкая часть плана – нужно было дождаться одного из знакомых Райтэну торговцев, следующего каботажем до Райанци. На всякий случай Райтэн приготовил для Руби несколько именных писем для тех из них, кто должен был курсировать у северных берегов в это время. Торговец бы отвёз Руби в Райанци, где в ход шли знакомства профессора и тётушки.
Параллельно Дерек и Кайтэнь должны были проследовать по водной дороге до границы с Ниией, чтобы навести господина Михара на ложный след. При этом по официальной версии Кайтэнь отправлялась домой, в Аньтье, как раз таки с Райтэном.
Не то чтобы Кайтэнь и Руби были сильно похожи – они отличались и ростом, и фигурой, и особенно лицом. Но у обеих были тёмные волосы и одинаково бледный цвет кожи (засиделись за книгами), поэтому, как предполагали заговорщики, по описанию разобрать, какая девица куда поехала, будет невозможно.
Они разработали этот гениальный план всего за два дня и были в высшей степени довольны собой, полагая, что господину Михару всё равно потребуется не меньше недели, чтобы добраться из Ан-Фило в Кармидер, поэтому у профессора и тётушки ещё останется время замести следы здесь. Но то ли они не учли скорости перемещения обеспокоенного отца, то ли письмо для блудной дочери шло медленнее, чем они полагали, но господин Михар отстал от своего письма только на эти самые два дня.
Райтэн забегал в университет, чтобы передать профессору информацию о том, на каких кораблях кто куда завтра отчаливает – чтобы он мог сбить со следа тех, кто, возможно, будет спрашивать. В это время Илмарт нёс службу – дежурил на воротах, как обычно для этого времени, открытых, – и Райтэн планировал подзадержаться и обговорить с ним пару деталей. Подходя к воротам, он заметил, что к Илмарту присоединилась Руби – они начали что-то обсуждать про карты. Райтэн подошёл, когда в самом разгаре был горячий спор.
– Их можно будет печатать, если использовать силуэты без детализации! – горячилась Руби.
– Да там всё смажется в одно пятно! – в нетипичной для него манере взволнованно возражал Илмарт.
– Печатный вариант можно было бы поставить на поток, – незамедлительно включился в спор Райтэн, который увидел в идее очень выгодное предприятие.
– Это баловство, а не искусство! – по-настоящему возмутился Илмарт, который очень высоко ценил картографию и считал отпечатанные карты жалкой подделкой, недостойной внимания знатоков.
– Пусть не искусство, зато для людей! – не отступала Руби.
Илмарт покрылся некрасивыми красными пятнами от возмущения – к его рыжей шевелюре это ужасно не шло. Райтэн разглядывал это зрелище с большим удивлением: он впервые видел обычно невозмутимого Илмарта настолько задетым за живое.
Желая воспользоваться установившейся паузой, Руби открыла было рот, чтобы развить свою мысль и высказать доводы в пользу этой идеи, но не успела.
– Я вам не мешаю, господа? – раздался за их спинами крайне любезный низкий голос с чуть насмешливыми интонациями.
Руби подавилась вдохом и отчётливо посерела. Райтэн, обернувшись, досадливо прикусил губу. Илмарт раздражённо поморщился – увлёкшись беседой, он пропустил момент появления визитёра, и был теперь крайне недоволен собственным растяпством.
Господин Михар, невысокий плотный мужчина в безупречно элегантном костюме, стоял по ту сторону проёма, небрежно облокотившись на опору ворот и сложив руки на груди. Лицо его казалось почти приветливым, если бы не острый, ледяной взгляд, который совершенно не шёл к растянутым в улыбке губам.
Обратив на себя всеобщее внимание, он слегка приподнял брови – как, вы действительно меня не ждали? – и, разомкнув руки, сделал в сторону дочери повелительный жест рукой, подзывая к себе.
Руби нервно сглотнула, мазнула испуганным, умоляющим взглядом по Райтэну – тот было дёрнулся в её сторону, но окоротил себя, – и Илмарту, отвернулась от них и несколько скованным, медленным шагом подошла ближе к отцу. Остановившись от него на расстоянии вытянутой руки, сделала неловкий книксен, словно пытаясь вжаться в землю.
– Добрый день, батюшка, – донёсся до мужчин её тихий мертвенно-спокойный голос.
Окинув Райтэна и Илмарта медленным безразличным взглядом, Михар уставил глаза на Руби.
– Да-да, дочка, я тоже рад тебя видеть… наконец.
Его голос, в противовес её, звучал чётко и ощутимо, хотя и не казался громким. И если начало фразы было сказано мягко, как будто и впрямь любящий отец приветствует дочь, то это финальное «наконец» наполнено было ледяным недовольством. Выговаривая это «наконец», Михар сделал движение в сторону дочери – и Райтэну показалась, что она вздрогнула в попытке отшатнуться, – но Михар лишь властно привлёк её деревянно-кукольную фигурку к себе, церемонно поцеловал в лоб, медленно и педантично поправил выбившийся из причёски локон так, как было привычно видеть ему, и лишь потом отошёл на шаг в сторону, окидывая дочь придирчивым внимательным взглядом.
– Ты заставила меня поволноваться, Руби, – мягко отметил он, однако Райтэну почему-то почудилась за этой мягкостью угроза.
Руби сжалась; таким тоном отец разговаривал с провинившимися подчинёнными, и обычно за этим мягким вступлением не следовало ничего хорошего. Выдержать фирменный холодный взгляд отца оказалось выше её сил.
Пряча глаза, она снова присела в книксен, заметно ссутулившись, и, не вставая, тихо, дрогнувшим голосом ответила:
– Простите, батюшка.
– Ну, ну! – с той же опасно-ласковой интонацией отмёл он резким жестом, как клинком, её извинения, будто бы дело не стоило обсуждений.
Склонившаяся Руби, однако, заметившая краем глаза взмах его руки, ощутимо вздрогнула – как будто бы ожидала удара. Верхняя губа Михара дёрнулась недовольно и жёстко.
Илмарт и Райтэн тревожно переглянулись.
«Он её ещё и бьёт, что ли?!» – прочитали они в глазах друг друга.
И если в картине мира Илмарта это предположение, пусть и было отвратительным, мерзким и недостойным, всё же вполне укладывалось – он в Мариане успел повидать всякого – то для воспитанного в духе рыцарского идеализма Райтэна это было чересчур. Он, конечно, слыхал, что есть отцы, которые бьют своих детей, и есть мужья, которые бьют своих жён, но для него это всегда было чем-то умозрительно-абстрактным, и, к тому же, однозначно не относящимся никоим образом к кругу умных, просвещенных людей, к коему они с Михаром принадлежали.
Возмущение и негодование глубоко овладели им; резко подойдя к Руби и собой оттесняя её от отца, он дёрнул её за руку вверх, поднимая из поклона, и решительно заявил:
– Ты с ним никуда не пойдёшь!
Рука её, совершенно ледяная, мелко дрожала; она так вцепилась в него, что, как ему показалось, она почти не держится на ногах. Её взгляд лихорадочно забегал по сторонам. Сперва она с недоумением вгляделась в лицо Райтэна; потом с испуганной растерянностью взглянула на отца.
– Господин… Тогнар, – с тягучей интонацией в голосе прервал эти переглядки Михар, разглядывая в упор обернувшегося к нему Райтэна с таким любопытством, словно бы никак не ожидал встретить здесь именно его.
Райтэн не ответил на это полуприветствие, лишь вперив в Михара горящий возмущённый взгляд.
– Как интересно! – с деланным весельем протянул Михар, продолжая разглядывать Райтэна и всхлипнувшую от этих интонаций Руби. – Вы теперь, стало быть, ещё и женщин воруете? – вопрос был задан тоном самым светским, однако полный острыми шипами льда взгляд придавал ему недвусмысленную угрозу.
– Вы ожидали чего-то другого от потомка пирата? – холодно парировал Райтэн, впервые заслоняясь славой своего знаменитого предка.
«Ну, ну! – думал он про себя в этот момент, сверля противника колючим взглядом. – Ты не посмеешь связываться с Тогнарами и Рийарами, ведь так?»
Мужества ему прибавляла истово вцепившаяся в него Руби. Он должен был защитить её!
– Ну, вы, сударь мой, не пират, – покровительственно похлопал его по плечу Михар. Медленные движения его были наполнены силой, как будто он хотел прижать противника к земле. – Так что у вас, полагаю я, в случае подобного воровства возникнут проблемы.
«А вот это уже угрозы!» – безошибочно опознал Райтэн, брезгливо отдёргивая своё плечо и оттесняя Руби ещё на шаг назад.
– Кто говорит о воровстве? – он неосознанно скопировал манеру Михара, растянув губы в такой же улыбке, как и собеседник, и встретил его острый взгляд таким же ледяным взглядом.
– Помилуйте! – всплеснул тот правой рукой, с раздражением вглядываясь в запрятавшуюся за Райтэна Руби. – Чему же ещё я сейчас свидетель? – и сделал выразительный жест в сторону дрожащей дочери. Райтэн в ответ совсем задвинул её за себя и твёрдо выставил подбородок навстречу врагу.
С полминуты длилась дуэль стальных взглядов – и обоих противников были серые глаза.
– Помилуйте! – наконец, изобразил полуулыбку-полуоскал Райтэн. – Вы разве не слыхали, что мужчины нашего рода совершенно не умеют свататься? Мой дядюшка, – выделили он голосом, имея в виду своего дальнего родственника, анжельского адмирала, – кажется, и вообще вызвал дипломатический скандал с Ниией, если вы помните.
Наблюдавший эту сцену совершенно безмолвный Илмарт взглянул на друга с огромным удивлением: в смысле – свататься? Краем глаза он заметил, что и Руби совершенно растерялась от такого поворота беседы, и теперь смотрит на отца чуть ли ни с паникой: боится, что ли, что сейчас всех убивать начнёт?
Тот, однако, её страхов не оправдал. Нарочито изобразив лицом пантомиму «вы только посмотрите, какая наглость!», Михар чуть наклонился к Райтэну и ласково уточнил:
– А вы так уверены, что вам сойдёт с рук то, что сошло вашему… дядюшке?
Ни капли не впечатлившийся Райтэн, расправив плечи, спокойно парировал:
– Так ведь и вы, господин Михар, покуда ещё не ниийский король.
Адмирал умудрился жениться на ниийской принцессе, которая сбежала к нему из дома, что вызвало в своё время шквал дипломатических нот и протестов. В конце концов, поскольку у короля было ещё целых три дочери, а тогда ещё не адмирал, но близко к этому, и в самом деле, был недурной партией – и, вздумай он свататься чин-чинарём, ему бы, пожалуй, не было отказано, – скандал удалось замять.
– Справедливо, справедливо! – пробормотал Михар, потирая гладко выбритый подбородок и разглядывая Райтэна как экспонат в крайней степени интересный. Стороннему наблюдателю даже могло бы показаться, что в этом взгляде мелькнула тень одобрения. Впрочем, скорее всего, внутри себя он прикидывал, насколько высока вероятность того, что упомянутый адмирал действительно ввяжется в конфликт.
На лице его отразилось некоторое сожаление, поскольку вероятность такая, и в самом деле, существовала.
– Однако ж, – хищно прищурился вдруг Михар, выхватив панический взгляд Руби и чуть усмехнувшись, – боюсь вас огорчить, господин Тогнар, но у меня на судьбу моей дочери другие планы, – любезно улыбнулся он и расслабленно развёл руками. В холодных глазах заплясали искорки удовлетворения: он, очевидно, считал себя победителем в этой схватке.
Райтэн, впрочем, не собирался сдаваться.
– В самом деле? – деланно огорчённо воскликнул он. – Как мне неловко напоминать вам об этом, господин Михар, но… – он наклонился к противнику – тот недовольно поджал губы – и с мстительным удовольствием медленно выговорил, возвращая себе чувство контроля над ситуацией: – Госпожа Михар, знаете ли, уже совершеннолетняя, и, в соответствии с нашими прекрасными законами, вольна выбирать себе супруга самостоятельно.
В глазах Михара на секунду сверкнул гнев. Сложив руки на груди, он чуть откинул голову, чтобы глядеть на противника свысока, и ледяным тоном спросил:
– Вы отдаёте себе отчёт в том, с кем связываетесь, сударь?
Райтэн изобразил лицом удивление, тоже сложил руки на груди и переспросил:
– А вы?
– Дерзите! – холодно бросил Михар.
Руби от этой короткой реплики вздрогнула: по опыту она знала, что, чем короче отец выражает своё недовольство, тем хуже это заканчивается для его собеседника.
Райтэн таких тонкостей, конечно, не знал.
– Как и любой Рийар, – с наслаждением и гордостью выговорил фамилию своего предка он.
Всю жизнь он старался сепарироваться от истории собственной семьи, потому что полагал, что о человеке должно судить по личным заслугам, а не по славе его предков. Райтэн хотел доказать всем – и себе в первую очередь – что он чего-то стоит сам, как просто Райтэн, а не как потомок славных людей. Впервые он заслонился родовым именем как щитом, и чувствовал странное, непривычное наслаждение, совершенно несвойственную ему обычно фамильную гордость – гордость не только за прославленного основателя рода, но и за всех его потомков, так или иначе наделённых общими чертами, которые были свойственны и самому Райтэну.
«Мы, Рийары» – в этом была и дерзость, и гордость, и честь свободолюбивого человека, ни перед кем не склоняющего шею.
«Ну! – с торжеством думал Райтэн, глядя в застывшее лицо противника. – Давай, продолжай в том же духе – и ты узнаешь, чего мы стоим!»
Он в этот момент совершенно не чувствовал ни страха, ни сомнений. Проснувшееся в нём чувство родовой гордости требовали незамедлительно доказать, что он, Райтэн, такой же, каким был и тот самый Рийар, и что все они, Рийары ли, Тогнары ли, другие ли члены семьи, носившие иные фамилии, – все они таковы, что предку бы их не пришлось краснеть, увидь он их в деле.
– Как и любой Рийар, – нарочито медленно пробормотал, меж тем, Михар, словно прожевав губами фамилию. Лицо его сделалось совершенно задумчивым, но от него ощутимо повеяло опасностью, – и тут Райтэну подумалось, что, возможно, он прям сейчас обдумывает, как бы поизящнее его, Райтэна, убить, и желательно так, чтобы остаться не причём и не нарваться на месть.
– Что ж! – вынес неожиданный вердикт Михар, безразлично и вежливо улыбнувшись и продолжив приторно-сладким голосом: – Кто я такой, чтобы мешать соединению двух любящих сердец? – он демонстративно потёр уголок глаза, мол, чуть не прослезился от сентиментальности. – Женитесь, сударь, женитесь! – досадливо махнул он рукой и, резко развернувшись, пружинистой энергичной походкой направился в город, не оглянувшись на дочь. Та, совершенно ошеломлённая, лишь хлопала глазами, не в силах понять, что это только что произошло.
Райтэн сморгнул, чувствуя, как его отпускает нервное напряжение. Он так пока и не понял, кем себя считать теперь: победителем или трупом.
Дрожащая Руби, всхлипывая, с плачем уткнулась в его спину.
– Нда, Тогнар, – подошёл к нему Илмарт и похлопал по плечу. – Ну ты и влип.
– Есть немного, – чуть дрожа непослушными онемевшими губами, согласился Райтэн, поворачиваясь и притягивая к себе Руби в попытках успокоить её дрожь.
В голове его была полнейшая пустота.
