Мария Берестова
В поисках солнца
2. Чего хочет Магрэнь?
– Госпожа Ринар!
Любезный возглас у неё за спиной сообщал, что её подстерегли неприятности. Потому что никаких разумных причин для разговора с ней у Михара не было – срок их старого торгового соглашения закончился, а нового Магрэнь, конечно, заключать не стала. Кроме того, сезон уже давно подошёл к концу, и было вообще непонятно, что Михар забыл в это время в Кармидере – на этом тихом камерном балу, где собралась только местная публика.
– Господин Михар! – мило улыбаясь, повернулась она к нему, старательно изображая приветливое выражение на своём лице, но даже не пытаясь изгнать из взгляда несколько грубоватое недоумение.
– Чёрный вам изумительно идёт! – весьма дружелюбно отметил Михар, заставив сердце Магрэнь подскочить в тревоге. Неожиданные комплименты от этого сурового господина могли предвещать только совсем уж грандиозные беды!
– Это мой любимый цвет, – тем не менее, ответила она вполне вежливо, пытаясь остановить в голове поток панических предположений касательно того, что ему могло от неё понадобиться.
Демонстративно полюбовавшись собеседницей – Магрэнь была и впрямь обворожительна в чёрном атласном платье, облегающем сверху и расходящемся мягкими пышными юбками ниже, – Михар, к её полной неожиданности, протянул ей руку со словами:
– Позволите вас пригласить?..
Взгляд Магрэнь растерянно метнулся к кавалеру, которому она обещала следующий танец. Тот, впрочем, увидев, кто её приглашает, решительно отвернулся и направился на выход. Магрэнь его винить не могла: кажется, именно после открытого конфликта с Михаром его брат лишился весьма высокой должности и внезапно попал в опалу.
Обмерев от ожидания неизвестных ужасов, она молча вложила свою ладонь в протянутую к ней руку и позволила себя вести.
«Мне точно конец!» – билась в её голове паническая мысль. Михар никогда не танцевал на балах, поэтому приглашение на танец с его стороны было совершенно исключительным явлением, которое могло быть только частью некой исключительно серьёзной интриги. Магрэнь не понимала, что это за интрига, против кого она направлена, и какая роль в этом деле отведена ей, но была уверена, что ничего хорошего ей это не сулит.
Михар, ко всему, танцевал весьма скверно – более чем очевидно становилось, что он, в самом деле, никогда этого не делает. Он путал фигуры, не попадал в ритм и всячески раздражал Магрэнь самим фактом своей близости к ней.
Она сама танцевала прекрасно, и умела исправлять недостатки любого, даже самого неискушённого, партнёра. Шутя и легко она могла провести мужчину по фигурам танца, которого он и вообще не знал; но Михар, совершенно точно, не был намерен передавать инициативу более опытной в этом деле партнёрше. Все попытки Магрэнь исправить их танец разбивались в прах: он с железной силой вёл её так, как полагал нужным, заставляя вслед за ним совершать все те ошибки, которые совершал сам.
К концу танца Магрэнь уже кипела от раздражения; светскую беседу они не вели, поскольку он был слишком занят тем, чтобы хоть что-то припомнить о движениях танца, а она слишком глубоко негодовала на его ошибки, чтобы суметь выговорить что-то хоть отдалённо любезное.
Когда последние такты, наконец, смолкли, она деловым голосом потребовала отвести её к столикам.
– Мы пройдём на балкон, – уведомил её Михар, проигнорировав вспыхнувшее в ответ возмущение.
«Чего ему от меня надо!» – с досадой недоумевала Магрэнь, позволяя вести себя в указанном направлении. Оставаться с ним вдвоём на балконе ей, совершенно точно, не хотелось, не говоря уж о том, что у неё были расписаны все танцы этого вечера.
«С другой стороны, – подумалось ей, – лучше так, чем совсем наедине». В конце концов, тут вокруг была уйма людей, а это давало ей хоть какой-то простор для манёвра!
На балконе обнаружилась тихо беседующая пара; Михар смерил их таким взглядом, что они тут же поспешили ретироваться обратно в зал. Краем глаза Магрэнь заметила, что после этого вход на балкон перегородил весьма рослый кавалер, чей тяжёлый взгляд намекал, что на бал он пришёл отнюдь не развлекаться.
Мысленно закатив глаза, Магрэнь подошла к балюстраде, изящно опёрлась на неё и устремила взгляд в сад.
Михар остался стоять, где был, сложив на груди руки и явно не торопясь озвучивать цель беседы.
«Накручивает!» – про себя определила Магрэнь и решила назло ему не накручиваться. В конце концов, подышать свежим воздухом после духоты бальной залы было приятно, и она решила вполне отдаться этому времяпрепровождению.
– Впрочем, чего тянуть, – спустя пять минут, когда она уже прочно забыла о факте его присутствия за её спиной, сказал он вдруг. – У меня к вам есть предложение, Магрэнь.
«Не пронесло», – мысленно вздохнула она, поворачиваясь к нему лицом. Предложения Михара обычно не предполагали возможности от них отказаться, так что дело казалось ей всё более скверным.
Она нарисовала на лице внимательное и вопросительное выражение.
– Брачное, – дополнил свою фразу он.
Магрэнь наклонила голову набок, разглядывая его с любопытством.
«Интересно, а Дерек-то знает, что его тут снова сватают?» – подумала она.
Ситуация стала казаться ей забавной. С Дереком они теперь общались по переписке – по его инициативе. Она сначала пыталась отговориться и отказаться – рвать так рвать! – но после втянулась. Обширные письма их были посвящены всему на свете, и Магрэнь получала от них огромное удовольствие. Дерек был человеком умным – а она очень ценила в людях это качество – поэтому его лаконичные, глубокие и парадоксальные мысли вызывали у неё самый живой отклик.
Она, впрочем, не считала возможным рассматривать возобновление любовной связи – потому что брак с Дереком её по-прежнему не манил – однако ей было весьма радостно, что отношения с ним продолжились и после разрыва.
Это был весьма новый для неё опыт, волнующий и приятный. Было что-то до глубины души изумительное в том, чтобы осознавать, что мужчина стремится к простому интеллектуальному общению с тобой, не претендуя на роль любовника. Сам того не зная, Дерек этой перепиской подарил Магрэнь самый ценный подарок на свете – осознание собственной самоценности.
В общем, она весьма и весьма сомневалась, что Дерек, вздумайся ему снова предлагать ей брак, отправил бы с этой новостью Михара, а не сообщил её сам. Так что, по всей видимости, это сам Михар всё ещё надеется затащить её в какие-то свои столичные интриги.
Мило улыбнувшись, она сладким голосом заметила:
– Меня всё-таки безмерно удивляет, Аренсэн, что вас до такой степени волнует личная жизнь господина Анодара!
Он, кажется, удивился.
– Причём тут господин Анодар? – нахмурился он.
«Вот те новости! – мысленно воскликнула Магрэнь. – Кого это он мне там ещё умудрился присмотреть!» – возмутилась она. Если прохаживаться по возможности её брака с Дереком ещё было более или менее допустимым, с её точки зрения, – поскольку её связь с Дереком была известна, – то сватать ей каких-то незнакомцев! Это уже за всякой гранью приличий!
Осознав, в чём суть непонимания между ними, Михар, меж тем, сухо уточнил:
– Я делаю вам предложение от своего имени, Магрэнь.
Она смерила его недоверчивым и возмущённым взглядом – мол, вот за дуру-то меня держать не надо! – и, как ей казалось, весьма логично отреагировала на этот бред:
– Ха-ха, – без всякого смеха в голосе чётко и уныло произнесла она.
Он, всё ещё не размыкая сложенных на груди рук, удивлённо приподнял брови.
– Помилуйте, Магрэнь! – демонстративно воскликнул он. – Я не стал бы шутить такими вещами.
Она нахмурилась.
Суть интриги упорно ускользала от её понимания.
Он, совершенно точно, не мог делать ей предложения всерьёз; здесь должна была быть какая-то ловушка. Но, скажем, затеять всё это, чтобы опозорить ей, бросив после помолвки, – выглядело слишком нелепо. У него не было никаких причин претворять в жизнь столь странные и опасные и для его репутации планы – к тому же, непонятно, чего он хотел этим добиться.
Единственное, что приходило ей в голову – это могла быть какая-то изощрённая месть Дереку. В чём именно заключалась эта месть и как именно она должна была сработать, оставалось неясным, но никаких иных причин для его странного предложения она не видела.
Он, меж тем, принялся холодно, как будто говорил о совершенно его не касающихся вещах, перечислять свои мотивы:
– Мне нужна женщина, которая сможет достойно представлять меня в столичном обществе. Умная, образованная, светская. Умеющая не стать жертвой чужих интриг, но завлекающая других в сети своих. Та, которая слышит то, что не сказано, и видит то, что незаметно.
Он продолжал в том же духе, с каждым пассажем вызывая у неё всё больше недоумения.
«Он ничего не перепутал? – мелькнула у неё ироничная мысль. – Вакансии секретаря предлагают в другом месте и другим людям!»
В её глазах он выглядел сейчас очень странно: как человек, который выбирает жену по тем же принципам, по которым нанимает работника.
– Таким образом, вы мне подходите, – заключил свой прекрасный монолог Михар.
Магрэнь стоило больших трудов не рассмеяться.
Его подход к делу показался ей настолько забавным и нелепым, что она даже не оскорбилась по поводу того, а с чего он-то взял, что он подходит ей.
– Аренсэн! – с некоторым даже отчасти тёплым чувством в голосе воскликнула она. – Ваше состояние меня тревожит. Вы ведь должны сами прекрасно понимать, почему вы не можете на мне жениться, – с искорками смущённого веселья во взгляде попыталась она воззвать к его уму.
Он сделал приглашающий жест рукой – мол, удивите меня! – после чего вновь принял свою замкнутую позу.
Магрэнь слегка покраснела, потому что ей было неприятно и унизительно проговаривать такие вещи вслух, и она считала с его стороны вопиющей бестактностью то, что он принуждает её это сказать.
– Это мезальянс, – тихо отгородилась она тем, что позволяло ей сберечь чувство собственного достоинства.
– Я могу себе его позволить, – незамедлительно отмёл аргумент он, а после отобразил бровями предложение продолжить.
Раздражённо передёрнув плечами и осознав, что деликатности от него не дождёшься, она воскликнула:
– Это был бы скандал, который слишком ударит по вашей репутации! – и с возмущением, за которым пыталась скрыть смятение, бросилась в атаку: – Вы хоть представляете, сколько любовников у меня было?!
Атака её, впрочем, совершенно не удалась. С искренним и совершенно невинным любопытством в голосе он переспросил:
– Кстати, а в самом деле – сколько?
Она смерила его недоверчивым взглядом, но ни в выражении глаз, ни в мимике не заметила насмешки.
Фыркнув, она отвернулась, дёрнув спиной, опёрлась на балюстраду и самым независимым на свете тоном озвучила:
– Девятнадцать!
В душе её, впрочем, поднялось тщеславное удовольствие: ей редко выдавался случай похвастаться своими любовными победами, и ей хотелось и щёлкнуть его этим признанием по носу, и потешить собственное самолюбие.
В следующую секунду она пожалела, что отвернулась, потому что, судя по его тону, выражение его лица было весьма интересным.
– А, теперь я понимаю ваше беспокойство! – непринуждённо признал он и с лёгким сожалением отметил: – В самом деле, мой опыт пусть ненамного, но скромнее, поэтому, признаю, вы вправе опасаться…
Подорвавшись от возмущения, она резко обернулась и встретила его искрящийся весёлый взгляд; он явно забавлялся её реакциями. Не испытывая ни капли смущения, он продолжил изгаляться тоном самым серьёзным и сокрушенным:
– Да, полагаю, вы вправе опасаться, что я не вполне соответствую вашим искушённым требованиям…
Давать ему пощёчину было, кажется, не за что, но именно этого ей сейчас хотелось больше всего на свете.
– Вас только это смущает? – язвительно переспросила она, когда он замолчал.
– Помилуйте! – он поднял руки в примиряющем жесте. – Лично меня вообще ничего не смущает. В отличие, кажется, от вас.
Она, сложив руки на груди – что не шло к её изысканному бальному платью, – смерила его недовольным взглядом. Он стоял в спокойной уверенной позе человека, которого в жизни не заботил вопрос, куда девать руки – одна, чуть согнутая в локте, спокойно размещалась вдоль тела, другая небрежно цеплялась большим пальцем за цепочку жилетных часов.
– Вы надо мной издеваетесь! – обличила его она, не понимая, что за игру он ведёт.
Он смерил её насмешливым взглядом.
– Судя по всему, – спокойно ответил он, – это вы, Магрэнь, сейчас издеваетесь надо мной, выдвигая предположение, будто бы я не способен продумать последствия своих действий, оценить свою способность совладать с этими последствиями и сделать соответствующие выводы перед тем, как кому-то что-то предлагать.
Магрэнь независимо хмыкнула, потому что возразить на это было нечего.
«В чём тут может быть ловушка? – напряжённо размышляла она. – Громкий скандальный развод по позорящим меня обстоятельствам? Так ведь и по нему он ударит не меньше…»
Даже если предположить, что у него были какие-то неведомые ей причины навредить ей именно через такой странный и извилистый путь – она не была фигурой такого масштаба, чтобы из-за неё он рисковал и своей репутацией. А брак, как ни крути, такое дело, в которое одинаково замешаны оба.
Единственной слабенькой версией Магрэнь была та, что он каким-то образом плетёт интригу против Дерека или кого-то из иных её бывших любовников – непонятно, какую, с какими целями и почему именно так. Предположение, что он таким идиотским образом самоутверждается, она отбросила – поскольку слишком уважала его ум, чтобы выдвигать настолько несоответствующие его характеру гипотезы.
– Возможно, – неожиданно для неё вновь заговорил он, – вам поможет решиться мысль о строительстве для вас самого оснащённого в мире парфюмерного завода в столице, а также устроение торговой лавки в первой линии столичного порта?
Это было настолько неожиданно, что Магрэнь несколько секунд потрясённо молчала, и лишь потом удивлённо переспросила:
– Вы меня уговариваете?
Он развёл руками: мол, выходит, что так.
– Зачем? – тупо переспросила Магрэнь, перестав вообще понимать, что происходит.
Настолько идиотский вопрос его несколько обескуражил, но он тут же взял себя в руки и ответил вполне любезно:
– Затем, что я бы предпочёл, чтобы вы согласились.
Глупо моргая, она наблюдала за тем, как он уверенным жестом достаёт из внутреннего кармана жилета сигару, оборачивается, обнаруживает отсутствие в обозримом пространстве чего-то бы то ни было, от чего можно было бы прикурить, на незначительное мгновение теряется, после чего убирает сигару обратно с таким видом, будто и предполагал вытащить её, покрутить в пальцах и заложить обратно.
У Магрэнь перестало сходиться что бы то ни было.
Мужчины его уровня никогда не предлагают брак женщинам её типа – если, конечно, речь не идёт о совершенно безумной страсти. Магрэнь, прищурившись, даже попыталась на взгляд определить, можно ли отнести Михара к категории несчастных, которым все мозги отшибло этой самой страстью, но страсть и Михар и так-то не сочетались в её воображении – и ещё меньше укладывались в выдвигаемые им объяснения.
«Допустим, – сдалась в попытках разгадать суть обмана она, – что он действительно решил, что я ему подхожу».
Допущение это не было таким уж странным – Магрэнь и сама весьма высоко себя ценила, прекрасно понимала, что по разному набору критериев превосходит большинство других дам, и в целом легко приняла мысль, что для выдающегося политика такая женщина, как она, и впрямь была бы предпочтительной спутницей жизни.
Поэтому с пунктом «вы, Магрэнь, мне подходите» она решила всё же согласиться.
Оставался не озвученный им, но не менее важный пункт – подходит ли он ей.
Магрэнь не стремилась замуж по целому ряду причин. Она желала сохранять полную независимость и быть самой себе хозяйкой. Она, также, полагала унизительным тот набор требований, который большинство мужчин предъявляют к кандидаткам в свои жёны – и тут, к большой удаче Михара, он озвучил совершенно иные критерии. Вместо сакраментальных «уметь вести хозяйство, быть любезной и послушной, рожать и воспитывать детей» он выдал целый набор требований, которые говорили, что ему нужен партнёр, соучастник интриг и политический помощник – ещё ни один мужчина никогда не оценивал Магрэнь по этим критериям, и, пожалуй, она была польщена. Да, подумав, решила она, ей, совершенно точно, льстил его выбор.
Чем больше она размышляла, тем более польщённой себя чувствовала – поскольку осознала, что её ценность как союзницы для него столь высока, что он пренебрёг всеми аргументами, которые были против такого брака, – а аргументы эти, на взгляд Магрэнь, были весьма весомыми.
Итак, это уже получался не тот вид брака, который вызывал у неё раздражение и протест. Брак как политический союз был для неё приемлемым предложением.
Для неё самой союз такого рода открывал самые блестящие перспективы – такие, о которых она и не могла мечтать. Магрэнь была тщеславна, и мысль о том, что она войдёт в круг анжельской элиты – и будет иметь в нём влияние! – манила её и приятно грела самолюбие и гордость.
Здесь, в Кармидере, она давным-давно достигла своего потолка. Ей не к чему было стремиться, не о чем было мечтать – жизнь её катилась по старой колее. Очень приятной колее, но, всё же, уже изрядно надоевшей. Весь последний год – после разрыва с Дереком – Магрэнь чувствовала, что эта жизнь стала ей тесна и скучна, но никак не могла понять, чего же ей хочется взамен, и даже начинала уже жалеть, что не поехала с ним в столицу – впрочем, она не знала и того, чем занялась бы там.
Предложение Михара оказалось как никогда ко двору: он открывал ей новый путь, давал новые цели и позволял вырваться за границы, которые она считала для себя непреодолимыми.
Если бы речь шла о политическом союзе, Магрэнь согласилась бы, не раздумывая.
Брачное же предложение её отчасти смущало – она не могла себе представить Михара в роли внимательного мужа, и брак с ним виделся ей предприятием весьма сомнительным, убыточным и нервным.
«Наверняка ещё и властный и деспотичный!» – с досадой поморщилась Магрэнь, раздражаясь, что он не мог быть хоть чуть более любезным в обхождении. Он представлялся ей холодным, закрытым и бесчувственным – что, впрочем, она вполне могла бы простить мужу; но не любовнику. Согласие же на предложение Михара автоматически делало его единственным возможным для неё любовником – ей, совершенно точно, не хотелось проверять, в какой форме проявится его гнев, если она надумает завести шашни за его спиной.
Магрэнь была большим ценителем постельных утех и привыкла самостоятельно выбирать партнёров, удовлетворяющих её требованиям. Михар этим требованиям определённо не удовлетворял – во всяком случае, вся его манера говорила о том, что в постели он будет столь же сдержан, лаконичен и деловит.
«Ах! – подумалось Магрэнь. – Как всё это неудачно сходится!»
Однако, быстро прикинув в голове, она пришла к выводу, что этот минус, каким бы жирным ни был, оставался единственным, – а вот список прилагающихся к нему плюсов – из которых многие тоже были весьма жирными – впечатлял.
Магрэнь была купчихой, поэтому очень хорошо умела считать вещи такого рода. Плюсы, однозначно, перевесили на её внутренних весах.
«В крайнем случае, если он будет совсем уж ужасен, можно будет и развестись», – решила сама с собой Магрэнь, и, таким образом, озвучила последний оставшийся у неё вопрос:
– А что с разводом?
Михар, который всё это время спокойно её разглядывал и никак не проявлял нетерпения – впрочем, и не делал новых попыток склонить её мнение в свою сторону, – хмыкнул, сделал рукой жест: «Обождите!» – и на минуту вышел.
Вернулся он с бумагами в руках и с зажжённой сигарой.
Магрэнь бумаги подхватила – это оказался брачный договор – поморщилась на сигару – он снова хмыкнул и встал по отношению к ней так, чтобы ветер относил от неё дым, – и принялась вчитываться в предложенный ей документ.
По большей части он её удовлетворил.
– Не вижу ничего про мой новый прекрасный парфюмерный завод в столице, – впрочем, капризно протянула она.
Михар спокойно взял у неё бумагу, перелистнул и молча ткнул пальцем в пункт, где значилось, что в случае развода все свадебные подарки остаются в полном и единоличном распоряжении госпожи Ринар.
Список этих подарков, правда, предметно обозначен не был.
Магрэнь прищурилась и определила сама с собой, что сегодня ничего подписывать не будет, а сперва хорошенько изучит все бумаги. Конечно, если Михару так уж приспичит этот завод отжать себе, то он может и овдоветь, поэтому так и так ей приходится полагаться лишь на его добрую волю… но бумага есть бумага, с нею надёжней!
«Михар» и «добрая воля», впрочем, сочетались в её представлениях не лучше, чем Михар и страсть.
Вдруг она замерла, ошарашенная ещё одним найденным минусом – настолько жирным минусом, что он-то перечёркивал все плюсы оптом.
Договор там или не договор, но в этом браке не могло быть равенства: Михар всё ещё оставался величиной, на порядки превосходящей её саму. До этого дня между ними было не так уж много конфликтов – и Магрэнь ещё могла кое-как принять неизбежную необходимость ему в этих конфликтах проигрывать. Но брак! Это уже одно огромное поле для сплошных непрекращающихся конфликтов!
И в любом, в любом из них ей придётся уступать – потому что кто он и кто она!
Сама идея этого брака тут же стала казаться ей отвратительной.
По брезгливому выражению её лица и по тому, что она не стала незамедлительно углубляться в требования прописать контракт более детально, он догадался, до какой мысли она дошла.
Вздохнув, он постучал сигарой по балюстраде, сбрасывая пепел в сад, и спокойно отметил:
– Это, как вы верно отметили, Магрэнь, всё-таки мезальянс.
Она скривилась, потому что он был кругом прав. Если уж её манит брак, который поднимает её настолько выше, – ей придётся смириться с тем, что супруг в этом браке главнее неё.
Наверно, тут бы она и отказалась бы категорически – если бы не тот набор требований, который в самом начале озвучил Михар.
Ему требовалась не покорная жена – хозяйка, мать и украшение спальни – а союзник. Это давало Магрэнь простор для манёвра.
В её душе стал подниматься азарт игрока, берущегося за неподъёмно высокую для него ставку, но готового рискнуть всем ради возможности сорвать куш.
– Ах, Арни! – капризно протянула она, постукивая пальчиками по договору. – В таком виде я этого подписать не могу, но, думаю, принципиального согласия мы достигли, – вставила она оборот из своего делового лексикона.
Она всегда использовала его в предварительном соглашении с новыми партнёрами, с которыми требовалось ещё утрясти море деталей и подписать кипу бумаг.
– Не наглейте, Магрэнь, – насмешливо предостерёг он, стряхивая пепел вниз.
Досадливо фыркнув, она принялась обмахиваться договором как веером.
Её насмешливый и выразительный взгляд говорил о том, что, конечно, она и не собиралась наглеть, но и своего, разумеется, не упустит.
Вполне разгадав значение этого взгляда, он хмыкнул. Лицо его, впрочем, было в высшей степени довольным.
