полная версия

Лариса Кольцова
Чужбина с ангельским ликом

– Что опять тебе не так? – спросила я сама у себя, – Лез ласкаться, плохо, обнимал тоже плохо. Теперь вот вежливо пообщался, даже не прикоснувшись, и опять тебе не понравилось? Вежливо… едва не рычал…

Мимо прошла гуляющая парочка, и они с изумлением глянули на меня, уловив мой разговор с пустотой. Мне казалось, что его приглашение на свидание похоже на издевательство. Слишком уж неласково он глянул на прощание и, скорее всего, не придёт.

– Мужик приходил, – сказал мне Ихэ-Эл, охранник и он же разнорабочий при необходимости. Охранял плохо, не работал вовсе. – Вас спрашивал. Я не пропустил, так он меня чуть ни шибанул в кустарник. По виду бандит какой-то или мутант, светлоглазый…. – Ихэ-Эл вдруг заперхал, как мушку проглотил, сообразив, что и у меня глаза синие. Уж сколько, вероятно, он обсуждал со своей женой мои странные особенности…

– Мутант? – повторила я. – Ты разглядел его глаза?

– Как не разглядишь-то? Аж засверкал ими, как я ему путь преградил. За грудь меня схватил, чуть рубашку не порвал. Буду требовать у господина Цульфа оружие… не стрелять, конечно, но для ночного порядка так.

– Зачем же ты направил бандита по моему следу?

– Сказал лишь, что вы ушли.

– А если он богатый заказчик? Или высокопоставленный чиновник? А если он и есть хозяин этого здания? То тебе, Ихэ-Эл, несдобровать.

– Да какой там богатый, – он явно опешил, не веря мне. – Одет плохо, хотя… вид сытый и гладкий. Тут встречаются мутанты образованные, вы заметили? И чего теперь? Всех пускать на территорию, да ещё после закрытия учреждения? А как же распоряжение господина Инара Цульфа охранять вас от посягательств?

– Только меня одну? А прочих?

– Так всех охраняю.

– Вот и охраняй, а я спать пошла.

При приближении ночи, когда всё вокруг затихло, и все мои служащие улеглись спать в своих жилых комнатах на втором уровне здания, я приняла отважное решение, – выползти из своей «Мечты». Разрядившись так, что сама себя не узнала в зеркале, села на постель и долго колебалась, выходить или нет? Решила, что нет, после чего разделась. Через отчасти прозрачную, отчасти матовую, бледно-зелёную стену совсем близко темнел лесопарк, окружающий холм, и сумрачный вид его не казался заманчивым для прогулки.

У стен в моём жилом помещении была такая особенность, что они в отличие от центрального и смотрового зала не обладали полной проницаемостью для зрения того, кто и находился внутри, а лишь чередующимися фрагментами, наподобие окон, дающих обзор прилегающей местности. Поэтому обитать в таком необычном доме было очень комфортно. И я ходила вдоль и поперёк своих жилых владений, обхватив себя за плечи и страдая от невозможности уподобиться Гелии, холодной и равнодушной к мужчинам вообще. Кем был в таком случае Нэиль для неё? Эта загадка уже не будет решена никогда.

Потом в отчаянии решила, что да! Пойду. И поспешно стала натягивать платье. Нацепила его в итоге наизнанку, поскольку одевалась в темноте. Поняв это по застёжке, я стала переодеваться, вспотев от нервной трясучки. Чтобы унять дрожь, я легла на постель, прибегнув к упражнениям по релаксации, а то можно было уже реально умереть от перевозбуждения. Нащупав на столике остывший напиток для спокойного сна, я выпила его, половину пролив на платье.

– Этот оборотень уж точно не поспособствует тому, что жизнь твоя будет долгой и спокойной. От заклятья Чёрного Владыки и Матери Воды так просто не избавишься. Хочешь любить? Так на тебе! Страдай! И это лишь начало, – я отчётливо услышала голос своей бабушки – бывшей жрицы Ласкиры. Но в таком состоянии и не то померещится.

– Ты забыла, что исток моих мучений находится в прошлом, – ответила я окружающей меня пустоте. – Девять полных кругов совершила Паралея вокруг Ихэ-Олы, девять раз поменялась конфигурация звёзд в звёздном колодце за то время, что и прошло с той несчастной ночи, когда не стало Нэиля… Там и есть оно, начало. Уж скажи, в таком случае, если пришла из Надмирных селений, каков будет конец?

– Он будет не здесь, – бабушка проявилась как светлое пятно, в котором как в лягушачьей икринке мерцало её милое и родное лицо. Страха не возникло. Абсолютное спокойствие, будничное, будто она зашла перед сном ко мне в мою каморку, в том доме, что находился в квартале Крутой Берег. И теперь он там находится, но уже давно не мой этот дом.

– Я забыла там свои наследственные таблицы, – сказала бабушка, догадавшись, что я вспомнила свою каморку. – У тебя в витрине, на которой и стояла фигурка с моим изображением, они и лежат. Может, поедешь туда и заберёшь?

– Зачем они мне? А фигурку-то мать Эли пропила! Продала за бесценок!

– Да и ладно. Чего жалеть какую-то фигурку, если той, кого она изображала, давно уж нет под светом Ихэ-Олы. И драгоценные небесные звезды не льют своё мерцание из звёздного колодца на её живую некогда красоту… А таблицы надо бы забрать. Суеверный хозяин того дома отчего-то боится к ним прикасаться, и боюсь я, что вороватая мамаша Эли их приберёт-таки себе. Ничего в них не поймёт, и продать не сумеет. Кто не понимает, что это, к чему они такому человеку? Всё одно что мусор. А кто понимает, тот и не посмеет к ним прикоснуться, зная, что добра от них захватчику не будет. Закопать их надо. Иначе злая душа прочтёт их своими нечестивыми глазами, поймёт ложно, но тем самым она затолкает в погибель того, кого мне, в общем-то, не жаль. А всё же, нельзя вредить ближнему, озвучивать плохой прогноз, даже если ты узрела мрак, нависший над ним. Подскажи обходные пути, если сумеешь. Нет, так промолчи. Невнятно, мол. Но верь в хорошее, и оно наступит. Мрак подобен туче. Не всякая туча проливается погибельным градом, обрушивается чёрной бурей. Иногда проходит мимо, исчезает за горизонтом. Но озвучка недобрыми устами способна погубить доверчивого человека. Хотя, он не тот человек, о котором стоило бы и сожалеть. А всё же… Не настолько и злодей, чтобы желать его скверного конца.

– Это близкий мне человек? Мужчина?

– Да. Мужчина. Посторонний, скорее. Путаник и дурак жадный.

– Не интересует меня твоя туманная болтовня о каком-то постороннем и плохом человеке. Ты лучше расскажи, каковой будет моя разлука с тем, имя которого ты и сама знаешь. Может, я её и хочу, разлуку. Ещё и не началось толком ничего, а я так устала от него…

– Мне-то не ври! Вся трясёшься. И как всегда, испортила новое платье, неряха! Какой была в детстве, такой и осталась. Не вижу я никакого конца. Или он там, где я не могу увидеть, что да как. И даже Чёрный Владыка на это не способен. Ибо Он ограничен пределами Паралеи, – тут бабушка вышла из контура своей странной, неестественно большой, условно говоря, лягушачьей икринки, и я увидела, как она подошла к стене, где был просвет на улицу. Встала к нему лицом, а ко мне спиной, – Сама себя не одурачивай! Ты выглядишь молодой настолько, насколько и возможно. Седина твоя сокрыта твоими же ухищрениями. К тому же у тебя будет и вторая юность…

– Вторая юность? Это как же? Значит, и новый запуск моей Судьбы?

– Запуск новый, Судьба старая. За эту вновь обретённую юность ты заплатишь тем, что утратишь его любовь уже навсегда.

– Не понятно. Разве он и теперь любит меня?

– Твоё сердце пусть скажет тебе об этом.

– Разве так бывает, Ласкира, что любя седую, он разлюбит юную?

– Бывает. Ты сама же впустишь в свою и его жизнь злую ведунью. И она утащит из его сердца любовь к тебе. Без возврата.

– Он полюбит кого-то ещё?

– Нет. На Паралее точно нет. А там, за пределами того, что мне и открыто, откуда же я знаю? Эти существа слишком далеки от нас. Туманны и длинны их пути, загадочны поступки…

– Ласкира, так мне идти или нет на встречу с ним?

– Можешь идти, можешь ложиться спать. От него ты уже не уйдешь. Некуда тебе уходить. Старый маг из звёздного колодца уже начертал соединение ваших путей. Тон-Ату, а не вам, достанется ваше чудесное дитя… А Чёрный Владыка возьмёт своё, если пожелает. Тогда как твоя жизнь не во власти Чёрного Владыки.

– Ну, уж… и не во власти Тон-Ата, тем более…

– Не следуй за мужчиной, если чувствуешь, что у него лишь жалость к тебе вместо былой любви. От жалости быстро устают. А там, куда он тебя увлечёт, в чужом мире тебе никто уже не станет родным. Родина важнее любви к мужчине, кем он ни будь… – она слилась со стеной окончательно. Какое-то время светилась лишь её голова. Пока не стало понятно, что это не голова Ласкиры, а просвет в матовой стене, очерченный тенями сада, которые я приняла за её затейливый головной убор. Не было там никого. Но и страха не было.

Я вскочила. Оказывается, я уснула! Пришлось опять переодеваться, но уже в то платье, в котором я и ходила весь день. Принюхиваясь к нему, я сразу вспомнила, что он обозвал меня «взмокшей», и отшвырнула платье прочь. Наконец я вытащила самое роскошное небесное платье, в каком и была в Творческом Центре в ту нашу встречу… Поскольку плохая примета приходить в будничном платье на столь значимое и столь ожидаемое, годами! свидание с тем, кто оставался моим единственным возлюбленным.

Я легла поперёк постели, чтобы отдышаться и успокоиться. То, что это невроз, не вызывало и сомнения. Я была уверена, что он не приехал, а если и приезжал, то уже уехал. И сразу же успокоилась. Но сна уже не было. И оставаться в постели в чудесном платье, да ещё сожалеть всю ночь о том, что не вышла к условленному месту…

Я осторожно ступала на цыпочках, хотя туфли были мягкие, пугаясь надвигающейся ночи, тишины и невнятных теней вокруг. Останавливалась для нормализации дыхания, пытаясь придать себе вид безупречной статуи, лишённой эмоций. Как будто во мраке оно важно хоть кому. Бдительного охранника территории «Мечты» на месте не оказалось. Он сладко спал в том небольшом здании поблизости, где располагалась наша столовая, в своём закутке с женой-поварихой. Уверенный, что и все спят и контролировать его никто не будет. Отлично зная, что никаких бандитов в «Лучшем городе континента» нет. Надо было пройти через уголок леса, куда и уводила тропинка, прежде чем вынырнуть у самой дороги, освещённой фонарями. Возникло ощущение, как будто я вхожу не в привычный лесопарк, а в какие-то дремучие джунгли, полные зверья и ужаса.

Незваная массовка, внедрившаяся в зону игры. Или же реальности?

Машина стояла там, где он и сказал. Он приехал! И он не уехал. Я подкралась к машине. Фонари у дороги горели не ярко, но достаточно, чтобы я разглядела через открытые окна: он в машине. Только он спал! Спал, откинув голову на подголовник сидения. Спал крепко, спал по-настоящему. Спал сном праведника. Правильнее, сном труженика, которому не всегда удаётся, как следует, выспаться. Или как раз в данном случае он провёл накануне бессонную ночь, что было, – как узнала я много позже, – у них в подземном городе в порядке вещей. Я топталась возле машины, а он не просыпался. Я сумела разглядеть, что наряд его не просто выше похвал, а выше моего понимания. Белоснежная рубашка поразила меня, ибо никто вокруг одежду чисто белого цвета не носил.

Тогда я ещё не знала, что рубашка земная, родная ему, завезённая сюда им же и ни разу не используемая. Что белая рубашка это древний символ жениха или же праздничного мероприятия, а также и знак предельно серьёзного официоза, когда мужчине надлежит выглядеть безупречно. Что именно он думал, обряжаясь вот так, я узнала много позже. Он потом признался, что на своё, не совсем и первое, но очень значимое для него свидание с девушкой отправился именно в белой рубахе. Почему так? Чтобы даже зримо задать планку будущим отношениям, – как отношениям невозможно высокого, буквально космического уровня. А девушка? Так я спросила. В чём появилась она? И он сказал, что тоже в белом, воздушном сарафанчике она была. Так он произнёс: «в сарафанчике». И в белых босоножках. Как белый лебедь, кого она изображала в детстве. Что такое лебедь, сарафанчик и босоножки? спросила я. Лебедь – белая, реже чёрная, птица с очень длинной шеей, заводящая себе пару на все годы своей птичьей жизни, без смены, как считается. Сарафан – вид просторной одежды без рукавов. А босоножки это туфельки, состоящие из одних ремешков, причудливо переплетённых, когда пальчики и пятки на виду.

Рубашка отсвечивала в полумраке и едва ли не искрила своей свежестью. Но я опять была оскорблена! Как бы ни устал человек, но спать на месте свидания? И тут проявил себя его специфический стиль поведения, так я решила. Подчеркнутое неуважение ко мне, ничтожность всего того, что я тщилась наделить качеством настоящей любви. На тебе! Пользуйся тем, что и предлагает тебе высшее существо как щедрую подачку, а потом лижи ему руки. Я искренне забыла, что и сама уснула незадолго перед выходом, когда тянула время и раздумывала, стоит или нет осчастливить его встречей? Неизвестно, во что она и выльется, но томительное предчувствие счастья, почему-то отсутствовало. Будто продолжался тот самый сон, когда ко мне пришла моя старшая мамушка Ласкира со своим набором странных предсказаний.

А всё же я не уходила прочь, как поступила бы та, кто действительно так и считала, – поход к оборотню добром не кончится. Душу вынет, а счастье упорхнёт, не ухватишь, как и обитательницу небес птицу. Вспомнился сразу же Чапос. Тот ещё предсказатель! Я была очень плохой ученицей своей бабушки – бывшей жрицы Матери Воды, своего мудрого необыкновенного мужа, как бы ни обзывал его Рудольф. Я забыла о своём аристократическом достоинстве, о заслугах своего славного рода. Я стояла как дерево, вросшее корнями в почву, и только внезапный ураган сумел бы меня отсюда отшвырнуть. И стояла бы до утра, уж будьте уверены! Единственное, что я смогла, так это не опуститься до того, чтобы постучать по дверце машины и разбудить его. Я ожидала, что он почувствует меня рядом даже в глубоком сне. Может, он и почувствовал, но тут…

Рядом затормозила ещё одна, совсем паршивенькая по виду, машина. Из неё выбралась жизнерадостная напоказ, как и обычно, Эля. За рулём сидел Инар Цульф. Он застенчиво и до дури натужно оскалился в фальшивой улыбке, явно испугавшись меня. За дорогущей и высокой машиной Руда он меня не сразу и заметил. А то пронёсся бы мимо, лишь бы не сталкиваться со мною.

Эля радостно заорала, – Госпожа Нэя! Вы из столицы? Так поздно?

С чего она взяла, что я только что вернулась из столицы? Она навещала свою мать и не знала о том, где именно в этот день находилась я. Я же не была ей подотчётна. Да и никому в своём доме «Мечта». Роль хозяйки и полностью свободной от всех женщины не стала для меня столь уж и необычной. Манеры и привычки, наработанные за годы жизни в плантациях Тон-Ата, встряхнулись от прежнего забвения очень быстро. Я не играла роль привилегированной особы, а чувствовала себя таковой с полным на то основанием. Исключительно при посторонних лицах Эля и обращалась ко мне с приставкой «госпожа». И надо же было возникнуть такому совпадению, что на заднем сидении в машине Инара Цульфа возвышалась и ещё одна плотная фигура. Лата -Хонг, его помощница из Администрации, где они и работали. Видимо, она тоже ездила в столицу вместе с Инаром, а Элю он захватил по пути. Или Лату -Хонг, свою сотрудницу и даму властную, крайне неприятную, Инар захватил где-то по дороге, – какая и разница! Если уж Эля не была тою, кого я застеснялась бы, то при Лате и при Инаре я уж точно не могла запрыгнуть в машину Рудольфа.

А Рудольф тем временем проснулся и открыл дверцу, – Нэя, – позвал он тихо и, кажется, растерянно, не ожидая такого многолюдья там, где его быть не могло, а вот же… Ситуация анекдотическая, а мне хотелось плакать.

Лата-Хонг для чего-то вывалилась из машины Инара и кинулась к Рудольфу. – Господин Руд-Ольф! Вы тоже возвращаетесь из столицы? Может, захватите меня по дороге к дому? Вы как раз мимо будете проезжать. А то господину Цульфу придётся делать крюк, чтобы меня довезти. А мы с ним так вымотались за целый день со всеми нашими бюрократическими дрязгами, под ношей наших вечных и неразрешимых дел и делишек…

Рудольф молчал, взирая на меня и ожидая моего смелого прыжка в свою машину, для чего и держал дверцу распахнутой настежь. А я начала пятиться за Элю.

– Хорошо ещё, что Инар увлек нас в один милый дом яств, где мы и смогли немного расслабиться от такого нечеловеческого напряжения, – нежно лепетала Лата. От её привычной и бюрократически-властной манеры поведения не осталось не то, что следа, а и следочка. Она светилась округлым и, надо признать, приглядным лицом едва ли не ярче дорожного фонаря, всё ближе подбираясь к машине Рудольфа. – А я и не знала, что вы знакомы с госпожой Нэей-Ат. Вам повезло, госпожа Нэя, что вы раздобыли такую комфортную и скоростную машину для доставки себя домой! Вы были сегодня на очередном показе? Как прошла распродажа ваших волшебных изделий? О чём я и спрашиваю, когда всё ясно и так. Что за роскошь на вас! Что за волшебное зрелище! Вы реальная жрица Матери Воды. Мне успели уже донести, что вас ждут на столичных выставках-показах, как не всегда ждут праздника. Да и что праздник? Он несёт с собою одни лишь траты, а на ваших штучках наживаются все, кому повезёт их ухватить. Вы одарённый, неповторимый, экзотичный художник и мастер, но вы слабы в коммерции, моя милая госпожа Нэя. Предлагаю себя в качестве посредника для того, чтобы вас не обманывали. Увидите, как я смогу принести вам фантастическую прибыль!

– Не стоит вам нагружать себя и моими делами, госпожа Лата. Я уже имею посредников. У меня свои договорённости, коими я уже не могу пренебречь, – пробормотала я.

– Конечно, – согласилась она, – мне надо было сразу проявить расторопность, чтобы иметь возможность хотя бы делового приближения к вам, если уж свою дружбу вы, чтобы запросто, никому не дарите.

Эля покачивалась и смеялась, непонятно чему. Инар напряжённо застыл в своём улыбчивом оскале и не проронил ни слова. Рудольф не сводил с меня ожидающих глаз, ничуть не вслушиваясь в ту белиберду, что и несла подвыпившая бюрократическая дама. И вдруг она села на то самое место в машине Рудольфа, куда должна была сесть я!

– До скорой встречи, друзья! – воскликнула она. – Инар, завтра я чуточку опоздаю. Думаю, и тебе стоит немного поспать чуть подольше после таких-то наших достижений. Вы не представляете, господин Руд, где именно мы сегодня с ним были. В самой Коллегии Управителей! Вот где решаются наши дела!

Рудольф молчал. Не мог же он вытолкать её из машины, если я пренебрегла тем, к чему он меня и призывал.

– Госпожа Лата, – встряла вдруг Эля, – вам не помешало бы немного пройтись пешком вдоль леса. Чтобы сон ваш был крепок, а сытный ужин расположился бы внутри вашего чрева с необходимым комфортом. Ну и объелись мы сегодня! Как бы сидение в машине господина Руда ни продавилось под тяжестью съеденных вами порций! – Эля засмеялась. Я почуяла, что она, даже будучи пьяненькой, отлично уловила, зачем я застряла возле машины Рудольфа. А про столицу она придумала с ходу, чтобы выгородить меня перед Латой-Хонг. Какое-то время Лата колебалась, не пройтись ли ей перед сном? Но соблазн прокатиться с удобством, да ещё с красивым мужчиной, оказался сильнее. Все в ЦЭССЭИ замечали её ненормальную очарованность Рудольфом. Все, кроме него, конечно. Ненормальность заключалась в бесполезности подобного чувства, о чём она, очарованный бюрократ, также догадывалась, да приказать себе очерстветь была не в силах.

– Уж если скромная машинка Инара меня довезла, да ещё с такой задастой непоседой как ты в придачу, то уж такая мощная роскошь домчит без усилий! – переливчато засмеялась Лата, зло замерцав на Элю крупными и не лишёнными красивости глазами. Лата была женщиной средних лет, что называется, и чувствовалось, в молодости обладала заметной красотой. От того и сохранила такую самоуверенную манеру поведения. Но неотразимость осталась лишь в её памяти, и вряд ли кто ещё хранил в себе оттиск прежнего и молодого её облика. Муж умер. Лата осталась вдовой. Она закрыла дверцу машины, и машина тронулась в ту сторону, где, казалось, на расстоянии вытянутой руки мерцали здания загадочного «Зеркального Лабиринта».

– Я не поняла, – подала голос Эля, – куда это он её повёз?

– Её жилище недалеко от «Зеркального Лабиринта», – отозвался Инар Цульф. – Я сам подписывал документы на получение ею жилья в новом районе, в новом доме.

– И за что же ей такая милость судьбы? – не отставала Эля. – Какой-то жабе с выпученными глазами и здоровым ртом, вечно квакающим на всех, кто от неё зависит! А тут, поди ж ты, запела как утренняя птица. Ах, ах господин Руд! – Эля передразнила Лату. – Чего он так покорно её повёз? Нашла себе частный извоз.

– Всё равно ж по пути, – флегматично заметил Инар Цульф.

– Она не будет навязываться ему в качестве ночного утешения? – спросила Эля у Цульфа.

– Не тот он человек, чтобы она посмела, – отозвался Глава Хозуправления Администрации ЦЭССЭИ.

– А если бы она вам предложила такое вот искушение, господин Цульф? – нагло выпытывала Эля. – Отказа бы не последовало?

– Не та она женщина! – ответил он уже с досадой.

– Пошли, – я потянула Элю за рукав нарядного розового платья, взятого ею без спроса в одной из коллекций. Но сейчас мне было не до самовольства Эли.

– Ты зачем подписал документы для того, чтобы она въехала в новое жильё? – Эля забылась настолько, что обращалась к Инару Цульфу, влиятельному человеку, на «ты» как к своему домочадцу.

– Не я, – вздохнул он устало. – Просьба на то из самой Коллегии Управителей была. А просьба оттуда это приказ неотменяемый.

– Да ну? – изумилась Эля. – Кто же посодействовал? Такой-то обрюзглой ягодке?

– По-моему, она в самом соку, – выдал Инар Цульф, тоже явно пребывающий навеселе. Что было и странно, если учесть, что он вёл машину, чем подвергал опасности жизнь не только свою, но и двух женщин. А может, он не пил, а только заразился неадекватностью от своих женственных коллег. Поскольку я не питала к Лате никаких особых чувств, она не казалась мне страшилищем, кем выставляла её Эля. И то, что она проворно заняла место в машине, куда должна была сесть я, её вины не было. Она же ни о чём не догадалась. Почему бы и не доехать до дома с комфортом? Если уж никто её не вытолкал прочь.

– Путь её к подножию вершин власти тёмен и затейлив, – сказал Цульф с ноткой печали в голосе, – и выбран ею был не по влечению сердца, а по велению рассудка, чтобы избежать несомненного несчастья… – он замолк, а Эля ни о чём его уже не спросила. Она тронулась в сторону «Мечты», я пошла следом. Инар Цульф сразу же уехал.

Несносные служительницы воздушной «Мечты»

Мы с Элей какое-то время стояли среди цветников, молчали, просто дышали ароматом и свежестью после душного жаркого дня. Едва мы поднялись на верхнюю третью террасу, примыкающую к центральному входу в «Мечту», то услышали в ночной тишине отчётливый звук подъезжающей и резко тормозящей машины на шоссе. Лишь тонкая полоса лесопарка и отделяла фасадную часть «Мечты» с центральным входом от Главной Аллеи. Так-то здание было немалым и сильно вытянутым в сторону, где и простирался за садовой оградой неохватный глазом лесопарк. Я вздрогнула, Эля навострила ушки, тронула меня за руку, – За тобой вернулся? Иди…

– Ага! Бегу наперегонки с ветром! – ответила я зло.

– Вокруг полное безветрие, – отозвалась Эля. – И тихо-то как! Э-эу-у-у! Руд, я иду-у! – заорала она вдруг. Если и не вся округа, то «Мечта» уж точно всполошилась от её вопля. – Подожди – и! Я иду-у-у! Э-эу-у-у!

– Ты чего творишь?! – я пихнула её. Эля мягко осела в гущу цветников не потому, что я могла похвастаться мужской силой, а она еле держалась на ногах после прогулки с Инаром Цульфом и с Латой в нагрузку. Или же Эля являлась в глазах Латы нагрузкой для совместного посещения дорогого дома яств после бюрократических истязаний в столице. Вышестоящие бюрократы никогда не щадят своих нижестоящих коллег.

То, что началось как любовный фарс, так же издевательски и закончилось! Но тут уж постарались скрытые закулисные силы самой жизни, – Зачем он мне?

– Как зачем? Кто же довезёт тебя до самой постели? – она ещё и шутила. – Ты где с ним столкнулась? – Эля выбралась из цветника, ничуть не обидевшись. Ей и по зависимости положения того не полагалось. Она упала как в подушку. Цветы едва взошли и напоминали взбитый пух и шёлк по ощущению.

– Случайно вышло, – ответила я, злясь, что Эля вынуждает меня лгать. – Подвёз, когда увидел, что у моего водителя Вильта машина заглохла сразу же у стены. Не тащиться же мне пешком по лесному шоссе до дома? Общественный транспорт уже не ходит, а починка могла занять немалое время.

– Да? – не отставала Эля, проявив вдруг свойства дознавателя. – Что-то я не заметила у въезда в город твоего Вильта…

Кряхтя, она пыталась отряхнуть свой зад от комьев почвы и раздавленных стеблей, но утратила равновесие и опять со смехом свалилась туда же, – Так бы и уснула здесь, до того тут мягко и душисто! У стены вообще не стояло ни одной машины…

– Значит, сумел справиться с поломкой и без помощи, – отвечала я невозмутимо, но внутри вся клокотала на помощницу, придурковатую лишь по виду. – За повреждение цветника назначаю тебе штраф! И чтобы с утра отправилась в оранжереи, а после занялась посадками новой цветочной рассады.

– Ты почему на свой показ ездила, не предупредив меня? – не отставала Эля. Вылезая из клумбы, она не имела сил подняться. – Что за чудо-платье на тебе! – она продолжала стоять на коленях ко мне задом, нюхая цветы и пробуя на вкус их соцветия, – Ты когда же успела такой шедевр изготовить?

– Хватит тебе закусывать цветами! – прикрикнула я. – Ты не жвачное животное!

– Да давно уж… животное. Только не жвачное, а постельное. Веришь, как ни хороша постель Цульфа с его дорогим бельём, с какой бы радостью я извалялась в этих цветниках с каким-нибудь пригожим парнем!

Я помогла ей встать. Эля причмокивала, выплёвывая лепестки, – Что за платье у тебя! Когда ты изготовила этот шедевр? Когда ж успела? – не настолько она была в подпитии, сколько дурачилась. – В таком платье тебе не всякий и аристократ в пару. Только член из Коллегии Управителей. Да и то, желательно покрупнее, потвердее какой… член…

– Сразу и видно, чего тебе не хватает.

– А тебе хватает? Не вижу рядом с тобой ни одного члена… из числа Управителей даже здешнего города. Один подвёз, а ты и то не хочешь его удержать…

– Члены это по твоей части.

– Где же ты была? – Эля напоминала упрямого ребёнка по характеру. Если она не получала ответ на свой вопрос, она не отставала ни за что.

– Был сугубо частный заказ для одной важной персоны, – изворачивалась я, – Я решила оставить платье себе, поскольку мы не сошлись в цене. Я устала всем и всегда уступать себе в ущерб.

– И правильно, – Эля уселась за столик. – Ела-ела в доме яств, а будто и нет. Не притащить ли мне сюда холодную закуску и поужинать нам с тобой под пряными небесами…

– Небеса не могут быть пряными.

– Небеса это воздух, а воздух вокруг нас пряный. И что скажу-то тебе… Тем домиком яств владеет Азира! Вышла ко мне навстречу и говорит: «Твоё счастье, что нет тут Чапоса. А то не поздоровилось бы тебе. И вообще, сюда лишь мужчинам доступ».

«Да ладно», – говорю, – «не видишь, что ли, я как раз с мужчиной»? Она же мне: «Мужчина один, а вас две штуки». С нами же Лата была. Лата как полыхнула своими глазищами, как прошипела: «С кем позволяешь себе столь развязный тон, ты, всего лишь хозяйка дома еды! Перед тобой люди из почтенных родов и занимающие значимые места в стране»! Азира отвечает: «Мой дом Нелюдим обслуживает лишь мужчин. Такова наша установка». Тут Инар ей сказал: «Твой же господин нас сюда и приглашал в любое удобное для нас время». Чуешь? У Азиры есть господин. Догадываешься, кто? Она и отвела нас в отдельную комнату, там поели. А кухня там, ох! Ешь-ешь, а никак не наешься. Вкусно очень, а послевкусие такое лёгкое остаётся. Только я всё дрожала, что Чапос вернётся и придёт. Не нуждается, а следит, как бы кто мною не попользовался. Лучше искромсает, утопит, задушит, а другому не отдаст! Вот была бы грандиозная разборка…

– Так уж все способы умерщвления к тебе и применил бы. Не посмеет он уже ничего тебе сделать! Так что и не было бы ничего, – отмахнулась я, ещё сильнее разозлившись. Каким таким домиком яств владела Азира, мне было безразлично, но при одном лишь упоминании этой стервы царапнуло душу, будто колючей веткой хлестнуло. – Инар Цульф над Чапосом имеет власть, и Чапос его боится.

– Да ну?! – поразилась она. – Откуда ж знаешь?

Я надменно промолчала, давая понимание, что не её ума дело, что я знаю, а что нет. И так обнаглела до предела.

– А тебя случайно не пригласили на шикарный ужин твои непростые клиентки? – спросила Эля.

– Нет! Без угощения обошлись, одним лишь разговором по душам, что называется, – ответила я.

– А задержалась чего так? – не отставала Эля.

– Гуляла! – ответила я, не скрывая раздражения.

– Почему же тебя никто из девчонок не сопровождал? – не отставала Эля. – Ты рискуешь однажды нарваться на насильника. А они могут быть в любых сословиях, уж поверь мне! Ты слишком привлекаешь внимание, а если ты не по улицам столицы теперь гуляешь, это не означает, что на защищённых лишь по виду территориях ты в безопасности. Одержимый похотью мужик тот же зверь, где он ни живи…

– Отстань уже! – закричала я во всё горло. – На кого намёк?

– Ты думаешь, что в этом «Зеркальном Лабиринте» работают одни бесполые и учёные сухари? Ты этого Руда сама же вблизи видела. Мужчина ого-огонь! виден издалека, как говорила о таких вот кобелях твоя же старшая мамушка Ласкира!

– Уже и кобель! Откуда сведения-то?

– Женская интуиция и не более того. Встречала же я его и прежде. Глазищами так и шарил, кто мимо не пройди… по глазам этим светлым, по росту высокому и волосам коротким сразу же его и тут признала. Ты Гелию-то забыла, что ли, пока у мужа своего в роскоши утопала? Вот отчего у тебя нет такой интуиции, как у меня, да и у всех женщин, истёртых невзгодами и мужским насилием. Привыкла ты жить в безопасности и под защитой у своего бывшего мужа, вот твои охранные рефлексы и уснули. Тут же, как и повсюду, мужичья природа та же самая, откровенно-кобелиная и нагло-приставучая, хорошо если не кусачая…

– Это ты-то истёртая? Да у тебя задница такая, что и одна её половина больше, чем мои обе! Ты же как пышка с аристократического праздничного стола выглядишь! Как говорила моя, тобою упомянутая, мамушка Ласкира.

– Я-то как пышка, да простонародной выпечки, а ты сущая аристократическая драгоценность, – ничуть не злилась льстивая Эля. – Ведь так и пялятся на тебя все, так и норовят ухватить и себе за пазуху засунуть. А Лата, ну не смех? Полезла в машину к такому красавцу, будто он ей ровня! Ты вот да! Ты ему подходящая, то есть он тебе пара. Ведь ты чуть-чуть лишь и уступаешь Гелии, но только в прошлом так! Теперь-то не так. Она же не только мертвая, а и останков её не нашли, не определили на том пепелище. А ты живая и… ведь не из одних же тряпок ты, пусть и дорогущих самых. Мужских ласк тебе разве не хочется?