Лариса Кольцова
Чужбина с ангельским ликом
Ему казалось, что у бессмысленного убийцы вместо лица должен быть плоский блин с дырками в пустоту вместо глаз и слюнявый хищный рот. Но этот? Совсем не то. И Антон повторно растерялся.
– Ну что, Антуан? Будешь с ним говорить? Тянуть время? – спросил Рудольф, будто речь шла о чём-то обыденном и надоевшем давно. Но само обозначение Антона Антуаном несло в себе определенную смысловую нагрузку. Это было выражением его предельного личного отчуждения в данный момент от своего молодого подчинённого. Как будто их и не связывали никогда узы внеслужебной дружеской расположенности. – Как знаешь. Давай разговаривай, что называется, по душам. Только откуда уверенность, что душа у твари бездушной и жестокой есть?
Усевшись в кресло напротив, Рудольф даже не снял свой странный серый плащ из кожи местного экзотического зверя. Плащ блестел, как кожа змеи. Что это было за животное? Даже в одежде шеф был не как все они тут, земляне и местные, что работали в городке. Аристократические замашки бурно в нём эволюционировали вне контроля со стороны земных иерархов из Галактической разведки. Кому тут было следить за тем, кто сам был одним из главных. Да и что значат здесь все эти игры в непохожесть на прочих. Даже ботинки на толстой подошве для ходьбы в горах и предохраняющие от укусов змей и опасных насекомых были дикой смесью прошлого военного стиля и новейшего дизайна.
«Кто шьёт ему тут эту странную одежду»? – вот о чём думал сейчас Антон, сам себе удивляясь. И это в такой момент он думает об экзотических одеяниях шефа, а не о маленьком человеке, сидящем в наручниках?
– Кто вам шьёт всё это? – не выдержал он. В конце концов, убийца пойман и никуда не денется. Хотелось оттянуть момент его изучения и его допроса. Вернее, не хотелось к этому и приступать.
– У них в столице хорошо развита индустрия обслуживания элиты. – Рудольф даже заискрил глазами, так ему понравилось, что Антон оценил его экипировку. – Качественная ряженка, не находишь? А это, – он оттянул рукав плаща, – шила одна искусница, но она даже не видела меня. Я просто передал через людей свои размеры. Вот перетянул её сюда, чтобы обшивала наших местных индюков и их индюшек. Я люблю всё экзотическое, это как маскарад, форма отвлечения тоже. – Говоря, он не переставал внутренне насмехаться, Антон чувствовал. Он будто прочитал его мысли дословно. И ему нравилось втайне, что Антон вовсе не убивается, как было бы положено безутешному молодому вдовцу. И ведь не убивался!
Антон не без тайного содрогания сел напротив человека – тролля, как называли они меж собою местных, и стал смотреть ему в глаза. Но глаза убийцы ярко – синего цвета, что само по себе было очень странно для трольца, не выражали никакого как явного, так и тайного переполоха, – спокойные, не испуганные, не загнанные. Они были задумчивы той странной задумчивостью, какая может быть у людей чудаковатых и мечтательных, но уж никак не у бездушных убийц! Он полностью ушёл, что называется «в себя», будто он сидел один или медитировал. Не удивительно, что Антон его не заметил сразу, он словно тут и не присутствовал, словно не дышал, не шуршал, словно был таким же миражом, как удалённые только что изображения на стенах. Лицо без мимики, гладкое. Непонятно было, какого он возраста? Из породы тех людей, о которых можно подумать двояко: либо они молоды, но выглядят старо, либо они стары, но смотрятся слишком молодо. Чёрные волосы вились и не были париком, потому что было заметно, как они растут в том месте, где волосяной покров соприкасается со лбом.
Антон включил маленький монитор и показал изображение Голубики, стараясь не смотреть сам. Как она идёт по улице, и как сам преступник выскакивает из-за глухого ограждения, за которым лежали, всё ещё лежали, остатки руин того места, где и грохнулся «Финист». Не до того было правителям, занятым вечной взаимной борьбой или нескончаемыми наслаждениями, как умственного, так и всякого иного рода в своих персональных «парадизах».
Вот Голубика падает от неуловимого броска нападающего. В её горле отравленный стилет. Мгновенно действующий яд, как сказали ему специалисты из их подземной базы. Она сразу умерла. Но он каждый раз думал, что это «сразу»? Что она чувствовала, думала в тот момент, понимала, что умирает? Было ей больно? Почему на этом самом месте? Будто некто забрал её вместо него, раз уж ему удалось выскользнуть. Может быть, некий демон Трола взял её как выкуп за его жизнь? И кого он возьмёт за Олега? И где же был Он, их местный Бог? Их Надмирный Свет, как называла его милая Голубика.
Венд смотрел с любопытством, следя за открытым лицом Антона, и Антон видел, понимал, – всё считывает с его лица, – но прятать свои мысли он не умел. Шеф же не только насмешливо мерцал глазами, но и усмехался уже открыто. Чему? Его нерешительности, растерянности? Отсутствию жажды кровавой мести?
Тролль слушал их переговоры на незнакомом ему языке. Они говорили на русском, но Антона не покидало ощущение, что он их понимает, потому что при расспросах о плаще, человек тонко и язвительно улыбнулся, но вмиг погасил улыбку, хотя тень её Антон уловил. Этого и быть не могло, почудилось от нервного напряжения.
Венд выложил перед Антоном оружие. Их земное, ручное, но страшное. Все на базе знали, что Венду приходится убивать шпионов, отлавливаемых в горах на объектах. Может, поэтому в его глазах и был сумрак, когда он не насмешничал, а сам он был одинок и нелюдим, по сути. Он не любил местных настолько, что не скрывал своего космического расизма, мало с кем был близок из коллег и жил как монах. Исключением и была его любовь к красивой одежде. Он сидел с равнодушным лицом и ожидал действий Антона, даже не глядя на убийцу Голубики. Убийца же неявно, но следил именно за Вендом и не обращал особого внимания на Антона. Вероятно, он понимал, кто тут главный и от кого будет зависеть его участь. Или же и его занимал, как и Антона, необычный плащ? Но он не сводил с Рудольфа глаз, и Антон заметил тень эмоции в безразличных глазах незнакомца, похожую на ненависть.
– Чего пялишься, падаль?! – грубо сказал ему Венд. – Если бы от меня ты зависел, стал бы ты тут прохлаждаться! Глаза бы выжег, чтоб не пялился на кого не положено! – И грязно выругался на матерном языке, вряд ли и понятном местному подонку. Его неожиданная злость встряхнула Антона. Поразил гулкий инфернальный мат, о существовании которого он, конечно, знал, но слушать подобные речевые обороты приходилось редко, как редко приходилось подолгу бывать в подземном военном городе. Ругань всегда больно, почти физически резала уши, так казалось ему. Он даже открыл рот для благой отповеди, чтобы объяснить шефу разрушительное воздействие брани прежде всего на самого сквернослова, удивляясь, как он может этого не знать. И столкнулся вдруг с искренним любованием в глазах Рудольфа.
Тот мгновенно считал его реакцию на сквернословие, и ему это понравилось, как и вообще нравился сам Антон. Рудольф отлично понимал, что Антон не способен никого убить, и никто не имел права принудить его к ликвидации человека, пусть и преступника. Только смятённое состояние самого Антона лишало его ясности и трезвости мысли, чтобы понять жестокую игру шефа над собою. Его психологический циничный тест, который он навязал доверчивому молодому «ксанфику» – ботанику, завербованного им на службу в качестве будущего космического десантника. То, что это являлось игрой за гранью, самому Рудольфу вовсе не казалось, поскольку он считал, что держит эту грань как раз под контролем. И ему вовсе не хотелось обнаружить в добром и симпатичном парне готовую поспешность к убийству, пусть и твари, только по недоразумению имеющей облик и повадки человекообразного существа. Не хотелось, чтобы разрушились самые наилучшие его представления об Антоне, как произошло это в случае с таким же тонко-организованным по виду Олегом, совершившим свою первую расправу над диверсантом в горах самовольно и без всякого расследования.
Антон понял задумчивость шефа по-своему, расценил её как собственную выбраковку из числа тех, кто годен к нелегкой службе в Космической Армии.
– Зачем ты нанёс удар? Месть? Грабёж? Или ошибка? Смысл злодеяния твоего, в чём он? – он постарался придать своему голосу металлическое звучание, а лицу суровость, а уж насколько это у него получилось, Антон судить не мог. Рудольф неожиданно подмигнул ему, что Антон воспринял как знак одобрения и несколько сбросил напряжение в себе.
– Нет, – ответил убийца, глядя на Антона всё также спокойно и внимательно, – я её не знал. Жалею. Некто вытащил меня из тюрьмы самого низшего уровня – уборка руин. Я не знаю кто, зачем. Начальник мне сказал: Уходи! Ты теперь нужен кому- то наверху. И указал рукой вверх. Это был человек, давший мне много денег. Он всё объяснил. Я хотел сбежать. Но понял, не получится. И отказаться я не мог. Бесполезно, не я так другой. Девушка была обречена по любому.
– Как он выглядел?
– Старик. Глаза страшные. Блестят как у демона.
– Урод? Мутант?
– Нет. Это было нечто иное.
– Что?
– Отказаться нельзя.
При этих его словах Венд откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, будто устал от вида убийцы. Потом, глядя исподлобья и пронзительно вперившись в лицо трольца. Обычно он так делал, желая что-то выведать или навязать свою волю, – Как выглядел старик?
– Старик и старик.
– Ну, какой? Худой или толстый, высокий или низкий?
– Обычный. Старый и засушенный. Тот, кто много страдал. – Человек вперился опять в лицо Венда без всякого страха и будто ждал его реакцию на свои слова. Нельзя было отделаться от чувства, что дразнит.
– Не понимаю! – произнёс Рудольф свою фразу на русском. – Как это понять? – спросил он у Антона.
– Что? – не понял его Антон. Венд молчал и о чём-то думал.
– Вы что-то поняли, шеф?
– А ты? – но было очевидно, что он знает нечто, неизвестное Антону.
– Я ничего не понимаю, – признался он, наконец. – Но и к чему теперь? Будешь его убивать?
Месть – развлечение дикарей
– А что с ним делать? – у Антона внезапно нервно задрожали руки, ему стало холодно, и он как ребёнок спрятал их за спину от внимательного Рудольфа. Человек не мог понимать их речи, но он понимал, что речь идёт о его участи.
– Я отдам тебе деньги, – обратился он к Антону, – отпусти меня в тюрьму.
Антон встал и отвернулся, держа в руках оружие, холодное и безразличное ко всему. Волевым усилием он подавил паническое желание бежать отсюда, как будто казнь грозила ему самому.
– Могу ещё другое предложить, чтобы ты смог удовлетворить свою месть. – Рудольф нажал на сегмент собственного браслета. Открылась маленькая панель в стене, за нею скрывалось ещё одно хранилище ручного оружия.
– Выбирай, Антуан. Лёгкая смерть этому шершавому псу слишком большая милость. Возьми это, – он указал на ствол, узкий и блестящий. – Он успеет всё прочувствовать, как луч будет разрезать ему шею, и умрёт не мгновенно. А так слишком просто. – И он кивнул Антону на оружие.
– Разве смерть может быть простой? Любая? А потом?
– Роботы скинут его в шахту, где его труп будет уничтожен без остатка. В расщелине в горах.
– Месть – развлечение дикарей. Должен быть какой-то другой выход.
– Ну, ну. Это уже любопытно. Придумай, а я, возможно, и соглашусь.
Убийца сполз с кресла и уже стоял на коленях перед Антоном.
– Не убивай! – и глаза его плакали.
– Встать! Не ползай ты! – Антон попятился от человека, упавшего на колени, словно был он каким-то рабом из древности, а сам Антон таким же древним владыкой его. Он ощутил тошнотворное чувство, глядя на заметный кадык человека и то, как он движется под его красно-коричневой кожей, осознавая, что не может убить человека, видя его глаза, пусть и такого. Как только что хотел.
– Я не буду. Я выброшу тебя в пустыню к мутантам. Ведь и хищным мутантам надо что-то жрать!
Человек полз к нему, – Буду молиться за тебя! – отступление только что неминуемой смерти было важнее, чем погибель где-то в пустыне, да и будет ли она?
– Вставай же, ты! – Антон подхватил убийцу своей жены под распяленные нелепо руки, словно человек пытался взлететь или заключить Антона в благодарные объятия. Выглядело смешно, но смешно не было. Антон приподнял его, пытаясь поставить на ноги. Дурной спектакль вызывал головокружение и отвращение – и к преступнику и к себе тоже. Ноги человека были как у тряпичной куклы и не хотели держать его. Он висел на руках у Антона, и понимание, что происходящая трагедия тянет на гротеск, усиливала смятение. Венд наслаждался происходящим. И развлекал его не убийца, а Антон. Он ждал, что будет дальше, твёрдо -каменные губы подрагивали от усилия сдержать уже откровенный смех.
– Может, водичкой его напоишь, Антуан? Как заботливо ты его обнял. Иди, положи его на постельку, там за панелью есть постель. Сделай ему успокоительную инъекцию, погладь лобик. Пусть отдохнёт от непосильных переживаний. А сам топай в свой дендрарий, к своим колбочкам и растворам. Цветовод ты, а не воин!
Наконец человек встал на ноги и отстранился от Антона, успев перед этим пожать его руку настолько очевидно земным и благодарным рукопожатием, что Антон затряс всей кистью, как будто хотел сбросить прикосновение убийцы на пол. И этот жест тоже был не жестом мужчины и космодесантника, а скорее, растерянной женщины. Антон вспыхнул, скулы покрыл предательский румянец. И надо же было таким уродиться!
Венд смотрел холодно, как вивисектор на неудавшийся опыт. Именно так.
– Превращение Савла в Павла? – спросил он, опять сверкая насмешкой, не доброй и не злой. Ему было всё равно, это было очевидно. Что смерть Голубики, что жизнь убийцы Голубики. Ему не хотелось решать чужие жизненные коллизии.
– Не знаю, кто это, – зло сказал Антон, не понимая, к чему был тут Савл? – Но я никого не буду убивать! Пусть людоеды убьют, им будет жратва. Мы с Олегом закинем его куда подальше.
– Он же не человек, – сказал Венд.
– А кто?
– Хищник.
– Хищника тоже противно убивать.
– Что же ты не знаком с таким персонажем как апостол Павел? Уж и не знаю, насколько он был историческим, а насколько мифическим деятелем. Я, поверь, что только по долгу службы это и произошло, узнал из твоего информационного досье, что твоя мать является глубоко религиозным человеком. Ну и как же ты будешь бороться с гнусными носителями зла?
– «Не обольщайтесь, дурная среда портит добрые нравы», – Антон не удержался от того, чтобы блеснуть эрудицией, в отсутствии которой его заподозрили.
– Ты обо мне? Что я их тут убиваю? И не жалею? И не скармливаю людоедам? И обеспечиваю безопасное существование таким гуманистам, как ты, а также и тем, кто сидят наверху, изучая глубинные процессы взаимного пожирания на уровне микробиологии?
В отсеке светились и стены, и потолок. Источник света был скрыт. Но это освещение было достаточным, чтобы Антон впервые увидел то, чего не замечал раньше. Ёжик волос на голове Венда серебрился сединой. А ему казалось, что шеф блондин.
– Вы убили бы за свою женщину?
– У меня, к счастью, нет никаких женщин. Во всяком случае, тех, за кого я мог бы и убить.
– Говорили, что у вас была жена. И она погибла. Как это произошло?
– Кто говорил?
– Доктор Франк.
– А, старый Булат – балагур. Если он всё знает, может быть, он и скажет тебе, кто это сделал? Я не интересовался.
– Не интересовались? Как это возможно? – пока они так препирались, человек, освободившись от страха, внимательно наблюдал за ними обоими, будто вникал в смысл их вялой перебранки. Антон понимал бестактность своих вопросов Рудольфу, но испытывал досаду за его насмешки, за свою неожиданную жалость к малодушному человеку – преступнику, если только тот не разыгрывал некую роль, а на самом деле издевался над ним в душе. Но разве у убийц бывает душа, подобная человеческой? Она умирает в них вместе с их жертвой, а то, что остаётся, это уже что-то совсем иное. Так когда-то объяснял ему тайну зловещего перерождения души преступника один монах, который был частым гостем у мамы в Ботаническом саду, где приобретал себе рассаду для монастырского цветника.
«Её убил как бы и ты. Можно сказать и так», – прошептал ему чей-то явственный шёпот, – «потому что ты тоже был начинкой того смертоносного снаряда». Это было сказано в ухо, но Венд стоял далеко, и уже был повернут спиной, убирая оружие в нишу-сейф. Антон озадаченно посмотрел на ставшего безучастным ко всему убийцу. Тот прикрыл глаза, и рот был сомкнут, почти стиснут до посинения от пережитого напряжения.
– Тут нет чистых ангелов. Мы все тут меняемся. Другой обмен веществ, если хочешь, – сказал Рудольф и стремительно, как и всегда, вышел, оставив Антона с убийцей наедине. Почему-то он решил, что преступник не опасен для «ксанфика», как если бы Антон был космическим десантником. Тролль поднял глаза, – синие и прозрачные они вдруг поразили Антона непостижимой добротой, которой только что в них и не было, пока тут сидел Венд.
– Благодарю тебя, – сказал он тихо, – ты ещё не знаешь, какая награда ждёт тебя за твое благородное и человеческое великодушие. – И поклонился ему кудрявой головой, а шея, вдруг вынырнувшая из широкого ниспадающего на плечи воротничка рубашки, была старческой. Но тут можно было встретить и не такое. Изуродованный мир, изуродованные жители. И даже они, земляне, тоже были здесь не прежние. Кто менялся незначительно, а кто… И Антон опять вспомнил рассказ Лоры.
Он запер убийцу в бытовой отсек, где хранились сломанные роботы, и ушёл искать Олега.
Полёт над пустыней
Искать Олега не пришлось. Он сам искал его по приказу Венда, чтобы сопровождать в полёте над пустыней. И вот они втроём уже были на высоте. Внизу раскинулась серо-розоватая пустыня. Из барханов порою торчали странные тёмные башни, причудливые останцы былых гор или руины городов? Повсюду, куда только ни посмотри, тянулись пустынные пространства с пятнами непонятной ржавчины. Чем-то она напоминала пустыни Марса, что оставались неосвоенными и незаселёнными в Солнечной системе. Кое-где были очевидные глазу развалины чего-то рукотворного, а кое-где всё же и нагромождения скал, будто горы выбрасывали свои обессиленные, распадающиеся в камни щупальца далеко в пустыню.
Преступник вдруг издал жалобное скуление, когда увидел, что летающая сфера пошла на снижение. Антон сидел рядом, но прилично отодвинувшись, и впервые за время полёта взглянул сбоку на трольца. Что-то происходило у того с лицом. По нему текли потоки густой жидкости, и Антон с отвращением решил, что убийца потеет от смертельного ужаса. Лицо темнело на глазах, ссыхалось, и обернувшийся Олег, сидящий впереди, замер точно так же, как и Антон.
– Он что, умирает от страха? – в недоумении спросил Антон, поскольку не мог объяснить странной трансформации, похожей на жуткое сновидение.
– Давай быстрей, пока он не сдох у меня в машине! – Олег нажал кнопку наручников человека-убийцы, не боясь его ничуть, настолько тот был мал и тщедушен. Они не знали его имени. К чему оно им было? Почувствовав свободу, приговорённый маньяк мгновенно скрыл лицо руками и нагнул голову вниз.
– Ну, дядя, цени нашу гуманность, а то выкинули бы в наручниках, – сказал ему Олег, вполне и весело, не питая к нему никаких чувств вообще. – Уверен, что этот? Щуплый он какой-то. Такой и курицу не зарежет. Не ошибка? – спросил он.
– Запись же есть. Он.
– Чего и не чпокнул? Меня бы позвал. Я запросто. Шеф тоже нашёл, кому поручить исполнение, «ксанфику»! Но это без обид. Ты ещё привыкнешь.
– Разве ты убивал?
Олег замялся, явно обдумывая ответ. И Антон подумал об интерактивных обоях в специфическом отсеке, включённых затейником и фотохудожником по своему хобби Олегом, когда он там дежурил. Значит? Олег способен убить так же строго -равнодушно, как шеф? Пусть и диверсанта, но…
– А если перед тобой враг? А если наших ребят убивают до сих пор в этих, разряженных под тихий рай, горах? Если твоей девочке проткнули её нежное безвинное горло, и она захлебнулась кровью и болевым шоком? Ни за что! Потому что ненависть к человеку такая, что невольно поверишь в существование реальных бесов! – Олег стал выпихивать человека вниз, но тот стал яростно сопротивляться, хватаясь за Олега.
– Высоко! – закричал он пронзительно и жалко. – Я сломаюсь!
– И что? – спросил весело, не жалея его, Олег, – ты же смертник.
– Дайте шанс! – запросил он.
– Давай снизимся, – попросил Антон, жалея жалкого убийцу, меняющегося на глазах. Но поскольку это был человек инопланетный, хотя и земной по виду, то вполне могло быть и такое его внешнее изменение под воздействием предсмертного ужаса. Вместо человека средних лет перед ними был старик!
– Что с ним?! – Антон боялся прикоснуться к человеку – трансформеру, словно страшная зараза таилась в складках его чёрной одежды. На воротнике рубашки и ниже на груди его повисла мерзкая белая слизь непонятно чего. Даже если бы лицо его целиком стекло с черепа вниз как студень, Антон бы уже не смог удивиться больше.
– Хилое отребье! – презрительно бросил человеку Олег, но стал снижаться. Спустившись ниже и обернувшись, ничем не выдав своего удивления странной переменой обречённого трольца, он сильным движением выпихнул его на ближайший бархан, с которого тот и покатился вниз. – Вот тебе и батут! Здорово его подбросило! – Олег веселился, будто это была игра. Но Антону весело не было.
– Всё равно он умрёт. Пустыня убьёт рано или поздно.
– А если выберется? – спросил Олег.
– Не выберется. Это же мёртвая зона. Тут где-то в пещерах живут людоеды.
– При условии, что людоеды не отравятся этой нечистью, – вставил Олег.
– Назад он уже не пройдёт. Между горами и пустыней непреодолимые каньоны на многие километры. И потом, пусть ищет спасение. Голубику не вернёшь. Что мне его смерть?
– Если бы ты любил, не простил бы, – сказал Олег. Уже поднимаясь, они видели, как чёрная и скрюченная фигура убийцы, застыв, сидит на бархане.
– Целехонький, – удовлетворённо отчего-то сказал Олег, будто ему тоже было его жаль. Может, и было. – Ты подумай, умирать всё равно, а жаль ему своих костей. Инстинкт. Убийцы всегда до последнего борются за свою паскудную жизнь. В них сильнее работают животные механизмы. Мозги так устроены. Ну и фигня! – добавил он, озирая пространства. И верно, им не было ни конца, ни края. Посмотрев вниз в сторону быстро удаляющегося бархана, Антон увидел, что тролль словно бы снял со своей головы чёрный платок, и голова его стала совершенно белой в ярком свете, льющимся с зеленоватого неба на открытое пустынное плато. И поскольку реакция Олега была удивительно спокойной на явное изменение внешности безымянного преступника, Антон ничего не сказал, решив, что подобное в порядке вещей тут, а Олег просто больше него знает о физиологических особенностях местных жителей в моменты их предельного нервного напряжения.
– Ну и хрень! – Олег давно уже нахватался ругательных словечек-архаизмов, живя в подземной базе столько уже времени среди огрубелого военного десанта, и тут он явно не мог подобрать нужных слов. – Может, они, как ящерицы хвост, теряют кожу со своего лица от смертельной угрозы? Жуть… Посмотри, он там не сбросил свою старую кожу на пол?
Под ногами Антона и там, где только что сидел оборотень, было чисто. Олег включил режим просмотра того, что предшествовало сбросу преступника вниз. Никаких записей в наличии не было. Воспроизводящий экран внутри салона был девственно чист.
– Ты никогда с этим не сталкивался прежде? – Антон ощутил вялость и безразличие, как после сильной усталости.
– Нет.
– Будем шефу давать полный отчет обо всём?
– На фиг? – Олег по-прежнему сохранял завидное самообладание, но явно это была игра на публику, на Антона в данном случае.
Тем ни менее, ночью Антон спал сном праведника. Отомстил за Голубику и не замарал при этом рук. Теперь его месть осуществит пустыня. Но надо бы проверить и слетать с Олегом в те места. Посмотреть. Отчего-то тянуло туда. Правда, царапало где-то внутри от презрения Венда, проявленного к нему вчера. Но легко ему было презирать, профессиональному ликвидатору. Да и Олег поразил. Взвился вчера так, словно Антон затронул его открытый нерв в повреждённом зубе, едва речь зашла о ликвидации троллей-шпионов, но проявил поразительное почти равнодушие к тем странностям, что произошли с преступником у них на глазах. Или же… Но думать об Олеге не хотелось. Олег был подземным жителем, военным и не обязательно было знать всю специфику их службы, пока сам Антон не был в неё по-настоящему посвящён.
И всё же, Антон был доволен, если это слово тут было уместно, что ни Венд, ни он сам не убили того человека. Он был исполнитель, запуганное орудие чьего-то замысла. И чей был этот замысел, зачем он был, не узнаешь теперь. Могло быть и такое, что тролль чем-то болел, мало ли тут страшных заболеваний, если учесть их нижайший уровень медицины. Над пустыней же в этот момент произошёл мощный электромагнитный выброс, вызванный точечным разрывом ионосферы, отсюда и сбои в компьютерной системе. Об этом он узнал уже на базе, когда они вернулись.
Награда всегда найдёт милосердного человека
Странное чувство охватило его, едва он открыл глаза. Что-то произошло. Но где? Вокруг или в нём? Хотя и вокруг тоже. Зацвело дерево за прозрачной стеной. Здесь у деревьев цвели листья. Они напоминали земное растение пуансетию. Оно тоже цветёт как бы и листьями. Сначала они белые, потом красные. Дерево было розово-алое в своей макушке. Оно трепетало, хотя и было безветрие.
Здание было новое. Его возвели очень быстро. Чертежи были созданы у них в «ЗОНТе». Воплощали же проект местные архитекторы-строители. Зелёное, меняющее свой цвет в зависимости от времени суток, оно напоминало гигантский хризоберилл. Там располагались не только исследовательские структуры и лаборатории, но и жилые помещения для землян. Антон после гибели Голубики принёс шефу пластину-ключ, но Рудольф сказал:
– Оставь себе. Считаешь, что твоё одиночество надолго? Я почему-то уверен в обратном.
И Антон остался там жить. Между более ранними постройками и новым зданием существовала крытая галерея, приспособленная под бассейн. Земляне и здесь не забывали о своем привычном комфорте. Кристалл здания сверкал ночами среди лесов и парков и, вероятно, тревожил покой тех окраин, с которых его сияние было заметно. Может быть, и стоило быть скромнее, но оно было, всё же, и обещанием или упованием больше на лучшее будущее для всей уставшей и всё ещё живописной планеты.
Дерево забралось ветвями в наполовину раскрытую часть стены и нежно, шелковисто колебалось листьями в руках, словно ласкалось. Антон ответил на его прикосновение, как будто это было одушевлённое существо, и удивился тому, как бессмысленно хорошо ему вдруг стало. Пустота пропала, она наполнилась бликами, листьями, ожившим шёлком. Казалось, что дерево умеет мыслить. Что оно имеет пол, женский, потому что гладило ладони, как влюблённая девушка. Он высунулся наружу, за зеленоватое при свете дня окно. За таким же зелёно-лиловым лесопарком, окружающим ЦЭССЭИ, словно открылась незримая стена. И горизонт, проявившись, стал неоглядным, как на Земле было в юности. Будто планета готовила награду за пережитое на ней, обещая исцеление его уже травмированной, хотя и совсем молодой душе.
Утром он столкнулся с Рудольфом. – Ну что? Спал хорошо? Награда всегда найдёт милосердного человека. – И стремительно унёсся по своим делам.
Антон же с Олегом решили совершить облёт тех мест, где сбросили вчера убийцу.
– А если он все ещё живой? – спросил Олег.
– Пусть поскитается подольше. Может, поймёт, что за судьбу он себе устроил.
– Пусть помучается? – съехидничал Олег, – ты ведь гуманист. Но если он живой. Сидит там всё так же, пригорюнившись?
– Заберём и сдадим местным властям, заставив его признаться в убийстве. Пусть судят по своим законам.
– Ага! Жалко тебе его? Для этого и летим? Ну уж нет! Я своего «ястреба» пачкать его слизью не хочу. И так вчера низкотемпературную обработку в салоне произвёл. Вдруг тот слизняк микробы какие напускал? Представь, что мы просыпаемся однажды, а лица у нас как у мумий! Я лично к Франку вчера ходил на профилактическое очищение. Он был безмерно удивлён моим рассказом и просил, чтобы ты срочно прибыл для осмотра. Я и шефу всё доложил. Он застыл как изваяние, настолько я его потряс, но никак не прокомментировал данного происшествия. Думаю, не знает, как и мы, что это было. Только я не понял, чего он, шеф, притащил этого моллюска к нам на базу? Если бы мы поймали его на объектах, это одно. В таком случае, ты как не военнообязанный, вообще не имеешь к этому доступа. А если он уголовник, опять же – у них свои законы, тюрьмы, и с убийцами они не церемонятся. Сам знаешь. Сразу убивают в своих подвалах без всякого там гуманного суда. Ты же не нанимался палачом для троллей? Что за едкий лук наш шеф? В том смысле – сколько у него слоёв наверчено вокруг его сути. Хрен его прозришь, чего у него сидит за той многослойной шелухой. Глаза его всегда как голография, всегда что-то изображают не то, что он задумал или думает в данный момент. Насчёт дел не скажу ничего в осуждение. Но психологические тесты он ставить над другими мастер. Я уверен, он тебя проверял, и заранее знал результат, что ты эту мокрицу отпустишь. Может, он и не был убийцей Голубки, а только инструментом, чтобы тебя прощупать на твою человечность или на определённую годность для его уже целей.
– Каких целей?
Олег взглянул странным и печальным взглядом.
– Таких. Всяких. Он и сам в молодости, видимо, попался на крючок такому вот хрену тёртому, каким сам тут стал. Ты думаешь, что быть ликвидатором – это всеобщая тут обязанность? Кому прикажут, тот и готов? Нет. Это такое дело, что…
Фея гор
– Смотри, Антей! – вскрикнул вдруг Олег и указал на странный выступ, будто рукотворный, нависший над самой пропастью.
На выступе стояла у совершенно гладкой поверхности скалы высокая и тоненькая девушка в платье, которое обычно носят в бедных кварталах или в провинции. Ветер высокогорья трепал крапчатую тонкую ткань её просторного одеяния, и оно закручивалось вокруг её фигуры, туго утягивало её, словно ветер был одушевлённо-разумный, и как скульптор незримыми своими пальцами очерчивал её контур, чтобы явить миру скрытое в этом тряпье совершенство. На тонкой подростковой ещё шее гордо, как и положено скульптуре, воплощающей прекрасный замысел и идеал творца, была слегка откинута назад головка девушки, а трогательно хрупкими руками она придерживала струйные волосы, вздымающиеся вверх и во все стороны, мешающие ей смотреть. Сами волосы имели непостижимый для Паралеи оттенок золотистых колосьев, так бы это определил какой-нибудь художник слова, если бы её вздумал описать. Определение затёртое, конечно, но именно оно пришло Антону в голову, потому что он внезапно подумал, как пошёл бы ей букет хлебных колосьев с васильками. Однажды он видел такую картину, где-то в очень старом музее. Это была… Этого и быть не могло, но она же стояла и смотрела на них! Не просто земная, до потрясения основ его психики, девушка, а русская девушка, так определил бы её типаж Антон.
