Лариса Васильевна Чистова
Среди огнистых камней
Он громко засмеялся, а я обиженно уставилась на него. Что такого я сказала?
– Маша, помнишь, я почти, то же самое говорил тебе, когда ты боялась меня из-за Горга? Перестань казнить себя. Меня смешит Карина и ее примитивные мысли. И я не мучаюсь. Я говорил тебе уже, если ты будешь счастлива, то и я буду тоже. Старайся быть счастливой, Маша, если хочешь, чтоб у меня было все хорошо,– серьезно добавил он.
– Егор, ты удивительный. Мне повезло, что я узнала тебя, и что ты рядом со мной.
– Я тоже рад,– живо откликнулся он. – А теперь спи, уже поздно.
– Я так взбудоражена, что, наверняка, не засну. Вот бы сейчас выпить стакан чудодейственной жидкости,– помечтала я.
– Я не знаю, как она действует. Рауль сказал, что она содержит информационное поле, на которое он может воздействовать. Если его здесь нет, то некому будет влиять на нас.
Мы замолчали. Я подумала, что раз уж не спится, то расспрошу Егора.
– Егор, расскажи мне, как ты жил в своем городе. Много у тебя было друзей?
– Друзья были,– задумчиво проговорил он,– чем младше я был, тем больше друзей имел. Повзрослев, я стал более замкнут, и некоторые решили, что я зазнался. И потом, круг наших интересов стал различен. Поступив в институт, я все свое время посвящал учебе, а друзья требуют времени и внимания. Самые близкие, самые стойкие приятели мирились с моим образом жизни. Мы по традиции проводили время на природе, я рассказывал тебе, с ночевкой, кострами, гитарой. Они ценили мой музыкальный талант, может, поэтому и приглашали. Хотя, … когда я исчез тогда на пять дней, они искали меня. Один даже написал заявление в полицию, что я пропал.
– Ничего себе! Тебя искала полиция?
– Только начала, и через пару дней я появился. Ребята были в замешательстве, впрочем, как и я. По-моему, они считают, что я свихнулся, особенно теперь, когда примчался домой и неожиданно продал квартиру.
– Жаль, если это так,– посочувствовала я.
– А что ты сейчас имела в виду, Маша? – задорно вопросил он.
– Что? – не поняла я.
– Ты жалеешь, что я свихнулся? – веселился Егор.
– Да, нет, что ты! – дошел до меня смысл моего замечания. – Мне жаль, что получилось так с твоими друзьями. Ты очень талантливый, Егор, и хороший. Ты просто сильно увлекаешься чем-то, и тебя трудно оторвать от работы.
– Ты права, я быстро увлекаюсь,– признал он.
– Егор, а можно тебя спросить?
– О чем? – напряженно ответил он, услышав мои осторожные интонации в голосе.
– О твоей маме. Ты можешь немного рассказать о ней. Какая она была?
Он протяжно вздохнул, наверное, ему было до сих пор трудно говорить о ней.
– Если я задела твои чувства, то не рассказывай,– сочувственно произнесла я.
– Ты угадала, мне до сих пор непросто говорить о ней. Но тебе я могу рассказать. Моя мама была самой обычной женщиной в понимании многих людей, в том числе и моего отца. Он тоже никогда не видел в ней ничего интересного. Ее внешность была непримечательной, и я совсем на нее не похож. Пожалуй, я был для нее единственной радостью и гордостью. Особенно, если учесть мое необыкновенное рождение.
Тихая и спокойная женщина, некоторые считали ее скучной и посредственной. Но знаешь, Маша, если бы не она была моей мамой, я бы никогда не понял и не оценил доброту таких незаметных людей. С ней было очень легко, она умела не замечать мелких ошибок, которые неизбежно делают все люди, она легко прощала. Мама была нежной и заботливой. Я говорю сейчас не только, как ее сын. Понятно, что она любила меня, и я стал просто смыслом ее жизни. Я говорю о других людях, которые были с ней рядом, на протяжении многих лет. На работе ее уважали. Она была отзывчивой, неконфликтной и могла всегда помочь кому-то, если возникала такая необходимость. Иногда, правда, кое-кто пользовался этим, считая ее недалекой. Знаешь такую поговорку: «На нем можно воду возить»? Но она прекрасно видела, когда ее использовали в своих целях. Просто у нее было доброе сердце. Не все умеют ценить это хорошее качество. И я бы не ценил, если б не видел его в действии.
Ты тоже добрая, Маша,– неожиданно сказал он,– я это сразу увидел, в первый же день, на пляже. У тебя был такой же беспомощный взгляд, как и у моей мамы, когда она чувствовала одно, но боялась обидеть человека и говорила или делала совсем другое.
Егор замолчал, и я не знала, то ли он больше не хочет говорить, то ли обдумывает то, чем сейчас поделился.
– Ты любил ее? – тихонько спросила я, чтоб услышать продолжение его рассказа.
– Конечно, любил. Пока был маленький, неосознанно любил, а когда смог размышлять, анализировать поступки людей, то пришло настоящее понимание моей любви. Мне хотелось защитить маму, чтобы ее никто не обижал и не расстраивал. С ее работой оказалось сложнее, мама не хотела, чтоб я вмешивался в ее отношения с некоторыми сотрудниками. Я ограничился тем, что часто заходил за ней после работы, и мы вместе шли домой. С юношеским напором и максимализмом я доставал ее коллег, стараясь донести, что мою маму лучше не обижать. Маму это всегда смешило и трогало. Ей приятно было, что я ее опекаю. У нее никогда не было мужа, и она не знала мужской заботы. Я помогал ей и с домашней работой. Мне очень хотелось, чтобы она могла чувствовать себя нужной и счастливой.
– Когда ты все успевал делать? – задумчиво поинтересовалась я, воспользовавшись паузой. – Ты на «отлично» учился, ходил в музыкальную школу, у тебя были друзья, и в то же время ты столько был с мамой.
– Я был одаренным ребенком, Маша,– голос выдавал странное волнение, точно он не хотел выдавать свою тайну. – Я пошел в школу сразу во второй класс, а потом перешел в четвертый. Мне легко давалась учеба, у меня хорошая память. Я почти не делал уроки, разве что письменные. В школе меня посылали на все олимпиады, и я занимал первые места. Учителя ссорились по этому поводу, если дни олимпиад по каким-то предметам совпадали. Каждый хотел, чтоб я выступил именно по его предмету. Я говорил, что окончил школу с золотой медалью? Я был местной гордостью. И моя мама была счастлива. Потом началась учеба в мединституте, и все шло также гладко. Я почти не прилагал никаких усилий, чтобы запомнить огромное количество новой информации: латынь, фармакология, анатомия. Для меня это был пустяк. Стоило один раз увидеть или прочитать – и это оставалось в моей голове навсегда. Преподаватели тоже любили меня, особенно женщины,– он с улыбкой взглянул на меня.
– А у тебя раньше была девушка? – робко спросила я.
Он горько усмехнулся.
– Маша, ты не поверишь, у меня никогда не было девушки.
– Почему-у? – недоуменно прозвучал мой вопрос. – Ты же такой… красивый!
– Спасибо за комплимент,– я почувствовала в его голосе улыбку. – Знаешь, девушки всегда стремились ко мне, но я это приписывал только своей яркой внешности. Мне не хотелось таких отношений и такого внимания. Я жил рядом со своей мамой и давно догадался, что внешность не главное. Поэтому я избегал близких отношений с девушками.
– Ты даже не дружил с ними?
– Дружил, но недолго. Девчонки всегда желали большего, и я давал им понять, что меня это не интересует. Они обижались на меня и дружба быстро прекращалась.
– А вдруг какая-нибудь девушка влюбилась тогда в тебя и любит до сих пор? – предположила я.
– Влюблялись многие, а потом быстро повыходили замуж за других,– усмехнулся он. – Я прав, что не стал завязывать с ними дальнейших отношений.
– Но неужели ты ни разу не влюблялся?
– Влюблялся, но это было еще в школе. Мне очень нравилась одна девочка,– начал вспоминать он. – Она была приятная и веселая, но я не могу сказать, что она была красивая в понимании других людей. Мне было с ней хорошо и просто. Если бы мы остались с ней надолго, то я мог бы полюбить ее.
– А что с ней случилось?
– Они переехали далеко на север. И я долго скучал по ней.
– Как грустно. А потом, ты влюблялся в кого-то еще?
– Нет, Маша. Я видел интерес к себе, только со стороны моей внешности, а это всегда отталкивало меня. Мне хотелось, чтоб меня ценили за другие качества.
– Странно, обычно мужчинам нравится внимание девушек.
– Наверно, я странный. Возможно, это Горг постарался. Когда я узнал о его вмешательстве, все разъяснилось само собой.
Он снова замолчал, и я ясно ощутила его горечь. Он думал, что он не настоящий, а все, что в нем есть – это искусственное вмешательство злосчастного Горга.
– Слушай, Егор. Хоть Горг и вторгался в твою жизнь, но ты – это ты. Ты никогда не делал того, что хотел Горг. Он в этом плане не добился своего, он разочарован. Ты хороший, Егор, и делаешь все правильно, потому что ты добрый, у тебя есть совесть и принципы. Ты достоин любви, а у Горга ничего этого нет. Он вмешался и в мою жизнь, желая добиться своих целей, но потерпел неудачу, такую же, как и в тебе. Это говорит о том, что мы идем своим путем, Егор. Несмотря на его «подарки», у нас есть собственная сущность, которая оказалась сильнее его.
– Почти такие же слова сказал мне Рауль,– удивился он. – Вы говорили обо мне?
– Нет, об этом мы не говорили. То есть мы часто говорили о тебе, но не об этом.
– Я тоже хочу спросить… Что вы обо мне думали? Вы жалели меня?
– Мы любим тебя, Егор,– искренне ответила я.– Мне было жалко тебя в том плане, что Горг устроил с нами такое. Мое влечение к тебе, твои чувства ко мне. Ты знаешь, должна признаться, что если бы Горг не проявил себя тогда таким жутким для меня образом, то я могла бы влюбиться в тебя. Но я очень комплексовала рядом с тобой, считая себя недостойной твоего внимания.
– Но ты, Маша, тоже вначале откликнулась на мою внешность? – напряженно спросил он.
– А как же иначе? – удивилась я.– Я все время придумывала себе парня, которого могла бы полюбить, так сказать свой идеал. И тут ты снимаешь шлем, и я вижу того, кого придумала! Как же мне было не обратить на это внимание? А потом, узнавая тебя получше, я увидела, что ты добрый и талантливый и интересный. Я даже позавидовала твоей жизни: ночевки с кострами, гитара, желание помочь бесплодным женщинам, и неосознавание своей красоты. Понимаешь, глазами мы замечаем, а любим сердцем.
– Я запомню это, Маша.
– Знаешь, о чем я подумала: что, несмотря, на все ухищрения Горга мы пошли каждый своим путем, мы нашли свою любовь. А он остался ни с чем, хотя и столько трудился для этого. Мне даже как-то его жалко.
– Маша, не говори о нем в таком тоне. Я его ненавижу.
– Я знаю, Егор. Но у меня почему-то нет ненависти. Я его жутко боялась, он пугал меня до липкого холодного пота. А теперь мне его жалко.
– Я лучше промолчу,– холодно отозвался Егор. – Может, поспим? Я вижу, ты перестала светиться, ребенок успокоился, что ты рядом.
Я посмотрела на свои руки, они не светились. Контейнер сиял по-прежнему ярко, и на улице уже светало, свет проникал через камень внутрь. Я закрыла глаза и попыталась уснуть.
– Маша? – вдруг спросил меня Егор. – Ты когда-нибудь думала о нас, о возможных наших отношениях?
– Серьезно не задумывалась,– тихо ответила я.– Рауль часто говорил мне о том, что он не человек, и ты бы подошел мне больше, чем он. Но знаешь, … я всегда видела себя только рядом с ним. Прости, если обидела тебя.
– Нет, не обидела. Давай все-таки спать.
Он хрустнул суставами, вытягиваясь на своем ложе, и затих. Я отвернулась от него и тоже притихла. Не знаю, заснул ли Егор, но мне совсем не хотелось спать. И дело было не в том, что на острове наступило утро, а в нашем разговоре. Я остро почувствовала одиночество Егора, его отверженность, страх, что Горг сделал с ним что-то неестественное, отчего он отличается от других людей. Чем-то он напомнил мне Бориса из лаборатории, одержимого своей работой, и в Егоре жила такая же страсть. Рауль «перестарался» с ними, а что, если и Горг сделал то же самое, и с годами Егор превратится в такого же одинокого Бориса? Эта мысль была мне невыносима. Я не хотела терять Егора из-за его одержимости наукой. Мне нравился Егор таким, каким он был, с его добрым, самоотверженным сердцем. Мне не хотелось, чтобы он страдал, я желала быть с ним честной и откровенной, но я ранила его. Мы не говорили с ним о любви, но, по сути, я сказала сейчас, что не люблю его, я отвергала его любовь, а непроизнесенные слова «Я тебя не люблю», имели именно такой подтекст: страх и отверженность. Что мне было делать? Как сделать, чтобы Егор был счастлив? Мне надо было отпустить его, чтобы он забыл обо мне, но мы были крепко связаны тканью Горга. Я чувствовала, что мы не в состоянии были быть вдали друг от друга. Даже этот виртуальный мир, в который мы попали уже во второй раз, создан лишь для нас двоих. Что это значит? Кто-то шутит над нами? Может это злая шутка Горга?
Я долго размышляла обо всем, пока моя голова не начала потрескивать от безуспешных попыток найти выход из этой печальной ситуации. Егор все-таки заснул, я слышала его спокойное, размеренное дыхание. А меня все жгло настойчивое желание во всем разобраться. Некоторые ответы я могу получить у Горга… Прямо сейчас.
Соскользнув тихонько с кушетки, я осторожно вышла из кабинета, боясь разбудить Егора. Навещу-ка Горга еще раз.
Подвал светился розовым, но свет был спокойный, не клубился и не переливался.
– Горг? – позвала я.
– Маша? – удивленно откликнулся он. – Я думал, что ты больше не придешь сюда. Ты меня не балуешь своим обществом.
– Да, это так. Но я пришла… в общем, я хотела поговорить с тобой.
– О чем, Маша? Я готов обсудить с тобой, что угодно. Кстати, как там девочка? Есть изменения?
– Все так же: она светится, и я свечусь рядом с ней,– я набрала побольше воздуха в легкие. – Я хотела поговорить о Егоре.
– Ого! И к чему теперь этот интерес? По-моему, ты опоздала со своим вниманием. У тебя уже другая жизнь.
– Ты забыл, что Егор мне друг, и я переживаю за него. Ты мне расскажешь, … как ты «создал» его? Что ты изменил в нем?
– Что тебя так заинтересовало в Егоре, что ты вдруг спрашиваешь?
– Я бы ответила, но боюсь, ты начнешь издеваться, а я не выношу этого.
– Ладно, я буду серьезен. Ты заинтриговала меня. Расскажи.
– Егор и я переживаем из-за того, что не знаем, что в нем есть настоящего, не твоего. Рауль сказал мне, что ты постоянно вмешивался в его развитие. А это означает, что ты не давал ему развиваться в того, кем он должен быть на самом деле.
– Ах, вот что! Но вы все не правы. Я сформировал его внешний облик, это факт. Он же должен был тебе понравиться. Раскрыл его способности, которые и были уже заложены в его генах: память, музыкальный слух. Вот и все. А другое мое вмешательство не касалось его личности. Я боялся сделать что-то не так. Управлять человеком так сложно! Это не мое творение, чтобы знать все его тонкости. Я лишь оберегал его, как и тебя от всякой боли. Мне не хотелось, чтоб вы страдали напрасно: болезни, разные любовные отвлечения, несчастные случаи, все это вас миновало.
– Но его мама погибла,– вспомнила я,– это сильный стресс.
– Да, это случилось. Но Егор уже взрослый, он не нуждался в ней. Я здесь ничего не мог поделать. Но зато, это должно было дать вам возможность встретиться. Я все ломал голову, как бы свести вас естественным образом. Мне все-таки хотелось, чтобы вы встретились на море, где живут ваши дяди. Так романтичней. Но эта трагедия все предрешила.
– Жаль,– грустно протянула я,– он так любил ее.
– Маш-ша,– вдруг разволновался Горг,– все вы говорите о любви, о чувствах! Тебе не кажется, что в этом проблема всех несчастий? Если б вы поменьше любили, то меньше бы страдали, и не переживали бы так.
– Что ты, Горг,– поразилась я его мышлению,– ведь в этом все счастье! В любви. Я думала, что ты, как основатель, знаешь это!
– Знал когда-то,– протянул он. – Но это не принесло мне радости.
– Почему? – искренне удивилась я.
– Потому, что я не чувствовал любви, той любви, которую хотел. Вся любовь оборачивалась горечью и болью, а радовался только Ихрам.
– Что?! Этого не может быть! Он тоже любил тебя и любит до сих пор,– я вспомнила последние слова Рауля о Горге, когда он испугался, что я откликнусь на признание Горга.
– Вся эта любовь, Маша, просто ерунда. Сказал, и забыл. А ты посмотри на дела: всем было наплевать, что я делаю. Когда я создал иронгов, никто не остановил меня, все только умилялись, – какие они милые и хорошие, и какой я талантливый. Хоть бы кто-то заметил в них огромное желание и потребность в любви. Они должны были пресечь мою деятельность, но мне позволили творить дальше. В моих сородичах жило тщеславие, а не любовь. Им было интересно, а что же еще я могу? Я был признанным гением.
– Иронги? Это создания из твоего первого мира?
– Да. Он не рассказывал тебе о них?
– Немного. Рауль сказал, что они были идеальны.
– Вот именно, все только и замечали ИХ совершенство! – с горечью воскликнул Горг.
– Не все. Рауль обнаружил и в тебе и в них кое-что другое.
– Да, он наблюдательный. Но что он сделал? Он оставил меня! Вот и вся любовь, Маша!
– Но ты не прав, Горг. Разногласия не означают, что тебя не любят. Надо меняться, жить дальше, и не отказываться от любящих тебя…– я хотела сказать «людей», но осеклась.
– Меняться…– безнадежно произнес он. – На меня открыта охота, Маша. Я представляю, как они теперь обрадуются, когда найдут меня.
– Я думаю, что твой отец до сих пор любит тебя.
– С чего ты взяла? Ты его никогда не видела.
– А с того, что если я переживаю за тебя, то они тем более. Основатели чувствуют сильней, чем люди.
– Почему ты переживаешь за меня? – поразился он.
– Не знаю. Но чем больше я думаю о тебе, и узнаю тебя, тем больше мне хочется помочь. Только я не знаю, как.
– Ты удивительная, Маша. Я не ошибся в тебе,– ошеломлено прошептал он.
– Горг, я еще спрошу: зачем ты сделал с нами такое – с Егором и со мной? Я мучаюсь оттого, что он любит меня. Ты вложил ему эти чувства?
– Ха, Маша. Я только что признался тебе в том, что далек от любви, а ты подозреваешь меня в этом. Егор сам виноват в своих чувствах. Моя цель была в другом, и ты знаешь ее: я хотел, чтоб мы были вместе и создали новую жизнь, подобную этой девочке.
– Но любовь была не обязательна? – уточнила я.
– Не в твоем понимании,– его голос стал холодным.
– Ясно,– я поняла, о чем он, вспомнив его самодовольные глаза в пещере.
– Ничего тебе не ясно, Маша. Знаешь, что бы я сделал, если б стоял сейчас рядом с тобой в облике человека? Я бы обнял тебя и никогда бы не отпускал. Этот вариант любви тебя устроил бы? Ты же не считаешь это любовью?
– Но ведь ты признавался мне в любви? – испуганно спросила я.
Он помолчал и стал перламутровым.
– Я думал, ты не запомнила моего признания. Тогда… в тот раз, я чувствовал это к тебе. Но потом все прошло,– деланным голосом добавил он.
– Я не верю тебе. Любовь не может пройти, Горг, это не болезнь. Ты хочешь казаться хуже, чем есть на самом деле. Ты боишься той боли, которая может последовать за любовью. Ты не хочешь прожить ее и измениться.
– Какая проницательность! Ты готовый основатель, Маша,– язвительно провещал он.
– Иронизируй, сколько хочешь, но мне ясно одно – ты просто боишься, как подросток, перешагнуть через боль. И от этого страдаешь сам и делаешь больно другим. И я уверена, что тебя любят твои родные и Рауль тоже. И я смогла бы, если б ты перестал чинить нам козни.
– Очень хорошо,– похожим на голос Рауля, сказал Горг. – Можешь обсудить с ним это, когда увидишься.
– Основатели известны тем, что любят и учатся любить. В этом отношении ты двоечник, Горг,– дерзко сказала я.– Может, поэтому ты сделал Егора отличником во всем?
Горг грустно рассмеялся.
– Займемся психоанализом, Маша? Иди домой, тебе пора. Ты хорошо развлекла меня сегодня.
Его аквариум потух и стал пепельно-серым. Я помчалась назад, к Егору и девочке.
Егор еще спал, и я обрадовалась, что он не заметил моей отлучки. Маленький контейнер светился, но не вызвал ответного свечения во мне. Я бросилась на кушетку и постаралась успокоиться. Разговор с Горгом окончательно вывел меня из равновесия и прогнал сон.
Я лежала и думала обо всем, что узнала от Горга. Горг хотел какой-то особенной любви и восхищения. Что им двигало при сотворении иронгов? Он хотел признания, славы, восторгов? Рауль сотворил свой мир из любви, из желания поделиться своей радостью, потому что был наполнен этими чувствами. А чем был наполнен Горг, при создании первого мира? У него был гениальный и извращенный ум. Может, он сумасшедший? Бывают основатели сумасшедшими? Что с ним случилось там, в его мире? Рауль говорил, что вначале, он был, как все, умел любить и делиться любовью. Почему он все так извратил впоследствии? Возможно, он завидовал Ихраму, что тот был простодушен, всегда был рад, и старший брат ценил его. «Горг хотел признания от старшего брата»,– догадалась я. Я ничего не знала о них, о его отце и брате. Но из рассказа Рауля я припомнила, что Горг завелся после слов старшего брата, и даже набросился на Ихрама. Он захотел убить его, только когда вмешался Горам. Горам… я вспомнила его имя. Кто он? Какой он? Рауль ничего не рассказывал о них. Он только говорил, что они любили его, а он любил их. Словам Рауля я доверяла больше, чем словам Горга. Горг все искажал. Но в то же время я не сомневалась, что Горг умеет любить, только совершенно не желает этого делать. Из какого-то упрямства и чувства протеста, совсем, как тинейджер. Все его поступки кричат о том, что он боится разочарования, которое следует за несостоявшимися действиями. И, как парадокс, это разочарование преследует его, и он оказывается прав в своих ложных суждениях. Порочный круг. Я не знала, как помочь ему. Если бы он не был таким эгоистичным и упрямым, со временем он бы понял свою ошибку, и вернулся бы к своему естеству основателя. Он мог бы заново научиться проявлять любовь и залечить ткань своей сущности.
Мои веки опустились, и я постаралась расслабиться. Внезапно все мое тело наполнилось теплом, как если бы Рауль прикоснулся ко мне. Я прошептала:
– Рауль, любимый.
Тепло поселилось в моем сердце, и я лежала с ощущением, что прижимаюсь к плечу Рауля. Мне стало так уютно, что я, наконец, уснула.
– Маша, вставай, твой будильник пикает,– услыхала я в своем сне ленивый голос Егора.
– Я же только заснула,– пожаловалась я.
– Пора, нам еще добираться домой,– напомнил он.
– У-у,– расстроено завыла я, почувствовав неодолимое желание поспать.
– Ну, давай, «красавица, проснись, открой сомкнутой негой взоры».
Я с трудом улыбнулась, и, не открывая глаз, уселась на кушетке.
– Мне срочно надо умыться, иначе я не проснусь. Я пойду к себе в комнату и приведу себя в порядок.
Едва переставляя ноги, я побрела в свою комнату и зашла в ванную. Холодная вода привела меня в чувство, и я немного взбодрилась. Егор в отличие от меня выглядел бодрым и энергичным, похоже, ему удалось все-таки выспаться. Мой взгляд упал на контейнер с девочкой, все оставалось без изменений.
На улице мы обнаружили, что Сэт исчез. Видимо, он решил, что в его услугах больше нет нужды, и отправился на свое обычное место. Я растерялась, пешком идти было далековато.
– Может, пойдем в автопарк и возьмем автомобиль? – предложил Егор.
– Мы долго провозимся, к тому же, трудно проехать сквозь деревья в лесу.
– Черт,– выругался Егор,– надо было поехать на мотоцикле.
– Тоже не вариант. Ночью с его ревом, ты всех разбудил бы.
Меня внезапно осенило. Я схватила Егора за руку и поволокла в библиотеку.
– Маша, что случилось? – крикнул на бегу Егор.
– Сейчас узнаешь, вернее, вспомнишь,– ответила я.
В библиотеке я открыла стеллаж с книгами и вывела Егора на балкон.
– Егор, попробуй снять угловое ограждение балкона.
Он сразу догадался о моих планах.
– Не-ет. Ты хочешь спрыгнуть?
– Это единственный способ быстро попасть домой. Давай, доверься мне, ты уже делал это.
– Маша, неужели тебе не страшно?
– Еще как! – дрогнувшим голосом отозвалась я.– Но это самый приемлемый способ добраться до нужного места.
Егор отодвинул заграждение и установил широкую доску-трамплин, которая так и осталась лежать с прошлого раза. Он закрепил ее металлической скобой, пристегнув к полу балкона.
– Жаль, Рикро нет, чтобы отодвинуть доску,– посетовала я.
Мы взялись за руки, и подошли к краю трамплина. Я включила первый уровень защиты и сказала Егору:
– На счет три.
Прыгнув, как можно дальше от доски вперед, я тут же нажала свою «кнопку» и мы оказались внутри моего бледно-желтого шара. Доска с треском разлетелась в щепки, теперь мы не сможем воспользоваться ее услугами еще раз. Но хорошо, хоть замок Рауля остался цел.
– Егор, побежали в сторону луга.
Мы заработали ногами, изображая бег, и наш шар стремительно покатился в нужную сторону. Представив себе конечную точку нашего путешествия, мы оказались рядом с Сэтом почти мгновенно. Мы зависли над ним, и Егор удивленно признал:
– Не думал, что мы сможем так быстро попасть сюда, быстрее, чем на мотоцикле.
– Надо отойти от Сэта, а то я наврежу ему.
Я отодвинула свой шар на три метра от коня. Выключив защиту, мы полетели вниз, но вспомнив, как Рауль защищал меня от падения, я вновь включила защиту, чтоб не удариться при приземлении. Здесь было большое безопасное пространство для моих манипуляций с куполом, поэтому я щелкнула два раза пальцами, и мы оказались свободными от защитной оболочки.
– Маша, ты стала профессионалом в лётном деле,– похвалил меня Егор.
– Я поняла, как действует передвижение моего шара. Рауль говорил мне раньше, что он подчиняется моей энергетике, но мне не удавалось заставить его слушаться меня. Сегодня это получилось. Ты заметил, как быстро мы оказались здесь?
– Ну да, я же сказал тебе об этом.
– Я представила себе конечную точку, и мы оказались здесь. Пойдем домой?
Мерцание послушно появилось по моему требованию и мы, шагнув в него, попали ко мне в комнату. Стрелки на часах показывали 8-15, и дома царила тишина; похоже мама еще спала. Мне не терпелось это проверить, и, усадив Егора на свою кровать, я тихонько прошла на кухню. В воскресной тиши я понадеялась, что Егор сможет выйти через дверь, а не в окно. К тому же на улице светало, и его могли заметить. Егор надел свой пуховик и уже открыл окно, чтобы пролезть наружу. Я остановила его и шепотом сообщила, что он может выйти обычным способом. Мы прокрались в прихожую, и тут появилась мама. Ее удивленный взгляд сразу же остановился на Егоре. Я смутилась.
– Что вы тут делаете? – подозрительно спросила она.
– Егор пришел, чтобы позаниматься со мной. Завтра экзамен, а я плохо подготовилась,– на ходу сочиняла я.
– Почему так рано? – изумилась она.
– Экзамен сложный, надо много повторить…
Мама удивленно пожала плечами и сказала:
– Ну что ж, Егор, раздевайся раз пришел. Наверное, ты даже не завтракал. Идите с Машей на кухню и поешьте перед занятиями, а то она вчера даже не поужинала.
Мама ушла в ванную, а Егор странно улыбнувшись, вновь снял свой пуховик и разулся. Я провела его на кухню, и мы позавтракали, причем мама присоединилась к нам. Под ее взглядом нам пришлось вновь вернуться в мою комнату, и я достала свои конспекты из сумки.
Егор опять открыл окно, и, свесившись вниз, достал мой стул с улицы.
– Прости, Егор,– извинилась я, испытывая вину, что задержала Егора. – Тебя, наверное, родители хватятся с утра.
– Ничего, я попросил Ивана сказать, что ушел к тебе, готовить тебя к экзамену. Видишь, какое совпадение.
– А что он подумает? Ведь тебя не было всю ночь,– мне было неловко из-за Ивана. Я догадывалась, что ему придет в голову.
– Я сказал ему, что мне срочно надо в город.
– Он не поверит.
– Это его проблемы, не буду же я перед ним отчитываться.
Я вздохнула, проблем, как всегда хватает. Егор уселся на стул, подстелив под него мое покрывало. Стул заледенел на улице. Скрестив ноги, я умостилась на кровати. Мы не отрывались от занятий часа два. Мама часто ходила по дому и, видимо, прислушивалась к тому, чем мы занимаемся. Неодолимый сон предательски склонял меня к подушке. Егор продолжал методично разъяснять вопрос за вопросом, наблюдая с интересом за тем, как я борюсь с дремотой.
– Маша, давай я сварю тебе кофе,– предложил он.
– Тебе будет неловко перед моей мамой.
– Ерунда.
Егор убрал тетрадь с экзаменационными вопросами и отправился на кухню. Прикрыв на секунду глаза, я стала проваливаться в сон, смутно слыша на кухне голоса мамы и Егора. Очнулась я от кофейного аромата. Егор с улыбкой держал чашку около моего лица, кофейные пары раздражали обоняние.
Я сонно протянула руку к кружке и отхлебнула, обжигая горло.
– Фу, без сахара.
– Так лучше, быстрей проснешься,– уверил меня Егор. – Ты рассказала маме про Рауля? – вдруг спросил он.
– Ну да,– смутилась я,– вчера вечером.
– Зачем?
– Она пыталась меня… это… не знаю, как правильно выразиться, ну, поженить с тобой…– еле выговорила я, силясь объяснить мысль Егору.
– А, понятно,– он прищурил глаза. – Она спросила, правда ли я знаю его, и правда ли, что ты собираешься за него замуж.
– И что ты ответил? – я сделала еще глоток, стараясь взбодриться.
– Сказал, что все это сущая правда.
– И что мама?
– Поджала губы и больше ничего не сказала.
Бедная мама! Мое известие о будущем замужестве выбило ее из колеи. Надо ее попросить, чтоб не рассказывала пока никому. Я допила кофе и села.
– Иди, садись на стул, а я лягу на твое место,– предложил Егор.
– Зачем?
– Чтоб ты не заснула вновь.
Егор уютно устроился на моей кровати, и опять принялся за мое обучение. Так прошло еще часа полтора, пока я снова не стала клевать носом.
– Что ты делала ночью? – поинтересовался Егор.
– Я была у Горга,– сонно пробормотала я.
– Что?!– Егор вскочил с кровати. – Зачем ты ходила к нему?
– После нашего разговора я не могла заснуть. Я переживала за тебя, и пошла к нему, чтобы узнать, что именно он привнес в тебя.
Болезненный взгляд Егора заставил меня прикусить язык. Его плечи опустились, но пристальный взор ожесточенно впился в меня, побуждая к продолжению.
– Егор, он сказал, что сотворил только твой внешний облик, высвободил память и музыкальные способности, чтобы ты мог мне понравиться. Больше он в тебя не вмешивался, он опасался сделать что-нибудь не так. Он сказал дословно: «люди не мои творения, чтобы знать все их тонкости». Еще, он оберегал тебя и меня, чтоб мы не болели, не влюблялись. Он хотел, чтоб мы встретились с тобой в Севастополе, когда поедем к своим дядям. Но смерть твоей мамы все изменила, и он направил тебя сюда. Все, Егор, больше он с тобой ничего не делал. Все, что есть в тебе – это ты сам, вплоть до твоих чувств. Горг ничего не внушал тебе.
– Ты ему веришь? – недоверчиво буркнул он, но сам расслабился и расправил плечи.
– Да. Ему незачем врать. Он с радостью рассказал мне все.
– Он издевался над тобой?
