Лариса Васильевна Чистова
Среди огнистых камней
– Что ты сделал с ним?!– в негодовании выкрикнула я.
– Ничего,– хохотнул Горг,– всего лишь напомнил ему его собственное имя. Такая реакция меня самого удивляет. Эй,– позвал он Рауля. – Жаль, что я стеснен в способностях, мне любопытно, что его повергло в такой ступор. Ладно, наслаждайся, братишка.
Он обратил внимание на меня, замерцав ближе ко мне розовыми искрами. Я расценила это как проявление интереса.
– Маша, ты все еще считаешь, что я опасен для тебя и могу причинить тебе боль?
– Это очевидно, Горг! Разве мало тому доказательств?
– Назови хоть одно. Чем я навредил тебе, что ты так боишься меня?
– Ты насильно хотел сделать меня своей, ты похитил меня, ты внедрил в меня свою ткань…– перечисляла я.
– Ах, как много! – иронично произнес он, и задумался, приобретая в своем аквариуме человеческие очертания. – Скажи, Маша, в чем ты усмотрела вред для себя? Я сделал тебе больно? Ты нездорова?
Я замолчала, обдумывая его вопрос, и скосила глаза на безучастного Рауля. Он стоял в напряжении и все в той же позе, но от руки шло тепло в мое тело, и для меня это было хорошим признаком.
– Физически ты мне не успел навредить, это так. Но это заслуга Рауля. А эмоционально и психически, ты чуть не превратил меня в больного человека. И опять, спасибо Раулю, что позаботился обо мне. Он уже не раз защищал меня от тебя.
– Хах,– прозвучал саркастичный смешок,– защитник! Скажи, Маша, только по совести, ведь тебе было приятно со мной?
– Это были не мои чувства! Ты вызвал их! – разозлилась я, вспоминая его пещеру.
– Вот тебе и ответ,– вкрадчиво произнес он. – Я вызвал их, как ты выразилась, из твоей головы, они там и были. Я просто освободил их. Ты перестала себя сдерживать, вот что произошло. В чем же мое преступление? Я хотел быть с тобой, а ты со мной.
– Я не хотела этого,– я затряслась от негодования, от того как он все перевернул. – Ты насильно хотел…– я замолчала, не в силах подобрать правильное слово,– спариться со мной.
– Где же насилие, Маша? Ты не справедлива. Тебе нравилось целовать, обнимать меня… Впрочем, как и мне, не буду этого отрицать. Ты мне нравишься, Маша, и как я говорил, я не желаю тебе зла. Я бы оберегал тебя, нам бы было хорошо,– размечтался Горг.
Пьянящая волна захлестнула мой мозг. Я представила себя рядом с Егором-Горгом: его рука обвила мою талию, я переплелась с его телом, не в силах оторваться от него. Его самодовольные глаза сияли синевой, и в них не было любви. Облако грезы рассеялось, мозг прояснился.
– Нельзя быть счастливым без любви, Горг,– сделала вывод я, удовлетворенная тем, что мой разум нашел возможность противостоять способностям Горга.
Внезапное пожатие руки Рауля успокоило меня, он пришел в себя.
– Пойдем, Мария.
– Мы не закончили, Ихрам! – крикнул Горг.
– С ней ты закончил! Давай теперь со мной разберемся.
– Мне не о чем с тобой говорить. Мне нуж-жна Мария-а,– с придыханием зашипел он.
– Тогда мы уходим,– спокойно сообщил Рауль.
– Ладно-о, что ты хо-очеш-шь узна-ать?
– Все те же вопросы, насчет Марии.
– Ты-ы – глупее-ец! – взволнованно тянул Горг. – Ты не по-онял, ты не разобра-ался. Эта девушка одна такая, она сделана творцом этого мира для меня-я, ибо я первый нашел ее. Я подарил ее матери лишь возможность зачать ее, но путь к ней открыл не я. Ты никогда не задумывался, как я попал сюда? Я прошел по готовому пути в этот мир сквозь черную дыру, этот путь тянулся через звезды, через всю нашу реальность. Так я нашел ее. И поэтому я отдал ей самое лучшее, что у меня было – свою неповрежденную ткань сущности, обрекая себя на смертность. И она оказалась к такому подарку готова.
А ты? Что дал ей ты? С моей тканью она будет жить, не болея, не старея. Я готов был начать новую жизнь, я ушел из своего мира, но ты все испортил, ты украл ее у меня.
Ты хотел узнать, как я связал ее? Да, никак! Она сама связала меня. Едва моя сущность попала к ней, ничего от меня не зависело, все переплелось, перестроилось само собой. Я ничего не делал, и ее нельзя удалить, эта ткань такая же, как и ее сердце. И она, эта ткань, стала моим сердцем. Тогда я почувствовал, что никуда без нее не уйду.
Она – нечто, Ихрам. Я готов умереть за нее, если больше ничего не могу. Отдай ее мне и выпусти меня. Я начну новую жизнь, и ты больше никогда не увидишь меня. Она приняла меня и принадлежит мне, я нашел ее, я могу сделать ее счастливой.
Рауль стоял бледный, и от этого его глаза, горевшие неугасимым черным огнем, казались страшными.
– Ты никогда не получишь ее. Она будет со мной, пока не решит по-другому.
– Это тело делает тебя тупым. Ей предназначено совершить что-то важное, но ты не способен предоставить ей выбор. Уйди в сторону, ты не готов пожертвовать для нее своей сущностью.
– Ты отдал бы ей часть себя, будь она обыкновенной девушкой?
– Что за глупый вопрос! Мы есть те, кто мы есть. Так уже сложилось. И она не обыкновенная девушка, тебе не дано было понять это. Ты всегда возился с тем, что не достойно внимания основателя. Кого ты поселил сюда? Таких же неудачников, как ты сам.
– Зато они живы, Горг, в отличие от тех «удачливых», которые умерли у тебя.
Горг зарычал и бешено закрутился в аквариуме, стреляя хаотично синими искрами во всех направлениях своей ловушки.
– Как ты бесишь меня! Ты был поражен мной, уйди в сторону!
– Хорошо, Горг, я исполню твое желание сей же час. Мы уйдем, но придем…, возможно, завтра, если будет время. Ты пока успокойся, остуди свой пыл.
Рауль подхватил меня на руки, тихо предупредив: «Закрой глаза», и мы оказались в диагностическом кабинете. Он шагнул к компьютеру, вытеснив Рикро, и стал что-то там просматривать. Рикро с удовольствием следил за его действиями. Да этот парень жить без него не мог! В компьютере защелкало, я заглянула в монитор, расположившись за спиной Рауля. На экране бежали столбцами символы и цифры, я опять ничего не понимала.
– Что это?
– Я установил для Егора защиту от Горга, внедрив в ткань сущности Горга небольшое искажение. Теперь Горг не сможет использовать тело Егора в своих целях. Программа восстановления защиты завершена. Егор, когда очнется, будет в безопасности.
Рауль встал, подошел к Егору и пристально посмотрел на него. Потом мельком взглянул на Горея и хмыкнул.
– Посмотри на него, Маша.
Я заглянула в маслянистую ванну, и глазам не поверила – у Горея наросла плоть на лице. Он уже не выглядел так отвратительно, нижняя челюсть с зубами затянулась мышцами и покрылась белыми хлопьями новой органики.
– Здорово! – восхитилась я.
– Теперь настало время обеда, твоего обеда. Я чувствую волнение моих людей перед едой. Пошли, тебе надо поправиться немного, а то мама тебя не узнает.
Мама! Я совсем забыла о ней.
– Рауль, какой сейчас день, и где моя мама? Как течет твое время?
– День твоего полнолуния, вечер, вы с Егором должны сидеть в саду. Мамы нет, если ты забыла. Она ушла за телефоном. Время стоит на месте, пока вы здесь. Рикро, можешь уходить, здесь все в порядке. Вечерком загляни сюда.
– Все сделаю, мой господин,– в голосе Рикро прозвучало столько любви, что я поразилась таким сильным чувствам.
В зале Лелия накрывала на стол.
– Лелия, добрый день. Как ты поживаешь?
Меня охватила искренняя радость при виде нее. Девушка просияла, услыхав нежность в голосе, обращенную к ней. И только сейчас до меня дошло: то, что казалось мне забитостью, оказалось ее скромностью и застенчивостью. Когда она была рада, весь налет скованности исчезал, и выглядела она очень милой и хорошенькой. Ее темные глазки светились радостью и спокойствием. Люди Рауля постепенно открывались мне с новой стороны. Безусловно, у них была своя жизнь, и если вникнуть в нее, по-своему насыщенная и интересная. Но с первого раза этого не заметишь. И для себя я сделала вывод: не стоит судить о них поспешно, надо не торопясь разобраться во всем.
– У меня все хорошо, госпожа. Я так рада вас видеть. Обед готов.
– Спасибо, Лелия.
Она легко проскользнула мимо меня, и вышла из зала.
– Ну, Мария, выбирай, что нравится,– предложил мне Рауль.
– Мне не хочется есть,– пожаловалась я.
– Я вижу, но надо хотя бы немного подкрепиться.
– А ты расскажешь мне, о чем говорил Горг? Или это секрет?
– Что именно тебя интересует?
– Ихрам – это правда, твое имя?
Он серьезно взглянул на меня, и по его глазам нельзя было определить рад он или нет, что узнал свое имя. Непроницаемый, как стеклянная стена, взгляд ставил преграду.
– Да, это когда-то было моим именем. Теперь я Рауль.
– И ты вспомнил что-то из прежней жизни? – продолжала расспрашивать я Рауля, он сам не торопился мне рассказывать.
– Ты не ешь, Маша,– заметил он мне.
Я вздохнула и кончиком ложки начала прихлебывать суп-пюре. Если я хочу услышать историю, придется питаться, с этим уже не поспорить.
– Я вспомнил многое, но не уверен, что все. Отец лишил меня имени не просто так. С нашим именем связана наша суть. Лишиться имени, значит потерять не только память, но и определенную часть сущности. Я изжил какие-то свои качества, пережил нечто такое, в чем мой отец усмотрел опасность для меня. Он защитил меня не только в физическом плане, отправив сюда, но и спас мою духовность. Я не стал смертным как Горг. Мой брат приписывает смертность тому факту, что он отдал тебе лучшую свою часть. Это неправда, Маша. Если бы это было так, основатели уже вымерли бы. Потому что, создавая новую жизнь, они часто отдают лучшие ткани своей сущности, наращивая затем их снова. Это под силу только зрелым основателям, какими мы с Горгом пока не являемся. Но ему хочется казаться таковым, и в этом вся беда.
Есть я больше не могла, но услышать продолжение хотелось. Я не знала, что придумать и растерянно смотрела на Рауля. Он сочувственно улыбнулся мне, вникая в мое положение. Взяв в руку стакан сока, он поднялся из-за стола и сказал:
– Тебе бы немного отдохнуть, Маша.
– Что, опять спать? – возмутилась я.– Сейчас день, я не хочу. Я чувствую себя маленьким ребенком в детском саду – обед, тихий час.
– Не капризничай, ты устала. Ты не чувствуешь, зато я это чувствую. Никто не заставляет тебя спать. Мы посидим на балконе. Пошли.
Мы поднялись на второй этаж, в библиотеку. Я никогда не была еще на балконе в этом замке, я так мало знала. Рауль нажал на клавишу, похожую на электрический включатель, и часть стеллажа с книгами открылась как дверь. За ней находился выход на большую веранду, и это оказалось балконом. Здесь уместился большой глубокий кожаный диван со стеклянным столиком перед ним. Рауль поставил стакан на столик, и мы удобно устроились на диване. Сильная усталость навалилась на меня, лишь только я села, и моя голова склонилась на плечо Раулю. Он обнял меня и довольно хмыкнул.
– Ты расскажешь мне еще? Почему Горг обвинял тебя?
– Чтобы ответить на этот вопрос сначала надо узнать предысторию. Я расскажу ее тебе, как сказку, чтоб легко было представить. Без имен и названий, без истинных созданий, которых ты себе вообразить не сможешь.
Рауль взял стакан сока и протянул мне. Я сделала глоток, и он начал.
Было у отца три сына. Любовь и гармония царили в их отношениях. Не было счастливей них среди основателей. И ни в ком не было зависти, лишь господство любви и радости. Два младших сына были просто уникальны, ничего подобного не существовало до них. Они были, можно сказать, близнецы. Создавая их, отец разделил единую ткань сущности на две части. Его посетила необычная мысль, что одной сущности для его создания будет слишком много, эта ткань казалась особенной.
Возможно, моего отца в это время переполняла любовь или в нем бушевали иные чувства, но ткань сущности вышла не такая как всегда, она была гибкая, податливая, эластичная, тончайшая и суперкрепкая. Она сияла как бриллиант на солнце, как тысячи камней, ослепляя все вокруг и вызывая вздох восхищения моего старшего брата. Это было нечто необычное.
И когда отец начал работать с ней, превращая в разумное существо, его осенило, что из такого материала можно сотворить не один экземпляр. Волна радости и вдохновения охватила его, и вместе с моим старшим братом они разделили сияющую сущность на две части. И, работая над ними, создали два прекрасных существа, равных которым не было в мироздании. Они сияли не только буквально, но излучали любовь, доброту и радость, вложенные отцом, щедро одаривая ими обитателей своей вселенной, вызывая изумление.
Когда они появились на ежегодном Совете основателей, их признали лучшими созданиями за все время сотворения. Мой отец и старший брат были горды и счастливы. Это была не превозносящаяся гордость, а как признание за успех, талант, как благодарность.
Но не так воспринял ее старший близнец. Восхищение его красотой ему льстило. Именно тогда он возгордился в полном понимании этого слова. Обладая неограниченными способностями и талантами, ему стало казаться, что он способен на все и все находится в его распоряжении и власти. Гордость росла в его сердце, потихоньку затмевая любовь. Со временем главнейшее наше качество стало для него не больше чем звук. Он убедил себя, что создавая просто видимость любви, можно добиться гораздо большего. Для проявления любви необходимы усилия, это требует времени, концентрации душевных сил. Избегая таких усилий, он пришел к выводу, что можно достичь тех же результатов, всего лишь манипулируя определенными словами, действиями, не вкладывая в них слишком много. «Добиться всего, с помощью наименьших затрат»,– как он выразился однажды. Это стало стилем его жизни, его знаменем.
И первым, кого призвал он под это знамя, был я. Пораженный его успехами, а они были очевидны, я стал не только его братом, но и ближайшим соратником. Невзирая или игнорируя наши законы на создание жизни, мой брат стал экспериментировать управлением над сущностями. В нашем мироздании существует много форм жизни, и он стал пробовать свои таланты в этих сферах. Создавая новые виды, он проявлял в полной мере свои способности и изобретательность, его творения были прекрасны. Я считал его гением и искренне восхищался им. Я был его помощником, но не соавтором, считая, что не обладаю пока такими же яркими способностями, как и он, и его это вполне устраивало. Иногда молодые основатели примыкали к нам, учась у брата его умению и наблюдая за его работой, даже правильнее будет сказать – искусством. Это очень льстило ему.
Как-то я заметил, что создавая свои формы жизни, он привнес в них один незаметный штрих, элемент, который не пробуждал ни в ком подозрения, а вызывал только улыбку, так как его создания считались очаровательными. Представь себе, например, белку, обычного лесного зверька, которых тут полно в лесу. Ты протягиваешь ей корм на ладошке и она, с осторожностью, впрочем, как и положено лесным зверушкам, подходит к тебе, готовая при любом неловком движении умчаться прочь. Если ты терпеливо и неподвижно удерживаешь ладошку, то она, наконец, отважится взять с нее корм. И думаю, многие испытают восторг и умиление от такой доверчивости пушистика.
А теперь представь другую картинку: твоя ладонь с кормом дрожит от нетерпения, ты раздраженно ждешь, когда же эта глупая белка соизволит подойти к тебе и взять предложенное ей угощение. Если она испугается тебя и убежит, ты подумаешь: «Как она посмела это сделать, когда я проявила такую щедрость и доброту, я обратила на нее свое внимание, я хотела удовлетворить ее насущные потребности. Неблагодарная белка. Пусть извиняется». И вот, совершенно противоестественным образом, белка возвращается, становится на задние лапки, а передними машет, словно моет свою мордочку. И извиняется, берет корм с твоей ладошки, съедает его с таким видом, будто не ела ничего вкуснее. Закрыв свои глазки бусинки, не убегает, а ждет, пока ее потреплют по шубке. Можно и не ласкать зверушку, можно с ней делать все, что захочешь, она будет в твоем распоряжении, полностью признательная за угощение. Эта фигуральная белка, станет твоим рабом, если захочешь.
Неоднократно замечая в чудесных творениях это новшество, я впервые задумался о его целях. Это был уже не тот отзывчивый, щедрый брат, которого я обожал. Он жаждал всеобъемлющей полной власти над своими созданиями, не давая им свободы воли и выбора. Когда я поделился с ним своими замечаниями, он рассмеялся мне в лицо и заявил, что они совершенно счастливы, так как, подчиняясь ему полностью, лишены страха, неуверенности в будущем, их заботы лежат на его плечах, и он непременно позаботится обо всех потребностях данного вида…
Теперь представь ту же белку, которая привыкла каждый день кормиться с твоей ладошки, которую лишили способности заботиться о самой себе, лишили инстинкта самосохранения, но наградили жаждой поклонения к своему создателю. В один прекрасный день белка прискакала получить свою порцию орешков с уже любимой руки прекрасного создателя, обожаемого божества и… не нашла его там. Его не было и на следующий день и… больше никогда не было. Он забыл о белке.
Так погиб первый, созданный им мир.
Рауль замолчал, а я, поставив свой стакан обратно на стол, глотала слезы. Я пережила нечто подобное с Горгом, и мне было жаль «фигуральную белку». На ее месте могла быть и я. Рауль поцеловал меня в голову, и погладил мое плечо, утешая. Я чувствовала, что рассказывая эту историю, он сам переживает ее вновь, и ему тоже не сладко. Уткнувшись ему в грудь, я слышала, как быстро бьется его сердце.
– Рауль, они были красивы? – спросила я о погибших существах.
– Они были прекрасны, они были идеальны.
– А что было дальше? – тоненьким голосом пропищала я, рискуя заплакать снова.
– Дальше? – Рауль замолчал ненадолго. – Как в вашей религии было сказано? «Сотворил их по образу и подобию»? И это правильно. Только так творения и создания могут понимать друг друга. Горг в первый раз поступил иначе. Он создал прекрасный мир с потрясающей жизнью, вложив в них лучшие качества, которые сам затем растерял и не захотел восстанавливать. И этот мир погиб, потому что ему было неинтересно возиться с его жителями, они показались ему скучными и примитивными, со своими понятиями любви и честности.
В следующий раз он решил избежать такой ошибки и создал мир, подобный себе…, но и он погиб тоже. Не имея в себе любви, его создания уничтожили себя и свой мир. Их качества оказались непригодными для жизни.
Рауль снова замолчал, а я пыталась представить себе эти погибшие миры и их обитателей. Моей скудной фантазии не хватало. Я смогла представить себе только парящего Горга над землей.
– А почему Горг тогда обвиняет тебя?
– Горг не любит быть ответственным за что-либо. Так как я помогал ему в сотворении первого мира, он считал, что вина за его гибель тоже лежит на мне. «Ты не уследил, ты недосмотрел»,– и так далее.
– Он ранил тебя? Он хотел убить тебя? – немея от страха, промолвила я.
– Он попытался,– медленно процедил Рауль. – Когда погиб второй мир, Горг взъелся на меня. Мы поссорились, я больше не хотел быть с ним, мне был противен его подход к жизни и его принципы. Я поставил его в известность, что буду учиться у старшего брата и отца, как положено всем нам. И это взбесило его окончательно. Старший брат не являлся объектом его подражания, он ему казался слишком правильным и скучным, как и его первый мир. Горга всегда влекло на авантюры, он любил игры, но не соблюдал правил, подвергая их сомнению. Братец не вникал в суть, для чего нужны эти правила, их необходимость, их полезность. Если они противоречили его желаниям, он не задумываясь отвергал их.
Моя ошибка или вина в том, что я был слишком простодушен, доверчив и склонен верить всему хорошему. Старший брат ценил меня именно за это качество. «Ты всегда радуешься, с тобой приятно находиться рядом»,– эти слова он сказал мне в присутствии Горга. И Горга раздражало все это. Поэтому после нашей ссоры, он нашел предлог, чтобы напасть на меня. Ему не терпелось унизить меня, мое достоинство, выместить свое зло за неудачу, за гибель миров. Он не предполагал, что я смогу дать ему отпор. И в процессе битвы он серьезно ранил меня, осознав, что не может легко одолеть, как запланировал. Старший брат пришел на помощь, и помешал расправе надо мной. Тогда Горг напал и на него. Чувство стыда и вины за поступок Горга и того, что брат пострадает напрасно, побудило собраться с силами. (Ведь ссора-то наша). Я из последних сил смог обездвижить Горга, и тут вмешался мой отец.
Дальше я не помню, но знаю, что было. Отец перенес меня сюда и вложил в меня необходимые знания, когда сформировал мне новое тело. В человеческой оболочке я должен был сохранить свою цельность, нарушенную Горгом. А чтобы Горг не смог выследить меня, мой отец переместил меня во времени. Из твоего времени, он отодвинул меня почти на триста лет назад. Поэтому я знаю, когда придет срок распада этого мира. Он должен вернуться в точку отсчета моего времени. И когда я очнулся, в моей голове перемешались все знания: телевизоры, компьютеры, современная медицина. Ведь наша сущность впитывает все, что существует вокруг. Нам не надо специально обучаться. Я вышел на Землю и увидел совершенно иной мир, больной и отсталый. Но мой отец наказал не вмешиваться в него, а жить только на острове. Он основал для меня это убежище, которое я полюбил. Я преобразил его и населил людьми.
Вот и все, Маша, вот и весь конфликт.
Мы сидели тихонько на уютном мягком диване, и я поражалась тому, как могла их распря затронуть и нашу Землю, и наши отношения. Но все-таки, не было бы этого, я никогда не узнала бы Рауля, никогда бы не нашла его. И опять от этой мысли, противные холодные мурашки проползли по телу. Я рада была сидеть с ним, я любила его так сильно, что хотела бы защитить его от всех бед. Притянув его за шею, я поцеловала бархатистую кожу.
– Я люблю тебя, Рауль,– от всего сердца призналась я.
– Ты не представляешь, как это радует меня,– шепнул мне в волосы Рауль. – Я тоже люблю тебя, Маша, не сомневайся в этом. Не слушай Горга, он может исказить все, что угодно. По какой-то причине он видит все не так, как есть на самом деле.
– Ты переживаешь за те упреки, что он сделал?
– Да. Я не смог пожертвовать своим миром ради тебя, когда ты была в пещере. Я мог бы разорвать человеческую оболочку, и узнать, куда он вас с Егором спрятал. Я тогда вспомнил зачем-то Горея. Но я люблю тебя больше Горея. Если бы надо было пожертвовать его жизнью сейчас, что бы я сделал? Я не могу ответить на этот вопрос.
– Рауль, это неправильный вопрос,– разволновалась я,– жертвовать можно только своей жизнью, а не чужой. Я не смогла допустить, чтобы Егор умер ради меня, чтобы встретиться с тобой. И это правильно. Я бы не приняла ни от него, ни от тебя такой жертвы.
– Ты добрая, Маша, и ты видишь самую суть. В тебе есть мудрость, не свойственная твоему возрасту. Ты подарок для моего сердца.
Он обхватил мое лицо ладонями и поцеловал мои губы. Как жаль, что это не продолжается долго. Мы оба вздохнули, когда он отодвинул мое лицо. Меня интересовал еще один вопрос.
– Рауль, ты помнишь имя своего отца и брата?
– Теперь помню.
– А можешь мне сказать?
Черные глаза с мерцающими огоньками внимательно посмотрели в мои, и Рауль назвал мне их волшебные имена.
– Ирам Ирох и Горам.
Я шепотом повторила их, чтобы лучше запомнить.
– Маша, не произноси их без надобности. Наши имена как связь в нервной системе, произнесешь, и жди реакции. В этот раз я тоже подстраховался, чтобы Горг не сбежал, я внес имена моих родственников в ключ. Если их произнести ловушка, конечно, откроется, но Горг не уйдет далеко. Мой отец придет и заберет его. Если ему не по вкусу моя тюрьма, то пусть посидит в нашей.
– У вас есть тюрьма? – удивилась я.
– Не в том понимании, что у вас. Это место на самом деле является местом реабилитации. Такое случается довольно редко, когда какой-нибудь незрелый основатель, бездумно растрачивая ткани своей сущности, утрачивает способность нарастить их вновь. В таком виде основатель становится либо сам уязвим, либо может причинить вред другим, как Горг. Это место отделено от нашего мира особым непроницаемым куполом, и в этом смысле, похоже на тюрьму. Но зато, там никто не помешает ему заняться самоисцелением и восстановить свою сущность. И только от него зависит, сколько времени он там пробудет. Купол откроется автоматически, как только Горг придет в норму.
– Это интересно,– заметила я. – А что Горг говорил про меня? Я, правда, не такая как другие?
– Похоже на то,– Рауль ласково взглянул на меня. – Для меня – ты одна такая. Я никогда не встречал такую нежную, отзывчивую, чувствительную, доверчивую девочку.
От его внезапно ставшего бархатного низкого голоса у меня закружилась голова. В небе выпуклое огромное красное солнце шло на закат, время быстро пролетело за нашими разговорами. Мне было приятно находиться в объятиях Рауля и слушать его голос и его истории, и он чувствовал мое умиротворение и был тихим и нежным, лаская мою кожу. Нам никуда не надо было идти или торопиться, и мы любовались, как солнце медленно утопает в горизонте.
ОБУЧЕНИЕ
Взрывной аромат цветов накрыл меня следующим утром, едва прозрели мои глаза. На туалетном столике красовалась большая ваза с огромным количеством разноцветных роз. С лепестков крупных и влажных бутонов срывались на столешницу то ли роса, то ли капельки дождя. Я вдохнула чудесный густой аромат и поискала глазами Рауля. Не обнаружив его, я смело потянулась к шнуру и дернула за него два раза. В ожидании я с блаженством повалилась на спину и с улыбкой предвкушала предстоящий день. Сегодня вечером должен очнуться Егор. Как он воспримет окружающий мир и все происходящее?
В дверь стукнули, и она тут же отворилась. Вошла Лелия с сияющей улыбкой и румянцем на щеках.
– Доброе утро, госпожа. Как вы отдохнули?
– Лелия, милая, доброе утро. Я чувствую себя великолепно. Где Рауль? И кто принес цветы?
Лелия сконфузилась и обрадовалась от моих слов.
– Цветы принес господин. Он с Гореем в диагностическом кабинете. Горей пробуждается.
– С ним все в порядке?
– Я не знаю, госпожа. Я не хожу туда, я боюсь его.
– Почему, Лелия? Он обидел тебя?
– Нет, госпожа, но он такой страшный, огромный, волосатый.
Оценивающим взглядом я окинула невысокую хрупкую Лелию, и поняла, что Горей может вызывать у нее такие чувства. Я и сама его когда-то боялась. Но, раз Горей очнулся, мне пора вставать, я хочу отправиться с ними в мой дворец.
– Лелия, будь добра, найди мне одежду, а я пока – в душ. Знаешь, лучше дай мне платье, Раулю нравится, когда я в платье.
Я резво вскочила, подбежала к розам и полной грудью глотнула их сочный аромат. От сладостного запаха у меня закружилась голова, и я помчалась в ванную. Я торопилась, мне не терпелось поскорее увидеть Рауля. Лелия выбрала для меня неожиданное платье. Оно было темно-синее, как опускающаяся летняя ночь. Я никогда не носила такой цвет, и была немного поражена расцветкой и самим платьем.
– Лелия? Кто делал мои наряды? – поинтересовалась я, одеваясь.
– Это две девушки – Эрика и Солли, госпожа,– испуганно проговорила Лелия. – Они делают всю одежду для нас. Мне так сказал господин.
– Я видела их,– вспомнила я бал. – У Эрики еще такой печальный муж, он одет был во все черное.
– Да, госпожа, возможно, это он. Его зовут Сол, а Солли – его сестра, они близнецы. Так сказал господин,– Лелия слегка передернулась, что-то вспоминая.
Быстро натянув платье, я подготовилась к встрече с Раулем. Лелия проводила меня до кабинета со светящимся лицом. «Как мало ей надо, чтобы быть счастливой»,– подумалось мне. Я ворвалась в кабинет без стука, и сразу же наткнулась на Рауля с его пленительной улыбкой. Но когда его взгляд прошелся по моей фигуре, и его глаза расширились, оценив платье на мне, то улыбка сделалась загадочно-странной. Он оставил то, чем был занят и в одно мгновенье оказался рядом со мной.
– Маша, ты… ты прекрасна. У меня даже нет слов, выразить, как ты красива.
После такого комплимента я глупо хихикнула. Меня еще никто не называл прекрасной и красавицей, и я не знала, что ответить, кроме как «спасибо».
– И что мне с тобой теперь делать? – прошептал он в задумчивости.
– Ничего,– тихо ответила я.
– В этом все и дело,– глядя мне в глаза, расстроился он. – Иди сюда,– Рауль потянулся ко мне, и я оказалась в его объятьях.
Он прижал меня к своей груди, целуя волосы и поглаживая мою спину.
– Ты завтракала?
– Еще нет.
– Хочешь, позавтракаем у Милиты?
– Хочу,– обрадовалась я.– А как там Горей?
– Я только что вытащил его из бассейна. Приходит в себя. Можешь взглянуть на него.
Я зашла за перегородку к бассейнам, где на кушетке на боку лежал Горей. Он был огромен как всегда, сплошная груда мышц, и его ноги не помещались полностью на поверхности. Рауль прикрыл его простыней, но она тоже не смогла спрятать его тело. Лицо Горея выглядело нормальным, все зажило. Его глаза были закрыты, но спит ли он, было не понятно. Из приоткрытого рта и носа потихоньку вытекала жидкость, не препятствуя его дыханию. Светлые длинные волосы мокрыми прядками обрамляли лицо.
– Рауль, он слышит нас? Он уже не спит?
– Я думаю, что слышит. Скоро он встанет.
– Я тоже была такая непривлекательная? С водой под носом? – прошептала я ему на ухо.
Рауль тихо и от души засмеялся.
– Глупенькая. Ты была трогательная, и я не мог насмотреться на тебя, радуясь, что мы наконец-то вместе. И уж, конечно, ты не лежала на кушетке. Ты была все время у меня на руках.
– Рауль, спасибо за розы, они чудесные,– некстати пробормотала я.
– Ты всегда смущаешься, когда я нахваливаю тебя,– шепнул мне в губы Рауль и поцеловал их. – Невозможно удержаться,– посетовал он, отодвинув слегка мое лицо.
– Господин Рауль, мне уже можно вставать? – раздался низкий голос Горея.
Я совсем о нем забыла, находясь в чарующем плену золотисто-черных глаз Рауля. Горей по-детски смотрел на нас, хлопая большими ресницами.
– Давай, вставай,– с улыбкой разрешил Рауль. – Твоя одежда за перегородкой.
Горей, громко вздохнув, встал с кушетки, и я снова отпрянула, его размеры заполнили собой всю комнату. Внезапно он рухнул передо мной на одно колено, как тогда в лесу, и неожиданно схватил мою руку.
– Благодарю вас, госпожа Мария, что я теперь в порядке.
Он нежно, но страстно притронулся губами к моей руке. Я вздрогнула, а Рауль недовольно отчитал его:
– Горей, ты много себе позволяешь. Отойди немедленно.
– Простите, господин Рауль, я слишком долго пробыл у вас.
Он выпрямился, и шагнул за перегородку одеваться.
Чтобы отвлечься от случившегося, я приблизилась к другому бассейну и посмотрела на Егора. Лицо моего верного друга было спокойным и безмятежным. Рауль пристроился за моей спиной.
