Лариса Васильевна Чистова
Среди огнистых камней
Однажды появился папа. Он сел рядом со мной на кровать, мы были одни в комнате. Папа положил руку на мою голову и сдавленным голосом спросил:
– Что случилось, дочка?
Его встревоженный голос вывел меня из состояния безразличия на какое-то время. Мне захотелось поделиться своей болью.
– Папа, его нет,– хрипло пробормотала я, не узнав своего голоса.
Папа наклонился к моему лицу и поцеловал меня в лоб.
– Ничего, Маша, мы справимся,– шепнул он мне в ухо.
Я покачала головой, и мои глаза вновь превратились в тихие реки. Рауля нет, чтобы осушить их. Нет его, нет его, и нет жизни во мне.
Я опять ничего не помнила. Спала я, ела или пила, ходила ли в туалет, я ничего не знала об этом.
В следующий раз я очнулась в больнице. Я узнала ее по белым халатам и капельницам, которые противоестественно выглядывали из моих рук. Мои руки стали бледными, а кожа прозрачной, и в мои голубые вены капала бесцветная жидкость. Мне было все равно, я закрыла глаза и тихо лежала. Ни боли, ни неудобства я не ощущала.
Один раз меня разбудили голоса, их было несколько. Сквозь ресницы я увидела множество белых и голубых халатов. Кто-то брал мое запястье, кто-то измерял давление на руке, слушали сердце, проверяли рефлексы, качали головами. Мне это безразлично, у них своя жизнь, а у меня… ее нет. Глаза закрылись, и в голове началась уже родная пульсация, как в поезде: нет его, нет его. Когда же это закончится? Когда прекратится этот бесконечный стук колес в голове? Хотя… какая разница, почему бы и нет?
Очень часто в моих ушах раздавался мамин плач, но мои глаза ее не видели ни разу. Я отказывалась воспринимать эту реальность.
От моей правой руки исходило постоянное тепло, и это первое, что я осознала, после забытья. Я чаще стала открывать глаза, и они оставались сухими.
Открыв глаза на закате дня, я увидела, что рядом сидит Егор в белом халате. Он был красив, как и всегда, и белый халат был ему к лицу. Он пристально смотрел в мое лицо, и его взгляд был мне приятен. В первый раз я не захотела прятаться. Он протянул ладонь к моему лицу, и провел пальцами по щеке, удерживая мой взгляд.
– Маша, … ты слышишь меня? – мягко произнес он.
Говорить не хотелось, я моргнула. Егор понял меня, он едва заметно улыбнулся.
– Скажи что-нибудь,– умоляюще попросил он.
Я долго молчала, потом произнесла слова, которыми жила все это время:
– Его нет,– своего голоса я не услышала, но губы двигались.
– Я знаю, Маша, я знаю, милая,– Егор наклонил свое лицо близко к моему. – Ты знаешь, где он? Что с ним случилось? Расскажи мне, пожалуйста.
Я задумалась: хотелось мне ворошить всю эту боль или продолжать жить потихоньку, наблюдая, как течет время? Где-то у моих ног послышался сердитый шепот:
– Зачем ты завел этот разговор, она только-только заговорила, откликнулась, наконец. Оставь ее в покое, она устанет.
Я поняла, что хочу ответить на вопрос Егора. Только он способен понять меня. По-видимому, мое молчание затянулось, и времени прошло больше, чем мне казалось, потому что Егор встал со стула, собираясь уходить. Он, не отрываясь, смотрел на меня, и этот взгляд побудил мой тихий голос прозвучать отчетливо.
– Не уходи, Егор, останься… если можешь.
Такая длинная фраза показалась всем просто чудом. Егор тут же присел обратно, облегченно улыбаясь, и в его глазах блеснули слезы. Это так тронуло меня, что я протянула к нему руку. Примитивный из жестов не получился у меня как надо, видимо мои мышцы разучились меня слушаться. Но Егор среагировал сразу же, он взял мою безжизненную ладонь в свои руки, и поцеловал ее.
Свою маму я заметила позднее, она сидела у меня в ногах и плакала. Крупные слезы текли по ее уставшим щекам, и она гладила мои ноги.
– Мама, не плачь,– сумела я выговорить еще три слова.
– Наконец-то, наконец-то,– шептала она, силясь улыбнуться.
Я посмотрела в глаза Егора, они по-прежнему были синие и яркие, обрамленные густыми черными ресницами, и их взгляд напоминал мне взгляд моего Рауля, теплый и нежный.
– Егор, его нет,– повторила я тихо, но отчетливо.
– Ты знаешь, где он? – повторил свой вопрос Егор, он увидел, что я хочу говорить о нем.
– Он исчез, распался, вместе со своим миром,– шептала я так тихо, что сомневалась, услышит ли он меня. – Он спас нас, но сам ушел, Егор. Я потеряла его,– двигала я беззвучно губами.
Егор наклонился надо мной и прошептал мне в ухо, чтоб никто не слышал:
– Маша, мы найдем его, мы будем искать.
Искра надежды поселилась в моем сердце. Я слабо улыбнулась, и мои силы на этом кончились. Егор сжал мою руку, но тепло появилось почему-то в правой руке.
С этого момента в моей голове застучали другие слова: «Я найду тебя, я найду тебя».
Я видела Егора теперь каждый день, это было главное для меня лицо. Остальные лица мелькали как в ускоренных кадрах: врачи, родители. Я научилась отвечать на вопросы и улыбаться. Мой голос был еще слаб, и я часто говорила шепотом, но зато глаза теперь мне принадлежали, и слезы больше не лились из них. В голове сложился стишок: «… незачем им литься, проку мало в них, сердцу не напиться, ран не залечить».
Я общалась только с Егором, это я так считала. С другими я разговаривала условно, по необходимости. Мне было до сих пор неинтересно, что мне говорили и зачем. Никто из них не знал Рауля, и толковать мне с ними было не о чем. Егор его тоже не знал, но он пережил эти страшные события вместе со мной, он был посвящен в тайну, и готов был помочь. Кроме того, мы нерушимо были связаны с ним одним обстоятельством – вживленной в нас сущностью Горга. Так как нас постоянно окружали люди, медсестры, мои родители, мы избегали слов, мы общались глазами, словно телепаты, отслеживая мысли друг друга. Если Егору приходилось спрашивать о чем-то меня, то это был вопрос, который я ожидала. И мой ответ Егору тоже был известен заранее, это так упрощало наше общение. Постепенно заполняясь желанием полноценно общаться с ним, я пришла к выводу, что пора выписываться из больницы. К своему стыду я обнаружила, что очень ослабела, мои ноги не хотели держать меня, чтобы добраться хотя бы до туалета. Меня это возмутило: а как же я добиралась туда до этого?
Я снова начала есть, и это оказалось тоже непросто. У меня никогда не было аппетита, и больше трех ложек влазить в мой организм еда не собиралась. Мама пыталась кормить меня как ребенка, уговаривая, из маленькой ложечки, но у нее плохо получалось. У Егора получилось лучше, и мама, кажется, стала завидовать тому влиянию, которое он на меня оказывал. Но ведь это было положительное влияние, как сказал папа, и она смирилась с тем, что я слушалась Егора гораздо чаще, чем родителей. Егор не кормил меня из ложки, я ела сама. Он просто пошутил, когда я не смогла проглотить очередную порцию, что еда не отравлена.
– Ты помнишь? – поразилась я.
– Теперь я все помню, Маша. Ты ешь, пожалуйста, а когда окрепнешь, я помогу тебе,– он многозначительно посмотрел в мои глаза.
У меня появился стимул поправиться быстрей. Я ходила по коридору, чтобы мои мышцы вспомнили, как надо двигаться. Моя бледная кожа порозовела, но мои руки все еще были тонкими. Я заметила, что на моем пальце нет кольца, и спросила у мамы, трясущимися губами, где оно. Это все, что осталось у меня от Рауля. Мама испугалась моей реакции, что я опять начну плакать, и, запинаясь, рассказала, что мои пальцы стали такими тонкими, что кольцо просто свалилось на пол, когда я спала, и она убрала его, чтоб не потерялось. «Я завтра принесу его, если хочешь». Поджав губы, я кивнула головой. На следующий день кольцо красовалось на пальце, но не на безымянном, а на большом, иначе оно соскочило бы вновь.
Я по-прежнему не знала, сколько прошло времени с того злосчастного дня, когда боль поразила меня, и мне было страшно об этом спрашивать. Папа и Егор были здесь, а это означало, что прошел, по крайней мере, месяц. Когда я научилась самостоятельно уверенно передвигаться по больнице, когда стала съедать свою порцию целиком, я отважилась спросить об этом у Егора. Мы сидели одни в палате, и никто не прислушивался к нашим разговорам.
– Егор, сколько времени я здесь нахожусь?
Егор устремил на мое лицо беспокойный взгляд и неохотно произнес:
– Полтора месяца, но если быть точным – семь недель.
Он, наверное, ожидал, что такая новость испугает меня, но я даже не расстроилась, время для меня ничего не значит. У Рауля в замке даже часов не было, и мне это ни к чему. Упоминание его имени, даже в моей голове, приносило мне облегчение, будто он не пропал, а где-то рядом, как он и обещал мне много раз. Я даже слышала неясный шепот в своей голове: «Не бойся, Маша, я буду рядом». Но, конечно же, я никому об этом не говорила, иначе мне не выйти отсюда.
– Егор, расскажи мне все с самого начала. Я плохо помню, что тогда было… ну, когда ты ждал меня на мотоцикле возле куста.
Он тяжело вздохнул, будто это воспоминание причиняло ему ощутимую боль, его глаза выражали муку.
– Маша, это самое тяжелое мое воспоминание, несмотря на то страшное событие, которое мы пережили вместе. Это трудно было перенести, а вспоминать еще хуже.
Я лежала на кровати и смотрела в его страдающие глаза, он был искренен в своих переживаниях за меня, и это удивительно, поскольку нас с Егором не связывали никакие дружеские отношения до того злополучного дня. Егор был не просто смазливый мальчик, он был цельной натурой с глубокими чувствами, и чистой душой. Это стало для меня приятной неожиданностью. Горг никак не повлиял на него своей извращенностью.
Я смотрела в глаза Егора и ждала продолжения.
– Когда ты исчезла у меня на глазах в этом кусте, я глазам своим не поверил. Это было похоже на сказку, про шапку-невидимку. Я подошел к кусту, но кроме светящейся ветки ничего не увидел, и поэтому не мог понять, куда ты делась.
– Погоди, ты видел, что ветка светилась? – поразилась я.
– Да, я видел это. Я стоял и ждал, когда ты появишься снова.
– А сколько прошло времени до моего возвращения?
– Немного, я думаю минут десять или меньше. Потом появилась ты с таким выражением лица, будто ты смертельно ранена. Я подумал, реально подумал, что ты умираешь. Ты стала падать, и я подхватил тебя на руки. Я не понимал, что произошло, и осмотрел тебя на предмет ранений. Но внешне ты была цела и после твоих слов, что его больше нет, я сообразил, что это шок, нервный срыв. Я положил тебя на землю, и позвонил отцу, чтоб он приехал за нами на своей машине. Мне пришлось бы объяснять всем, что произошло, поэтому я сочинил версию, что тебе по дороге стало плохо, ты остановилась и упала. Проезжая мимо, я увидел тебя, притормозил и отвез на машине отца домой.
Отец приехал быстро, он был напуган, как и я, едва взглянул на тебя. Ты была безжизненна, Маша, и не шевелилась. Я отнес тебя в машину, погрузил твой скутер на багажник и мы поехали к тебе домой. Твоя мама была просто в истерике, она почему-то решила, что это я во всем виноват, и выгнала меня.
– Прости, Егор,– извинилась я за маму.
Он быстро улыбнулся, как мой Рауль, и это мне понравилось.
– Дальше я знаю, что с тобой происходило со слов разных людей. Твоя мама была категорически против моих посещений. Я все же уехал в тот же вечер, Маша. Я твердо обещал своему дяде, что приеду не позже этого срока. Но, если б не твоя мама, я все-таки нарушил бы обещание, и никуда бы от тебя не уехал.
– Почему?
– Я не мог оставить тебя в таком состоянии, в такой беде. Но я не знал, чем помочь тебе, если твоя мама была так настроена против меня. Я надеялся, что тебе станет лучше и все пройдет. Я уехал, но каждый день звонил. Сначала звонил тебе, но ты не отвечала, а твоя мама потребовала, чтоб я прекратил названивать, и тебе не до меня, что ты ни с кем не общаешься. Я позвонил к себе домой, и тетя Люда рассказала, что ты никуда не ходишь, ни с кем не разговариваешь, не ешь. Я очень встревожился. У Карины я узнал номер телефона твоей подруги Юли. Она навещала тебя, и не утаила, что ты ужасно выглядишь, никого не узнаешь, ни с кем не разговариваешь, и ничего не ешь. Я хотел приехать к тебе после этого разговора, но мы с дядей ушли в плавание на три недели. Это было ужасно. Мой дядя очень сочувствовал и мне и тебе, и поэтому, как только мы причалили, он дал мне денег, и я вернулся сюда.
Ты была уже в больнице. Приехал твой папа, и был очень обеспокоен и напуган. Я встретился с ним, и мы поговорили, мы нашли общий язык. Он все пытался узнать, что с тобой произошло, ведь ни у кого не было объяснений. Только Юля сообщила твоей маме, что якобы, какой-то Игорь уехал. Я догадался, что это был… Рауль.
Егор прервал рассказ, ему непросто было произносить имя моего Рауля.
– Егор, спасибо тебе за твою заботу, за твои переживания. Если б не ты, я вообще никогда бы не открывала глаз.
– Почему, Маша? – осторожно поинтересовался он.
– Потому что нет радости в жизни без Рауля. А ты хотел помочь найти его. Никто не хотел, никому это было не нужно.
– Маша, никто не знал о нем,– мягко напомнил мне Егор.
– Знаю, Егор. Только я и ты, мы связаны с его миром.
– Уже нет, Маша. Горга нет, ты сама сказала, и связи нет. Я обещал помочь, но пока не знаю, как. Я буду стараться, я сделаю все, что ты попросишь.
– Даже, если надо будет вернуться в тот мир?
– А это возможно? Ты сказала, что мир распался.
– Да, Егор, … но ты сам все увидишь, … когда я выйду из больницы.
– Как я могу увидеть это?
Егор смотрел внимательно в мои глаза, пытаясь определить, говорю я серьезно или брежу. Я улыбнулась ему. Это забавно, когда тебя считают сумасшедшей.
– Егор, ты так мало знаешь. Мир Рауля есть, но только без него. Он сейчас ужасен… я не могу говорить пока об этом,– резкая боль полосонула мое сердце, и я судорожно вздохнула, вспоминая те ужасные минуты. – И Рауль где-то есть, но только в другом теле, как у Горга. Может, его можно найти,– переходя на шепот, промолвила я.
– И я могу попасть туда? – с сомнением спросил Егор.
– Я думаю, сможешь. Ты, единственный, кроме меня, видел свечение на ветке.
– А это что-то значит?
– Это может означать, что ты способен попасть туда. Мы можем попробовать. Ведь в тебе тоже есть гены Горга.
– Что?!– воскликнул Егор.
– Тише, а то медсестры сбегутся,– утихомирила я Егора. – Это правда. И в тебе и во мне есть кусок Горга, как я это называю. Рауль просканировал нас обоих. Его афера заключалась в том, чтобы соединить нас особым образом, не только как людей, но и как часть основателей. И, чтоб мы не погибли, он вживил в нас кусок своей сущности. Только этого не увидишь на томографе. И с этим «подарком» мы можем попасть в мир Рауля, так как Горг приходится ему родным братом. Одна генетика, понимаешь?
Я наблюдала за Егором, за его потрясенным видом, и гадала, как он это переварит.
– Маша, ты меня убила,– наконец, признался он, потирая лоб,– и уже не в первый раз. Моя жизнь стала похожа на триллер.
– Как и у меня,– хихикнула я.
Увидев мою улыбку, Егор просиял в ответ.
– Ничего, Маша, мы вместе, и мы справимся.
Я согласилась с ним, и мы пожали друг другу руки. Тепло из правой руки заполнило мое сердце. Я чувствовала, что окрепла.
Через неделю меня выписали. Выписка гласила, что у меня был острый ступор, переходящий в кататонический синдром. Я выпала из жизни почти на два месяца.
НАДЕЖДЫ
Дома время тянулось необычайно медленно. Я оживлялась, только при виде своего друга. Мама смирилась с таким выбором в общении, и беспрекословно пускала его в дом. Папа питал более теплые чувства к парню. Он оценил полезное влияние его общества. Мой скучающий взгляд исчезал из глаз при появлении Егора. Он часто приносил мне цветы, которые пахнут, и помогал с уроками. И он был хорошим репетитором, много знал, являясь отличником не только по зачетной книжке. Егор окончательно поселился в доме своего отца, и тот вроде бы не возражал. А еще, он планировал продать свою квартиру и купить новую, в нашем в городе. И все из-за меня. Я чувствовала себя виноватой, но не возражала, чтобы Егор был рядом.
Я возобновила учебу в колледже. Среди своих одногруппников я стала местной достопримечательностью. Со мной общались неохотно, только по делу, видимо все знали мою историю, и то, что я лечилась в психушке. Юля по-прежнему сидела со мной, в ее добрых глазах я всегда видела сочувствие.
Егор был в курсе всех моих дел, и очень ценил Юлину поддержку. Иногда мы обедали втроем, и Егор развлекал нас за обедом как мог. Юлькин роман с Лешкой так и не начался, и она с удовольствием проводила с нами свое время. Егор взял за правило привозить и увозить меня домой на мотоцикле, который больше не внушал мне страх и отвращение. Он нашел в городе мелкие подработки, типа продажи местных газет и рекламок, фото рекламных щитов. «На бензин и на еду хватает»,– шутил он. Поэтому мы часто виделись на перерывах или болтали по телефону.
Но я ни на одну секунду не забывала о своей цели – вернуться в мир Рауля. Я набиралась сил и смелости. За время болезни я потеряла в весе, и теперь напоминала вешалку с торчащими ребрами и выпирающим позвоночником. В истории болезни упоминался мой вес – 40кг, а до болезни было 52. Выписать меня могли только, если бы я прибавила в весе. Благодаря Егору, такое восстановление произошло быстро, меня выписали под наблюдение местного врача, чтобы я набрала дополнительные необходимые кило. Егор, почти, как и Рауль, тщательно следил за моим питанием. Мама была благодарна Егору, хотя бы за это.
Моя учеба, конечно, пострадала, я пропустила много лекций, а главное – часов практики. Но Егор был незаменим и тут. Он договорился в моем деканате, чтобы мне предоставили небольшую отсрочку, если понадобится, от некоторых экзаменов на сессии. Он заверил, что подтянет меня по всем нужным предметам, а практику я могу нагнать и на каникулах. С его обаянием ему удалось добиться для меня таких поблажек. Уж, очень нам обоим не хотелось брать академический отпуск из-за моей болезни.
Мой папа уехал снова, как только мои дела пошли на поправку. Он теперь звонил и Егору, справиться о моем состоянии. Он видел, как Егор печется обо мне, и папе импонировало, что Егор будущий врач, он считал, что я в надежных руках. Мама была с нами осторожна, она всегда боялась расстроить меня и сказать что-то лишнее. Она даже извинилась перед Егором, что плохо о нем думала.
Все налаживалось, кроме одного – время шло, а Рауля не было. Во мне нарастало желание посетить тот ужасный мир, что я видела. Мы не раз обсуждали это с Егором. Я описала ему, что лицезрела в тот страшный миг, и как должно было быть. Некоторые признаки указывали на то, что Егор не жаждал попасть туда, но не говорил вслух слов, которые расстроили бы меня. Надо было учесть и то, что время в том мире течет с нашей скоростью, поэтому необходимо было выбрать день, час, когда наше отсутствие не бросалось бы в глаза. Мы выбрали ближайшее воскресенье, и сообщили моей маме заранее, что уедем в город на весь день, отдохнуть и развлечься.
И вот, день настал. Холодный и ветреный, пасмурный, но без осадков, что радовало, ведь нам придется добираться на мотоцикле. Облачившись в теплый спортивный костюм, кроссовки, куртку и шапку, я, поразмыслив, захватила и зимние перчатки. Егор подъехал без опозданий, но его одежда выглядела не по сезону легкой. Я ни разу не подумала, что у него нет теплой одежды. Вся она осталась в его родном городе, а он из-за меня туда так и не съездил. Я ломала голову, что бы ему предложить, ведь папина одежда была ему велика.
– Маша, брось, я не замерзну. Это ты малокровная, тебя кровь не греет, а у меня с теплообменом все в порядке,– шутил он.
Но я настояла на папиных шерстяной шапке и перчатках, хотя бы они подошли.
С замиранием сердца я уселась на мотоцикл. Егор надел мне шлем на голову, сел впереди, и мы тронулись. Ехали не торопясь, дорога, как всегда была пустынна. Около куста он остановился. Я неторопливо сползла с сиденья, мое сердце ускоряло ритм, как и дыхание. Егор стоял чуть позади и следил, как тщательно я осматриваю ветки. Свечение было на месте, но слабее, чем в прошлый раз. Я указала пальцем на него.
– Егор, видишь?
– Это оно и есть? – осведомился он.
– Да. Я знаю, Егор, что ты не одобряешь мой поход, и не настаиваю, чтоб ты шел со мной. Я могу пойти одна, теперь я к этому готова. Можешь подстраховать меня здесь.
– Маша, как бы я к этому ни относился, одна ты туда не сунешься. Мы идем вместе, или не идем вообще.
– Дай мне руку, Егор,– попросила я.
Он взял меня за руку, я глубоко вздохнула и шагнула в мерцание. «Клинь», – глухо звякнуло в голове. Звук был все такой же неестественный. Егор прошел в этот мир, значит, он тоже совместим с ним. Горг растранжирил свои лучшие качества, а сам не смог попасть сюда. Стоп, а вдруг попал? Вдруг по его вине этот чудесный мир стал таким страшным? Нет, нет, не может быть, я отбросила пугающую меня мысль.
На острове вечерело, и было холодно. Солнце по-прежнему выглядело унылым, завершая безрадостный день. Звуки напрочь пропали, звенела раздражающая слух тишина, словно надоедливый комар. Удивленные глаза Егора блуждали по сторонам.
– Маша, куда нам теперь? – проклацал Егор.
Звук его голоса заставил нас обоих вздрогнуть, до того он звучал неприятно. Но надо ответить, как-то мы должны обмениваться мыслями, и я проклацала в ответ:
– Не знаю, Егор. Раньше тут был конь, Сэт. Он возил меня каждый раз, как я появлялась тут. Может попробовать позвать его?
Я подумала, как будет звучать громкий голос? Меня не покидало ощущение, что звуки здесь не распространяются на далекие дистанции. Я попробовала:
– Сэт! Сэт!
Крик получился глухой. И если конь еще существует, вряд ли он его услышит с такого расстояния. Мы постояли с Егором немного, и я решила пойти пешком.
– Далеко идти, Маша? И в каком направлении? Тут везде луг, куда ни глянь.
– Я знаю, Егор, это место как бы в низинке, поэтому замка отсюда не увидишь. Я ехала на коне около десяти минут.
– Маша, это слишком долго для тебя, ты еще не окрепла настолько, чтоб идти пешком в такую даль, не зная направления.
– Что ты предлагаешь? Вернуться назад, ничего не узнав?
– Нет, я предлагаю затащить сюда мотоцикл и попробовать на нем проехать весь путь. Как ты думаешь, этот план сработает?
– Я могла въехать сюда на скутере,– вспомнила я,– но я тогда была с Раулем.
– Давай попробуем?
Мы повернулись к мерцанию, и вышли назад. Егор развернул свой тяжелый мотоцикл и осторожно стал спускать его вниз с обочины, подтаскивая к кусту. Как же его подтащить к ветке?
– Маша, вспоминай, как вы это делали.
– Это каждый раз было на дороге, а не в кустах, Егор. Я просто въезжала на скутере в это пятно, и все.
Егор пытался протолкнуть мотоцикл к пятну, но ничего не получалось, оно было высоковато для мотоцикла, а поднять на руках наш байк невозможно, слишком тяжело. Рауль или Горей справились бы, но не мы, обычные люди. Мы расстроено стояли рядом с мотоциклом и ничего не могли придумать. И вдруг я вспомнила, как Рауль управлял рукой мерцанием. А если попробовать и мне так? Правая рука потянулась к пятну, оно зарябило и откликнулось на мое тепло. Я повела рукой вниз, и пятно поехало вслед за ней.
– Маша, отличная идея! – воскликнул Егор. – Как ты додумалась до этого?
– Вспомнила, как Рауль так делал.
Я опустила пятно на уровень руля мотоцикла, и Егор решил втолкнуть его туда.
Он сильно качнул его, и … прошел. Ура! Получилось! Я вошла следом, со своим звякающим звуком в голове. Мы стояли вместе с Егором и его мотоциклом, и оглядывали мрачные окрестности.
– Маша, припоминай, в каком направлении ты ехала, хотя бы приблизительно. Здесь скоро стемнеет, нам надо торопиться.
– Поехали туда,– я показала направление рукой.
Егор завел мотоцикл и его звук был ужасен, он тарахтел так, словно сломался. «Как и этот мир»,– мелькнула мысль. Я пристроилась позади Егора, и тут заметила темное пятнышко впереди, которое приближалось к нам. Я дернула Егора за рукав куртки и указала пальцем на пятно. Он присмотрелся.
– Маша, это кто-то бежит, похоже на собаку.
Я тут же слетела с мотоцикла, и закричала изо всех сил, понимая, что звук не распространится вдаль:
– Гектор, Гектор!
Это был он! Мое сердце возликовало. И он услышал меня, ибо припустил так, что скоро я могла его разглядеть. Пес с разбега ткнулся в мой живот, радостно скуля, и энергично вертя хвостом. Я погладила его черную шкуру, ощутив под кожей торчащие кости.
– Это собака Рауля,– радостно сообщила я Егору. – Но она истощена. Поехали за ним, он приведет нас к замку, он очень умный. Гектор, домой! – приказала я псу.
Гектор приглушенно заскулил, грустно взирая на меня своими карими глазами.
– Гектор, домой! – снова приказала я.
На этот раз пес послушался, он развернулся, и вяло потрусил в том направлении, куда мы и собирались ехать. Егор подождал, пока я снова усядусь и поехал не спеша за собакой. Вскоре на горизонте обрисовался замок, и мое сердце так ухнуло, что в ушах зашумело. Отсутствие заботы и хозяйской руки сразу же бросилось в глаза. Трава посохла, а где-то переросла в бурьян. Кусты рядом с замком не были подстрижены, и молодая поросль прутьями торчала во все стороны. Некогда зеленые яркие газоны истоптаны какими-то крупными следами. Тусклый и серый замок был вместилищем печали, он не излучал ни свет, ни цвет. Везде царило запустение.
Егор остановился перед дверями замка и выключил зажигание. Соскочив на землю, я грустно оглядела дом Рауля. Егор, молча, наблюдал за мной и изучал окрестности. Уныло я приблизилась к дверям и толкнула их. Они легко открылись, пропуская меня в просторный коридор. Там было темно. К сожалению, я даже не знала, где включается свет. Все разы, когда я была здесь, замок освещался либо солнцем, либо свет излучали сами стены. Свечи иногда горели на некоторых стенах, но они играли роль декорации, придавая красоту и стиль этому замку.
– Маша, я возьму фонарь,– глухо выговорил Егор.
Через минуту, он стоял рядом, освещая коридор. Гектор протрусил мимо нас, устремившись в зал. Я пошла за ним, открывая высокую двустворчатую дверь. Пес проскочил туда первым и жалобно заскулил. Егор посветил в зал. Все оставалось в нем по-прежнему, только было темно и нерадостно. Стол стоял не накрытый, негостеприимный.
– Рауль! Лелия! Рикро! – крикнула я, догадываясь, что никто не откликнется.
В отчаянии я повернулась к Егору. Осталось сделать самое страшное.
– Там, в подвале, внизу, была ловушка для Горга. Я хочу туда спуститься,– замирая от ужаса, пробормотала я.
Может из-за звукового искажения, Егор не расслышал трепета в моем голосе? Он взял меня за руку, и в очередной раз тепло заполнило меня изнутри. Я повела его к потайной двери из камня, и мы вместе толкнули ее. Лестница, уходящая вниз, была черной и ужасающей. Егор пошел чуть впереди, придерживая меня за руку, и подсвечивая путь. Мы спускались медленно и осторожно, внимательно смотря под ноги. Глухие и непривычные звуки наших шагов пугали, в тишине мы слышали биение сердец друг друга, и оно было тоже неправильным. Спустившись вниз, мы остановились в огромном пространстве.
– Дай мне, пожалуйста, фонарь,– тихо попросила я.
Егор передал мне фонарь, не выпуская моей руки. Я осветила стену напротив, где висел огромный монитор уникального компьютера, потом, с замиранием сердца посветила правее, где должна быть ловушка.
Мы увидели ее, она отразила свет нашего фонаря. Я потянула за руку Егора поближе к периметру каменной западни. Жизненно необходимое знание, есть там кто-то или нет, а точнее, пойман ли Горг, перевешивало ужас перед встречей с ним. Мне было очень страшно, но не сделать этого я не могла. Неизвестность была хуже смерти.
Ловушка казалась темной, и какой-то перламутровой, было сложно определить, пустая она или в ней кто-то есть. Я посветила на нее вблизи, и вдруг внутри что-то заклубилось наподобие дыма в стеклянной банке, только очень черного густого с перламутровыми переливами. Из груди вырвался судорожный вздох, и мои пальцы стиснули руку Егора. Ответное рефлекторное сжатие подсказало, что он так же напуган, как и я. Мы разом, синхронно попятились назад. Аквариум ловушки начал менять цвет, превращаясь из серого в светлый, потом в розовый. Я рванулась назад к выходу, одновременно следя за цветом в аквариуме. Его интенсивность возросла – он начал клубиться быстрее, становясь более ярким и прозрачным. Последнее, что я увидела – бесцветный камень заполнился ярким розовым цветом с синими искрами. В голове я услышала тяжелое, как вздох:
– Кто здесь?
В моей памяти промелькнули воспоминания черной дыры, где этот же голос внушал:
– Посмотри на меня.
Я резко тянула Егора вверх по лестнице. Мы так быстро бежали, что я два раза поскользнулась на каменных ступенях и упала. Егор, не выпуская моей руки, поднимал меня и тащил наверх, пока мы не оказались в зале. Проворно закрыв дверь, мы застыли, тяжело дыша.
– Что это было, Маша? – не отдышавшись, прохрипел Егор.
– Это был Горг в ловушке. Рауль все-таки поймал его,– согнувшись пополам, на выдохе, ответила я.
В моих глазах потемнело от резкой физической нагрузки, сердцу было мало места в груди.
– Маша, поехали отсюда,– нервно произнес Егор.
Я понимала, что встреча с этим существом, вселявшимся в Егора, была ему, мягко говоря, неприятна и омерзительна. Мое желание совпадало – убраться отсюда подальше, невзирая на то, что мой главный вопрос оставался открытым: где же Рауль? Несмотря на испытываемый мною страх, я уже знала, что вернусь сюда вновь. Попозже, когда подготовлюсь к тому, что уже знаю – Горг в ловушке, и надежно заперт.
Мы вышли на улицу, освещая себе путь фонариком. Уже стемнело, сумерки выкрали мое время, не позволив насладиться дорогими местами. Мотоцикл тускло виднелся на фоне неопрятных кустов. Гектор крутился рядом с нами, жалобно скуля, предчувствуя разлуку. Мне было жаль его, я даже не могла покормить собаку, так как не знала, была ли тут еда. Пока Егор заводил мотоцикл, я ласкала голову доброго пса, теребя его мягкие уши. Он свистел хромовым носом, тыкаясь в мои колени.
– Пока, Гектор, я приду еще, потерпи немного,– шепнула я ему в ухо.
– Маша, садись, поехали,– скомандовал Егор, торопя меня.
Я села позади него, и мы тронулись. Справа от нас в вековом лесу слышалось утробное рычание. Сообразив, что мы уезжаем, Гектор заскулил, но это вышло так странно, как царапающий звук по стеклу. Пес рванул за мотоциклом. Краем глаза я заметила, что за нами движется еще какая-то огромная тень. Я обернулась и увидела огромного зверя, похожего на медведя, только гораздо крупнее. Он вразвалку бежал за нами, а за ним на фоне темного леса следовала еще одна гигантская смутная тень.
