bannerbannerbanner
полная версияМетафизика возникновения новизны

Иван Андреянович Филатов
Метафизика возникновения новизны

Полная версия

14.7. От чего мы не можем уйти, и что могло бы нас спасти?

Знакомство с текстами «Вкладов» дает нам повод предположить, что ставка Хайдеггера на Ereignis как на «последнего Бога» есть не что иное, как ставка на открытие и создание такого «инструмента», который мог бы спасти нас от неизбежно ожидаемого и уже начавшегося сползания в бездну самоуничтожения. Спрашивается, почему мы считаем, что это сползание уже началось? Да потому что мы его уже обнаружили (считай, открыли) как созревшую в социуме Необходимость перемен, тех перемен, которые уже стали насущной потребностью.

И действительно,

– если общество не может существовать и нормально функционировать без постоянного притока все новых и новых порций новизны,

– если эта новизна может быть генерирована только посредством осуществления методологии ее возникновения и включенной в эту методологию способности человека создавать идеи и вычленять из них искомые сущие (подручные средства),

– если «производителем» этой – затребованной социумом или им не затребованной (то есть «своевольной») – новизны является человек

– и если причиной наших глобальный неурядиц является конфликт соци-ума (как природного образования) с человеком, ставшим проявлять свое «своеволие» и тем самым входить в противоречие с нормами развития и существования социума,

то тогда нам ясно, что непременным образом мы должны пересмотреть саму стратегию «производства» новизны, ту стратегию, которая ранее осуществлялась и поныне осуществляется стихийно и которая нам ни в коей мере не подвластна.

Но пересмотреть в первую очередь мы должны ту стратегию, которая является «своевольной», можно даже сказать «подпольной», то есть «скрываемой» от социума – за «процветанием» и «прогрессом», – иначе говоря, осуществляемой в обход того, что затребовано самим социумом, а потому затрагивающей социум с негативной стороны. (Можно сказать, что за процветанием и прогрессом контрабандным образом, незаметно, протаскивается деградация социума в целом).

В то время как позитивная составляющая в виде возникновения Необходимости в новизне, затребованной самим социумом, является естественным, природным процессом, и стратегию такого возникновения, – а заодно и осуществления в виде производства социумом Продукции нового вида – осуществляет сам социум как природное образование. Ведь и стратегию возникновения новых видов живых существ в Природе осуществляет сама Природа, не сообразуясь ни с интересами отдельных видов, ни с интересами отдельных индивидов. Она осуществляет стратегию естественного приумножения многообразия жизни, то есть стратегию гармоничного симбиотического взаимодействия и видов и индивидов, в том числе и с окружающей средой (к чему в идеале должны стремиться и мы). Попробовали бы живые существа идти «поперек» Природы: положим, не выполнять ее условий, действовать только в угоду самим себе, вредить ей – и мы бы тогда увидели, что у них не было бы никаких шансов на выживание в Природе.

Наши частые сетования на «прогресс» и особенно на научно-техническую его сторону вполне обоснованы. Но мы не можем уйти от природно заложенной в нас способности генерировать новые идеи, новые сущие и Продукцию нового вида. Точно также и соци-ум не может уйти от постоянного затребывания им Необходимости в новизне того или иного вида. Он побуждается к этому своим Бытием. Человек же поставлен Бытием социума в замкнутую цепь (Онтологический Круг) производства этой новизны. И он не может не производить ее, поскольку как только он позволит себе это, то тут же будет вышвырнут самой Природой из этой цепи и низведен, в лучшем случае, на уровень животного существования.

Но весь вопрос заключается только в том, вся ли производимая Продукция является затребованной самим социумом и необходимой ему? Может быть, часть этой продукции ему вовсе не нужна – или даже вредна ему, – а нужна отдельному кругу лиц, которые будируют производство этой продукции, исходя из потребности удовлетворения своих личных («своевольных») амбиций: престиж, нажива, тщеславие, власть, могущество, решение каких-то личных комплексов и т. д. Бескорыстность производства новых видов новизны, очевидно, является основным критерием возникновения потребности соци-ума в необходимой ему Продукции. Спрашивается, была ли какая-либо корысть (и у социума и у человека) в Продукции производимой посредством таких, вдруг возникших, подручных средств как продуктивное мышление (производящее идеи), язык (речь), искусство, нравственные принципы, письменность, философия и т. д.? Думаю, вряд ли. Вся их «корысть» определялась бескорыстностью самого Бытия.

Бытие – самое бескорыстное предприятие Природы. Производя самое ценное – Новизну, оно никогда ничего не требует взамен. Наоборот, если мы возьмем человека, то бытийствование в виде сотворения идей сопровождается – как бы в награду – спонтанным возникновением интеллектуального чувства удовольствия от понимания смысла создаваемых нами идей.

Именно поэтому и интеллектуальное удовольствие, и творчество как создание новизны тесно переплетены в нашем представлении с прекрасным (красотой). Ведь прежде чем создать новизну, мы должны понять смысл нами создаваемого, то есть понять – то ли на уровне сознания, то ли на уровне бессознательном (подсознания) – смысл той идеи (новизны), которую собираемся вывести из потаенности и выразить какими-либо средствами. И, по большей части, выражаем мы ее художественными средствами, теми средствами, которые наиболее близки нашим чувствам. Зададимся вопросом, почему мы сопрягаем наши чувства с художественными средствами их выражения? Да потому что только из сплава наших чувств с адекватными им средствами выражения появляется Истина. Как писал Ницше в «По ту сторону добра и зла»:

«Только из области чувств и истекает всякая достоверность, всякая чистая совесть, всякая очевидность истины»31.

Средства же выражения этой «очевидности истины» являются другой стороной презентации Истины, стороной не менее важной. Сама Истина (как «бессловесный», ментальный объект) была понятна только нам, ее создателям. Средства ее выражения предъявляют ее всем остальным.

И здесь следует в очередной раз заметить: Природой данная человеку способность продуктивно мыслить, то есть генерировать новые иррациональные идеи, внедрена в интеллект человека только для того, чтобы появилось новое природное, онтологическое видообразование в форме соци-ума.

И эта способность мыслить призвана к тому, чтобы многообразить жизнь уже на уровне социума. Так что как Природа на уровне живой материи многообразит себя возникновением новых индивидов, видов, семейств, родов и т. д., так и социум на уровне социосферы многообразит себя в виде индивидов, семей, сообществ, наций, религий, культур, союзов (вроде Европейского) и т. д. Но это создаваемое на том и другом уровне многообразие не является самоцелью Природы. Многообразие на уровне соци-ума создается для того, чтобы в результате осуществления симбиотических взаимосвязей и взаимодействий между отдельными образованиями (в том числе и с окружающей средой) повысить вероятность выхода на новый уровень – после социальной (социо-умной) – жизни, будь он планетарным, ноосферным, космическим или каким-либо другим. Как Природа, создав человека разумного, вывела жизнь на уровень социального существования, так и соци-ум, создав нечто нам еще неизвестное (в виде внове созданного Подручного Средства) должен вывести Жизнь еще на один, более высокий уровень существования и функционирования. И немалую, если не ключевую, в этом роль должна сыграть новая метафизика.

Но сделать это не так-то просто. На пути этого шага, и притом в самом его начале, основным препятствием оказалась меркантильная и ресентиментная природа самого человека, которая является оборотной стороной его позитивной, созидательной природы. Вот она-то и стала камнем преткновения на пути дальнейшего развития общества. Преодоление этой природы – вот то основное испытание, которое должно выдержать человечество, если оно собирается вступить на путь обновления самого себя и того общества, в коем ему призвано быть Бытием самого социума и самой Природы.

(И попытки вступить на путь преодоления негативной части природы человека уже были предприняты в самой родоначальнице философии, в Древней Греции. Это и институция эфебии как государственной системы воспитания и подготовки юношей к гражданской службе в Афинах и Спарте. Это и пайдейя как система воспитания и образования универсальной личности (частично софисты, Исократ, Ксенофонт). Это и платоновская («Государство», «Законы») пайдейя как система подготовки всесторонне духовно развитых «стражей» и «правителей»-философов).

Вот между этими тремя способностями, от которых невозможно уйти, а именно:

– возникновением в недрах соци-ума Необходимостей в той или иной новизне,

– способностью человека генерировать идеи (и тем самым сотворять прекрасное)

– и меркантильно-ресентиментной настроенностью человека на негативное чувствование и действование,

находится тот бермудский треугольник, в котором возможно либо наше спасение, либо наша погибель.

То есть, ни в чем другом как в человеке находятся два диаметрально противоположных начала: доброе и злое. Первое из них имеет свое продолжение в созидании новизны, отождествляемой нами с прекрасным. Другое же начало способно на деструктивное поведение и действование во вред социуму, но в угоду своих собственных узко личностных, в том числе и психических интересов.

И чем больше нас становится, чем ближе мы соприкасаемся друг с другом, тем в более явственном виде проступает деструктивная сторона нашей психики. (И наше поведение – когда мы оказываемся вблизи друг с другом – порою не идет ни в какое сравнение с поведением шопенгауэровских дикобразов32). Как выразился поэт:

«И встретившись лицом с прохожим,

 

Ему бы в рожу наплевал,

Когда б желания того же

В его глазах не прочитал»33.

На языке своих символов он дает нам понять, на что способна деструктивная сторона нашей психики, на что она настроена тогда, когда «Не требует поэта к священной жертве Аполлон». Но если б только этим ограничивалось наше негативное отношение к себе подобным и к Природе в целом. Пожар нашей злобы, зависти и ненависти готов на все, даже на самоуничтожение – лишь бы возникло удовлетворение от содеянного. (И все это соседствует с любовью к ближнему, с альтруизмом, со способностью творить прекрасное).

Мы можем сколько угодно льстить самим себе в личностном плане, в плане семейном, моральном, общественном – все это внешняя сторона нашей жизни. Но у нас нет никаких оснований обольщаться тем, что находится в недрах нашей психики, что клокочет в ней и порою прорывается подобно извержению вулкана. Слишком неприглядна эта картина. И свидетельство тому лежит на поверхности, как нашей обыденной жизни, так и всей истории взаимоотношений религий, наций, этнических групп и т. д. на всем протяжении развития цивилизации. Так что нам следует крепко задуматься, если мы собираемся вступить на путь собственного обновления и сохранения соци-ума. И теория справедливого государства Платона могла бы послужить тем маяком, в направлении которого не зазорным было бы держаться, несмотря на то, что воздвигнут он был почти два с половиной тысячелетия назад. Приходится только сожалеть о том, что за столь длительное время нами так и не было придумано ничего более существенного в плане «усмирения» собственных негативных побуждений (и тем самым урегулирования взаимоотношений в обществе), кроме как совершенствования и применения орудий уничтожения друг друга. И это, конечно же, самое позорное пятно – если не сказать, клеймо – на теле нашей цивилизации. Избавление от него это вопрос нашего выживания на планете.

Так что нам вполне ясно: с такой легкостью накапливаемые проблемы с такой же легкостью не могут быть разрешены. Потому что накапливались они на волне эйфории прогресса, а когда настало время их разрешать, такой эйфории нет уже и в помине. Вылезать из той долговой ямы, которую мы сами себе выкопали и в которую – по собственному недомыслию – сами себя заточили, придется медленно и методично. Какого-то одноразового спасительного решения, на которое нам намекает Хайдеггер в своих «Вкладах», вряд ли стоит ожидать. Нужно набраться терпения и готовиться к тому, чтобы сначала вылезти из той ситуации непонимания и неосознания того положения, в котором мы вдруг оказались. Это комплексная проблема и у нее может быть только комплексное решение.

Конечно, человеку свойственно верить в то, что может быть найдено легкое решение. Как сказал другой поэт:

«Человеческих чувств не сокроешь,

И себя все надеждою льщу,

Что однажды заветных сокровищ

Я волшебный сундук отыщу»34.

Но как бы наше самообольщение не затянулось слишком долго. Может ли кто-либо на данный момент определить «точку невозврата»? Не наступил ли момент, когда к нашей цивилизации в полной мере уже можно отнести смысл пословицы: «Увяз коготок – и всей птичке пропасть». Мы не должны поддаваться обаянию одноразового спасительного события – Ereignis. Никакой Бог нас не спасет, спасет нас лишь собственная способность генерировать идеи. Она заманила нас в ловушку прогресса. Мы соблазнились на приманку материально-технических благ и слишком далеко зашли в нашей способности создавать идеи, которые уже не укрепляют нас, а наоборот, способствуют нравственно-физиологическому расслаблению и засорению социума продуктами нашего сверхизбыточного потребления. Но она же, эта способность, способность создавать новизну может – и должна – вытянуть нас из того положения, в котором мы очутились. Природа, наделив нас этой способностью, не дала нам иного способа вызволения из создавшейся ситуации. Дело за «небольшим»: нам надо изменить саму направленность генерирования той новизны, единственно которую мы способны создавать и которая способна и погубить нас и спасти.

И первое что мы должны сделать, так это осознать и изучить на доскональном уровне положение, до которого мы «докатились». Только комплексное познание всей ситуации «изнутри» нашего положения может показать нам реальность нашего состояния. Верхоглядство и намеки на то, что, только подойдя к самой бездне и заглянув в нее, у нас откроются глаза на способ нашего спасения, не имеют под собой никакой основы. Как не имеют никакого шанса на «спасение» частицы вещества, переступившие границу аккреционного радиуса «черной дыры».

Весь опыт многовекового генерирования плодотворных идей говорит нам о том, что

– только изучив проблему на доскональном уровне,

– только обозначив комплекс тех объектов-сущих, которые являются существенными составными частями будущей спасительной идеи-Истины;

– только изучив те свойства этих объектов, которыми они могут «соприкасаться» и «зацепляться» друг с другом;

– и только обозначив те взаимосвязи, в которые эти объекты могут вступить между собой,

вот только после всего этого у нас может «внезапно» мелькнуть та спасительная идея, которая – наряду с такими же другими – поможет нам выкарабкаться из той ситуации, в которую мы сами себя и загнали.

И это, как никто другой, прекрасно понимал Платон, когда беспрестанно, из диалога в диалог, говорил о том, что достижение блага (прекрасного, счастья, справедливости, истины) возможно только в том случае, если есть понимание сущности тех вопросов (объектов), от которых зависит наша жизнь. А такое понимание обретается неустанным трудом познания, чему, хотя бы отчасти, посвящены тексты данной книги.

Глава 15. Идея – «трудное дитя» метафизики

(Повторение пройденного или попытка разобрать существо идеи «по косточкам»)

Вводная часть

В данной главе нашей книги, после небольшой вводной части, сначала мы вкратце остановимся на тех трудностях, с которыми столкнулось внове явленное (Платоном) понятие идеи (15.1). Затем рассмотрим процесс Бытия с учетом так и не оцененной метафизикой, но неоценимой роли Хаоса (или Ничто-сущего) в становлении новизны (15.2). Потом нам придется обратиться к самой сути идеи, а именно, к ее смыслу, чтобы понять, что он собой представляет, как образуется, для какой функции предназначен и т. д. (15.3). И в последнем разделе остановимся на «принципе невозможности» создания новизны вне пределов идеи как комплекса взаимосвязанных сущих (15.4).

Начнем с того, с чего мы начали нашу книгу. А начали мы ее с робких попыток найти росток – или даже зародыш – идеи в Прекрасном, то есть в произведении искусства, затем определили идею как внове создаваемую и упорядоченную конструкцию, имеющую собственное предназначение являть новизну и тем самым быть основой (ядром) Бытия; потом мы определили само Бытие как процесс возникновения новизны и сделали все возможное, чтобы показать, что это так и есть в действительности, и уже затем «внедрили» само Бытие в жизнь соци-ума, взаимосвязанную нерасторжимыми узами с Бытием продуктивно мыслящего человека.

Так что как корабль, некогда пустившийся в дальнее плавание, наконец-то возвращается в родимую гавань с приобретенным товаром, так и мы возвращаемся к тому, с чего мы начали наше достаточно извилистое повествование (см. Главу 1). При этом у нас порой создавалось впечатление, что мы старались заходить во все те места на нашем пути, о которых нам было что-либо ранее известно. И делали мы это с той целью, чтобы не только узнать что-либо новое, но и сообщить там, куда мы прибыли, нечто новое и ранее обретенное нами в других местах нашего пребывания. Так путешественник начинает свое знакомство с жителями незнакомой ему местности с разговора о тех достопримечательностях, которыми она славится и о которых ему хотелось бы иметь более глубокое представление, но при этом старается не упустить случая отблагодарить их хотя бы передачей некоторого опыта, обретенного им в других местах.

И вот, имея некоторый опыт подобного «путешествия», хотелось бы заключить нашу вводную часть следующим замечанием.

Любой, пришедшей нам на ум идеей, мы вправе гордиться. Но есть идеи, которыми ты можешь гордиться вдвойне. Это идеи, мимо которых проходят поколения в течение достаточно длительного времени. В противоположность ребенку, затаившемуся при игре в прятки, и с нетерпением ждущему, чтобы его как можно дольше не обнаружили, эти идеи долго ждут, когда же наступит время, когда их обнаружат. Но судьба многих идей складывается таким образом, что, глядя со стороны, можно подумать, что игра закончена и о существовании этих идей давно забыли: то есть забыли саму память о том, что эти идеи имеются в наличии. В то время как на самом деле они присутствуют рядом с нами, принимают самое непосредственное и деятельное участие в нашей жизни, но находятся как бы за кисейным занавесом своей самоочевидности.

Именно к категории таких идей относится идея Идеи как комплекса взаимосвязанных сущих, одним из которых (сущих) является внове образуемое искомое сущее, предназначение которого состоит в том, чтобы посредством него (в опредмеченной его форме подручного средства) можно было исполнять деятельность производства Продукции необходимой социуму. Такими же идеями, идеями за кисейным занавесом, не так давно были и идея всемирного тяготения, и идея бессознательного, и идея наследственности свойств видообразований живой материи. Ведь под воздействием самой сути этих идей мы находились и находимся с незапамятных времен. И есть еще много – наверное, бесчисленное количество – таких идей, которые давно уже бродят вокруг нас, с которыми мы бок о бок живем, услугами которых постоянно пользуемся и которые с нетерпением ждут собственного открытия. Но мы пока что ничего не знаем не только об их сути, но и даже об их существовании.

15.1. Где прячется «бытие» идеи?

Сразу же отметим, на каких двух вопросах мы будем акцентировать наше внимание, чтобы лучше понять, в чем заключается трудноуловимость понятий Бытия и идеи, как в их раздельности, так и во взаимосвязи между собой. Во-первых, при явлении идеи в наше сознание мы каким-то странным образом «видим» не комплекс сущих, входящих в идею, а всего лишь то сущее, которое мы должны создать внове (см. п. 1). И во-вторых, в нашем представлении почему-то отсутствует самое главное в процессе нашего, человеческого бытийствования, а именно: отсутствует механизм превращения идеи в вещь, в качестве каковой мы вправе считать подручное средство, образуемое по идеальной форме искомого сущего (п. 2).

Но этим, конечно же, не ограничивается круг тех вопросов, понимание которых затруднено. Так например, камнем преткновения является то, каким образом и посредством чего осуществляется взаимосвязь Бытия человека – как генератора идей – с Бытием социума, который постоянно генерирует такую довольно-таки странную новизну как Необходимость (потребность) в новизне того или иного вида. (Причем нам совсем непонятно, почему социуму в данный момент времени нужна именно эта новизна, а не какая-либо другая!). Но на этом вопросе у нас нет необходимости останавливаться, поскольку ранее (см. Главу 11), определив продуктивно мыслящего человека как Подручное Средство самого социума, мы уже, хотя бы частично, обозначили, в какой бытийственной взаимосвязи находится социум и творчески мыслящая личность.

Еще один не проясненный метафизикой вопрос касается того, что у нас нет никакого представления о том, что такое Хаос и в каком качестве он может быть причастен к Бытию вообще и в частности к идее как к стержневому элементу Бытия. Ведь Хаос не принадлежит к сфере Бытия, он находится в области нашего существования, то есть присутствия. И эту взаимосвязь Бытия с Хаосом (или Ничто-сущими) мы уже более подробно рассмотрим в следующем разделе (15.2), поскольку этот вопрос достаточно нов для нас и требует особого внимания, хотя мы уже частично останавливались на нем в Разделах 11.3 и 12.3. Итак, начнем с первого из двух выше отмеченных нами вопросов.

п. 1. Сокрытость комплексного состава идеи и ее внутреннего смысла

Трудноуловимость понимания того, что из себя представляет идея заключается в том, что при явлении идеи в наше сознание мы «видим» то сущее, – вернее, искомое сущее, которого нам недостает и которое мы должны создать, – но при этом не замечаем всех тех сущих, на пьедестале которых оно должно быть воздвигнуто. В то время как наше сознание обеспокоено раскрытием смысла идеи и формированием вида искомого сущего эти сущие (готовые, исходные сущие) мы видим как бы краем нашего умственного взора, не осознающего их присутствия и участия. Именно поэтому понятие идеи как комплекса определенным образом взаимосвязанных сущих не было сформировано в должном виде, а потому и не было сформулировано и оформлено. Вот почему досократовская мысль «схватила» только то, что «сущее есть», – то есть «есть» вещь уже сформированная для исполнения своей природной, сущностной функции, – но она не озаботилась тем, каким образом и для какой цели возникло это сущее. Ведь идея, благодаря смыслу которой образуется это сущее, это не просто комплекс взаимосвязанных сущих, обладающих вполне определенным смыслом (Истиной), идея – это смыслонаправленная структура, основное предназначение которой состоит в том, чтобы создать (обнаружить) новое подручное средство, с чьей помощью может быть исполнен новый род деятельности по изготовлению новой Продукции, необходимой для нормального функционирования сообщества.

 

И не столь важно, в каком виде будет представлено это подручное средство: изобретение ли это предметов обихода, облегчающих наше существование; создание ли это новых способов коммуникации между людьми (язык, искусство, письменность, кусочек мела, Интернет и т. д.); или это образование новых форм устроения жизни социума и урегулирования взаимоотношений в нем: государственность, моральные принципы и т. д. Прагматическая направленность сотворения идеи – ее основное свойство и назначение. Как видим, в создании сначала искомого сущего, затем – подручного средства и, в конечном счете, – Продукции заключен внутренний смысл идеи. Не будь последнего, у нас не было бы побуждения создать ни первое, ни второе, ни третье. Прагматика как создание чего-то необходимого, а тем более нового, может произойти только «по наводке» идеально-замысленного, то есть по идее, «схватившей» саму суть того, что нужно сделать и каким средством («инструментом») осуществить.

И нам всегда надо помнить: идеальное никогда не возникает без того, чтобы создать их своих недр (из смысла) нечто материальное. А материальное, в свою очередь, способствует возникновению идеального. (Вернее, идеальное создается посредством материального подручного средства). Так идеальная форма (образ, искомое сущее) кусочка мела в идее мела, воплотившись в свою материальную форму реально существующего кусочка, служит цели более эффективного распространения существующего и возникающего знания. Это и есть та Продукция, которая была затребована социумов в процессе События-1. Вот и получается, что как в атмосфере осуществляется круговорот воды в природе, так и в природе человеческого сообщества осуществляется круговорот превращения идеального в материальное, а материального в идеальное.

Причем, внове образуемое искомое сущее как в своей идеальной, так и материальной форме непременным образом должно обладать сущностным (метафизическим) свойством, то есть сущностью. Сущность – это то свойство подручного средства, без которого оно не способно осуществлять свое функциональное назначение по производству Продукции. Уберите у кусочка мела его метафизическое (сущностное) свойство мелкодисперсно крошиться, – и тем самым, прилипая к доске оставлять на ней видимый глазом след в виде текста, – и вы уничтожите в нем подручное средство человека, предназначенное для того, чтобы повышать эффективность восприятия и распространения знания. Точно так же лишите речь, – а это и есть одно из подручных средств человека – сущностного свойства (сущности) выражать и передавать определенные смыслы и вы отнимите у нее способность осуществлять функцию коммуникации между людьми. Речь, не наделенная данным свойством, превращается в бессмысленное лепетание-бормотание. Аналогичным образом можно рассматривать любое существующее искомое сущее, будь оно подручным средством окружающей нас «рукотворной» действительности или видообразованием самой Природы.

Так что любое сущее – исходное или искомое – из комплекса тех объектов, которые входят в состав той или иной идеи, имеет свое назначение, и отсутствие любого из них не только не позволяет нам раскрыть смысл идеи, но и образовать ее саму. И как мы теперь понимаем, исходные сущие, как правило, не являющиеся предметом нашего пристального внимания, есть те «невидимки», которые вуалируют саму картину структурно-функционального состава идеи; а без нее достаточно трудно уловить, что есть смысл идеи: как он создается и для чего предназначен. (Но об этом во всех подробностях в Разделе 15.3).

Вот в этой трудноуловимости структурно-функционального состава идеи и той функции, которую выполняет каждое из взаимосвязанных (между собой) сущих, заключена одна из причин так называемого «забвения бытия» (Хайдеггер). И если мы спросим самих себя, почему мы употребили в данном случае достаточно неопределенное словосочетание «так называемое», то можно было бы ответить и так: да потому что после досократиков и Платона в основном было изначальное непонимание того, что такое Бытие. А потому «забвения» как такового не могло быть, поскольку не было того, что можно было забыть. А именно:

– во-первых, не было сформировано понятие идеи как комплекса сущих, из которого возникает (создается, обнаруживается) новое сущее, обладающее сущностью;

– во вторых, – как следствие первого – не было понятия Бытия человека, Бытия как возникновения в его уме интеллектуальной новизны в виде идеи и нового искомого сущего;

– и в-третьих, естественно, отсутствовало представление о всей последовательности (цепочке) «бытийствования» сущего: что является той причиной, которая вызвала к жизни саму потребность в этом сущем (Событие-1), каким образом оно возникает (Событие-11) и для исполнения какой функции оно предназначено (Событие-111).

Именно здесь, в непонимании сущности идеи и того, как и для чего из нее возникает сущее, заключена вся та невнятица, которая сопровождает развитие философии со дней ее основания досократиками.

Исходя из этого, мы теперь знаем: залог неверного понимания бытия как существования отчасти был заключен в слишком упрощенном понимании идеи, как уже существующего, – а не возникающего! – образца (Платон) реальной вещи. На самом же деле образцом является не сама идея, а полученная из нее – в результате раскрытия ее смысла – идеальная (умственная) форма искомого сущего, в дальнейшем преобразуемая в вещь, в подручное средство. То есть этот образец надо сначала создать из чего-то ему предшествующего. Это, во-первых, а во-вторых, превратить его в вещь, в сущее, то есть в то, посредством чего может быть выполнен определенный род деятельности по производству (изготовлению) новой Продукции вполне конкретного вида, того вида, который ранее был затребован самим социумом для своего нормального функционирования.

Иначе говоря, под поверхностью такого понимания, понимания, прошедшего через всю метафизику, был скрыт механизм формирования самой идеи в виде структуры (комплекса) сущих и возникновения из этой структуры нового искомого сущего. И было бы напрасным винить Платона в том, что он не вскрыл структуры идеи и не обнаружил в ней способ создания нового сущего (подручного средства, вещи), «образцом» которого она является. В том-то и дело, что, не имея представления о структурно-функциональном составе идеи и о том, как из ее смысла формируется новое сущее, достаточно трудно увидеть в идее – как образце вещи (Платон) – саму вещь в своем материальном (подручном) воплощении. (Спасибо Платону хотя бы за то, что он «связал» идею с вещью и тем самым намекнул на то, что возникновение последней каким-то неуловимым образом взаимосвязано с возникновением идеи. Но, как оказалось, уловление столь таинственной связи пришлось «не по зубам» всей послеплатоновской философии).

Так что понятие идеи, «заневоленное» Платоном под «образец», так и прошло через всю метафизику в виде того, что не только трудноуловимо, но и далеко отстоит от вещей реального мира. Так, например, для Декарта идея – это

«все то, что непосредственно воспринимается умом»35.

Для Канта идея – это

«необходимое понятие разума, для которого в чувствах не может быть дан никакой адекватный предмет»36.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50  51  52  53  54  55  56  57  58  59  60  61  62  63  64  65  66  67  68  69  70  71  72  73  74  75  76  77  78  79 
Рейтинг@Mail.ru