Иван Андреянович Филатов
Метафизика возникновения новизны
9.3. Уловление взаимосвязи красоты с нравственностью как проявление мудрости греков
В Разделе 5.7. «Чему удивлялись древние греки» мы уже говорили о двух задачах, стоящих перед любым созидателем: первая состоит в том, чтобы «заставить» работать то или иное нам известное сущностное свойство сущего – и этим занимаются изобретатели; а вторая – в том, чтобы сначала обнаружить ранее неизвестное сущностное свойство какого-либо сущего – и этим занимаются ученые, – а затем уже найти ему применение (функцию). А чем же все-таки занимается художник: изобретением ли функции, которая чем-либо помогала бы созерцателю в его жизни, или обнаружением функции какого-либо сущего. Или искусство занимается и тем и другим, показывая тем самым созерцателю те или иные возможные грани значимого для нас объекта: добра, зла, мужества, совести, красоты, вины, благородства, любви и т. д. в самых различных формах их проявления. Так, красоту можно найти и в человеческом теле или лице, и в природе (пейзаже), и в архитектуре, и в космосе, и в поступках и т. д.
А может быть все-таки искусство ничего не изобретает и не обнаруживает, а всего лишь «тыкает нас носом» в то, что нам известно и необходимо, но о чем мы постоянно «забываем» и чего (последнего) никак не должны делать. И неспроста ведь искусство пропитано нравственностью и заострено на тех или иных трактовках нравственных поступков. Эстетика, художественность – это обрамление нравственности. Красота как наслаждение от «понимания» смысла, «изображенного» в произведении – это та же приманка, без которой было бы невозможно обратить наше внимание на те или иные нравственные ценности. «Понятое» нами самими – пусть и на бессознательном уровне – запечатлевается в нашей душе. Назидательность и призывы к нравственности никогда не имели силы. Силу имеет (кроме личного примера) только то, что может всколыхнуть, встревожить, встрепенуть нашу душу. И таким стимулом является красота, буквально в «принудительном» порядке притягивающая нас именно к тому, на что мы должны обратить внимание и чему мы должны следовать в своей жизни. Нравственный поступок под воздействием художественности его изображения становится более притягательным и прельстительным. Нравственность – это тот объект, то сущее, которому нужно каждый раз сызнова и постоянно учиться, постоянно следовать, от которого невозможно отступать. Без нравственности человечество, в силу своей природной (животной), эгоистической сущности, не способно выжить на этой Земле.
Эстетика – оправа нравственности, оправа того драгоценного камня, который мы должны не только растить, сохранять и оберегать, но и обязаны заботиться о том, чтобы он был в надлежащем виде. Проще говоря, эстетика – это привлечение нашего пристального внимания к сущности и назначению нравственности. Она – то, что способно представить что-либо в наиболее привлекательном виде. Но, как оказалось, у нас нет иного объекта «поклонения» кроме нравственности и нет иного средства, чтобы ее взращивать и сохранять кроме как с помощью эстетики (красоты).
Природа наградила человека инстинктом продолжения рода и инстинктом выживания, но она не наделила нас инстинктом сдерживания своих агрессивных наклонностей. Наоборот, при любом удобном случае они буквально расцветают в нас букетом планов отмщения и действий в соответствии с этими планами (и даже без планов, спонтанно и неожиданно для нас самих). И от этого человеческой природе некуда деться. И именно для «усмирения» наших агрессивных инстинктов и наклонностей служит нравственность и сопровождающая ее и ее подслащающая эстетика, та эстетика, которая в привлекательном виде представляет нам то, чему противится наша природная агрессивная сущность. А противится она, как нам известно, проявлению нами альтруистических наклонностей. В борьбе эгоизма нашего тела с альтруизмом нашей души эстетика на стороне последнего. А для того, чтобы нравственные поступки (как образцы) запечатлевались не столько в нашем прагматично-эгоистическом разуме – «бесчувственном» к нашим моральным «да» и «нет», – сколько в нашей душе (она – более надежный спаситель и хранитель нас самих), вот для этого и служит эстетический способ преподнесения нам нравственного смысла (идеи) художественного произведения. Спасение мира красотой (Достоевский) и обретение морального закона «во мне» (Кант) – ипостаси, между собою взаимосвязанные и друг другом обусловленные: красота способствует нравственному становлению человека и общества, нравственность делает возможным генерирование (и наличие) прекрасного.
Да, действительно, Античность имела отличный вкус и к красоте и к нравственности, если она с таким изяществом сумела соединить их в своем искусстве и в своей культуре. То есть, соединить далеко друг от друга расположенные понятия, понятия, казалось бы, и вовсе несоединимые: прекрасное и взаимоотношения в обществе себе подобных, красота и отношение к природе. Как видим, и в этом тоже греки проявили свою незаурядность. Их мудрость проявилась в том, что они своим гениальным чутьем узрели непреложность воздействия красоты и на становление нравственности и на сохранение Природы, в том числе и природы самого человека.
Приходится только сожалеть о том, что за Античностью случилось падение в духовное «варварство» Средневековья, когда нравственность стала возможной посредством принуждения к оной, причем, принуждения страхом пред загробным воздаянием, вместо того, чтобы культивировать ее посредством ненавязчивого и свободного созерцания красоты и причастности к ней. Именно потому прекрасное, трансформировавшись в «красоту» божественных деяний, выпало из обихода самого человека, оказавшегося уже (вплоть до Возрождения) непричастным к ней. А выбор в пользу красоты как духовно-нравственного руководителя человека мог бы оказаться кардинальным событием и в жизни и в духовной культуре. Как-никак, а полутора тысячелетнее «царство» Средневековья, скорее всего, не прошло даром. И «дар» этот вряд ли оказался таким уж благотворным.
Так что функция эстетики как подручного средства – склонить нас к нравственным поступкам и отвратить от безнравственных. Это одна задача искусства. Другая же состоит – на что мы уже неоднократно указывали – в тренинге нашей способности продуктивно мыслить в научной и технической сферах, то есть в тех сферах, где результат нашего мышления не только понимается на сознательном уровне, но и предполагает как внедрение в наше жизнеустроение, так и получение непосредственной пользы от этого. Но здесь опять же, у человека продуктивно мыслящего нет ни времени, ни желания тратить свои силы на обеспечение функциональных проявлений своего эгоизма. И примеров тому тьма-тьмущая. Так уж устроена человеческая природа: или творить для пользы, или интриговать против своего окружения, если нет дара к первому. Силы, отпущенные нам природой, – а они даются каждому – необходимо на что-то израсходовать. Без этого жизнь окажется бессмысленной. Да и жизненная энергия, самой жизнью невостребованная, – совсем уж нонсенс противный самой Природе.
9.4. Идеи технические, научные, нравственные и эстетические: различие между ними.
Прежде чем приступить к рассмотрению характерных особенностей разного рода идей и различий между ними, напомним (в очередной раз) один часто ускользающий от нашего внимания момент. А заключается он в следующем. Даже если мы всего лишь только оглянемся вокруг себя, мы не увидим ни одного объекта (вещи, предмета), который не был бы предназначен для исполнения какой-либо функции. Но было ведь в прошлом время, когда не было ни этого объекта, ни нашего понятия о нем. А это значит, что в прошлом состоялось событие, когда этот предмет появился, то есть, когда была либо создана, либо обнаружена, либо понята эта новизна. Так что любой из этих объектов в обязательном порядке прошел стадию своего возникновения. И непременным условием этого события, как мы уже установили, было участие в каком-либо вполне определенном комплексе взаимосвязанных сущих, именуемом идеей. Именно этот комплекс «выдвинул» из своих рядов и сформировал – конечно, не без нашего интеллектуального участия – искомое сущее, посредством которого (уже в виде подручного средства) может быть исполнена необходимая в данном сообществе функция (деятельность) производства нужного Продукта, потребность в котором с некоторых пор уже назрела.
И вообще, любой объект материальной или духовной действительности сам по себе, то есть вне взаимосвязи с другими объектами, не представляет никакой ценности и никакого интереса для нашего мышления и нашей жизни. Вся его ценность в тех взаимосвязях, в которые он способен вступить с другими объектами, в том числе и с человеком. Как камень, казалось бы, безучастно лежащий на дороге, может проявить свои свойства твердости и тяжести только во взаимосвязи с тем орехом, который нам необходимо расколоть или с тем разбойником, который нам повстречался на этой дороге, так и любой объект нашего мышления может проявить свои свойства, свою ценность и свою функцию только в том случае, если во взаимосвязи с другими объектами-сущими он является составной частью какой-либо новой идеи.
Итак, раз уж мы в Разделе 6.1. «Где…прячется бытие?» затронули вопрос непременного влияния свойств объектов на образование взаимосвязей между ними и формирование нового искомого сущего, то нам никуда не уйти как от вопроса различения идей на технические, научные, нравственные и эстетические, так и от вопроса, что лежит в основе данного различения. Спрашивается, если все идеи, как мы подозреваем – и в этом подозрении мы стараемся все время удостовериться – формируются по одинаковому принципу, по одной и той же методологии, то, что же все-таки вносит различие между ними, кроме различия лежащих у нас на виду сфер их приложения?
Начнем с того, что сначала рассмотрим идеи технические и научные и различие между ними (см. далее п. I). Затем попытаемся понять, во-первых, все те особенности, которые присущи нравственным идеям (см. п. 2), а во-вторых, чем именно последние отличаются от идей технических и научных (см. п. 3). И наконец, рассмотрим идеи эстетические как во взаимосвязи их с идеями нравственными, так и сами по себе (см. п. 4).
п. I. Первое что хотелось бы отметить, так это то, что различение между научными и техническими идеями состоит в том, что посредством первых осуществляется обнаружение того, что существует, в то время как посредством вторых производится создание чего-то несуществующего. В первом случае мы обнаруживаем существующие независимо от нас, но скрытые от нас объекты, свойства объектов, взаимосвязи между известными нам объектами и т. д. Во втором случае – создаем новые объекты, явления, свойства, взаимосвязи и т. д. То есть создаем то, чего ранее не наблюдалось ни в человеческой действительности, ни в природной. Так, возьмем для примера техническую идею колеса как предмета изобретения человеком и посмотрим, как предположительно могла развиваться эта идея хотя бы в самом начале развития цивилизации. Положим, имеется чурбан округлый или камень, который невозможно поднять и перенести, но можно перекатить. Новый взгляд древнего изобретателя на данную проблему: сделать этот чурбан меньшего размера, чтобы он был достаточно легким, но «приделать» к нему груз, который необходимо переместить с одного места на другое. Далее, новый взгляд на идею колеса: соединить – для придания устойчивости – одной осью два чурбана (колеса) и разместить платформу между ними. И это уже будет изобретение в виде тачки или телеги, куда можно поместить этот груз. Далее: впрягли в телегу вола – и это уже повозка. Далее: запрягли в нее коней, а сбоку приделали мечи (косы) – вот вам боевая римская колесница как первое орудие массового уничтожения. Так развивается цивилизация посредством генерирования идей, в которых созрела необходимость.
Что же касается идей первого типа, идей научных, то они не создаются внове – они открываются, то есть обнаруживаются уже существующие объекты, свойства или взаимосвязи определенного комплекса сущих, взаимосвязи нам еще не известные. Так, дальнодействие испокон веков осуществлялось как в нашей Солнечной системе, так и во Вселенной. Но обнаружено оно было только Ньютоном, оформившем данное явление в виде искомого сущего, то есть формулы, посредством которой, зная массы и расстояния, можно рассчитать силы взаимодействия между объектами.
Причем, как это ни звучит странно, открытия науки – подсобный материал техники. Не будь открытия структуры атома и атомного ядра, не было бы ни атомной бомбы, ни ядерных реакторов. Техника в древнегреческом представлении – как искусство создания того, чего ранее не было ни в нами созданной действительности, ни в природе – по настоящему проявила себя только начиная с 19 века, то есть с развитием промышленности, когда научные открытия предоставили достаточно обширный материал для технических изобретений, облегчающих использование природных ресурсов, повышающих благосостояние жизни и обеспечивающих тем самым досуг для процесса творчества. Поэтому в строгом (древнегреческом) смысле научные открытия – в отличии от технических изобретений – нельзя отнести к области искусства, то есть к области создания того, чего нет и не наблюдается в окружающей нас действительности. И вообще, согласно древним грекам, термин искусство (τεχνη) можно отнести только к трем областям: к креативной деятельности Природы, к художественной деятельности человека и к сфере технического изобретательства, поскольку только в этих областях создается нечто новое.
И следует иметь ввиду, что, если в сфере науки какое-либо свойство обнаруживается (открывается) ученым посредством нахождения его взаимосвязи (или воздействия) с другим объектом (на другой объект), то в области техники изобретатель вовсе не обнаруживает что-либо уже существующее, наоборот, он «нacильcтвeннo» приводит во взаимосвязь какие-либо объекты и тем самым как бы заново создает свойство одного объекта определенным образом воздействовать на другой. (Так, в нашем примере с градусником осуществляется «насильственное» воздействие измеряемой температуры тела человека на ртуть в этом градуснике). Но сфера применения этого свойства находится только в пределах данной идеи, предложенной изобретателем. То есть изобретенная взаимосвязь – «штучный товар» изобретателя, который может быть применен только в данной идее. В то время как внове открытое природное свойство может быть использовано многократно, то есть в других идеях. Так свойство радиоактивности может быть использовано в идеях самых разных приборов и устройств.
И второе, что нам хотелось бы сразу отметить, так это то, что объекты, входящие в комплекс сущих как технических, так и научных идей, обладают вполне определенными свойствами, теми свойствами, которые имеют однозначный характер. А имеют они однозначный характер только потому, что однозначны свойства и взаимосвязи между соединяемыми объектами. Лишь поэтому и смысловое содержание этих идей, и результаты их приложения имеют однозначный и повторяемый характер. Законы гравитации или движения тока в проводнике применимы и однозначно повторяемы для любых объектов, потому что однозначно повторяемы – даже в количественном отношении – свойства объектов, которыми оперируют идеи этих законов.
В то время как свойства объектов, которыми оперируют нравственные или эстетические идеи будут либо амбивалентными, либо многозначными и размытыми. Это и дает нам основание, во-первых, объединить научные и технические идеи под одну рубрику «научно-технические», а во-вторых, в основу и причину разделения идей научно-технических, нравственных и эстетических положить характер свойств объектов, которые входят в структуру соответствующих идей. Потому что сама неопределенность свойств объектов идеи ведет к неопределенности взаимосвязей между объектами. Но если нет определенности во взаимосвязях, значит, смысл идеи так же будет неопределенным (амбивалентным, размытым, многозначным). А потому, ни о какой рациональности смысла не может быть и речи, так как основной характеристикой рациональности является не только логический (поэтапный) способ создания какого-либо смысла, но и однозначная определенность смыслового содержания понятия, умозаключения, идеи. Рациональный смысл идеи не может быть истолкован двояким, расплывчато-неопределенным или многозначным образом. В противоположность этому иррациональный смысл допускает подобное.
Итак, мы в достаточно сжатом виде охарактеризовали научные и технические идеи, существенным различием между которыми является всего лишь характер возникновения (создания, обнаружения) искомых объектов этих идей. Первые из них обнаруживаются нами как существующие, но нам еще неизвестные; вторые – создаются нами внове посредством соединения вполне определенного числа объектов и создания «принудительных» взаимосвязей между ними.
А как нам быть с нравственными идеями, которые, в противоположность научным и техническим идеям, оперируют достаточно неопределенными, амбивалентными, размытыми понятиями вины, совести, долга, милосердия, стыда и т. д.? Вот к этому вопросу мы и приступаем.
п. 2. Как мы уже установили ранее на примере научно-технической сферы знания, идея представляет собой комплекс взаимосвязанных сущих, одним из которых является внове образуемое нами искомое сущее, посредством которого (в виде подручного объекта) может быть выполнена какая-либо полезная для данного сообщества деятельность по производству необходимого продукта. Спрашивается тогда, что же именно применительно к нравственной идее является:
– во-первых, тем комплексом взаимосвязанных сущих, из которых она состоит (см. далее п. А);
– во-вторых, тем искомым сущим, которое внове образуется (см. п. В);
– и, в-третьих, той деятельностью, которая может быть исполнена посредством подручного средства, изготовленного по образцу искомого сущего. (см. п. С).
В общих чертах, отвечая на поставленные вопросы по пунктам, скажем следующее.
п. А. Во-первых, объектами-сущими нравственных идей главным образом являются:
– каждый конкретный человек,
– то сообщество (окружение), в котором он живет,
– те ценности, которые значимы для этого сообщества,
– и те обстоятельства, в которых совершаются нравственные (или безнравственные) поступки, оцениваемые каждым из нас в соответствии с этими идеями.
Ведь нравственные идеи, положим, долга и верности, милосердия и благородства, вины и совести, достоинства и мужества, альтруизма и эгоизма и т. д. – это идеи долга перед кем-то (детьми, родителями, обществом), верности кому-то (друзьям, семье), благородства и милосердия по отношению к кому-то (беззащитному существу, поверженному противнику), вины перед кем-то (обществом, человеком, против которого совершено безнравственное или противоправное действие) и т. д.
Да и наши поступки сообразуются с теми ценностями, которые бытуют в обществе и совершаются в тех порою несвойственных нам обстоятельствах, в которых мы иногда оказываемся. Ведь не будем же мы отрицать того, что только обстоятельства самого разного содержания являются тем полигоном, где испытываются на прочность и устойчивость наши нравственные качества.
п. В. Что касается данного пункта, то здесь нам надо разобраться сразу в нескольких вопросах:
– во-первых, кто является искомым сущим любой нравственной идеи?;
– во-вторых, каким сущностным свойством обладает это искомое сущее, посредством которого могла бы быть исполнена определенная деятельность?;
– и в-третьих, кто является «разработчиком» сущностного свойства и кто наделяет искомое сущее (подручное средство) этим сущностным свойством, то есть сущностью?
Как нам представляется, тем искомым сущим, посредством которого возможно исполнение определенной деятельности, являются, казалось бы, выработанные культурой и усвоенные человеком мысленные представления о нормах поведения в тех или иных жизненных обстоятельствах.
Но здесь сразу же следует заметить, что наше выражение «выработанные культурой», конечно же условность. Никакая культура сама по себе ничего не вырабатывает. Она воспринимает в себя, хранит и передает из поколения в поколение нечто внове явленное, а главное, полезно-необходимое для сохранения общества и самой культуры, которая, в свою очередь, служит тем резервуаром, из которого воспринимаются и распространяются накопленные там ценности. (Вот где в явном виде просматривается рекурсивная петля Э. Морена).
Итак, если искомым сущим любой нравственной идеи является сам человек, обладающий сущностным свойством (сущностью) усваивать (или не усваивать) абстрактные представления о нормах поведения в своем собственном, человеческом, сообществе и сообществе Природном, то тогда, естественно, возникает вопрос, а кто же является создателем самих представлений о нормах поведения и кто же наделяет (или не наделяет) человека нравственной сущностью, посредством которой общество осуществляет функцию ненасильственного («добровольного») урегулирования отношений человека с себе подобными индивидами и с Природой. (Напомним: создателем искомого сущего – вместе с его сущностным свойством – любой технической или научной идеи является сам человек, который, владея искомым сущим как подручным средством в виде, положим, изобретенного предмета или открытой формулы, осуществляет ту или иную полезную для общества деятельность). Скорее всего, создателем нравственных представлений был не сам человек, а то природное сообщество, в котором он жил и обретался. То есть, как в Природе естественным образом возникает новое видообразование, наделенное новым сущностным свойством, так и в обществе естественным, природным, образом были выработаны абстрактные нормы этического поведения.
И выработаны они были, видать, не от хорошей жизни. И не от хорошей жизни общество возложило на себя то ли миссию, то ли обязанность наделять каждого индивида сущностным свойством (сущностью) иметь представления о нормах поведения. И, конечно же, это от недоверия общества как природного образования к нравственной природе человека. Если брать человека как природное существо, то нравственные ценности чужды природе человека, потому что природа человека эгоистична, как эгоистична природа его генома, заправляющая его нейробиологической жизнью. И упование на то, что человек сам по себе, в силу своей сознательности, начнет вести сплошь нравственный образ жизни и совершать только высоконравственные поступки – это напрасные упования. Соблюдение нравственных норм необходимо человеку только как плата (или компенсация) за ту выгоду, которую он получает от совместного проживания в обществе.
В этом отношении можно сказать, что общество есть более нравственное образование, чем отдельный его член. Своей деятельностью по наделению каждого из своих чад представлениями о нормах поведения в обществе общество подобно доктору, делающему нравственную прививку своему пациенту с той целью, чтобы он был здоров, а значит – было здорово и общество, в котором он живет.
(И мы не случайно привели данную аналогию, потому что «зараза» безнравственности, подобно болезнетворному вирусу, способна передаваться и распространяться в обществе. Чему мы являемся свидетелями на всем протяжении развития цивилизации, и особенно, не в самые лучшие ее времена: войны, смуты, революции, перестройки, приватизации и т. д. Тем более, что легкости распространения «заболевания» безнравственности способствует не только эгоистичность человека, но и неуловимость как вида самого «вируса», – а именно, абстрактности негативных представлений о нормах поведения, – так и форм его передачи и распространения. И зависть, наряду с паталогической жадностью, конечно же, не на последних ролях. Трудно сказать, жадность ли с завистью являются причиной безнравственности или наоборот, но что можно сказать вполне определенно, так это то, что и то, и другое, и третье в соединении с «инфекционной» природой распространения «вируса» безнравственности являются основными составляющими элементами такого чудовищного явления как коррупция; явления, которое как неизгладимое тавро позорит природу самого человека как разумного существа. Вот те внутренние глубины человека, общества и взаимоотношений между ними, которые еще ждут своего исследования).
Иначе говоря, если вопрос стоит следующим образом:
– отдельный ли человек выработал представления о различных моделях нравственного поведения в обществе, а затем общество внедрило их в свою практику,
– или наоборот, общество вырабатывало в течение какого-то времени эти нормы поведения, а отдельный индивид открывал их и называл каким-либо словом (совесть, вина, доблесть, раскаяние и т. д.), отображающим смысл того или иного представления о нормах поведения,
то мы склоняемся ко второму варианту возникновения представлений о нормах поведения, тех представлений, которые являются сущностью человека и посредством которых общество осуществляет функцию ненасильственного («добровольного») урегулирования как межличностных отношений в обществе, так и взаимоотношения человека с обществом и Природой.
А потому, только сообществом как природным образованием, только его неустанными усилиями может быть выполнена задача сохранения, распространения и внедрения нравственных ценностей. И эта задача ни в коем случае не должна быть отдана на откуп самому человеку. Потому что претворять в жизнь нравственные ценности должен тот, кто их выработал и кому эти ценности необходимы для сохранения и укрепления собственной жизнеспособности и устойчивости. Это родовая функция общества.
Так что как кусочек мела в руке преподавателя служит тем искомым сущим (подручным средством), с помощью которого осуществляется передача знания от одного поколения к другому, так и человек «в руке» общества должен служить тем искомым сущим (подручным средством), с помощью которого осуществляется функция ненасильственного урегулирования взаимоотношений в обществе. Как видим, качество подобного урегулирования зависит от собственных усилий общества, то есть от того, насколько успешно и прочно оно привьет отдельным индивидам – и как можно большему количеству – представления о нормах поведения нравственного характера.
Но это вовсе не значит, что человек является всего лишь пассивным восприемником от общества нравственных представлений. (Утверждать подобное было бы слишком опрометчивым шагом с нашей стороны). Скорее всего, и от человека, как и от общества, многое зависит. Дело в том, что нравственные представления как природные образования, выработанные обществом, имеют одну характерную особенность – они «по эстафете» передаются человеку. И передаются с той целью, чтобы он тоже претворял их в свою жизнь, в свои взаимоотношения с себе подобными, с самим обществом в целом и с сообществом Природным. Так, наверное, природное образование видеть зрением было передано человеку, чтобы он более эффективно взаимодействовал со своим окружением.
Вот и получается в конечном счете, что сущностным свойством человека в нравственном отношении являются такие никак не измеримые, эфемерные сущности как представления о «норме» вины и совести, доблести и милосердии, подлости и зависти, эгоизма и альтруизма и т. д.
Но здесь у каждого из нас, конечно же, может возникнуть одно принципиально важное сомнение в том, а может ли абстрактное представление о нормах поведения в обществе быть сущностным свойством (сущностью) человека. Ведь в идеях научно-технических таким свойством, как правило, являются не абстрактные представления, а вполне ощутимые физические свойства физических предметов: положим, свойство мела крошиться и оставлять видимый глазом след на доске (идея мела), свойство изогнутости стекла, позволяющее видеть предметы в увеличенном виде (идея микроскопа) и т. д. Но если человек является таким же сущим, как и любой объект окружающей нас действительности, то почему бы и ему не иметь свойство, характеризующее его в нравственном отношении.
Другими словами, если человек обладает сущностными свойствами видеть, слышать, мыслить, представлять, то можем ли мы отказать ему в сущностном свойстве иметь представления о нормах поведения в обществе, которые, кстати сказать, он воспринимает от того же общества. Думаю, что мы не вправе ему в этом отказывать. Да к тому же данное сущностное свойство вполне естественным образом вписывается в саму идею нравственности. Ведь мы уже установили ранее: любое свойство объекта-сущего, а тем более свойство сущностное, предполагает возможность и способность его взаимодействовать (взаимосвязываться) с каким-либо свойством другого объекта (этой же идеи) и тем самым способствовать исполнению какой-то полезной деятельности. И в случае нравственной идеи наше сущностное свойство иметь абстрактные представления о нормах поведения так же вступает во взаимодействие с тем окружением, в котором мы находимся, и это свойство выполняет функцию ненасильственного урегулирования взаимоотношений в обществе. Не имей мы подобных представлений, вряд ли было бы возможным исполнять эту, столь необходимую функцию. Причем, ответным свойством, которым обладает общество, является, во-первых, свойство соответствующим образом реагировать на нравственные поступки человека, совершаемые им в соответствии со своими представлениями о нормах поведения, а во-вторых, воспринимать, хранить и передавать в поколениях нравственные ценности сами по себе. Это и является сущностью сообщества с точки зрения его нравственности, то есть той сущностью, которая способствует стабильности общества и его жизнеспособности.
Таким образом, мы видим, что именно эти эфемерные (абстрактные) представления, представления никак и ничем не измеримые, а потому и трудно оцениваемые, являются теми довольно-таки туманными маяками, в направлении которых и в соответствии с которыми должно сообразовываться наше поведение в окружающем нас мире. И только через конкретного человека эти ценности могут воплотиться в жизнь. Он является и восприемником этих ценностей и препроводителем их в процессе своей жизни, а может быть даже и после нее, если, положим, сохраняется в поколениях память в виде то ли каких-то его нравственных поступков (Лукреция, Муций Сцевола, Жанна д’Арк, мать Тереза, и т. д.), то ли в виде созданных им произведений искусства, побуждающих человека к нравственному совершенствованию. Таким образом каждый человек может внести какую-то часть той или иной нравственной ценности в копилку своей и даже будущей жизни.
