Иван Андреянович Филатов
Метафизика возникновения новизны
6.2. Так все-таки, прячется ли бытие?
Начнем со следующего: когда Хайдеггер задается вопросом, где прячется бытие мела, то он, скорее всего, полагает, что оно «прячется» в его подручности, то есть в способности оставлять на доске след, воспринимаемый нами в виде текста определенного содержания. Но точно также подручным средством является и кровать, используемая для сна, и очки – для видения вдаль, и телескоп – для наблюдения удаленных объектов Вселенной, и речь – для общения и изложения наших мыслей.
Но все это ведь самые обыденные и самые повседневные действия: писать мелом на доске, спать на кровати, смотреть сквозь очки и т. д. В то время как бытие – и это мы постараемся показать в следующем Разделе 6.3. «Обоснование: почему бытие…» – никак не может быть обыкновенным событием. Обыкновенному и повседневному событию нет необходимости от кого-либо прятаться. Прячется либо то, что за чем-то скрывается, как, положим, скрывается Бытие само по себе за «спиной» «бытия» сущего, либо то, что по своей сути само по себе незаметно, как, положим, возникновение идеи, в дальнейшем развертываемой в мысль (Истину). В первом случае Бытие «прячется» только потому, что сущее выставляется наперед бытия и «заслоняет» его. Во втором же случае само Бытие, хотя и ничем не заслоненное, «прячется» только потому, что выступает, говоря словами Хайдеггера (кстати сказать, заимствованное, может быть, у Ницше), «на голубиных лапках», то есть появляется незаметно для нашего сознания. Последнее не акцентировано на факте его возникновения, а потому и выпускает его из виду. Так что само сознание, призванное все замечать, в немалой степени повинно в забвении бытия.
И вообще, сам вопрос, где прячется бытие, возник не столько потому, что бытие где-то от нас действительно прячется, и не столько потому, что мы его ищем не там, где оно находится на самом деле, сколько потому – и в этом вся суть вопроса, – что мы ищем не то, что нам следовало бы искать. А потому и не находим его и найти никогда не сможем, если будем искать призрак, названный нами бытием, но не само Бытие, то Бытие, которое нами и воспринимается, и понимается, и ощущается.
Можно сказать, что метафизика «промахнулась» мимо своей цели, той цели, которая была обозначена досократиками, но не конкретизирована ими в своих очертаниях. Так, наверное, заблудившийся в лесу грибник промахивается мимо той знакомой ему поляны, на которую он когда-то выходил и от которой ему известен путь из леса; и он чувствует, что эта поляна где-то близко, потому что он еще не успел от нее далеко уйти. И в то же время, в своих поисках он все больше и больше от нее отдаляется и, в конце концов, теряет последние ориентиры. Вот это и случилось с метафизикой: потеря ориентиров, расставленных досократиками, но не четко ими обозначенных. В том и состоит величайшая заслуга Хайдеггера, что он понял это и вернулся к досократикам для того, чтобы от них пойти уже верно намеченным ими путем, но минуя (в обход) то не совсем верное направление, которым пошла метафизика, подпавшая под обаяние легко понимаемых платоново-аристотелевских представлений об истине и бытии.
Так в чем же все-таки «промахнулась» метафизика? А «промахнулась» она даже не в том, что не совсем конкретно определила, что такое бытие, и не в том, как и где его можно было бы обнаружить, а в том, каким именно образом возникает то, что должно было бы быть названо Бытием.
Именно способ явления новизны, явления Бытия оказался решающим фактором и в определении, что такое Бытие, и в понимании, где именно и почему оно прячется. Ведь только благодаря знанию методологии возникновения интеллектуальной новизны, мы можем в наиболее ярком свете увидеть
– и то, как возникает и проявляется Бытие само по себе,
– и то, как и в виде чего формируется «бытие» сущего,
– и то, что же все-таки является тем «Продуктом», который «взращивается» в процессе нашего Бытия.
Ведь не напрасно же этот процесс осуществляется в том мире, в котором мы призваны не только существовать, но и бытийствовать, то есть быть причастными к обновлению и окружающего нас мира и нас самих. Так что, если бы мы знали, как возникает Бытие (то есть возникает само возникновение Новизны), нам легче было бы определиться и с тем, что оно собой представляет, и с тем, как и где его можно найти, если оно, действительно, способно прятаться от нас. И как мы уже теперь понимаем, Бытие само по себе возникает в процессе явления интеллектуальной новизны в виде идеи и проявляет себя, обнаруживает себя на феноменальном уровне, на уровне ощущения и осознавания: то есть в виде понимания смысла этой новизны, возникновения чувства удовольствия от акта понимания и удивления от неожиданности явления новизны самого этого смысла. (См. P. S. 1 в конце раздела).
Что касается «бытия» сущего, то есть возникновения подручного средства, то здесь мы должны сказать следующее. Конечно же, упущением прежней метафизики было то, что она соединила в нерасторжимом союзе не совсем верно определяемое бытие с прибытием сути (при-сутствованием) единичного сущего как комплекса своих свойств в том виде, в котором мы его знали ранее, то есть знали как «старое» сущее. Иначе говоря, «есть» (бытие) сущего мало чем отличается от его существования и его присутствия. Не отсюда ли смешение и даже отождествление бытия с сущим? В то время как на самом деле «бытие» сущего необходимо было связать не с присутствованием сущего, а с возникновением интеллектуальной новизны в виде идеи, той идеи, раскрытие смысла которой являет нам и комплекс сущих, и внове образуемое искомое сущее, наделяемое нами сущностным свойством.
И все это помимо того, что сама внове рожденная идея, – а это не менее главное – представляет собой абсолютно новую мысленную конструкцию, обладающую не только собственной духовной ценностью, но и, будучи внедренной в практику жизни, ценностью материальной. (Не забудем: все духовное непременным образом «переливается» в материальное). Но и это еще не все: как сама идея, так и внове образуемые сущие могут послужить возникновению все новых и новых идей. Как видим, приумножению многообразия, – а это и есть цель жизни, цель Бытия – способствуют и внове создаваемые сущие, и сами внове образуемые идеи. То есть, и то и другое является потенциально существующим «заделом» – на будущее, – на базе которого возможно приумножение, обновление и развитие мира. И все это стало возможным только благодаря Бытию как возникновению интеллектуальной новизны.
Так что если в мире (природе) ничто никуда бесследно не исчезает, то и новизна, явленная Бытием самим по себе, никуда бесследно не исчезает: от идеи она передается развернутой из нее Истине, а от Истины к тем идеальным объектам-сущим (главным из которых является искомое сущее), которые являются непосредственными фигурантами данной Истины. Но мало того что новизна Истины передается объектам-сущим, комплектующим идею, она еще и «переходит» от них к тем новым материальным, то есть подручным объектам, которые получаются в результате внедрения данной Истины в практику жизни человека и общества.
Вот почему вполне определенно можно сказать: тот «сгусток» интеллектуальной новизны, который принадлежал внове рожденной идее, в конце концов, распределяется – как поток воды в рукавах дельты реки – между теми сущими, из которых в скрытом виде состояла данная идея, явленная нам в процессе бытия. А в результате мы получаем те духовно-материальные новшества, которые постоянно пополняют наш мир и обновляют наше существование. Новизна как бы незримой волной прокатывается, возникая и исчезая, от момента своего идеально-духовного зарождения до «момента» затухания ее в материальных своих воплощениях.
Но, к сожалению, мы почему-то забываем, что зарождением этих новшеств, в конечном счете, мы обязаны моменту возникновения идеи как вполне определенного комплекса сущих, одним из которых является внове образуемое нами искомое сущее, посредством которого, – но уже в материализованном его виде, то есть в виде подручного средства – может быть исполнена функция производства Продукции вполне определенного вида, того вида, который был ранее затребован социумом. (См. P. S. 2).
Принимая во внимание вышеизложенное, мы теперь можем понять, откуда возникает все духовно-материальное многообразие сотворяемого (создаваемого, обнаруживаемого, «понимаемого) нами мира. Прежняя метафизика только пыталась понять, что есть сущее и откуда оно возникает, не помышляя даже о том, чтобы узнать, что такое Бытие само по себе. Но первое можно понять только исходя из понимания второго. Именно поэтому метафизика не объяснила должным образом ни того, ни другого.
Вот здесь, после приведенных разъяснений, мы уже можем более определенно попытаться ответить на настойчиво задаваемый Хайдеггером вопрос: где прячется бытие? Но для начала нам важно показать два следующих один за другим процесса:
– первый – от момента проникновения идеи из бессознательного в наше сознание до начала раскрытия идеи в Истину. (Это и есть то, что мы назвали «Бытие само по себе» или «чистое», ментальное Бытие, Бытие, не связанное с каким-либо сущим, а связанное с проникновением в наше сознание «сгустка» смысла, неопределенного содержания).
– второй – от начала развертывания смысла идеи до выявления вида и сущности искомого сущего. (А это есть так называемое «бытие» сущего, то есть, создание (возникновение) нового сущего, по образцу которого в дальнейшем изготавливается подручное средство).
И если говорить о первом процессе, то, действительно, можно согласиться с тем, что Бытие само по себе прячется. А прячется оно во времени между прошлым и будущим. Событие Бытия – это разверзание времени, в «просвете» которого новая мысленная конструкция появляется на свет. Бытие и время – это процессы соответственно: первый – возникновения, как нового смысла, так и чувства удовольствия-удивления от понимания оного; второй – разверзания промежутка времени между прошлым и будущим, в процессе которого (разверзания) проявляется «содержимое» Бытия, как проявляется содержимое негатива в позитиве. Но Бытие и время не только возникают в этом событии, но и исчезают в нем же, потому что Бытие трансформируется в Истину, а время явления интеллектуальной новизны прекращается вследствие «смыкания» просвета между прошлым и будущим; того просвета, в котором нашему сознанию на мгновение ока показалась объективная идея. Успели мы «схватить» ее смысл – Бытие как событие состоялось, не успели – мы упустили предоставленный нам самой Природой шанс. Условно, наверное, мы вправе допустить, что время явления смысловой новизны в наше сознание и развертывания ее в Истину – это и есть «настоящесть» нашего Бытия. В остальное же время мы не столько бытийствуем, сколько всего лишь существуем.
Итак, можно сказать, что присутствующая в бесконечно необозримом количестве потенциально возможная интеллектуальная новизна находится в скрытом, то есть в свернутом виде. (Мы уже приводили метафору идеи как свитка, по мере разворачивания которого открывается смысл текста, в нем заключенного). Как только мы «схватываем» смысл идеи, мы раскрываем и оформляем его в течение какого-то промежутка времени в то, что греки называли Истиной (алетейей-несокрытостью). Именно этот диапазон времени от возникновения до исчезновения интеллектуальной новизны и есть время нашего индивидуального Бытия. И вообще нет никакого иного Бытия, кроме Бытия того, что либо возникает в своей Новизне (новые виды живых существ в Природе), либо осуществляет сотворение самой Новизны (в нашем, человеческом, жизнеустроении). (О Бытии социума и о том, что происходит в его недрах смотри Часть 111).
Это мы сказали в основном о первом моменте: где прячется Бытие до начала развертывания идеи в Истину в нашем сознании, то есть до начала рефлексии-11. Теперь же обратимся ко второму моменту: где прячется Бытие в процессе раскрытия смысла идеи и формирования искомого сущего. И действительно ли оно прячется? Если тождественность бытия и мышления вполне очевидна, то не бытие ли выставляется в тех новых смыслах, которые мы рождаем и тех чувствах, которые мы при этом испытываем; и не следы ли его «деятельности» мы обнаруживаем в виде все приумножающегося вокруг нас духовно-материального многообразия. Поэтому можно сказать и так: бытие на этапе так называемого «бытия» сущего нигде не прячется. Наоборот, оно выставляется из бессознательного в сознание в первую очередь в виде внове образуемого искомого сущего (подручного средства).
Впечатление запрятанности Бытия в том – и об этом мы уже не раз говорили, – что, во-первых, оно порой бывает совсем незаметно в своем явлении, а во-вторых, мы не совсем понимаем, что из себя представляет интеллектуальная новизна: как она образуется, чем определяется число значимых объектов-сущих идеи, как возникают взаимосвязи между ними, те взаимосвязи, которые создают само ценностно-смысловое содержание идеи, а главное, не знаем, как образуется сущностное, метафизическое свойство одного из сущих идеи, а именно, искомого сущего. Вот в чем кроется вся таинственность Бытия: она в том мраке, где зарождается и формируется то, что мы называем Бытием, то есть возникновением интеллектуальной новизны, из которой в последующем формируется новизна материальная.
И даже когда Бытие заметно (инсайт, озарение) и не только изумляет, но и ошеломляет нас своим явлением, то мы не осознаем его Бытием, потому что не осознаем сути основополагающего элемента бытия – Интеллектуальной Новизны. Смутность нашего понимания данного феномена вносит свою лепту в впечатление завуалированности, сравнимой с сокрытостью бытия. Нечто, нам представленное бессознательным, но не осмысленное, то есть не названное и не оформленное на уровне сознания, создает впечатление закрытости Бытия и даже его забвения. Но это только впечатление. Если бы Бытие действительно было от нас скрыто, то был бы скрыт и его результат. Но это совсем не так: изо дня в день пополняемое и обновляемое разнообразие духовно-материальных объектов нашего мира свидетельствует как раз об обратном. Поэтому не Бытие прячется и подвергается забвению, а мы до сих пор не можем разобраться и понять: что собой представляет как Бытие само по себе, так и «бытие» сущего и какова последовательность нашего продуктивного мышления от момента возникновения идеи до «момента» возникновения разнообразия наблюдаемого нами и постоянно обновляемого мира сущего.
Из вышеизложенного в очередной раз мы видим, в чем именно заключается один из механизмов забвения Бытия, механизм, обусловленный самой природой продуктивного мышления, то есть мышления, генерирующего интеллектуальную новизну в виде идеи. Так почему же мы забываем само Бытие и почему перед нашим умственным (или зрительным) взором одно только сущее?
Скорее всего, идея как «побудитель» Бытия, однажды возникнув из тьмы небытия и передав свою интеллектуальную новизну образовавшим ее сущим – в том числе внове образуемому искомому сущему вместе с его сущностным (метафизическим) свойством – исчезает из нашей памяти, а сущее в качестве подручного средства остается в ней, поскольку мы постоянно им пользуемся: пользуемся и языком, и письменностью, и мелом, и микроскопом, и справедливостью, и государственностью, и красотой, и бессознательным, и чем мы только не пользуемся. Вот только мы забываем, что все это возникло благодаря тому, что однажды у кого-то мелькнула в уме идея, а она-то и есть та «сила», которая и собрала в единое целое определенный комплекс сущих, и взаимосвязала их, и дала жизнь подручному средству, с помощью которого возможно исполнение определенной деятельности (функции) в сфере социума, той деятельности, результатом которой является получение Продукции нового вида.
А нам кажется, что и кусочек мела возник сам собой, и письменность, и речь, и мужество и нравственность, и государственность и справедливость, и все остальные «подручные» средства возникли сами собой, то есть возникли вне контекста какой-либо идеи, мелькнувшей однажды в сознании своего творца: изобретателя, ученого, художника, композитора и т. д. Кто сейчас «помнит», благодаря каким идеям возник лук со стрелами, каменный нож первобытного человека, способ нанесения краски в наскальных рисунках, таран как орудие сокрушения стен и ворот осаждаемых городов? Может ли кто-либо «припомнить», благодаря каким идеям возникли понятия красоты, истины, бытия, сущего, совести, благородства, мужества, возвышенного и т. д.? Никто! Все помнят только подручные средства, которые вытеснили из памяти даже саму память о том, что они возникли благодаря идее, этой «силе», животворящей все сущее.
Но проблема-то в настоящее время не столько в том, что мы забыли о той «силе», благодаря которой возникает все сущее, сколько в том конфликте, который возник между бытием, направленным на генерирование материального подручного сущего – того сущего, которое облегчает наше материальное существование, но в то же время обессиливает нас в духовно-нравственном отношении – и бытием, направленным на генерирование и культивирование нравственно-эстетических, метафизических и других мирововоззренческих ценностей, без которых невозможно выживание всего живого на Земле, в том числе и самого человечества. Мы не то что культивируем, положим, нравственные ценности, наоборот, мы предаем их забвению. Достаточно напомнить, в каком плачевном состоянии и небрежении находятся такие понятия (идеи) как вина, совесть, доблесть, благородство, воздержание, мера, справедливость, мужество и т. д. А были ли созданы в Новые времена, – а это как-никак около полутысячелетия – какие-либо новые ценности подобные только что перечисленным? Вы их днем с огнем не отыщите. А ведь созданы они были не с бухты-барахты. Их возникновение было вызвано жесточайшей необходимостью, о которой мы тоже забыли. Война всех против всех, – а тем более при той технической оснащенности современного общества – вряд ли чем-либо хорошим могла бы закончиться, если бы прежде (в Античности, главным образом) не были бы созданы (выработаны) и не культивировались эти ценности.
Так что суть проблемы забвения Бытия не столько в том, что мы переключили свою способность создавать новизну в сферу научно-технического творчества, сколько в том, что мы предали забвению свою способность бытия в сферах чисто человеческих, мировоззренческих: нравственно-эстетической, философской, общественно-духовной. Но непомерно-неправомерный крен в сторону технического совершенства сферы обслуживания человека грозит не только техногенными катастрофами (глобальным потеплением, истреблением лесов, атомная угроза и т. д.), но и полным отходом (забвением) от той ветви человеческого Бытия, которая формирует приемлемую для большинства эстетику и нравственность в пределах существующей государственности. Это, во-первых. А во-вторых, отход от нравственно-эстетической проблематики нашего бытия грозит не только культурным «одичанием» общества, но и утратой самой способности генерировать и культивировать как нравственно-эстетические идеи, так и идеи научно-технические. А это уже та локальная катастрофа, которая непременным образом ведет к катастрофе глобальной, о чем мы уже не раз упоминали.
Р. S. 1. Обратим еще раз внимание на автоматическую зависимость возникновения удовольствия от акта понимания смысла новой идеи: поняли мы смысл идеи – удовольствие возникло, не поняли – оно не возникло. Но не возникает оно, естественно, и в том случае, если нет самого смысла, или если этот смысл не обладает свойством новизны в «глазах» нашего интеллекта. Что же касается удивления, то оно тоже возможно только в том случае, если смысл нами понят и если он нов для нас, то есть неожиданен – почему и вызывает удивление. Получается так, что удовольствие – это соматическая и притом генетически обусловленная реакция на интеллектуальное понимание, в то время как удивление – это интеллектуальная реакция на обнаружение и понимание той новизны смысла, которая никак не похожа на что-либо известное нам ранее. И это даже не то удивление – удивление соматическое, чувственное, – на которое реагируют наши органы чувств, встретив нечто необычное, экзотическое, а то удивление, на которое реагирует наш интеллект в результате обнаружения нового смысла и сравнения его с теми смыслами, что были знакомы нашему сознанию. Но в самом акте сравнения, скорее всего, участвует и бессознательное, поскольку сознание сразу видит новизну смысла, а не занимается «перебором» всех тех смыслов, которые могли бы быть сравнимы по своей сути с новым, искомым, смыслом.
Р. S. 2. Ввиду принципиальной важности данного процесса, изобразим его во временной последовательности и по пунктам.
1. Сначала возникает интеллектуальная новизна в форме объективной идеи.
2. Идея развертывается нами в Истину, обладающую новым смыслом.
3. В процессе раскрытия идеи и наполнения ее смыслом обнаруживаются как объекты, являющиеся составными частями этого нового смысла, так и оригинальные взаимосвязи между этими объектами. Причем следует заметить следующее: объекты сами по себе – кроме искомого сущего – не могут внести какой-либо новизны, поскольку наше мышление на этапе рефлексии-1 оперирует только теми объектами, – а именно, исходными сущими, – которые нам уже знакомы и о которых у нас имеется достаточно емкое представление. Новизну же в комплекс этих объектов вносят те оригинальные взаимосвязи, которые внезапно обнаруживаются нами на этапе развертывания идеи в Истину, то есть на этапе рефлексии-11. Кроме того можно сказать, что абсолютной новизной обладает как внове создаваемое нами искомое сущее, так и то метафизическое (сущностное) свойство, которым мы его наделяем с той целью, чтобы это сущее наилучшим образом могло исполнять свою сущностную функцию.
4. Далее: идея, развернутая в Истину, претерпевает процесс внедрения в материально-духовную практику то ли в виде новой теории, закона, то ли в виде нового стиля жизни, направления в искусстве, парадигмы в науке, мировоззрения и т. д.
5. И наконец, последнее: внове созданные подручные средства, сами идеи, законы и т. д. не только приумножают разнообразие объектов-сущих, но и служат основой образования все новых и новых объективных идей.
