Иван Андреянович Филатов
Как пришло понимание того, что такое идея и других вопросов, связанных с обретением человеком способности создавать идеи? Послесловие к статьям, опубликованным ранее
1. Введение
Предметом рассмотрения данной статьи является попытка восстановления в своей памяти некоторой последовательности мышления при формировании понятий, относящихся как к методологии возникновения Новизны, так и к тем факторам, которые обусловили возможность ее осуществления. А именно:
– что такое идея и как она возникает,
– социум и та роль, которая ему отведена в процессе создания Новизны;
– каким образом осуществляется взаимосвязь между социумом и человеком способным продуктивно мыслить;
– бытие социума и человека, единая методология возникновения Новизны;
– возникновение у человека способности генерировать идеи как инициирующее начало к тому, чтобы начать учиться говорить;
– бытие как то, что находится в истоке возникновения всего сущего;
– те опасности, которые связаны с использованием Интернета.
Дело в том, что «тонкости» ходов нашего собственного (продуктивного) мышления есть неопределенности обнаружения и выражения того, что находится на грани между бессознательным и тем, что доводится до сознания, но доводится с большим трудом, то есть, находится на грани понимания. Попытаемся восстановить, какими зигзагами следовало наше мышление, чтобы выйти на единую методологию возникновения Новизны и на те истоки, которые дали возможность ей проявиться в ходе цивилизационного развития общества.
(Чтение данной статьи вполне совместимо с ознакомлением с текстом предыдущей статьи «Что интересного, а попросту, нового, на мой взгляд, было обнаружено в процессе написания текстов о том, что такое новизна и как она возникает? (Путеводитель по Статьям, опубликованным ранее»).
2. Исток вопроса о структуре идеи
Скорее всего, можно было бы согласиться с тем, что все началось с вопроса, заданного Н. Заболоцким в стихотворении «Некрасивая девочка»:
«……………..что есть красота
И почему ее обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?».
Если наличие феномена красоты никем не отрицается, то тогда возникает вопрос, каким образом проявляется восприятие красоты психикой и умом человека?
Первым делом, восприятие красоты сопровождается возникновением чувства интеллектуального удовольствия от акта ее созерцания. Иначе бы мы не стремились к красоте, даже той, которую мы видим (или слушаем) не в первый раз.
Вот это стремление воспринимать красоту одного и того же произведения многажды наталкивает на ту мысль, что,
– во-первых, мы что-то не восприняли своими чувствами и не поняли умом в этом произведении;
– во-вторых, данное произведение затронуло какие-то струны нашей души,
– и в-третьих, у нас все же осталось желание почувствовать и понять что-то заложенное художником в данном произведении искусства.
Вот отсюда, из вопроса, так что же все-таки заложено художником в своем произведении искусства, естественным образом возникает вполне обоснованное подозрение в том, что таковым, заложенным, является какая-либо идея, уже прочувствованная художником и способная быть выраженной то ли на полотне, то ли каким-либо другим способом: вербальным, музыкальным, пластическим и т. д. Иначе говоря, только руководствуясь – пускай и на бессознательном уровне – какой-либо идеей, художник возьмется за то, чтобы воплотить ее в произведении искусства.
Вот здесь-то и возникает метафизический вопрос существа и сущности идеи, тот вопрос, которым на заре развития философии задался Платон, разместивший идеи в занебесном царстве и представивший их в качестве образцов вещей реального мира, тех образцов, глядя на которые художник руководствуется в своем творчестве, как бы «припоминая» их, как то, что он будто бы видел в потустороннем мире своего существования.
Данное прозрение Платона было настолько очевидным, настолько плодотворным в своей непосредственной явленности, что последующая философия, вплоть до Новых и Новейших времен, не решалась – кроме разве что Аристотеля – подвергнуть сомнению «теорию» припоминания Платона. Спрашивается, в чем было очарование подобного взгляда на происхождение идей и на их назначение? И, как оказалось, подоплека данного феномена достаточно проста.
Все дело в том, что человек с давних, доисторических времен обладает некогда – а вернее сказать, неизвестно когда – вдруг! обретенной им способностью иррационально мыслить, иначе говоря, мыслить не только посредством одного лишь логического мышления, но и посредством генерирования новых идей в нашем бессознательном. Но дело в том, что наше бессознательное не информирует нас – через наше сознание – о том, каким именно образом оно создает идею в нашем интеллекте. Мало того, мы даже не знаем, почему, когда и каким образом эта идея была создана в нашем бессознательном.
Мы знаем лишь то, что идея в своем готовом виде явилась в наше сознание в акте инсайта, прозрения, озарения. И знаем мы об этом не только потому, что в наше сознание (вдруг!) явился сам смысл идеи, но и потому, что явление его сопровождается возникновением в нашей психике весьма ощутимых ее (психики) проявлений:
– интеллектуального удовольствия от понимания смысла внове явленной идеи,
– удивления от внезапности его явления
– и чувства надежности, истинности и единственности этого смысла.
Так вот, явление смысла идеи из той области нами неосознаваемого, о которой мы, по сути дела, ничего не знаем, воспринимается нами как «припоминание» того, что мы якобы ранее знали. И нам невдомек то, что явлению идеи в наше сознание, как правило, предшествовала и достаточно интенсивная проработка интересующего нас вопроса на логическом уровне рефлексии-1, и скрытая от нашего сознания инкубационная фаза созревания смысла идеи в нашем бессознательном. Инсайтное явление смысла идеи в наше сознание – как бы ниоткуда – воспринимается нами, зачастую, как дар Божий. Именно здесь основа Платоновской «теории припоминания» – она в психологическом восприятии нашим сознанием внове явленного смысла идеи из нашего же бессознательного, том восприятии, которое сопровождается указанными выше весьма заметными для нашей психики интеллектуальными ощущениями: удовольствия, удивления и чувства истинности и надежности.
3. Структура идеи
Итак, предполагая наличие заложенной в любом произведении искусства идеи, возникает вопрос, что же собой представляет идея? А именно:
– из чего она состоит, то есть, какова ее структура;
– каким образом связаны элементы, ее составляющие;
– для чего она предназначена, то есть, какую функцию она призвана исполнять в социуме самом по себе;
– и каким образом она реализуется, то есть, какова методология ее возникновения и воплощения в практику жизни ее смысла?
(Пояснение: термин «социум сам по себе» означает тот социум, в котором люди существуют и функционируют наряду и наравне с другими вещами и явлениями в процессе События-1, когда в этом социуме происходит независимое от умственной деятельности человека зарождение, созревание и возникновение Необходимости в притоке Новизны в ту или иную его структуру. Об этом ниже по тексту).
Вот здесь на помощь мне пришел некоторый опыт изобретательской деятельности в области техники. Мне вспомнилось, что в формуле изобретения фигурирует вполне определенное количество объектов, одно из которых, – а именно, искомое сущее – являясь главным, становится предметом изобретения, то есть тем новым предметом, которого ранее не было ни в реальной действительности, ни в нашем умственном представлении. Именно этот внове изобретенный и далее созданный – по идеальному образцу искомого сущего и по определенной технологии – в материальном виде предмет был назван (с подачи М. Хайдеггера: См. «Бытие и время». Пер. В. В. Бибихина. М.: Ad marginem, 1997. С. 68-71) подручным средством, тем средством, с помощью которого можно было бы производить определенный род деятельности по изготовлению в социуме Продукции совершенно нового вида. Как, положим, изобретенный телескоп как подручное средство служит для «изготовления» такой Продукции как наблюдение и систематизация невидимых глазом удаленных объектов Вселенной.
Что же касается остальных объектов, входящих в комплектацию данной идеи, то назвал я их исходными сущими, постольку, поскольку мы оперируем ими (в своем уме) – и их свойствами, в первую очередь, – еще до создания самой идеи, а именно, на этапе рефлексии-1, когда мы всего лишь пытаемся скомпоновать определенное количество объектов таким образом, чтобы получить некое подобие идеи. Эти объекты мы никоим образом не изобретаем – мы берем их в готовом виде из сферы, названной нами Хаосом, то есть из сферы того, что ранее уже существовало или ранее уже было создано, изобретено, открыто. Завидным преимуществом этих объектов является то, что на их создание нам не надо тратить умственную энергию нашего мозга, как мы ее тратим на создание искомого предмета (сущего) в его, сначала, идеальном виде, а затем, и в виде материальном. Единственное требование к исходным объектам (сущим) заключается в том, чтобы:
– во-первых, их свойства не входили в противоречие со свойствами внове нами создаваемого искомого сущего;
- а во-вторых, чтобы они вполне естественным образом «зацеплялись» – посредством своих свойств – как между собой, так и с искомым сущим.
Более того, исходные сущие являются как бы «пьедесталом», на котором нами возводится «фигура» искомого сущего.
4. Методология возникновения идеи и раскрытия ее смысла
Итак, со структурой идеи мы более или менее разобрались. Нам осталось только «вписать» эту структуру в саму методологию возникновения (в уме человека) новизны в виде идеи. А эта методология, в основном, уже известна по многочисленной литературе и описана она в работах Пуанкаре, Адамара, Лапшина, Кармина и мн. др.
(См.: Пуанкаре Анри. О науке. Наука и метод. Глава 111. Математическое творчество. 1983. С. 309-320; Адамар Ж. Исследование психологии процесса изобретения в области математики. Пер. с франц. Москва. Изд-во «Советское радио», 1970. 106 с.; Лапшин И. И. Философия изобретения и изобретение в философии. Введение в историю философии. – М.: Республика, 1999. – 399 с. – (Мыслители ХХ века); Кармин А. С. «Интуиция: Философские концепции и научное исследование. – СПб.: Наука, 2011. – 901 с.).
Напомним только, что эта методология начинается с рефлексии-1, когда мы манипулируем в своем уме некоторым комплексом известных нам исходных сущих, пытаясь создать некое подобие идеи. Но этот этап нашего логического мышления, как правило, либо ничем результативным не заканчивается, либо имеет продолжение, но только в том случае, если мы приложили достаточно интенсивные умственные усилия к решению поставленной нами задачи. В таком (последнем) случае наше мышление – не оповещая нас об этом – может выйти на скрытую от нашего сознания инкубационную фазу мышления, когда наше бессознательное само берется за решение этой задачи. И в случае успешного исхода, оно, бессознательное, в акте инсайта (прозрения, озарения) выдает в наше сознание смысл идеи в готовом его виде, то есть в виде сгустка смысла.
(Об этом в разделе 8. «Почему в акте инсайта идея выдается в наше сознание только в виде сгустка смысла?»).
И этот смысл мы прекрасно понимаем, и понимаем в наиболее ярком свете в первые мгновения его явления. С течением даже самого небольшого промежутка времени он тускнеет и теряет свои исходные очертания. А потому наша первейшая задача заключается в том, чтобы как можно быстрее зафиксировать внове явленный нам смысл в знаках (символ, метафора формула, таблица и т. д.) какой-либо известной нам системы с той целью, чтобы, во-первых, посредством этих знаков разместить его в нашей долговременной памяти, а во-вторых, в случае надобности восстановить этот смысл по тем знакам, в которых мы его оформили.
Вот эту фазу перекодировки нейронных образований нашего мозга и облечения смысла идеи в знаки какой-либо системы я назвал допонятийной фазой, поскольку смысл идеи понимается только нами самими, но мы не можем довести его до понимания кого-либо другого, так как этот смысл еще не оформлен в окончательном его виде. Но это оформление смысла идеи является в то же время раскрытием ее смысла, развертыванием самого сгустка смысла идеи до состояния удобопонимаемости кем-либо. Вот это одновременно происходящее оформление смысла идеи вместе с раскрытием его сущности было названо мной как рефлексия-11.
Отличие этой рефлексии от рефлексии-1 в том, что если на этапе рефлексии-1 мы собирали и пытались взаимосвязать в некий комплекс определенное число объектов-исходных сущих, то на этапе рефлексии-11 мы, наоборот, раскрываем, разлагаем явленный в наше сознание сгусток смысла на те элементы-сущие, из которых он состоит и которые находятся в связи между собой посредством своих свойств.
(В Приложении данной статьи изображены Рисунки 1 и 2. На первом из них обозначены основные этапы (методология) нашего продуктивного мышления, а на втором изображен Онтологический круг методологии возникновения новизны, включающий в себя и тот вклад, который вносит социум сам по себе в общую методологию, о чем речь пойдет далее. (Сами рисунки в «проявленном» их виде можно посмотреть в Статьях автора, размещенных на сайтах «Ридеро» и «ЛитРес»)).
А вот здесь, в процессе раскрытия смысла идеи, нами замечается самое интересное и самое загадочное: мы вдруг каким-то непостижимым образом обнаруживаем, что нам для полной комплектации идеи не хватает еще одного – и притом самого главного! – сущего, а именно искомого сущего, того сущего, вид которого мы должны сначала создать в своем уме, в идеальной его форме, а затем, по определенной технологии изготовить (по его образцу) материальную его форму, ту форму, с помощью которой мы могли бы уже начать изготовление той Продукции нового вида, потребность в которой с некоторых пор вполне назрела в какой-либо из структур социума.
Получается так, что мы каким-то невероятным образом обнаруживаем «дырку от бублика», то есть то, чего нет в реальной действительности, но то, что мы должны создать сызнова. Вот это, нами внове создаваемое искомое сущее должно непосредственным образом вписываться в цепочку исходных сущих, входя в «зацепление» с ними посредством своих свойств. Это, во-первых, а во-вторых, оно никоим образом не должно – по своим свойствам – входить в противоречие со свойствами остальных, исходных сущих. Созданием материального вида искомого сущего, а именно, изготовлением подручного средства, по сути дела, заканчивается рефлексия-11.
Но заканчивается и миссия человека продуктивно мыслящего: создавшего идею, раскрывшего ее смысл, обнаружившего недостающее звено в виде искомого сущего, и предложившего – в случае необходимости – технологию изготовления материального вида последнего, то есть подручного средства. Изготовление же Продукции с помощью этого средства – это уже забота самого социума, испытывающего потребность и в этом подручном средстве, и в той Продукции, которая может быть изготовлена только с помощью этого подручного средства.
Вот эту методологию возникновения новизны посредством интеллектуальной деятельности человека – начиная с рефлексии-1 и заканчивая рефлексией-11 – мы назвали Событием-11. (См. Рис. 2. Онтологический круг). Следующее за ним Событие-111 – это уже прерогатива самого социума, внедряющего эту Новизну в свои структуры и адаптирующего ее в них. Что же касается События-1, то речь о нем пойдет далее, когда мы зададимся вопросом: откуда человек, продуктивно чувствующий и мыслящий знает о том, что в социуме зародилась, созрела и возникла та или иная Необходимость в создании Новизны того или иного вида? Вот к этому вопросу мы и переходим.
Все дело в том, что человек, даже продуктивно мыслящий и чувствующий, до поры до времени не имеет никакого представления о том, что еще не возникло в самом социуме. И не имеет представления только потому, что,
– во-первых, он ничего не может знать о том, что еще не возникло и не заявило о себе каким-либо весьма ощутимым для него образом,
– а во-вторых, в процессе События-1 – того События, когда только социум сам по себе является главным действующим лицом – человек выступает на роли вещи, наравне и наряду с другими вещами и явлениями, функционирующими в данном социуме и в данное время.
