Екатерина Франк
Под флагом цвета крови и свободы
– Что ты сказал? – негромко переспросил его дед, и мальчик стиснул кулаки:
– Отец говорил, что тебе нельзя доверять! Что ты никогда не любил его! Что ему всегда было плохо с тобой, – в запале выговаривал он самые резкие фразы, какие мог изобрести при помощи приличных слов. Грязная брань унижает человека, как-то раз обмолвился Джек, и с тех пор мальчик дал себе зарок не выражаться так, как не нравилось осчастливившему его человеку. – А вот он всегда был добр ко мне! Хотя и говорил, что не знает, как это… – чуть слышно прибавил Роджер – и осекся, когда лицо Джона Рэдфорда вдруг исказилось; круто развернувшись, он сделал несколько шагов в сторону, остановился и двинулся куда-то совсем в третьем направлении – перед ним едва успели расступиться столпившиеся вокруг матросы.
– Ведите этого! – скомандовал, повинуясь его безмолвному жесту, Рэнди Жестокий, старпом Рэдфорда, указывая на испанского матроса. Того сразу же взяли за плечи, как вдруг из толпы вынырнул еще один хорошо знакомый бывшим пиратам с «Попутного ветра» человек. То был Генри Фокс: проронивший едва ли слово за минувшие две недели, он вдруг остановился перед посланцем Эрнесты и схватил его за грудки.
– Где держат пленного капитана, скажи? – охрипшим от долгого молчания голосом
. с загоревшимися каким-то безумным выражением глазами спросил он. Матросик разинул рот.
– В… в трюме, на нижнем уровне. От кубрика… лестница налево, и по ней до конца! – слабо вскрикнул он, пока его влекли вперед. Генри забежал сбоку, не отпуская его – юношу больно пихнули в бок, требуя отойти, но он словно не заметил этого. Макферсон, протолкавшись к ним, положил ему руку на плечо:
– Пошли, парень. Это ни к чему…
– Где капитанская каюта?.. Где ключи от кубрика взять?.. – продолжал настойчиво спрашивать Генри, удаляясь следом за испанцем; Роджер на секунду перевел взгляд на лицо миссис Фрэнсис и поразился тому, с каким вниманием следила она за этой картиной.
– Вот и чего ты полез? Все равно ничего не добились, – ворчал, возвращаясь спустя пару минут Макферсон; Фокс шел следом за ним, сосредоточенно опустив взгляд и шевеля губами. Морено, легонько тронув мальчишку за плечо, двинулась им навстречу.
– Эх, Господи, даже не знаю, кого жаль-то больше: мисс Эрнесту или нашего капитана. Пропадет ведь, ни за что пропадет, – продолжал сокрушаться старый боцман. Генри вдруг поднял на него запавшие, окруженные темными тенями глаза:
– Знаете вы то место, о котором говорил посланник мисс Эрнесты?
– Как не знать, знаю, а… а чего ты вообще спрашиваешь? – поперхнулся Макферсон. Фокс настойчиво подступил к нему:
– Возможно добраться туда за три дня на шлюпке?
– На шлюпке – едва ли, а вот какое-нибудь мелкое суденышко я вам отыщу, – вмешалась, тяжело дыша и держась за сердце, миссис Фрэнсис, и эти слова оказались сказаны таким тоном, что двое мужчин даже не подумали усомниться в ней или переспросить что-то. Впившись в лицо Генри испытующим взглядом, бывшая пленница Рочестера промолчала пару секунд, а затем дотронулась до плеча мальчика: – Роджер, беги скорее в порт, разыщи капитана Скэлли и скажи, что Фрэнсис Морено просит его срочно прийти. А вы оба, – с выражением лица, неимоверно напомнившим им то, с которым обычно говорила ее дочь, беря все в свои руки, обратилась Фрэнсис к Макферсону и Фоксу, – ступайте сейчас же за мной: начерчу вам фарватер, как пройти через скалы и сразу же за ними скрыться – по-другому вы от галеонов не уйдете. Что встали, бегом! Времени все меньше, каждая минута на счету, – прикрикнула она на всех троих, и тогда Роджер Рэдфорд, чуть дыша, опрометью бросился в порт разыскивать неизвестного капитана, знакомого Фрэнсис Морено. Сердце у него заходилось в сумасшедшем галопе – от ужаса или счастья, едва ли он сам мог бы сказать.
Глава XXX. На острие клинка
Условленный срок подходил, и, чертя на карте курс вдоль побережья архипелага Креста – курс, у которого для нее не существовало продолжения – Эрнеста не чувствовала, что у нее дрожат руки. С того самого разговора в каюте Гарсии что-то внутри нее словно умерло: больше Морено не могла найти в собственном сердце ни страха, ни надежды, ни сострадания к другим узникам этой громадной эскадры. Окруженная живыми мертвецами, она и сама словно стала одной из них – лишь одна-единственная цель оправдывала ее существование, точно так же, как и у них; вот только для Эрнесты она зависела не от Гарсии, а от того, выполнил ли незадачливый доносчик, отправленный ею, свою миссию. Не струсил ли он? Смог ли найти дорогу до Тортуги, а уже там – выслушали ли его, пустили ли к Джону Рэдфорду?
Ответов на эти вопросы у девушки не было. Стиснув зубы, она ждала своего часа: Джека, по счастью, после неудачной попытки освобождения решили оставить на «Бесстрашном», но Эрнесте во избежание подозрений пришлось полностью отказаться от попыток с ним увидеться. Что сделали с ее другом за минувшую неделю, ей оставалось гадать – только Педро, относивший однажды еду пленному, смог мельком разглядеть его и вернулся, нисколько не обнадежив девушку своим мрачным видом. Вероятно, Джек, не выдержав пыток, все же указал Гарсии какое-то место: капитан на следующую ночь после неудавшегося побега явился к Эрнесте сам с плохо отмытыми от крови руками, приказав поменять курс по указанным координатам. Хотя конечную точку пути он так и не назвал, Морено смогла выполнить его требование, искусно проведя судно на новом маршруте по-прежнему вдоль берега архипелага Креста так, что это почти не вызвало вопросов. Рэдфорда оставили в покое и, вероятно, даже перестали пытать, но участь его была предрешена: обнаружив отсутствие бумаг или даже найдя их, испанский капитан убил бы его в любом случае. Но этот маневр позволял выиграть время, и Морено про себя радовалась находчивости друга, давшего ей столь удачный шанс на их освобождение.
Впрочем, выбора у нее не было: после исчезновения того самого незадачливого матросика, донесшего на Эрнесту, на нее настороженно косились все офицеры-испанцы; несколько раз девушка замечала за собой слежку и могла лишь гадать, от них самих или непосредственно от капитана исходит инициатива той. Но напрямую никто ничего ей не высказывал – матросы же, напротив, заметив это, начинали относиться к ней с чувством, отдаленно напоминавшим ту симпатию, которую Морено всегда умела вызывать у подчиненных.
Об Эдварде Дойли и о своих родителях, надежда увидеться с которыми уже погасла в ее сердце, она почти не думала – хотя одному Богу и ей самой было известно, каких усилий это стоило Эрнесте. Она ждала, работала, снова ждала, окидывая все вокруг себя настороженным взглядом и впитывая каждую мелочь, способную помочь ей в осуществлении побега – а именно на него в первую очередь и стоило рассчитывать: зная капитана Рэдфорда-старшего, Морено понимала, что меньше всего от него стоит ожидать самоубийственной атаки в лоб.
Но на утро седьмого дня, когда высокий скалистый берег архипелага Креста забрезжил прямо по правому борту, Эрнесту охватило самое настоящее отчаяние. Она неплохо знала эти места и в состоянии была представить себе, где именно могли бы устроить засаду пираты. К тому же, усилиями неожиданного попутного ветра испанские галеоны смогли прибавить скорость, так что мимо тех мест они прошли на рассвете – в идеальное для нападения время, которое едва ли мог пропустить сведущий человек, а Джона Рэдфорда никак нельзя было упрекнуть в недостатке стратегического мышления. Но горизонт оставался чист – и Морено, стискивая зубы, понимала, что действовать ей предстоит исключительно на свой страх и риск.
Вахтенные на борту у капитана Гарсии не заснули бы на посту никогда – ни ночью, ни на рассвете, ни после трех суток непрерывной работы; Эрнеста и сама знала, что рассчитывать на это было бы глупо. Но за полчаса до окончания, равные одной-единственной склянке на корабельных часах, отделяющей их от долгожданного отдыха после «собачьей вахты», внимание моряка не может не ослабнуть. Это Морено, ходившая в море много лет, знала еще лучше и всегда подгадывала под такое время нападения на встречные суда. Никакая дисциплина, никакие наказания не отвратят человека после тяжелой работы от желания отдохнуть – будь он хоть матрос, хоть вахтенный офицер, хоть сам капитан корабля. Теперь это желание стало для Эрнесты практически единственным гарантом осуществления ее плана: «Бесстрашный» шел по-прежнему впереди и на некотором расстоянии от остальных галеонов, однако зона между его правым бортом и прибрежными скалами, за которыми возможно было укрыться, оставалась почти полностью слепой; спустить на воду шлюпку и пройти на ней две трети расстояния не представляло проблем.
Никогда раньше на столь ненадежном и опасном суденышке, как обыкновенная гичка, даже с запасами еды и воды Эрнеста не рискнула бы осуществить подобное предприятие: добираться до Тортуги на ней пришлось бы не менее двух дней. С учетом того, что испанцы в любом случае хватились бы их если не сразу, то через несколько часов, идея становилась совсем самоубийственной. Но дальше от архипелага на расстоянии меньше чем десяти миль начинались отмели, пройти которые огромным галеонам было не под силу; в обход же они теряли полтора дня пути, почти равные времени, нужному беглецам для подхода к Тортуге.
Все это Эрнеста излагала своим сообщникам на ходу, спускаясь в трюм. Педро и Сэнди согласились практически сразу же; Уиллоу, самый молодой и неопытный – его Гарсия нанял, посулив информацию о пропавшем без вести отце-купце, судя по рассказу самого юноши, явно и безнадежно погибшем более двух лет назад – поначалу колебался, однако в конечном счете с решительным видом притащил три припрятанных ранее сабли и заявил, что останется с друзьями до конца. Педро Санчеса Морено заранее отправила на шлюпочную палубу – подготовить гичку, украсть и перетащить туда запасы еды и пресной воды.
Она заранее готова была к новой схватке с охраной, к риску быть обнаруженными и ко многому другому – однако коридор перед камерой оказался подозрительно пуст, а дверь – приоткрыта, и из-за нее раздавались смачные звуки ударов и приглушенные стоны боли. Эрнеста сразу же узнала голос Джека, и в глазах у нее потемнело от ярости.
В камере все происходило примерно так, как она себе и представляла: помимо пленного, там находились четверо испанцев, двое из которых стояли в стороне, по-видимому, ожидая приказаний, один возился у жаровни, накаляя железо, а последний стоял перед Рэдфордом, все еще прикованным к тому самому стулу, и хладнокровно, мастерски бил его по лицу – по свежим ранам особенно болезненно и унизительно, однако без риска искалечить.
– Откуда нам знать, что ты не солгал? – донесся до Эрнесты его голос – испанец говорил по-английски, хотя и с заметным акцентом, резавшим слух и очень узнаваемым. То был Мануэль Сертис, старший помощник капитана Гарсии – Морено сталкивалась с ним несколько раз и, ловя на себе его крайне недоверчивые взгляды, убеждалась в том, что этот человек далеко не глуп. Именно он наиболее настойчиво продолжал слежку за ней, а еще, очевидно, нисколько не поверил Рэдфорду – а следующие слова его насторожили девушку еще больше:
– Капитан хочет знать наверняка. И тебе придется сказать так, чтобы я поверил!
– Сеньорита, что будем делать? – шепотом спросил Уиллоу. Морено закусила губу, размышляя, затем подняла руку, привлекая внимание товарищей.
– Я уже все рассказал, – чуть слышно ответил Джек, сплевывая, судя по звуку, кровь вместе с парой зубов. Мануэль снова ударил его – на сей раз в подбородок – и, отойдя к жаровне, взялся за накаленный прут:
– А по-моему, ты врешь. Я знаю, вы сговорились с той девкой с твоего корабля! Быть может, она прямо сейчас строит планы, как тебя освободить?
– И строить тут нечего – не нужно много ума, чтобы вас обойти! – неожиданно громко и смело крикнула Эрнеста, обнажая саблю и распахивая дверь настежь. Вражеский старпом обернулся, а его подчиненные разом схватились за оружие, но было уже поздно – Морено встала между ними и Джеком, совершенно не собираясь останавливаться.
Прежде она редко испытывала настоящее упоение боем – сказывалась профессиональная привычка анализировать все на ходу – но на сей раз Эрнеста действительно, что называется, вошла в раж. По-другому и быть не могло: противники оказались не только крупнее и сильнее, но и на удивление хорошими фехтовальщиками. Проклятье, конечно, Гарсия не стал бы набирать в охрану ценного пленника всякую шваль, со злым отчаянием сознавала Эрнеста, едва успевая отражать удары. Сэнди, Уиллоу и она – стало быть, трое против четверых, расклад не столь скверный, но недолговечный. Огромный Мануэль размахивал шпагой с такой ужасающей стремительностью и силой, что за ним едва можно было уследить; он уже успел ранить Уиллоу и теперь вместе с одним из подчиненных теснил Сэнди к стене. Тот отступал, как опытный боец, держа оборону, но видно было, что это ненадолго; расправившись со своим противником, Эрнеста бросилась ему на помощь. Уклоняться от выпадов рослого соперника ей было не впервой; изматывая его и выжидая момент для собственной атаки, она часто одерживала победу. Однако для подобных маневров не было времени: Морено услышала за своей спиной отчаянный вскрик боли и страшный хруст, с которым вражеская шпага вошла в грудь Уиллоу. Сэнди бросился на убийцу своего друга и сбил его с ног, но четвертый испанец, зайдя сзади, всадил ему нож в спину; Роллинс зашатался и упал на колени.
Эрнеста, едва уйдя от очередного удара Мануэля, голой рукой, наплевав на мгновенно вспыхнувшую болью ладонь, выхватила из жаровни забытый там прут и швырнула им в испанца, снова занесшего нож. Раздался истошный вопль, шипение испаряющейся плоти, мгновенно распространяющей вокруг едкую вонь; однако Сэнди сумел воспользоваться этой передышкой, чтобы обезоружить противника и воткнуть ему саблю в живот. На это ушли его последние силы – тот испанец, что убил Уиллоу, уже занес над ним клинок, и на сей раз Эрнеста не успела помочь товарищу. Лезвие вошло Сэнди Роллинсу точно в мозг, раздробив череп одним смертельным и верным ударом.
Эрнеста отступила назад, прикрывая собой все еще прикованного к стулу Джека – тот, кажется, кричал, чтобы она бежала прочь, но девушка едва слушала его: все внимание ее сосредоточилось на двух противниках, медленно приближавшихся с двух сторон. Мануэль был старше и опытнее; он уже разгадал, по всей видимости, ее тактику и не собирался на нее вестись. Его подчиненный был моложе и нетерпеливее, и это решило его судьбу: недооценив невысокую, тонкую девушку, только что без колебаний голой рукой схватившую раскаленное железо, он ринулся вперед с саблей наперевес. Эрнеста, молниеносно уйдя в сторону от этой атаки, вонзила собственное оружие ему в грудь и сразу же ногой оттолкнула прочь обмякающее тело. Она даже не заметила, как брызнувшая фонтаном кровь залила ей руки и рубашку – куда важнее было не выпускать из виду Мануэля. Тому, похоже, надоело ждать: за то время, пока девушка расправлялась с его подопечным, он успел подобраться совсем близко.
– Эрнеста, веди его сюда. Не бойся, – быстро проговорил Джек на индейском наречии – том самом, которому научился в племени своей матери. Морено помнила этот язык скверно, урывками – и то лишь благодаря урокам самого Рэдфорда в детстве да собственной хорошей памяти. Но эту фразу ее обостренный опасностью разум все же уловил: отступив в сторону, она начала подходить к Сертису справа – нарочито медленно, подпуская его ближе к пленнику.
Мануэль, не заметив этого маневра, надвигался на нее, непрерывно поворачиваясь к девушке лицом. В какой-то момент Рэдфорд оказался точно у него за спиной; Морено остановилась, сделав вид, будто готовится напасть. Сертис клюнул: сжал поудобнее рукоять сабли и уже двинулся было вперед, когда Джек вытянув, насколько позволяли цепи, правую ногу, довольно ощутимо пнул его под щиколотку. Мануэль пошатнулся, потеряв равновесие всего на секунду, но этого хватило – Эрнеста успела достать его, изо всех сил ударив по открывшимся плечу и груди. Огромный старпом захрипел, рубанул оружием воздух, сделал шаг вперед и повалился на девушку, сбив с ног. В наступившей вдруг оглушительной тишине слышно было, как с отвратительным бульканьем выбивалась из его раны кровь.
– Черт возьми! Эрнеста, ты в порядке? – позвал охрипшим голосом Джек. Морено зашевелилась, поднимаясь с пола, с недовольным шипением потерла обожженную ладонь – в последний момент она все-таки перехватила оружие обеими руками для решающего удара:
– Нормально! Надо отсюда убираться поскорее. Где ключ от кандалов?
– Он… – начал Рэдфорд, но тут же остановился, полным ужаса взглядом уставившись куда-то ей за спину. Морено метнулась, поднимая с пола свою саблю – ей уже было безразлично, сколько людей придется убить, чтобы освободить друга. Однако в дверях стоял капитан Гарсия – полностью одетый и вооруженный. Пистолет в его руке опасно покачивался из стороны в сторону; но Эрнеста не сомневалась, что в нужную минуту этот человек не промахнется – тем более, что второй такой же находился у него за поясом.
– Признаться, я ждал чего угодно, когда спускался сюда – но только не этого, сеньорита Морено, – тихим голосом, от которого мороз продирал по коже, проговорил Гарсия по-английски. Эрнеста, стиснув зубы, заслонила собой прикованного Джека:
– Вы уже получили сведения о том, где эти документы. Отпустите его! Дайте нам уйти…
– Никто не уйдет отсюда, – все тем же жутким тоном ответил Гарсия, склонив голову и накрыв пальцем курок.
– Это мы еще посмотрим! – неожиданно раздался из-за его спины новый голос, молодой и звонкий от волнения; в затылок испанцу уперлось пистолетное дуло. – Бросайте оружие. Немедленно, не то получите пулю в голову! Мне терять в этом мире больше нечего!
– Генри?.. – подняв голову на этот голос, неверящим шепотом проговорил Рэдфорд. Медленно, осторожно капитан Гарсия опустил пистолет и разжал пальцы, бросая его на пол. Угрожавший ему немедленно пнул оружие ногой в сторону Эрнесты:
– Мэм, заберите это! Ты, – он толкнул заложника вперед, в камеру, и зашел следом. В тусклом свете фонаря глазам пиратов действительно открылось молодое лицо Генри Фокса – полное настолько решительного и жесткого выражения, какого на нем не было никогда прежде, – ты делай, как я говорю, иначе умрешь! Где ключи от цепей капитана Рэдфорда?
Гарсия помедлил, сжимая челюсти так, что на его скулах заиграли желваки, затем потянулся к нагрудному карману; Генри немедленно ткнул его пистолетом в затылок:
– Не двигаться! Руки держать на виду. Мэм, посмотрите сами, – велел он не терпящим возражений тоном. Эрнеста, с трудом подавляя невольную дрожь, достала увесистую связку:
– Какой именно ключ?
– С прорезью в основании, – глухо промолвил испанец, глядя на нее полными непередаваемого выражения: так, словно разом все его мечты разрушились именно по ее вине.
– Расковывайте Джека и ждите десять минут, а затем ведите наверх, – распорядился Генри. – Мы, – он снова подтолкнул Гарсию, – пойдем вперед, и ты прикажешь всем своим людям собраться в кубрике, а затем запрешь их там. Тебе все ясно?
– Черт возьми, – пробормотал Рэдфорд, едва не сгибаясь пополам на стуле от сдавленного смеха, пока Морено осматривала его и возилась с замками. Ждать внизу им не пришлось – собственно, все отведенные десять минут Эрнеста потратила на снимание цепей и кое-как, на скорую руку сделанную перевязку самых крупных ран Рэдфорда обрывками собственной одежды – для того, чтобы тот хотя бы смог выйти из камеры и подняться наверх по лестнице.
Гарсия и по-прежнему державший его на прицеле Генри находились у кубрика: тяжелая, прочная дверь была закрыта на замок. Эрнеста с каким-то отстраненным удивлением наблюдала за Фоксом: руки, сжимавшие пистолет, у него до сих пор не дрожали, а голос оставался совершенно спокойным, с явными металлическими нотками, резавшими слух – ей самой потребовались годы, чтобы научиться в нужный момент говорить именно так.
– Поднимайтесь наверх. Нас будет ждать шлюпка, – подталкивая стволом пистолета Гарсию, потребовал он, обращаясь ко всем сразу. Эрнеста с готовностью снова забросила руку Джека себе на плечо, поддерживая; однако испанец не двинулся с места.
– Вы что, не слышали? Вперед! – грубо повторил Фокс. Гарсия повернул голову; в неверном свете фонаря отчетливо видно была прорезавшая его губы недобрая усмешка:
– Думаешь, тебе удастся уйти? Мои люди скорее откроют огонь с риском убить и меня, чем отпустят всех нас. Им нужно то, что могу дать только я, и они не позволят мне исчезнуть!
– Генри, это блеф. Не слушай его, – вмешалась Морено, но юноша даже не взглянул на нее. Улыбка, появившаяся на его собственных губах, внушала куда больший страх, чем у Гарсии:
– Кто вам сказал, что уйдут все? Я останусь здесь и буду держать вас на прицеле, пока не посчитаю, что Джек и мисс Эрнеста находятся в безопасности.
– Генри, мы никуда без тебя не пойдем, – чуть слышно, но с непоколебимой твердостью выговорил Рэдфорд – то были первые его слова за все это время, обращенные напрямую к Фоксу. Юноша слегка вздрогнул, и лицо его на мгновение словно стало прежним, полным сомнений – но сразу же это выражение исчезло, и он повторил:
– Мэм, вы слышали, что я сказал? Уходите скорее, пока есть возможность.
– Нет, Генри. Джек прав, – возразила Морено изменившимся голосом. Еще недавно она с легкостью бросила бы бывшего старпома на растерзание испанцам, но теперь все слишком изменилось. – Капитан Гарсия лжет. Веди его вперед – на галеонах не посмеют открыть огонь…
Фокс, поколебавшись секунду, снова повернулся к заложнику:
– Ты слышал, что сказала мисс Морено. Вперед!
– Хорошо, – кивнул тот, поворачиваясь в сторону лестницы. Генри стоял почти вплотную к нему, а Эрнеста отвлеклась на едва переставлявшего ноги после пыток Рэдфорда, когда Гарсия вдруг резко пригнулся и выбросил вправо руку, перехватывая пистолет. Раздался выстрел; еще прежде, чем пороховой дым рассеялся, стало видно, как Генри ничком повалился на пол.
Эрнеста мгновенно оттолкнула Джека себе за спину и успела выхватить отнятый у испанского капитана ранее пистолет, но тот одним ударом вышиб оружие у нее из рук и толкнул к стене: в рукопашной мужчина был куда сильнее. Достать саблю оказалось куда сложнее – согнувшись от удара под дых, Морено вслепую пнула врага коленом в живот и сумела даже на миг высвободиться, но Гарсия снова схватил ее сзади за шею, другой рукой выдернул из-за пояса второй пистолет, позабытый всеми, и приставил оружие к ее виску. Эрнеста зажмурилась, но выстрела не последовало. Открыв глаза, она поняла причину промедления Гарсии: прямо перед ними, придерживая одной окровавленной рукой другую, сжимавшую пистолет, стоял Джек Рэдфорд. Оружие ходило ходуном, он с трудом дышал, однако глядел на испанца в упор, и видно было, что от немедленного убийства своего мучителя его удерживает лишь угроза для взятой в заложницы девушки.
– Ты, – прохрипел Гарсия, трясущейся от напряжения рукой прижимая дуло к ее виску. – Я отнесся к тебе, как к порядочному человеку, забыл о твоем прошлом и об английской крови в твоих жилах, а ты – ты предала меня? После всего, что я предложил тебе?!..
– Эдвард, – шепнула Эрнеста, царапая ногтями не дававшее ей вздохнуть чужое широкое запястье. Джек, услышав знакомое имя, побледнел, но не опустил пистолет, все еще нацеленный в голову испанца; тот оскалился, обнажив окрашенные алой кровью зубы:
– Что?
– Эдвард Дойли, – с непонятным упрямством, несмотря на растущую нехватку воздуха в горящих легких, повторила Морено. – Единственный человек, который имел право что-то предлагать мне – Эдвард Дойли, офицер британского флота, англичанин до мозга костей – в самом хорошем и в самом плохом смысле этого слова… – хриплый смех на секунду родился на ее губах и сразу же прервался судорожным приступом кашля. – Однако даже ради него… я не согласилась бы поехать ни в одну из стран Старого Света… Я родилась пираткой и, если потребуется, умру ею, но не стану играть роль красивой безделушки, которой распоряжаются по своему усмотрению! Ты ошибся, капитан, – злорадная усмешка мелькнула на ее губах. – У всех людей есть свои привязанности, но не всеми через них можно управлять! Я почти поверила твоим словам… потому что очень хотела им верить – но когда поговорила с теми людьми в трюме, то поняла, как ты это делаешь… Поэтому ты и проиграл. Стреляй, Джек! – яростно выкрикнула она вдруг. – Стреляй, и пусть все это наконец закончится!
Рэдфорд молча смотрел на нее, поддерживая трясущуюся, окровавленную правую руку с пистолетом левой. Слышно было, как позади него на полу страшно булькал и хрипел Генри, хватаясь за простреленную грудь; но пиратский капитан медлил. Переведя тяжелый, пристальный взгляд поверх дула на своего мучителя, он заговорил – отчетливо, глухо и прямо:
– Отпусти Эрнесту и дай нам уйти. Даже если ты убьешь ее, ты все равно уже проиграл!
– Я ни за что не стану договариваться с пиратом! – без колебаний отрезал Гарсия. – Брось оружие, не то она умрет!
Морено не видела его лица, когда испанский капитан произносил эти слова, но по его тону чувствовала, что тот не шутит; она смотрела на старого друга и понимала с обреченной ясностью, что он не выстрелит – не выстрелит, пока не станет слишком поздно. Джек Рэдфорд, которого она знала, был хорошим человеком, как для пирата, так и в принципе; однако теперь это играло против него. Эрнеста понятия не имела, кто из них двоих был более достоин жизни, и даже не задумывалась о таком прежде – но именно сейчас всем своим существом сознавала, что положить этому конец хватит сил лишь ей одной.
Капитан Гарсия держал пистолет плотно прижатым к ее виску одной рукой, а второй в то же время фиксировал ее шею – поэтому Морено, стиснув зубы и выдохнув, резко мотнула головой назад, метя затылком мужчине в челюсть. Захват ослаб на мгновение, и она вывернулась, пытаясь перехватить его правую, вооруженную руку, но не успела, скорее не увидев даже, а почувствовав кожей, как жесткое дуло прикоснулось к ее лбу. Раздался сухой щелчок кремня, но за ним ничего не последовало – пистолет в руке Гарсии дал осечку. И в то же самое мгновение Джек выстрелил. Пуля вошла испанцу точно под левую ключицу; он зашатался, прижимая ладонью сразу же принявшуюся толчками выбиваться из раны кровь, и медленно осел на пол, не сводя с Эрнесты огромных, полных ужаса и неверия глаз.
– Т… ты… ты!.. – повторял он свистящим шепотом; тонкая струйка крови пошла у него изо рта. Морено, опомнившись, наклонилась над ним, с силой надавливая на рану рукой:
– Говори, где они! Отвечай, и тогда ты умрешь быстро и безболезненно!..
– Мне все равно, – со слабой усмешкой просипел Гарсия. – Боли… боли я давно не боюсь. Ра… разучился.
Морено яростно оскалилась и нарочито надавила пальцами на хлюпающее под ними мясо, вырывая из груди раненого мучительный стон:
– Ничего, сейчас живо научишься обратно! Говори, солгал ли ты о моей семье? Солгал ли мне так же, как всем тем несчастным, которых сделал своими рабами?! Говори, не то я… – свободной рукой она сдавила его горло, подержала несколько секунд и чуть ослабила хватку. Гарсия зашелся кровавым кашлем, но глаза его все еще были ясными – только голос стал тише и хриплее, так, что Эрнесте пришлось наклониться к самому его лицу, чтобы разобрать слова.
– Я не лгал тебе, – пробормотал умирающий, цепляясь за ее запястье с таким отчаянием, что Морено, брезгливо дернувшая было руку к себе, замерла на полпути и с глухим рычанием вернула ее на место. – Я вел… вел записи с тех пор, как звал каждого… на борт в команду… Сначала даже думал… думал, что смогу… выполнить свои обещания им… но долго… слишком долго – много времени нужно было, чтобы… Я стал делать пометки в бумагах… кто из их родных мертв, кто еще жив… А твои родители – они действительно… у Рочестера… не лгал… – зашептал он совсем неразборчиво. Эрнеста стиснула его плечо:
– Где эти бумаги?
– В… в моей каюте. Девятая доска от окна… сдвинь ее, и увидишь тайник. Там все… – глаза капитана Гарсии гасли, но он мутным взглядом хватался за лицо девушки, как утопающий – за единственную, бесполезную соломинку. – Я… не хотел, чтобы так вышло. Не хотел тебя убивать… Я заслужил, – вдруг ясно и спокойно проговорил он. Морено сжала зубы.
– Благодарю тебя за это. Прощай, – вымолвила она и хотела уже отвернуться, когда Гарсия вдруг протянул к ней окровавленную руку и попросил чуть слышно:
– Поцелуй меня… Хотя бы один раз… за то, что сказал о твоих родных… – голос его прервался новым приступом кашля, мелким и слабым, сотрясавшим его уже безвольное тело в последних конвульсиях. Эрнеста видела не раз, как умирают люди, и думала, что привыкла к этому; но женская жалость на мгновение взяла верх в ее гордом сердце. Наклонившись к Гарсии, она молча прижалась губами к его лбу – большего Морено не могла заставить себя сделать, даже если бы и хотела. Но испанцу, казалось, было достаточно и этого; он повернул голову и на одно короткое мгновение снова стиснул ее запястье, затем вдруг задрожал, начал приподниматься, мучительно, тяжело дыша – и рухнул обратно, в лужу собственной крови. Эрнеста, помедлив, тронула пальцами его шею: конечно, рассудив трезво, она бы стала проверять отсутствие пульса на всякий случай, однако именно в эту минуту ей почему-то не верилось в то, что этот человек, получивший над ней, хоть и на короткое время, такую власть, внушавший ей неподдельный страх и самое настоящее отчаяние – мертв.
– Генри!.. – привел ее в чувство сорванный голос Рэдфорда: сгорбившись над юношей, он непослушными руками пытался перевязать его рану оторванным от своей рубашки подолом. Эрнеста вскочила, метнулась к нему, машинально помогла затянуть узел. Опомнившись, наклонилась к чужой груди и побледнела, услышав в ответ лишь мертвенную тишину.
– Джек, – справившись с собой, тихо сказала она, – Джек, нужно скорее уходить отсюда.
– Сейчас, сейчас, – кивнул тот, едва ли вообще поняв смысл ее слов: застывший взгляд его был прикован к белому, неподвижному лицу Генри – и такая дикая, сумасшедшая надежда была в глазах капитана Рэдфорда, что Эрнеста в отчаянии встряхнула его за плечи:
– Джек, ты меня слышишь? Нужно бежать, пока нас не схватили!
– Он сейчас очнется, и мы уйдем вместе, – убежденно отрезал тот, наклоняясь ближе к Фоксу и хлопая его по щекам. – Сейчас, сейчас, Эрнеста. Не спеши. Мы успеем…
– Джек, он мертв! – тряся его за плечи в попытке достучаться до друга, крикнула девушка. Новый звук, раздавшийся откуда-то снизу, заставил ее похолодеть: очевидно, матросы, услышав выстрелы, принялись выламывать дверь кубрика. Та, конечно, была прочной и надежной, но едва ли могла задержать толпу остервеневших от неизвестности людей больше, чем на несколько минут; надо было спешить. Однако Рэдфорд явно не понимал этого: на все уговоры девушки он не реагировал никак, лишь отбрасывая от себя ее руки с силой, неожиданной для человека, перенесшего подобные пытки.
