Екатерина Франк
Под флагом цвета крови и свободы
– Держи, держи! Качай быстрее!.. – проорал откуда-то сбоку Морган, но в его указаниях не было нужды: матросы и без того остервенело набросились на помпы. Несколько минут беспорядочной, бессмысленной, как казалось порой, борьбы со стихией прошли в прерываемом лишь натужным рыком и отрывистыми вдохами и выдохами молчании, и каждый про себя был уверен, что еще чуть-чуть – и отсеки затопит полностью, утянув их на дно вместе с кораблем. Но вода, дойдя им до колен, постепенно начала успокаиваться: теперь помпы справлялись с ней, хотя и неясно было, надолго ли. Матросы переглянулись, переводя дух. Никто из них не говорил этого вслух, однако один и тот же вопрос виднелся в глазах каждого: если здесь – так, то что же с теми, кто остался внизу?
Джек, тяжело дыша, с топором в руке, поддерживаемый Генри, выбрался из нижнего отсека. Макферсон следовал за ними, шатаясь и держась за стену.
– Мистер Морган, прошу за мной, – устало выговорил Рэдфорд, едва посмотрев на рулевого. Пошарив взглядом по толпе матросов, снова вставших у помп, прибавил: – Продолжайте работу. Мистер Дойли останется за старшего.
Эдвард поднял голову, с трудом веря своим ушам – однако на лице капитана не было даже тени усмешки. Одарив их обоих странным взглядом, в котором смешались пренебрежение и злоба, Морган прошествовал к выходу из отсека следом за Рэдфордом и Макферсоном. Дойли выдохнул, оглянулся вокруг себя, рассматривая замершие в удивленно-выжидательном выражении лица, и – для себя самого неожиданно – негромко и твердо велел:
– Все слышали, что сказал капитан. Работаем!
***
На верхней палубе вовсю кипела работа; самые большие по площади паруса уже были убраны, и такелажники возились, сворачивая белые треугольнички стакселей – Эрнеста явно не теряла времени даром. Стоило Джеку в сопровождении своего немногочисленного командного состава появиться на палубе, как Морено, бросив остальным несколько фраз, подбежала к ним:
– Что?
– Идешь с нами, – коротко бросил Джек, покосившись на зажатую в ее руках тетрадь со вложенными в нее картой и карандашом. Он вошел в каюту последним, собственноручно запер за собой дверь и, обернувшись к подчиненным, лишь теперь позволил тревожному выражению появиться на своем лице:
– Пробоины мы с грехом пополам заделали, но остановить течь нельзя, пока мы в море. Вода прибывает, и быстрее, чем я думал.
– Сколько у нас времени? – вмешался Генри, не выдержав тягостного молчания, на несколько секунд воцарившегося в каюте.
– Часов… десять, одиннадцать? – с сомнением взглянув на капитана, прикинул Макферсон. Джек поднял на него потемневшие глаза:
– Семь или восемь. Это при условии, что три четверти команды, не сменяясь, будут не отходить от помп – а вы сами знаете, что это за работа…
– Заставим, если надо, – угрюмо буркнул рулевой, не поднимая головы. Джек всем корпусом повернулся к нему и нарочито спокойно ответил:
– Вас это в любом случае не коснется, мистер Морган. Трюмная команда останется под началом мистера Макферсона, а вам я поручаю работу с такелажем. Справитесь?
– Есть, сэр, – скрипнув зубами, все так же мрачно отозвался Морган. Джек кивнул:
– Хорошо. Сейчас наша основная задача – как можно скорее добраться до суши. Эрнеста, у тебя готов маршрут?
– Да, но мне нужно, чтобы ты посмотрел, – без обычной уверенности выдохнула Морено, крепко прижимая к груди тетрадь и карту с пометками. Разложив ее на столе, она вооружилась карандашом и показала на первую же прочерченную им линию: – Ты сказал, у нас в запасе не больше восьми часов. До порта Эвери мы можем добраться за двенадцать, до Тольяра – примерно за пятнадцать при нынешнем ветре. Если это время выжать никак нельзя, то вариант один – порт Льюис, но я категорически не советую туда заходить. Судно мы потеряем в любом случае, нам никто не даст залатать там днище. Я советую либо бросать его сейчас и дальше добираться до суши на шлюпках, либо, если такой вариант неприемлем, – она искоса взглянула на Рэдфорда, – попробовать дойти просто до суши. Берег здесь достаточно пологий, в трюме есть запасные доски – за дня два-три можно заделать пробоину, а в подходящем порту отремонтировать днище как следует.
– Есть еще один порт, – глухо выговорил Рэдфорд, глядя в пустоту прищуренными глазами. Эрнеста пораженно обернулась к нему:
– Джек, но это же… Это может быть только… – голос ее сорвался.
– Сколько добираться туда? – сухо пресек дальнейшие расспросы капитан. Морено глубоко вздохнула, но глаза ее стали решительными:
– Меньше. Часов пять, максимум шесть. Но сможем ли вы причалить к берегу?
– Он никогда еще не отказывал в помощи своему собрату. Строго по нашим законам, – зло выплюнул Джек, сверля взглядом карту с таким видом, будто мечтал изорвать ее в клочья. – Сообщи мне, как только начертишь фарватер.
– Дай мне пару минут, – попросила девушка, снова склонившись над картой. Рэдфорд хлопнул ее по плечу:
– Я буду на мостике. Ну, теперь все по местам, и да поможет нам Бог, если Он еще слышит наши молитвы! Генри, – придержал он за плечо метнувшегося было к двери юношу, – ты не отходи от меня.
– Но я же…
– Это приказ, – коротко отрезал Рэдфорд и добавил чуть мягче: –Ты можешь понадобиться в любой момент, понимаешь? Делай, как я говорю.
***
Эдвард работал без перерыва уже более двух часов, отказываясь от смены – он видел, как вокруг многие остальные матросы валились прямо в откачиваемую воду, не имея сил вздохнуть, и потому каждый раз со злостью на ненавистный шепоток усталости рычал, что может работать, и требовал заменить кого-то другого. В конце концов, даже боцман Макферсон, сбросив с себя просмоленную куртку и засучив рукава, встал рядом с ним и одобрительно похлопал по спине:
– Так держать, сынок.
Эдвард взглянул на него дико, отшатнулся, но даже не стал одергивать за столь неуместное обращение – берег дыхание и редкие крупицы сил. Натруженные мышцы рук тяжело сжимались и горели под кожей, словно ее натерли солью, а на собственные ладони, наверняка покрытые уже лопавшимися мозолями, он и вовсе боялся смотреть – благо, в трюме было темно.
В какой-то момент голова закружилась, и он перестал понимать, что происходит вокруг. Кажется, кто-то помог ему встать и потащил наверх – Эдвард попытался воспротивиться, но не смог выдавить из пересохшего горла ни звука.
В лицо ударил порыв свежего воздуха, после духоты трюма показавшегося почти ледяным. Дойли шевельнулся, обнаружив, что полусидит-полулежит, привалившись боком к какой-то принайтованной6 бочке – слава Богу, стоявшей в тени и оттого восхитительно прохладной. В губы ему ткнулось что-то жесткое.
– Пейте, – протягивая флягу с водой, серьезно посоветовала Эрнеста. Эдвард недоуменно посмотрел на нее, словно не понимая, что от него хотят, затем все-таки протянул руку и поймал ее за запястье.
– Да пейте же, это вам, – недовольно проворчала Морено, снова прижимая горлышко фляги к его губам. Эдвард глотнул – сперва слабо, затем жадно и торопливо – после чего оттолкнул ее руку и невнятно прохрипел:
– Там, внизу… Им тоже надо…
– Я уже отправила туда Карлито. Побольше пейте, а то свалитесь раньше, чем причалим, – Эрнеста тоже сделала большой глоток и убрала флягу за пояс. – Поднимайтесь, вы мне нужны.
Спущенная на воду шлюпка уже покачивалась у правого борта; Генри, сидевший на веслах, резво подскочил и бросился помогать девушке забраться внутрь. Эдвард, с трудом превозмогая тошноту и слабость, ухватился за фальшборт и сверху с отвращением наблюдал за этой возней:
– Зачем вы позвали меня, сеньорита?
– Залезайте, у нас не так много времени, – махнула та рукой, отвязывая швартовочный канат. Генри было протянул ей кортик, но девушка отрицательно мотнула головой, даже не взглянув на него, и попросила слегка раздраженно:
– Лучше помоги мистеру Дойли.
– Вот еще! – с негодованием выдохнул Эдвард, болезненно морщась, но все-такисамостоятельно перебираясь через фальшборт и тяжело плюхнувшись затем рядом с ней. Покосившись на Генри, устанавливавшего весла в уключины, он наклонился к девушке и негромко спросил:
– Dimmi, il nostro capitano sa che sta navigando con noi?7
– Что?.. Мистер Дойли, вы издеваетесь? Ну не понимаю я этого вашего французского! – возмутился было юноша, ожесточенно и неумело выбирая весла, но Эрнеста с негромким смешком остановила его:
– Это итальянский. Тише греби, а вторую пару вообще лучше дай мне, – и, обернувшись к Эдварду, спокойно ответила: – Fai attenzione, non solo io e te conosciamo questa lingua… Certo, ho informato Jack di questo.8 Нам нужно произвести кое-какие расчеты, и чем быстрее, тем лучше, – расстелив на скамье рядом с собой испещренный непонятными линиями лист бумаги, она взялась за весла. Эдвард, недовольно скривившись, потянулся было помочь ей, однако девушка перехватила его руку и уложила на прежнее место:
– Не стоит. Мы с Генри и вдвоем управимся, а вы отдыхайте, – вопреки ее словам, тяжелые весла хоть и довольно размеренно, но как-то натужно раз за разом вздымались и с громким плеском погружались обратно в воду. Эдвард ощутил было слабый укол совести, но тотчас постарался заглушить его, сев поудобнее и прислонившись боком к мерно покачивающемуся борту шлюпки. Сил говорить и тем более пререкаться не было, и он предпочел просто отдыхать, пока имелась такая возможность.
– Мэм, а что там от нас требуется? – первым нарушил молчание любопытный Генри, уже немного освоившись с веслами. Морено усмехнулась, не поворачивая головы:
– Увидишь. От тебя лично – ничего сложного, – последние ее слова Эдвард слышал уже совсем плохо, неуклонно проваливаясь в вязкую толщу болезненного, полуобморочного сна.
Очнулся он, будто от толчка – а может, так оно и было: в шлюпке, кроме него и Генри, не было больше никого. Юноша, привстав, внимательно смотрел на что-то за бортом и вертел в руках длинный моток бечевки с кое-где отмеченными узлами и привязанным к одному концу куском оплавленного свинца.
–Эй, – Эдвард старался говорить твердо, но вышло у него как-то откровенно хрипло, слабо и невыносимо растерянно, – а где сеньорита Морено?
– Она сказала, чтобы мы ее ждали, – не оборачиваясь, объяснил юноша, и в его тоне Эдварду почудились подозрительные нотки. Руки и ноги все еще плохо слушались, поэтому, встав, он сразу же шатнулся, опасно качнув лодку – Генри тревожно дернулся навстречу ему и тотчас ахнул, когда чужие стальные пальцы с небывалой силой сомкнулись на его горле.
– Я спросил, – сквозь зубы прохрипел Дойли, – я спросил, а ты, мразь такая, сейчас же отвечай: где сеньорита Эрнеста, что ты с ней сделал?! Что твой ненаглядный капитан…
– Эй! – невыносимо знакомый голос, звучавший хотя и в сотне футов от шлюпки, но все равно, как показалось Эдварду, слишком близко, разом выбил из него весь воздух, все силы. Отпустив юношу, он тяжело плюхнулся на скамью, не сводя глаз с вынырнувшей на поверхность Эрнесты, махавшей им обоим рукой:
– Эй, Генри! Сюда плыви, надо еще вон между теми рифами дно промерить! Да шевелитесь вы уже, времени совсем в обрез!..
Эдвард молча подтянул к себе весла: гребцом он, в отличие от неопытного Фокса, был неплохим, хотя и не слишком любил эту работу. Но теперь она, по крайней мере, позволяла ему опустить голову, чтобы не видеть укоризненного взгляда Генри и насмешливо-понимающего, унизительного в своей откровенности – Эрнесты. Однако когда он наконец поднял голову, то понял, что опасения его были беспочвенны: несносный в своей правильности Генри предпочел сделать вид, что ничего не случилось, а девушка, похоже, даже не обратила внимания на это маленькое происшествие. Забравшись в шлюпку, едва удосужившись небрежно выжать волосы и подол рубашки, с которых ручьями лилась вода, она сразу же выхватила у Генри конец бечевки и радостно заявила:
– Двенадцать с половиной футов! Проходим. Слава Тебе, Господи! – она сложила ладони и еле слышно прошептала короткую молитву. Генри улыбнулся и тоже, поколебавшись, тронул свой нагрудный крестик, висевший на шнурке вместе со множеством самых разных амулетов – те, как помнил Эдвард, на него всегда стремился нацепить суеверный Рэдфорд. Неприятное воспоминание о капитане несколько отрезвило его, и Дойли поднял брови:
– Сеньорита, разрешите узнать, – он широко обвел рукой простиравшуюся вокруг водную гладь, густо усеянную торчавшими то тут, то там небольшими скальными выступами, напоминающими акульи зубы, – неужели вы с Рэдфордом решили провести судно через рифы, да еще с таким течением и ветром? Вам не кажется, что проще было сразу пустить «Попутный ветер» ко дну и пересесть в шлюпки?
– Рада, что вам уже лучше, раз появились силы острить, – не отрываясь от своих записей, сосредоточенно пробормотала Эрнеста, покусала карандаш, быстро черкнула им что-то на обороте, поставила точку и перевернула лист, наконец удостоив спутника взглядом сияющих темных глаз: – Мы только что сэкономили чистых полтора часа безмерно ограниченного времени. Видно, наш корабль и впрямь спустили на воду под счастливой звездой! – она довольно усмехнулась, потянувшись к веслам; Эдвард лишь крепче сжал пальцы:
– Я и сам отлично справлюсь.
– Мистер Дойли, – с усталым вздохом Морено подняла на него удивительно пристальный для подобной бесцеремонно кладя свои горячие ладони поверх его собственных, – будь я хоть вполовину так беспомощна, как вы считаете, я бы выжила на том острове?
– Нет, – отрывисто буркнул Эдвард, но весла все же не выпустил. Эрнеста закатила глаза:
– Тогда в чем дело?
– Они слишком тяжелые, – не поднимая головы и отчаянно стыдясь самого себя, сообщил Дойли. Переведя взгляд на руку девушки, все еще лежавшую поверх его собственной, как-то совсем неловко добавил: – У вас, вон, и так все ладони в мозолях.
Эрнеста возмущенно отдернула руку, словно притронувшись к раскаленной плите, уселась на соседнюю скамью подальше от Эдварда и заслонилась развернутой картой. Помогать ему она больше не пыталась и весь обратный путь сидела молча, лишь один раз откликнувшись, когда Генри спросил ее:
– Мэм, а как вы думаете, у нас… Вот это все – оно получится?
Морено чиркнула карандашом по бумаге, но, казалось, скорее машинально, нежели с какой-то целью. Черные глаза ее остановились на темневших на горизонте очертаниях корабля, медленно приближавшегося к ним:
– Думаю, что мы должны сделать все, чтобы спасти это судно. Вопреки тому, как полагают некоторые джентльмены, – она раздраженно покосилась на Эдварда, глубоко вздохнула, но все же воздержалась от дополнительных выпадов в его сторону, – в наши дни приличные корабли на дороге не валяются. А Джек так и вовсе разжился сущим сокровищем – ему бы еще десятка два лет точно бороздить моря да наводить ужас на торгашей…
– Очевидно, судьба решила распорядиться иначе, – зло перебил ее Эдвард, проворачивая в уключинах, казалось, становившиеся с каждой секундой все тяжелее весла. Морено с такой силой сложила карту пополам, что тонкая бумага отчетливо зашуршала под ее пальцами:
– Посмотрим еще. В любом случае, скоро все решится.
– Мэм, – по очереди внимательно поглядев на них обоих, тихо промолвил Генри, – а что же будет, если… если не удастся отстоять «Попутный ветер»?
– Ничего хорошего, – хмуро заверила его Эрнеста. – Не потонем, конечно, но груз придется бросать, на шлюпках добираться до Меланетто и там уже искать новое судно. В любом случае, наша команда сразу перестанет существовать – столько человек за раз ни один капитан не примет, – Генри пораженно молчал, и Морено внезапно почти яростно усмехнулась: – А как ты хотел? Радуйся, если хоть половина из нас устроится куда-нибудь, а четверть – окажется вместе с Джеком. И капитаном ему, конечно, на новом месте уже не бывать, – совсем другим, негромким, тоскливо–озлобленным тоном заключила она, тряхнула полурасплетшимися после долгого плаванья под водой волосами и потребовала: – Дай-ка мне одно весло. Да не возражай ты, просто делай, как я говорю!
Вплоть до самого возвращения на «Попутный ветер» в шлюпке больше не было произнесено ни слова. Едва поднявшись на борт, Эрнеста со своими расчетами направилась к Рэдфорду, стоявшему за штурвалом – и Эдварда сразу же поразило тревожное, болезненно-настороженное выражение его лица и то, с какой жадной надеждой он взглянул на девушку при этом. Генри также направился к ним, и Дойли уже вознамерился было спуститься в трюм и вновь встать за работу у помп, когда холодный и резкий девичий голос остановил его:
– Мистер Дойли, задержитесь! Нам потребуются толковые такелажники.
Для человека, проведшего в море в общей сумме более десяти лет, Эдвард действительно неплохо разбирался в парусном ремесле. Однако за последние шесть месяцев он успел отлично убедиться в том насколько скудны и жалки его сухие академические рассуждения в сравнении с почти инстинктивным знанием любого выросшего в море пирата о том, какой парус требуется ставить именно в этот момент и что за ветер будет дуть в ближайшие сутки. Поэтому снова – уже в который раз! – унижавшая его поддержка Эрнесты ощущалась какой-то особой, утонченной издевкой.
– Слушаюсь, сеньорита, – сухо буркнул он, ставя ногу на нижний виток ближайшего ванта и ловя на себе мрачно-злобный, но знакомый настолько, чтобы уже не пугать, взгляд – Фрэнка Моргана, конечно же. Выдранного плетьми, словно мальчишка-юнга, совсем недавно по его вине и при непосредственном участии этой черноглазой бестии, теперь с гордым видом наблюдающей за ними с высоты капитанского мостика, из-за плеча треклятого Рэдфорда… Эдвард помедлил и устало усмехнулся в лицо побагровевшему рулевому: да, старик, нас обоих провели, и не скажешь, кто еще отделался меньшими потерями. Будем работать вместе?
Впрочем, на ближайшие два – или три, или пять, а то и все семь часов: Эдвард уже потерял счет времени – им действительно пришлось забыть о старой вражде: стало попросту не до того. Из трюма доносились звуки ритмично откачивавших воду помп, время от времени на палубу выбирались изнемогающие от усталости матросы и опрокидывали за борт наполненные бочки, которые затем тащили обратно – но Эдвард, хоть и подозревал, что замечает куда меньше остальных, отчетливо видел, как заметно поднялся уровень забортной воды. «Попутный ветер» медленно, но неуклонно шел ко дну, и спасти его мог лишь скорейший заход в порт с дальнейшей постановкой в сухой док.
– Четверть румба вправо, Джек. Пройдем между теми скалами, – тихо посоветовала Эрнеста, наверное, в тысячный раз сверившись со своими записями. За последние три часа и пятнадцать минут – в отличие от Эдварда, девушке даже не требовалось смотреть на ручной хронометр, чтобы точно знать, сколько времени прошло – лишь ее обострившийся до предела разум, ставший средоточием всех известных Морено формул и фактов, четырежды уберегал судно от новой пробоины в днище о рифы, которой то уже точно не выдержало бы. Сам Рэдфорд, из этих четырех раз сумевший распознать опасность только трижды, мертвой хваткой держал штурвал и, повинуясь коротким советам девушки, вел свое полузатопленное судно, всем существом ощущая сопротивление рокочущей в трюме воды.
– Надо бы облегчить судно. Еще пара футов осадки – и мы можем не пройти, – в очередной раз перегнувшись за борт и взглянув вниз, посоветовала Эрнеста. Джек стиснул зубы, еле удерживаясь от самой отборной брани, рвавшейся с его уст:
– Мы и так уже вышвырнули все, что можно. Даже часть добычи, – по выражению лица Морено стало заметно, что в эту минуту она и сама не отказалась бы облегчить душу парочкой крепких испанских выражений, и Джек, вопреки тому плачевному положению, в котором они оказались, невольно усмехнулся: все-таки они с Эрнестой, несмотря на многолетнюю разлуку в прошлом, понимали друг друга лучше всех.
– Лучше перестраховаться. Генри, сходи-ка в трюм и скажи мистеру Макферсону, что нам до зарезу надо избавиться еще от десятой части груза, – обратилась она к юноше, последние два часа неутомимо крепившему и убиравшему в зависимости от их с Джеком приказаний: сильное течение и неверный ветер вынуждали все время маневрировать или двигаться с минимальной скоростью, что в условиях острой нехватки времени было особенно трудно.
– Будь у нас больше людей, можно было бы выгрузить часть добычи в шлюпки и вести их отдельно, – мрачно заметил практичный Рэдфорд: необходимость выбрасывать добытое кровью за борт он вполне понимал, но смириться с этим не мог. Эрнеста плотно сжала губы:
– Все равно нет времени возиться со шлюпками. Наживем еще, – она похлопала его по накрепко стиснувшим ручки штурвала пальцам и снова перевела взгляд на рифы впереди: – Теперь четверть румба влево.
– Да вижу я, – сквозь зубы бросил Джек, напряженно вглядываясь в острые темные зубцы рифов, видные сквозь волны по левому борту. – Погоди, еще немного надо пройти…
Они так и стояли вдвоем возле штурвала, изредка обмениваясь короткими фразами-советами или подбадривая друг друга, когда ситуация грозила совсем выйти из-под контроля – капитан и штурман, одинаково хорошо знавшие свое дело и угрозу, нависшую над всем их предприятием. Шутки и нарочитая беспечность были отложены до лучших времен; теперь, искоса наблюдая за ними, даже Эдвард Дойли удивленно размышлял, что, как оказалось, совершенно не знал этих людей. Преступниками – да, несомненно, оба они были ими и ничуть не стыдились этого – но и одновременно неожиданно образованными людьми, быстро и хладнокровно мыслящими, не позволившими себе в эту нелегкую минуту ни единого мгновения паники или отчаяния.
– Вправо, вправо заложи, мы не проходим, – ухватившись за обвязку бушприта и свесившись за борт, крикнула Эрнеста. Рэдфорд, зверски оскалившись, вывернул штурвал в указанном направлении. – А, черт!.. Все равно никак, – ее красивое лицо по–прежнему не выражало ничего, кроме крайней сосредоточенности, но в голосе слышалось нечто, смутно напоминавшее отчаяние.
Тот участок, на котором они находились, был самым сложным: на горизонте и вдоль него уже виднелась почти полностью чистая вода, но зато вокруг самого корабля рифы выступали самым настоящим частоколом, кое-где почти задевая днище и борта, а в других местах – выступая из пенистых волн на восемь-девять футов. И это были лишь верхушки – всякому, взглянувшему в их направлении, стали бы отлично видны проступавшие сквозь прозрачную воду очертания каменных массивов, о которые переломился бы при столкновении самый прочный киль. Десятки сотен лет они стояли на этом месте, когда дерзкий человек еще не осмеливался даже близко подходить к ним; морская вода понемногу точила заливаемые ею могучие горы, и оттого они изменили свою форму и даже заметно уменьшились в своем росте – но не настолько, чтобы пропустить с каждой минутой все сильнее погружавшееся в воду судно. И капитан Рэдфорд, и Эрнеста отлично понимали это. Но они были людьми действия и прежде всего думали о том, что было в их силах, а не о воле неподвластных им сил.
– У нас получилось бы, не будь такого течения, – кусая губы, хрипло сообщила Эрнеста. Корабль трясся, низко постанывая под напором воды и хлопая парусами. – Слишком быстро, мы не успеваем сориентироваться, да еще и этот ветер с запада… – Джек молчал, тщетно пытаясь выискать какую-то брешь среди рифов, и Морено решительно тронула его за плечо: – Надо убрать бизань и грот, снизить скорость. Тогда может получиться.
– Если снизим скорость, то потонем прямо тут, – мрачно отрезал Рэдфорд. Эрнеста прикрыла глаза и глубоко вдохнула: ссориться теперь было равносильно самоубийству.
– А если не снизим, то сядем днищем на такой табурет, с которого нам уже точно будет не встать! Джек, не сходи с ума. Надо убирать паруса!
– Как думаешь, сколько еще продержатся матросы в трюме? – не оборачиваясь, грубо оборвал ее Рэдфорд. – Если бы не помпы, мы даже не дошли бы до этих твоих рифов! Мы и так идем с минимальной скоростью из возможных, и если ты не можешь четко сказать, в какой момент заворачивать, то я…
– Джек! – Генри, тяжело дышащий, растрепанный, с каким-то ящиком в руках, только что выкарабкался из трюма и теперь стоял, во все глаза глядя на них: так искренне, с такой поспешной готовностью поддержать и услужить, что Эрнеста недоверчиво усмехнулась, а Рэдфорд, закусив губу, ожесточенно тряхнул волосами и отвернулся. – Джек, мы выдержим, сколько потребуется! Делай все, что нужно.
– Ладно, – буркнул капитан, снова берясь за штурвал; ссутуленные плечи его казались выточенными из камня. Морено, бросив благодарный взгляд на Генри, перегнулась через борт:
– Левее, Джек. Пол-румба примерно.
– Пол-румба влево… Мистер Морган, убирайте грот! Готовьте нижние стаксели. Бизань убрать! Эрнеста, сколько у нас времени?
– Погоди, погоди… дай-ка сообразить, – пристально вглядываясь в зубцы рифов, пробормотала девушка. Прошло не меньше полуминуты, прежде чем голос ее зазвенел снова – тревожно и торопливо: – Джек, сейчас!..
Рэдфорд с исказившимся лицом рванул штурвал в сторону, так, что из недр корабля отчетливо послышался низкий, утробный гул и скрежет, а следом – крики людей, неожиданно лишившихся опоры под ногами. На палубе устоять оказалось делом также не из легких: Эрнеста заранее ухватилась за обвязку бушприта, Рэдфорд, продолжавший крепко держать штурвал правой рукой, левой за шиворот поймал потерявшего равновесие Генри, а такелажники, не имевшие возможности покинуть свои места, с руганью и молитвами намертво вцепились в снасти.
Эдвард был в числе тех, кто не сообразил всего сходу и не успел подготовиться к повороту. Но в последний момент, услышав крик Эрнесты и почувствовав, как ринулось в сторону из-под его ног рангоутное дерево, он все же догадался схватиться за ближайший штаг, а ногами крепко обхватить рею. Мачта заскрипела до жути отчетливо – Дойли зажмурился, про себя, как молитву, повторяя: «Нет, нет, нет…» – но так и не выпустил из рук скользкий от смолы канат. В какой-то момент под его сомкнутыми веками мелькнул совершенно отчетливый образ морской воды – той, бывшей внизу, однако почему-то оказавшейся совсем близко – неужели он упал за борт? Но соленые волны сразу же потемнели, сменившись образом сияющих, ослепительно прекрасных глаз Мэри Фостер – вот только они оказались не голубыми, а черными, как безлунная ночь – и Эдвард, не смея шелохнуться в своем оцепенении, узнал лицо, пригрезившееся ему в шаге от страшной смерти. А еще спустя одно мучительно долгое мгновение он услышал голос, все это время отчаянно звеневший над палубой:
– Держитесь! Держитесь! Еще немного, ребята!..
У Эрнесты глаза действительно были черные – и очень, очень встревоженные, когда, дождавшись, пока корабль приноровится к новому курсу и пойдет уже безо всяких препятствий прямо к берегу, Эдвард все-таки спустился и, шатаясь, направился прямо к ней:
– Будут еще какие-то распоряжения?
– Нет, теперь все в порядке. Идите отдыхать, – рассеянно пробормотала она, не сводя с него глаз, и, опомнившись, положила руку на плечо Рэдфорда: – Джек, тоже ступай отдыхать, ты еле на ногах стоишь. Я сама встану за штурвал…
– Отдыхать? Отдыхать?! – таким тоном, будто Морено предложила ему собственноручно поджечь корабль, предварительно развесив по реям всю команду, рявкнул смертельно бледный Рэдфорд. Отстранившись от штурвала, он хрипло потребовал: – Держи штурвал! – и, как только девушка заняла его место, пошатываясь, тяжело ступая и полусогнувшись, направился в трюм. Большая часть откачивавших воду матросов была уже не в состоянии работать даже сидя, и уставшим немногим меньше такелажникам предстояло заменить их.
Было еще многое, о чем Эдвард предпочел бы не помнить вовсе: то, как он снова горбился над помпой и справа от него резкими, отрывистыми движениями откачивал воду сам Рэдфорд, сменивший потерявшего сознание Дэнни; как орал на вконец выбившихся из сил подчиненных Морган, сам весь красный и еле стоявший на ногах; как Эрнеста, то ли закрепив штурвал, то ли передоверив его кому-то, отпаивала водой задыхающихся матросов, приговаривая что-то успокаивающее и ничуть не смущаясь, когда ее хватали за штаны и рубаху, вынуждая наклониться и подставить флягу под очередной запекшийся рот, хрипло лепечущий слова благодарности вперемешку с грязнейшими из ругательств; как крутился вокруг Генри, пытаясь помочь всем и сразу – его Эдвард запомнил последним, потому что именно отзывчивый юноша вытаскивал его, теряющего сознание, на палубу и укладывал между точно такими же, не способными больше работать, вконец измученными людьми.
Сон его был смутен и грязен: как сальные пятна на отворотах поношенного сюртука, расцветали в воспаленном сознании смазанные воспоминания: вот он бредет где-то по причалу ночью, скребя трясущейся рукой по дощатому ограждению, молясь лишь об одном – дойти, дойти, не упасть… только не упасть!..
…грязь под щекой оказалась влажно хлюпающей, но до того мягкой и теплой, что даже не захотелось сразу из нее выбираться. Эдвард глухо рассмеялся, перевернувшись на бок и подтянув колени к груди – все равно вся одежда уже оказалась покрыта толстым слоем этой жижи. Ребра и спина ныли, а правый глаз уже начинал заплывать после недавней драки, в ходе которой он был позорно выпровожен из заведения, избранного им лишь по той причине, что в нем оказалась наидешевейшая выпивка во всем порту. С деньгами у Эдварда Дойли, бывшего подполковника сухопутных войск Его величества короля Британии, а ныне – грязного пьяницы и сквернейшего работника по найму, в последнее время было совсем худо.
Далеко не сразу дошел он до такого: в первые месяцы найти место в какой-нибудь лавочке или даже устроиться тем же матросом – а то и кем повыше – на любое частное суденышко для Эдварда не составило бы труда. Но до тех пор, пока еще оставались деньги и нужда не подступала совсем близко, прежнее странное оцепенение не отпускало его. Никакого желания, кроме стремления выпить, не рождалось в душе Дойли: выпив, он снова видел перед собой прошлое, и все случившееся казалось дурным сном – разумеется, он не мог оставить службу, не мог перестать быть королевским офицером, которому буквально через пару лет придет распоряжение продолжить свою работу где-то в далеком Лондоне – ведь не может быть, чтобы все его труды остались незамеченными? И Мэри – нет, вовсе она не отказывала ему, а лишь решила немного пококетничать, подразнить, заставить его снова и снова добиваться ее руки! Завтра, завтра же он придет к ней снова – и вот тогда наконец-то услышит…
– …эй, эй, парень, живой? Крепко тебя отделали… Встать-то сможешь? – как бы он ни был пьян, не узнать этот голос – прежде нагло-вызывающий, а теперь нестерпимо сочувственный – было невозможно. Эдвард глухо застонал, пытаясь заслониться, но проклятый Джек Рэдфорд бесцеремонно подхватил его под локоть и силой поставил на ноги.
