Екатерина Франк
Под флагом цвета крови и свободы
Но она говорила… Фрэнсис говорила о своем муже с такой тоской! И где-то там, за синим морским простором, мучается безвестностью ее дочь без отца и матери… Что бы ни случилось у них обеих – он обязан стать нормальным, обязан вспомнить все, чтобы помочь им! Есть, есть ключ – Томас был убежден в этом – вспомнив который, он сможет победить самого мистера Рочестера и всю его компанию. Он ведь знал… уже знал это когда-то, просто забыл…
…Темный, мрачный пороховой склад. Высокая мужская фигура, подносящая фитиль к дорожке пороха, протянутой до самой большой бочки – когда огонь подберется к ней, взорвется весь корабль. Человек дожидается, пока серый взрывчатый порошок займется пламенем, оборачивается к двери, выходит прочь, уже почти покинув трюм – и с криком ужаса бросается вперед: крышка люка захлопывается, и щелкает замок, преграждая ему путь.
– Откройте, ради Господа! Открой, Сэм!.. – бьет он наотмашь кулаками по тяжелым доскам, но крышка не поддается.
– Я знаю, что ты натворил, капитан! Мы не собираемся все помирать тут из-за тебя, – грубо доносится сверху сквозь переборки чей-то голос. Человек запрокидывает голову, кричит снова, громко, неразборчиво и умоляюще – а затем разворачивается и бежит внутри обреченного корабля, врывается в какое-то крохотное помещеньице с единственным окошком, лезет в него, обдирая плечи об узкую раму. Из коридора уже слышатся голоса, топот сапог и лязг оружия, грохот выбитой двери – а затем все тонет в чудовищной, сминающей судно вспышке взрыва…
– Он сказал мне: «Возьми с собой людей и отправляйся на берег, жди меня там». Сам отобрал тех, кто пошел со мной, хотя раньше это всегда решала я, – у Фрэнсис глаза горели безумной, отчаянной надеждой и сверкали непролитыми слезами. – Сказал: «Не ищи меня, я сам тебя найду, только верь мне!» Я умоляла: «Позволь мне остаться с тобой!» – но он не разрешил. «Подумай хоть о дочери, расскажи мне!..» – и тогда Антонио сказал мне, что не собирается ждать, когда Рочестер пришлет за ним убийц. У него был план, чтобы все сочли его мертвым… Я уверена, он узнал что-то об этом Рочестере – что-то очень важное… Если бы Антонио сказал мне тогда, что именно – может, я знала бы, где искать его теперь!..
Бумаги перед ним на столе – бумаги, предназначенные его хозяину – написаны сплошь на испанском. Он помнит этот язык, хотя и скверно: покинул родную страну почти тридцать лет назад. Однако неровные чернильные строчки медленно, но верно складываются в знакомые слова: «Если нужная информация не будет доставлена в срок, то наше соглашение будет признано недействительным… Пираты, оказывающие столь значительную, хотя и непредумышленную поддержку британскому флоту, по моему разумению, должны быть выданы в кратчайшие сроки, список имен прилагаю… Оговоренная сумма останется неизменной, если вы не прибавите к своим обыкновенным донесениям нечто весьма ценное, что заставит нашу великую державу преисполниться к вам особенной благодарности…» Подпись – «Капитан эскадры Его Величества короля Испании Хуан-Мигель де Гарсия»…
Томас отшвырнул от себя исписанный лист, опомнился, поднял его и поднес поближе к свету. Четкие, неимоверно просто и искусно начерченные линии маршрутов красовались на карте, сетка которой едва намечена была легкими штрихами карандаша. Схватив атлас, он раскрыл его, пролистал: очертания материковой части и архипелагов в точности повторяли сотворенные искусными руками специально обученных штурманов, а сами фарватеры – не совпадали ни разу. Каждый из указанных в атласе путей содержал пометки: «опасное течение», «рифы», «частые штормы», «зона военных действий». И любой из созданных рукой Томаса маршрутов с пугающей легкостью, словно играючи огибал все эти препятствия, ни на волос не отклоняясь от курса, а кое-где даже и сокращая его.
Смит поднял голову. Чужое имя, чужое лицо давили на него, мешая дышать, но больше он не собирался подчиняться им. Давно забытое ликование, чувство свободы и осознания охватило его. Теперь Томас знал, что и как ему следует делать.
– Я вспомнил, кто я такой, – запрокидывая лицо навстречу сияющим в небесах звездам, прошептал он, едва сдерживаясь, чтобы не закричать. – Я вспомнил!
Глава XXIII. Сменить курс
Долгая ночь, наполненная тревожным ежеминутным ожиданием нападения, сменилась редкостно пасмурным для этого времени года утром. В какой-то момент испанские галеоны пропали из поля зрения, но ожидаемой радости это не принесло. Сменившись, Эдвард промучился несколько часов в кубрике, забываясь на пару десятков минут лихорадочным сном и сразу же выныривая из него уже сжимающим в ладони рукоятку ножа – огнестрельное оружие полагалось сдавать в крюйт-камеру, и он как старший канонир не имел права подавать остальным дурной пример, нарушая это правило. Наконец, поняв, что отдохнуть таким образом все равно не сможет, Дойли выбрался из гамака и отправился на верхнюю палубу, сменив одного из «вперед смотрящих» – дозорный, совсем сонный и остервенело терший красные глаза, искренне поблагодарил его и принялся как-то косо сползать вниз с марсовой площадки. Один раз он оступился и сорвался бы с вантов, не подхвати его за пояс наблюдательная Эрнеста, не покидавшая палубу с ночи.
– Эй, осторожнее, – придерживая незадачливого парня под локоть, велела она. – Ну-ка, ногу сюда, руку… Роджер! Роджер, иди, помоги-ка, – вездесущий мальчишка, с серьезными большими глазами – видимо, тоже знавший насчет преследователей – был тут как тут, и Морено потрепала его по лохматой макушке с торчавшими кое-где мелкими косичками: – Отведи Салли к мистеру Халуэллу, попроси, чтобы дал ему что-то от качки, а потом проводи до кубрика и устрой там. Сможешь так сделать?
– Конечно, мэм, есть, мэм! – моментально отчеканил тот – Эдвард, не раз слышавший такую исполнительно-залихватскую интонацию у совсем зеленых новобранцев, невольно усмехнулся: на душе потеплело впервые с тех пор, как он увидел вражеские суда на горизонте.
С тихим, чуть слышным шорохом Эрнеста ловко взобралась к нему на площадку; Дойли сразу же сдвинулся вправо, освобождая ей место, протянул было руку, желая помочь – на ладони ему тотчас тяжело шлепнулся кожаной обложкой судовой журнал.
– Вы б еще ниже спустились, на опердек, например – в орудийные порты же тоже горизонт видно, – первым делом выразила свое недовольство девушка, встряхнулась всем телом, огляделась по сторонам и уселась рядом, скрестив ноги по-турецки: – А, нет, обзор ничего так, извините. Всю ночь этих сволочей высматривала, уже в глазах двоится, – потерев ладонью покрасневшие веки, проворчала она. Дойли быстро взглянул на нее, с трудом подавив смутный приступ злости – не на саму Эрнесту, конечно, но на обстоятельства, складывавшиеся все более угрожающим образом:
– Тогда идите отдыхать, я останусь дежурить один.
– А вот жалеть меня не надо, я этого не люблю, – возразила Эрнеста, на секунду прикрывая глаза и откидываясь спиной на гладкое дерево мачты. Эдвард, заметив ее нетерпеливо протянутую ладонь, вложил в нее подзорную трубу и сообщил:
– На горизонте пока чисто. Думаете, мы от них оторвались?
– Вряд ли, – честно призналась Морено, изучая ровную синюю линию сливавшихся моря и неба, опоясывавшую кольцом обозримое пространство вокруг корабля. – Джек отправился на «Морской лев» – нужно быть готовыми ко всему… Эти черти нас видели и едва ли отступятся легко. Их больше, они лучше вооружены и идут не намного медленнее нас – видимо, налегке, значит, не торговцы, а охотники. Охотники за такими, как мы…
– Вы боитесь? – спросил вдруг Эдвард, изучая ее ровный, четкий профиль: весь вид Эрнесты, несмотря на усталость, излучал поразительное спокойствие. Морено помолчала, поджав губы – ресницы ее чуть заметно подрагивали:
– Я пиратка, мистер Дойли. Нам бояться смерти просто смешно… Тогда уж надо было оставаться на берегу и выходить замуж, – беззвучно рассмеялась она, подставляя лицо под порыв свежего морского ветра. Эдвард почувствовал, как что-то сжалось у него в груди:
– Почему вы этого не сделали? Зачем выбрали такую жизнь?
– Потому что иначе презирала бы себя до конца своих дней, – очень тихо и очень серьезно призналась Морено тоном, отсекающим все дальнейшие вопросы. В темных глазах ее вдруг мелькнуло нечто, похожее на тоску: – Я не боюсь умирать, мистер Дойли. Но мне хотелось бы, чтобы из нашей команды спаслось как можно больше народу. Они славные ребята, уж поверьте, хоть вас и учили совсем другому… – Она горько усмехнулась и снова взялась за трубу, свободной рукой делая в журнале какие-то пометки. Эдвард промолчал – прежнее жгучее чувство клубком засело в груди – затем признался негромко:
– А я боюсь, Эрнеста. Боюсь смерти, а в особенности – смерти бессмысленной. Не хочу, чтобы ценой моей жизни спасался человек, которому до меня и дела нет.
Он не мог с уверенностью сказать, сколько прошло времени – наверняка не больше минуты, но ему показалось, что та длилась несколько часов – когда Дойли, наконец, решился протянуть руку и тронуть девушку за локоть.
– Я все равно не дам вам умереть, – неожиданно тихо, хрипло, но как никогда убежденно пообещал он. – Ни вам, ни команде. Я же офицер – не положено мне оставлять своих солдат на верную смерть…
Он был совершенно искренен, произнося эти слова, и уверен в том, что ближайшее будущее заставит его претворить их в жизнь. Однако прошел день, и второй, и третий, а вражеские суда так и не появлялись на горизонте: похоже, опасность миновала. На четвертые сутки, когда практически все – даже капитан Рэдфорд и Эрнеста – лишь изредка, без особой опаски изучали спокойную морскую гладь за бортом, на горизонте все-таки замаячил силуэт чужого судна. При виде него бывалые пираты сразу же повеселели.
– Судно торговое, да еще и не слишком крупное. Легкая добыча, за пару часов управимся, – сообщила не сразу понявшему все Эдварду Морено. Тот поспешил отвернуться – хотя почти год в команде «Попутного ветра» отучил его испытывать муки совести от самого грабежа, ему тяжело было глядеть на впервые за эти четыре дня озарившую лицо девушки улыбку, полную искреннейшей радости хищника, предвкушающего отличную охоту. Даже Рэдфорд, в последнее время крайне мрачный, приободрился при виде обреченного судна.
– Идем на сближение, – решительно скомандовал он и отправил человека на «Морской лев» – передать, чтобы канониры готовились открыть огонь. Веселое оживление охватило всех – долгое ожидание опасности оказалось пусть на секунду, но отринуто.
Однако когда уже до заветного судна оставалось меньше мили, капитан неожиданно остановился с подзорной трубой в руках, присматриваясь в совершенно другом направлении. Эдвард, заметив это, сразу напрягся: внутреннее чутье подсказывало ему, что ничего хорошего ожидать не придется – но для его невооруженного взгляда горизонт оставался чист.
– Что такое, Джек? – крикнула с квартердека Эрнеста – возглавить абордажную команду, как полагалось квартирмейстеру, ей не позволял штурманский долг, но лично раздать людям оружие и воодушевить их она все равно считала необходимым. Рэдфорд обернулся к ним. Белое, как мел, лицо капитана с нервно бегающими глазами даже сперва показалось Эдварду незнакомым: Рэдфорд мог не нравиться ему лично, но трусом никогда не был.
– Уходим отсюда. Разворачивай! – крикнул Джек таким голосом, что рулевой Айк тотчас схватился за штурвал. Матросы переглядывались в угрожающей тишине; затем тихий, но отчетливый ропот пронесся по палубе. Чувствуя, как холодное ощущение справедливости собственных подозрений, даже близко не схожее с ликованием, скользкой пружиной распрямляется внутри, Дойли бросился на квартердек, к готовым взбунтоваться абордажникам:
– Все слышали, что сказал капитан? Живо за работу!
– Поставить нижний марсель и все лисели! Кладите оружие обратно, быстро, быстро! – ободренная его поддержкой, накинулась на них и Морено, хотя по ее лицу видно было, что она с трудом сдерживала себя. Кое-как распределив работу между людьми, девушка сразу же через всю палубу бросилась к правому борту, тому самому, с которого Рэдфорд разглядел вдалеке нечто, поставившее крест на планах команды. Дойли, поколебавшись, последовал за ней. С такого расстояния ему трудно было что-то разобрать; однако он все же смог различить на горизонте чуть заметную черную точку. Эрнеста явно сумела разглядеть в этом крошечном предмете больше него: то ли в силу многолетнего опыта, то ли просто глаза ее оказались острее, но когда Дойли случайно повернулся к ней, увидел на ее красивом лице выражение самой настоящей ярости. Без единого слова она развернулась, пересекла палубу и оглушительно хлопнула за собой дверью капитанской каюты. Эдвард бросился следом.
В каюте уже творилось нечто по меньшей мере необычайное: первым делом он наткнулся на Генри Фокса – тот стоял, обхватив себя руками за плечи, с совершенно белым, потерянным лицом и опущенными в пол глазами, избегая чьего-либо взгляда; Рэдфорд, также на ногах, яростно разбирал, то и дело швыряя на пол ненужное, бумаги на столе – видимо, ища судовой журнал; а прямо перед ним расположилась сама Эрнеста, подтверждавшая каждое свое слово яростными жестами.
– Не смей отворачиваться, смотри на меня! Я знаю, кто эти люди. Нас целенаправленно выслеживают, и хуже того – кто-то из наших людей сообщал им наш маршрут, и я не уверена, что это не ты, Джек! Ответь, что происходит?!.. – срывающимся голосом требовала она, перегибаясь через стол, чтобы заглянуть старому другу в глаза. Эдвард решительно ухватил Фокса за шиворот и потребовал:
– Выйди вон!
– Я никуда не пойду! – неожиданно заявил юноша, смело сверкнув глазами. Рэдфорд мгновенно откликнулся:
– Пусть остается! В любом случае, Генри я доверяю больше, нежели вам.
– А кто доверится вам, когда сеньорита Эрнеста расскажет команде то, что сказала вам? – возразил Дойли, силясь сохранять спокойствие. Обернувшись к девушке, он как можно тише и тверже переспросил: – Вы сказали, что кто-то сообщал неприятелю наш маршрут?
– Я решила скорректировать курс. Обычная практика в таких случаях… – слегка придя в себя, принялась объяснять девушка, глядя то на него, то на капитана. – Раз они не сбились со следа без возможности отслеживать наш корабль напрямую, значит, кто-то передал им наш маршрут или промежуточные координаты – профессиональному штурману хватило бы и их.
– И я даже знаю, кто сделал это, – мрачно прибавил Дойли, переводя на Генри не сулящий ничего доброго взгляд. Джек, перехватив его, мгновенно вмешался:
– А может, это вы передали им координаты?
– Что ты сказал? – сразу же угрожающе переспросила Морено. Капитан развел руками:
– Вы же так мечтаете вернуться во флот! Едва ли вы отказались бы от этого в обмен на наши жизни. Как у подштурмана, у вас была такая возможность – ведь была, верно, Эрнеста? – а дальше дело за малым: перенести координаты на бумагу, положить в пустую бутылку и…
– Вы так подробно описываете, как будто сами не раз проделывали это! – огрызнулся Эдвард. Эрнеста встала между ними:
– Да что же они могли ему предложить, какое место и в каком флоте, Джек, если флаги на кораблях – испанские? А вот меня куда больше интересует, что им вообще могло понадобиться от нас настолько, чтобы тащиться за нами от самого Тольяра! Ты нам что-то недоговариваешь, Джек, и недоговариваешь уже очень давно. Ты обманываешь команду и ставишь под удар нас всех! Я не знаю, что нам делать. Не знаю, что говорить людям и чем вообще кончится вся эта история. И либо ты сейчас же говоришь мне, кто те испанцы и какого дьявола им надо, либо…
– Либо – что? – глухо спросил Рэдфорд, опустив голову с тем сосредоточенным видом, который принимал только в самые тревожные минуты. Эрнеста жестко ответила:
– Либо я, как квартирмейстер команды, обязана буду созвать всех на общее собрание и изложить на нем то, что мне известно, а дальше решать будут уже они. Скорее всего, ты потеряешь свой пост, а людям придется думать, кого они любят больше – меня или мистера Фокса. Угадай, кого они выберут капитаном перед лицом смертельной опасности!
– Тогда чего же ты ждешь? Вперед! – махнул рукой в сторону двери Рэдфорд. Эрнеста глубоко вздохнула:
– Я не хочу этого, Джек, и лишь поэтому я еще согласна молчать, сохраняя тебе твое место! Но я должна знать, что происходит и как нам поступить.
– А лично я не уверен, что согласен даже на это! – вмешался яростно Эдвард. Морено стиснула зубы:
– Мы двое будем молчать – да, мы двое, мистер Дойли! – насколько это возможно, но только при условии, что ты скажешь нам всю правду, – голос ее чуть смягчился, однако жесткий блеск глаз неопровержимо свидетельствовал, что девушка не шутила: – Говори, Джек. Говори, среди нас предателей нет.
– Человек, который нас преследует – это командор целой эскадры, капитан крупнейшего из известных мне галеона «Бесстрашный», Хуан Гарсия, – тихим, но уже обретшим прежнюю решительность голосом выговорил Рэдфорд спустя почти полминуты тягостного молчания. – Знаешь, кто это, или необходимо пояснять?
– Тот самый, который на собственные средства собрал эскадру галеонов-охотников и истреблял пиратские суда? – подняла брови Морено. Джек кивнул:
– Не только. Он много чем занимался и, по-моему, не гнушался ничем ради блага своей страны – во всяком случае, того, что считал этим благом. В том числе регулярно передавал Джеймсу Рочестеру деньги в обмен на информацию о планах адмиралов в Лондоне…
– Вы об этом узнали, когда служили в «Рочестер и К…»? – осененный внезапной догадкой, спросил Эдвард, Капитан чуть заметно, без тени веселья усмехнулся:
– Именно так. Когда мне представился случай заглянуть в их переписку, я сразу понял все. У меня, конечно, и раньше были сомнения насчет Рочестера, но… Тех пиратов, которые что-то узнавали, он сразу выдавал Гарсии – тот настолько нас всех ненавидит, что только рад подобной возможности… Полагаю, твой отец тоже погиб не случайно, – обернулся он к Эрнесте – та мгновенно побледнела и поднесла ладонь к губам. – Он ведь, как и я, служил Рочестеру долгое время…
– И ты говоришь мне это только сейчас?!.. – обретя способность говорить, выдохнула Морено таким голосом, что Эдвард невольно шагнул к ней и обхватил за плечи – казалось, девушка вот-вот потеряет сознание. Генри метнулся в угол и налил ей воды, но Эрнеста оттолкнула протянутый стакан: – Я… Я столько лет думала, что просто… просто несчастный случай… у меня и в мыслях не было!..
– Это лишь мои предположения, возможно, я ошибаюсь, – покачал головой Рэдфорд. – Капитан Антонио был куда более значимой фигурой, от него едва ли получилось бы легко избавиться, а вот я… Поэтому я решил перестраховаться.
– Как именно? – резко спросил Дойли.
– Я забрал с собой часть писем, которые доказывали вину мистера Рочестера в измене перед Англией, и закопал их на одном островке, – объяснил спокойно капитан. – Местонахождение бумаг известно – из ныне живущих – только мне. Зачем они потребовались капитану Гарсии, я не знаю: их сотрудничество с Рочестером вроде как давно закончилось. Ему нужны эти письма и я сам, но даже если вы меня выдадите, едва ли он оставит вас в живых – капитан Гарсия ненавидит всех пиратов, а в особенности англичан.
– И теперь этот фанатик у нас на хвосте, – совладав с собой, шепотом закончила за него Эрнеста. Эдвард помолчал и сказал затем твердо:
– Нужно придумать, как сбить их со следа. У капитана Гарсии явно больше судов, чем у нас, сколько именно?
– Я насчитал восемь. Быть может, и больше, если они идут не одним клином, – сообщил глухо Рэдфорд – видно было, что он уже размышлял об этом. Эрнеста, взглянув поочередно на всех троих: на капитана – с сочувствием, на Эдварда – почти умоляюще, а на Генри – требовательно и испытующе, решительно заявила:
– Все это должно остаться между нами. Я немедленно разработаю новый курс, такой, чтобы точно сбить их со следа, и отдам на руки только Джеку, – она быстро посмотрела на него. – Тебе придется самому вставать за штурвал или давать рулевому указания только на ближайшие пару часов – нельзя доверять никому. Мистер Дойли, вы…
– Я проверю запасы оружия и прослежу, чтобы люди постоянно были начеку, – кивнул Эдвард с готовностью: в армии ему не раз приходилось находиться в похожей ситуации, и он почти не волновался теперь, когда исчезло неприятное чувство неизвестности. Генри внимательно посмотрел на него и спросил с осторожностью:
– А что делать мне? Я тоже очень хотел бы вам помочь…
– Ты присмотрись к членам команды. Завтра отправишься с проверкой на «Морской лев» – там тоже не спускай с них глаз, – тоже уже овладев собой и обретя прежнюю деятельность, распорядился Рэдфорд. – Нам всем нужно быть внимательнее. Чем быстрее найдем вражеского шпиона, тем лучше!
– Я все равно убежден, что этот человек – либо Генри, либо сам наш капитан, – тихо признался Эдвард, когда они с девушкой, уже покинув капитанскую каюту, спускались в трюм: он – на опердек, а Эрнеста – к себе. Морено стиснула зубы и попросила тихо:
– Лучше не распространяйтесь столь прямо об этом. Хотя бы ради собственной безопасности – Джек и так на вас волком смотрит…
– Он открыто назвал меня предателем! – сорвался Эдвард, с трудом удержавшись, чтобы не выкрикнуть это в голос. Остановившись, он неожиданно поймал девушку за руку и заглянул ей в лицо: – Неужели и вы… Вы тоже верите в это, сеньорита?
Черные глаза Эрнесты загадочно блестели при свете одинокой свечи внутри фонаря, однако ни один мускул на красивом смуглом лице ее не дрогнул под его испытующим взглядом. Помолчав немного, она положила тонкую ладонь на рукав Эдварда:
– Нет, мистер Дойли. Можете зайти ко мне через час и посмотреть на составленный мной маршрут до того, как я отдам его капитану. Я совершенно убеждена, что от этого координаты не попадут в руки врага…
***
Джек сидел за столом в глубоком раздумье, когда в дверь каюты постучали. Эрнеста, вошедшая со сложенным вчетверо листом бумаги в руках, огляделась по сторонам и выложила на стол перед Джеком новый вариант маршрута. Тот бегло просмотрел его, спрятал в ящик и закрыл на ключ, который положил во внутренний карман.
– Я говорила с мистером Дойли. Это точно не он, – осторожно начала девушка. Джек кивнул с рассеянным видом:
– Разумеется. Удивлюсь, если ты скажешь обратное… И не Макферсон. И не Морган, полагаю – хотя после той истории на Тольяре я уже и не уверен.
– У мистера Моргана есть свои недостатки, но команду он не предаст. Захоти он мести, то, думаю, попросту перерезал бы горло мне одной, – заметила спокойно Морено.
– Ты ненавидишь меня за то, что я не сказал о твоем отце раньше? – спросил вдруг Джек. Эрнеста выдержала его взгляд с явным трудом:
– Что ты хочешь от меня услышать? Что я чертовски зла на тебя? Да, несомненно! Но ты же не думаешь, что я стану выяснять отношения сейчас, когда за нами гоняются по пятам восемь испанских галеонов, угрожая превратить наши корабли в решето, а всю команду – в кровавый фарш на корм рыбам? Есть вещи поважнее, чем мои личные проблемы, – стиснув зубы, ответила девушка яростно. – Например, Генри Фокс. Ты лучше всех нас знаешь этого мальчишку, но я до сих пор, в общем-то, не могу понять, почему ты так доверяешь ему?
– Вот, значит, как, – почти спокойно протянул Рэдфорд, скрещивая пальцы в замок перед грудью. – Мистер Дойли так сказал тебе?
– Даже если и сказал, сути это не меняет, – жестко отрезала Эрнеста. Джек стиснул зубы:
– Он не может быть предателем. Я это знаю так же точно, как то, что я сам не пойду против своих людей. Отец Генри был вернейшим человеком, которого я когда-либо знал…
– Отец? – подняла брови Эрнеста с прорезавшейся в глубине зрачков понимающей усмешкой. – Вот теперь это уже больше похоже на истину. Меня ты не обманешь, Джек, – тихо прибавила она, подходя ближе и усаживаясь прямо на краешек стола; Рэдфорд, уткнувшийся в бумаги с крайне сосредоточенным лицом, вздрогнул и повернулся к ней:
– О чем ты?
Эрнеста положила руку ему на плечо; голос ее чуть заметно смягчился:
– Что произошло тогда, во время бунта? Я знаю, твой старпом подбил команду на мятеж: ты на единственной доске был брошен в открытом море, а они отправились дальше, в Нью-Лондон. Но ведь было что-то еще, верно? Я спрашиваю потому, что ты мой друг. О смене курса по твоей милости знают четверо, а не трое – и один из нас отлично обошелся бы без этой информации. Ты уверен, что можно доверять Генри?
– Конечно… Разумеется, я уверен, – мгновенно решительно ответил Рэдфорд; девушка устремила на него тяжелый испытующий взгляд, однако капитан выдержал его и в свою очередь спросил резко: – Это мистер Макферсон рассказал тебе что-то о Генри?
– В этом нет необходимости: у меня есть своя голова на плечах, – хищно усмехнулась Морено. – Знаешь, что любопытно? Ты забыл сказать, что между бунтом твоей бывшей команды и этим мальчишкой нет никакой связи. А теперь отрицать уже бесполезно. Мистер Макферсон явно темнил, когда рассказывал мне о Генри: я ведь его спрашивала, почти сразу после того, как стала штурманом…
Джек с размаху откинулся на спинку стула и стиснул пальцами выступающий край столешницы:
– Ты и так уже знаешь практически все.
– Я не знаю главного: можно ли доверять этому парню и есть ли у него мотив сдать нас испанцам, – твердо возразила Морено: – Расскажи мне все.
– Мой старший помощник, Дэниел Робинс, устроил бунт среди команды, воспользовавшись тем, что в тот момент у нас был… не слишком удачный период, – криво усмехнулся Рэдфорд, причем в этом быстром движении губ не отразилось ни капли какого-либо веселья – глаза его оставались холодными, мрачными и напряженными. – Мы тогда как раз ушли из «Рочестер и К…», приходилось прятаться от всего и всех, нападать разве что на мелкие рыбацкие шлюпы, а уж как я сбывал добычу с них – и не спрашивай, самому вспоминать не хочется. С ним – с Робинсом, я хочу сказать – мы не всегда ладили: Дэниел был старше меня на добрых два десятка лет, и, конечно, ему не слишком по душе было подчиняться безусому юнцу, да и характер у него был… ну, представь, скажем, Моргана, только вдвое умнее, вчетверо талантливее и вдесятеро честолюбивее. Моряком он был хорошим, советы давал дельные и команду отлично умел урезонить, вот я и почти не обращал внимание на все остальное. Дурак был, как есть дурак… – Рэдфорд сжал правую руку в кулак и с силой, не удержавшись, ударил о стену; Эрнеста, помолчав, стиснула его плечо своим обычным, почти незаметным со стороны, но неизменно ободряющим жестом:
– Я бы тоже, наверное, после этого не спешила бы брать себе новых старших помощников. Но этот парень ведь заставил тебя передумать, так?
– Они выбрали его новым капитаном. Они не должны были этого делать без моего ведома: на общем собрании я тоже имел бы право высказаться и объяснить свои действия. А тут – была ночь, как сейчас помню, я закончил с маршрутом поздно, обошел судно и сразу же заснул, словно убитый, – Рэдфорд тяжело, с присвистом втягивал в себя воздух, словно одновременно не хотел вспоминать события той ночи и не мог выбросить их из головы. – Заходит ко мне Дэниел, за ним – еще трое или четверо; я сначала даже не понял, что происходит… – Он усмехнулся, непроизвольно дотронувшись до обычно закрытого волосами шрама над бровью: – Ничего, мне сразу же очень подробно все объяснили, прямо-таки в красках – жаль, я тогда плохо соображал уже, с пробитой головой-то…
– Жаль, что меня там не было, – сквозь зубы процедила обычно невозмутимая Морено. Джек расхохотался – громко, надрывно:
– Думаешь, ты смогла бы там на что-то повлиять? Сначала меня просто били – к этому-то делу я привычный… Не поверишь, даже рад был – думал, ну, выпустят ребята пар, вот тогда-то я им и объясню все! Потом… Потом было хуже, – честно кивнул он собственным воспоминаниям, непроизвольно трогая пальцами старые шрамы на теле – частично скрытые одеждой, частично – загаром и татуировками, в обычной жизни они были почти не заметны; но Эрнеста, хорошо знавшая, на что способны обезумевшие от отчаяния и ярости люди, с невольным содроганием следила за этими бессознательными движениями.
– Они что же… тебя, своего капитана… – глухо начала она и резко умолкла: рука Рэдфорда, правая, украшенная тремя кольцами-оберегами, лежавшая на колене, непроизвольно дернулась выше, к бедру, и сразу же остановилась на полпути рваным, скомканным человеческой волей движением. Джек дышал все так же тяжело, с явным усилием ловя воздух побелевшими губами:
– Не хочу… – начал он не своим голосом, выдохнул и закончил тверже: – Не хочу говорить об этом. Но тогда… когда я уже потерял всякую надежду и был уверен, что сейчас умру… за меня заступился один человек. Всего один. Он заплатил за это своей жизнью…
– Отец Генри? – негромко уточнила девушка. Джек скривился мученически, но кивнул:
– Я даже не понял, в какой момент он вломился в каюту – кажется, Дэниел велел запереть дверь, прежде чем стал рассчитываться со мной за все, чем я ему когда-либо насолил. А Джерри – Джерри Фокс, мы его называли Трудягой – он ворвался внутрь, оттащил от меня Робинса… Я тогда уже совсем плохо понимал, что происходит вокруг. Помню, как он кричал, что нельзя так поступать даже с бывшим капитаном, что я совсем еще мальчишка, еще что-то… Конечно, Дэниела он этим бы не остановил, но команда как-то засомневалась тогда – меня оставили в покое, связали и бросили в карцер, а уже утром вывели на палубу – новый капитан уж озаботился вынести Джерри такой приговор, чтобы…
– Его убили? – без тени сомнения спросила Эрнеста.
– Его килевали, – глухо ответил Рэдфорд, глядя мимо нее на густую и темную тень, падавшую от шкафа на стену и скрывавшую ее не меньше чем наполовину. – Доводилось видеть такую казнь? Капитан Робинс хотел, чтобы на нее смотрели все – и я тоже.
– И ты…
– И я смотрел… Больше всего на свете мечтал тогда ослепнуть. А потом – почти двое суток на той доске в море, под палящим солнцем, и еще позже, когда меня подобрало какое-то суденышко буканьеров-контрабандистов; я кое-как умолил их взять меня с собой до Тортуги – и знаешь, о чем я тогда думал? О том, что даже если я выживу, каким-то чудом снова соберу команду, найду Робинса и этих предателей и убью их всех – все равно ничего никогда уже не будет как раньше. Никогда я не усну больше без ножа под подушкой, не смогу доверять кому-то… А потом появился Генри, сын Джерри – я почему-то сразу же понял, кто он, еще до того, как узнал его фамилию и то, что с отцом они не виделись несколько лет, так что мое имя ему ни о чем не говорило. И я подумал – быть может, вот мой второй шанс на то, чтобы что-то исправить? – темные глаза Рэдфорда сверкнули почти фанатичной, безотчетной надеждой. – Потом он спас мне жизнь, пришел в команду и попросил себе места – разве я мог отказать ему? Сыну того, кто меня спас… и человеку, которому я впервые после того случая смог довериться…
