Екатерина Франк
Под флагом цвета крови и свободы
– Если бы можно было добраться до них первыми… – вдохновенно, почти не слушая ее, продолжил Дойли. – Если бы удалось предъявить те бумаги людям Рочестера – многие из них наверняка отказались бы выступать против Тортуги. А уж в Лондоне бы…
– На это нет времени, Эдвард! – резко перебила его Эрнеста. – Если хотим остановить их, то нужно действовать с обоих флангов.
Дойли промолчал, затем все же примирительно поднял руки:
– Хорошо. Хорошо, мы займемся этим после того, как выберемся отсюда. Я сделаю так, как ты хочешь, но только если ты пойдешь со мной.
Мучительное сомнение отразилось на лице девушки; какое-то время она сидела молча, с тоской и сожалением глядя на Эдварда.
– Спаси Джека, – проговорила наконец Эрнеста; протянув руку, она кончиками пальцев коснулась щеки мужчины. – Если спасешь его, то я уйду вместе с тобой.
***
Все вышло намного проще, чем он предполагал: капитан Мэрфи охотно доверил ему самостоятельное проведение вылазки. Хотел выделить и людей в помощь, пока не сообразил, что каждый лишний человек – это дополнительная угроза быть обнаруженными; к тому же, десяток даже лучших бойцов не помог бы прорваться из окружения при таком исходе.
На борту «Бесстрашного» Эдварда уже ждала Эрнеста, а с ней – трое людей, незнакомых ему. Морено что-то шепнула им, и те сразу же двинулись вперед первыми.
– Педро, Сэнди, Уиллоу и я возьмем на себя охрану и коридоры, – глухо вымолвила она, положив ладонь на рукоятку тускло поблескивающего ножа. Заметив удивленный взгляд Эдварда, Эрнеста хищно оскалилась: – Мне здесь запрещено носить оружие, как, впрочем, и остальным. Но так даже лучше: на выстрел сразу сбежится команда, и тогда нам точно конец.
Темные коридоры, переходы и лестницы галеона казались Эдварду бесконечными; ступая по чуть слышно поскрипывающим доскам, он стискивал рукоять обнаженной сабли и то и дело проверял лежавшие во внутреннем кармане напильники, молоток и отмычки, завернутые в тряпицу – не зная точно, что именно придется делать, он предпочел захватить все, что нашел у корабельного плотника. Эрнеста на очередном повороте перехватила его поперек груди, вжавшись рядом в переборку: впереди послышались голоса, и все пятеро заговорщиков затаились в темноте, толкаясь плечами и переводя дыхание. Девушка, с тяжело вздымающейся грудью и сверкающими глазами, повернула к Эдварду странно застывшее лицо:
– Если будет… – голос ее сорвался, и она глубоко вздохнула, стараясь овладеть собой, – если будет выбор – спасай сначала Джека. Слышишь? Мы прорвемся, – решительно обведя взглядом остальных, прибавила она и, вынув нож, первой двинулась навстречу часовым.
Тех было семеро – Эдвард, шедший сзади, успел услышать недоуменный возглас одного из них и сразу затем – мерзкий хлюпающий хруст пронзающей плоть стали. Лязгнуло оружие, и кто-то крикнул по-испански – сырые перегородки поглотили его голос; секундой позже нож Морено заставил его замолчать навсегда. Остальные пятеро с обнаженными саблями попятились к стене; Эрнеста, толкнув Эдварда в коридор, заканчивающийся дверью, и швырнув ему едва ли не в лицо снятую со второго трупа связку ключей, крикнула отчаянно:
– Беги вперед, освободи Джека! Уведи его… – договорить она не успела: первый из уцелевших испанцев метнулся наперерез Эдварду, и Эрнеста развернулась, встретив его выпадом. Со свистом скрестились, выбив искры, клинки; Дойли развернулся с тяжело бьющимся сердцем и бросился к двери. Все его существо восставало против такого расклада – связка оттягивала ладонь, и он не сразу даже смог попасть в скважину: ключ не подошел, и Эдвард с проклятием рванул с кольца другой. Дверь поддалась с неохотным скрипом; внутри было светло – по-видимому, в перерывах между допросами узника мучили бессонницей – и, захлопнув за собой дверь и заперев ее плохо слушающимися руками, Дойли против воли ощутил подкативший к горлу спазм дурноты.
В человеке, прикованном к привинченному к стене стулу, трудно было узнать прежнего Джека Рэдфорда: слипшиеся от крови волосы, падавшие на лицо, затрудненное, прерывистое дыхание, со свистом выходившее из редко вздымавшейся груди, руки и бедра, покрытые пузырящимися, кое-где лопнувшими волдырями от ожогов, стертые кандалами до мяса запястья, босые ноги, изрезанные до мяса битым стеклом – и еще с десяток менее серьезных травм, на которые Дойли постарался не обращать внимания. По крайней мере, все конечности бывшего капитана были на месте, и когда он поднял голову, на Эдварда взглянули поверх перебитой переносицы сразу два глаза – стоило признать, уже немалая удача.
– Мистер Дойли? – голос у Рэдфорда был сиплый, сорванный долгим криком, слова перемежались свистящим кашлем и странным бульканьем в горле; но он явно был в сознании, и об остальном его наполовину невольный спаситель предпочел не думать. Один из ключей подошел к кандалам на ногах: став на колени, Эдвард принялся спешно открывать их.
– В-вот ведь… живучий, как кошка… вы, господин подполковник, – хрипло рассмеялся Джек, дергая скованными руками. Дойли скривился:
– Не заткнешься – брошу за борт после того, как вытащу отсюда.
– Т-тогда зачем… вытаскивать в-вообще? – блеснули на окровавленном лице знакомые издевательски-смешливые глаза. Теперь Рэдфорд запрокинул голову – видно, старался облегчить боль в разбитой переносице.
– Она здесь, да? Она вас попросила?.. – уже куда тише спросил он. Дойли с проклятием уронил на пол связку ключей – ни один из них не подходил к замку на тех цепях, которые удерживали руки пирата за его спиной прикованными к сиденью. Джек молча наблюдал за ним, и Эдвард схватился за напильник; звуки за дверью вроде бы стихли, но ни Эрнеста, ни ее люди не спешили входить – должно быть, остались караулить все подходы к камере.
– У вас не получится… Ключ – у Гарсии, – внезапно совершенно ясным голосом сказал Рэдфорд. Дойли промолчал, с остервенением двигая напильником – против толстенной чугунной цепи тот казался не опаснее женской шпильки для волос. За его спиной хлопнула дверь, и на пороге появилась Эрнеста, забрызганная кровью, с саблей в руке.
– В коридоре чисто, – громким, хриплым голосом сообщила она. Прежде, чем Рэдфорд успел произнести хоть слово, девушка уже опустилась на колени рядом с Эдвардом, на ходу отбирая у него отмычки: – Дай сюда! А, черт… напридумывают же замков, – оскалясь на неподатливую скважину и яростно двигая в ней тонким стержнем, прорычала она. Джек, тяжело дыша, сгорбился и постарался заглянуть в глаза бывшей соратнице.
– Т-ты же сказала, я… больше не капитан? – проговорил он. Морено даже не подняла головы, нарочито грубым тоном отрезав:
– Да, ты мне больше не капитан. Но по-прежнему мой друг! – рявкнула она, когда отмычка обломилась с тихим звоном; девушка выругалась и потянулась за другой: – Что же за замки такие?! Ребята все живы. Я их услала на берег, – скороговоркой продолжала она. – Черт, что же с тобой сделали… Ты идти-то сможешь? Этот твой… тоже жив. Я не стала… Ты держись, Джек, эй, эй! Мы почти закончили, – хлопая подозрительно оседающего на стуле Рэдфорда по щекам, требовательно прибавила она. Эдвард, покончив с кандалами на одной руке, переключился на другую, но тотчас остановился с проклятием: чуть выше локтей пленника шло еще по одному железному браслету, соединенному с окованной железом спинкой стула.
– Эрнеста, оставь его, потом разберемся! Помоги лучше… – начал он и похолодел, вновь услышав из коридора лязг оружия. Морено мгновенно вскочила, схватившись за саблю:
– Я их задержу! Забери Джека и уведи отсюда, – распорядилась она. Дойли стиснул зубы:
– Без тебя я никуда не пойду, был уговор!..
– Уведи его, – повторила Морено таким тоном, что у него мороз прошел по коже; схватившись за дверную скобу, она в последний момент обернулась и пообещала: – Я догоню.
Уверенности в ее словах у Эдварда было немного; но споры тут не имели смысла. Оставив бесполезные отмычки, он снова схватился за напильник. Руки дрожали, пальцы то и дело соскальзывали: все его внимание было поглощено звуками борьбы за дверью – оставалось лишь гадать, в какой момент та распахнется и их безумный план рухнет окончательно.
– Вы из-за нее согласились. Не ради меня, конечно… – вдруг совершенно безжизненным голосом произнес Рэдфорд. Дойли стиснул зубы:
– Тебе же было сказано заткнуться!..
– Забирай ее, – неожиданно предложил Джек с таким видом, будто предлагал выпить чаю. Бывший офицер молча поднял на него глаза, едва не выронив напильник, и тот усмехнулся окровавленным ртом: – Что? Забирай ее и уводи к чертовой матери с этого корабля. Не нужно меня спасать… все равно не успеете… и Эрнеста права – я не ходок с этакими ногами. Ты ее любишь? – Дойли кивнул, не в силах выдавить ни слова, и Джек выдохнул: – Вот и отлично. Я знаю, что тебе нужно… Наклонись! – приказал он. В дверь послушался оглушительный грохот, но Эдвард успел разобрать нужные слова: – Идите к Зеленому острову… это в сорока милях к северо-западу от архипелага Креста… в южной оконечности растет раскидистое дерево, а у его корней – камень, похожий на черепаху с шестиконечным панцирем… вот под тем камнем я и зарыл бумаги! Гарсия не получит их… никто не получит… а вы заберите, не дайте одному из этих подонков разрушить мой дом, а второму – уйти от справедливости! Прощай, господин подполковник, – прошептал он за мгновение до того, как затрещала выбиваемая входная дверь; в дальнем углу каюты оказалась еще одна. Эдвард едва успел выскочить в нее, метнуться в темный коридор, и уже там, урывками и перебежками выплутал к лестнице.
За спиной все еще слышался топот, так что Дойли не останавливался: миновав полных четыре пролета, он выбрался уже где-то, судя по слабой качке, на корме. Заметался было, будто затравленный зверь – он понятия не имел, как выбраться с огромного галеона – но тут из смежного коридора вынырнула Эрнеста, полностью одетая и с собранными волосами.
– Где Джек?! – громким, возбужденным голосом спросила она; Эдвард стиснул ее руку.
– Не получилось. Он сказал мне, где бумаги. Они совсем близко, надо уходить! – отрывисто выпалил он – Морено быстро посмотрела на него, но разглядеть выражение ее глаз во мраке было невозможно. Через мгновение ее тонкая ладонь сжала руку Эдварда, увлекая в практически неразличимый очередной поворот. Как девушка умудрялась в темноте ориентироваться на знакомом чуть больше недели гигантском судне, Дойли мог лишь гадать; но почему-то он даже не сомневался, что она без проблем выведет его отсюда.
Топот ног за спиной стих полностью, когда Морено вытащила его на какую-то пустынную, залитую луной крохотную площадку. Внизу бурлил кильватер, и Эдвард, оглядевшись, понял, что они находятся на носу галеона; прямо над их головами начинался форштевень. В двух десятках ярдов виднелся борт английского судна, и Дойли был уверен, что там его ждут.
– Придется прыгать вниз, – без особого трепета признал он. – Надеюсь, не попадем под киль… – случайно брошенный на девушку взгляд заставил его на мгновение забыть обо всем. Эрнеста смотрела не на воду и не назад, в коридор, откуда могли вот-вот появиться преследователи, а на него – на него одного – и в глазах ее плескались такая нежность и такая боль, спаянные воедино, что Дойли похолодел.
– Ты что?.. – успел вымолвить он, когда Морено вдруг шагнула вперед и прижалась к его губам – долго, жадно и требовательно, вынуждая даже отступить чуть в сторону под таким напором. Шум воды под ногами стал отчетливее, и оставшимся осколком сознания Дойли понимал, что стоит уже совсем близко к перилам, но не мог найти в себе силы отстраниться.
– Я люблю тебя, – прямо в губы ему прошептала Эрнеста, и он с изумлением обнаружил, что по ее щекам текут слезы. – Но того, что ты просишь, я сделать не могу.
Эдвард, запоздало все поняв, рванулся вперед, прочь от края – но уже потерял драгоценное мгновение: полет оказался похож на обморок, и сразу же холодная пенистая вода приняла его в свои объятия. Бледное, застывшее лицо девушки осталось наверху; с корабля англичан закричали что-то – Эдвард различил голос Мэрфи, запрокинул голову и взмолился в отчаянии:
– Эрнеста, не делай этого! Пойдем с нами!..
Морено молча глядела на него – губы ее, как показалось ему, зашевелились, но ни единого звука он не смог различить. С верхней палубы галеона послышался крик: « Aquí está él!» , сразу же сопровожденный треском мушкетных залпов; Дойли дернулся, уйдя под воду, и вынырнул уже у трапа английского судна – то, едва он оказался на борту, пришло в движение.
– Добыли что-нибудь, мистер Дойли? Мистер Дойли! – хлопая его по щекам, кричал капитан Мэрфи, и Эдвард, немного придя в себя, выговорил:
– Добыл. Он сказал мне координаты. Можем выдвигаться…
***
Эрнесту, держа за локти с обеих сторон – впрочем, достаточно осторожно, по всей видимости, зная о расположении к ней капитана – вывели на верхнюю палубу, когда там уже начиналось разбирательство: догнать английский корабль медлительным галеонам было не под силу, а беспорядочный обстрел из пушек в темноте не дал желаемых результатов. Джека Рэдфорда, уже избитого, приковали наручниками к мачте, и Гарсия, с кнутом в руках, громко допрашивал его по-английски, сопровождая ударом каждый вопрос:
– Кто помогал тебе сбежать? Называй имена! Это был кто-то из команды? Что ты успел сказать людям с того корабля? Отвечай, не то убью!
– Не убьешь, – еле ворочая языком – рот у него был весь в крови – сипло отвечал Рэдфорд. – Не убьешь, я тебе живым нужен…
– Это пока что! – снова замахнувшись, рявкнул Гарсия. Эрнеста, вырвавшись из рук державших ее матросов, бросилась между ними именно в ту секунду, когда тот опустил кнут: удар по лицу сбил ее с ног и на мгновение лишил сознания.
– Сеньорита! Сеньорита, вы в порядке? – мгновенно смягчившийся голос капитана послышался значительно ближе; девушка прижала руку к щеке и виску, с удивлением почувствовав под пальцами что-то липкое – до нее не сразу дошло даже, что это кровь.
– Эрнеста, ты как? – изогнувшись и глядя на нее через плечо, прохрипел Джек – на спине его сквозь лопнувшую ткань видны были наливавшиеся алым полосы. Морено дернулась на его голос, все еще скверно держась на ногах – кружилась голова от удара – и кое-как закрыла Рэдфорда своим телом от Гарсии.
– Сеньор, – через силу выговаривая ставшие почти ненавистными испанские слова, начала она, – сеньор, этот человек – ваш пленник, и вы можете убить его, можете пытать – это ваше право. Но я умоляю вас: не делайте того, что хуже смерти! Не должен один капитан приказывать связать другого и бить его кнутом на потеху матросам!..
Бог весть, как отреагировал бы на эти слова Гарсия в любом другом случае: импульсивная выходка Эрнесты могла свести на нет все ее прежние усилия. Но внимание его приковывал к себе оставленный кнутом след на лице девушки, и взор испанского капитана смягчился.
– Отведите его в трюм, – указав кнутом на Рэдфорда, сухо распорядился он и, вынув белоснежный носовой платок, прижал к рубцу на щеке Эрнесты: – Идемте, сеньорита, я вас перевяжу. Прошу, простите меня – я не хотел причинить вам боль… – Он выглядел настолько искренне расстроенным, что Морено даже удивилась такой заботе. В каюте, прижимая к лицу смоченное в горячей воде полотенце, она почти без страха следила за тем, как один из офицеров в дверях докладывал что-то на ухо Гарсии, то и дело поглядывая на нее.
– Se puede ir26, – наконец кивнул капитан, усаживаясь рядом с девушкой и начиная разматывать свежую, хрустящую полосу бинта. Морено без раздумий подставила ему щеку – зрелище истерзанного, избитого Джека и прощание с Эдвардом настолько опустошили ее душу, что она вполне могла бы точно так же подставить шею под его клинок.
– Сеньорита, – негромким, но пробирающим до костей голосом заговорил он, накладывая повязку, – в ваших интересах сказать мне правду. Как вы объясните то, что мои люди нашли вас на том месте, откуда спрыгнул в воду пытавшийся освободить Рэдфорда шпион?
Эрнеста ответила ему спокойным взглядом, хотя в душе ее мгновенно вспыхнул жгучий страх – не за себя даже, а за Джека, которого в случае ее смерти некому будет спасти. Чувствуя, что Гарсия уже наверняка принял решение, она поднесла руку к больной щеке, чуть заметно скривившись при этом:
– Я возвращалась к себе после ужина, когда услышала в коридоре шум, а затем увидела крадущегося человека. Я окликнула его, но он бросился прочь, и я побежала следом…
– Почему не позвали на помощь?
– Я звала, но тот уровень нежилой – по-видимому, меня не услышали.
– А почему не напали на того человека? Могли бы догадаться, что это враг, – с досадой прибавил Гарсия. Эрнеста развела руками:
– Каким образом, капитан? У меня нет при себе здесь оружия. Я пыталась обогнать его и сбить с ног, но тот человек оказался быстрее меня. Понимаю, вы подозреваете, что я…
– А вы на моем месте, сеньорита, – тихо перебил капитан, – неужели не подозревали бы?
– Если бы я действительно помогала англичанам в похищении капитана Рэдфорда, сеньор, то неужели вы думаете, что я бы осталась здесь после неудачи? – собравшись с духом, довольно дерзко ответила Морено. К ее удивлению, этот маневр оказался удачным: во всяком случае, в непроглядно-мрачных глазах Гарсии тусклой искрой мелькнуло одобрение. Он сел в кресле поудобнее, вытянув руки на подлокотниках, и улыбнулся с пугающей искренностью:
– Ваши слова успокоили меня, сеньорита. Не хотелось бы верить, что уроженка Великой Испании опустится до предательства собственных земляков. Когда я только узнал вашу фамилию, то сразу же понял, что никакая вы не пиратка! Рад, что смог извлечь вас из этого грязного болота и предложить нечто большее.
Эрнеста склонила голову: она могла бы вынудить себя сказать что-то об этом, но опасалась, что ее выдаст случайно прорвавшаяся злая интонация.
– Совсем скоро, сеньорита, – воодушевленно продолжил Гарсия, – люди, заставившие вас избрать преступный путь, исчезнут. Торговые пути избавятся от жадных крыс, возомнивших себя безнаказанными! И вот тогда, – глаза его заблестели так, что даже неробкой Морено стало не по себе, – тогда никто не сможет соперничать с мощью нашей великой империи!
Эрнеста осторожно передвинулась в своем кресле, сев прямо; темно-бордовая мягкая обивка, прикасаясь к обнаженной коже шеи и рук, всякий раз заставляла ее вздрагивать. Придав лицу самое безучастное выражение, она спросила:
– Вы полагаете, капитан, что уничтожение пиратства разом покончит со всеми проблемами в самой Испании?
– Нет, разумеется. О нет, сеньорита, я далеко не безумец – не верьте слухам, распространяемым моими врагами, – небрежно махнул рукой Гарсия, не стирая с лица своей жутковатой улыбки. – Это лишь один из множества шагов на пути к возрождению ее величия! Нам предстоит очень, очень многое сделать, и по этому пути я хотел бы пройти не один. – Теперь в его глазах появился отчетливо тот самый блеск, который Морено замечала и раньше, но все же могла тогда еще принять за нечто иное. Однако она не ошибалась – Гарсия глядел на нее не просто с восхищением, а с откровенно читавшимся за ним вопросом.
– Вы ведь поможете мне, сеньорита? – напряженно спросил он, наклоняясь вперед и кладя руки на подлокотники кресла девушки. Защита, просьба, ловушка, капкан – чем угодно мог оказаться этот жест, и меньше всего она хотела в эту минуту гадать, чем именно. В любом случае, Эрнеста была не из тех девушек, которых можно было бы смутить даже столь откровенным давлением: слишком много лет она привыкала к мысли, что единственное пространство, принадлежащее только ей – то, что занято непосредственно ее телом. Взгляды на него, чрезмерную близость и даже прикосновения она давно научилась терпеть и не замечать, если требуется; куда больше беспокоили ее горящие безумной настойчивостью глаза капитана Гарсии – казалось, что этот человек способен на все ради достижения своей цели.
– Когда они умрут, этот мир вздохнет с облегчением, – сжимая ее ладонь, с жаром продолжал испанец. – Велика ли потеря от кучки воров и убийц! О, это будет лишь началом, сеньорита, началом новой, нашей эпохи…
Эрнеста, не отводя взгляда, положила вторую руку поверх их сплетенных пальцев. Голос ее чуть заметно задрожал, дыхание стало глубже и медленнее.
– Капитан, жизнь моих родителей очень много значит для меня, – едва размыкая губы, шепнула она. – Скажите, что скоро я смогу увидеть их – и я сделаю все, что вы пожелаете.
Мгновение Гарсия колебался – и у нее упало сердце, хотя каким-то чудом она сохранила прежнее выражение лица – но затем отодвинулся и пожал плечами, усмехнувшись углом рта:
– Разумеется, вы увидите их. Вам осталось ждать недолго, всего лишь пока мы не возьмем Тортугу, – забывшись, прибавил он, и Эрнеста вздрогнула – последние слова отрезвили ее.
– Уже поздно, капитан. Я пойду к себе, – поднявшись с места, она подошла к двери, чувствуя себя так, словно разом постарела на полвека; Гарсия вдруг окликнул ее:
– Сеньорита!
Он стоял у стола, и в ярком свете свечей за его спиной на полстены расползалась огромная черная тень; Эрнеста сложила руки на груди, и губы ее дрогнули в вежливой улыбке. Гарсия заговорил глухим, неверным тоном, похожим на шелест осенней травы:
– Вы меня спросить о чем-то хотели?
– Только об одном, – Морено стиснула пальцами дверную скобу. – Вам не кажется неосмотрительным отсутствие шлюпок на кораблях? Не помешает ли вашим планам невозможность для матросов вести ремонтные работы, проводить вылазки и выходить в порт?
– О, нисколько, сеньорита! – махнул рукой испанец – черная тень ощетинилась пятью выступами у виска, словно олень с одним отрубленным рогом. – Никто из моих людей не должен покидать борт, ни с ведома капитана, ни тем более без него. Иначе как бы я смог поддерживать среди этих негодяев дисциплину?
– Очень предусмотрительно, – из последних сил улыбнулась Эрнеста, сдерживая холодный ужас, колотившийся изнутри в грудной клетке. Ее еще хватило на то, чтобы доплестись до своей каюты; захлопнув дверь, девушка ничком повалилась на кровать. У нее не выходило даже плакать – только глухо, беспомощно выть, прихватив зубами край подушки.
– Говорил я тебе, – захрипел из угла знакомый голос, но Морено даже не подняла головы, когда скользкая, холодная и жесткая рука легла ей на плечо. – Говорил, не верь никому! И Эдвард, и Гарсия – оба предадут… Обмани их, обмани первая: сделай эти корабли своими, не то пропадешь, – сипел ей в ухо давно умерший Флинт, стуча костяным оскалом у самого уха. – Все уйдут, все умрут: смерти жертва нужна! Отдай ей их жизни, пока не забрали твою…
Эрнеста отбросила одеяло от подбородка, села прямо, отвернувшись к стене.
– Поди прочь, – тихо и отчетливо сказала она. – Уходи туда, откуда пришел, и не возвращайся. Оставь живых: ни тебе до них, ни им до тебя больше дела нет. – Подождав минуту, она обернулась и огляделась по сторонам: в каюте было тихо, лишь с сухим стуком ходила туда-сюда распахнувшаяся оконница. Эрнеста встала, захлопнула ее, постояла немного; затем, подстегнутая внезапной мыслью, схватила свой камзол, накинула на плечи и вышла вон.
***
– Роджер! Роджер, малыш, идем скорее, – пыхтя и отдуваясь, позвал с порога боцман Макферсон. Мальчик, отбросив наполовину вычищенный пистолет, вскочил и бросился к нему:
– Есть новости об отце?
– Да! Идем же, идем, – поторопил его старик, но в этом уже не было нужды: Роджер, как был, босиком и с вымазанными порохом и маслом руками, припустил бегом в сторону выхода. На широком дворе перед домом Джона Рэдфорда уже собралась небольшая толпа; в центре нее, боязливо озираясь, стоял какой-то плюгавенький матросик, не похожий на пирата отнюдь – и оттого внимание, уделенное ему властителем Меланетто, казалось особенно удивительным.
– Кто это такой? – растерянно и, наверное, чересчур громко спросил Роджер, но благодаря этому его услышали: кто-то из толпы потеснился, пропуская его вперед – видимо, узнал в тощем лохматом мальчишке сына плененного неприятелем капитана – и пояснил вполголоса:
– Это посланник мисс Морено. Слушай, что говорит…
–… сам я с Сан-Мартинеса, там у меня… как это… семья осталась: жена больная и две дочки. Я к капитану Гарсии вышел на службу с условием, чтоб он не мне жалованье платил, а жену мою к доктору хорошему определил и ей ежемесячно сумма денег кой-какая выделялась бы, – рассказывал меж тем матросик на ломаном английском, с опаской косясь на Джона Рэдфорда, по видимости, внушавшего ему особое опасение. Тот цедил сквозь зубы:
– Дальше. Пленный капитан…
– Две недели у нас, а кроме… ничего о нем не знаю. Держат его в камере, туда только капитану да доверенным людям вход разрешен. А четыре дня назад его похитить пытались.
– Похитить?.. Кто?
– Англичане, которые… на переговоры приезжали. Днем они с капитаном говорили, а к вечеру я… понимаете, с вахты сменился, ну, и пошел в гальюн, чтоб…
– Это можешь не уточнять, – сухо перебил Рэдфорд. – Дальше рассказывай.
– Иду я, значит, почти дошел… Слышу: шум, крики «Держи его!», а из-за угла выскакивают двое. Один – не наш, и морда такая… англичанская, благородная. А с ним – наша сеньорита Эрнеста. Ну, как наша – она тоже вместе с пленным капитаном у нас появилась… а потом сказали, что она теперь наш штурман. Вот они впереди меня выбегают, значит – прямо на эту… на наблюдательную площадку. Говорят друг другу что-то, да так быстро, что я…
– Не услышал?
– Услышал, но не это… не понял. Потом сеньорита Эрнеста на цыпочки встала, поцеловала его – и прямо так в воду и столкнула. А я-то сразу понял, что все это не просто так. Ну, и пошел к вахтенному офицеру и сказал… рассказал все. Капитан наш к себе сеньориту Эрнесту позвал, поговорил с ней… а меня потом к себе позвал, поглядел эдак и сказал: ты, мол, все верно сделал, только чтобы… это самое… ни одна душа живая не знала – а потом еще раз поглядел, да так, что я понял: либо тут же ночью, либо с утра конец мой будет. И жалко так себя стало! Я тогда спать не пошел, а вместо того на палубу шлюпочную вышел – она ж почти пустая – и стою там, думаю, как мне быть. А тут – она!
– Сеньорита Эрнеста?
– Она самая. Стоит, глазищами своими громадными поблескивает да молчит. Я ей говорю: что же вы, сами об меня ручки свои белые марать станете, больше.. как это… охотников не нашлось, что ли? А она вдруг смеется, будто и не злится вовсе. Потом ближе ко мне подходит и говорит: ты, мол, конечно, дурак, но должен… как это… понимать, что теперь не только без денег и работы, но и без жизни остаться можешь. Я ей киваю, потому как язык отнялся почему-то, а она и спрашивает: а у тебя кто без вести пропал, что ты к капитану Гарсии служить пошел? Я ей рассказываю – ну, про жену и дочек то есть; а сеньорита Эрнеста все слушает да смотрит на меня, и улыбается уже меньше. Потом вдруг и говорит: а хочешь, получишь намного больше денег, чем от капитана Гарсии получил бы, и к семье вернуться сможешь? Ясное дело, киваю, и тут она мне в руки сверток какой-то сует – там и еда, и вода – и на гичку капитанскую указывает. Спускай на воду, говорит, и иди прямиком на север, к острову Тортуга, где главная база пиратская. Знаешь дорогу? Как не знать, отвечаю. Пойдешь, говорит, прямо к пиратам и спросишь у них капитана Джона Рэдфорда, вас то есть; скажешься, что от Эрнесты Морено, он тебя примет. А дальше – слово в слово – передашь: капитан Гарсия велел для него чертить такой маршрут, чтобы никто выследить не мог; но через неделю ровно – теперь, стало быть, три дня – будем мы проходить мимо архипелага Креста, к юго-востоку от скал милях в четырех – вот в тех скалах и устраивайте засаду, а они с пленным капитаном будут на самом большом галеоне… том, что впереди всегда идет.
– И чего же мы ждем, капитан? – вмешался Макферсон; Джон Рэдфорд молча взглянул на него, поджал губы и сухо кивнул в сторону испанца:
– Выдайте ему награду, как сеньорита Морено сказала! Рэнди, позови ко мне мистера Мердока. Нужно все хорошенько обдумать и подготовить.
– Нет времени думать, вы же сами слышали: у нас всего три дня на все! – с отчаянием возразил всегда покорный старый боцман. Роджер, уловив эту непривычную ноту в его голосе, мгновенно насторожился: Макферсону он верил куда больше, чем едва знакомому деду.
– Разве мы не пойдем спасать моего отца? – нахрабрившись и расправив плечи, он выступил из толпы. Кто-то за его спиной ожидаемо расхохотался, но сразу же смолк, получив тычок под ребра от своих же; властитель Меланетто с нескрываемым удивлением взглянул на заступившего ему путь внука, как на диковинное насекомое, но сухо ответил:
– Нельзя соваться в такое место без разведки. Откуда нам знать, что этот человек действительно послан сеньоритой Морено и не заведет нас в ловушку?
– А словам моего мужа ты не веришь точно так же, как словам моей дочери? – хриплый женский окрик раздался из толпы, и навстречу ему, опираясь на плечо одного из матросов, вышла Фрэнсис – добравшись до Меланетто, она была столь слаба, что по пути на Тортугу не могла даже встать с кровати, но не допустила и мысли о том, чтобы залечить раны во владениях старого знакомого, не изматывая себя новыми потрясениями. Здесь она уже слегка пришла в себя и, хотя и передвигалась с трудом и порой заговаривалась, яростно вникала во все; Роджера миссис Морено сразу же взяла под свое крыло и за неполные две недели стала ему чуть ли не вместо родной бабушки. Вот и теперь, стоило ей подойти, мальчишка невольно дернулся поближе, подставляя затылок под холодную, обмотанную бинтами ладонь.
– Мы не сумеем освободить заложников без плана. Я лично займусь этим, а тебе, женщина, – с неприязнью выплюнул Рэдфорд-старший, глядя в ее постаревшее, но словно из гранита высеченное лицо, – тебе следует идти к себе и отдыхать. Ты уже сделала все, что могла…
– Зато ты не сделал ничего! – сверкая глазами, парировала Фрэнсис. – Мы здесь уже десять дней, а каковы итоги? Ты копишь силы, чтобы защитить остров, пока мои муж и дочь рискуют жизнью, добывая тебе информацию и спасая твоего сына! Один-единственный раз тебе выпал шанс поступить, как подобает мужчине, а ты!..
– Замолчи! Замолчи сию секунду, или ты больше никогда не увидишь их, – прохрипел в ярости властитель Меланетто, надвигаясь на нее грудью. Роджер встал между ними.
– Отец говорил, чтобы я не доверял тебе, – неожиданно дерзко выпалил он, и Рэдфорд–старший замер, сверля его страшным взглядом – вернее, тем, который был страшен для остальных. У Роджера, три недели назад потерявшего единственного человека, которого он благоговейно называл отцом целый месяц – счастливейший месяц своей короткой жизни – уже не осталось сил, чтобы бояться чужого взгляда, каким бы грозным тот ни казался.
