Екатерина Франк
Под флагом цвета крови и свободы
– Ты предлагаешь мне довериться словам одного юнги и пары матросов… – хрипло и несколько растерянно начал было Рэдфорд, но Эрнеста, цепко ухватив его за локоть и вздернув залитый кровью подбородок, с тем же нажимом перебила:
– Я предлагаю тебе верить моим словам и тому, что ты видишь собственными глазами!
– Так, а ну хватит! – потеряв терпение, Рэдфорд сам с силой обхватил ее за плечи и быстрым шагом провел ее в свою каюту. Поколебавшись, Макферсон направился за ними, сделав знак державшим Эдварда матросам вести его следом.
– Ты отлично знаешь, что я не могу сейчас рассчитать Моргана. Без него команда взбунтуется раньше, чем мы успеем добраться до Тортуги! – оказавшись в каюте, Джек дал волю гневу. Эрнеста, нарочито не севшая за стол напротив него, прислонилась к стене и запрокинула голову, кривясь от боли. Генри, протиснувшись в дверь с полотенцем, смоченным в воде – Эдвард почему-то не сомневался, что, если проверить, та окажется абсолютно ледяной – протянул его девушке, осторожно придержав ее руку.
– Вам плохо? Может, позвать мистера Халуэлла? – принялся тревожно спрашивать он громким шепотом, от которого Эдварда замутило. Джек, судя по выражению его лица, тоже был не в восторге от такой трогательной заботы, но все же пододвинул ей табурет и со стуком выставил на стол стакан воды:
– Выпей. И вытри кровь, я подожду.
– Спасибо, Генри, – слабо кивнула Эрнеста, наконец начиная вытирать размазанную по лицу отвратительно выглядящую ало-бурую массу. Делала она это медленно и вдумчиво, каждый раз глубоко выдыхая, когда мокрая ткань задевала переносицу, хотя по отсутствию синяка или изменения положения костей Эдвард мог уверенно сказать, что перелома у нее не было. Закончив вытирать кровь, Эрнеста облокотилась о стол, положила руки на сцепленные под подбородком пальцы и заговорила заметно тише прежнего:
– Я не прошу тебя выгнать Моргана. Однако нельзя оставить без внимания эту его последнюю выходку! Он стал слишком много себе позволять – даже с учетом той пользы, что приносит. Если ты промолчишь, то Морган будет знать, что ему дозволено все, а матросы – что капитан Рэдфорд не вступится за них, даже если они ни в чем не будут виноваты.
– А так они узнают, что штурман Морено всегда заступается за них и может убедить капитана в чем угодно, – Рэдфорд тоже уже сел за стол и теперь яростно комкал бумаги, не сводя с нее подозрительного и не слишком дружелюбного взгляда. – Я искренне рад, что ты освоилась в команде за столь короткий срок, но не надо утверждаться в ней за мой счет!
– Джек, я думаю, мисс Морено не это хотела сказать, – робко вмешался Генри, и его слова неожиданно оказались услышаны: и Рэдфорд, и Эрнеста повернули в нему разгоряченные лица. Ободренный юноша продолжил: – В команде тоже часто говорят, что мистер Морган… позволяет себе лишнее, а ты не обращаешь внимания, и жаловаться тебе бесполезно.
– Но это же действительно так! Почему я должен… – сквозь зубы начал Рэдфорд, но крепившийся до этой минуты Эдвард Дойли не дал ему договорить:
– Потому что все знают, что своей команде вы разучились верить после того, как оказались за бортом после мятежа! Все, все знают! Что этот ваш цепной пес Морган обеспечивает вам спокойный сон по ночам, а за это вы прощаете ему разные «мелкие шалости»!.. Мелкие, мельче некуда! Мельче – разве что этот несчастный мальчишка, до которого вам и дела нет! Вы вот до сих пор трясетесь – а ему как теперь жить?..
– Мистер Дойли, сейчас же прекратите! – не сводя глаз с побледневшего до светло-желтого цвета лица Рэдфорда, резко оборвала своего помощника Эрнеста. Эдвард запнулся, тяжело дыша, но все же подчинился, и, похоже, вовремя: Джек, непроизвольно поднявшийся на ноги во время этой отповеди, вновь тяжело рухнул на стул и закрыл лицо руками.
– Чего ты хочешь? – не поднимая головы, наконец бросил он. Все присутствующие невольно покосились на Эрнесту: и так было понятно, что вопрос адресован только ей.
– Наказания для Моргана. Не обязательно очень строгого, но показательного, – твердо ответила она. Рэдфорд мотнул головой:
– Я не стану ради какого-то мальчишки, который вдобавок еще и сам вился вокруг него…
– Джек! Ты-то как можешь такое говорить?!.. – внезапно громко, даже не попытавшись сдержаться, вскрикнула Эрнеста, причем лицо ее исказилось гримасой, будто от острой, режущей боли. Прижав правую руку к груди, она рывком отодвинулась от стола и вскочила на ноги, глядя на Рэдфорда сверху вниз. Несколько секунд они сверлили друг друга взглядами, затем Джек неожиданно чуть заметно вздрогнул и опустил глаза.
– Хорошо! Будь по-твоему. Морган получит то, что заслужил. Мистер Макферсон! – в его голосе зазвучало нечто похожее на прежнюю властность. – Этим я займусь сам, а вы отведите господина под… подштурмана в карцер и заприте на сутки, чтобы знал, как лезть в драку со своим начальством. И… созовите команду наверх. Думаю, этого будет более чем достаточно.
– Но, Джек!..
– Я все сказал! – отрезал Рэдфорд и, немного помедлив, чуть тише велел: – Иди к себе, обработай лицо и успокой мальчишку. Я пришлю к вам Халуэлла.
Мгновение Морено колебалась, затем, закусив губу и внимательно взглянув на Эдварда, которого уже снова взяли за плечи, повернулась и направилась обратно на палубу, а оттуда – в трюм. Карлито уже ждал ее: сидел все так же, прижимая к груди перепачканную кровью ткань жилета, и полными какого-то обреченного ужаса глазами глядел на дверь. Но Эрнеста не стала даже ругаться, хотя на лице ее и появилось на секунду немного раздраженное выражение:
– Не бойся так. У меня тебе никто не причинит вреда. – Подойдя к сундуку, она вытащила из него чистую тряпку и медный, как следует вычищенный таз: – Давай ты пока разденешься и умоешься, а я поищу для тебя какую-нибудь одежду на смену. – Увидев, как мальчишка в ужасе вновь вцепился в ворот жилета, она терпеливо повторила: – Говорю же, не бойся. Раздевайся, я пока схожу за водой.
Уже спустя почти четверть часа, когда она, с трудом убедив Карлито снять перепачканные и висевшие рваными клочьями штаны и обработав наиболее крупные раны на спине и пояснице самостоятельно – призванный Джеком Халуэлл заходил к ним, но юноша с такой мольбой посмотрел на Эрнесту, что она, вздохнув, вышла в коридор и пообещала, похоже, все уже понявшему судовому доктору, что справится сама – лишь после этого Карлито осмелился еле слышно шепнуть, почти не разжимая губ:
– Что теперь будет?
– С тобой – ничего, – отжимая тряпку, спокойно ответила Эрнеста. – А вот Моргану, полагаю, все же выпишут на спине скрижали Моисеевы… Мало, конечно, я бы за такое отправила на доску, но его пыл это должно поостудить. К тебе он больше не подойдет, – она сама была далеко в этом не уверена, но смертельно бледного мальчишку требовалось успокоить немедленно: он и без того был, казалось, готов в любой момент рухнуть в обморок:
– В-вы… сказали, что я?..
– Нет, – лицо Эрнесты чуть заметно прояснилось, черные глаза заблестели. – Мистер Дойли защитил тебя. Все думают, что Моргана наказали за драку с ним. Только наш капитан знает правду, а он на твоей стороне, парень, – она похлопала его по плечу. – Ложись и попробуй заснуть. Тебе это требуется, как никогда.
– А как же мистер Дойли? – тотчас заволновался мальчишка. – Его не накажут за драку?
– Ему назначили сутки в карцере. Сущий пустяк, – безмятежно усмехнулась девушка и, завидев, как Карлито мгновенно дернулся, желая встать, придержала его за плечи: – Ну, ну, тихо, парень! Далеко собрался?
– Я… я должен… поблагодарить, – хрипло отозвался тот, и Морено уже даже не попыталась скрыть довольную усмешку:
– Вот уж придумал! Ложись и спи, говорю. Думаешь, без тебя в мире умных людей нет? Я сама сейчас к нему спущусь, прихвачу чего-нибудь… Впрочем, сегодня-то и так все расстараются, – рассеянно прибавила она, поднимаясь на ноги и начиная натягивать гамак.
Карлито пытался было сопротивляться, но совсем вяло: сил после случившегося у него не было совсем, да еще сделала свое дело растворенная в подсунутой ему Эрнестой воде щепотка опия – она еще с первых дней пребывания на судне выпросила его у Халуэлла, объяснив бессонницей, действительно терзавшей ее после смерти Билла. Обманом давать мальчишке снотворное было, конечно, бесчестно, но сидеть при нем неотлучно Морено вовсе не собиралась, а оставлять одного в теперешнем состоянии – тем более. С мало-мальскими удобствами устроив его в своем гамаке и не без досады подумав, что на ближайшие несколько дней это совершенно точно будет его единственное спальное место, Эрнеста уже увязала в полотенце четыре толстых сухаря, мелко нарезанную солонину и небольшую фляжку с грогом, когда в дверь тихо, осторожно постучали.
– Мэм! – Генри Фокс, как всегда, красивый и вежливый, хотя и необычно растрепанный, держал в руках несколько связанным между собой одеял, скатанных в плотный рулон, и это выглядело настолько смешно и почти трогательно, что Эрнеста даже не смогла напустить на себя строгий вид:
– Это что еще такое и зачем ты ко мне его притащил?
– Я… Это для мистера Дойли. Мы там немного… поискали, у кого что было – в карцере мокро и грязно, да и вредно же спать на голых досках. Ключ я уже достал, – Генри осторожно заглянул через ее плечо в комнату и вытянул из-под рубахи какую-то баночку: – А это для Карлито. Мистер Халуэлл сказал, что очень хорошо помогает разгонять кровь и заживляет синяки и ушибы. Вам тоже не повредит, – тихо прибавил он, взглянув на Эрнесту, и она, растерявшись, лишь затем вытерла уже успевшую подсохнуть кровь из-под носа:
– Черт возьми, совсем забыла… Что, очень заметно?
– Нет-нет, нисколько! Вот, возьмите, – сдернув с себя шейный платок, Генри без колебания протянул его ей. Эрнеста, помедлив, приняла застиранную, но довольно чистую ткань, свернула ее и приложила к носу.
– Спасибо, парень. Добрая ты душа, – тихо проговорила она, возвращая платок, и решительно тряхнула головой: – Пошли.
– Как Карлито? – спросил Генри, пока они спускались вниз по лестнице. – Джек мне, конечно, ничего не сказал прямо, но я знаю, что ему хотелось бы знать, что с ним. И мне самому… тоже, если честно.
– Что ему сделается? Отлежится пару дней, вот и все, – равнодушно и нарочито сурово отрезала Эрнеста, крепко стиснув пальцами перила: – Осторожнее, здесь ступенька сломана.
– Да-да, я знаю, – в последний момент едва не оступившись, вскрикнул Генри и, миновав злополучный пролет, снова попросил: – Мэм, а можно… Можно мне еще кое-что узнать?
– Спрашивай, – не оборачиваясь, бросила Эрнеста. Помедлив, юноша осторожно начал:
– Скажите, пожалуйста – может быть, я ошибаюсь, или у Джека действительно были не очень хорошие отношения с его отцом?..
Морено остановилась столь внезапно, что Генри, шедший сзади, едва не налетел на нее. В трюме было довольно темно, но, когда Эрнеста, резко обернувшись, приблизила свое лицо к нему, Генри неожиданно почудились странные красноватые огоньки внутри ее зрачков:
– Кто тебе это сказал?
– Никто! Никто не говорил, мне просто показалось… случайно… – поспешил заверить ее он. Морено яростно усмехнулась, властным движением узкой ладони заставив его замолчать:
– Свое «случайно» изволь оставить для тех, кто еще может на него купиться, а мне отвечай правду: кто распускает подобные слухи о нашем капитане?
– Никто. Честное слово, я ни с кем об этом не говорил! – почти взмолился Фокс. – Просто вчера ночью я слышал… слышал, как Джек бредил во сне, а сегодня вы сказали, что он как никто другой должен был заступиться за Карлито, и я подумал, может… – Он умолк, явно боясь сказать нечто лишнее. Подумав и, похоже, удовлетворившись его ответом, Эрнеста отвернулась и снова медленно начала спускаться по лестнице. Генри бросился следом за ней:
– Мэм, вы же его друг, как и я! Разве мы не должны заботиться о нем сообща?
– Даже если бы я знала, – негромко и четко начала Эрнеста голосом, напоминающим звук извлекаемой из ножен стали, – даже если бы доверяла тебе, как никому другому – неужели ты думаешь, что я рассказала бы тебе о Джеке то, что он сам говорить не хочет?
– Я его друг. Он доверяет мне, – упрямо ответил Генри прерывающимся голосом. Морено мотнула головой:
– Раз так, задай свой вопрос ему: если ты будешь достоин этого, он сам тебе все расскажет. А я не стану сплетничать о капитане и тебе не советую, – угрожающие нотки столь отчетливо прозвучали в ее голосе, что Фокс предпочел промолчать и не задавать больше вопросов.
В карцере действительно было сыро и настолько темно, что Эдвард, сразу же вскочивший на ноги и вставший напротив решетки, стоило щелкнуть дверному замку, сперва даже не узнал своих посетителей в двух размытых темных силуэтах.
– Что вы здесь делаете, сеньорита? – подавив в себе первый порыв радостного воодушевления, сухо спросил он. Эрнеста усмехнулась:
– Пришла спасать вас от участи ужинать сырыми крысами и спать в их окружении. Принимайте! – она просунула сверток с едой и питьем в довольно внушительный зазор между прутьями клетки. Эдвард едва взглянул на него:
– Мне ничего не нужно.
– Я оставлю, а вы можете не есть, если не хотите, – спокойно ответила Эрнеста, начиная с помощью Генри перекладывать через решетку плотно скрученные одеяла. – А вот и ваш тюфяк! Все члены команды о вас побеспокоились, – с едва заметной усмешкой сообщила девушка. Генри, низко опустив голову, пробормотал:
– Говорят, все очень давно ждали, когда кто-нибудь скажет мистеру Моргану… ну, что так нельзя. И сейчас они просили вам передать, что вы очень храбрый человек.
– Я же сказал, что ничего не нужно! – хриплым от гнева голосом повторил Эдвард. Юноша смутился, но Эрнеста даже бровью не повела:
– Мистер Дойли, отказываться от дружеской помощи невежливо. Раз они посчитали вас достойным такого, вам придется все это есть и спать в тепле и на мягком, как бы вам ни хотелось остаться в столь приятном обществе крыс.
– А если наш славный капитан Рэдфорд захочет проверить, что тут со мной происходит – разве вам самим это не грозит неприятностями? – уже тише возмутился Дойли.
– Генри, ступай, я еще здесь побуду. Оставь ключ, – берясь за прутья решетки, негромко попросила Эрнеста. Юноша повиновался; когда стих звук его шагов на лестнице, девушка уселась прямо на пол, скрестив ноги по-турецки, и выжидательно посмотрела на Эдварда.
– Как мальчик? – хмуро, неловко пробормотал наконец тот, опуская голову. Взгляд девушки чуть заметно смягчился:
– Насколько это возможно – в порядке. Сейчас он спит. Очень благодарен вам, если вас это заботит…
– Ничуть! – поспешил заверил ее Эдвард, переходя на привычно-раздраженный тон. – А Морган?
– Не знаю, я не ходила смотреть, – безучастно ответила Морено. – Должно быть, закончили уже – хотя черт его знает, у Джека рука тяжелая… должна быть, – мрачно закончила она, переводя взгляд с лица Эдварда на собственную правую руку и в задумчивости потирая ее запястье пальцами левой. Голос ее внезапно зазвучал глухо и тревожно: – Я думала, что достаточно хорошо вас знаю, но сегодня вам удалось удивить нас всех, мистер Дойли. Как же столь неприглядная история смогла не отпугнуть вас?
– То, что я не люблю грязь, не означает, что я ее не видел, – хрипло отозвался Эдвард. О, он помнил, отлично помнил все: каждый тычок, затрещину, оплеуху, которую любой, служивший под его началом не первый год, считал своим долгом отвесить неопытному новобранцу – просто потому, что прежде подобным образом обходились с ним самим и с теми, кто был до него… Откровенного членовредительства Дойли стремился не допускать и сам всегда держал себя в руках, подавая пример подчиненным – ему еще в бытность матросом, а затем лейтенантом было нестерпимо стыдно и мерзко смотреть, как седовласые, почтенные офицеры, казавшиеся ему чуть ли не небожителями, опускались до собственноручного избиения провинившихся солдат за любую мелочь. Даже на корабле Рэдфорда таких порядков не водилось – буйство Моргана было исключением, а не правилом, которое терпели вынужденно, как и сам Дойли порой мирился с чрезмерной вспыльчивостью и жестокостью подчинявшихся ему младших офицеров. Однако он знал, что можно залечить синяки, ушибы, следы от плети и даже переломанные кости, но нельзя избавить душу человека от воспоминаний о том, что с ним сделали, в сущности, ни за что: за молодость, за неопытность и наивность, за веру в доброту и прочие несуществующие достоинства старших.
Он наизусть знал все эти мелкие признаки, которые было не запрятать ни за одной искусной ложью: привычку прикрывать запястья и шею, как можно плотнее затягивать на себе застегнутую на все пуговицы форму, никогда ни на кого не поднимаемый взгляд – он-то был приметнее всего, по нему Эдвард обычно и выделял таких несчастных из толпы открыто и весело смотревших вокруг себя новичков. Даже получив прямой приказ, они не осмеливались поднять глаза выше уровня подбородка молодого подполковника и лишь дышали тяжело и надрывно, до зубного скрипа стискивая челюсти, словно дожидаясь чего-то – чего-то такого, от чего Дойли с трудом подавлял в себе брезгливую дрожь и все растущий гнев. Как, чем можно было так сломать живого человека, превратив его в безмолвно трясущуюся скотину? Этого он не понимал и спешил отпустить от себя несчастных, каждый раз со стыдом улавливая в их глазах смутный призрак секундного облегчения.
– О чем вы думаете? – спросила Эрнеста, бесцеремонно вырывая его из паутины тягостных воспоминаний. Дойли усмехнулся:
– О том, что вы все-таки пожалели этого мальчишку.
– Допустим, – ее тонкие темные брови чуть заметно приподнялись. – И что?
– Вместо того, чтобы сожалеть, лучше просто пойти и сделать то, что мы можем сделать, – напомнил он. Мгновение девушка молча смотрела на Эдварда: ни тени улыбки не появилось на ее красивом лице, но в черных глазах мелькнуло нечто, похожее на уважение:
– Отдыхайте, мистер Дойли. Никто вас не побеспокоит ни сегодня, ни завтра. – Поднявшись на ноги, она тряхнула своими длинными косами, стремительным шагом подошла к двери и уже распахнула ее, когда Эдвард неожиданно даже для себя крикнул:
– Сеньорита!
Мгновение она колебалась, затем обернулась, встав на пороге неясной тонкой тенью – гибким клинком древней восточной работы, что после боя завязывали вокруг талии, будто драгоценный пояс – Эдвард читал о них когда-то в молодости и едва ли сам мог бы объяснить, отчего вдруг на ум ему пришло столь неуместное сравнение.
– Почему вы помогли мне? – с вызовом спросил он, пытаясь унять неожиданно сильно забившееся сердце. Тень на пороге его темницы молчала, словно и вовсе не дыша. Было лишь слышно, как где-то снаружи бились о борта корабля настойчиво-жадные волны.
– Потому что вы были правы, – негромко ответила наконец Эрнеста, и Эдвард пожалел, что не мог видеть ее лица в тот момент, когда она произносила эти слова. – Я знала людей вроде Моргана, – вот теперь в ее голосе зазвучала самая настоящая, живая злость, и Эдвард удовлетворенно усмехнулся. – Дети… дети неприкосновенны. Особенно те, которые уже начинают считать себя взрослыми. Жаль, что по нашему закону не положено стрелять на месте такую тварь, – отрывисто прибавила она и, повернувшись на каблуках, вышла из карцера. Спустя несколько выдавшихся удивительно долгими секунд Эдвард различил звук проворачивающегося в скважине замка.
Как и сказала Эрнеста, никто не потревожил его, ни в тот вечер, ни на следующее утро – лишь Генри заглянул где-то к полудню, принеся воды и припрятанную краюшку хлеба, и сообщил, что после порки Морган заперся в своем закутке возле кубрика, а наутро вышел оттуда хоть и еще злее прежнего, но с этого момента ограничивался лишь яростными взглядами да ругательствами в адрес проштрафившихся подчиненных. Сам юноша, вопреки принесенным им радостным новостям, был задумчив и необычайно замкнут по сравнению со своей обычной доверчивой открытостью, но Дойли не слишком интересовали причины подобной смены настроения Генри. Ограничившись краткой благодарностью за принесенную еду, он лег на прикрытые соломой одеяла и проспал до момента, когда самолично спустившийся в карцер Макферсон сообщил, что его наказание окончено.
Почему-то он сразу же отправился не в кубрик, хотя вполне могло быть, что его уже назначили в следующую вахтенную команду, а время уже близилось к седьмой склянке – но Эдвард, повинуясь не до конца понятному даже ему желанию, пошел к штурманской каюте и лишь перед самой ее дверью остановился, осторожно приоткрыл и заглянул в образовавшуюся щель. Эрнеста сидела за столом с циркулем и линейкой в руках, колдуя над старой растрепанной картой, координаты с которой она бережно переносила на чистый лист бумаги. Похоже, прочно обосновавшийся в ее комнате Карлито, в новой рубашке и подпоясанных куском просмоленного шпагата штанах, сидел на табурете напротив и сосредоточенно водил глазами по строчкам какого-то увесистого фолианта, который держал на коленях.
– И вы все это знаете наизусть? – недоверчиво спросил он вдруг, поднимая на девушку любопытно поблескивающие, будто не он всего сутки назад пытался свести счеты с жизнью, глаза. Та снисходительно усмехнулась:
– От первого и до последнего слова. Подай чернильницу, она справа от тебя, – дождавшись, пока мальчишка выполнит ее просьбу, она почти весело предложила: – Ну-ка, спроси у меня что-нибудь.
– А… Вот! Где находится остров Тринидад? – ткнув пальцем в верхний угол страницы, довольно выпалил Карлито. Эрнеста чуть подняла брови:
– Между десятью градусами тремя секундами и десятью же градусами пятьюдесятью секундами северной широты. Долгота западная, если точно… от шестидесяти градусов пятидесяти пяти секунд и до шестидесяти одного… тоже пятидесяти пяти секунд. Все так?
– Да, – пораженно кивнул мальчишка, крепко прижимая к груди книгу. – Синьора, а я… Я тоже когда-нибудь так смогу?
– Непременно, – заверила его Эрнеста и, вдруг повернув к двери свое красивое смуглое лицо, со столь не свойственной ей искренней улыбкой сказала: – А вот и наш мистер Дойли!
Эдвард, до того даже и не знавший, стоит ли ему входить в комнату, в растерянности настежь распахнул дверь и сразу же шагнул навстречу девушке, тоже довольно усмехаясь в ответ. Карлито с радостным восклицанием уронил книгу на колени и обернулся к нему.
И тут произошло то, чего не ожидал никто из них. Пол внезапно ушел из-под ног, и откуда-то из самых недр корабля послышался страшный глухой звук удара. «Попутный ветер» тряхнуло так, что Эдвард очутился рядом с Эрнестой, причем почему-то около окна, и даже не сразу понял, что изо всех сил вцепился за тяжелую столешницу, не давая ей впечатать их обоих в стену. Из трюма отчетливо зазвучал шум и треск ломаемых досок, послышались истошные крики с палубы.
– Что это? Это риф?!.. – похолодев, едва не выкрикнул Эдвард. Эрнеста, вывернувшись из-за стола, обернула к нему ставшее белее мела лицо.
– Этого не может быть, – хрипло пробормотала она. – Не может быть! Никогда, никаких рифов и отмелей здесь даже близко не бывало!.. – ее голос сорвался. Эдвард, напрягшись, оттолкнул стол на прежнее место и косо метнулся в угол за улетевшей туда картой.
– Где мы сейчас?.. – не спросил, а скорее потребовал он, лихорадочно шаря взглядом по бумаге. Эрнеста почти мгновенно указала пальцем в нужную точку; Эдвард прищурился, взглянул внимательнее на тонкую карандашную линию, обрывающуюся под ее ногтем, напрягая память – и внезапно понял, что именно с ними произошло.
– Синьор!.. – вывел его из забытья испуганный вскрик, похоже, окончательно растерявшегося Карлито, и Дойли очнулся наконец, схватил девушку за локоть и поволок за собой к двери:
– Идемте, сеньорита. Быстрее!
– Но я не понимаю… Если не риф и не мель – то что же это может быть? – растерянно выдохнула она, даже не делая попыток вырваться. Эдвард, не оборачиваясь, потащил ее к лестнице и лишь на ней бросил через плечо короткое, но страшное объяснение:
– Другой корабль. Идемте, нужно немедленно сообщить капитану!
Глава VIII. Отчаянные усилия
Отыскать в толпе растерянных, спешно поднимающихся под надрывный бой рынды на верхнюю палубу людей Джека оказалось делом не из легких. Эдвард уже был готов проклясть все, когда немного пришедшая в себя Эрнеста вскинула руку, указывая на полуют, где Рэдфорд стоял в окружении Макферсона, Моргана и еще нескольких матросов, перегнувшись через борт и напряженно пытаясь различить хоть что-нибудь в бурлящей внизу воде. Корабль хрипел и содрогался, словно насаженная на булавку бабочка, хлопал бьющими по ветру крыльями парусов; даже на не слишком наметанный глаз Эдварда, возникшую проблему требовалось решать как можно скорее. К его удивлению, Рэдфорд вовсе не набросился на девушку с угрозами и обвинениями в некомпетентности, а просто схватил за руку и отрывисто проговорил:
– Предположения?..
– У мистера Дойли есть идея, – ответила та и обернулась к помощнику, разрешая говорить.
– Четыре года назад здесь затонуло британское судно «Альбатрос», – не давая себе шанса к отступлению, поспешно выговорил Эдвард. Две пары почти одинаковых черных глаз, отличных лишь выражением – откровенным негодованием и едва заметным одобрением – одновременно обратились к нему, и Дойли даже ощутил неловкость: и как только он мог вообразить себе подобный бред? Но чем же еще могло быть внезапное препятствие на пути корабля, не отмеченное ни на каких картах и не известное одному из лучших пиратских штурманов? – Сеньорита Эрнеста не могла знать об этом, потому что судно было не военным, а торговым, вдобавок не имевшим значительного груза. Я сам только мельком слышал о нем, и то по служебной обязанности… Я полагаю, мы напоролись днищем на его остов.
– Или хуже… – рассеянно заметила Эрнеста, с крайне напряженным выражением лица прислушиваясь к доносившемуся из недр корабля глухому жутковатому скрежету. Рэдфорд, перехватив ее взгляд, побледнел.
– Мистер Морган, убирайте паруса, немедленно! Снизьте скорость, насколько это возможно! – прокричал он на ходу, быстрым шагом спускаясь с мостика на палубу и направляясь в трюм. Эрнеста мгновенно переглянулась с Макферсоном и Эдвардом.
– Идем за ним, – решительно распорядилась она. – Остальные – оставайтесь помогать мистеру Моргану! – Хмурый даже больше обыкновенного рулевой странно оскалился при этих словах, но возражать не стал. На полпути к трюму Морено успела перехватить еще двоих матросов покрепче – и в этом составе, толкаясь плечами и оступаясь в неверном свете фонаря на шатких лестницах, они спустились в трюм.
Рэдфорд, весь мокрый, бледный и сосредоточенный, уже поднимался им навстречу.
– Пробоины во втором, третьем и шестом отсеках, – хрипло объявил он, не дав никому и слова вымолвить. – из-за течения доски разошлись, вода быстро прибывает. Судно, скорее всего, было двухмачтовым; его грот-мачта пробила нам днище до второго уровня.
– Капитан, но помпы-то у нас установлены, начиная от третьего! – вмешался старый боцман. Джек плотно сжал губы, зажмурился и шумно выдохнул:
– Зовите людей, мистер Макферсон. Придется вычерпывать воду вручную. Эрнеста, – негромко позвал он, и, когда девушка подошла ближе, негромко добавил: – Вода сейчас – не единственная наша проблема.
– Я уже поняла! – с досадой ответила Морено. Эдвард покосился на нее:
– В чем дело?
– Идите за мной, – распорядилась она. – Джек, я скоро вернусь! Ребята, вы двое – тоже пойдете с нами, – привычно лавируя в узких переходах, бросала она короткие фразы: – На пятом уровне у нас где-то были отличные доски… Надеюсь, инструменты Джек найдет и сам.
– Да объясните, наконец! Как вы собираетесь латать пробоину в море? – возмутился Дойли. Эрнеста зло, резко повернула к нему голову, не замедляя шага – темные косички, казалось, тоже сердито хлестнули ее по плечам:
– Объясняю, хоть и не должна! Если вы не заметили, мистер Дойли, мы все еще стоим на одном месте. Не догадываетесь, почему Джек сразу велел убрать паруса? Если мы в самое ближайшее время не ликвидируем мачты, нам просто разнесет днище вдоль киля!
– Но если перерубить мачты, вода хлынет внутрь!
– Именно для этого и нужны доски, – с силой втянув в себя воздух, кивнула Морено. Свернув в какой-то закоулок, она мгновенно оживилась: – Это здесь. Берите, сколько можете, и сразу тащите обратно. Дорогу запоминайте, вам еще раз сюда возвращаться! Помогите-ка мне, – без тени жеманства охнула она, подхватывая снизу целый штабель досок и с глухим стоном волоча его за собой к выходу. – Надо спешить, времени совсем мало…
В нижних отсеках трюма воды было уже по щиколотку, однако Эрнеста, не думая о сапогах, тотчас бросилась туда. В буром сумраке все вокруг становилось смутным и неясным; знакомые люди превращались в бесконечно и непонятно движущиеся фигуры – но это не помешало девушке каким-то непостижимым образом сразу же выцепить среди них капитана.
– Джек, Джек, мы принесли – ребята, не стойте, тащите все сюда! Где Макферсон?
– Не вернулся до сих пор, – принимая доски, мрачно сообщил Рэдфорд. – Ничего, я кое-что раздобыл, – он продемонстрировал два тяжелых абордажных топора, три молотка и тряпицу с замотанными в нее длинными корабельными гвоздями.
– Хватит ли? – с сомнением покосилась на него Эрнеста. Длинный темный силуэт, в котором с трудом можно было опознать Генри, незамедлительно откликнулся:
– Я могу принести еще!
– Тогда бегом! Эрнеста, мы начинаем, а ты иди наверх и подмени Моргана, пусть он ставит людей у помп. И найди Макферсона, он мне нужен! – требовательно распорядился Джек. Мгновение девушка молча глядела на него, затем с силой пожала протянутую руку:
– Будьте осторожны.
Никто не стал останавливать Эдварда, когда он по привычке двинулся было следом за Эрнестой, но, поняв, что о нем все забыли, отправился на третий уровень к помпам. Прежде он ни за что не стал бы работать на этом судне добровольно – даже перед угрозой утонуть вместе с ним и остальной командой; но последние два дня что-то изменили внутри него. Была ли это благодарность товарищам, поддержавшим его в столкновении с Морганом, или лично Эрнесте, или простое желание выжить – но откачивая медленно затапливавшую трюм воду вместе с еще двумя десятками полуголых, задыхающихся людей, он даже не сомневался в том, что действует правильно.
Неожиданно корабль снова тряхнуло; из трюма послышался какой-то треск, удары металла по дереву, клокот воды и неразборчивые истошные выкрики. Темно-бурая жижа, совершенно не похожая на ровную зеленовато-голубую стеклянную толщу, обычно видимую за бортом, хлынула с удвоенной силой; одновременно «Попутный ветер» наконец закачался, сдвинувшись с места.
