Виталий Авраамович Бронштейн
Записки несостоявшегося гения
происхождение несчастного ребенка?
Тогда все последующее было не так страшно…
================
СТАРЫЙ ПЛЯЖ
На той стороне Днепра, где сейчас все заросло камышом, где сегодня, пожалуй, не
осталось и следа от прекрасного рукотворного намывного песчаного берега, совсем
недавно, каких-то тридцать лет назад, располагался Центральный городской пляж.
Летом ежедневно, с интервалом в 10 минут, тысячи херсонцев сразу от двух причалов –
Речпорта и Ушакова – перевозились на этот пляж. Пляж, которого сейчас уже нет…
Масса загорающих, толпы фланирующих по берегу, десятки ларьков и киосков, мощная
спасательная служба, от которой осталась сейчас разве что эта смотровая вышка. Вы
видите ее, полусожженную?!
356
В те времена советским людям, как принято сейчас говорить, не было ведомо понятие
«секс», но ведь были же здесь завидно обнаженные прекрасные молодые тела, ни с чем не
сравнимая атмосфера ожидания встречи, той самой встречи, которая перевернет и
изменит твою жизнь.
Здесь знакомились и влюблялись, пили вино и резались в карты, выясняли отношения и
дрались, готовились к экзаменам и воровали небрежно брошенные вещи…
Здесь находилось место для всего: для смеха и слез, радости и отчаяния, а неумолимая
статистика утонувших – ежегодно показывала количество тех, кому столь нравились эти
дивные места, что у них даже пропадало желание возвращаться отсюда домой, в город…
Здесь наши родители вспоминали в беседах прошлое, а мы и наши сверстники строили
планы на будущее. И наверное, никому и в голову не могло прийти такое будущее, в
котором не найдется места нашему любимому Центральному пляжу.
А вот удивительнее всего, пожалуй, то, как быстро, на протяжении всего лишь жизни
одного поколения, природа отвоевала свое, вернулась в первозданный вид, стерла и
малейшие следы пребывания здесь тысяч людей. Вроде бы никогда нас там и не было, да
и вовсе не ступала нога человека. Какая сила, какая бессмертная вечная мощь!
И вот по-прежнему размеренно катит Днепр свои величавые воды, а наших родителей –
давно уже нет, а мы – стары, и дети наши уже не знают грустной истории этого клочка
земли…
Прощай, прощай, наш умерший Пляж!
==============
СТАРАЯ ФОТОГРАФИЯ
Этой фотографии совсем немного – каких-то 90 лет. На ней компания молодых людей, собравшихся по поводу дня рождения одного из них, и запечатленных – теперь уже
можно сказать навеки – цейсовской оптикой мощного объектива в Александровском
парке.
357
А у меня ушло почти три года, чтобы ответить на вопрос: кто они, эти люди на
снимке, и как сложилась их дальнейшая судьба.
Сразу признаюсь: удалось мне это не полностью. Следы одного из них, увы, затеряны безвозвратно, и мне так и осталось неведомо ни имя его, ни фамилия, известно
лишь, что он – не херсонец, попал в эту компанию случайно, приехав из военного
училища погостить к другу.
Попробуем теперь, как это модно нынче, провести небольшой психологический
тренинг. Говорят, есть такая наука – физиономистика, которая, по одному внешнему виду, а точнее – лицу человека, позволяет распознавать характер его, а то и определять
дальнейшую судьбу.
Давайте проверим свои психологические способности. Узнаем, дано ли нам свыше
умение увидеть суть другого человека, понять, что он собой представляет и вообще –
вступить с ним в виртуальный контакт, вызвав его хоть на мгновение из небытия, из той
легкой загадочной дымки, куда ушел он давно и навсегда. Попробуем?
В нашем случае, для этого нужно окунуться в начало прошлого века. Нет, нет, не бойтесь, нет ничего проще. Оглянитесь по сторонам, видите: куда-то исчезли телевизоры и
холодильники, пропало электричество и сложная бытовая техника, а в доме откуда-то
появилась громоздкая мебель ручной работы. Мужчины в котелках и дамы в дивных
шляпках на улице… И в завершение картины: чей это звонкий детский крик доносится до
нас из подъезда? Не ваша ли это прабабушка расшалилась после гимназии, играя с
милыми подружками в "классики"?
А раз так, поздравляю: цель достигнута, что там у нас на календаре?..
И дополнительная информация: на этом снимке семеро молодых людей, примерно, одного возраста. Они расслаблены и чуть усталы. Уже общались несколько часов, посетили кондитерскую на Ришельевской, долго гуляли по Суворовской и лишь после
этого зашли в парк сделать фото на память.
А теперь внимательно вглядитесь в их лица. Хорошо ли они видны вам? Четкое ли
изображение на экране?
И первый вопрос: – У кого из них сегодня, 25 сентября 1909 года – день рождения?
И маленькая подсказка: именинник смотрит прямо в объектив и несколько
озабочен. Вечером он должен отбыть поездом в свой учебный отряд в Севастополь, и его
уже поджимает время… Вы нашли его?
Есть здесь и будущий активный участник Ледового похода, отчаянный командир
офицерского ударного батальона смерти, легендарная личность.
Но как же он молод на этом снимке, в будущем грозный полковник!
А вот одна из молодых дам, что сейчас перед вами, выйдет через пару лет замуж за
дальнего родственника, подающего надежды скромного немецкого летчика-офицера, станет со временем счастливой матерью троих детей и уважаемой в обществе
генеральшей. В жизни, как и на фото, она на все смотрит сдержанно и чуть
высокомерно… Вы узнали ее?
Запечатлена здесь и молодая пара, к новому 1910 году они станут мужем и женой.
Он – помощник казначея городской управы, она – единственная дочь председателя
уездного суда. Конечно, вы уже догадались: эти двое – справа, не так ли? Сегодня их
будущее кажется нам безоблачным, но что их ожидает на самом деле? Об этом вы узнаете
чуть погодя…
А что впереди у дочери купца первой гильдии, милой девушки с крепко сжатыми
ладошками?
В октябре начнутся занятия на медицинском факультете города Ильменау. Скажу
больше: ровно через неделю она навсегда – так уж сложится – покинет наш город. Так
что, получше, пожалуйста, вглядитесь в прекрасное лицо той, кто свою жизнь посвятит
358
спасению других жизней, и хоть не суждено иметь ей своих детей – сколько чужих она
вернет, буквально, с того света…
Ну что, друзья, знакомство с героями этой фотографии в первом приближении
состоялось.
А теперь: кто есть кто – или попробуем расставить точки над і.
Первая слева – романтическая поклонница любовной лирики г-жа Елизавета фон
Экке, в будущем – фрау Эльза фон Патник, супруга начальника операвтивного управления
штаба Люфтваффе генерала Эриха фон Патника. Она погибнет в бомбежке в начале 45-го
года в Дрездене с женою и детьми старшего сына. Ее тело так никогда и не будет найдено.
Еще раз вглядитесь в это властное лицо. Своим невесткам она говорила, что очень
счастлива. Вот такая судьба.
Ей на плечо возложил руку ее младший брат – будущий командир офицерского
ударного батальона смерти полковник Николай Иоганнович фон Экке. Он достойно
выдержал все выпавшие на его долю военные испытания, но не вынес суеты и
бесцельности эмиграции: погряз в злачных кварталах Стамбула, по слухам, крупно
проигрался, и был по пьяной лавочке застрелен товарищем. Предан земле на чужбине
безвестно…
Рядом его друг и именинник – Андрей Павлович Гвоздецкий, влюбленный тайно и
явно в неприступную Лизочку фон Экке, но вот беда – она старше его на целых три года…
По правде говоря, Лизочку уже тяготит пылкость чувств молодого кавалера.
Впрочем, ничего страшного: скоро вечер, дома ждет ее увлекательнейший роман
Мопассана, а что говорить – любовь в книжках куда как заманчивее, чем в жизни…
Вот и женится Андрей Гвоздецкий на другой, будет иметь двух сыновей, сложится
и личная жизнь, и служба на флоте, но в 1916-ом году на подводной лодке «Сивуч», которой он будет командовать, взорвутся аккумуляторные батареи.
И по сей день, уже более восьмидесяти лет, покоится невезучая субмарина в
Балтийском море на предельных глубинах.
Лишь по архивным данным Моргенштаба России известны сухие цифры координат
ее гибели. Вот они:
59 градусов, 56 минут и 17 секунд Северной широты и
23 градуса, 10 минут 41 секунда Восточной долготы –
где в точке пересечения, в ржавеющих останках подлодки, в свинцовых Балтийских водах
нашли вечное упокоение все 24 члена экипажа.
А тело нашего именинника почти столетие бодрствует на центральном посту, в
командирской рубке, у разбитого, ослепшего перископа.
Покой и безмолвие, безмолвие и покой… Лишь иногда их нарушают робкие тени
диковинных рыб…
Вечное погружение – вечная память!
…Тот, кто в центре фотографии, мне неизвестен. И боюсь, что сегодня на всем белом
свете вряд ли есть кто-нибудь, кто его еще помнит и смог опознать.
Но смотрите: как он глядит на нас, с каким желанием прервать свое безмолвие, назваться – и хоть на минуту ожить!
… Девушка со сжатыми руками провела ими тысячи операций. Анфиса Прохорова, более тридцати лет – ведущий кардиохирург национальной клиники Буржет в Алжире.
Одна из немногих женщин – граждан Французской республики, награжденная орденом
Офицера Почетного легиона.
Похоронена в возрасте восьмидесяти двух лет в Париже. Похоронную процессию
возглавлял Президент де Голль.
… И, наконец, будущие супруги Мищенко: Александр Евгеньевич и Валентина
Егоровна, урожденная Мельникова. Единственные на этой фотографии, они остались до
конца преданы своему городу.
359
Прожили вместе долгую жизнь. Страдали в гражданскую, голодали в 30-ые и 40-ые
годы. Оставались в немецкой оккупации, получили в 47-ом странную похоронку на
единственного сына, погибшего в 43-ем на фронте.
Александр Евгеньевич прослужил всю жизнь бухгалтером, всячески скрывая
происхождение работавшей библиотекарем в пединституте супруги.
Вели они крайне скромный образ жизни, всего опасаясь и ничему не веря. Говорят, он немножко выпивал, но относился к своей Валечке всегда бережно и с любовью. Им бы
жить в другое время…
Она ушла первой, а без нее он зачах в считанные годы. Я пытался найти их могилы
на центральном городском кладбище, но сейчас там такое творится, что, скорее всего, это
уже невозможно.
Вот и оканчивается история старой фотографии…
А я смотрю на молодых людей, золотую молодежь начала прошлого века, и думаю, как это странно: здесь, на снимке, у них – давно и безвозвратно ушедших – есть будущее, а есть ли оно у меня, для них – старика, но по возрасту годящегося им разве что во внуки,
– это еще вопрос…
И снова я вглядываюсь в эти лица
Полные когда-то уверенности, надежд и огня
И кажется мне, что в них жизнь опять теплится
И они выжидающе глядят сейчас на меня…
Но, к сожаленью, часы их уже стали
Подкараулила каждого своя беда
Мечтали о будущем, свою правду искали
Стремились в вечность, а ушли в никуда…
… Старая фотография, старая фотография…
Мне остается только просить у вас прощения, мои незнакомцы, за это сладостное
погружение в тот год, месяц и даже тот самый день рождения, на который я не был
приглашен, но почему-то пришел – спустя столько времени и без спроса!
Я опоздал всего на 90 лет, но никого из вас уже не застал: ни именинника и ни
гостей, ни скамейки и деревьев, под которыми вы сидели, и даже не нашел той тенистой
аллеи, где когда-то фотограф остановил мгновение вашей молодой жизни.
Но если ничего этого уже нет, то что тогда останется – после нас?
Неужели только фотографии?!
_________________
ЗОЛУШКА
Холодной ранней весною двухтысячного года по этой улочке долго ходил
худощавый старик, явно приезжий, одетый не по сезону – в дорогом светлом плаще.
Он несколько раз подходил к этим воротам, но войти так и не решился. Что-то, видно, мешало.
Но вот оттуда вышла старушка с непоседливою внучкой, он подошел к ним и стал
о чем-то расспрашивать, показывая рукой на дом с мезонином. Малышка тянула бабушку
гулять, старушка нервничала, и их разговор продолжался лишь несколько минут.
А потом старик ушел.
360
Он шел подчеркнуто ровной походкой, глядя прямо перед собой и, казалось, ничего не
замечая вокруг.
Его лицо было спокойно, глаза ничего не выражали. В них не было ни боли, ни
радости, ни любви и ни печали. Так, ледяная, стылая, безответная пустота…
Последний раз он был на этой улице десятки лет назад, в июне 41-го года. Странно, как мало здесь что-нибудь изменилось…
В тот день молодая жена, с которой они прожили меньше года, провожала его на
фронт.
Вот такой была Вера Золошко, которую детдомовские подруги за доброе сердце
называли Золушкой, когда залетная цыганка сказала ей вещие слова: – Будет, будет, девка, в твоей жизни любовь! Да такая, как ни у кого больше – навсегда!
А Золушка в ответ только усмехнулась: – А как же, только так!
Не знала, не ведала тогда Вера, что ее ожидает…
Боевая судьба ее суженого, Алексея, в первые месяцы войны была сломана: горел
в танке, попал в окружение, затем – плен.
А она получила извещение, что муж пропал без вести, но сердце ее беды не чуяло, она верила, что он жив и обязательно вернется.
Спустя какое-то время ему вновь довелось повоевать, но уже во власовской армии.
Затем лагеря перемещенных лиц, после – Америка.
Новый мир был открыт и приветлив. В газетах писали о том, как дома поступают с
изменниками, и Алексей стал понемногу свыкаться с мыслью, что назад пути нет.
Оказался способным к языкам. Много и тяжело работал. Долго искал себе место
под солнцем, исколесил всю Америку, пока не обосновался в Сан-Франсиско.
Встретил добрую женщину и раскрыл ей свое сердце. Затем дети и внуки. Хорошая
семья.
Когда выпадало время остановиться-оглянуться, делал себе голубые минуты, вспоминал далекий город своего детства и ту, что осталась в прошлом…
А Золушка продолжала ждать. Окончилась война, вернулись, казалось, все, кто
только мог и хотел вернуться, но его все не было.
В конце пятидесятых она снова вышла замуж. За ветерана-фронтовика. Знала, что
он тяжело болен, но уж очень хотелось к кому-нибудь прислониться, стать любимой и
нужной.
361
Не сложилось. Маялась по ночам на негнущейся деревянной спине, в стылой
бессоннице, с широко раскрытыми глазами, погруженная в какие-то мысли или обрывки
воспоминаний.
Новый супруг, кажется, все понимал, больше молчал, а через два года его не стало.
А дальше пошли длинною чередой долгие дни, месяцы и годы одиночества. В
послевоенные годы было немало женщин с похожей судьбой, но ей, бывшей детдомовке, было как никому одиноко: во всем мире – ни одной близкой души…
Работала она медсестрой в больнице водников. Пыталась какое-то время найти
себя в компании разбитных сестриц-разведенок, но ничего из этого не вышло: была по
жизни однолюбкой, свою душу застегнула наглухо и в сердце уже никого не пускала.
Говорят, ее очень любили больные. За отзывчивость и душевную щедрость –
именно те качества, что лучше всего произрастают на чахлой детдомовской почве.
Больше она замуж не выходила.
А у меня эта история никак не идет из головы. Я даже не знаю, как оценить судьбы
этих двух незнакомых мне людей.
В тот весенний день приезда в Херсон Алексей узнал, что Золушка находится в
интернате для престарелых, а это значит, слава Богу, жива и все в порядке. И неведомо
ему, прожившему большую часть своей жизни на чужбине, что это на самом деле такое –
наши скорбные дома для одиноких, никому не нужных, брошенных всеми людей – вот
перед вами настоящие видеокадры с этими несчастными…
Так что, Алексей уже никогда не узнает, где, в какой нищете и безысходности
пропадает последние годы та, которая любила его всю свою жизнь.
Он долго ходил по весеннему Херсону. Что-то вдруг узнавал, с тревогой
всматривался в незнакомые лица чужих людей, пару раз доставал нитроглицериновые
капсулы, стремясь умерить бешеное биение неспокойного сердца, пока понял главное: чужие здесь не они, эти люди, среди которых за несколько часов он, коренной херсонец, не встретил ни одного знакомого. Здесь чужой – он сам.
В тот же день он уехал.
А здесь Вера Ивановна Золошко в день женского праздника – 8 Марта 2000-го
года. Узнаете ли вы черты лица той далекой Верочки Золошко, которой мудрая цыганка
нагадала большую любовь, но ни слова не сказала о чем-то другом, не менее важном: о
счастье, которого ей досталось лишь на один год такой длинной трудной любви?
И живет она сегодня в комнате на четверых со своей надеждой и главным
богатством, на которое безумно завидуют ее несчастные соседки: большой фотографией
задумчивого парня на своей тумбочке.
Его фотографией…
362
Жаль только, она уже никогда не узнает, что он все-таки приходил к дому, где они
когда-то были так счастливы. Приехал к ней из далекой Америки.
А мне интересно: что за люди живут сейчас в этом доме с мезонином? Что это за
люди, и как сложатся их судьбы…
_______________
ТАНЦЫ НА ЗАКАТЕ (грустное эссе)
Есть в моем городе, в центре Александровского парка, необычный островок. Весною, летом и осенью здесь появляются немолодые люди, назвавшие свое общественное
объединение словом «Оптимист», и старающиеся во что бы то ни стало соответствовать
этому названию. И пусть они здесь – дважды в неделю – общаются между собой, веселятся и танцуют, быть оптимистами им очень непросто.
Потому что возраст их – возраст утрат и потерь; родные, близкие, друзья большинства
ушли туда, откуда нет возврата. Конечно, у некоторых есть дети и внуки, но они, хотя и
часто близко, давно уже не рядом. Так что, если называть вещи своими именами, на этот
прекрасный островок прибивает людей зыбкой волною выпавшего на их долю
одиночества.
Я расскажу о некоторых из них, а вы попробуйте узнать их среди танцующих. Я
специально держу в поле зрения камеры несколько пар и думаю, сделать это вам будет не
очень трудно.
Иногда в кадре будет появляться женщина, делающая резкие движения в ходе танца. Это
бывшая работница ХБК, знатная прядильщица, муж которой несколько лет назад сгорел
от пьянства. Кстати, при его жизни она никогда так, кажется, не веселилась… Раз в месяц
ее можно увидеть у городской тюрьмы, куда она приносит передачи единственному сыну.
Среди танцующих легко заметить худощавого подтянутого мужчину, бывшего
фронтовика, однорукого инвалида, командира полковой разведки. Когда он надевает на
праздники свои боевые награды, оглядываются даже видавшие виды ветераны.
Два года назад умерла его жена Валентина, бывшая медсестра разведроты, с которой они
прошли вместе всю войну, и душа в душу – более пятидесяти послевоенных лет.
Вообще-то, человек он серьезный, основательный и, несомненно, пользуется среди
женской части танцующих повышенным вниманием.
363
Сегодня после танцев он проводит даму, с которой танцевал, до остановки троллейбуса, вежливо простится, закурит папиросу и направится к своему дому на улице Советской. Он
будет идти спокойно, не глядя по сторонам. Он будет идти и стараться не думать ни о чем.
Хотя это получается не всегда. Потому что в мыслях своих вновь и вновь возвращается к
ней. К тому, что судьба обошлась с ним несправедливо. Валентина была хорошей женой и
верным другом, на нее во всем можно было положиться. А она взяла и подвела. Пусть
один раз в жизни, но – подвела. По крупному. Непоправимо. Оставила одного в самую
трудную пору жизни. Ушла…
Вот такие дела. Значит, одну войну, войну за жизнь, когда-то он выиграл. Но сейчас идет
другое сражение. Против одиночества, а значит, и смерти. И хотя времени между этими
главными войнами прошло всего ничего, каких-то 50 лет, кажется, пришла пора
выбрасывать белый флаг… Никто и никогда Валюху ему не заменит. Подвела… Жаль.
Приходит сюда одна интересная пара. Когда-то они долго находились в служебном
конфликте. Так сказать, пили кровь друг у друга. Он – бывший прокурор города, она –
первый заместитель председателя областного суда.
Сегодня их движения неторопливы и замедленны, они не столько танцуют, сколько
обозначают элементы танца. Чувствуется, что им физически трудно, зато как много общих
тем, сколь о многом им есть поговорить…
Они оба – вдовцы, им очень бы хотелось быть вместе, да вот дети обеих сторон, опасаясь
чего-то, решительно против.
Вот и встречаются они два раза в неделю на этом островке, и только эти встречи –
единственные робкие лучи заходящего солнца в их меркнущем призрачном царстве.
А я смотрел на них и думал: еще недавно они вершили судьбы других. А сегодня не
могут в полной мере распорядиться своими. Зато как бережно поддерживает седовласая
судья своего давнего друга-прокурора…
Можно здесь встретить и одну мрачного вида темноволосую высокую даму. Ей уже
довелось пережить трех супругов, и в присущую островку атмосферу оптимизма она
ощутимо вносит элемент зловещей неотвратимости. Ее новый избранник чуть пониже
ростом и уже готов, кажется, бросить вызов судьбе: может, именно он станет
исключением, кто знает?
Я избегаю наводить камеру на невысокую полную женщину, но она каким-то странным
образом вновь и вновь появляется в объективе. Она много лет работала фармацевтом, изготовляла лекарства, а жизнь ее кончилась одиннадцать лет назад, когда в печном угаре
погибли на даче ее муж и дочка с семьей. С тех пор и появилось на ее лице постоянное
выражение растерянности и непонимания…
А как красиво танцует со своею прекрасной дамой невысокий худощавый старец! Глядя
не него, не поверишь, что бывший начальник крупного ЖЭКа перенес четыре инфаркта.
Интересно, что думает об этом его визави – в прошлом, заведующая отделением
областной больницы?
Здесь часто появляется и обхаживает дам ухарскими повадками бывший директор
хлебозавода. Его жена, разбитая параличом, третий год лежит дома. Очевидно, он уже
активно готовит себя к будущему: томно танцует с пожилой манерной девочкой, в
прошлом директором вечерней школы…
Наблюдая за парами, я думаю, что их влечет сюда, наверное, надежда. Надежда разорвать
свое одиночество, встретить настоящего друга. Вот что заставляет их держаться бодро, хоть на часок-другой забыть про боли в ногах и пояснице, тревожные покалывания в
области сердца и старческую одышку. А вдруг?..
Жизненные часы тех, кто здесь собирается, показывают существенный разброс: от девяти
вечера и до без четверти двенадцать ночи. Конечно, они понимают, что их часы спешат, но мне кажется, главная проблема не в этом.
Беда этих пар – не в отсутствии совместного будущего, а в неимении общего прошлого.
Потому что, если свои лучшие, дееспособные годы они прожили с другими людьми, то
364
теперь, когда стрелки часов грустно показывают вечер, начинать новую жизнь для
большинства уже поздно.
И все-таки, как странно устроен наш мир. Самые близкие, родные и необходимые для
нас люди – наши старики – по крупному счету, никому не нужны. Но собирающихся здесь
отличает от сверстников, покорно сидящих и ожидающих своей участи дома, по крайней
мере, то, что они нужны сами себе. А этого уже немало, чтобы чувствовать себя живым
человеком.
И пусть никого не обманывают улыбки на их лицах, деланное веселье: занавес этого
театра закроется к восьми вечера, а после – утомительная дорога домой, в другой район
города, неухоженные, со старой мебелью квартиры, в которых их давно и никто не ждет.
Разве что, висящий у зеркала в спальне портрет покойного супруга или жены, безмолвно
вопрошающий:
– Ну как, дружок? Не устал? Как прошел вечер? А помнишь, мы когда-то…
И книги на полке, которые в свое время были милы, а сегодня почему-то не хочется их
открывать.
Ну что, люди… Желаю вам доброго вечера, пусть вам повезет!
==================
ВОЗВРАЩАЮ ВАМ ИМЯ
Где еще, кроме моего родного Херсона, можно встретить могилу неизвестного генерала?
История, которую я хочу рассказать, о любви. Большой. О том, что за неё надо
платить. И как тяжело, иной раз, дается один шаг – всего один последний шаг! – чтобы
навсегда быть вместе. Всего один шаг.
Мне неизвестен день, когда всё это происходило; знаю лишь, что зима только начиналась, зато год могу указать точно: тысяча девятьсот восемнадцатый. А если тогда вьюжило и
365
пуржило, как сегодня, то куда, куда подевался белейший снег того далекого года, что
осталось от него, слепящего и изменчивого?
Я знаю, по крайней мере, трех наших краеведов, которых в разные времена
занимала эта история; и она для каждого из них превращалась в наваждение, потому как
постоянно в ней что-то менялось и не сходилось. То возраст главного героя, то детали его
биографии, а иногда просто незримо протестовал город. Старые открытки покажут, каким
был Херсон в начале прошлого века. Наслаждайтесь.
Но вот уехал мой друг Саша Карп, великий подвижник открытия в Херсоне первой
еврейской школы на юге Украины, на ПМЖ в Германию, копнул в тамошних архивах – и
всё вдруг заветным образом сложилось. До сих пор не верится.
Сразу признаюсь, что здесь не обошлось без авторских предположений. Поэтому, если кто-то отнесется к этой истории как к художественной, ничего не имею против. Ведь
авторский вымысел, завершающийся фактом, право на жизнь тоже имеет.
А теперь приглашаю вас в потерянный рай начала девятисотых годов! Его
сиятельство граф Алексей Сергеевич Лишневский – какое значительно, умное лицо на
старом фото! – впервые появился в Херсоне, в доме своего однокашника по военному
училищу, председателя Казначейской палаты Андрея Григорьевича Сочеванова в 1901
году.
Хроникер местной газеты «Юг» писал: «Генерал в отставке, граф Лишневский
недавно посетил солнечную Таврию, найдя своего старинного друга и приятеля господина
Сочеванова в полном здравии и порядке. В беседе же с губернатором, имевшей место
быть в дворянском собрании, его сиятельство сообщил, что охота на зайца-русака в
окрестностях обширного имения потомственного дворянина и кавалера господина
Саламатина, гостеприимно принявшего их с Сочевановым, была на удивление удачливой
и во всех отношениях приятной. Таким образом, наш край приобрел еще одного
влиятельного и высокопоставленного друга».
По-видимому, именно к этому времени следует отнести знакомство
шестидесятилетнего графа с Евгенией Павловной Саламатиной, супругой хозяина
поместья.
366
То ли красота здешних мест, то ли хорошая охота, а может что-то и еще, но
отставной генерал отныне стал навещать Херсон ежегодно.
Он подружился с семьей Саламатиных и теперь львиную часть времени своих
приездов проводил в их имении. Они часто приезжали в город, где Николай Ильич
Саламатин, инженер путей сообщения, служащий Одесской железной дороги, играл в
Дворянском собрании со своею компанией в карты, а в это время старый генерал, ссылаясь на духоту в помещении, охотно бродил по ухоженным аллеям Александровского
парка, ведя долгие беседы с сопровождавшей его Евгенией Павловной. Сегодня
единственным на всём белом свете свидетелем их задушевных бесед остался старый
красавец-дуб в центре парка, знакомый многим поколениям херсонцев. Как много он мог
бы поведать за два с лишним века своего существования, имей хоть малейшую
возможность с нами чем-нибудь поделиться…
Не знаю, о чем они говорили, но думаю, пожилой граф был человеком интересным.
Свою первую медаль за личное мужество он получил на огненных редутах Севастополя в
пятнадцатилетнем возрасте, вписав свое имя навечно в истою Крымской войны. После
сорока – много лет служил заграницей на дипломатическом поприще. Был вдов, а его
взрослые дети давно жили своими интересами и семьями в разных уголках великой
империи. Сам же граф имел особняк в Петербурге, пустовавший большую часть времени.
Глядя на старый снимок госпожи Саламатиной, можно понять, что влекло его к
этой чувственной породистой красавице, но меня, странным образом, занимает другое: что, несмотря на тридцатилетнюю пропасть меж ними, могло тянуть её к этому
невзрачному, битому жизнью и годами генералу?
Женское сердце, мягкое сердце – из какого горючего материала ты создано, если
высечь в тебе ответную искру может не только сила и молодость, но и робкое очарование
усталой мудрости и увядания?..
Как бы то ни было, но их история длилась долгие годы, а это значит, что и на
зыбкой почве странного притяжения столь разных во многом людей, нежданно может
сложиться нечто долговременное и даже прочное, несмотря на кажущуюся беззащитность
и внешнюю безысходность.
К сожалению, фотографии супруга Евгении Павловны, человека по тем временам
передовых взглядов и убеждений, не сохранилось. Так уж сложилось, что он больше был
занят собственными делами и личная жизнь жены в его душе не занимала значительного
места. Честно говоря, об этой семье мне мало известно. Знаю только, что у них был сын
Валерий, с которым до революции была связана какая-то темная история, и Евгения
Павловна даже выезжала в столицу, ища заступничества у старого графа. Кажется, ему
удалось благополучно выпутать Валерия из скверной ситуации. Но интересно, почему не
отправился в Петербург его отец? Иль понимал, что тонкие дела в руках жены –
надежнее?
Перейду к главному. С годами герои этой истории не молодели. После начала
войны 1914 гола граф Лишневский в Херсоне уже не появлялся. Они переписывались. По
крайней мере, пока работала почта. А годы пошли непростые. Первая мировая, потом
революция. В 1918 году по Брестскому соглашению Херсонская губерния перешла под
германский протекторат. Вот здесь наша история и подходит к концу.
В начале декабря генерал Лишневский получил веточку с юга о том, что умер муж
Евгении Павловны инженер Саламатин.
Не знаю и видно уже не узнаю никогда, что заставило его, человека преклонных
лет, бросить всё и отправиться в мятежную Украину к Евгении. Через всю страну, с севера
на юг, сквозь границы и разруху, гражданскую безжалостную войну и безбрежную
российскую смуту.
Что гнало его: боль и тоска, докучливые спутницы мужского увядания? Или
призрачная надежда, что в его незадачливой судьбе еще может всё перемениться? Или –
на самом деле – последняя любовь пьянит сильнее всего, что было прежде?
367
Действительно, на что мог рассчитывать семидесятивосьмилетний старец, затеявший неведомо зачем такое опаснейшее по тем временам мероприятие?
Я завидую мужеству, решительности и любви графа Лишневского. Это был
настоящий мужчина.
Генерал не видел Евгении четыре года. Сердце билось от мысли, что через
несколько часов они, наконец, встретятся. Что утро нового дня станет для них началом
новой совместной жизни. Жизни вместе – навсегда. Сколько лет он ждал этого дня – и
вот, он пришел – ему остался всего один шаг! Только один шаг, но как же медленно
плетутся кони…
Много позже в своих показаниях германской полиции извозчик так и не смог
рассказать о нападавших ничего существенного. Сказал лишь, что скорее всего – это были
шатуны, мародерствующие дезертиры из отступающей армии. Его ударили по голове и
отбросили в сторону, а на старика-пассажира набросились скопом. Били кольем и ногами.
Сняли драповое пальто и высокие шнурованные ботинки. Забрали тощий баул и