Виталий Авраамович Бронштейн
Записки несостоявшегося гения
– А еще через пятнадцать лет после папы – умерла мама… Вы никогда не поверите: ровно день в день – пятнадцатого января! Что вы на это скажете? А ведь это святая
правда: такая несчастливая для нашей семьи дата – будь оно проклято, это злополучное
пятнадцатое января!
Я сидел и внимательно слушал Семена, понимая, что такими вещами не шутят, и от
души соболезнуя этому немало испытавшему человеку. Все это время у меня вертелась в
голове какая-то мысль, неприятно отвлекая от разговора, как это бывает, когда ты идешь
на работу и вдруг тебе кажется, что ты забыл что-то нужное: закрыть входную дверь, например, или выключить утюг…
Мне что-то мешало сосредоточиться, что-то очень важное, не вполне осознанное, но почему-то очень тревожное, ведь это… это… это… И тут во мне буквально что-то
пробило, и впервые в жизни я вдруг испытал… приступ настоящей истерики!
Я смеялся и плакал, задыхался от судорог и не мог промолвить ни слова, все
страшно испугались, хлопали меня по плечам, брызгали в лицо водой, но какое-то время
ничего не помогало. И только через пару минут я смог прийти в себя и хрипло выдавил из
онемевшего горла:
325
– Вы что, бараны, не поняли,?! Он же называет 15 января – день, когда мы вместе с
ним летим одним рейсом домой… Дошло до вас, наконец??
Все мгновенно умолкли и стали переглядываться, а Сема побледнел и сбивчиво
заговорил:
– Ну что ты, Виталий, какая чепуха, как тебе такое могло прийти в голову…
Не помню уже, как окончился тот вечер, но по своим караванам все расходились
несколько подавленные.
На следующий день я сумел попасть к дочке, за обеденным столом рассказал ей с
мужем эту историю, и был неприятно поражен, когда они вдвоем стали смеяться.
– Я вас понимаю, – покладисто сказал я, – лететь-то с Шойхетом 15-го – не вам…
Они стали смеяться еще громче, а потом Сережа, вытирая салфеткой рот, меня
успокоил:
– Ничего, не надо волноваться, что-нибудь придумаем…
Я провел в гостях у Раечки три волшебных дня, и все было бы, как нельзя лучше, если б в самое неподходящее время то и дело не приходила в голову неприятная мысль о
роковой для семьи харьковских Шойхетов дате – 15 января. И скорбные опасения, что она
может стать роковой не только для этой уважаемой семьи…
Вернулся от дочери в Кфар Ситрин я 13 января. И в этот же день решил сделать
доброе дело: осветить эту ситуацию женам раввинов, которые тоже принимали участие в
нашем семинаре. Ход моих соображений был прост и практичен: если директора школ, которые прибыли в Израиль по разовой групповой визе, ничего уже не могли изменить в
плане предстоящего полета 15-го января, то жены раввинов, а их на семинаре было
человек 10 – 12, имели возможность задержаться здесь на день – другой. Переоформить
билеты и избежать ненужного риска.
Честно говоря, была здесь и личная заинтересованность. Я понимал, что если они
последуют моему совету и полетят другим рейсом (а наш – «накроется»), то милые дамы, не осиротившие многочисленных деток, навсегда запомнят доброе имя их спасителя и до
конца дней своих (вместе с мужьями, детьми и будущими внуками!) будут молиться за то, чтобы ему было хорошо Там, куда он попал по причине несчастливой для семьи
Шойхетов даты…
Выслушав меня, жены раввинов озабоченно заговорили на иврите. По их
встревоженным лицам я понял, что, кажется, достиг цели, но самая старшая ребецн ( в
таком возрасте, очевидно, уже мало чего боятся!) твердо сказала:
– Все в руках Божьих – летим своим рейсом! Не гоже нам, женам благочестивых
раввинов, бояться каких-то суеверий. Я лечу пятнадцатого!
Ее совет был воспринят беспрекословно, хотя и, мне показалось, несколько
женщин недовольно переглянулись. Наверное, те, кто в поступке своей пожилой товарки
не нашел и капли героизма: пусть она и летела 15-го, но другим рейсом, в Россию. Смелая
женщина…
Ранним утром 15-го, когда нас уже привезли в международный аэропорт имени
Бен-Гуриона и мы проходили таможенный контроль, вдруг ожил мой мобильный телефон.
– Все будет в порядке, папочка, лети спокойно… – вежливо сказала моя девочка и
на этом связь оборвалась. Я долго гадал, что она имела в виду, пока не увидел, как к
нашей группе подошли двое мужчин в форме цвета хаки и попросили нас предъявить
документы. Они задавали ничего не значащие вопросы, но когда у одного из них в руках
оказался паспорт Семена, они переглянулись и попросили нашего товарища пройти с
ними. Старший группы встрепенулся, но его успокоили: какая-то накладка с документами, их проверят на центральном пункте контроля и наш товарищ сразу вернется.
С документами Семена действительно оказалось не все в порядке, пока их
проверяли, началась посадка, и как ни волновался старший группы, но в утреннее небо мы
взлетели без нашего харьковского друга.
326
Как стало после известно, он от этого только выиграл: когда разобрались, наконец, с его бумагами, перед ним извинились, отвезли в хорошую гостиницу, оплатили
прекрасное питание и туристическую поездку по Тель-Авиву и вручили билет на рейс 16-го января.
Говорят, израильские пилоты не то, чтобы суеверны, но и рисковать даром не
любят.
===========
СВЕТОЧ ИУДАИЗМА
Странный мы все-таки народ, евреи: чтим не места, где нам радостно и приятно, а те, где
проливаем столетиями обидные, горючие слезы…
Эта стена – единственное уцелевшее место разрушенного когда-то Храма, его
западная часть. Три другие стены история сравняла с землей. При желании, с нашим
финансовым, архитектурным, творческим потенциалом новый Храм, ничем не
уступающий внешне – красотой и величием – прежнему, мог бы быть построен в
считанные годы. Как, например, в Москве знаменитый Храм Спасителя.
И все было бы там: великолепное убранство и драгоценные старинные книги, толпы молящихся, наверное, да праведные раввины. Лишь одного бы не доставало –
Божественного присутствия, ибо традиция гласит: новый Храм может быть отстроен
только Мессией – Спасителем – Мошиахом…
И то верно: ибо Храм – не подаренная Израилю олигархом из нищей Украины
золотая Менора… Как знать, может, из-за нее, краденой, боится там появиться Спаситель?
Ведь Храм – есть Святость, а не – Телец заблудший!
Вот и остается нам молить Всевышнего простить наше небрежение к дурному
запаху воровских денег, да призывать запоздавшего Мошиаха явиться к нам поскорее.
Если можно, в этом году, еще лучше – сейчас прямо…
***
В подземелье, под Стеной Плача – колонна. Я ее трогаю украдкой и пытаюсь
представить себе того, кто обтесывал и шлифовал тысячи лет назад ее теплое тело…
О нем ничего не известно: был он стар или молод, полон сил или ослаблен годами
– кто знает? От него ничего не осталось: даже горстки праха, пыли жалкой – и то нет.
327
Но… стоит уже много веков эта колонна, хранит тепло давно истлевших рук. Я
тихо касаюсь ее – и круг замкнулся: мы пожали друг другу руки через тысячелетия.
От него осталась колонна – безвестный каменщик работал на вечность! А что
останется от меня?
***
В Тверии мне довелось посетить странную металлическую конструкцию, вернее, то, что под ней находится – место трепетного поклонения евреев со всего мира.
Форма ее, по известному преданию, строго соответствует секретному паролю
выхода в открытый Космос и растворению в Вечности, вычисленному с помощью
мистических бездн нашей Каббалы – тайного знания евреев.
Здесь покоится тело великого Рамбама, который и тысячу лет назад знал то, что
вряд ли будет – еще через тысячу лет! – ведомо нам. Он был врачом египетского султана, лечил его семью, а также холеных девок из роскошного гарема, а в редкие часы и минуты, не занятые врачеванием тел, Моше бен-Маймон, которого мы называем Рамбамом, занимался врачеванием душ. И создал то, что в последующие столетия будет признано
бесценным: Кодекс еврейского права «Мишнэ Тора» – философский манифест иудаизма; книгу «Наставник заблудших», название которой говорит само за себя, а также полный
комментарий ко всей Мишне. И это не считая многочисленных книг по медицине!
Целитель душ и тел…
Шептались мудрецы, что его мудрости и уму тайно завидовал сам Всевышний, вздыхая украдкой о своем творении, превзошедшем в чем-то Создателя…
Это место, продуваемое всеми ветрами, без всяких чудодейственных икон и
драгоценной утвари, в духовном плане неизмеримо выше любого другого духовного
заведения, ибо уже сотни лет здесь идет непрекращающаяся молитва – в режиме нон-стоп! – безостановочно, зимой и летом, осенью и весной.
И не было еще той минуты, когда бы не нашлась еврейская рука, готовая
подхватить молитвенник. Оглянись: рядом братья!
___________________________
328
ВЫСОКИЙ ГОСТЬ
Осенью 1999 года в Херсоне встречали высокого гостя – министра по делам
религий Израиля. Конечно, «в Херсоне встречали» – слишком громко сказано: в моей
школе его ожидали раввин Иосиф Вольф, зампред горисполкома Яценко, курирующий
гуманитарную сферу, и начальник профильного управления облгосадминистрации
Панченко. Кроме них подтянулись по просьбе раввина несколько местных бизнесменов
(иллюстрация влиятельности общины!). Ближе к полудню во двор школы проскользнули
две иномарки – прибыл министр в сопровождении одесского консула и охраны. Ученики
и учителя школы образовали дорожку и встречали высокопоставленных визитеров
пением: «Яасэ шолом!».
Министр оказался худеньким человечком маленького роста, и когда раввин
предложил ему – в знак уважения – протрубить в шофар (как раз шли дни Великого
Трепета), гость выдал рыдающие звуки лишь после нескольких попыток. Легких ему явно
не хватало. Местные чиновники смотрели на него понимающе, полагая, очевидно, что у
такого маленького государства, как Израиль, и министры могут быть только маленькие и
никчемные…
Высокий гость маленького росточка с интересом осмотрел школу, обратил
внимание на современные компьютеры и хорошо оборудованные учебные кабинеты и, судя по всему, остался доволен. В школьной столовой был накрыт роскошный стол, принесли музыкальный центр, и слух обедающих тихо услаждали еврейские мелодии.
Пили за Израиль и наших там родственников, за здоровье гостей и удачу хозяев. Мне
почему-то это действо показалось каким-то неестественным и напыщенным. Впечатление
было такое, будто каждый играет отведенную ему роль. Когда пришла моя очередь
произнести тост, я решил несколько смягчить обстановку и сказал так:
– Дорогие гости! Рад приветствовать вас на этой земле и, пользуясь случаем, хочу
высказать несколько скромных соображений. Сейчас здесь, впрочем, как и во всем мире, готовятся к выдающейся, по мнению христиан, дате: миллениуму, окончанию второго и
началу третьего тысячелетия, до которого осталось несколько недель.
Эта круглая цифра связана с чуждым для нас, евреев, событием – рождением
досточтимого Христа на нашей исторической родине. Лично я – коренной херсонец, прожил здесь большую часть своей жизни, за исключением службы в армии и учебы в
одесском институте. Я это к тому, что не знаю, был ли когда-нибудь в наших тихих
местах Иисус, зато твердо уверен, что никогда за два истекших тысячелетия в
Херсонской еврейской школе не было такого высокого зарубежного гостя, такой крупной
политической фигуры, как полномочный член Кабинета министров государства Израиль, который сидит сейчас с нами за этим столом… Выпьем за это историческое для нас и
нашего города событие, за господина министра и за ту страну, которая сделала для нас
такой праздник!
Я сказал это и тут же пожалел. Переводчик скороговоркой перевел министру мой
спич, все встали с наполненными бокалами шампанского, а с министром от услышанного, похоже, произошло чудо: он стал буквально расти на наших глазах! Конечно, я всегда
знал, что есть люди напрочь лишенные чувства юмора, но кто мог подумать, что
израильский чиновник окажется из их числа?
Судя по напрягшемуся выражению его малоподвижного лица, по горячим дьявольским
огонькам, вдруг загоревшимся в прищуренных глазах, по заметно раздувающимся
ноздрям хрящеватого еврейского носа – это был лучший день его жизни, долгожданное
общественное признание, несомненное свидетельство его величия!
Кто знает, возможно, человечек этот ждал такого момента всю жизнь, но когда он, гордо
подняв голову, стал говорить мне в ответ какие-то приличествующие случаю слова, мне
стало не по себе…
329
В общем, с горем пополам, встреча завершилась; мы благополучно распрощались, но… главное произошло после.
Есть у меня привычка слушать радио, когда я иду на работу, тем более, ходить мне
приходится много и не хочется терять время зря. И вот однажды, месяца через два после
рассказанного, уже после встречи третьего тысячелетия, я шел на работу, слушая, как
всегда, «Свободу», и вдруг у меня почему-то забилось сердце. Диктор рассказывал о
визите в Израиль Римского Папы. Его встречал и сопровождал в поездках по Израилю тот
самый министр по делам религий, который совсем недавно гостил в Херсоне. И возле
Стены Плача, в присутствии нескольких сотен журналистов, этот министр сказал Папе, что, по его мнению, за два последних тысячелетия здесь, у Стены наших слез, не было
еще такой крупной фигуры, как Римский Папа, и приезд сюда христианского лидера
действительно для его страны большое событие.
Я слушал и не верил своим ушам: как мог этот государственный человек так
«лопухнуться»? Неужели он так и не понял, что между Херсоном, которому отроду чуть
больше двух столетий, и исторической Стеной – есть все-таки некоторая разница? И если
залетный израильский чиновник на фоне жалких херсонских улиц, возможно, и впрямь
крупная фигура, то Римский Папа, при всем к нему уважении, перед лицом вечности, олицетворяемой Стеной Плача – жалкая человеческая пылинка…
Слушал я эту передачу, а сам думал: если из всего приветствия незадачливого
министра журналисты особо выделили только одну эту убогую мыслишку, заимствованную политиком из глупых приколов старого шутника-директора в далеком
Херсоне, то, значит, ничего другого, более-менее достойного их внимания, в его
выступлении не было. Мог бы взять меня, бездарь, на полставки писать нестандартные
тексты! Жаль маленькое государство, в котором на высоких постах такие маленькие
министры…
________________________
УЧИТЬ РИМСКОГО ПАПУ
В одной из московских телепередач главный раввин России Берл Лазар (хабадская
версия) на вопрос, как он смотрит на не слишком корректное высказывание Римского
Папы по поводу террористов-мусульман, вызвавшее протестные настроения в
мусульманском мире, сказал, что если бы Папа понимал, как отзовутся его слова, он бы, наверное, не говорил их (то есть, не ведает Папа, что говорит).
На мой взгляд, лучше бы этот «итальянец» (рав Берл Лазар – выходец из Италии), поразмыслив, рассказал старую притчу о льве, желающем проверить, пахнет ли у него изо
рта, и задающем этот вопрос всем встреченным зверям. Медведь ответил, что пахнет
прекрасно – и был, как подхалим, немедленно задран. Глупый осел, видя такое дело, сказал горькую правду – и тут же был за нее наказан. И лишь лиса оказалась всех умнее:
-«Ты уж прости, властелин мира, но у меня вторую неделю насморк и я ничего не
чую», – молвила она и убежала восвояси.
Так вот, в заключение этой притчи, раввину бы следовало лукаво сообщить
ведущему, что у него плохо со слухом, и он не расслышал этот вопрос…– а не давать
оценку Римскому Папе. Потому что мы, евреи, имеем собственный «огород» для работы, а
если кто-то хочет ссориться, пусть разбираются между собой сами. Для евреев плохо, не
когда Римский Папа учит мусульман, а когда евреи начинают учить Римского Папу.
Пусть они учат себе друг друга и дальше, а у нас – плохо со слухом…
330
*Спросил у продавщицы в магазине на Суворовской: свежий ли хлеб «Подольский»? Она, не отвечая, взяла булку и повернулась ко мне. Повторил вопрос. Так же, не отвечая, она
положила хлеб в целлофановый пакет и поставила передо мной на прилавок.
– Я вас спрашиваю в третий раз: свежий ли хлеб, – еле сдерживаясь, сказал ей, -
почему вы молчите?
– А чё мне с вами разговаривать? – равнодушно бросила она, – так что, берете?
Покупатели молча стояли у прилавка, на их лицах читалось раздражение: ну чего
это он время здесь отнимает? Брал бы себе, да шел дальше…
Взяв себя в руки, я громко обратился к продавщице:
– Видите ли, девушка, если бы я сошел с ума до такой степени, чтобы
интересоваться у вас, замужем вы или нет, или что делаете сегодня вечером – вы
действительно могли промолчать. Но я задал вам вопрос по делу: спросил о качестве
товара, и вы обязаны ответить. Что ж, мне остается лишь одно: сказать, что вы должны не
хлеб продавать здесь, а подметать улицу там, за окном, где вас, скорее всего, никто ни о
чем не будет спрашивать, и общаться при желании вы сможете исключительно с метлой…
Вот где вам место!
Она невольно съежилась от моего громкого голоса, на лице ее появилось
выражение обиды: чего это он так расходился?!
Покупатели по-прежнему молчали, и я вышел. Ну и стервоза! Коль ты такая тварь
безучастная, чего у прилавка ошиваешься? Ладно, люди тебе неинтересны, тем более, старики, понятно, но ты же не на общественных началах корячишься, зарплату за это
получаешь! Небось, недовольна, что мало платят!
По дороге домой лезли в голову всякие мысли. Раньше в торговле было много
евреев. –Ишь, жиды, окопались! – говорили люди. Но могла ли продавщица-еврейка
сказать покупателю: – А чего мне с вами разговаривать?..
А нынче такая тварь (своя тварь!), при случае, пошлет любого матом, и ей никто
даже замечания не сделает.
***
* Перед человечеством уже не раз стоял вопрос: можно ли обойтись без евреев? И народы
разных стран всегда давали на него один и тот же ответ: погромы и изгнание… Что за
этим стоит? Одно из двух: или мы такие хорошие, или они такие плохие…
* Еврейская традиция не признает возврат долга с процентами, хотя и призывает на добро
отвечать еще большим добром, а на удар – тройным ударом. Непонятно только, что
банковское дело – изобретение евреев.
* В истории еврейского народа, по словам классика, меняются только палачи, зато жертва
всегда одна и та же…
* Вклад евреев в советскую русскую культуру обычно проходил по формуле: песня
«Русское поле» – музыка Яна Френкеля, слова – Инны Гофф, исполняет – Иосиф Кобзон.
За то, кажется, нам и благодарны…
* Кому принадлежит фраза: верующему или атеисту? – «Нельзя полагаться на чудо, нужно и самому что-нибудь делать!»
(Из выступления профессора-теолога на семинаре директоров школ Хабада).
* Мир создан для людей, рай – для ангелов, а ваша организация – сами знаете, для кого…
331
* Вопросы, которые нас ожидают на Небе:
– был ли ты честен в деловых отношениях?
– выделял ли ты время для изучения (чтения) Торы?
– оставил ли после себя потомство?
– ожидал ли спасения, прихода Мессии?
– старался ли понять одно из другого?
Будь моя воля, я бы добавил сюда:
– любил ли ты людей?
– помогал ли им, когда мог?
– любил ли ты животных, болело ли у тебя сердце, когда им было плохо?
–любили ли они тебя?
* Иудаизм сумел сохранить еврейский народ. Хотя евреи оберегали иудаизм хуже, чем он
– евреев…
Сюжеты: "МОЯ СПАСИТЕЛЬНИЦА – ЕВРЕЙСКАЯ ОБЩИНА"
__________________
ПИСЬМО ГЕНЕРАЛУ МИЛИЦИИ
Уважаемый г-н генерал!
Пишет Вам бывшая жена сотрудника милиции и мать его ребенка. Я попала в
ситуацию, из которой, кажется, по законам Украины выхода нет, и вы – моя последняя
надежда и спасение. Я работаю учительницей, живу с мамой-пенсионеркой и сыном-школьником. У моего бывшего супруга уже давно другая семья, а мы живем трудно.
Два года назад у нас появилась возможность выехать на постоянное место
жительства в Германию, и все это время я пыталась уговорить бывшего мужа дать
разрешение на выезд сына. Он долго держал нас в подвешенном состоянии: то отказывал, то обещал подумать. По-моему, это делалось с целью дотянуть до истечения срока
разрешения на въезд в Германию. Последнее, что он сделал: сказал, что отпустит со мной
ребенка, если будет уверен, что он там не пропадет, и я смогу это как-то подтвердить.
Я была вынуждена обратиться к человеку доброй души, нашему раввину Иосифу
Вольфу, он связался с раввинатом Германии, и там, учитывая необычность ситуации, впервые, в порядке исключения, дали гарантийное письмо (его копию я прилагаю), что
будут оказывать нам всестороннюю помощь помимо государственной программы приема
эмигрантов. А мой бывший муж в очередной раз сказал, что он передумал…
Вот-вот закончится срок нашего разрешения на въезд в ФРГ, счет уже идет на дни, а меня, как заколдованную, преследуют одни несчастья.
Тяжело заболела мама и уже два раза попадала в реанимацию. У нас нет денег на
лечение, у нас нет денег платить за чужую квартиру, у меня нет сил сделать страшный
выбор: или бросать моего мальчика и уезжать спасать маму в Германию, или оставаться
здесь с ребенком – ценою жизни своей матери…
Я не могу жить, постоянно чувствуя, как у меня проваливается почва под ногами.
Я не могу смотреть на своего недоедающего ребенка и не хочу видеть, как медленно
угасает без лекарств моя старенькая мама – помогите мне!
Мой мальчик – очень хороший и чуткий. Он все видит и понимает. Последнее
время он сидит по вечерам и часами молча смотрит в темное окно. А недавно, когда к нам
332
приходили из ЖЭКа и грозились отключить газ и тепло, он зашел в кухню, увидел, что я
плачу и тихо спросил:
– «Это все из-за меня, мама?».
Дорогой товарищ начальник милиции! Я боюсь, чтобы мой мальчик чего-нибудь
не натворил с собой, я уже стала бояться сама себя, услышьте, пожалуйста, мой крик! Вы
же добрый человек, вы спасаете других людей – спасите меня!
Поговорите с моим бывшим мужем, ведь он старший офицер милиции, неужели в
нем не осталось и капельки человеческого? Разве можно, мстя своей бывшей жене, так
больно бить по собственному сыну? Может быть, он прислушается хотя бы к Вам, своему
генералу?
Я знаю, что во всем виновата сама: зачем я выходила за него замуж? Но если бы
Вы знали, как я его любила…
Не обижайтесь на меня – еще я во многом виню Вашу проклятую милицию. Когда
муж был простым оперативником, это был совершенно другой человек: добрый, душевный и открытый. А потом его повысили: назначили «курировать» Кузнецкий рынок, в доме появились хорошие деньги, и даже близкие друзья перестали его узнавать.
Вот и ушел он от меня к этой женщине – тогда она была директором рынка, – а
сейчас стала удачливой предпринимательницей, владелицей двух дорогих кафе. А я
долгими месяцами хожу, уговариваю своего бывшего мужа, майора милиции Дмитрия
Ивановича Собко отпустить нас с сыном, дать нам волю… Больно говорить, но знали бы
Вы, как мне было стыдно, какой я была униженной и оплеванной, когда прошлым летом я
пришла у нему и просила выйти из дому на минутку для разговора, а он нарочно, чтобы
мне было слышно из открытого окна, громко сказал своей жене: – «Смотри, опять
пришла эта грязная жидовка!».
А потом они оба, сытые и холеные, настоящие новые господа, прошли мимо меня, в дешевом платье и старых туфлях, презрительно отворачиваясь, как от назойливой мухи.
Вот и все. Мне – 36 лет, моему мальчику – 13, неужели это конец? Неужели во всем
таком большом мире до нас никому-никому нет дела? Неужели мы, евреи, действительно, так прокляты вашим славянским богом, что с нами можно так поступать? И если сегодня
этот хозяин жизни, называет меня «жидовкой», то кто заставлял его жениться на мне и
приживать ни в чем не повинного ребенка? Ведь дитя не выбирает себе национальность, а
вот его несчастная мать должна была в свое время сто раз подумать, прежде чем выйти
замуж за его отца…
Сегодня у меня одна боль, один мучительный вопрос: что нам делать, как нам
быть – мне, моей маме и сыну?
Мне советуют оставить сына отцу, но если бы вы только видели, какими глазами
он смотрит на меня: он же так надеется, так верит, что я его не брошу…
Он говорит
мне:
– «Мамочка, не обращай на меня внимания, мне ничего не надо, я все выдержу, лишь бы не плакала ты…».
Он мне это говорит, и я перестаю соображать, мне хочется кричать на весь мир: -
Люди добрые! Умоляю вас: дайте нам волю, не губите невинные души!
(С этим письмом раввин Иосиф-Ицхок Вольф посетил милицейского начальника и
имел с ним долгий разговор. А потом генерал вызвал своего подчиненного.
В настоящее время мать с ребенком проживают в Германии, ее мама недавно
умерла там в больнице. Все, что с ними происходило в Херсоне, она вспоминает, как
дурной сон).
_____________________
СЧАСТЛИВОЕ ДЕТСТВО УЧЕНИКА ЕВРЕЙСКОЙ ШКОЛЫ №59 ВОЛОДИ ПАНИНА
333
Восемнадцатое ноября.
Классная работа.
Сочинение на тему: «ГЛАВНОЕ В ЖИЗНИ – ЭТО ДОБРОТА!»
Наверное, мне очень повезло с добрыми людьми. Если бы не они, моя жизнь была
бы совсем плохой.
Я хорошо помню тот день, когда начались мои беды. Тогда во дворе поднялся
шум, люди говорили: «Какое горе!», а тётя Лида, которая живёт в квартире напротив, пришла к нам, прижала меня к себе и сказала, что всё будет хорошо. Но я почему-то, хотя
мне исполнилось только 6 лет, понял, что хорошо уже больше не будет.
В этот день моя мама, которая работала на Херсонском судозаводе, упала в трюм
корабля, сильно разбилась и её отвезли в больницу. Выписалась она только через три
месяца, а за это время наш папа ушёл от нас, и больше его мы уже не видели.
А у моей мамы, слава Богу, ничего не переломалось, но она иногда меня не очень
понимает и говорит странное, и ей дали инвалидность, чтобы она больше не работала.
Сначала я учился в обыкновенной школе, не еврейской, но в третьем классе стало
совсем плохо, и дети меня немного обижали, но не потому, что я еврей, а потому что я
несколько раз просто так брал еду, которую их мамы давали им в школу. Учительница
сказала, чтобы пришла мама, но я не мог маме это передать, потому что к тому времени ей
стало немного хуже, и я стал иногда закрывать её в доме, когда шёл в школу.
Тогда ко мне пришла соседка тётя Лида, которая с нами делится, сказала, что мне
повезло, что я еврей, и у нас в Херсоне есть хорошая еврейская школа, и отвела меня.
В еврейской школе № 59 сначала было хорошо, но тоже немножко тяжело, потому что я там кушал и был сыт, а мама дома была не очень. Тогда я взял две баночки
из-под майонеза и принёс в столовую, и женщины мне стали наливать немножко первого
и второго, как для кошечки. А потом наш раввин увидел, как я несу, и со мной хорошо
говорил, и я сказал, что беру домой для кошечки, потому что она совсем одна и её жалко.
Я не знаю, что раввин сказал в столовой, но женщина тётя Нина сказала мне, что ей
тяжело наливать в такие маленькие баночки из-под майонеза, и стала наливать в две
большие поллитровые банки. Это была доброта. И тогда нам с мамой стало совсем
хорошо, правда, несколько раз она лечилась в больнице, а когда она себя хорошо
чувствует и всё понимает, то она почему-то начинает плакать, хотя вокруг нас доброта и
нам все помогают.
И ещё была доброта, когда дети из нашего класса стали смеяться, что они знают, для какой кошечки я беру, и мне стало стыдно, и я стоял в коридоре и немножко плакал, а
мимо шёл директор Виталий Абрамович. Он тоже хорошо говорил со мной, а потом
пошёл без меня в мой класс. Я не знаю, что он им говорил, но теперь в нашей школе никто
надо мной не смеётся. Это тоже была доброта. И вообще, за 4 года с тех пор, как я учусь в
Херсонской еврейской школе, я никогда не просил ничего ни у кого на улице, и меня
никто уже не называет нищим.
Сейчас у меня вообще всё хорошо. Я не хочу ехать по программе в Израиль, потому что не хочу оставить маму одну, а ей, наверное, и здесь со мной хорошо.
Я никогда не забуду тех людей, которые мне помогали, и если кому-нибудь из них
когда-нибудь будет что-то нужно, я отдам и последнее.
А пока я могу только по вечерам молить Бога, чтобы Он дал всем этим людям
счастье и здоровье, и их детям тоже за то, что у них такие родители, которые вокруг себя
сеют только доброту».
____________________
334
ЕДНСТВЕННОЕ СПАСЕНИЕ
Знаете, что это такое – длинная жизнь? Это когда людям приходится, как нам с
Левой, за свои долгие годы пережить три голодовки. В 1931 году, после войны в 1946, и
вот теперь, на старости, уже в наше время.
Мы с мужем всю свою жизнь работали. Он – врачом в Больнице водников, я -
бухгалтером на фабрике «Большевичка». Единственный наш сын, Боренька, молодой
врач, попал в автокатастрофу в 1964 году и через три месяца умер. Такое вот с нами
случилось горе.
С тех пор мы живем одни. Когда – то у нас было много друзей, дом всегда открыт, потому что после потери сына мы боялись и избегали тишины. И думать не думали, что
придет время, когда мы станем форменными нищими. Ведь наших обеих пенсий, если
вычесть за квартиру и коммунальные, даже на хлеб не хватит. А ведь мы живые люди, давнишние пенсионеры, сил у нас уже нет, и на работу нигде не берут…
Честно говоря, единственное, что нас еще связывает с жизнью, это та хрупкая
ниточка помощи, которую нам протянула еврейская община: ежедневные бесплатные
обеды, а по праздникам – и чудная продуктовая посылочка. В нашей благотворительной
общинной столовой мы обычно садимся где-нибудь в дальнем уголке, потому что очень
боимся встретить кого-нибудь из давних знакомых – нам стыдно, что мы сюда ходим
кушать бесплатно. С одной стороны, это, наверное, большое счастье, что у нас есть такая
возможность, с другой – страх и стыд на старости лет не суметь самим себя прокормить.
Столовая от нашего дома далеко, на маршрутку денег нет, вот и идем мы, прижавшись, опираясь друг на друга, и в душе боясь, что если кого – то из нас не станет, то вряд ли другой дойдет до бесплатной еды без родного надежного плеча. Получаем мы
с мужем от общины и другую помощь: недавно приходил к нам мастер, отремонтировал
на кухне канализацию, а то она не работала почти два года. Большое спасибо всем добрым
людям, которые нас не знали, но когда к нам пришла беда, оказались рядом!
Интересная все – таки штука жизнь… Когда-то мы с мужем очень любили зимний
период. Ездили в санаторий на Закарпатье, лечились там, катались на лыжах. А сейчас
боимся наступления холодов: квартира почти не отапливается, а если вдруг прохудится
обувь, не сможем попасть в нашу спасительницу – столовую… Что тогда? Остается только
надеяться на лучшее, и с нашей общиной мы верим в это.
Р. 8. А недавно мы все-таки встретили там одну нашу знакомую -бывшую
заведующую отделением, в котором трудился мой муж, Софью Михайловну Гец. Мы
даже отпрянули друг от друга, а потом долго плакали. Два старых несчастных доктора и
бывший главный бухгалтер.
Боже мой, что же это такое у нас делается?!
Семья Блювштвейн, Зиновий и Алла, Херсон.
_____________________