Виталий Авраамович Бронштейн
Записки несостоявшегося гения
самые высокие посты, а у нас, оказывается, это плохо…
Конечно, мы сочувствовали ему, но только сейчас, по прошествии значительного
времени, я понял, что тот секретарь, возможно, был в чем-то и прав. Ведь он никогда не
выступал против назначения на руководящие посты умных людей, он только не любил
«слишком умных»…
Вот и я недавно прочитал про экс-президента Штатов Джорджа Буша, которого
американская пресса считает самым глупым из всех бывших президентов этой страны, основываясь на некоторых не самых удачных выражениях из его публичных выступлений
и целом ряде ситуаций, в которые он постоянно попадает. Между прочим, еще в ходе его
первой избирательной компании психологи не стали скрывать крайне низкий
коэффициент интеллекта претендента – 91 балл IQ, что, хоть и позорно мало, не помешало
ему заручиться поддержкой большинства американцев. Вообще, глупость Буша, мне
кажется, в значительной мере мифизированна: только умница мог заявить, что низкий
интеллект Америка ему как-нибудь простит, куда было б хуже, если бы он показал
слишком высокий!
И, тем не менее, Буш – ежегодный номинант и постоянный лауреат разного рода
премий, вручаемых особо отличившимся в проявлении глупости. В 2005 году он был
номинирован на Всемирную премию тупости сразу по трем категориям: «Самый тупой
человек года», «Самое тупое высказывание года», и «Почетный приз человеку или
правительству, абсолютно тупо решившему подвергнуть опасности жизнь на планете» (в
2004 году Джордж Буш уверенно выиграл главную награду).
В июле 2005 года в канадском Монреале «комиссия экспертов» из Главной
организации по выявлению явных тупиц присудила Бушу «Золотой колпак болвана» ( с
такими колпаками – только бумажными – на головах раньше отбывали наказание
ученики в младших классах американских школ, не желающие прилежно учиться) в
номинации «Глупейшее высказывание года» за фразу, сказанную в адрес террористов:
«Они никогда не перестают думать о том, как навредить Америке, как и мы». Правда, в
номинации «Дурак года – 2005» Джордж Буш вопреки прогнозам занял лишь третье
место…
Американцы пишут: «Судя по всему, далеко не случайно и, как говорится, не от
большого ума, Джордж Буш-младший регулярно попадает в курьезные ситуации. Как ни
один другой мировой лидер».
Конечно, все это пустяки, но в начале 2002-го все потешались над «крендельгейтом»: при просмотре футбольного матча по телевизору Буш подавился сухим крендельком, потерял сознание, расшиб лицо и чуть не погиб от удушья. Он отреагировал на эту
ситуацию громким восклицанием: «Мама, я всегда должен был тебя слушаться. Когда
ешь соленые крендели, всегда жуй, прежде чем глотать!»
В мае 2002-го во время визита Буша в Россию Владимир Путин рассказал
американскому президенту о том, как в России добывают икру: достают этот деликатес из
103
рыбины, которую затем зашивают и отпускают назад в Волгу. «Все смеялись, а поверил
мне лишь один президент США»,– чистосердечно поведал журналистам Путин во время
совместной с Бушем экскурсии по Эрмитажу. Так сказать, российский тест на IQ…
А вот и некоторые «звездные» высказывания американского лидера. «Господь вас любит, и я вас люблю. И вы можете положиться на нас обоих…»
«Америка – это страна, которая любит свободу и любит нашу страну…»
«Наша страна ежегодно тратит миллиард долларов на то, чтобы накормить
голодных. Когда дело доходит до этого, мы по своей щедрости далеко обгоняем все
остальные страны мира – я с гордостью докладываю вам об этом. Это не соревнование
в том, кто самый щедрый. Это я вам говорю как бы между прочим. Мы очень щедрые.
Конечно, негоже этим похваляться, но мы щедрые. Очень щедрые…»
«На мой взгляд, если Соединенные Штаты говорят, что будут серьезные последствия, и если эти серьезные последствия не появляются, то это вызывает негативные
последствия…»
«В Америке бывают трудные времена. Но мы переживали трудные времена в прошлом
и, как я надеюсь, обязательно постараемся пережить их в будущем…»
«Если вы устали от политики цинизма и опросов и моральных принципов, то
присоединяйтесь к моей кампании…»
«Работа у меня такая – думать дальше собственного носа…»
«У нас состоялось хорошее заседание кабинета, поговорили о многих вопросах.
Госсекретарь и министр обороны ввели нас в курс относительно нашего желания
распространять свободу и мир по всему миру…»
«Полагаю, что мы стоим на пути к еще большей свободе и демократии, с которого
невозможно свернуть. Но все может измениться…»
«Понимаете, свободные страны – это мирные страны. Свободные страны не
нападают друг на друга. Свободные страны не создают оружия массового
поражения…»
«Крайне важно понять, что существует гораздо больше торговых отношений, чем
торговли…»
«Я думаю, молодым рабочим – прежде всего молодым рабочим были обещаны пособия
правительства – обещания были обещаны. А пособия мы не можем выплачивать. Такие
вот дела».
«Я потрачу много времени на программу соцобеспечения. Мне это дело нравится. Мне
нравится этим делом заниматься. Думаю, это во мне говорит материнское чувство…»
«Слишком много хороших докторов остаются не у дел. Слишком много хороших
акушеров и гинекологов не могут заниматься любовью к женщинам по всей стране…»
«Их цель должна быть война и военные победы, и таким образом они предотвратят
войну…»
«Наши враги изобретательны и находчивы, но и мы не хуже. Они постоянно
придумывают новые способы навредить нашей стране и нашему народу, и мы тоже…»
«Требуется время, чтобы восстановить хаос…» (по поводу ситуации в Ираке).
«Мы готовы вести работу с обеими сторонами, чтобы снизить уровень террора до
уровня, приемлемого для обеих сторон…»
«От рук убийц погибло больше мусульман, чем – я сказал, больше мусульман?– погибло
много мусульман – сколько именно, не знаю – в Стамбуле. Посмотрите на все эти места
по всему миру, где была такая ужасная смерть и разрушение, потому что убийцы
убивают…»
«В интересах нашей страны отыскать тех, кто готов причинить нам зло, и послать
их куда подальше…»
«Идея о том, что Соединенные Штаты готовы напасть на Иран, просто
смехотворна. К этому могу добавить одно: мы рассматриваем любые возможные
варианты…»
104
«Откровенно говоря, преподаватели – это единственная профессия, представители
которой преподают нашим детям…»
«У вас тоже есть негры?» – вопрос Буша к президенту Бразилии.
«Я хотел сказать, что этому парню палец в рот не клади, но это, наверное, в переводе
будет выглядеть не очень. Ничего, если я скажу, что я вам палец в рот не положу?» –
обращение Буша к премьер-министру Люксембурга Жан-Клоду Юнкеру на совместной
пресс-конференции.
«Кроме того, мы с президентом подтвердили нашу готовность решительно бороться
с террором, укоренять наркоторговлю и отдать должное тем, кто портит нашу
молодежь» (о беседе с президентом Чили Риккардо Лагосом).
«Окружающей среде угрожает не загрязнение, а нечистота воды и воздуха…»
«Я уверен, что люди и рыбы могут вести мирное сосуществование…»
«Я думаю, мы все можем согласиться – прошедшее уже прошло…»
«Хочу поблагодарить присутствующих здесь астронавтов – смелых разорителей
космоса, подающих такой замечательный пример молодежи нашей страны…»
«Для меня большая честь пожать руку храброму гражданину Ирака, чью руку отрубил
Садам Хусейн…»
«У нас была возможность поздороваться с Терезой Нельсон, которая одновременно
родитель и мать или отец…»
Подобного рода примеров можно, наверное, привести множество. И хотя сами по себе
они достаточно курьезны, сдается мне все же, что американские грамотеи, позиционирующие своего президента на основании подобной ерунды, как самого тупого, глупого и бездарного за всю историю своей сверхдержавы, исподволь угодили в плен
собственных мелкотравчатых представлений: тот дурак, кто попадает впросак!
Действительно, Джордж часто мелет все, что угодно, но повод ли это обвинять его в
глупости? Если человек с такой богатой политической карьерой – дурак, как тогда
охарактеризовать многомиллионную армию американцев, отдавших ему предпочтение
перед интеллектуалом Гором?!
Не следует сбрасывать со счетов феномен элементарной зависти. Псевдоинтеллигенция
всегда утешалась соображениями типа: пусть я никто и нет у меня ничего, но я – умен, а
мой начальник, хоть и имеет все, зато – признанный дурак!
К этому можно прибавить, что Буш-младший, судя по всему, не так сильно уважает
своих политических партнеров, чтобы шибко напрягаться в общении с ними. Чувствует
себя настолько выше и сильнее, что плевать ему на то, что и кто о нем думает. Ну и потом, нужно отдать должное его сногсшибательному юмору, так до сих пор неоцененному
наивными критиками. Человек, который на вопрос: какое достижение прошлого года
президент считает для себя наиболее весомым? – бросил небрежно:
« Поимка окуня весом в 7,5 фунтов!» – далеко не так прост и глуп, как это кажется
некоторым…
================
КТО ЕСТЬ НАСТОЯЩИЙ ХОЗЯИН
Константин Семенович Кириченко, директор совхоза «Батумский» в Белозерке, был не самым типичным руководителем своего времени. Он занимал «горячее» место, и
это забирало у него много дополнительных усилий и нервов. Его хозяйство располагалось
в райцентре, а это значит, совхоз находился в зоне повышенного внимания районных
руководящих структур: райкома партии, райисполкома, милиции, прокуратуры, 105
санстанции и прочих. Кроме того, в числе его подчиненных было немало родственников
лиц, игравших в жизни района серьезную роль. Информация о жизни его хозяйства, любой «пук» руководителя – широко расходились по вертикали и по горизонтали. В таких
условиях обычно все известно всем. Не говоря уже о том, что каждому райцентровскому
сверчку было куда удобнее получать за бесценок свежайшие продукты сельского
хозяйства к собственному столу здесь, в Белозерке, а не гонять за ними водителя
служебного автомобиля в сельскую глубинку. С таким, как он, директором совхоза им это
было непросто.
Константин Семенович, преждевременно располневший от сидячего образа жизни
и обильного, не всегда регулярного питания, с виду интеллигентный сельский дядечка, умел решительно отшивать любителей дармовщинки. Был беспощаден к лодырям и
пьяницам. Его не любили.
Начинал рабочий день с рассветом. В семь утра проводил со специалистами наряд.
Летом – на току, зимой – в конторе. Мотался на своем вездеходе-«газике» повсюду. Его
можно было встретить в поле и на ферме, на совхозном консервном заводике и в
стройцехе, в кабинетах нужных для хозяйства районных и областных начальников.
Завершал свой рабочий день не ранее 21 – 22 часов. Полностью отдавая себя делу, никогда не уходил в отпуск. Принадлежал к тому типу руководителей, которые стремятся
всем руководить лично.
В совхозе работало более тысячи человек. Я наблюдал его в разных видах, и у меня
сложилось впечатление, что простые работяги боялись своего директора куда меньше, чем
руководители разного звена. С рядовыми тружениками он был прост и доступен, с
пониманием относился к их нуждам, возможно, сознавая, что жизнь их так же накрепко
связана с хозяйством, как и его. Дочь его, Светлана, не очень удачливая в личной жизни, возглавила со временем совхозный детский садик. Как и отец, имела выраженную
руководящую жилку. Чувство хозяина своего дела.
Честно говоря, наблюдая этого «перпетум-мобиле» руководителя, я не понимал, в
чем для него заключается смысл жизни, во имя чего он ежедневно трудится по 14 – 16
часов, а в остальное время – спит. Зачем ему это? Что это за жизнь – ведь так проходят
годы и тают десятилетия?
Хозяйственником Кириченко считался крепким: совхоз давал неплохие показатели
по мясу и молоку, имел мощную кормовую базу, бурными темпами шло строительство
жилья для работников. При нем было пущено в строй консервное производство, построен
огромный холодильник на окраине райцентра. Совхоз из своих прибылей финансировал
строительство моей школы, в общем, был на хорошем счету, прочно стоял на ногах.
Я далек от мысли идеализировать этого человека. Конечно, он что-то брал в
совхозе за мифическую оплату или вообще бесплатно, но по сравнению с нынешними, обезумевшими от жадности "кэривныками", был истинным праведником.
…Прочитал недавно в местной газете о жене председателя сельхозкооператива из
Цюрупинского района, некой Нюрке. Эта барыня, в прошлом – кладовщица, на зависть
простому люду, глумливо хвалится, что из дому не выходит без «штуки» долларов в
сумочке, потому что серьезно увлеклась "атиквариятом". Сразу вспомнил директора
совхоза Кириченко и его скромную спутницу жизни. Все-таки, те времена были честнее…
Константин Семенович имел репутацию большого труженика и приличного
человека и наивно полагал, что эти качества надежно гарантируют его пребывание на
руководящем месте.
Более того, к делам своего хозяйства он относился так неравнодушно, столь
переживал по малейшим пустякам, как это обычно делают многие люди исключительно
по отношению к своей собственности, к своему добру, а не к безликому «народному»
достоянию.
Словом, главное его достоинство – было его же главным недостатком: он считал
себя хозяином дела, которым занимался.
106
Теперь, когда я сам достиг – и даже превзошел! – тот возраст, в котором он был во
времена нашего знакомства, мой взгляд на эти вещи (не без урока, преподанного им мне
своей жизнью) – куда прохладнее и реальней. Ибо я давно понял, что настоящий хозяин –
это не тот, кто распоряжается трудом и временем других людей, а кто умеет, прежде
всего, верно распорядиться своей судьбой, собственным временем, не загоняет себя
«интересами дела» в добровольное рабство.
Что, собственно, представляла собой его жизнь? Работа, работа и еще раз работа.
Нервотрепка во взаимоотношениях с начальством, непонимание со стороны подчиненных.
Какие удовольствия знал он в своей жизни? Книг не читал, изредка, правда, просматривал
газеты, не пил и не курил, по бабскому делу не был замечен, хотя в селе все обо всех
хорошо известно. Ел вкусное? Так не мог же сразу пять тарелок или десять шашлыков!
Ну, смотрел 20 – 30 минут телевизор, пока глаза не смыкались…
Отдавая всего себя делу, имел глупость полагать, что он – незаменим. Какая
наивность! Зрелый, состоявшийся, порядочный мужик, он в этой жизни ровным счетом
ничего не понимал! Считал, что интересы общего дела для его начальников что-нибудь
значат…
Когда ему исполнилось 60, точь-в-точь в день рождения, к конторе совхоза
величаво подрулила блестящая черная «Волга» первого секретаря райкома. Он собрал
управленцев в просторном кабинете директора, тепло поздравил именинника, подарил
недорогие наручные часы, поблагодарил за самоотверженный труд и пожелал «в ходе
заслуженного отдыха» непременно восстановить силы и здоровье, отданные родному
хозяйству.
У Константина Семеновича, держащего в одной руке часы, в другой – аляповатый
букет ярких роз, выражение лица было таким, как у человека, бежавшего во всю мочь и
вдруг врезавшегося в каменную стену… А первый секретарь уже представлял нового
директора. Им оказался агроном из Станислава, более угодный районному руководству, как личность, прекрасно знающая жизнь во всех ее человеческих проявлениях, и даже
имеющий в своем активе судимость за кражу государственного имущества в особо
крупных размерах, и в силу этого – вполне управляемый и прогнозируемый. Естественно, с этого дня поток начальственных автомобилей в совхозную кладовую, на поля и фермы, резко возрос.
Новый директор, не в пример старому, был с людьми вежлив и приятен.
Доброжелательно здоровался и норовил целовать сельским дамам ручки. Ходил по
коридорам управления чуть ли не в обнимку с подчиненными. Был энергичен: стал
немедленно возводить для себя за казенный счет огромный особняк в центре Белозерки.
Кто-то написал в ЦК анонимку о нескромности нового руководителя. Да так ловко, подлец, подгадал время, что к самому вводу здания в строй в райцентр нагрянула
комиссия из области, сочла аппетиты директора совхоза чрезмерными и распорядилась
передать новое строение на баланс райбольницы под стоматологическое отделение, которое благополучно функционирует по сегодняшний день.
Сглотнув горькую пилюлю, неприятно отрезвленный директор стал к своим
работникам еще мягче и внимательнее. Осознав ошибку, он тут же занялся
строительством другого особняка: на этот раз, уже одноэтажного, чтобы не сильно
бросался в глаза. Домище получился объемный, со скрытыми переходами, разросшийся, как раковая опухоль, среди совхозных домишек на окраине райцентра.
Хозяйство при новом энергичном, грамотном и безупречно воспитанном
руководителе стало быстро хиреть. В коллективе, привыкшем к командно-административному стилю руководства, к тому, что от бдительных глаз директора не
ускользнет и мелочь, все как-то пошло наперекосяк. В общем, произошло то, чего каких-то десяток лет назад никто себе и в самом кошмарном сне не мог представить: совхоза
«Батумский», славы и гордости райцентра Белозерки, сегодня нет. Все приватизировано, растащено, разворовано. Угроблены, практически, все цеха и производства. Сотни
107
человек остались без работы. Даже совхозная красавица-контора в счет долгов
сельхозпредприятия конфискована и передана под районный отдел народного
образования. В бывшем директорском кабинете, где когда-то решались производственные
дела крупного коллектива землеробов, сегодня сидит бесправная прирученная птичка, очередная заведующая районным отделом народного образования. Постаревший директор
заболел диабетом, возит на своей легковушке в спортивном костюме овощи на продажу на
Николаевское шоссе. Говорят, он активно слепнет. Его сыну из-за этого же заболевания
отрезали ногу. В их шикарном доме нет счастья. В общем, жизнь идет…
Она идет, а Константина Семеновича Кириченко давно нет. Нет ни его, ни его совхоза.
Зато есть повод задуматься: чего на самом деле стоят наши производственные заботы, когда мы начинаем вкладывать в них не только голову или руки, но и свою душу?.. Что и
кому доказал Кириченко, отдав себя без остатка делу, которое после было другими
благополучно загублено? Должен ли человек непременно чувствовать себя хозяином
своего дела? И на что становится похожей жизнь такого хозяина…
===========
108
ИННОЧКА КАЗЕИНОВА
Как все-таки интересно устроен этот мир…
Еще лет 30 – 40 назад Забалковская красавица-церковь была полуразрушенным жалким
строением. По-моему, там не было тогда богослужений, а внутри даже находилась
москательная лавка, где торговали керосином.
А всего в сотне метров отсюда звучали веселые детские голоса, всеми красками
бурлила жизнь: здесь была одна из самых крупных по тем временам
общеобразовательных средних школ.
Вот, посмотрите, что сегодня от нее осталось…
Голые стены, развалины, сгоревшая крыша, полный упадок, мерзость и запустение.
А между тем, еще живы и те, кто здесь учился, и те, кто их учил. Уже немолодые
бывшие ученики и их состарившиеся учителя сегодня стараются избегать этого места, как
можно реже здесь появляться. Потому что от одного взгляда на это зрелище больно
сжимается сердце.
Вот и я смотрю сейчас, не могу оторваться, от этих трех угловых окон на втором
этаже, выходящих на улицу Пионерскую, да еще двух – с видом на церковь. Ведь здесь
когда-то сидел мой 8-А класс…
_______
В одной из своих первых маленьких киноновелл под названием «Был у меня друг»
я уже рассказывал о Валере Черкасове, с которым сидел за одной партой.
Вот здесь мы и учились, спешили сюда каждое утро, а как же – это был когда-то наш
второй дом…
А в свободное время мы часто приходили к зданию музыкального училища и играли в
придуманную моим другом игру: пытались определить по доносящимся оттуда звукам, кто играет на инструменте – ученик или мастер? И радовались, когда это у нас получалось
и мнение совпадало. Хорошая была такая игра…
После была моя неудачная учеба в Одесском холодильном институте, затем служба в
армии.
А Черкасов поступил в высшее военно-морское училище, а потом во время ночной
вахты, на практике, когда его корабль находился с визитом вежливости в турецком порту, неожиданно исчез…
109
Такая вот грустная история.
_______
Говорят, в нашей жизни не бывает простых случайностей: все имеет свое время, место
и свой смысл. На иврите это звучит: Ашгаха пратит! – что-то типа: не верь в случайность
совпадений!
В общем, тот сюжет снимал я весной прошлого года, а уже осенью эта история
получила и свое продолжение, и завершение сразу. Но об этом чуть погодя.
А сейчас я расскажу о том, о чем в новелле «Был у меня друг» я умолчал. Дело в том, что когда мы учились в восьмом классе девятнадцатой школы, нас было не двое, а трое
друзей. Валерий, я и третий – вернее, третья – наша одноклассница Инночка Казеинова.
И время это, честно говоря, было для меня самым трудным в моей жизни. Потому что в
тот день, когда в нашем классе появилась новая ученица, высокая девочка со стройною
ломкой фигуркой (ее отца перевели из Москвы, из Министерства легкой промышленности
в Херсон организовывать работу хлопчатобумажного комбината), – в тот самый день, когда в классе появилась Инночка, я заболел. Заболел тяжело и надолго. Внешне все вроде
было нормально. Но вдруг исчез аппетит, куда-то пропал сон, и я даже съехал на
«тройки».
Диагноза моей болезни не было ни в одном медицинском справочнике. Потому что он
назывался: "Инночка Казеинова"… Вот так.
_______
Интересно, я рассказываю эту историю сейчас, когда прошло так много лет, и вдруг
поймал себя на мысли, что мой голос начинает дрожать… Что же, спрашивается, было в
этой девочке такое, что не отпускает, мучает меня по сей день? Хотя я, видит Бог, старался прочно забыть и ее, и все в моей жизни, связанное с ней.
В общем, заболевание мое усугублялось тем, что прекрасная москвичка из всех
мальчишек нашего класса замечала только одного. И, как вы уже, наверное, догадались, не меня.
Инночка Казеинова всему на свете, кажется, предпочитала общение с нашим
интеллектуалом и мечтателем, романтичным Валериком Черкасовым. А так как мы с ним
были друзьями, то терпела она в своих приятелях и меня. Вот такой у нас сложился
неравнобедренный треугольник.
_______
110
По аккуратным аллеям парка при сельхозинституте мы часто бродили вместе. И, думаю, многие деревья, возможно, хранят до сих пор память о нашей неразлучной
тройке…
Конечно, я все, вроде, понимал и отдавал себе отчет в том, что мне не светит, но – как
это говорится – надежда умирает последней. А у меня получалось еще хуже: надежда моя
умирать не хотела, зато от Инночкиного равнодушия иногда я сам не хотел жить.
А более всего меня угнетало, что в то время, как мои друзья – Валерий и Инночка –
были интересными личностями, людьми увлеченными и одаренными, я как-то ничем
особенным не выделялся.
Правда, увлекались они вещами разными, и это, казалось, давало мне – пусть
минимальный! – но все же какой-то шанс привлечь внимание к себе.
Валера любил свою географию, дальние моря и страны, книги о путешествиях и
путешественниках, а Инночке в школе не было равных в поэзии. К тому же, на городских
и областных олимпиадах по биологии она неизменно занимала первое место.
Хуже было со мной. Как назло – никаких тебе увлеченностей или особых
способностей. Так себе, серединка на половинку или, как любила говаривать моя старшая
сестренка – просто гриб-сыроежка…
Вот и решил я, чтобы от них не отставать, записаться в городскую библиотеку, и, к
удивлению мамы и бабушки, в один прекрасный день в нашем доме вдруг появились
сборники стихов самых разных поэтов.
Только не смейтесь! Вы же не знаете, что это такое: не имея ни малейшей склонности к
изящной словесности, заучивать наизусть десятки стихов…
И все это лишь для того, чтобы во время совместных прогулок по этому парку втроем, с замиранием сердца (оценят ли?) – как бы невзначай наизусть прочитать: Какие бледные платья
Какая странная тишь
И лилий полны объятья
И ты без мысли глядишь…
– произнести эти строки, чтобы словить удивленный взгляд той, которая казалась мне
дороже всего на свете.
Так мы и гуляли втроем: я с фальшивым пафосом читал ненавистные вымученные
стихи; Инночка Казеинова, в пол-уха слушая меня, щурила свои прекрасные табачно-медовые глаза, пытаясь разговорить Валеру Черкасова; а он отвечал все больше невпопад, находясь одновременно и с нами, и где-то очень-очень далеко.
И возвращался я вечером сюда, в этот дом, где я жил много лет назад, проклиная
себя за безволие, не имея сил делать уроки на завтра и понимая, что выброшен насмарку
еще один день. Вот такая полоса была в моей жизни.
Эта болезнь с безнадежным диагнозом, наверное, могла для меня плохо кончиться.
Если бы не моя мама. В девятом классе она забрала меня из девятнадцатой школы, отдала
работать на консервный комбинат и послала учиться в вечернюю.
Бабушка плакала: ему не место среди хулиганов! Но мамочка, как всегда, оказалась
права.
В те далекие времена девочки еще любили поэзию, а я знал наизусть много стихов, чем выгодно отличался от других учеников вечерней школы, не всегда трезвых, зато
достаточно грубых и невежественных.
Где-то года через полтора ко мне домой вдруг заявилась в гости… Инночка
Казеинова. Ее отца снова забирали на работу в Москву, и она приглашала нас с Валерой
на прощальный вечер.
После ее ухода я долго стоял на балконе. Стоял и курил. Помню, как сейчас: был
поздний вечер, сквозь редкие облака слабо просвечивались неяркие звезды. Кончились
сигареты, и мне ужасно хотелось курить. А потом на балкон вышла мама и молча стала
рядом.
111
На прощальный вечер я не пошел.
Инночку Казеинову больше не видел.
________________
– А теперь, Валера, я хочу поговорить с тобой. Знаешь, прошло столько лет, но я до
сих пор помню все наши разговоры и твою заветную мечту: любыми путями вырваться из
Союза. Поэтому у меня так гулко забилось сердце, когда в шестьдесят седьмом я узнал, что ты бесследно исчез с вахты в иностранном порту. Кстати, услышал я об этом впервые
от нашего армейского особиста, который специально несколько раз после этого приходил
для бесед со мной в наш погранотряд.
Честно говоря, я был тогда сильно напуган, но где-то в душе рад за тебя. И желал
тебе удачи – и попутного ветра в твои паруса.
Но странное дело, Валера, шли годы, а ты все не объявлялся. Это непонятно, Валера…
Давным-давно пришло время перестройки, демократии и гласности, стало
возможным говорить буквально обо всем, а ты по-прежнему молчишь…
Так получилось, что нас с тобой воспитывали мамы. Валера, сегодня их нет: ни
твоей, ни моей…
А знаешь, как бедовала Ольга Ивановна, когда после твоего ухода ее уволили с
полупроводникового завода? Тогда моя мама заставляла меня ходить и помогать твоей…
И еще – я, грешник, каюсь, что много лет не верил Ольге Ивановне, когда она
говорила мне, что не знает, где ты и что с тобой…
Не верил и все. Не мог заставить себя поверить, что тебя больше нет.
Моя мама ушла в 92-ом году, а твоя – в позапрошлом. И все эти восемь лет она называла
меня твоим именем, я ей был сыном вместо тебя, Валера…
_______
– Ну что, дружище, жизнь прожита, сегодня мне пятьдесят пять. Я выучился, Валера, на учителя русского языка и литературы, ты веришь мне, друг мой?! И нет у меня
уже ненависти к стихам – я, Валера, учу детей любить их… Странно, правда?
И знаешь, Валера, чего я сегодня боюсь больше всего? Раньше, в минувшие годы, я
боялся, что ты умер, а сейчас я очень-очень боюсь, если ты окажешься живым. Потому
что тогда я не знаю, ни что мне думать, ни как с этим вообще жить дальше… Ведь если ты
сегодня, как и я, пятидесятипятилетний, где-то и с кем-то жив, то это значит, что 34 года
назад, на злополучном Стамбульском рейде ты сразу убил всех нас вместе: свою и мою
маму, меня – незадачливого учителя, не любящего свой предмет, и несчастную Инночку
Казеинову, которая, по слухам, так и не вышла замуж, потому что имела несчастье
полюбить, прости, не твоего друга, а тебя.
Разве дальние моря-океаны стоят всего этого, Валера?
_______
– И все-таки, друг мой, если ты наперекор всему – жив, и совесть твоя по-прежнему чиста, желаю тебе я здоровья и сил, и новых удач, и ярких цветов, – и прими от
меня на добрую долгую память маленький сувенир из моей последней командировки в
Москву, вот этот скромный видеокадр…
И пусть завершит эту историю памятник одной нашей общей знакомой, который я
случайно обнаружил на Ваганьковском, любуясь истинными шедеврами погребального
искусства…
112
Узнал ли ты это задумчивое милое лицо? Помнится ли тебе ее, оставшаяся
навсегда девичьей, фамилия? Рад ли, что она посвятила себя не тебе или мне, а своей
биологии, став в 26 лет кандидатом наук?
…Вы видите эти три угловых окна на втором этаже? Здесь когда-то сидел мой 8-А
класс. А мне кажется, что это было совсем недавно…
___________
Конец.
===============
ЗИМА МОЕЙ ВЕСНЫ, СИМФЕРОПОЛЬ.
Ехать на курсы повышения квалификации директоров школ при Крымском
госуниверситете мне не хотелось. Южная зима, слякоть, скучные лекции старых
профессоров…
Лекции, действительно, были не очень, но я познакомился там с одним интересным
парнем, директором школы из Николаева Владимиром Доценко, и мы наловчились
неплохо проводить лекционные часы: усаживались назад, чтобы не сильно светиться, и
спокойно, в свое удовольствие, играли в шахматы. Слава Богу, дорожный комплект я
догадался захватить из дому. Хорошее было время.
На курсах нас было человек тридцать, в основном, из Николаевской, Херсонской и
Крымской областей. Женщин и мужчин, примерно, поровну.
Наши дни делились на две части: будни, что проходили с 14 до 19 часов на
опостылевших лекциях, и праздники – все остальное время.
113
Директора школ, в основном, люди среднего возраста, хорошо знали, зачем едут на
трехмесячные курсы, надолго отрываясь от семей и насиженных мест. Страсти кипели
нешуточные, вполне сопоставимые с времяпрепровождением в домах отдыха или на
курортах. Разве что, более длительные.
Честно говоря, одна пылкая руководящая красавица разбила там, походя, и мое
сердце, но, увы, как в омут, бросилась не в мои объятия, так что, хотел я того или нет,–
попасть в поле ее зрения мне так и не удалось. Кстати, шахматы неплохо снимают
любовное томление. Проверено на себе. Жаль…
Даже сейчас, через много лет, я вспоминаю те курсы с невольным удивлением: как
же опрометчиво, бездумно, вроде с цепи сорвавшись, зрелые люди, занимавшие в
обществе достаточно высокое положение, бросались навстречу друг к другу.
Причем, все происходило совершенно открыто, без какого-либо стеснения, как
нечто само собой разумеющееся, будто по-другому и быть не может.