bannerbannerbanner
полная версияТесей

Сергей Быльцов
Тесей

Полная версия

174. Самоубийство Федры [196]

После продолжительной и опасной борьбы, хоть старая, но еще сильная кормилица отняла у ослабленной болезнью царицы меч. Федра, не вставая с пола, долго вся вздрагивала и корчилась, как от сильнейшей боли и, наконец, заговорила:

– Ты победила, няня, но надолго ль? Весь ужас моей души выпущен теперь наружу. А как, как слушал он, надменный Ипполит, погрязший в чистоте своей души и тела! Как ускользнуть хотел от разговора! Как делал вид, что что-то не понять в моем письме ему, которое он дочитать не смог, ведь он такой благочестивый… Понять же удостоив, как покраснел от злости ли от гнева, мой этим стыд удвоив! Зачем к небытию ты мне закрыла путь, Энона? Когда себе вонзить хотела меч я в грудь, он разве побледнел? Он вырвал ли оружье из слабых рук моих? Бровей бесстрастных дуги его не задрожали, лишь взгляд был недовольно раздраженным. И меч назад он взять не захотел: моим касанием был осквернен герб рукоятки.

– Ты упиваешься тоской, тебя гнетущей, и чувствуешь, как женщина себя униженной, распятой…Я старая, но понимаю все, была и я когда-то молодою…

– Да я унижена! Стыдом распята! По-прежнему победу надо мной справляет Афродита, и факел Эрота в моей груди огонь сильнее разжигает…

– Не гасишь ты сама этот огонь, а только раздуваешь пуще. Но вспомни, что в тебе кровь Миноса течет, правнука Зевеса. Высокомерный и бесчувственный чурбан! Пусть прочь бежит бесславно он. Ты же царствуй всем на зависть и управляй большой страной!

– Мне – царствовать? Мне – управлять страной? Что предлагаешь мне Энона?! Когда мой нездоровый ум не управляет мной самой! Когда даже над чувствами своими я не властна! Когда едва дышу, едва живу! Когда желаю страстно только смерти! Смерти!

– Так уезжай на Крит, все тебе там будут рады!

– Нет сил расстаться с ним. Уже сейчас, после всего я жажду его снова видеть! Мне очень плохо, когда я с ним, но без него намного хуже. Я схожу с ума!

Вдруг Федра поднялась и с внезапным спокойствием властно отсылает кормилицу под каким-то пустяшным предлогом, выталкивает ее руками и, оставшись одна, изрекает:

– Что ж, празднуй надо мной победу, Афродита. Все стрелы твоих прекрасных сыновей попали в цель – они в моей груди. Теперь я знаю, что мне надо сделать, чтобы быть с ним все время рядом. Я отомщу ему не только за себя, за женщин всех и за любовь. Ты будешь мной довольна Афродита!

Некоторые говорят, что, когда Федра с Кипридой говорила, рядом с царицей возник невидимый никому высокий, изможденный старец с горящими глазами. Это был Антэрот – бог ненависти в любви, который заставляет безответно влюбленного из-за пренебрежения к себе или предавшего любовь, люто возненавидеть бывшего возлюбленного. Антэрот внушал необъяснимую всепоглощающую ненависть к бывшему любимому. Ненависть, порожденная любовью, считалась в Греции страшным проклятием. Нет вражды более злобной и ненависти более страшной, чем та, которая порождается любовью!..

Старец с пылающими глазами пронзил сердце Федры своей дубовой стрелой с тяжким свинцовым наконечником, и она застряла рядом с кипарисовой стрелкой с зазубренным острым крючком, выпущенной во время мистерии богом любви Эротом, братом Антэрота. И в ее израненном сердце возникла всепоглощающая ненависть к безумно любимому Ипполиту, она теперь не только не хотела жить сама, но и страстно возжелала смерти ему…

– Для Федры больше достойной нет кончины. Но знаю я, как наказать того, кто мною так надменно пренебрег, при этом я смогу сберечь потомству в почете свое имя. Да, и после смерти я славной родины моей не посрамлю и не унижу женское достоинство.

Сказав это, Федра с лицом застывшим, словно маска, быстро пишет что-то на покрытой воском дощечке, делает из тонкого, но крепкого пояса петлю и, закрепив недрогнувшей рукой ее на потолочной балке, вешается.

Не все писатели рассказывают историю о любви и смерти Федры одинаково.

Согласно Аполлодору, Федра предложила ему сойтись с ней; но Ипполит, ненавидевшей всех женщин, уклонился от этого. Тогда Федра, боясь, как бы он не рассказал обо всем своему отцу, выломала двери своего брачного покоя и порвала на себе одежду, после чего ложно обвинила Ипполита в попытке совершить над ней насилие. Только после того, как тайна страсти Федры была раскрыта, она повесилась.

Даже Еврипид, описывая историю Ипполита, сначала утверждал, что Федра клеветала на Ипполита вернувшемуся Тесею: будто бы пасынок влюбился в нее и хотел изнасиловать. Ипполит погибал, но правда открывалась, и только тогда Федра, уличенная во лжи, решалась покончить с собой. Однако при более глубоком изучении истории Еврипид остановился на изложенном ниже варианте рассматриваемых событий.

175. Тесей проклинает и изгоняет Ипполита [75]

Вернувшемуся то ли из Дельф, то ли из очередного пиратского рейда по островам и прибрежным поселкам царю доложили о постигшем его несчастье. Озадаченный Тесей, подойдя к еще не совсем остывшему телу жены, находит под ним табличку. После прочтения предсмертной записки Федры все лицо его исказилось, было видно, что царь испытывает и гнев, и омерзение, и ужас:

– Сын, Ипполит, где ты сейчас, презренный нечестивец? Как ты мог на ложе посягнуть отцовское, не устыдившись всевидящих очей Зевса. И это хваленая твоя телесная и душевная чистота, о которой недавно ты мне говорил!

Тесей механически стал поднимать и раскладывать по порядку разбросанные всюду вещи перевернутые скамейки и стулья, явно свидетельствующие о недавней борьбе. В углу он нашел меч, на костяной рукояти которого был такой знакомый ему знак родовой – две вырезанные серебристо-черные змеи с зелеными головами – герб Эрехтеидов. Этот меч он сам подарил Ипполиту.

Тесей крикнул слугам, чтобы ему срочно нашли Ипполита. То ли будучи не в силах ждать сына, то ли не надеясь, что его найдут и приведут к нему, он вдруг закричал высоким и громким изменившимся голосом:

– Я проклинаю негодяя сына и осуждаю на многолетнее изгнанье! Трезен он покинуть должен прежде, чем над миром лучезарный Феб взойдет.

Появившийся Ипполит, казалось, не был сильно удивлен смертью мачехи, которую он видел совсем недавно почти безумной, пытавшейся покончить с жизнью его мечом. Но он был не приятно изумлен последними жестокими словами родителя, который осудил его на страшное изгнание, даже не выслушав. Встретив, полный ненависти взгляд отца, он сморщился и крепко сжал губы, казалось, он в себе замкнулся, словно окаменевший.

– Ты нечестивый негодяй, раз изнасиловал отца супругу! Твоих я даже не желаю слышать оправданий. Ты смертью Федры уличен, следами вашей с ней борьбы, брошенным здесь твоим мечом и ее запиской. Ты из низких самый низкий. Перед ее предсмертным обвинением, что будут значить твои слова? Ты мною справедливо осужден. Немедленно покинешь ты Трезен. Священная земля Афин, и страны все объединенной моей державы будут отныне для тебя закрыты. Ступай изгнанником хоть на край самый земли!

– Твоей души, отец, слепая страсть и гнев ее тяжелый оставляют глубокий след в уме – не оттого, чтоб был ты прав, однако. Оставь совсем без возраженья я твои слова – и справедливость бы обидел. Взгляни вокруг на землю, где ступает твоя нога, на солнце, что ее живит, и не найдешь души единой безгрешнее моей, хотя бы ты и спорил, царь. Богов я чтить умею. Ты упрекал меня в страстях, отец, – нет, в этом я не грешен: я брака так и не познал, и телом чист по-прежнему. Клянусь Земледержцем, земли Колебателем Посейдоном, что никогда жены твоей не трогал, что не желал ее словесно и что о ней даже не думал. Пусть я умру бесславно и покрытый позорным именем, ни в море я, ни на земле пускай успокоенья и мертвый не найду… коль это ложно… Она же умерла, наверное, от собственной руки и тому была причина, но больше говорить мне честь не позволяет… Я одному, отец, теперь дивлюсь – изгнанью и проклятью. Зачем не ищешь смерти для меня? Будь на твоем я месте, так обидчик казнен бы справедливо был за честь жены.

– О, это слишком мягко, Ипполит. Казни немедленной от нас себе не жди. Преступнику конец поспешный – большая милость. Нет, ты, вдали от родины скитаясь, будешь жить, вымаливая хлеб и кров, как безродный нищий или презренный раб… А теперь иди. Ты мерзок мне, девственник лживый.

– Как? без суда? без клятвы? свидетелей не допросив? и даже без гаданий – сразу приговор?

– Ты изведешь меня изощренной ложью… Ты сам себе всегда кумиром был, отца не чтил и кончил плохо. Вон из дома моего, сейчас же, без всяких промедлений!

Ипполит, хлопая дверями, выбежал из дворца и, не раздумывая, вскочил на передок повозки. С ободка схватил проворно вожжи он, но кобылиц в первый момент сдержал и, к небесам воздевши руки, стал истово молиться:

– О Зевс, охранник справедливости, с клеймом такого гнусного злодея жизни вовсе мне не надо. Но дай когда-нибудь, останусь я в живых иль не останусь, чтобы отец мой понял, как дурно он со мною поступил, осудив без всякого суда. Пусть, хоть и поздно, раскается Тесей, и я хотел бы это знать.

Услышавший это Тесей, злобно потемневшими сверкнув очами, воскликнул гневно:

– Вместо того, чтоб самому покаяться, ты ждешь, чтоб я раскаялся… Насильник! Лживый негодяй! О, Посейдон, о мой божественный отец! Ты обещал мне три желания исполнить. Одно ты выполнил на Крите и вот желанье второе: пускай мой нечестивый сын до следующего утра… не доживет!

176. Смерть Ипполита [75]

На следующие день конюх Ипполита пришел к Тесею и рассказал, что Ипполита больше нет, его разбили собственные кони.

– О небо! Причастен к его смерти Посейдон? Как погиб, скажи мне, этот муж, поправший честь и пораженный правдой?

Спросил не очень удивленный царь, на что конюх с готовностью ответил:

– Когда мы вечером неслись по полю, с которого холмы к Саронскому спускаются заливу, какой-то гул подземный, точно гром, послышался оттуда отдаленный, вселяя страх и ужас. На море вдалеке мы увидели огромную волну, вздымавшуюся дивною горой. От глаз она закрыла даже скалы. Волна эта раздулась еще больше и, сверкая, надвинулась на берег, и из нее мычанье вдруг раздалось, и верхушка ее раскололась. Бык круторогий тогда явился из пучины, струю морскую изрыгая из ноздрей и из широкой пасти. Ущелья следом окрестные наполнил дикий рев… И снова, и ужасней даже будто бык заревел. Как выдержать глаза, не знаю я, то зрелище сумели? От страха кобылицы, сталь закусив зубами, понесли… И ни рука возничего, ни дышло и ни ярмо их бешеных скачков остановить уж не могли. Куда метнутся кони, туда и зверь – он больше не ревел, лишь надвигался все ближе, ближе… Безумная скачка окончилась, когда колесо разбилось вдребезги… был опрокинут юный царь вместе с колесницей. Это был какой-то ужас. Смешались, закружились осей обломки и колес, а царь несчастный в узах поволочился тесных своих вожжей, – о камни головой он бился, и от тела оставались на остриях камней большие пятна крови. Тут не своим он голосом кричит: "Постойте ж вы, постойте, кобылицы! Не я ли вас у яслей возрастил? Постойте же и не губите – это все проклятие отца. О, не ужель невинному никто и не поможет?" Отказа бы и не было, но от него мы были далеко. Уж я не знаю, как он путы сбил, но мы едва живого его нашли на поле. А от зверя и кобылиц давно простыл и след…Хоть я, конечно, в твоих чертогах царских только конюх, но я бы не поверил никогда про сына твоего дурному слову. Пускай бы, сколько есть на свете жен, хоть все повесились и писем выше, чем Ида, мне наоставляли гору. Я знаю только, царь, что Ипполит хороший человек и потому невинен.

 

Тесей нахмурился и долго думал. Наконец, тряхнув власами, он медленно сказал:

– Мне пострадавший все же ненавистен, и сладостны мне были вести мук. Но он мой сын, и узы крови для меня священны и потому – ни радости, ни горю здесь не место. Сюда его несите… Заглянуть в глаза ему хочу и волей бога, и этой карой страшной уличить хочу его во лжи и нечестивом злодеянье.

Некоторые говорят, что Тесей все же решил, хоть с опозданием провести допрос свидетелей и первом делом допросил кормилицу Энону. Сначала преданная своей госпоже, даже мертвой, старуха изворачивалась как только могла и даже под клятвой лгала, но проницательный Эгеид это заметил и строго приказал слугам:

– Рабы редко бывают правдивыми свидетелями, особенно против своих господ; их следует принуждать говорить под пыткой, которая неизбежно вырывает у них истину. Истязайте ее ударами, сдирайте с нее кожу, лейте в нос уксус и делайте все, что хотите, только не убейте, пока не вырвете у нее всю правду!

Когда под пыткой Энона рассказала и о любви Федры к Ипполиту, и о том, как пасынок ее отверг, и о том, как она боролась с госпожой, пытавшейся с собой мечом покончить, Тесей не испытал сильного раскаянья и, уединившись, так беседовал со своим сердцем:

– Что ж, видно так Судьбе его было угодно. Я понимаю, что дурно с сыном поступил и пусть в Аиде Ипполит узнает это, как он желал при расставании. И все же я большой вины в сердце своем не ощущаю. Так на моем месте поступил бы каждый. Пред таинственном смерти люди не лгут и потому предсмертной записке Федры следовало верить. И Ипполит был очень странным: он с женщинами знаться не хотел, так поступают лишь больные умом иль телом люди. Он же был вполне здоров, и я подумал, что его воздержание от женщин вдруг прорвалось, как плотина тогда, когда Федра случайно оказалась рядом, и он мужчиной стал, ложе осквернив отцовское. Да, так в душе я думал… Я виноват лишь в том, что сразу не пытал Энону, хотя бывает, что и под пыткой раб не скажет правды. Что ж, еще раз признаю, что я ошибся, и еще раз повторю: в этом виновата прежде всего Мойра, которая спряла ему такую долю.

Афиняне же в честь Ипполита насыпали высокий курган, расположенный рядом с храмом Фемиды, потому что его смерть была вызвана проклятьем. Неподалеку от святилища Саронической Артемиды еще показывают старую оливу, которую называют Скрученной, в ветвях которой и запутались вожжи колесницы Ипполита. А на небе есть так называемое созвездие «Возницы», его-то трезенцы и считают Ипполитом, получившим от богов такую высокую честь.

177. Артемида обвиняет Тесея [75]

Другие же, подобно Еврипиду, о том, как Тесей узнал правду об отношениях законной супруги и сына от амазонки рассказывают так: Возникшая пред Тесеем из воздуха стрелолюбивая Артемида, не снимая ни колчана, ни лука, посмотрела на него с высоты своего божественного роста и возвестила с большой укоризной:

– Внемли мне, сын Эгея, к тебе обращаюсь я, божественная дочь матери лучшей в мире – Латоны. Знай же, что сын твой умер чистым, не запятнавшим себя никаким нечестивым поступком, и ты в его смерти виновен. Как же ты мог, безумный, судом скорым, неправым погубить тобою рожденного? Жены словами ложными окованный, грех недоказанный ты обратил в мир поразившее злодейство…, и я жены твоей любовное должна раскрыть безумье и, может быть, борьбу. Сердце ей ужалил тайно Эрот, и неистовой любовью к царевичу царица запылала: Любви богиня гневная так пожелала, что для нас, в невинной чистоте отраду находящих, особенно бывает ненавистна. И разумом, и волей Киприду одолеть пыталась Федра, но все было тщетно, ибо невозможно человеку с божеством Олимпа сражаться и победить. Ее слова твой сын отринул, но обвинять ее в порочной страсти ему не позволяло благородство, как ты его не оскорблял. Возненавидевшая юношу за чистоту царица не побоялась пред самой смертью ложь оставить, а ты, ее словам поверив, сына проклял… Мучительны слова мои, Тесей, но должен ты их молча слушать дальше, и помнишь ли, о низкий, что тебе исполнить три желания отец поклялся, и ты одно из них направил против сына… Не Посидон чадолюбивый виновен тут: его и помыслы чисты, и свято исполненье. Ты перед ним и предо мной единственный виновник, потому что ты не искал свидетелей, гаданьем пренебрег, улик не разобрал и, времени для истины жалея, с поспешностью преступною своей сгубил проклятьем сына… Ты согрешил, но и тебе возможно оправданье. Киприды здесь желания и гнев слились, и я помочь была не в силах, ведь меж богов обычай есть: наперекор друг другу не идти, ибо свершенного одним богом, другой бог изменить не может. Мы в сторону отходим, если бог горячие желанья разливает. О, если бы не страх, что оскорблю я Зевса, как хранителя законов, иль, думаешь, я бы подъяла стыд, любимого из смертных уступая богам земли? Твоя вина, Тесей, неведеньем ослаблена и тем, что воли злой ты не имел; с собою от правды ключ царица унесла, а смерть ее твой помутила разум… Всех тяжелей тебе, конечно, царь, но скорбь и я с тобой делю. Печалит и нас, бессмертных, людей благочестивых смерть, и только злых мы с корнем вырвать рады… Киприде же я справедливо отомщу и погублю охотника того, кто ей милей других – Адониса, сына Кинира и нечестивой Мирры.

Богиня охоты и дикой природы дождалась удобного для мести момента, предначертанного непреложной Мойрой Лахесис и предоставила примчавшемуся в лес по доносу Персефоны второму супругу любвеобильной Пафийки Аресу кабана, который растерзал юного охотника, овеянного небесной красотой.

Потрясенный Тесей долго сидел, закрыв лицо обеими руками. Артемида же решила отличить своего бедного, лучшего друга честью высокой. Отныне перед свадьбой каждая девица дар волос ему, как местному божеству, будет нести. И этот обычай перейдет в даль седую веков, и в вечность в пении девичьих чистых уст он передастся.

Как рассказывает Павсаний, Ипполиту, сыну Тесея, посвящен прекраснейший участок; на нем есть храм и древняя статуя. Они говорят, что все это соорудил Диомед и что, кроме того, он первый принес жертвы в честь Ипполита. У трезенцев жрец Ипполита облекается этим саном на всю жизнь; жертвы они приносят ежегодно. Затем у них введен такой обычай: каждая девушка перед браком отрезает прядь волос и приносит ее в храм и посвящает Ипполиту. Они не хотят признавать, что он умер, разбитый своими конями, и, хотя они знают, где находится его могила, никогда ее не показывают.

178. Жизнь Ипполита с Эгерией и соединение с Арикией

Когда бесплотную душу Ипполита чернокрылый Танатос, мрачный бог смерти с сердцем железным доставил в Аид, Артемида упросила своего племянника великого целителя Асклепия оживить его изуродованный труп. Пугатель недугов и добрый плотник безболья, как его называл сладкоголосый Пиндар, воспользовался кровью из правой половины рассеченного Персеем тела Медусы-Горгоны, переданной ему мудрой Афиной и оживил Ипполита.

– Я уже видел беспросветное царство, во Флегетона огненную волну погружался истерзанным камнями прибрежными телом! Если б не чудесная сила врача, знаменитого Аполлонова сына искусство, не возвратилась бы ко мне милая жизнь никогда.

Так с благодарностью вспоминал о своем оживлении сам Ипполит.

Однако Танат и Аид и, главное – непререкаемые Мойры, посчитали себя уязвленными и заставили Зевса убить Асклепия перуном, поскольку он оживлял смертных уже не в первый раз. Больше это терпеть Мойрам было никак невозможно, ибо нарушался вселенский Порядок, заведенный их матерью всесильной богиней необходимости Ананке.

Танатос же стал разыскивать воскрешенных, чтобы восстановить мировой порядок и вернуть их в Аид. Поскольку среди воскрешенных были сплошь одни великие герои, то они отправлялись к Радаманту в Элисиум или к Крону на Левку – остров блаженных.

Согласно «Метаморфозам» Овидия, латиняне рассказывают, что тогда не привыкшая сдаваться Артемида окутала Ипполита густым облаком и превратила его в старика. Изменив его внешность, богиня перенесла его в свою священную рощу в италийской Ариции.

– Чтобы с даром таким, там будучи, не возбуждал я зависти большей, густым меня Кинтия облаком скрыла. Она сомневалась, на Крит ли отправить или на Делос меня; но и Делос и Крит отменила и поселила вот здесь; лишь имя, коней напоминающее, повелела сменить: "Ты был Гипполитом, – молвила мне, – а теперь будь Вирбием – дважды рожденным!" И, чтобы я в безопасности жил, она возраста мне придала и сделала так, чтобы стал я неузнаваем.

Так рассказывал сам Ипполит о своей новой жизни в роще, в которой он жил, как божество, но из меньших. Волею скрыт госпожи, к ее приобщился служенью.

Некоторые говорят, что по желанию Артемиды он женился на нимфе – прорицательнице Эгерии (бывшей божественной супруги римского царя Нумы Помпилия), и жил с ней на берегу вековечного озера среди темных дубовых лесов и рощ черных тополей. Однако Ипполит не обрел желанного счастья, и Эгерия это чувствовала и много, страдая, горьких слез проливала. Наконец, страдалицы чувством тронута, Феба сестра из нее ледяной источник произвела, превратив ее плоть в вековечные холодные воды. Ипполит не мог быть счастлив с Эгерией потому, что он еще при жизни был тайно влюблен в дочь Палланта Арикию, свою двоюродную тетку, которую за юный возраст многие считали его троюродной сестрой. Таким образом сын Амазонки не был свободным философом, чистым душой и телом, свободным от каких бы то ни было несовершенств. Ипполит лишь однажды видел свою дальнюю родственницу по отцу, но этой единственной встречи хватило, чтобы перевернуть всю его жизнь. Он действительно не любил всех женщин, но одну он тайно боготворил. Он не мог о своей любви сказать открыто потому, что она принадлежала к ненавистному Тесею дому Паллантидов. Тесей, расправившийся с отцом и братьями Арикии после того, как у него родились два сына от Федры, стал содержать ее как опасную пленницу в Трезене. Дабы она не стала матерью новых Паллантидов, он сестру своих врагов на девство вечное обрек. Однако теперь Ипполит, бывший фактическим правителем Трезена, ибо Питфей был уже стар и немощен, смог часто видеть Арикию, но он по-прежнему был вынужден держать свое чувство к ней в тайне, особенно от отца. Арикии понравился мечтательный юноша с пепельными волосами и синими, как небо глазами, но она долго не решалась признаться в этом даже себе – ведь он был сыном Тесея, безнаказанно убившего всех ее многочисленных родных. Она опасалась, что Ипполит унаследовал от отца все низкие черты, ведь Тесей прославился не только своими подвигами, но и жестокостью, а также тем, что соблазнял и бросал многих обманутых женщин. Однако, узнав Ипполита из рассказов своей служанки лучше, дочь Палланта пленилась его душевной чистотой и благородством. Им не суждено было Мойрой на земле обрести светлое счастье – Тесей после клеветы и смерти Федры проклял сына, и Ипполит погиб под копытами своих коней, разбившись о камни. Безбрачная Артемида, никогда не знавшая ложа мужчины, тем не менее, ревновала и потому долго не хотела соединения Ипполита с Арикией. Однако после превращения нимфы Эгерии в источник, она выполнила заветное желание Ипполита – соединиться навечно с Арикией, которую латиняне звали Арицией.

Как рассказывает Вергилий в «Энеиде», Ариция родила Ипполиту сына, которого назвали Вирбием, что означает «дважды человек».

 
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44 
Рейтинг@Mail.ru