Сергей Быльцов
Тесей
80. Дамаст
Самым знаменитым разбойником, подстерегавшим путников на дороге между Мегарой и Афинами, был Прокруст (растягивающий). Некоторые называют и другие его имена такие, как Полипемон (причиняющий страдания), Дамаст (одолевающий) и Прокопт (усекатель).
Рассказывают также, что в то время, когда царь морей Посейдон спорил с богом солнца светоносным Гелиосом за коринфскую землю, он увидел юницу Силею, прекрасную дочь сына Марафона Коринфа, давшего городу и земле свое имя. Говорят даже, что Посейдон проиграл спор за землю потому, что страстью зажегся к Силее, а дева отвергла его. Любвеобильный царь зыбей не находил себе нигде места, пока однажды не подкараулил юную красотку на пустынном морском берегу и не утолил свое буйное вожделение, насильно похитив нежные дары ее милого девства.
Чадолюбивый Коринф, узнав о беременности дочери, не выгнал ее и не приказал умертвить после родов ребенка, как это часто делали в подобных случаях многие жестокосердные отцы – гордецы. Новорожденному мальчику дали имя Дамаст, имея в виду, что, возмужав, он будет одолевать всех врагов.
Некоторые говорят, что Силея была женой, а не матерью Дамаста – возможно, так думают потому, что сын, став взрослым, возлег с матерью и потом делал это не раз.
Дамаст в детстве ни в чем не нуждался, хотя ни мать, ни дед его не любили. Мальчик это чувствовал и, рано познакомившись с богиней стыда Айдос, стыдился своего происхождения. Силея и Коринф, в отличие от Эфры и Питфея не стали убеждать людей, что Дамаст – сын Посейдона. Поэтому все думали, что безнравственная царевна нагуляла ребенка с кем-то из сверстников, который отказался на ней жениться. Вскоре, подружившись с богиней обмана Апатой, мальчик стал часто лгать и хитрить.
Хотя Дамаст был сыном могучего Посейдона, он, как и Тесей, не был особенно сильным. Однако он был страшен своей хитростью и коварством, и еще он был большим мастером в изготовлении кроватей, что сыграло большую роль в его жизни.
С детских лет он полюбил плотничье дело и в 15 лет изготовил не только для себя, но и для деда и матери дивные кровати. Особенно хорошей была кровать матери. Дамаст как плотник искусный вырубил из дуба брусья разных размеров и остругал их гладко инструментами медными, по шнуру и отвесу проверяя все время. Соединив те брусья меж собой и поставив их на крепкие ножки, много в них отверстий буравом он просверлил, чтобы в просверленных дырках кровати укрепить разные ремни, на которые укладывались большие подушки. Для материнской кровати кроме ремней, он зачем-то укрепил пружины разные и защелки и замаскировал их искусно так, чтобы никто – ни люди, ни даже бессмертные боги, обладавшие зрением особенно острым, увидать их не смогли бы. После брусочками полированного кипариса, а также золотом, серебром и слоновою костью всю кровать матери сын украсил, подушек красивых пурпурных положил на ремни и покрыл их пушистым сверху ковром, а на него огромное пурпурное одеяло своими руками послал.
Такую кровать Дамаст сделал для матери не спроста. Став юношей, он сторонился женщин, хотя и испытывал к ним жгучую телесную тягу, которую долго подавлял. И вот, когда в доме были одни только спящие слуги, он напился для храбрости чистого вина и вошел в спальню матери, спящей на прекрасной кровати, изготовленной им. Когда он сорвал с матери пушистое одеяло, она проснулась и хотела вскочить, но юноша дотронулся до какой-то пружины в кровати, и мать оказалась крепко привязанной двумя ремнями к кровати. Испуганная Силея не успела открыть рот, как Дамаст засунул в него заранее припасенную тряпку. После этого негодяй до утра много раз колебал ремни и пружины кровати, наслаждаясь беспомощным телом Силеи, а перед уходом освободил ее от ремней и сказал:
– Если ты расскажешь кому-нибудь о том, что случилось, то пожалеешь. Я скажу, что ты сама позвала меня к себе в спальню и совратила. Слуги в эту ночь твоих криков не слышали и, значит, с моей стороны насилия не было. Подумай кому поверят, ведь мне 15 лет, а ты зрелая женщина, да еще и без мужа ночами страдаешь так же, как я без отца. Впрочем, можешь рассказывать, если хочешь. Ведь я сейчас поступил, как сам Зевс однажды поступил со своей матерью Реей. Некогда Олимпиец увлекся Фемидой, но титанида отказывалась от внебрачных любовных ласк, и он предложил ей стать его супругой. Когда о планах сына узнала его мать Рея, она попыталась воспротивиться им, предвидя разные беды и запретила ему жениться на Фемиде. Зевс рассвирепел, усмотрев в материнском запрете покушение на свою царственную власть и пригрозил овладеть ею. Рея превратилась в ужасную змею, но Зевс не испугался и, сам, превратившись в огромного пятнистого змея, исполнил свою угрозу и насильно матерью овладел, как я тобою.
Кроткая Силея, слушая россказни сына после того, что он сделал, пыталась понять – он настоящий безумец или одержимый чрезмерной юношеской похотью нечестивец? В конце концов она решила, что во всем виновата наследственность, доставшаяся Дамасту от Посейдона, ведь и тот ее изнасиловал… Она никому ничего не сказала, даже отцу, и Дамаст теперь каждую ночь приходил на ее ложе и предавался с матерью преступной любви до самого утра.
Слугам, спавшим перед комнатой Силеи, Дамаст за молчание заплатил, но вскоре кто-то из них проболтался, и Коринф узнал обо всем. Он опять простил дочь, которая в силу мягкости характера не умела быть решительной и строгой, а нечестивого внука из дома изгнал навсегда и постарался, чтобы о его преступных наклонностях никто не узнал.
Мать из жалости дала сыну много денег, и Дамаст поселился в хорошем доме у широкой дороги, ведущей из Мегар в Афины недалеко от Элевсина и занялся изготовлением и продажей кроватей, что делать он и любил, и умел, как искуснейший плотник.
81. Встреча Тесея с Дамастом
Тесей помнил рассказ деда Питфея о Прокрусте, растягивающим путников на своем ложе и, оказавшись на дороге, ведущей из Мегар в Афины стал, как всегда, расспрашивать всех о самом знаменитом местном разбойнике. Люди разное рассказывали о Дамасте, получившем имя Прокруст после того, как он ушел из дома деда и стал жить один.
Некоторые соседи Прокруста говорили, что, обитая у дороги, Прокруст подстерегал уставших путников и радушно приглашал их в дом. Он вежливо придвигал скамью, предлагая пришельцу отдохнуть с дороги и спешил развести очаг, чтобы зажарить мясо или поставить вариться овощи с кусами отборного мяса. Пока готовилось горячее блюдо, гостю он давал серебряный таз с теплой водой, чтобы в ней утомленные ноги могли отдохнуть и предлагал прилечь на казавшееся мягким ложе, покрытое нарядной праздничной тканью. Как только путник оказывался на изготовленной Прокрустом кровати, он оказывался прикованным к ней замаскированными крепкими сыромятными ремнями. Человек не мог подняться и попадал в полную власть нечестивцу – злодею. Если постель оказывалась мала путнику, то искусно спрятанный топор приходил в действие и отрубал человеку выступающие части тела – голову и ступни ног, если они тоже свисали с кровати. Если же ложе было велико, то Дамаст включал блочный механизм, который растягивал человеку позвоночник, и тот умирал в ужасных мучениях.
Особенно осведомленные люди говорили, что в начале, эти страшные постели были сделаны Дамастом для того, чтобы удовлетворять его мерзкую похоть. Он не приглашал в свой дом одних мужчин, а зазывал только пары женщина – мужчина или двух женщин. Как только пара после обильного ужина ложилась спать, постели их сковывали, и они становились беспомощны, как младенцы. Дамаст включал механизм, который убивал мужчину, отрубив ему голову или растянув позвоночник. Затем он несколько дней и ночей насиловал женщину, пока не пресыщался, после чего и ее убивал на одной из кроватей, чтобы не оставались свидетели его преступлений.
Однако нашлись и такие, которые уверяли Тесея, что все рассказы о злодействах Прокруста – это чистые выдумки лжецов и завистников, ведь тот сильно разбогател, изготовляя и продавая чудесные кровати, за которыми приезжали со всего Пелопоннеса, и из Аттики, из Этолии, и из других полисов великой Эллады. Он, якобы, изготовил даже несколько кроватей для скиптроносцев, питомцев Зевеса потому, что они считали, что в кроватях Дамаста сон особенно крепок и сладок.
Одна не молодая уж женщина так Тесею сказала:
– Я хорошо знаю Дамаста и дома у него бывала не раз и даже перед заказом у него двух кроватей, полежала на образцах кроватей в его доме, для их проверки, ведь очень они дорогие. Человек он трудолюбивый и плотник искусный. Слухи о его преступлениях жутких хорошо мне известны, ведь ходят они здесь повсюду, но ни одного свидетеля нет. Это все черная зависть. Я ненавижу Зависть – эту высохшую изможденную старуху, которая ест сердце, вырванное из собственной груди и свои внутренности. Не милы ей достиженья людские и, видя их, она страдает и чахнет, мучит других, и сама одновременно мучается. Зависть особенно часто порождает вражду между соседями, и они начинают распространять всякую ложь друг о друге, которую тут же подхватывает Молва. Слава худая быстро приходит, и потом избавиться от нее почти невозможно. И сама не исчезнет бесследно Молва, ведь она, как и Зависть, тоже богиня… Впрочем, иногда мне кажется, что Дамаст сам первый придумал страшную историю о своих преступлениях, чтобы о нем слава по всей Элладе пошла, и к нему люди стали бы со всех концов приезжать и кровати заказывать.
Тесей узнал, где находится дом Прокруста и решительно к нему устремился, хотя в мыслях своих еще колебался:
– Несмотря на то, что живых свидетелей злодейств Прокруста не оставалось, дыма без огня не бывает. Вездесущая молва все видит, что в небе творится, на море и на земле, – все в мире ей вечно надобно вызнать. И мне следует соблюдать особую осторожность, ведь Прокруст, как говорят, еще и очень коварный. Дело мне предстоит необычное. И, если все правда, то пригласит ли он меня, ведь я не дева в первом цвету и не полногрудая женщина…Все надо прежде разузнать хорошенько и, если Прокруст окажется злодеем, надо его на его же кровати жизни лишить, чтоб люди меня называли обязательно справедливым героем, ведь справедливость и бессмертным богам милее всего из всех добродетелей.
Тесея никто не поджидал у дороги, на обочине которой стоял дом Прокруста и ему пришлось постучать в высокие крепкие ворота. Вскоре ему открыл благообразного вида мужчина лет сорока или чуть более. Прокруст не выглядел силачом, он был одинакового роста с Тесеем. Юноша сказал, что очень устал с дороги и просит пристанище на одну ночь и готов за это хорошо заплатить. Хозяин сморщил один глаз, как будто что-то прикидывая, а вторым глазом косился на меч и палицу, висевшие на поясе героя. Тогда Тесей, скромно потупив глаза, словно стыдливая девушка, добавил:
– Я недавно круглым стал сиротой и иду к дальнему родственнику в Афины, которого никогда не видел, и он меня тоже не видел и, возможно, не знает даже о моем существовании и потому неизвестно еще, как меня примет.
Тесей давно догадывался, а теперь ясно понял, что Прокруст не всех в свой дом приглашает и решил его раззадорить своим одиночеством и видом юным и по-женски стыдливым. Хозяин дома попался на удочку Тесея и, навесив на рот приветливую улыбку, с притворным радушием его в дом пригласил.
82. Тесей пирует с Прокрустом
В небольшом, но красиво отделанном полированными пластинами дуба, зале, уже накрытом для пира, Прокруст, окидывая Тесея оценивающим, словно девушку, взглядом, сказал более, чем радушно:
– Возрадуйся, гость дорогой. Меня люди Дамастом зовут, что значит Одолевающий, ведь я стараюсь одолевать зло, которого в нашей мало радостной жизни так еще встречается много. Соседи иногда Прокрустом так же меня именуют, что значит Растягивающий – это потому, что они считают, что я люблю растягивать всякое удовольствие, например, пировать или заниматься любовью, которой нет ничего в жизни прекрасней.
Прокруст опять окинул гостя и, особенно, его оружие недоверчивым взглядом и, как будто успокоившись, нарочно небрежным голосом продолжил:
– Так, что меч и дубинку свою при входе в зал, где мы будем с тобой пировать, можешь оставить, ведь не угрожает тебе здесь никакая опасность. Самому Зевсу-Гостеприимцу всякий странник угоден, и он, как охраняющий чужеземцев Ксений всячески его защищает.
Тесея не ввели в заблуждение все эти изощренно лживые речи, он, все время думая об осторожности, решил не рисковать и, сделав глупое лицо, сначала вытянул, как ребенок, свои тонкие губы, а потом открыл их и ответил голосом самым правдивым:
– Прости, хозяин, меня, дорогой. Палицу я сниму, а меч – никак не могу. Дело в том, что меня до сих пор друзья часто за девушку принимали, наверное, за мою нежную внешность и уступчивый, мягкий характер. Насмешки их меня обижали, и я дал зарок – меч никогда не снимать, чтобы характер воспитывать и мужественным всем казаться.
– Что ж, гость дорогой, делай, как знаешь. А сейчас пищи моей, прошу тебя вкусить и вина медосладкого также из полной чаши отведать! А после того, как жажду этим терпким Критским вином утолишь и голод пищей насытишь, я спрошу у тебя – что за юноша ты такой еще молодой и один по нашим небезопасным дорогам бесстрашно шагаешь? По одежде твоей и рукоятке меча, на которой герб виднеется чей-то, вижу я, что род ты, конечно, ведешь от питомцев Зевса царей, которых он возвеличил блещущей славой. Селяне или ремесленники таких, как ты, детей никогда не произвели бы на свет.
Тесей на миг так расслабился от притворно искренней речи, сказанной приветливо и радушно, что даже подумал: не попроситься ли перед ужином в баню, но тут же отбросил эту мысль, вспомнив о славе ужасной Прокруста, «растягивающего» не удовольствие, а тела путников на страшных кроватях.
Дамаст явно старался споить Тесея чистым вином, но юноша, крепко сжав губы, сразу твердо сказал, что его живот не принимает много вина, тем более чистого, и его всегда рвет, если он выпьет больше одного килика.
Прокрусту, кажется, не нравилась трезвость Тесея, но вида он не подавал и, узнав, как Тесея зовут, откуда он и куда идет, казалось, потерял к нему интерес, хотя и пытался порою для поддержания разговора шутить.
Тесей решил рассказать всю правду о своем рождении, о матери Эфре и отце Эгее, которого никогда не видел, солгал он, только, выдумав смерть матери:
– Мать моя Эфра от какого-то афинянина забеременела и умерла во время родов, родив мертвого ребенка. Теперь вот, воспитанный дедом, иду в Афины на поиски отца, который даже не знает родился ли я 17 лет назад или нет, ведь он провел с моей матерью одну только ночь и притом сильно пьяный.
Прокрусту понравилась история гостя, и он сказал, что они с Тесеем похожи – он тоже не знает от кого его мать родила – то ли от похотливого сверстника, то ли от бога. После обеда, хозяин подал гостю таз и кувшин с рукомойной водой и повел его в спальню. Он попытался обнять Тесея за плечи, но тот из осторожности, чтобы враг не был сзади, ему сказал, что у него целую неделю побаливает спина и, особенно, плечи от разной непривычной работы.
Сердце юноши начало гулко биться – приближалась развязка. Больше всего его беспокоило коварство Прокруста. Он надеялся, что схватка начнется у самой кровати с замаскированными ремнями, но ведь злодей мог напасть и раньше, если, что-нибудь заподозрит. Поэтому, юный герой, опасаясь удара сзади по голове, попросил, хозяина первым идти, освещая факелом дорогу потому, что он с детства боится темноты.
83. Тесей отрубает Прокрусту голову на его же кровати
Вот и спальня. Тесей увидел роскошную кровать с низкими резными спинками, покрытую пурпурным одеялом. В кровати не было ничего подозрительного, она была просто очень красивой, хотя обе спинки были слишком низкими. Прокруст стал рядом с кроватью и сказал заботливым тоном:
– Уже очень темно, раздевайся и ложись, пока я посвечу. Потом факел я на стену повешу. Надеюсь, тебе понравятся подушки и одеяло из тончайшего лебединого пуха.
– Прости, радушный хозяин. Я бы хотел раздеться и лечь в одиночестве. Очень я стесняюсь раздеваться при чужих людях.
Было видно, как Прокруст, нахмурив брови, колебался, не зная, что ему делать. Можно было подумать, что он все же хочет гостю помочь, но боится навязчивым быть. Но Тесей был уверен, что Прокруст колеблется: толкнуть его на кровать или выйти и подождать, когда он сам возляжет на коварное ложе.
– Хорошо, садись на кровать, а я повешу факел и уйду.
Однако внутренне готовый в любой момент ко всему юноша старался не оказаться между кроватью и Прокрустом, чтобы тот его не толкнул на свое ужасное ложе.
Тесей сделал вид, что хочет присесть на край кровати и повернулся к разбойнику боком, а сам краем глаза внимательно за ним все время следил. Он вовремя заметил, как злодей быстро воткнул факел в держатель и замахнулся назад обеими руками, чтобы его сильнее толкнуть на кровать. Юный герой был к этому все время готов.
Тесею пригодились уроки борьбы, которую он любил с детства, и в Трезене достиг в ней больших успехов, хоть и был среднего роста и не большого веса. Когда руки Прокруста оказались у его плеч, и сам он вперед подался к нему, юноша схватил его за правую руку обеими своими руками и резко дернул руку вниз и вперед, закидывая Дамаста на свою спину. Одновременно Тесей чуть присел и распрямляясь перекинул Прокруста через себя прямо на ложе.
Все случилось почти так, как Тесею хотелось, Прокруст боком упал на свое ложе, но ремни, против ожиданья Тесея, его не обвили.
– Неужели я ошибся, и он действительно радушный хозяин и все ужасные рассказы о нем и его кроватях – сплошная ложь, выдуманная завистливыми соседями?
Подумал Тесей и решил проверить что правда, что ложь, на деле, разобравшись с кроватью, а перед этим вызвать Прокруста на откровенность прямыми обвинениями, и если – он злодей, то одолеть его в битве, и он закричал:
– Сдавайся, нечестивый разбойник! Я все о тебе давно знаю и пришел положить конец злодействам твоим. Если не сдашься, будем насмерть бороться!
Прокруст вскочил с кровати и со звериным рыком кинулся на юношу. Как с высокой горы, вершина которой снегом покрыта, устремляется вниз с шумом и ревом поток полноводный, вспухший от паводковых вод и от зевсовых ливней жестоких, так и Дамаст устремился к Тесею.
Борьба была не долгой. Тесей хоть был юн, но не зря считался первым в Трезене борцом. Он опасался, что во время рукопашной борьбы, в которой противники оплетают друг друга руками, Прокруст может его коварно ударить ножом, и потому сделал вид, что замахивается правой рукой, а сам ударил правой ногой разбойника между ног. Удар был точным и сильным. Прокруст схватился за свое мужское достоинство и с воплем упал на колени, а перед этим на пол со стуком из его руки выпал нож. Тесей поднял обе руки и изо всех сил резко ударил ребрами ладоней злодея по шее, которая сухо хрустнула, и схватка закончилась.
Тесей, сморщившись, как от зубной боли, заставил себя осторожно положить еще теплое тело разбойника на его ложе. Кровать оказалась чуть короче, и Тесей, скинув одеяло, положил Прокруста так, чтобы его сломанная шея оказалась на спинке, которая хоть и была низкой, но чуть превышала вторую спинку. После этого юноша начал осторожно трогать кроватные ремни в разных местах, стараясь, чтобы не пострадать самому, но так и не нашел механизма, заставлявшего ремни опутать и держать лежащее на кровати тело. Тогда он рассмотрел спинку, на которой лежала шея злодея и нашел под нею лезвие топора, укрепленное на пружине. Он осторожно прикоснулся к маленькому рычажку, и острейшее лезвие топора крутанулось вокруг оси, и отрубленная голова злодея с громким стуком упала на пол.
В это время неожиданно сработали и другие механизмы. Обезглавленного Прокруста обхватили три ремня: на груди, на талии и на ногах, и ремень на ногах стал растягивать медленно его тело.
Юноша в нерешительности постоял, потом плюнул и выбежал из спальни злодея. Коварный Прокруст вызывал у Тесея большее негодование и презрение, чем даже Перифет, Синис и Скирон, которые быстро убивали свои жертвы, но не мучили их и не наслаждались их мучениями.
Говорят, что впервые о Прокрусте рассказал Диодор Сицилийский. Он же рассказал, что злодей был убит справедливым афинским героем Тесеем, который уложил Прокопта на его же постель, и она усекла ему голову.
С тех пор дорога из Мегар в Афины стала намного безопаснее. Выражение «прокрустово ложе» стало крылатым и означает желание подогнать что-либо под жёсткие рамки, иногда жертвуя ради этого чем-нибудь важным.