Сергей Быльцов
Тесей
153. Битва кентавров с лапифами
Через некоторое время Пирифой, собираясь жениться на внучке бога северного ветра Борея Гипподамии, дочери фессалийского Бута, пригласил своего нового друга Тесея на свадьбу, чтобы поближе с ним познакомиться и заодно показать исконные земли лапифов.
На свадебный пир жених позвал так же и тучеродных кентавров, которые были родственниками и его, и невесты. Однако, поскольку гостей оказалось больше, чем мог вместить скромный по царским меркам дворец Пирифоя, кентавры, братья его по смертному отцу Иксиону, вместе с сыном царя Пилоса Нелея и Хлориды Нестором, Кенеем (или Кенидом, ибо раньше он был девой Кенидой) и другими владетелями из Северной Фессалии залегли за столами, накрытыми в просторной затененной дубравой пещере с высокими сводами-потолками.
На свадьбе был темноволосый юноша Менесфей с серыми глазами, глядящими все время упрямо. Приходящийся двоюродным братом Эгею, он был дядей Тесея, хотя они были почти ровесниками. Говорят, этот Менесфей все же поднес одному из кентавров большой двуручный кубок с вином, несмотря на строгий запрет предусмотрительного Тесея. Кентавры, никогда ранее не знавшие вина, почуяв его необычный дурманящий запах и, распробовав его вкус необычный, оттолкнули стоявшее перед ними кислое молоко и бросились сами наполнять вином кубки и посеребренные костяные рога. Им очень понравился вкус неразбавленного вина, и они с жадностью набросились на него, и потому быстро опьянели. Вскоре разношерстной толпою наполненная, веселым пированьем зашумела, загудела пещера.
Овидий в «Метаморфозах» поет, что, когда Гименея собравшиеся на свадьбе гости запели, и брачные огни задымились у входа, показалась молодая невеста в окружении женщин замужних. С такой красивой супругой – счастливцем назвали все Пирифоя, но в предвестье едва не ошиблись. Эвритион, один из самых необузданных и свирепых кентавров, которому оба сердца, особенно конское, сильно вино разожгло, а краса новобрачной человеческое сердце опьянила сладострастием плотским, схватил Гипподамию за длинные волосы и силой поволок в лес, окружавший пиршественную пещеру. Другие тоже пьяные кентавры, обуреваемые лютой похотью, тут же последовали дурному примеру собрата и набросились на ближайших женщин и даже на отроков.
Криками женскими вся пещера наполнилась, и в возникшей неразберихе первым нашелся и грозно воскликнул Тесей:
– Сумасбродство какое, Эвритион, на нечестивое преступленье толкает тебя, что при мне ты смеешь оскорблять лучшего друга моего Пирифоя, – этим ты нас двоих смертельно бесчестишь, и это тебе просто так не пройдет!
Духом великий герой не напрасно это сказал и слова свои подкрепил взмахами палицы медной, ею он не только от наступавших отбился, но и незаконную отнял у буйных добычу. Наглый Эвритион волосатыми своими руками пытался тыкать мстителю за друга прямо в глаза, потом, встав на дыбы, в благородную грудь хотел ударить Тесея передним копытом, но выбил у него только палицу из руки. Тогда схватил Эгеид оказавшийся под рукой большой сосуд с неразведенным вином и, широко размахнувшись, в голову противника бросил, и тот, весь в крови, оглушенный, на песок был опрокинут кверху копытами.
И тут настоящее закипело сражение. Сначала со всех сторон летела разная утварь пиров, а затем пошли в ход ножки столов и алтарные жертвенники и, наконец, дошла очередь до мечей и копий, а также до сосен и других высоких деревьев.
Не зная усталости, поражало врагов Пирифоя пагубное для кентавров копье, от него пали двуприродные братья Петрей, Лик, Хромид, Гелоп, Киллар и еще несколько могучих двойными телами кентавров. Рядом с возлюбленным другом сражался быстрый и ловкий герой Эгеид. Все той же палицей медной Тесей уложил Медимна и метателя копий Ликота и Гиппозона, чья мощная грудь бородой закрывалась широкой и длинной. Он уложил и Рифея, многие деревья превзошедшего ростом, и его брата Терея, приволакивавшего с высоких гор в свое жилище зачастую живыми пойманных им злобно хрюкающих вепрей и горных медведей, свирепо рычащих.
Демолсон больше не мог терпеть боевых успехов Тесея: из твердой земли суковатую с корнем древнюю вырвать сосну с превеликим усилием он стал пытаться. Вырвать, однако, не смог и, сломав, вершину в противника бросил. Но далеко от удара Тесей отстранился, вовремя Палладой предупрежденный, – ему самому так верить хотелось! Тесей всегда завидовал Гераклу, которому много помогала могучая дщерь Зевса Афина-Паллада.
Битва лапифов с кентаврами, названная многими Кентавромахией, продолжалась еще долго. И лишь тогда лапифы обагрять перестали кровью свое боевое железо и медь, как умертвили большую часть, а меньшую часть кентавров в бегство позорное обратили. Оставшиеся в живых двуприродные полузвери бежали на Фолою в Аркадии, где с ними потом бился опьяненный из пифоса Диониса Геракл. Те же из кентавров, что избежали на Фолое отравленных ядовитой желчью Гидры стрел лучшего смертного сына Зевеса бежали на Малею, где нашли убежище у своего царя Хирона, которого лапифы перед этим изгнали с его малой родины – горы Пелион.
154. Ссора Тесея с Менесфеем
Тесей, прогнав кентавров за пределы владений Пирифа, продолжал ему еще долго помогать в войне с ними на соседних землях, а непосредственно после битвы лапифов и кентавров на свадьбе у него был тяжелый разговор с Менесфеем, оказавшим роковое влияние на его жизнь. Он, наморщив лоб свой высокий, синими сверкая глазами, изругал своего юного дядю такими словами:
– Что это, ты, мой дядя несчастный, натворил на свадебном пире?! С ума ты, как вижу я, совсем спятил! Ведь я предупреждал всех и тебя в том числе, чтоб кентаврам вина не давать, даже, если попросят. И мне они обещали пить только кислое молоко и напитки медовые. Ты же, как мне потом рассказали, сам наполненные до верху вином кубки им предлагал. Ведь это стало главной причиной битвы кентавров с лапифами.
Но Менесфей, от природы упрямый, видно, не чувствовал за собой никакой вины, и сам язвительно обвинять стал Тесея:
– Доблестен ты не по годам, царственный мой племянник на бессмертных похожий. Однако полно лукавить: меня провести иль склонить к извиненью все равно ты не сможешь! Я ни в чем не виновен, а ты завидуешь славе Геракла и хоть в чем-нибудь превзойти его хочешь. Нравится тебе быть царем и властно командовать даже теми, кто рожденьем не уступает тебе. Не давать кентаврам на свадьбе вина было не справедливо, ибо нарушалось равенство прав разных гостей на свадьбе. И потом, свадьба Пирифа была далеко от Афин, и в той пещере ты не царь и мне был совсем не начальник, чтобы приказывать мне…
Яро так говорил Менесфей, совершенно в речах осмелевший. Люди говорят, много слов знал он неприличных и дерзких, но говорить с народом умел, как настоящий демагог (вождь народа), рассуждая о равенстве и справедливости. А на самом деле ему просто удовольствие доставляло нападать на тех, кто был главнее его.
До этого дня Тесей считал своего дальнего родственника по отцу неплохим человеком, только несговорчивым и излишне упрямым. Сейчас же, разгневанный непочтительными, даже вызывающе дерзкими словами Менесфея, он не сдержался и ладонью ударил его по лицу, и потом грозно сказал:
– Дерзкий упрямец, замолкни! Лучше меня не серди речью своей витиеватой или я тебя голой рукой искалечу.
Менесфей, вытирая текущую из носа кровь, смолчал, но в мыслях мстительно себе дал слово, что афинский властитель Тесей еще жестоко пожалеет об оскорблении этом.
155. Тесея и Пирифой на Калидонской охоте [138]
Овидий поет, что перестали Афины Криту плачевную выплачивать дань, и за это слава герою Тесею! Храмы – в венках, и народ к ратоборной взывает Афине, и Громовержцу-отцу, и к прочим богам, почитая кровью обетною их, пышными дарами и дымом благовонным курильниц. Распространила молва перелетная могучего имя Тесея по всей Арголиде, и по богатой Ахайе, и по другим землям окрестным, соседние народы помощи стали молить у него в бедствии оказавшись.
Помощи смиренно стал просить страшной тревогой наполненный Калидон, хоть имел своего героя могучего – Мелеагра; причиной же просьбы был вепрь ужасный, – грозной для смертных Медвежьей Богини верный слуга и ее оскорбления мститель свирепый.
Царь калидонский Ойней, говорят, урожайного года начатки всем вышним принес: Деметре плоды, молодое вино Лиэю, сок же оливы он возлил совоокой деве Афине. Эта завидная честь, начиная от сельских, досталась всем олимпийским богам, без жертв, как будто, никто не остался. Однако потом оказалось, что одни без курений остались алтари вечно юной Латониной дщери. Свойственен необузданный гнев всем богам, и в особенности – Стреловержце, которую многие за безжалостность к людям назвали Улеей (убийца).
– Такую непростительную забывчивость безнаказанно мы не потерпим! Пусть в Калидоне нам почтения Ойней не оказывает, но никто не скажет, что справедливого нет нам отмщенья! Бог, который прощает нечестие – несправедливый бог, а мне справедливость милее всего.
Молвила так Агротера и в обиде своей на поля Ойнея вепря-мстителя тут же послала: быков столь крупных, как этот свирепый кабан, в Эпире нет луговом, не увидеть таких и в полях сицилийских. Кровью налитые пламенем сверкают глаза; клином голова, шея крутая; часто щетина торчит, наконечникам дротов подобно. То ли рычит, то ли хрюкает хрипло кабан, и, вскипая, по щетинистым бокам его мощным пена бежит, а клыки – бивням подобны индийским, молния пышет из уст: листва и трава от его дыханья сгорает. То в зеленях он потопчет посев молодой, то надежду пахаря – зрелый посев на горе хозяину срежет. Губит хлеба на корню, – Деметрину ниву. Напрасно токи и житницы ждут обещанных им урожаев. С длинною вместе лозой тяжелые валятся гроздья, ягоды с веткой лежат зеленеющей вечно маслины. Буйствует вепрь и в стадах; уже ни пастух, ни собака, лютые даже быки – вожаки защитить свое стадо не могут. Люди в страхе бегут и себя в безопасности чувствуют только за крепкой городскою стеной.
Царевич Мелеагр стал собирать отряд из отборных юношей Эллады для похода против Калидонского вепря, и быстро собрался юности избранный цвет. Среди героев, собравшихся поохотиться на Калидонского вепря, был и Пирифоем вместе с Тесеем, вместе они – сама безупречная дружба.
Отряд достиг леса, и отвязали собак, чтобы вепря высматривать след. Выгнанный из зарослей разъяренный вепрь, подобно огню, мчался в середину врагов. Свирепый кабан, клыки наточив о дубовые корни, смертью многим героям грозил, яро своим скрежеща заточенным оружьем.
Дрот Ясона, направленный в зверя, даром пропал, слегка лишь ствол поранив кленовый. Копье Ампикида настигло вепря, но Артемида, решившая помогать своему мстителю, сбила с древка наконечник железный, и зверь был задет лишь древком.
Совсем взбесился кабан, изрыгая белесую пену, несется к сборищу юношей, нанося во все стороны кровавые раны. Вот зверь оба клыка направил Аркаду в подбрюшье. Вот, как сноп, повалился Анкей, его кишки, набухшие кровью обильно, выпав на землю, растеклись, и мокра обагренная почва.
Прямо пошел на врага Пирифой, Иксиона дерзкий потомок. Мощно он потрясал крепкой рогатиной в правой руке, а в левой держал острый нож – подарок возлюбленного друга Тесея. Сын же Эгея, не на шутку встревоженный, ему так заботливо крикнул:
– Стань подальше, о ты, что дороже мне и меня самого, души моей лучшая часть! В небольшом отдаленье от смертельной опасности ведь может и самый храбрый стоять. Посмотри, безудержная отвага погубила уже Аркада и Анкея.
Тесей мощно бросил в вепря копье с древком из твердого ясеня и с наконечником из меди тяжелой. Ладно метнул, и оно достигло бы желаемой цели, попав точно в жирный кабаний загривок, только согнувшаяся то ли под порывом ветра, то ли под ругой Артемиды толстая дубовая ветвь, став на пути дрота, его задержала.
Тут на разгоряченном коне появился могучий герой Мелеагр с копьями в каждой руке и дважды без промедленья он мощно ими ударил. Из двух им брошенных копий первое медью глубоко зарылось в земле, второе же в вепря хребте острием застревает. Медлить не время; продолжает свирепствовать раненый, но мощный по-прежнему зверь и всем телом огромным вертится, из пасти клыкастой разливается шипящая пена. Тогда раны виновник подхватывает с земли брошенную кем-то сверкающую острием пику и под лопатки вепрю ее вонзает, и тот, с хриплым визгом предсмертным, наконец, издыхает.
Криками дружными тут выражают окружившие мертвого вепря охотники радость. Тесей тоже поспешил пожать Мелеагра победившую руку, хоть и прятал от всех он глаза и бормотал себе под нос тихо такие слова:
– Как обидно Мойра со мной поступила, что не дала мне погубить кабана. Впрочем, никто не может всегда и везде быть первым, даже Геракл. Главное, что мой возлюбленный друг Пирифой, который мне самой славы дороже, цел и здоров.
156. Ссора с Ахелоем [138]
Той порой Тесей с милым другом Пирифом, не добыв славы в Калидонской охоте, шли в Эрехтеев предел, в Тритониды твердыню. Тут преградил им путь и медлить заставил набухший из-за дождей сын Океана и Тефии речной бог Ахелой серебристопучинный и быстрый. Тесею, как самому знаменитому герою сказал он:
– Взойди под кров мой. О Кекропид! Себя не вручай увлекающим в омуты волнам. Крепкие бревна нести привыкли они иль, бушуя, с грохотом камни крутить; я видел: прибрежные хлевы бурный уносит поток, и нет уже проку коровам в том, что могучи они, ни коням, – что бегают быстро. Ярый поток, наводнившись из-за таянья снега, немало в водовороте своем утопил молодого неопытного народу. Лучше тебе отдохнуть до поры, когда возвратится в русло река и опять неспешно заструит неглубокие воды.
Посмотрев на мощного сына Океана и Тефии, Тесей представил каково было бороться с ним необорной силе Геракла, когда они сражались за Деяниру. Кроме того, могучий речной бог мог прибегать к ухищреньям различным и превращаться в разных страшных зверей.
– Не хотел бы я без особой необходимости сражаться с таким противником.
И, согласившись с богом речным, благоразумный Эгеид так ему молвил:
– Ахелой, с удовольствием я воспользуюсь гостеприимным домом и увещаньем твоим.
Тесей смело в атрий вошел, что выстроен был из шершавого туфа с пористой пемзой; земля покрывалась влажная мохом. Выложен был потолок пурпуровых раковин строем.
Солнечный Титан между тем две трети уж света отмерил, привычно проехав на огненной колеснице по высокому небу. Вот для пира возлегли и Тесей, и соратники рядом на ложах; сын Иксиона возлег с ним на одной стороне, по другой стороне – остальные. По приказу бога речного среброногие нимфы быстро столы приготовили, другие дочери Океана седого с обнаженными стопами яства разные принесли. Когда угощенья убрали, стали пить разлитое в сосуды вино. И герой знаменитый, взором окинув простор перед ними лежащего моря, спросил у Ахелоя и перстом указал:
– Что там за место? Как зовется вон тот остров, скажи: как будто на его месте их несколько видно?
Бог же речной с готовностью тут же ответил:
– Что видим там мы, то действительно не едино, целых пять островов там лежит: различить их мешает большое пространство. Знайте же: так Артемида не одна поступала в обиде! Были наядами прежде те острова: закололи однажды десять тельцов – и богов деревенских к тем жертвам призвали, но позабыли меня, поведя хороводы по чину. Оскорбленный, воды я вздул и несусь, я сроду не был таким полноводным. Ужасен равно и волной, и душевным порывом, мчался, леса от лесов, брега от брегов отделяя. Вместе с землею и нимф, наконец-то меня вспомянувших, я довлек вплоть до самого моря. Тут море и я совокупно землю сплошную, разъяв, на столько частей разделили, сколько сейчас посредине воды Эхинад созерцаешь. Там вдали подымается остров, мне драгоценный. Его называет моряк Перимелой. Деву эту избрав, у нее я похитил девичью невинность. А отцу ее Гипподаму нестерпимо то было, и в море дочь он столкнул со скалы, в утробе носившую чадо. Плывшую я подхватил и сказал: "О держатель трезубца, царство зыбей получивший в удел ближайшее к небу, где нам окончанье, куда мы сбегаем, священные реки, – встань и молящему мне, Посейдон, снисходительно внемли! Ту, с которой несусь, погубил я; когда б справедливее был и добрей Гипподам, когда бы не столь был безбожен, должен он был бы ее пожалеть и простить. О, помоги! Ей, молю, от отцовского гнева бежавшей, дай, о владыка, приют, – иль сама пусть другим станет приютом! – Буду ее и тогда обнимать". Кивнул головою царь всех морей и потряс ему подчиненные воды. Затрепетала она – но плыла. Меж тем у плывущей трогал я нежную грудь, – она под рукою, упруго волнуясь, дрожала. Но, обнимая ее, вдруг чувствую: отвердевает тело, и девушки грудь земляным покрывается слоем. Я говорю, – а земля облекает плывущие члены. Тело Перимелы, свой вид изменив, разрастается в остров тяжелый.
Бог речной замолчал. Удивленья достойное дело тронуло всех. Но один Иксионид, дерзко порой презиравший богов, необузданный мыслью над доверием их вызывающе так посмеялся:
– Выдумки пустые – весь твой рассказ, Ахелой, ты не в меру могучей силу считаешь богов, – будто вид они нам, смертным причастным, и дают, и отъемлют! Я этому не верю.
И дерзости Пирифа все поразились, и словам его не поверили вызывающе смелым. Ахелой же, считая позором, если бог за нечестивую дерзость человека простит, так Пирифою надменно промолвил:
– Не забывайся сын нечестивого Иксиона! Пред собою ты зришь могучего бога, полноправного хозяина всех здешних вод. Ты называешь выдумкой мой рассказ, значит лгуном меня обзываешь иль болтуном, и это даром тебе не пройдет.
Тут вскочил Тесей и быстро стал рядом с другом своим Пирифоем. Непоколебимо стояли оба героя, словно два крепких дуба на горном склоне. Часто дождь их сечет проливной, и ветер их кроны треплет жестокий, незыблемо, однако, стоят на корнях они крепких, глубоко вросших в землю. Так же и оба верных друга, на свои силы надеясь, не убегая, были с любым противником к битве готовы.
Эгеид твердым голосом, в котором звучала не мягкая медь, а железо, Ахелою сказал:
– Я во всем доверяю Пирифу и готов нерушимую дружбу с ним защитить в смертельном бою с любыми врагами!
После неудачного сватовства к Деянире и поражения в схватке с Гераклом, в которой Амфитрионид ему рог обломал, Ахелой стал осмотрительным при встрече с такими героями, как Геракл и Тесей, даже в словах. Бог речной, некогда грозный, от бесчестья спасаясь, почел за лучшее молча уйти в глубь пучины.
157. Тесей захватывает Антиопу
По сообщениям автора «Истории Аттики» Филохора, Тесей плавал к берегам Понта Эвксинского вместе с Гераклом, помогая ему в войне против амазонок, и в награду за храбрость получил Антиопу, которую некоторые называли так же Меланиппой.
Диодор Сицилийский говорит, что, получив от Эврисфея приказ добыть пояс амазонки Ипполиты, Геракл с горсткой спутников и Тесеем отправился в поход против амазонок. Одолев в смертельных схватках самых знаменитых из амазонок и обратив в бегство прочих воинственных дев, Геракл тем самым окончательно разгромил это войнолюбивое женское племя. Из числа пленных амазонок Антиопу он подарил отличившемуся в сраженье Тесею, а Ипполиту отпустил на свободу, отняв у нее подаренный Аресом пояс, дарующий военную удачу.
Согласно Плутарху, большинство историков – в том числе Ферекид, Гелланик и Геродор – утверждают, что Тесей плавал и после Геракла с царем лапифов Пирифоем и другими друзьями на своем корабле в те земли, где с незапамятных времен обитали амазонки.
Говорят, что амазонки, подобно женщинам с острова Лемнос, когда их посетили аргонавты во главе с русокудрым героем Ясоном, были очень обрадованы приездом такого большого количества молодых и красивых воинов и ни в чем им не противились.
После пира в честь Тесея, устроенного амазонками, он ответно пригласил их красавицу царицу с волосами, завязанными в узел и свисавшими сзади длинным серебристым хвостом, к себе на корабль такими почтительными словами:
– Царица! Как мне отблагодарить тебя за такой радушный прием?! Я непохож на многих других мужчин, неумеющих быть благодарными. Не был и прежде таким я в моем городе славном, носящем имя великой богини Афины. Но не только поэтому ты не бойся меня и верь мне, но и потому, что ты очень понравилась мне. Чтоб у нас с тобой не случилось в дальнейшем, запомни, что я сейчас говорю вполне искренно, от чистого сердца… Ты обещала нам дать на дорогу разных припасов, и за это тоже я заранее тебе благодарен. После того, как все погружено будет я приглашаю тебя на борт моего корабля покататься. Ведь ты, наверное, плавала только на весельной лодке и никогда не ходила на корабле быстроходном под парусом? Это дивные ощущения, они достойны восхищения, и, клянусь Посейдоном, ты не забудешь их никогда.
Антиопа принадлежала к народу Белых Скифов из-за серебряных волос, которыми она очень гордилась. Она была любознательной и ей очень захотелось проплыть хоть немного на таком большом корабле, ведь амазонки знали единственное средство передвижения – лошадь. Царица с удовольствием приняла приглашение красавца Тесея, который к тому же очень понравился ей, как мужчина, и по ее приказу амазонки принесли на готовый к отплытию корабль много разных припасов.
Лишь только погрузка вина и продуктов была закончена, и на борт корабля поднялась уже сама Антиопа, хитроумный Тесей объявил своей гостье, что сначала он ей покажет, как корабль отходит от берега. На глазах у царицы, Тесей спокойно меч обнажает из ножен и небрежно разрубает канат кормового причала. На высоком носу корабля совсем рядом с Антиопой стал он с лучезарной улыбкой и попросил друга своего Пирифоя на веслах неспешно отчалить. Корабль под веслами поплыл на глубокую воду под радостные крики амазонок, многие из которых вплавь сопровождали свою счастливо улыбавшуюся царицу. Однако, как только корабль оказался в русле реки, пригодном для судоходства, на заранее поставленной мачте мгновенно раскрылись паруса. Гребцы не оставили весла, и корабль как белая птица быстро понесся прочь, оставляя вдали обманутых амазонок.
Ученик Феокрита Бион из Смирны поет, что Антиопа единственная из амазонок была захвачена и увезена Тесеем обманом.
Когда Антиопа поняла, что Тесей ее похитил и навсегда увозит в Афины, она вынула спрятанный где-то на теле небольшой, но очень острый кинжал и сказала ему, что, если ее не отпустят, то она лучше убьет себя, чем будет жить в неволе. Красноречивый, как Гермес, Эгеид сумел доказать Антиопе, что любит ее больше жизни и убьет себя тоже, если она умрет, и царица амазонок поверила ему потому, что влюбилась, и эту веру ей в душу сама Афродита вдохнула.
