Сергей Быльцов
Тесей
148. Эфра просит сына помочь несчастным матерям и вдовам [82]
Тесей подошёл к матери и, увидев слезы на ее глазах, заботливо спросил:
– Ты плачешь, мать? Помнишь, когда мы в первый раз с тобой надолго в Трезене расставались, я тебе сказал, что слезы делу никогда не помогают. Тебе так жалки стоны этих молящих, что в тебе смутилось сердце… о, подними же голову: у очага богов не надо плакать, лучше говори. Тебя я буду прилежно слушать, ведь из материнских уст порой прекрасные советы исходили.
– Дерзну ль с тобой я говорить о доблести Тесеевой и об афинской чести? Нет, не хочу молчать, чтобы потом раскаяньем терзаться. Остерегись быстро решать, подумай, не делаешь ли ты большой ошибки, царь Тесей, когда не хочешь попранную справедливость восстановить. Страха не знаю я, когда тебя зову восстать против мужей, которые мешают убитому быть погребенным. Силой вступись за них, афинский царь Тесей, и эллинский закон от нечестивых рук спаси. В охране божественных законов надежда наша и сила наших городов, объединенных вокруг Афин. Неужели ты хочешь дождаться, что б кто-нибудь сказал, что трусость отклонила от истины Тесееву десницу: с Минотавром он не побоялся драться, а едва блеснула медь фиванского копья, и шлем с султаном метнулся в глаза ему, он оробел… О нет, я родила другим тебя, не трусом. Ты, кровь моя, ужель без помощи оставишь несчастных матерей и без могил убитых в сражении героев? Я за тебя не буду трепетать, когда в поход тебя за руку святая Правда поведет. И плакать я не буду. Пускай трусливых провожает плач, тебя ж, мой милый, в поход я провожу без слез.
Тесей долго думал, потирая тонкими пальцами свой высокий лоб, свободный от волос и не спеша потом ответил:
– Слова мои Адрасту и теперь я повторить готов насчет ошибок, которые его сгубили, мать! Но и твои внушения, родная, не прозвучали сейчас даром. Не пристала Тесею трусость – это правда. Сам эллинов я приучил во мне карателя злодейства видеть, где бы оно ни притаилось. Уж если ты, забыв свой вечный страх за сына, посылаешь меня сама на праздник ратный… Чего ж нам еще ждать? Я никогда не был упрямым. Итак, за дело! Мертвых героев уговорю фиванцев вернуть аргосским матерям и вдовам, а, если уговоры не помогут, то есть в запасе и меч у нас. Однако, если до этого дойдет, то и воля афинского народа на поход на Фивы необходима нам. Хоть за мной, я знаю, пойдут они, но если обсудить я дам им это дело, то охотнее они пойдут. Теперь пускай со мной Адраст идет в народное собранье. Мои слова подействуют сильней при зрелище несчастного. И если граждане решат сражаться – с отборным войском меня фиванцы ждите! Посмотрим, что ответит нам тогда фиванский вождь Креонт на просьбу выдать тела мертвых.
Афинские граждане не спорили и поддержали своего царя и Правду. Напротив, желание его предугадав, они в поход идти постановили сами. И Тесей решил отправить в Фивы своего герольда, сказав, чтоб он тирану надменному Кадмеи такие передал его слова:
– Отдай, Креонт, как требует древний закон, для погребенья аргосские тела. А наш твоей услуги город не забудет. Уважь просьбу Афин, как ласковый сосед. А если нет, мы не отступимся. Тогда гостей, но с копьями и с мечами ждите!
И тут Тесей увидел, что фиванцы его предупредили: к ним прискакал герольд из семивратных Фив.
149. Разговор Тесея с фиванским герольдом [82]
Увидев Тесея, фиванский герольд, выпучив навыкате глаза, спросил его надменно:
– Ты – господин этой страны? А я герольд могучего Креонта из семивратных Фив, города с эмблемой львиной.
Тесей, не двинувшись навстречу, посмотрел с язвительной насмешкой на герольда и ответил так же высокомерно:
– Начало твоей речи ложно, чужестранец: Ты ищешь здесь господ напрасно. Должно быть, ты понять не в силах, что город наш особенный, он гордится правдой и свободой, и выбранные граждане посменно каждый год его делами славят.
Фиванец хмыкнул пренебрежительно и потом сказал, как Ментор с острова Итака:
– Я удивлен, не скрою. Ну, дело ль, чтоб невежды, чтоб чернь кормилом правила. Досуг – вот школа для правителя. А бедняку, будь даже он и даровит, работа тяжкая на ниве не дает досуга о делах народа думать.
Тесей тут согнал с лица ехидную улыбку и, нахмурившись, ответил мрачно:
– А ты речист герольд Креонта, но затеваешь бесплодный спор… Тем более меня не надо поучать, ведь я уже не юноша. Власть одного есть худшее из зол для города и граждан. Бессильны и законы в такой стране, где царствует тиран и где закон есть его воля…Но полно спорить и понапрасну воздух сотрясать. Ты дерзость слов оплакал бы сейчас же, когда б в тебе не чтил я Фив. Скажи, зачем Кадмеей ты послан к нам… Порученье исполнить поспеши, и с богом, убирайся гость незваный! И не забудь сказать Креонту, что впредь я поскромнее к нам вестника просил бы отряжать.
– Я здесь из-за аргосского Адраста. Ведь он теперь у вас, и царь Креонт вас просит до заката его отсюда выслать, разорвав заклятие повязок скорбных и ветвей оливы. А главное – все мысли о том, чтобы забрать из Фив тела убитых силой вам лучше навсегда оставить. Подумай хорошенько, ведь ты за мужей, восставших на богов, вступиться хочешь. Их погубила дерзость, а ты тела их нечестивые хочешь похоронить. Да разве ж не поклялся надменно Капаней, к стене приставив сходни, город наш разрушить, хотя бы бог того не допускал? И что теперь? Ты скажешь, что смерть, молнией его испепелившая, не была достойной карой для наглого и дерзкого героя? А не сама ль земля разверзлась, чтобы принять в свои глубины гадателя Амфиарая, вместе с лошадьми? И разве другие воины с раскроенными головами под стенами фиванскими не пали? Если лучшим себя судьей не мнишь ты, чем сам властительный Кронид, признай, что злых он покарал как должно, и трупы нечестивцев лежат без погребенья справедливо. Поэтому еще раз повторяю кратко: через меня наш царь Креонт тебе вступаться за Адраста запрещает.
– Не знал я до сегодня, что мне Креонт – начальство или, что Фивы так могучи, что могут приказывать Афинам… Я войны не разжигал, к походу Семерых на Фивы не причастен. Погребенья оставшимся телам на поле битвы я хочу, и только. Похорон мертвых требует закон древний Эллады. Где ж тут несправедливость? Аргос конелюбивый был, по-твоему, неправ, затеяв тот поход. Ну что ж? Он землю покрыл за то телами убитых своих граждан. Вам, нападенье отразившим, – слава, им – позор. И, значит, по справедливости, все квиты. Теперь же вы должны дать мир погибшим, пусть вернется их дыхание в горний Эфир, а тело в землю. У нас есть древний аттический закон: кто увидит непогребенное человеческое тело, под страхом сурового наказанья должен бросить на него хотя бы горсть земли, хоронить же следует лицом к закату. Не только Аттику, вы всю затронули Элладу, лишая мертвецов могил. И бойся на страну свою навлечь несчастье, нарушив справедливость, ведь Зевс ее защитник главный. Итак, к чему ж пришли мы? Еще раз повторяю: дайте земле предать тела убитых, делом божьим заняться не мешайте несчастным матерям и вдовам, а если нет, то я вызволю их трупы силой. Никто не скажет, что закон божественный и древний нарушен был, и Афины при мне остались к нарушенью не причастны.
– Не получить тебе добром от нас аргосцев, как ты желаешь. Если хочешь, то испытай, покойны ль нивы древних Спартов?
– Такой ответ предвидел я, и потому мы собираемся уже в поход! Я поведу афинских воинов на землю Кадма, к его твердыне семивратной, древней. И войска нам огромного не надо, ведь кто стоит за правду, тому одно лишь важно – чтобы бессмертные с ним рядом были. Великий Зевс да святая Дике одни даруют нам победу.
Сказал Тесей с улыбкой просветленной. Он, вспомнив оракул о месте погребения Эдипа, стал надеяться на легкую победу, хотя и не верил в него до конца.
150. Битва афинян и фиванцев [82]
Лишь только блестящие и чуждые обмана лучи светила Гелия поля Кадмеи осветили, как афиняне по оружию на три отряда разделились. До самого Исмена, говорят, тяжеловооруженные пешие гоплиты простирались, края древней Кекропии питомцы, – и шлемоблещущий Тесей в их голове на правом фланге стал. Против Ареева ручья тянулись боевые колесницы, и, наконец, у гроба Амфиона стояла кавалерия и строй афинский замыкала. Возле стен позицию фиванцы занимали, загородив свой страшный приз – мертвые тела, из-за которых началось новое сраженье.
И тут, перекрывая шум, прозвучали, как гром для всех, простые, ясные слова Тесея:
– О воины афинские, на миг замолкните! И вы прислушайтесь ко мне, фиванские отряды! Мы за телами павших здесь аргосцев, чтоб их похоронить – мы защищаем право, всем эллинам священное, – ничуть мы не хотим вас убивать. Отдайте трупы аргосских воинов для погребенья, и никакой войны не будет.
Не внял Креонт надменный Тесея мирному призыву. Упорно и в молчанье его войска хранили грозный вид. Тогда открылся бой с военных колесниц. Вот смялись все, поправ ровный строй, вот копья уж скрестились, и стрелы полетели. Пыль черная столбами к небесам вздымалась. Кровью залитые бойцы слетали с колесниц, бездыханные падали на землю гоплиты.
Креонт, заметив, что всадников успехи становятся для строя все грозней, хватается за щит, командуя фиванцам всем идти в атаку. Время зря и шлемоблещущий Тесей не потерял – и он открыл движенье, блистая доспехов медью и потрясая султаном шлема. Строй на строй, бегут, сшибаются, резня и рукопашный бой повсюду.
Кричали все: Алала! Креонт вопил:
– Фиванцы бейте их! Тесните афинян от наших стен!
И доблестно фиванский люд сражался, бойцы не слабые потомки воинов, восставших из зубов дракона. И вот на левом фланге афиняне подались и стали отступать, но правое крыло Кадмейское вдруг побежало.
Весы загадочного Рока, на которых Зевс мерил жребии, все время колебались, и чаши их качались ровно. На этих Мировых весах, ему подаренных самой Мойрой, Зевс Эгиох взвешивал роковые жребии, как отдельных людей, так и целых народов для каждого дня и, согласно их показаниям, часто бросал молнию, как знак поражения в битве или схватке одной из сторон. Когда же чаши весов ровно стояли, медлил отец бессмертных и смертных, и в дни такие богиня случая Тюхе везде привольно резвилась.
И тут Паллада, внимательно наблюдавшая за отцом, не выдержала и, оттолкнувшись мощно своим копьем, бурно понеслась Тесею и Афинам помогать, ведь этот город носит ее имя. От самого Олимпа бурно вниз богиня устремилась, как быстрый сокол, заметивший с высоты птичью стаю. Девственная богиня была не подвластна любви к мужчинам, но обожала доблесть героев и многим из них помогала. Рея, подобно крылатой богини победы, над полем боя никому незримо, она и копья с медными жалами, и стрелы, слетающие хищно с фиванских луков, мощной своей рукой отводила от Тесея и делала это так же легко, как заботливая мать сгоняет надоедливых мух со своего спящего сладко младенца.
Но и сам царь афинский был достоин любой похвалы! Своим успехом не был он опьянен, и сотрясался не только гудящий от звона оружия и доспехов воздух, но и земля от его громогласного клича:
– Доблестные дети мои! Коль вы сейчас не устоите, то исчезнет само имя Афины под игом потомков Спартов. За мной, вперед, гимнеты! И конные, и гоплиты из-за щитов разящие! На приступ все!
Эта пламенная речь вздымает дух кранайцев. Потрясая оружием, с криком «Алала» на врага устремились афиняне, как перелетные птицы. С криком подобным журавли пролетают высоко в небе, улетая от зимних холодов и осенних дождей; с курлыканьем несутся они к Океановым быстрым теченьям, погибель готовя низкорослым пигмеям. Так же и афиняне с победными криками смерть фиванцам несли.
Сам Тесей, потеряв воткнутый во врага меч, хватает свою изящную палицу, что некогда себе из Эпидавра вывез, отняв ее у Дубинщика Перифета. Выкованная для сына колченогим богом-кузнецом, теперь уже палица Тесея, как бы сама после его смертоносных ударов горделиво всем возвещала:
– Мы с моим новым владельцем, обретшим меня в честном сражении, совершенно неодолимы.
И страшны были молниеносные взмахи медной дубины, и голов клонилось бремя с вражеских плеч, и, как спелые колосья под резвым серпом, летели шлемы потомков Спартов. Охраняемый Афиной Тесей решил исход сражения, и, наконец сдались фиванцы и побежали, стараясь спрятаться в городе. Некоторые афиняне от радости начали в ладоши бить, задорно плясать и петь.
Вой и стоны фиванцев не прекращались, по городу и молодые и старые носились, и, сбегаясь, наполняли они смятением храмы. Город был афинянам совершенно открыт, но Тесей рати свои от разрушения и разграбления Фив удержал:
– Афиняне не забывайте, что не рушить Фивы, а силой оружия отобрать тела убитых в прошлой войне аргосских героев сюда мы явились. Ведь так и объявил я, собираясь в этот поход. Поэтому не убивайте бросивших сражаться фиванцев.
Только сейчас по-настоящему поверил Тесей предсмертным словам Эдипа о том, что его прах, в сырой могиле спящий на земле афинской, напьется, хладный, фиванской крови горячей. Теперь он точно знал, что никогда его великий город драконовы потомки не разрушат.
151. Похороны аргосских героев. Явление Афины
По приказу Тесея торжественное похоронное шествие открыли Адраст и отроки – дети погибших аргосских героев. Затем следовали семеро покрытых носилок, из коих двое были без мертвых. Шествие замыкал сам Тесей в окружении небольшой свиты.
Когда подошли к скорбно стоящим старухам, тела по знаку Адраста поставили перед матерями погибших, которые страшным, сплошным движением бросились на закрытые носилки. Они рвали свои седые волосы, срывали с себя покрывала, царапали щеки и груди, и горестные их вопли истошные о безвременно снизошедших в Аид сыновьях поднимались в покрытое черными рваными тучами хмурое небо.
Между тем, Тесей, готовясь сжигать трупы, так сделать объявил:
– Почерневшее тело сына Гиппоноя дерзкого героя Капанея, которого отметил сам Зевс ударом молнии жгучей, должно гореть одно, ведь он бессмертных достоянье. Всех же других – в один общий для всех костер.
Когда Адраст позвал всех жен и матерей, чтоб попрощались с сыновьями и мужьями, Тесей остановил их, властно подняв руку. Афинский царь скорбно сказал:
– Боюсь, что многие из женщин не вынесут ужасных перемен, произошедших с мертвыми телами их сыновей.
Тогда Адраст, благодарный Тесею за столь желанное погребенье, покорно так воскликнул:
– Совет царя афинского хорош, и мы не будем спорить. Крепитесь же, старухи! Останки ваших сыновей сначала мы сожжем и после отдадим вам пепел. Своих увидите детей вы, но уже в урнах…
Когда сожгли героев, и отроки, взяв урны с отцовским прахом, пред матерями их поставили, Тесей, встав на пригорок, руки воздел и царственно изрек:
– О матери аргосские, и ты, о царь Адраст, в руках детей, которым вернули мы тела отцов в сражении погибших, пусть прах тот славный остается. Это дар Тесея и города Паллады. Эту нашу милость принявши, сохраните, чтоб она из памяти не исчезла никогда. Дети ж пусть передадут в потомство, чем обязаны Афинам… А как почтили вас, свидетели теперь – Кронид и боги…
Некоторые говорят, что, когда все собирались расходиться, на альтане возникла вдруг Афина. Могучая дщерь Зевса была в своей возбуждающий ужас эгиде, на коринфском шлеме ее трепетал султан из конского волоса высокий, двойной, в деснице мощной она сжимала свое неодолимое копье, а в другой – держала сову.
– Сперва, Тесей, исполни речь Афины, для города полезную. Ты прах не слишком ли отдать поторопился аргосцам этим юным, чтобы они перенесли к себе его? Сначала, взамен трудов народа и своих, ты клятву с них возьми. Клянется ж пусть Адраст – он царь и за свою страну в ответе. А клятва в том, что Аргос никогда в афинские не вторгнется пределы, и, если б кто другой вступить задумал, он с оружием в руках мешать обязан… Дальше – кровь из жертвенных животных соберешь ты в особенный котел. Когда от пепла Трои Алкид к делам переходил иным, он дал тебе добычу, чтоб ее ты посвятил на очаге Дельфийском. Треножник был то медный. В его недра дай овчей крови стечь, а клятву ты на меди начертаешь. Аполлону затем ты дар Геракла перешлешь, и в памяти у эллинов присяга останется Адрастова прочней закреплена Дельфийцем. Меч, которым овец колол для жертвы, зарыть потом ты должен, где костерной груды чернеть остались угли, чтоб, если на Афины дерзновенно аргосец встал, – поднявшись, длинный меч прогнал его смятенным.
Не дожидаясь ответа, Афина мощно оттолкнулась своим огромным копьем от земли и, блеснув в небе, словно яркая звезда, которой сын хитроумного Крона знаменье шлет морякам, скрылась за тучей так же внезапно, как появилась. Тесей же все исполнил, как Паллада приказала. После кости спаленные он отдал аргосским матерям и вдовам, а поле то, где их тела пожрало пламя, он светлоокой Тритониде посвятил.
152. Дружба и союз с Пирифоем
По непререкаемой воле Мойры Лахесис у могучих героев, рожденных от двух отцов – смертного и божественного, как правило, были братья-близнецы, как, например, у Полидевка был брат Кастор, а у Геракла – Ификл.
У Тесея же брата не было. Он, конечно же, хотел быть сыном Посейдона и, чтобы у него был брат-близнец, рожденный Эфрой от смертного Эгея. Однако Эфре Могучая Судьба даровала только одного сына. И все же, хоть и с большим опозданием, таинственный Рок, понять который смертный не в силах, послал Тесею друга, ставшего для него даже больше, чем братом.
Первые подвиги Тесея прославили его на Коринфе, истребление чудовищного Минотавра сделало его выдающимся афинским героем, ведь живую дань юношами и девушками Криту платили Афины. Когда же Тесей, став афинским царем, объединил всю Аттику вокруг Афин и превратил их в большой полис, который со временем становился все могущественнее, о его силе и храбрости стали говорить по всей Элладе.
О Тесее узнал Пирифой – царь фессалийского племени лапифов, сын героя Иксиона, имевший, как говорят некоторые, в качестве божественного отца самого Зевса. Пирифой, одержимый богиней дерзости и спеси Гибрис, возжелал испытать молодого афинского царя и угнал из Марафона почти всех Тесеевых коров. Когда же царь лапифов услышал, что хозяин стада с оружием в руках пустился по его следу, то не бежал, но, напротив, дерзко повернул ему навстречу.
Плутарх говорит, едва оба мужа завидели друг друга, каждый был восхищен красотою и отвагой противника, и они одновременно оба воздержались от битвы.
Пирифой первым протянув руку и радостно сверкая зеленоватыми, как у дикой кошки, глазами, сказал так понравившемуся ему Тесею:
– Возрадуйся великий Тесей! Мое имя Пирифой, я воспитан в семье царя фессалийских лапифов Иксиона, хотя мать моя Дия говорит, что во сне ее соблазнил сам Зевс, чтобы отомстить ее мужу Иксиону за его страсть к Гере. Мать говорит, что мое имя означает «быстрый, как струя» потому, что она, как могла, быстро пыталась ускользнуть от Зевса-Кронида, но не смогла. Я прошу тебя, царь прекрасного города Паллады, стань моим самым строгим судьей за совершенную кражу, и я заранее согласен с любым наказанием, какое ты назначишь мне за угон твоих коров.
Тесей же не только пожал протянутую руку, но и, пристально посмотрев Пирифою в глаза, показавшиеся ему изумрудными, словно пытаясь проникнуть в самые потаенные уголки души юного царя лапифов, обнял его с такими восторженно-почтительными словами:
– Радуйся, славный сын Зевса! Я не только с великой радостью прощаю тебе невольную вину, ведь ты взял моих коров в то время, когда мы не знали друг друга, но и предлагаю тебе искреннюю дружбу и нерушимый союз в борьбе с любыми врагами.
Пирифой с радостью согласился, и, не сводя друг с друга влюбленных глаз, свой уговор они скрепили клятвой и обменялись кинжалами в знак самой преданной дружбы. Эту клятву друзья сдержали и совершили вместе много подвигов.
Отныне Тесей и Пирифой были неразлучны и всё делали сообща, словно любящие супруги. Судьбой давно было предначертано им вместе воевать с амазонками, в Калидонской охоте участвовать, сражаться плечом к плечу в знаменитой битве лапифов с кентаврами, похитить из Спарты Елену Прекрасную.
Некоторые считают, что друзья участвовали так же и в плаванье аргонавтов за золотым руном, другие же говорят, что в это время они были в Аиде, накрепко прикованные к каменному трону Леты.
Говорят, так же, что неразлучные друзья часто организовывали пиратские набеги и среди их добычи всегда было много красивых дев, и царица амазонок Антиопа, ставшая Тесею возлюбленной супругой, была среди них.
Последним совместным подвигом неразлучных друзей стала их роковая попытка завладеть властительницей подземного царства Персефоной, которая закончилась для друзей очень печально – они провели в каменном плену в Аиде несколько лет, пока Геракл не освободил Тесея, а Пирифоя Персефона не отпустила.
