При подходе к реке Кефисс, Тесею встретился слепой старик, который назвал его по имени. Это был местный прорицатель. Когда-то в молодости он неожиданно для себя вдруг начал предсказывать и очень скоро стал знаменитым. Имя его было прославлено крылатой молвой за то, что безукоризненно он отвечал на любые вопросы, и начало оно по всей Элладе греметь. Рано подружившись со славой, он стяжал себе высочайший венец и пользовался у народа почтением, часто спорил с самими питомцами Зевса – царями, даже порой порицал их, но всегда давал советы и оракулы, которые неизменно сбывались. Однако все проходит, прошла и слава у этого некогда знаменитого прорицателя вместе с молодостью и силой. Старость, похожая на неизлечимую тяжкую болезнь пришла к нему, и стали отовсюду стекаются к нему невзгоды, и жизнь стала совершенно безрадостной. Люди о нем забыли, а те, кто изредка вспоминал не желали больше слушать никаких его предсказаний.
Тесей не знал этого старика, но остановился и стал из вежливости его внимательно слушать. Слепой был в изрядно поношенной сетчатой одежде предсказателей, с венком из засохших цветов на седой голове, никто уж давно его не сопровождал. Старый прорицатель, тяжело дыша, словно воздуха ему не хватало, сказал хриплым, трескучим и по-стариковски слабым голосом:
– Внемли мне юноша! Я давно предвидел твое появление здесь и сейчас тебе возвещу, что бесстрастной рукой непреложная Мойра Лахесис тебе соткала сделать в ближайшие дни. Знай же! Со временем ты станешь одним из самых знаменитых героев Эллады, особенно будут тебя почитать в Афинах, больше даже, чем самого Геракла, но это все будет еще нескоро. Сейчас же тебе необходимо очиститься от скверны убийств, совершенных тобой по дороге в Афины. Ты очистил дорогу от страшных разбойников, притом, как и Геракл ты всегда поступал справедливо, карая злодеев точно таким способом, которым они убивали путников. Однако древние богини мщения Эринии всегда безжалостно мстят человеку, пролившему кровь родственников. Поэтому тебе следует как можно скорее очиститься от пролитой родственной крови и очистить тебя должны Фиталиды. Некогда около Элевсина жил герой Фитал (производящий растения), который принял в своем доме благую Деметру, и та в благодарность дала ему отросток смоквы, и за это род Фитала владеет всегда нестареющей славой. У потомков Фитала ты пройдешь положенный обряд очищения от скверны, и Эринии оставят тебя, ты вновь здоровый обретешь аппетит и будешь сладко спать по ночам, как ребенок. Потом тебе надо повторно основать Истмийские игры в память убитых тобой родичей и принести умилостивительные жертвы Зевсу и остальным олимпийским богам.
Светлую радость большую, такую, что испытывают все в доме, когда еще не старый муж и отец, который находился в долгой, тяжелой болезни и чах все сильнее, и тут больной вдруг полностью выздоровел – радость такую же Тесей испытал от слов встретившегося прорицателя. Ведь не был он уверен никогда до конца в том, что Мойра Лахесис соткала ему Долю героя, столь же доблестную, как и Гераклу.
– Возрадуйся, старец почтенный! Я чувствую, что твой, хоть лишенный дневного света, но вдумчивый проницательный взор объемлет все, что скрыто на нашей многодарной земле для обычных людей и открыто для познания лишь подобным тебе великим провидцам! Ноги твои я обнимаю и благодарю тебя за то, что ты мне сейчас предсказал. Меня благодарная побуждает душа тебе пожелать долгих лет и здоровья, а когда для всех неизбежная придет к тебе смерть – умереть легко, во сне без мучений.
Расставшись со старцем, Тесей пошел по берегу реки Кефиса и вскоре увидел у самого среза воды прекрасно построенный дом. Стены этого высокого крепкого дома из толстого дубового бруса тянулись от крыльца одинаково далеко как направо, так и налево.
Двустворчатые двери тоже из дуба широкий вход в крепкозданный дом закрывали, из полированного ясеня косяки на пороге стояли, притолка – тоже из ясеня, а массивное дверное кольцо – из чистого золота.
Как только юный герой постучал в широкие сосновые ворота, ему открыл сам хозяин в сопровождении взрослых двух сыновей и радушно сказал:
– Возрадуйся богоподобный герой! Мы тебя узнали по палице медной, отделанной золотом и камнями. Ведь ты Тесей, сын Посейдона и Эфры, дочери мудрого царя Трезены Питфея. Ты тот могучий герой, который очистил от разбойников и злодеев путь между двумя морями зажатый, и теперь путники по нему смогут безопасно ходить. А мы, живущие в этом доме, Фиталиды, мы ведем свой род от героя Фитала.
– Радуйтесь славные Фиталиды. Мудрый старец слепой недавно встретился мне на дороге и сказал, что я должен здесь очиститься от скверны убийств, ведь некоторые из разбойников на Истмийской дороге приходились мне родичами.
Согласно Павсанию, Фиталиды сначала показали Тесею надпись на гробнице Фитала:
– Некогда здесь царь Фитал почтенную принял Деметру; тут она осени плод впервые герою явила: смоквой священной его род людской называет; за это род Фитала владеет вечно немеркнущей славой.
Потом Фиталиды привели Тесея к древнему жертвеннику Зевса Милихия (Милостивый), воздвигнутого в незапамятные времена у брода через Кефис и сказали, что здесь очистят его от скверны убийств родичей.
При входе в жертвенник уже стояли сосуды со специальной кропильной водой. Это была очень чистая проточная вода, обильно смешанная с прозрачной солью. Ведь невозможно пролитие крови нескольких родичей смыть обычной речною водой.
Братья Фиталиды взяли кропила, один взял ветвь маслины, другой – ветки лавра; кроме того, для увеличения очистительной силы оба взяли еще розмарин, можжевельник и мирт. Ведь Тесей убийством нескольких родичей был особенно осквернен и не мог общаться с богами без очень сильного очищения.
Кроме кропильной воды сильным очистительным средством считался так же огонь. Поэтому сам глава Фиталидов стал жечь маслины, сосну, можжевельник и серу, а потом в очаг кинул лавр, все это, загораясь, стало сильно трещать. Скоро весь жертвенник был окутан сизо голубым дымом дымящейся серы, который возносился в чистое небо, считалось, что это особенно приятно и мило бессмертным богам, владеющим небом высоким.
Затем Фиталид совершил главный обряд для умилостивления душ убитых и вместе с тем для примирения с собою подземных богов, между которыми главный был Зевс Хтоний (подземный). Он взял поросенка, только, что отъятого от сосцов материнских, полных от родов недавних и сначала заколол, вонзив острый нож под левую лопатку, а потом кровь спустил, ему горло и шею разрезав. Оскверненные убийством руки Тесею Фиталид обильно кровью той окропил. После этого, Фиталид продолжил великих богов умягчать, призывая смиловаться Зевса Катарсия, заступника тех, кто прощенья ждет за убийство. Он ячменные лепешки у пылавшего очага с возлияньями жег, умоляя все время Зевса, чтоб удержал он ужасных мстительниц древних Эриний от их страшного гнева и для Тесея стал благожелательным защитником после того, как кровью родичей он руки свои осквернил.
Должно быть Зевс все услышал и без молнии одним перуном громыхнул недалеко от дома Фиталидов, которые после очищения от скверны, пригласили Тесея вместе с ними принести примирительные жертвы, состоявшие в том, что убийца, как бы вместо себя, приносил в жертву животное, особенно барана.
Совершив молитву, вслед за которой ладанный дым воскурился, братья Фиталиды ячменем и солью осыпали двух белых жертвенных баранов, шеи им подняли вверх, закололи, тела освежили, бедра немедля отсекли, обрезанным туком покрыли вдвое кругом и на них положили останки сырые. Отец Фиталид стал жечь на дровах их, багряным искрометным вином окропляя все время, а его сыновья окрест его в руках пятизубцы держали. Когда бедра жертв, предназначенные для богов, почернели, все вкусили из утроб потрохов от закланных, а потом мясо всё остальное, разрубив и разрезав на небольшие кусочки, изжарили осторожно на слабом Гефесте. Братья Фиталиды, вином наполнив доверху чаши, кубки преподнесли отцу и Тесею, не забыв налить и себе.
Целый день Фиталиды ублажали пением бессмертных олимпийских богов. Так Фиталиды не только очистили Тесея от скверны убийства, но и оказали ему первое настоящее гостеприимство с тех пор, как он покинул материнский Трезен, ведь нельзя было считать гостеприимными убитых им разбойников и злодеев, которые зазывали путников притворно радушными речами только затем, чтоб их погубить.
Рассказывают, что, очистившись от скверны убийств нескольких родичей, в память об убитых Синисе и Скироне, Тесей установил игры, названные, по месту их проведения – Истмийскими. Говорят, что юный герой это сделал, подражая знаменитому Гераклу, который учредил Немейские игры после удушения каменнокожего льва из Немеи. По поводу основания Истмийских игр есть разные мнения.
Согласно Плутарху, Тесей первым пошел по стопам Геракла в устройстве состязаний, считая славою для себя, что греки, справляющие Олимпийские игры в честь Зевса благодаря Гераклу, станут благодаря ему справлять Истмийские в честь Посейдона. Происходившие там же состязания, посвященные младенцу Меликерту, сыну Афаманта, утонувшему здесь и ставшему морским божеством, устраивались ночью и напоминали скорее таинства, нежели зрелище и пышный праздник. Некоторые, правда, говорят, будто Истмийские игры посвящены Скирону, ибо Тесей хотел искупить вину за убийство родича: ведь Скирон был сын Канета и Гениохи, дочери Питфея. Наконец третьи называют сыном Гениохи не Скирона, а Синида – это в его-де честь учреждены Тесеем игры. Тесей условился с коринфянами и наказал им, чтобы афинянам, прибывающим на игры, предоставлялось столько места в почетных рядах, сколько покроет развернутый парус феориды (священный корабль, возивший государственных послов и паломников). Так пишут Гелланик и Андрон Галикарнасский.
Некоторые говорят, что Истмийский агон основал сам Посейдон то ли в свою честь, то ли в память по утонувшему в море сыну Ино и Афаманта Меликерту. Чтобы обезопасить своего любимого сына Диониса от гнева сверхревнивой супруги, Зевс отдал его на воспитание сестре Семелы Ино и её супругу Афаманту, где юного бога по замыслу хитроумного Гермеса стали воспитывать на женской половине, как девочку, чтобы Гера не нашла его. Но это не помогло. Вестница Геры богиня радуги Ирида увидела Диониса, когда перед купанием с него сняли женский пеплос и обо всем рассказала своей милой подруге и госпоже. Царица Олимпа была в ярости и когда успокоилась подослала к Ино и Афаманту богиню временного помрачения ума Ату. Ино схватила Диониса и Миликерта и с криком бросилась бежать из дома к берегу моря. Ее вопли услышал Гермес и, быстро рассекая на талариях воздух, прилетел и выхватил у Ино Диониса. Охваченная безумием Ино с высокой скалы, забыв о каком-либо страхе, бросилась с сыном своим Меликертом в бурлящее море. Ино и Меликерта в море приняли среброногие нереиды. Зевс за то, что она воспитывала Диониса и до последней возможности защищала его, сделал Ино морской богиней Левкофеей, а ее маленького сына Меликерта – богом Палемоном.
Согласно Аполлодору, сын Эола и Энареты царь Коринфа Сисиф учредил Истмиады, в качестве погребальных игр, похоронив бренное тело утонувшего в море Меликерта, которое он случайно нашел и признал в нем племянника.
Промежуток времени, отделявшей один Истмийский праздник от другого и носивший название Истмиады, представлял собой триэтериду. Две триэтериды равнялись одной Олимпиаде. Иными словами, Истмиады проводились через 2 года.
Заведовали этим общеэллинским агоном коринфяне, но почетное председательство на нем имели афиняне, в честь их самого почитаемого героя Тесея. Элейцам, напротив, доступ на эти игры был закрыт. Жена царя Элиды Актора знаменитая своим проклятием Молиона призвала сограждан отказаться от участия в Истмиадах из-за убийства Гераклом из засады ее сыновей Эврита и Ктеата, бывших в это время эфорами. Не удовлетворившись этим призывом, мать Молионидов наложила проклятие на всех своих сограждан, которые не захотят сами отказаться от участия в Истмийских играх. Элейцы чтут это проклятие Молионы, и тем из элейцев, которые являются атлетами, не дозволено участвовать в Истмиадах. Впрочем, некоторые говорят, что Элейцы, бывшие организаторами Олимпийских игр и обидевшие однажды мудрого коринфского тирана Периандра, не допускались на эти игры, зато афиняне пользовались почетным правом проэдрии (председательства).
Согласно «Аттиде» Гелланика, Истмийские игры основал не Сисиф, а Тесей, или по крайней мере реформировал, превратив в состязания ночные таинства в честь Меликерта. Это было, согласно Паросскому мрамору, в 1259 г. до н. э.
Время Истмийских игр начиналось, как и в трех других общегреческих агонах, объявлением священного перемирия. Состязания были гимнастические, конные и много позднее – мусические. Бег на стадионе и в особом ристалище (долихе) длиною 7 стадиев, кулачный бой, панкратион и пентатлон составляли гимнастические состязания. Гонки на квадригах, и верховые скачки входили в состав конных соревнований.
Музыкальные состязания, состоявшие из чтения стихов, пения и игры на музыкальных инструментах, вошли в Истмийские игры значительно позже их основания Тесеем.
О том, что частью Истмийских игр были также музыкальные соревнования, свидетельствует, например, древнегреческий поэт Эвфорион Халкидский, сочинение которого «Об Истмийских играх» сохранилось в позднейших пересказах Афинея.
Игры продолжались несколько дней. Победитель получал пальмовую ветвь и венок, искусно сплетенный из ветвей пинии – южной сосны.
Тесей не долго думал – где именно проводить забытые Истмийские игры – он решил вновь основать их там же, где они проводились в прежние времена – недалеко от Коринфа, у храма истмийского Посейдона, на границе разросшейся сосновой рощи, посвященной этому богу.
– Выгодное местоположение и богатство Коринфа, который станет распорядителем игр, придаст им особый блеск среди других общеэллинских агонов. Хотя, наверное, из-за местоположения Истма провозглашаемый на время проведения Истмиад божий мир не будет соблюдался так строго, как в Олимпии.
Так быстро решил не по годам мудрый юный Тесей. Выгодное положение и богатство Коринфа, который стал, благодаря ему, распорядителем игр, действительно придавало им необычный блеск, который особенно усилился после Персидских войн, но поблек во время Пелопоннесской войны.
Тесею немало голову пришлось поломать над тем, что нового он сам может привнести в Истмиады, первоначально учрежденные то ли Колебателем земли Посейдоном, то ли самым хитроумным из смертных героем Сисифом. Не придумав ничего существенно нового, Эгеид решил пойти по стопам Геракла, лавры которого всю жизнь не давали ему покоя. Он узнал, что, основывая повторно Олимпийские игры, сын Зевса и Алкмены постановил, что гелладоник не будет возлагать на победителя шерстяного плаща из овцы, а будет венчать победителя только ветвью дикой оливы. Этот венок должен стать единственной и самой почетной наградой, поскольку сам Геракл за огромные благодеяния людям не получал никаких особенных наград. Не придумав ничего лучшего, Тесей поступил, как Геракл и объявил громогласно:
– Победитель новых Истмиад отныне будет получать венок не сосновый, а из сельдерея. Я знаю, что это растение, как и петрушка для многих является символом черной смерти и унылой печали, и это, как известно, наложило мрачный отпечаток на Немейские игры – их судьи всегда одеты в траурные черные одежды. Однако сельдерей так же приносит и счастье, и наши Истмиады это всем докажут. Во время проведения наших игр никто не может украсить себя победным венком. Если же кто поступит иначе, тот получит строгий выговор от судей и заплатить большую пеню. Кроме венка из зеленого пахучего сельдерея, победителям будет вручаться пальмовая ветвь, и он будет прославляться. Если же кто сделает попытку подкупить судью, тот будет сначала наказан розгами, а потом заплатит крупный штраф, за уплату которого будет отвечать и семья виновного, и его родной город.
Долгое время шутники говорили, что на Истмийских играх мужи сражаются за чахлую петрушку; наградой им был лишь венок из сельдерея, и только много лет спустя после разрушения Коринфа он вновь был заменен сосновым венком.
Когда очищенный от скверны кровных убийств юный герой, еще ни разу в жизни не бривший бороды и усов, в длинной ионийской одежде, с красиво причесанными назад волосами гордо вступил на первую улицу города Афины, его увидали рабочие, строившие храм Аполлону Дельфинию.
Павсаний рассказывает, как еще никому не известный Тесей в Афины пришел. Так как его хитон спускался до пят и волосы его были зачесаны очень красиво, то, когда он подошел к храму Дельфиния, рабочие, клавшие балки крыши, спросили его с насмешкой, как это девушка, да еще в брачном возрасте, путешествует совершенно одна. Тесей им на это ничего не сказал, но отпряг, как говорят, быков от повозки, на которой они подвозили материал для крыши и подбросил ее выше, чем они строили потолок для храма.
Другие говорят, что разгневанный Тесей молча выпряг из стоявшей вблизи повозки быков и повозкой запустил в глумившихся над ним каменщиков, сидевших вверху, на крыше храма. С изумлением и страхом увидали они тогда, что им приходится иметь дело не со слабосильной девой, а с мужем, который может постоять за себя и были весьма рады, когда Тесей оставил их в покое и пошел далее.
Сам Тесей через много лет о своем первом появлении в Афинах Пирифою, лучшему другу, ставшему ему больше, чем братом, так говорил:
– Помню я хорошо, как первый раз в Афины пришел. Об этом сейчас вспоминают больше всего те, кто меня тогда не знал и не видел ни разу. Я же тебе полнейшую правду об этом сейчас расскажу. Во-первых, слава о моих подвигах на Истмийской дороге уже просочилась в Афины, и многие меня считали могучим героем, огромного роста и всесокрушающей силы, какая была у Геракла. Но, поскольку живым в Афинах меня до этого никто не видал, то строители аполлонова храма меня, должно быть, действительно приняли за девушку, может быть, из-за моих пышных волос, зачесанных назад и спускающихся чуть ли не до лопаток, а может – из-за невысокого роста и талии, как у девушки, тонкой, не знаю. Помню кто-то из рабочих мне крикнул, что я дева прекрасная и шутливо пригласил меня подняться к нему для любовных утех. Сейчас рассказывают, что я сильно разгневался и в гневе, выпряг быков и повозкой запустил в них так, что она выше крыш полетела. Может быть, так поступил бы подверженный приступам бешеного гнева Геракл, я же помню, лишь рассмеялся, у меня было такое праздничное настроение, я был неподражаемо юн, а, значит, совершенно здоров и весел, и мог долго смеяться даже без всякой причины. Я почти все время думал, как впервые встречусь с отцом своим афинским царем Эгеем и потому крикнул тому строителю в ответ шутливо, что распрягу быков в их повозке и запущу в него ею так, что ему долго будет не до любовных утех. Должно быть, эти слова запомнили бывшие там афиняне и, переиначив, передали другим, а те, от себя делиться спешили с другими неверной молвой. При этом каждый, услышав что-то, еще от себя прибавляет рассказчик. Так появляются разные слухи, и бродит Молва и все видя, рассказывает всем что в небе творится, на море и на земле и чего нигде не бывало. Впрочем, это я только тебе, мой возлюбленный друг Пирифой, рассказал, как все тогда было, а других я не никогда пытался разубеждать, когда слышал рассказы о своей силе огромной.
Когда Тесей проходил мимо строящегося храма, один афинянин увидел на его поясе меч и узнаваемую медную палицу и догадался, что он именно тот герой, который истребил страшных разбойников на Истмийской дороге и вновь учредил почти забытые Истмийские игры. Этот афинянин, которого звали Хилон, громко крикнул, не сдерживая искреннего восхищения:
– По длинным волосам, уложенным сзади и остриженным спереди и по храброму виду, а также по палице, отделанной золотом, я думаю, что перед нами доблести полный Тесей, сын трезенской Эфры и Посейдона, сделавший безопасной на Коринфе дорогу и вновь учредивший давно позабытые Истмийские игры.
Тесей, в сердце ликуя от того, что его, все же узнали, скромно потупил глаза, словно девушка, и негромко ответил:
– Зрение и дух твой не обманули тебя. Я Тесей, и я действительно расчистил от нечисти всякой дорогу в Аттику из Пелопоннеса. А сейчас я в Афины пришел познакомиться с царем вашим сыном Пандиона Эгеем. Расскажите о нем мне и покажите, как к дворцу мне пройти.
Несколько афинян мигом собрались вокруг Тесея и наперебой стали ему рассказывать о своем царе и показывать дорогу к его дворцу.