Лариса Кольцова
Миражи и маски Паралеи
– Почему?
– Потому что и он не любил меня. Никто не любил меня.
– Впервые наблюдаю такую женщину. Любить того, кто и при жизни-то своей о тебе не помнил, а уж теперь и подавно.
– Ты уже наблюдал такую женщину. Разве госпожа Нэя не такая же?
– Она сбежала, выходит, разлюбила.
– Уверяю тебя, она вернётся к тебе. Или ты вернёшься, какая разница. Вы так и будете то уходить, то возвращаться. И боюсь, ты будешь изводить её всю жизнь. Но на том мосту вы друг друга узнаете. Потому что у вас взаимная любовь. Одна и настоящая из множества её подделок. А у меня таковой, подлинной драгоценности, чтобы из рук самой Матери Воды, не было. Не одарена. За грехи своего рода, наверное.
– Ты великодушна. Обычно женщины клянут своих соперниц почём зря, наделяя всеми немыслимыми уродствами, если не внешними, то внутренними.
– Я ей не соперница. Все её соперницы остались где-то очень далеко отсюда, в твоей прошлой жизни, куда ей хода нет. Не исключено, что и в будущем они у неё появятся. Поэтому я ей не завидую.
– Ты ей всегда завидовала. И завидуешь даже теперь. Она же с языка у тебя не сходит. Хотя это ты, а не она, рядом со мной.
– И что с того? Уверена, что с нею ты вёл себя как-то иначе. А со мной ты… Ты притворяешься то усталым, то апатичным, как тот же Цульф. Потому Элиан и бегала от него на сторону, что он не желал утомлять её настолько часто, чтобы ей и отдышаться было некогда.
– А зачем тебе-то моя супер мощь и супер активность, если ты, по сути своей, фригидная. Уж прости. Переморозил Дарон твою ягодную ароматную плоть. Лёд и стал твоей глубинной сутью, ягодка ты моя пластиковая.
– Что это означает? Что за определение? Набор каких-то странных звуков. Не воспроизводимых…
– То самое и означает…
Уж коли «пошла такая пьянка», как говорили у них в подземном городе по поводу прорыва неудержимых откровений в адрес друг друга, и те начинали сыпаться как «горох из прорехи в мешке», выражаясь языком русской же поговорки, он тоже вдруг разоткровенничался.
Горькое послевкусие от навязанной любви
– По виду ты роскошь аппетитная, а по сути, муляж женщины. Будь на моём месте старый Франк, он исцелил бы тебя из одного лишь сострадания. А я, видишь, какой эгоист и потребитель в одну харю.
– Самокритика или приглашение на выход?
– Зачем на выход? Я же сказал, мне с тобой хо-хо отлично! Пока что. А дальше… разъяснений, думаю, не требуется.
– Кто такой Франк, которого ты столь часто упоминаешь?
– А это… подземный дух мудрости и целитель.
– Дух – покровитель целителей? Впервые о таком слышу. Может, он и сильный, этот дух Франк, но не всемогущий. Он не сумел привести тебя в ту идеальную норму, в какой ты и пребывал до болезни. Это сделала я!
– Конечно, моя целительница. Стал бы я тратить на тебя время жизни, будь иначе, – он обхватил её за шею и заставил лечь на свою грудь, обняв, с прицелом овладеть ею и тем самым отвлечь от рассуждений-откровений, коим и конца не предвиделось. Но нет! Опять вывернулась. Села на его живот, как на трон, препятствуя ему войти в себя. Вроде как играла, оттягивая сладостный момент.
– Ты такой большой и порой столь безжалостный, моё сокровище… Я маленькая женщина, хотя и пышка. Ты не щадишь меня и треплешь как пуховую подушку, не всегда понимая, что причиняешь мне боль… – она всё чаще капризничала, используя его заметное смягчение в отношении себя.
– То ты упрекаешь меня в безразличии, то обвиняешь в избыточных домогательствах. Всё же надо было оставить тут Элиан и не дать ей покинуть город…
– Она уж точно набросилась бы, расхитительница чужих сокровищ! Тыкалась бы порочной смазливой мордочкой во все части твоего бесподобного тела, пачкая своей слизью… – она задыхалась от ярости. Ненависть к Элиан не утихала и после её исчезновения из ЦЭССЭИ. Тут срабатывал эффект вроде невротического переноса. На безответную Элиан можно было излить этот кипящий грязевой вулкан. Хотя его активировала та, кто не так уж и давно обладала «Мечтой». Кто владела в то время и самим «небесным сокровищем»! Но за «мечтательницу» было кому заступиться. Он мог и кляп из простыни, орошённой его же семенем, запихать в рот хулительнице за неподобающее замечание. Он не испытывал к «перезрелой черешне» особой нежности за то, что именно в неё периодически изливал это семя. У него при всём при этом теплилась «небесная любовь» к беглянке…
Она почти завывала, не в силах остановиться, – Это всё равно, что преподнести чмокающему зверьку, бегающему по стволам лаковых деревьев, самую крупную и чистую слезу Матери Воды на раскрытой ладони. Тот проглотит, перепутав с карамелькой – лакомством, а потом… Где будет этот дар небес? Для неё всякий, мимо пробегающий самец с задранным членом, дар небес! Как же я ненавижу все эти игрища человечьих самок и самцов! И это упоение взаимным уродством…
Не было прощения Элиан, всем тем, кто умел и мог наслаждаться физическим аспектом любви, в отличие от неё, бедняжки. И вряд ли Дарон был в том виноват. Она ему такой и досталась, бесчувственной. Огромную цену запросил когда-то Ал-Физ за спасение её Дарона, лишив впоследствии самой насущной женской радости. И даже обеспеченное Ал-Физом же последующее социальное преуспеяние в «лучшем городе на континенте» не осчастливило её. Какие сокровенные и тончайшие струны её души оборвал этот человек, и почему так произошло? Она о том молчала. Там, куда она замуровала свои тайны, они и онемели навсегда.
– Почему мир вокруг столь ужасен, жесток и скособочен? Злые и порочные люди не получают никакого воздаяния… Добрые и тихие никакой награды…
– Это ты-то тихая?
– Да будь я тихая, меня и затоптали бы давно! Ты вспомни, вспомни, как все пытались затоптать твою мечтательницу! Если б не я, то даже Инар Цульф не сумел бы защитить её. А я её оберегала, а как же? И всё равно, – всё тащили прямо из-под носа у неё! Всё равно её бездельницы распутничали ночью прямо в саду, возле стен «Мечты»! А кого в том винили? Её, конечно же! А шлюшки, ею пригретые, если бы не я, превратили бы её «Мечту» в дом любви, за что её выставили бы с позором, и даже ты не смог бы спасти положение. Но я бессердечная злыдня, каковой меня ославили по всему ЦЭССЭИ такие вот сердечные беспутники и добрые воришки. Нельзя быть доброй, невозможно выстоять тихой…
– Разве ты любила её?
– Да! Да, я любила её! Я хотела быть её подругой. Я видела когда-то её необыкновенно-талантливого блистательного брата. Я, как и все девушки континента, была влюблена в его облик, не зная его лично, к моему сожалению. Я слышала о его трагической участи, сочувствовала ей. Я восхищалась её талантом, её невероятным искусством, трудолюбием и лёгким добрым нравом… Это был уникальный аристократический род, один из лучших родов континента, из которого она и произошла. Но это был и несчастный род тоже….Боги покарали этот род за то, о чём никто уже не расскажет. Её старшая мамушка Ласкира – бывшая жрица Матери Воды знала за что, а Нэя… уже нет. Зачем ей было о том знать, – девушке, ставшей простолюдинкой по образу жизни… Будь иначе, как бы она попала в твою постель! Разве не ты сделал её падшей? Не дворцы надо было ей дарить, а делать своей законной избранницей! Да и что дворец этот, названный «Мечтой»? А кого и когда не разочаровывали мечты? Процветающий, ставший известным даже в столице, благодаря её таланту и труду, и разворованный дотла какой-то нечистью! И кто теперь воспоминает о ней, о хозяйке этой блистающей и переменчивой по цвету «Мечты»? Разве Элиан или Рэд-Лок? Ты? Только я одна сострадаю ей…
– Завелась, подбросил же тему…
– А ты что думал? Разве ты знаешь о том, что именно я послала ей тот самый эликсир, что и спас её от возможной смерти? Что ей угрожало заражение крови от острого воспаления? Я передала ей целую коробку этого снадобья через Инара. А уж он велел Ифисе доставить ей и сочинить небылицу о том, где та и добыла. Хотя бы и так, но я поддержала её. А где был её Маг? Он в ней не нуждался, старое чудовище! А где был ты, её бывшее сокровище? Ты где-то шлялся по континенту, пока я не дала тебе покой и исцеление тоже… Но все вокруг добрые, а я злая…
Пришлось приласкать, утешить, снисходя к её состоянию повышенной нервной взвинченности из-за беременности.
Зато это было время, что называется, «бабьего лета» в их странном и взаимно-затратном, – хотя и по разным причинам, – романе. Они взаимно же остывали, как и природа вокруг от накала уходящего лета. Приближался краткий сезон дождей и сброса листвы, с последующим обновлением. Но в этом обновлённом мире её рядом уже не будет. Как и ей придётся смириться с утратой своего «небесного сокровища».
Ему не нравилось, что она называет его «сокровищем», но надо же было и ей позволить хоть самую малую вольность. Он слушал, не переча и не обрывая, все её душевные излияния. Интимные беседы как раз и наполняли её тем самым «небесным» наслаждением, чего не давал самый насыщенный секс с «небесным сокровищем».
–У тебя, наверное, какая-то своя вера? На просторах огромного континента каких только общин не существует, с их тайнами и загадочными культами . Дорого бы я дала, чтобы узнать, откуда ты и кто твои родичи.
– Тебе зачем?
– Я бы непременно посетила родные места своего любимого человека. Чтобы моё воображение нарисовало мне твоё детство и взросление. Чтобы лучше понять тебя, то влияние, какое и оказывает местность на становление души всякого человека. Я бы наслаждалась этими образами, ибо только родная местность способна придать им вид достоверности.
– Браво, Пушишка! Ты не перестаёшь развлекать меня.
– Не представляю, как ты дал понять Цульфу о том, что и будет платой за его карьерный взлёт…
– В чём же и сложность задачи, если он, пусть и безответно, любил тебя в твоей юности. Да и теперь… я видел, каким долгим взглядом он провожает тебя. Этот взгляд выражает многое…
– Много кого он любил безответно. Такова уж его мужская участь. Боги одарили его умом, эмоциональной тонкостью и даже волей, но лишили мужской красоты и мощи. Но если мы создадим с ним гармоничную семью, как знать? Тогда на том мосту в посмертную жизнь мы друг друга узнаем. И вместе будем жить в прекрасных небесных селениях Надмирного Отца.
– Эти верования напомнили мне одну легенду. «И смерть пришла/ Наступило за гробом свиданье/ Но в мире ином друг друга они не узнали». Это красиво и печально в то же время.
– Да. Как моя любовь к тебе. Она красивая и печальная…
– Неужели, ты считаешь меня грубым?
– Нет. Мужчина, нежный в процессе любовной близости, и вообще-то редкость. Но ты даже и не редкость, а исключение. Во всяком случае, в той реальности, в которую я и включена как её составляющая частичка. Ты ведь из другой реальности, путь в которую мне закрыт. Не могу понять, как ты тут оказался и зачем… Если я и говорю резкости, то лишь от обиды, что ты не полюбил меня….
– Тогда иди ко мне, я тебя пожалею. Вдруг на этот раз у меня получится обеспечить тебе этот взлёт…
– С тех пор, как ты приблизил меня, моё сокровище, я и не опускалась пока что вниз. С тобой я всегда ощущаю себя на верху блаженства. И спуститься к Инару я всегда успею…
Никогда не пробовали перезрелую черешню? Приторную, суховатую и липкую к рукам? Ею легко отравиться. От её вкушения надолго пропадает любовь к этой ягоде-фрукту вообще.
Столкновение в «Зеркальном Лабиринте» с Рудольфом
Венд лениво бродил по своему холлу в «Зеркальном Лабиринте», называемым им «пещерой Али-Бабы», любовно создаваемой некогда, словно он собирался жить здесь всю жизнь. Да так оно и было, лучшие годы, годы первой молодости прожиты на Паралее, но от этого не стала она ни любимой, ни родной. Отчего так? Ответа не было, или он был, но ответить было не просто. Мир Паралеи отвечал ему такой же угрюмой нелюбовью, её дары чужаку не были тем оценены, он брал лучшее из того, что она породила, без благодарности, отталкивая её в болезнях без снисхождения и жалости. Её всепланетное сознание, (а оно было, не могло ни быть), отпускало его от себя без всякого сожаления, ничтожную космическую соринку, залетевшую на ничтожный лишь миг. Ибо, что значат для неё в её странствиях, когда она несется в силовых объятиях своей звезды вокруг таинственного центра Галактики, двадцать лет жизни этой информационной соринки, упакованной в белковую оболочку?
Он осматривал свои образцы, срезы минералов, друзы кристаллов Паралеи. Кое-что он возьмёт и себе, наиболее для него ценное, уникальное. На память, для личной коллекции, для подарков матери. Вошли Артур с Антоном.
– Что-нибудь будете брать себе лично? – спросил Рудольф, но вопрос был адресован Антону. Что мог взять Артур? Какую память?
– Всё моё ношу с собой, – ответил Антон.
Что мог он взять в «пещере» Венда? В кармане его рубашки всегда лежало ожерелье Икринки, то, что из земных кристаллов беломорита. Меняя одежду, он перекладывал ожерелье, никогда не забывал о нём. Оно грело его грудь, стало необходимостью, как амулет язычнику, как ладанка христианину, как любимый и заговорённый кулон для женщины. Только это и осталось у него от неё.
– Тебе, – Антон протянул Венду ту самую розовую самодельную книжечку. Рудольф удивленно взял, ничего не понимая, – Прочти на досуге. Много любопытного узнаешь. Местные люди, которых ты обзываешь троллями, весьма наблюдательны и памятливы, а иные наделены и даром художественного слова.
– Что это? – Венд заметно отстранился от дара, явно узнав почерк Нэи, её затейливые росчерки, да и сами листочки с золотой каймой, с цветочным узором по краям, и не могли принадлежать никому другому.
– История встречи подземного духа с незадачливым ловцом приключений, окончившаяся фатально для последнего….
– Не понял твоих словесных вывертов, Антон. А попроще? Мне некогда читать самодельные местные романы.
– Этот прочти. Да он и небольшой, на полчаса времени… Я не поверил бы никому, расскажи мне кто, но ей я верю.
– С чего бы вдруг такое доверие?
– С того… Скажу тебе вот что. Жалко её, но не хотел бы я, чтобы она тебя прощала. Но знаю, простит, вернее, уже простила. А ты, шеф, лучше бы остался здесь. Базу закрывать пока что не собираются, так чего бы тебе… вам, ваше подземное высочество, не остаться бы тут и дальше царствовать? В этом случае у тебя есть шанс вернуть её. Как же тебе тут, владыке подземного мира, без владычицы? Если, конечно же, она выздоровеет… Но ты-то и без неё тут не пропадёшь!
– Разговорился вдруг, и слова-то как складно научился на смысловую леску нанизывать, как перлы. Что ни речевой оборот, то оригинальная метафора, – Венд прищурил свои зелёные глаза, и Антон мог бы поклясться, что они блеснули вспышкой, будто он едва удерживал в них опаляющую молнию… Но кого он хотел пронзить этой молнией? Антона или своё собственное прошлое? В следующее мгновение он разорвал книжечку пополам одним сильным и энергичным движением, после чего скомкал её, зажав в двух ладонях, – Я женскую графоманию никогда не читаю, чтобы не плакать по ночам в подушку, – и засмеялся.
– Я должен был бы тебя ненавидеть, но я этого не могу. И не потому, что ты настолько уж хорош, а потому что такого низкого регистра нет в наличии у меня в душе.
– Браво, Антуан Нерваль! Ты выучился говорить столь возвышенно, как самый образованный тролль. Или тебе по душе обращение Антоша Соболев?
– Антошей для тебя я не был никогда. Попросил бы обращаться, как и положено, – Антон Соболев. Нерваль фамилия моего отца и тут она не обязательна для использования.
Жалел ли Антон о том Кристалле? Да. Он вскакивал по ночам, пробуждаясь в каком-то патологическом ужасе, чтобы бежать туда и искать его. И однажды поехал, чтобы найти. Вернуть, забрать с собой на Землю, тайно от всех. Он увидел новое кострище рядом со своим, наполовину засыпанным. Кто-то уже сидел тут вечерком, местечко было заманчивое. Не один и дед Хагор знал и любил полянку у говорливого и обильного рыбкой лесного ручейка – бывшей полноводной речки. И не было там Кристалла, в отчаянии брошенного им. Не было нигде. Он обшарил всю поляну, ясно помня, где был брошен Кристалл. Но его не было.
– Я был у Нэи, – сказал он.
– Я понял, – отозвался Венд. – Ты произносил местоимение «она» с таким вдохновением, даже не пояснив, кто это «она», что стало ясно, ты пришёл меня бичевать.
– Есть за что? – Антон подумал и решил остаться для откровенного разговора. А что ему Артур, если тот намеренно ушёл в самый дальний конец просторного помещения и делал вид собственной занятости чем угодно, только не разборкой Антона и Венда друг с другом.
– Все у нас как воды в рот набрали. Жила-была чудесная женщина и пропала вдруг. И никто даже словом не обмолвился, не спросил; где, как, что с ней. Кроме Франка, конечно…
– Ну и где, как, что с ней? – отозвался Рудольф, не глядя на него.
– Она живёт в очень уютном домике, чисто, опрятно. В саду много цветов, как у Инэлии. Сказочный домик и грустная фея, – и уловил заинтересованный взгляд Артура, брошенный из дальнего угла. Прислушивается, всё ж таки. Ну и пусть! – Только тоскливо у неё не по сказочному. У неё есть приёмная дочка. Может, Нэя научится находить счастье в этом ребёнке?
– Счастье? – переспросил Рудольф, кривя губы, но усмешки не получилось. – Оно возможно на такой-то свалке? Говоря о свалке, я не имею в виду местообитание Нэи, а всю эту Трольскую планету
– Бедняга Трофимов Олег, знал ли он, сколько насмешки будут вкладывать в то название, которым он увековечил себя, – встрял Артур, рассматривающий сокровища. То один камень, то другой он подносил к свету, к окну поближе, наблюдая их переменчивую игру, забавляясь их видом. – Никогда б не подумал, что у Природы столько красок в наличии и столько выдумки. Зачем ей это?
– Для радости, – сказал ему Антон. – Для любования.
– И что же делает её дочка, когда мама, приняв местного обезболивающего, гуляет в волшебных мирах, созданных Водяной Матерью? – спросил Рудольф.
– Она не пьёт, и не пила она никогда! Это гнусные выдумки троллей, как ты их называешь. Не знаю, зачем уж им это надо. Муж её, погибший, да, он любил принять обезболивающее это снадобье для слабаков, или просто для тех, кто устал быть разумным. Как Хагор, например…
– Я сам лично видел эти пустые синие фляжки, какими была завалена её спальня! – Венд приблизился к Антону, глядя безумными и… несчастными глазами.
– Разве ты там был? – поразился Антон. – Зачем ей какие-то фляжки… О чём это?
– Местное обезболивающее, сам же сказал, ботаник-цветовод Кубани.
– Я не был никогда на Кубани, – пятясь, не понимал его Антон.
– Это я всего лишь ласково обозвал тебя, чтобы не обидеть.
– Антон, – озвучил своё мнение Артур, вылезая из дальнего угла, – Ты же сам говорил, что муж её пил эту Мать Воду. Вот он и набросал там бутылей.
– Не такую он Мать Воду хлестал! – ответил Венд. – Та, что на продажу, в бутылках в виде голой бабы, сильно разбавленная. А эти особые флакончики, небольшие, совсем другие. В них сильная концентрация и так запросто их не добудешь. В «Ночной Лиане» из такой фляжки несколько бутылок выходят на продажу. У них тут лечатся этой Мать Водой. И она, знаешь ли, отлично от кожных болезней исцеляет. И не только.
– Выходит, и не пагубная привычка это, раз они ею лечатся, – разумно заметил Артур.
– К несчастью, она может стать и пагубной привычкой. Это очень дорогое снадобье. Даже в разбавленном виде к ней не всякий подступится. А ну как привыкнешь, а деньги закончатся же когда-нибудь?
– Так ты был у Нэи? Почему же… не забрал её с собой?!
– Почему? Потому что я всего лишь ей приснился.
Антон его не понял, – Ты сам-то не подсел на эту Мать Воду? Ты ведь тоже присоединился к сообществу из наших, кто с этой загадочной сущностью время от времени входит в контакт. «Подземный клуб друзей Матери Воды». Так говорил Франк.
– «Так говорил Франк». Что-то вроде древней притчи; «Так говорил Заратустра». А что он ещё тебе говорил, наш подземный Заратустра.
– Что ты быстро исцелился вопреки его ожиданиям. Но точно ли ты в норме?
– Старик стал полноценным троллем, в курсе всех местных событий и личных тайн окружающих.
– Я и без него узнал о тебе много такого, чего знать не стремился, уж поверь. И о возникшей вдруг рядом с тобой целительнице с её оригинальным методом лечения мне известно…
– Откуда ж вестишки, сынок?
– Из леса вестимо, – нашёлся Антон. Фраза удачно всплыла из глубины архива его памяти. Из детства, кажется. – Нарубил ты, отец, столько тут дровишек…
– В смысле?
– В том самом: запил, загулял, а потом и в тяжкие дела пустился…
– В смысле?
– А в местном простонародном транспорте ты по ночам тоже в сновидениях катался? Пугая своим маскарадом запоздалых путников, так что они принимали тебя за путешествующего подземного духа. Так и шарахались, – по чью душу заявился посланец Чёрного Владыки? Тут же мистики сплошь обитают…
– Хочешь сказать, что я стал тут алкоголиком и бродяжу по городам и весям, как иные у нас тут деградировали в отрыве от Земли, а головой усохли и работать разучились? Нет. Не стал. Да, было и такое, что и сам порой реальность настоящую от её галлюциногенной подделки не отличал. Но это так, несущественные осложнения, порой и неизбежные при том или ином способе лечения.
– А теперь как? Франк о том знает?
– Франк знает, что я полностью, фантастически! здоров. Про местную целительницу откуда сведения добыл?
– Дочка целительницы сообщила о том Фиолету, Фиолет всему свету. Деревня она и на другой планете деревня. А люди, как и обычно, сплетены между собой, как и нейронные сети в их головах.
– Этот Фиолет… то он в котлованах городских что-то ищет, то в местных нейронных сетях рыщет…
Неожиданная поддержка Артура
– Надеюсь, ты отблагодарил эту целительницу? – вмешался вдруг Артур в их беседу. – Как и подобает хранителю подземных сокровищ.
– Слушай ты, валаамова ослица! – ответил Артуру Рудольф, – Молчал, молчал, а тут заговорил… невпопад. Тебя-то кто приглашал сюда?
– Почему я женского рода? Тогда уж осёл…
– Отблагодарил, а как же! – ответил Антон, сильно задетый безучастием Рудольфа к ситуации с Нэей. – По полной программе. И не сокровищами Али-Бабы, а тем, чего той и недоставало для обретения полновесного счастья.
– Смотря, что понимать под счастьем, – Артура отчего-то увлекла перебранка Антона и Рудольфа.
– Она переполнена счастьем, уж поверь. Скоро в дверь не влезет от избытка счастья, – продолжал Антон..
– В чью дверь не пролезет? – опешил Артур.
– В любую, при условии, что дверь узкая.
– Антон! – повысил голос Рудольф, – Что за форму глумления ты тут избрал над женщиной, которая лично тебе уж точно подножку не подставляла и камнями из засады не пуляла. Наоборот, она и только что назначенный новый Глава Администрации лучшего города континента, как тут принято говорить, являют собою образцовых молодожёнов….
– Кто молодожёны? – опять вмешался Артур. – Женщина под сорок и муж, который перевалил через полвека, решили стать к тому же молодыми родителями?
– Тебя раздражает вид беременных женщин?– спросил Рудольф. – Это от неизжитой инфантильности. Ты тоже знаком с этой семейкой? Откуда же?
– Оттуда, – вдруг разошёлся Артур, отличающийся как раз своим редким безразличием к личной жизни окружающих. – Фиолет слишком уж приблизился к совершеннолетней дочке этой.. хм, хм… будущей молодой мамочки. Ну, как приблизился, всего лишь хотел подружиться. Полез со своими дарами-камушками блестящими какими-то, придя к ней в её персональное жилище. Камушки вроде твоих, что у тебя тут выставлены. У тебя, наверное, их и спёр. Он-то думал, что девушка обитает одна. Так она, действительно, обитает одна. С матерью разошлись, чтобы взрослая дочь не мешала молодым жить вольготно и без стеснений. Не общаются как чужие. А тут мама и влезла вдруг к ней без всякого приглашения. Начала на Фиолета орать, попёрла на него своим пузом, не щадя и собственного будущего малютку. Чуть не раздавила Фиолета, прижав его к стене своей конкретной, с учётом приплода, тушей. Не мог же он ответить будущей матери, обоснованно опасаясь за её же здоровье? Била его по щекам, наотмашь! Говорил, что очень больно. А уходя, утащила его подарки с собою. Видимо, как компенсацию за нервную нагрузку. Фиолет потом пришёл и заныкался от унижения в укромный уголок. Я иду, и вдруг слышу, кто-то навзрыд плачет среди груды отключенных роботов. Я сам его утешал. Парень оказался ранимым, друзей по большому счёту нет. Я лишь тебе о том и рассказываю как ГОРу земной базы. Антон, хотя он числится жителем верхнего города, с Фиолетом дружен. Фиолет маленький, и Сурепин его затюкал, загонял как робота какого, вот Антон и взял его под своё покровительство. Ну и я теперь….
– Фиолет нежный и наивный, совсем мальчик! – изумился Антон истории расправы с влюблённым Фиолетом. – Вот же старая злыдня!
– Молодёжный шовинизм, вот как это называется. Для вас те, кому за тридцать, уже и старичьё, – вздохнул Рудольф. – Но я не знал о случае с беднягой Фиолетом ничего. Признаю, не женщина, а пёсья дочь, дабы не называть её сущностным определением. Да уж…
Он опять вздыхал какое-то время, – У неё репутация тут неоднозначная. Она бескомпромиссный боец за устои города, нарушителей не щадит. Но просто так, чтобы сдуру, никого не укусит.
– Напала же! Не случайно она и похожа на французскую бульдожку! – возмущался Антон.
– Тебе виднее. Ты знаток в тонкостях французских, в том числе и в породах французских собак разбираешься.
– Не знаю я никаких тонкостей французских, языка французского не знаю и во Франции этой сроду не был!
– Как же папа?
– Да я его лишь в детстве и видел от силы пару раз!
– Может, Фиолет и сам руки распустил, а мамаша и накинулась, как Арнольда нашего, Фиолета наивного, с дочкой застукала?
– О том Фиолет мне не поведал, – ответил честный Артур.
– Фиолет без приглашения к Иви не пришёл бы! – заявил Антон. – Он застенчивый и деликатный. Да ещё с дарами, вот дурачок! А уж маманя эта… хм, хм… «целительница» из бюрократических дебрей здешнего социума… Как эта злыдня может хоть кого-то исцелить? Покалечить – это да! Нашёл же ты кому довериться! И где такую только раздобыл, или она тебя раздобыла для личного обогащения.
– Я никому не доверялся. Я не в возрасте Фиолета. Эту женщину знаю давно по делам сугубо служебным. Так вышло, что разговорились, и она узнала о моей болезни. Она обучалась у своей матери, – проживающей когда-то в общине поклонников Матери Воды, – нетрадиционным, так бы я сказал, методам воздействия на человека, утратившего в той или иной мере внутреннюю сбалансированность всех систем организма. Чего бы и не попробовать, если ничего угрожающего для здоровья не усматривалось. Я, знаешь ли, тоже с большим подозрением относился к этой Мать водице. Но всё оказалось куда как интереснее… Метод прост и потрясающе действенен. Хотя не каждому оно и доступно… Само лекарство, повторюсь, очень уж дорогое, если для большинства. Для меня, конечно, не так. К тому же надо знать саму рецептуру, дозировку и алгоритм лечения. А не хлестать из синей бутылочки почём зря и попусту, чем и увлекаются местные аристократы и прочие прожигатели жизни, в том числе и наши так называемые исследователи… Про клуб почитателей Мать Воды это ты загнул! Я в него не вхож. Я сам по себе.
– Никакие местные эликсиры в синих бутылках Нэю не спасут! – перебил его Антон. – Тебя болезнь лишь за задницу твою куснула, на то она и называется «красная волчанка». И не Мать Вода, а наши врачи тебя вылечили, если уж брать фундаментальную сторону вопроса. Другое дело, что тот же Франк позволил тебе восстановить твою нервную систему таким вот оригинальным методом. Поскольку ты заметно рехнулся после… гибели Икринки, – Антон вдруг захлебнулся воздухом, будто вынырнувший из воды. Про бегство Нэи, про унижение Венда на глазах всего ЦЭССЭИ, – с чем бы Рудольф мог и не считаться, но перед своими коллегами в подземном городе он точно чувствовал себя униженным в мужском понимании сути дела, – Антон не упомянул. Но это же подразумевалось. Ну как же! От него сбежала местная женщина, демонстративно бросив ему в лицо всё то, чем он её тут и осчастливил. А потом и утрата новорождённого сына. Ребёнка выкрал какой-то неизвестный богатый тролль и у кого? У него из-под носа, подземного повелителя с его возможностями и доблестным звёздным воинством. А мальчика так и не обнаружили нигде. А Нэя вышла замуж за тролля, и домик сама себе купила, а не из его рук получила. Тогда как те земляне, кто тут и обзаводились подобными семьями, своих женщин домиками обеспечивали и детишек оберегали от ударов местной неласковой Судьбы.
Какое-то время все молчали, и Антон продолжил, – К Франку на психологическую реабилитацию ты не хотел приходить. Тогда как все видели, как тебя качает от переживаний. Что в этом стыдного? В человеческих нормальных переживаниях, когда на человека обрушиваются невзгоды? Или думаешь, прояви ты каменное бесчувствие, и все тобою восхищались бы? Вот Франк и решил понаблюдать над процессом твоего самолечения, так сказать…
– А у нас что, уже не существует такого понятия как врачебная тайна? Кто же разнёс обо мне такие вот сведения?
– Ты считаешь, что у твоих коллег нет глаз и нет сочувствия, пусть они и не совали его тебе под нос как носовой платочек? Все знали о твоей болезни. Нас, землян, слишком тут мало, чтобы мы жили в разъединении и безразличии к товарищу, как тролли. И доктор Франк всего лишь коснулся в одной нашей беседе наедине этой темы. Тебе известно, что я тоже проходил у него сеансы психической реабилитации? Вот он и сказал; «Антон, ты не хочешь испытать на себе тот способ, какой использовал Венд»? Я на такие эксперименты не решился. А Нэя… осталась больна после патологических родов, и от нервных потрясений тоже. И больна она, кажется, серьёзно. Но не понимает она этого, или всё равно ей. Дело не в одной лишь кожной болезни. У неё какой-то системный недуг!
– Всякий человек и есть неразрывная живая система, и всякий его недуг есть системный. Наши врачи, может, задницу мою и вылечили, но вот душу мне выправила местная Богиня. Мать Вода её зовут. Не веришь? Она реально существует на планете и столь же реальны Её особые, мистические, как ты говоришь, связи с теми или иными родами… И меня эта Богиня вылечила лишь потому, что… чья-то душа о том Её просила. Перетекание душ друг в друга и их взаимообмен жизненной энергией…
– Ага, закон сообщающихся сосудов. Чья же конкретно местная душа тебя наполнила недостающей жизненной энергией? А впрочем, мне нет и нужды знать о тех, кто дружным хором молятся местным природным божествам за твоё здравие!
– Да разве ты такое поймешь! Разве ты в живых Богов Планеты веришь? У тебя и опыта такого нет…
