Лариса Кольцова
Миражи и маски Паралеи
– Для кого ты работал, Сэт, если сын вырос таким неудачливым? – спросил Чапос, нарушая паузу. – Он и в юности шатался по всему городу, по самым недостойным местам… Если б не Нэиль Роэл, его из театрального балагана никто бы в военную школу не взял. Так ведь и оттуда вышибли. Ты-то где был, отец?
– Я-то? Богатство на будущее копил.
– Копил ты! Сын твой всю жизнь в нищенстве провёл!
Реги-Мон несколько лет горбатился в подземных рудниках, как дал по морде одному высокородному чиновнику. Едва калекой не стал, а папаша всё копил на будущее, которое так и не наступило у единственного сына. Если бы не эта жадная скотина, Реги-Мон никогда бы не пошёл в Храм Надмирного Света с бывшей усладой подземного оборотня. Ну, не дано было парню стать преуспевающим, не железный у него был костяк, не та структура ума, видимо. Сластёна-бабник, одухотворённый творец ничтожных картинок и безвкусных фигурок.
– Чего же ты его не поддержал в трудную минуту, не отговорил, как пристроился он рядом с той, к кому подходить не стоило бы ему! – повысил голос Чапос. – Даже я отступил, а ведь она мне была когда-то обещана… Самим отчимом её матери. И я ждал. Он своему слову оказался не хозяин, да я от своего вовсе не собирался отступать… Только ведь… с оборотнем я был бессилен справиться. Ты во всём и виноват! Детей наплодят, а живут в одну харю!
– О каких оборотнях речь? Ты душою-то здоров, если с оборотнями общаешься? Не хотелось бы мне с душевнобольного требовать отчёта в его поступках.
– Эт я как эпитет употребил. – Чапос устыдился своего гневного выброса. – Ты вроде образованный, мог бы и понять подобный оборот речи. Да и кто ты такой, чтобы отчёт с меня требовать? С тебя-то твой сын много чего востребовал?
– Так и ты своих детей не больно балуешь своей опекой, насколько я знаю.
– Я!? – Чапос задохнулся от возмущения, но вспомнил о ребёнке Унички. Отношение самой Унички, хотя и ласкающей горячо и всегда с ответным желанием, как было, так и осталось загадкой. Не любила, привыкла, смирилась… Эле он тоже никогда не верил, зная её блудливую натуру и то, как она ловила всякий миг отрыва от мужнина надзора, – а ведь Чапос был человеком очень занятым и редко бывающим в семейном гнезде. А от сына Унички отказался… У мальчика даже гребень имелся на голове под красненькими волосёнками. О том, кто родится у малышки Ненары, он даже не подумал. Она исчезла из его памяти, как только стала чужой женой. Слишком мало времени они провели вместе, слишком поздно она ему встретилась, излив свою первую и неумную любовь на столь неподходящего субъекта, каким он и являлся для неё, глупышки. Внутри-то себя он имел здравую оценку своим качествам, как плохим, так и выдающимся. И вот этой-то, неординарной стороне его личности уж никак не соответствовала глупенькая Ненара. Она просто не обладала необходимым развитием, чтобы оценить его исключительность. Чем она обольстилась? Впечатлил какой-то там плащ, как у аристократа, – сразу отметила, что не работяга косорылый, хотелось и ей отмытого богача словить, – сильная крупная комплекция, крупный нос и умные глаза. Всё ж таки поняла с первого взгляда, что глаза-то не дураку принадлежат…что печаль снедала его душу… Да, недооценил он влюблённую несчастную девочку. С другой стороны, как ни оценить, – оценил! Только не стала она второй Ласкирой, и любви ответной не возникло…
Он очнулся, смутился, словно бы Сэт мог подглядеть его затаённые мысли, опять разозлившись на того, кто столь упорно себя навязывал в исповедники. Вот же поганец! И у него напряглись кулачищи от желания вдарить Сэту по скуле.
– Старая потаскуха что ли насвистела? – Чапос имел в виду мать Эли, живущую в старом доме по сию пору. Там же в данный час спали и дети Эли, не вызывавшие в нём никакого чувства. Горячая волна пришла изнутри, запылали скулы. Было это от страдания за покинутых настоящих своих детей, от гнева на того, кто укорил – не важно. Элины дети, пусть она о них и думает. Не верил Чапос, что близнецы его. Другой у них отец, поскольку не досталась ему Эля девственницей…
Тогда он ещё не знал, что кто-то из сектантов успел её оплодотворить. Потому они и сохранили ей жизнь. Иногда они брали себе женщин для общего использования. У них имелись собственные агенты, которые девушек похищали, а иным предлагали хорошие деньги, если видели, что жертва на них падкая. Видимо, промеж себя они и решали, кого пустить под нож в дар своему страшному божеству, а кого оставить для сладостных и опять же ритуальных оргий. Это был зловещий мужской клуб. Все они носили маски во время своих сборищ, так что те из девушек, которым чудом удалось сбежать и найти дорогу обратно, не могли опознать ни одного из них. Главарём секты был некто неизвестный, найти которого так и не смогли за много лет. Он учил их жутким знаниям о подкладке бытия.
Чапос окольными разговорами, хитрыми словесными ловушками, впоследствии выведал у Эли, что поехала она к сектантам добровольно как на развлечение. Она не знала, куда её везут, но отлично знала человека, предложившего ей поехать на праздник к неким людям, где она сможет проявить свой сценический талант. Она так и не захотела назвать его имени, уверяя, что всё забыла. Она не соображала, что ей угрожало, и что только чистая случайность – милостивая гримаса судьбы оставила ей жизнь. Или тут было и нечто другое, о чём Чапос мог только догадываться. Будучи неплохим следопытом, он так и не выведал, кто это мог быть…
– Мне отлично известно, что ты в последнее время таскался по его следам, отслеживал для чего? – спросил Сэт.
– И не думал. Зачем бы? Если случайно столкнулись или пути пересеклись…
– Нет уверенности в твоих речах. Темнишь ты.
– А знаешь ли… Была у меня личная моя рабыня, бывшая акробатка из бродячего театра. Так твой Реги с ней время проводил, как она от меня сбежала. Хотел вначале дать ему о том знать, а потом, как узнал, что она сумела как-то выкупить себе жетон свободной гражданки, да и скрылась где-то в глубинах континента, я махнул рукой на эту затею. Она мне и не была особенно-то дорога…
– Про твоего ребёнка от рабыни я имею сведения. Но чую, не из-за рабыни ты Реги выслеживал.
Чапос никогда не интересовался, каким был из себя отец Реги-Мона и был ли он вообще. Мысли опять скаканули к Эле, и смутная догадка охватила его. Не могла ли она знать отца Реги-Мона в юности? Конечно, да! Раз жили в одном доме до времени, как Сэт покинул эти места.
Чапос вспомнил, как потерял дар речи, когда увидел девушку, приведённую к нему за руку самим Тон-Атом. Тот требовал его послушания, чтобы забрал девушку себе для совместной жизни, чтобы спас не только её, но и себя самого от затянувшегося разгула. Довольно длительное время психика её была сдвинута даже после лечения, коему подверг её загадочный маг. Она так и не смогла ни о чём поведать связно. Несмотря на то, что целитель использовал особую психотехнику, чтобы вывести жертву сектантов из того измененного состояния сознания, в которое они её и ввели, и путала впоследствии реальные пережитые события с теми, что пригрезились. О том, кто и куда её отвозил, она так никогда и не вспомнила. Провал в памяти не восстановился.
Бормотала о каком-то болоте, где топили какого-то страшного старика, привязанного спиной к другому и молодому, но с нехорошим лицом преступника. Отчётливо помнила себя оказавшейся возле театральной школы, сама не понимая, как там очутилась. Каким образом попала она к Тон-Ату, Чапос не выспрашивал ввиду бесполезности самих расспросов. Он сам решил стать самодеятельным психиатром, чтобы восполнить пробел не совсем удачного лечения Тон-Ата. Утешил её, как умел и запихнул в её сознание убеждение, что он явился её спасителем. Захотелось ему вдруг такой вот игры. Возникла сложная смесь чувств к ней. Стало жаль её, за урон, что она претерпела. Возникло сожаление о собственном упущении, что не он ею первым попользовался. А давно хотел, как только её пышная задница выросла из детских штанов. Не обладая совершенной красотой форм, Эля у любого, кому и открывала свою наготу, вызывала сильное сексуальное вожделение. Несмотря на то, что ягодицы ей будто приставили от другой, более рослой и крупной, женщины. Она никогда не обманывала ожиданий, бесстыжая и ненасытно-горячая… К такой заднице не забыли и сильный темперамент приладить те неведомые, – но не из первого ряда, конечно, – Боги, по чьему проекту Эля и была слеплена уже природой, то есть матерью- шлюхой. Тончайшим же инструментарием Главных Богов создаются лишь те, кто подобны Нэе. В этом случае и секс возводится в небесную уже степень, становясь любовью…
Он без всякого удовольствия погрузился в их совместное с Элей прошлое. Что за помрачение ума нашло на него самого, зачем он уже по-настоящему в неё влюбился, не понимал до сего дня. Она, низшая в его мнении, как-то сумела подавить его более развитую голову. В отличие от Тон-Ата, руководствующего непонятно чем, – может, и жалостью, подобной той, что возбуждает маленькое и раненное животное, – Чапосу Эля сумела навязать искреннее участие к себе. Она первая из его многочисленных подружек сумела дать ему иллюзию разделяемой любви, когда с его дозволения отключала его от постылой реальности. Стала вдруг Эля для него самой сладкой девушкой, не захотел он с нею расстаться. Зато потом превратилась в плаксивую ленивую кислятину. Или он ничего в ней так и не понял, а она, оставшись одна, через короткое совсем время стала настолько обольстительной штучкой, что …
Он с подозрением вдруг уставился на человека рядом. Пронзило вдруг понимание, что Сэт-Мон и есть тот прошлый похититель юной тогда Эли – его соседки, а значит? Главарь преступной секты тоже он!
Сектанты обычно выдавали себя за истинных служителей Чёрного Владыки, хотя то был обман. Чрезвычайно опасный тип из тех, которых при разоблачении всегда уничтожали люди, сохраняющие прежнюю преданность Матери Воде и её возлюбленному Чёрному Владыке. Откуда взялось неожиданное благополучие Сэта, если он прежде жил среди такого сброда? Чего так поспешно пропал после исчезновения юной Эли? Да так и не объявился потом.
Глубинным нутром Чапос почуял, что крепко сложенный человек из путаницы Элиных воспоминаний, колдун из лесных дебрей и этот праведный семьянин, строитель народных Храмов Надмирного Света одно и то же лицо. Насильник и опасный сектант. Потому и не тронул девушку, что её знал с детства, пожалел. Не шанс ли это для Чапоса придавить его своим внезапным прозрением?
– Не обо мне речь, – сказал Чапос, разворачивая свой мысленный поток в сторону от Эли, раздражающей его до сих пор, – Я со своей виной разберусь, как придёт время, а ты вот уже не сможешь перед Реги покаяться.
– Никогда твоё время уже не придёт. Кончается твоё время, – он склонил голову набок, опустил тяжёлые веки на столь же тяжёлые глаза, словно бы сокрушался участью Чапоса, или мысли в голове его настолько тяжелы ему были в данную минуту.
– Ну-ка, ну-ка, погромче вякни, а то дудишь себе в ноздрю, так что слов я не разберу, судья – праведник, мудрец копчённый! Вон ты какой с лица-то тёмный, прокоптился от прожитых лет…
– Я, как и ты, гибрид, имею в себе ту же примесь крови, что у тебя. Потому и смугл лицом. Я летами не стар.
– Вроде, и осведомлён обо мне, а не знаешь о моих возможностях. Неужели не понимаешь, на кого ты тут рот разеваешь, на кого слова свои выдуваешь? Кто тебе напел, что я его убил? Было как-то, сидели с ним в «Ночной Лиане». У меня в моём заведении не было «Мать Воды», я на таких поставщиков выхода не имел, вот и прибыл туда, как душе исцеление потребовалось. Тоска меня изжевала в последнее время… Смотрю, он там. Присоседился ко мне, я его угостил как давнего знакомца. «Мать Вода» дорогое баловство, дороже девушек. Твой Реги был кот-ласкун, бабьих сердец полоскун, но подход к любому имел, коли нужда возникала…
– Ты с ним едва не подрался там. Свидетели есть.
– Бывает и такое. А как проспался, чего мне с ним делить?
– Ты деньги ему совал. А он их тебе в лицо швырнул!
– Не помню. Мать Вода в своих видениях, видать, утопила меня. Мы с ним разными дорогами в жизни этой ходили. Он, вроде, давно уж взрослый был, так что ему нянька для сопровождения не требовалась. Где он там шлялся, с кем водился? Человек был не простой, жизнью ломаный. Я вот слышал, что он в последнее время с одной красотулей услаждался, а она с хозяином продуктового рынка в ближайшем отсюда городке в связи состояла. Так что там порыскай, кому он встал поперёк желаний, на чьё пригретое место прилёг? Он это любил, чужих девок обхаживать, чтобы трат на них не было. Пусть другие тратятся, а он слизнул край сливочного пирога, да и был таков. Вот и сломали ему выю его знатную… Почему я? Кто донёс? Ну?
– А я это утверждал? Хоть словом? Хоть намёком? Сам ты и сознался…
– Чего напрягся-то? Не лопни с натуги. Про какую такую вину намекаешь? Ты один и виноват в судьбе своего сына – дурака по выбранной жизни, дурака и по настигшей его смерти.
– А ты знаешь, как он умер? Про сломанную шею кто тебе мог рассказать?
– Как? – тут Чапос учуял, что он брякнул что-то не то. Очень даже не то. – Все об этом говорили… – он мучительно пытался вспомнить, кто о том ему сказал, и вдруг вспомнил, кто. Тон-Ат ему сказал. Что именно сказал? Напоследок и произнёс, прежде чем исчезнуть; «Реги-Мон потянет тебя за собою в смертную навь, если ты здесь останешься». «А что с ним случилось»? – обмер Чапос, поскольку имел заказ оборотня на то, чтобы подкупить Реги и заставить его от Нэи отодвинуться в сторону недосягаемости для её глаз. Да вот всё тянул, – то ли не желая подобного разговора, не то реально боялся, что накатит приступ неконтролируемой ненависти и пришибёт он Реги-Мона… Так ведь и Реги был на ответный удар способен, приёмам обучен и с оружием не расставался. «Ему выю перешибли», – спокойно ответил Тон-Ат, – «Одним ударом». «За что ж…». «А за язык несдержанный, за оскорбление, что он себе позволил». «И кто ж»? – но ответа Чапос не дождался.
– Не мог об этом никто говорить! – вернул его к реальности Сэт. – Я знаю, потому как имею в знакомых человека из Департамента Безопасности. А больше никто не знал про такой вот секретный приём, чтобы одним ударом шею человеку сломать… Подобные убийства расследуются всегда секретно.
– Так видели люди, как он валялся рядом с железнодорожными путями…
– Его рано утром обходчик нашёл. И его сразу после этого забрали люди из Охраны общественного порядка. Не видели его больше никакие такие люди. Там огороженная территория, и никто, кроме рабочих путей там не ходит.
– Так… к подземным оборотням обрати свой вопрос, – ответил Чапос, глядя в стоячие, каменно-недоступные для прочтения, глаза собеседника, так что непонятно было, дошло до него сообщение или же нет. – Там и не такие мастера имеются по способам умерщвления… Но не уверен, что ты к ним дорогу найдёшь, а ещё больше сомневаюсь, что они тебе на твои вопросы ответят.
– О каких оборотнях ты всё время мне твердишь? Ты точно в своём уме?
Чапос оглянулся. Дом яств заметно опустел, и негромкий голос Сэта казался громовым. Но усталые служители заведения, состоящие в основном из облезлых уже женщин, которых и собственные мужья-работяги давно перестали желать, не обращали на дорого одетых посетителей никакого внимания. Так казалось. Видимо, боялись потревожить ненужным жестом или словом тех, кто явно забрели сюда по случайности.
– Эй, красавицы, – обратился к ним Чапос, – вкусно у вас готовят, и столы чистые, помещение уютное, посуда глаз радует. Так что моё уважение вашему хозяину или хозяйке.
– Хозяйка у нас, – с готовностью отозвалась одна из женщин.
– А как зовут? – для чего-то спросил он.
– Лирэна – Нэвил, – получил он ответ. И замер с немалым удивлением.
– Да-а, – протянул Чапос, – Ящерка ты моя диковинная, да зубастая… Опустилась же ты до такого вот стойла для кормёжки местных торгашей рыночных.
– Знаешь её, что ли? – без особого интереса спросил Сэт.
Чапос ничего ему не ответил и опять обратился к служанке, – А муж-то есть у неё?
– Вдова она. Зарезали его в драке… – тут к ней, едва ли не вплотную, приблизилась вторая женщина и произнесла полушёпотом, нагнувшись к её уху и выставив на обозрение свою вполне себе аппетитную грудь из аккуратного корсета, – Тебя кто просил имя хозяйки объявлять первым встречным?
Женщина в доме яств, не похожая на прислужницу
Чапос, бывший совсем рядом с ними, так что туго обтянутый стан женщины касался его плеча, отлично разобрал её слова.
«Вряд ли такой сисястой павой муж пренебрегает», – подумал он мельком. Словоохотливая служанка вспыхнула и с выражением вины и подобострастия произнесла, – Простите… – что навело на мысль, что аппетитная особа занимает тут не последнее место.
– Иди, я сама обслужу клиентов, если им ещё что потребуется, – и обратилась вдруг к Сэту, хотя он молчал, – Я тут всем распоряжаюсь, а госпожа Нэвил никогда тут не бывает. Чего ей тут делать на окраине?
Сэт не отозвался и, казалось, пропустил её объяснения мимо ушей, как и на женщину даже не взглянул.
– Она как жила, так и живёт где-то в центре столичном, как ей и подобает по её-то замашкам…
– Ступай! – откликнулся Сэт с заметным раздражением, – Тебя никто не приглашал вступать с нами в общение. Первую обслугу пришли, она нас своей болтовнёй не затрагивает, а ты следи за порядком на кухне, как тебе и пристало. Да пусть закусок принесёт овощных и желательно на жару томлёных. Ясно тебе? – и он метнул в её сторону быстрый, но властный взгляд, как пригвоздил её, удивив Чапоса замашками рабовладельца, приказывающего своему рабу. И женщина, объявившая хозяйкой себя, удивила своей покорностью ему. Она быстро удалилась. Или не хотела перечить столь важному по виду клиенту.
Пришла первая служанка, почтительно стала расставлять закуски в красивой посуде из «Нелюдима». «А вот и бокалы переливчатые зелёные, с золотой росписью, прибыли», – отметил Чапос, тогда как на других столах стояли обычные из грубого зеленоватого стекла.
– Так говоришь, вдова теперь госпожа Лирэна – Невил, – обратился к ней Сэт с тою же властностью, что и к изгнанной женщине, но более доброжелательно. Служанка, преисполняясь не вполне и обоснованным доверием к запоздалому любопытному гостю, словно бы учуяла; интерес его не праздный, и красивая несчастная хозяйка господину знакома. – Оставил ей в наследство одни долги. Всё размотал, да и её добро успел куда-то затыкать, как говорят. Вот она из роскошной жизни сюда и попала. Купила себе этот дом яств. Плохонький он был до неё. Так она тут кухню отменную организовала, чистоту и порядок, посуду хорошую приобрела, а недорого, если по меркам центра столицы. Там-то такие грязные порой бывают дома яств, с едой едва ли не затхлой, а у нас все удивляются, как вкусно и опрятно. Всякий аристократом себя тут может почувствовать. От посетителей отдыха не имеем.
– Мужчина-то есть у неё? – не удержался от любопытства Чапос.
– Кто ж о том узнает? Нам не сообщает она о своих постельных утехах…
И тут появилась та, что была в элегантном корсете, явно красуясь красивой своей грудью, каковой и молодая позавидует. Плавно и быстро двигаясь, очутилась с ними рядом, – Как не быть! – усмехнулась она, с вызовом глядя на Сэта. – С такой-то красотой, да дать крови застояться? От застоя крови, мой господин, у женщин все болезни и начинаются. Не только тело от вполне понятного окоченения, но и душа без мужской ласки может омрачиться. Особенно если женщина охотница на удалую и активную дичь.
– Ты сама-то какая? – ухмыльнулся Чапос, любуясь её статью, скорее. По возрасту она всё же была не та, какая его и устроила бы.
– Проверь, если захотел… – ответила она откровенно. – У нас чистые покои имеются для ночных и заплутавших путников…
– А чего ж твоя госпожа старых-то набрала, чтобы тут прислуживали? – Чапос вовсе не собирался играть с этой далеко не юной тёткой в нежные игры. Сэт прикрыл глаза, будто утомился и свет мешает ему, хотя освещение в целях экономии было тускловатым.
– Да разве ж у женщины есть возраст, если она ухоженная, умелая, да горячая? – ничуть не обиделась бойкая служащая захудалого дома яств блистательной Лирэны – бывшей жрицы Матери Воды, – Или и себя старым мнишь?
– Зрелым, да. А зрелое дерево в сук растёт, не наблюдала? У меня жена есть молодая да ладная, – соврал Чапос. – Ждёт меня, не дождётся, томится.
– Верю, – охотно согласилась женщина, глянула ласковыми и глубокими глазами слишком прямо и слишком внимательно, чтобы такое дозволялось служанке, и у Чапоса что-то дрогнуло в груди и тронулось ниже, к паху, где и ощутил он неуместный томительный всплеск… – Чтобы у такого мужчины да спальня пустовала? Небось, и не одна жена у вас, а на каждой улице по жене…
– Не могли бы вы закрыть двери заведения, чтобы ни одна пьяная рожа сюда не втиснулась уже! – опять тоном приказа потребовал Сэт, перебивая их дуэт. – Нам с приятелем переговорить необходимо без свидетелей. Да и вы можете отдохнуть от своих обязанностей. У нас разговор долгий будет. Не исключено, что и до утра. За беспокойство и возможную утрату прибыли от возможных же посетителей я вам заплачу сполна.
– Да какие теперь посетители, – отозвалась женщина и, как почудилось Чапосу, полоснула по лицу Сэта взглядом, полным ненависти. Вторая уже скрылась в другом помещении. – Отдыхайте и беседуйте, сколько вам и требуется, – и она прикрыла двери на улицу, пригасив свет в зале, как только последние посетители ушли.
– Лирэна-то тут или где? – крикнул ей Чапос, сожалея, что полногрудая и опрятная женщина уходит. Приятное воздействие со стороны незнакомой женщины, пусть не настолько и молодой, к тому же обслуги, существа низшего в его иерархии ценностей, отвлекло его от Сэта, порождающего муторное чувство и в душе, и в теле, как бывает накануне болезни. Ему реально захотелось схватиться за её подол как за спасение от навязавшегося тягостного собеседника. Но не успел, она скрылась в соседнем помещении. Он как-то сразу не поверил, что Лирэна тут не появляется, и как-то почуял, что она солгала из-за Сэта, преисполненная антипатии к его облику и поведению.
– Да чего ей тут делать ночью? – отозвалась другая, собирающая посуду со столов, так и не постигшая причины, по которой важных господ ввели в заблуждение относительно истинной хозяйки дома яств Лирэны-Невил, а в силу тупоумия не сообразившая, что причина вовсе не обязательно должна быть ей озвучена. – Дома, наверное, вдовье горе переживает. На пару с очередным молодчиком… – она обернулась на дверь; не появилась ли та другая, что и призывала её помалкивать, – Меня нанимала лично Лирэна-Невил и указа скрывать, что она тут владелица всему, мне не давала. А вы, по-видимому, тоже её знакомцы? Кто ж не знает, что Лирэна здесь как драгоценная пуговка на рубахе нищего, но её все уже успели полюбить. А народ тутошний, скажу я вам, к пришлым, коли щедры и добры они, очень приветлив…
– Пошла прочь! – процедил ей Сэт.
Служанка беспрекословно скрылась вслед за полногрудой женщиной в том же помещении, где располагалась кухня и прочее подсобное хозяйство. С той стороны у входа устроился на удобном кресле хуп, нанятый ради охраны. Он поигрывал оружием, неприязненно поглядывая на ночных посетителей. Они его абсолютно не тревожили, раз по виду люди солидные и хорошо одетые, но отчасти раздражали. Лишали полноценного сна. А не будь тут никого, он и выспался бы, и денег заработал за ночное дежурство.
– Жаль Лирэну. – сказал Чапос, вовсе не обращаясь к Сэту. – Но итог для неё закономерен. Не исключено, она ещё выберется… такая змейка извилистая и не через такие щели выкарабкивалась…
– Зря ты и пытаешься уклониться в сторону от нашего разговора, – жестяным голосом произнёс Сэт. – Я-то не служанка, чтобы меня заговаривать. Откуда узнал про подробности его смерти?
– Смерти кого? Мужа Лирэны? – кочевряжился он над Сэтом.
– Не о ней речь. Я про сына речь завёл. Ты сам озвучил подробности его умерщвления, о которых знать не мог.
– Откуда ты можешь знать, кого я знаю, и кто может сливать мне информацию о том или о сём? Раз знаю, то не один ты имеешь знакомых в разных охранах и прочих департаментах. Что ты в сравнении со мной, выскочка-скоробогач? Или очень хочется свою вину на меня свалить, а свою зажравшуюся зажиревшую душонку облегчить от угрызений? Чего я тут время-то трачу? Если бы не блажь одного типа, которого я ждал, так бы и видел ты меня здесь! Надо было ещё во дворе врезать тебе в то самое похотливое волосатое место, да вопля было бы, весь дом проснулся бы… Топай лучше в Храм Надмирного Света, да плати жрецам, чтобы молились за твоего сына или за тебя лично. Это уж тебе решать!
– Я что-то утомлён сегодня, – Сэт вздохнул, – давай успокоимся и посидим как давние знакомцы. Чего ты всё яришься? Не мешало бы выпить чуток, чтобы беседу маслицем смазать, а то горло дерёт, – он оценивающе осмотрел бутыль поданного вина и встал с места, – Тут у них и кое-что послаще имеется. Пойду, попрошу, а ты не торопись уходить, – он скрылся за дверью в служебные помещения. Чапос, желая уйти и не желая вина, отчего-то сидел, как приклеенный к месту.
Опять вышла та женщина, которая ему понравилась, неся поднос со свежими закусками и с вызолоченным графином, наполненным вином. Сэт с угрюмым видом шествовал за нею.
– Вино без оплаты, от нашего заведения – угощение за хороший ваш и обильный заказ. Нам хорошие посетители нужны вроде вас. Если понравилось, то заходите в любое время. Мы и по ночам впускаем… – тут она многозначительно прильнула к Чапосу, будто по случайности, безошибочно определив его как того, кто женщин любит. По оценивающему взгляду, наверное. Его овеяло вдруг тёплой ласкающей волной, то ли создаваемой движениями привлекательной обслуги, то ли он уловил её возникшее влечение, на воздушном даже уровне сообщающем ему, что его вдруг сильно возжелали… он ощутил ответную негу. Почти непреодолимое желание встать и увести её туда, куда она его и зазывала. Чем заметнее увядает женщина, тем сильнее её тяга к подобным радостям. Но не хотелось ронять себя в глазах паршивца Сэта, уподобляясь паршивому уличному кобелю.
– Ты ничего, полногрудая… – похвалил он, гладя её по ягодицам, – Зайду как-нибудь. Лирэну заодно проведаю, да и к тебе наведаюсь, коли примешь…
– Так чего тянуть, следующим вечерком, да желательно пораньше, приходите… – шепнула она, щекоча его ухо и шею горячим дыханием. – А если досуг и потом появится, так в любое время… приму вас, мой господин. Уж больно люблю я могучих таких, да с глазами столь зазывными… – она уже не обращала внимания на Сэта, поскольку тот сидел как истукан с каменным лицом. – Ты как раз мой ровесник, как я понимаю? А говоришь, стара я… – интимный переход на «ты» означал, контакт прочно установлен и дальнейших слов уже не требуется.
– Да так я, шутил. Засахаренная ягодка слаще зелёной кислятины… Ну, ступай. Сказал, зайду, значит, зайду. Но не теперь. Разговор у нас важный.
Так постепенно они с Сэтом как-то отдалились от столь напряжённого разговора в сторону. То ли усталость давала о себе знать, – но не Чапосу, он был бодр, – а Сэту. И потекла их речь, как река, то петляя, то прямо и откровенно, то затихая, то убыстряясь, глухо и напряжённо журча в два голоса в пустом помещении. Хуп уже спал в своём кресле. Разговор был бы очень важным для Чапоса, если бы не то, что и ожидало его в ближайшее уже время…
Под утро Сэт конкретно проголодался и стал доедать холодные закуски, не трогая вина. А Чапос пил вино как воду. И ведь неплохое вино имелось в подвальчиках Лирэны, и опять же! такое знакомое по вкусу. Чапос признал вкус вина, которое подавали в «Нелюдиме». Ограбила воровка Лирэна нового хозяина «Нелюдима»! Впрочем, тот сменил название дома яств «Нелюдим». Стал тот банальным «Отдыхом на цветущем холме». И уж кто и как там отдыхал, неизвестно и неинтересно. К тому же экзотический сад зачем-то выкорчевали, окружив здание такими же банальными цветочками и плодовыми саженцами. Тоска!
«Башню бы сжечь», – решил Чапос.
Он встал и поспешно направился к выходу, вспомнив о потайном подземелье. Из хитро запрятанного укрытия в глухих зарослях парка оно вело в глубокий подвал бывшего «Нелюдима». Хотя и не только туда. Подземелье было древним и разветвлённым. Но о том и не ведал новый хозяин. Чапос же потому и выбрал прежний простонародный хлев для голодных простолюдинов, стоящий на живописном холме, для своего «Нелюдима», чтобы всегда была возможность уйти в случае опасности. А вот Лирэна ведала про это, потому и ограбила винные погреба, да и не только.
Приговор, вынесенный «Нелюдиму»
Он встал, одержимый этой затеей, злодейской и бессмысленной, но неодолимой уже. Ничего не говоря Сэту на прощание, двинул к выходу. Дёрнул дверь, сорвав внутреннюю щеколду. Сэт остался. Его лютый взгляд будто полз по шейным позвонкам уходящего Чапоса, примеряясь к внезапному укусу. Чапос угрожающе развернулся, пожалев, что неподалёку торчит хуп с оружием. А то бы он точно воткнул свой нож в Сэта. Сэт, как ни странно, на Чапоса не смотрел вовсе, доедая что-то из закусок.
На улице он уже забыл о Лирэне и о похотливой её служанке. От неё, как и от всех прочих, в памяти осталась неразличимая груда лиц и подробностей, никак не связанных с чем-то целым и дорогим. Именно что свалка нечеловеческих отходов…
К рассвету башня уже пылала. И тушить ее было бесполезно. Дерево же. А каменная уродина осталась, как и стояла. Какое-то время Чапос, сидя на той самой скамье, где и встретил Нэю в тот холодный день, услаждал свой слух отдалёнными криками и шумной суетой прибывших военных низшего разряда, используемых для всяких непредвиденных ситуаций подобного рода. Ему было необходимо спалить вместе с памятью о Ласкире, которая и вдохновила его на постройку башни, всю ту грязь, которой эта память, как и сама башня, постепенно осквернилась, превратив всё в едкий пепел.
Немного придя в себя от содеянного, он попытался осмыслить произошедшее…
… Войдя беспрепятственно в помещение бывшего «Нелюдима», проникнув из подземного коридора через нишу, хитро замаскированную под заплатку в стене, он очутился в погребах, заметно опустошённых теми, кого и послала Лирэна. Туда проникал свет из полуотворённой двери, – видимо, только что брали фляги с вином, – и он загасил свой фонарь, оставив его возле самого входа в подземелье.
Выйдя в коридор, никого при этом не встретив при выходе из винного погреба, прошествовал уверенно в само помещение дома яств. На него никто не обращал особого внимания, приняв за клиента. Он сразу же оценил перемену обстановки. Сугубо мужской закрытый клуб превратился под стать новому наименованию в банальный дом яств, каких множество. Сновала обслуга, вся сплошь состоящая из парней, а из самих комнат раздавались как женские, так и мужские голоса, что и подтвердило его предположение.
