Лариса Кольцова
Миражи и маски Паралеи
Убрав Ненару с глаз Чапоса, Лирэна лишила его и пустяшной памяти о том, что замеченная девушка где-то тут существует поблизости. Но к Ненаре стала придираться, утруждать чрезмерной нагрузкой и искать повода, чтобы выгнать с работы. Лирэне всегда было важно оставаться по видимости справедливой в любой ситуации, а по возможности ничего и не заплатить той или иной изгоняемой девушке. То, что у Ненары вот-вот может расстроиться совместный поход с женихом в Храм Надмирного Света из-за несостоятельности невесты, Лирэну не волновало. Она и вообще-то никого не жалела, как и от окружающих жалости не ждала.
Никто и понятия не имел, через что ей пришлось пройти, прежде чем она очутилась в «Нелюдиме». Даже Чапос всего не знал. Только Азира знала про Лирэну всё. Но свои и чужие тайны Азира унесла с собой туда, откуда никто и никогда не возвращался, какими бы познаниями ни был отягощён. Изгнать Ненару не только не получилось, а наоборот, Чапос вдруг возвысил бывшую обслугу выше самой Лирэны. Ненара как в сказке очнулась вдруг, – не ситуативной наложницей на пару раз, а настоящей возлюбленной хозяина, открывшего для неё вход в самый интимный уровень своей башни…
– Волшебница ты моя, милая, – шептала Ненара, мысленно обращаясь к Нэе. стоя на смотровой площадке. Глядела во мрак ночи, где плескалась за деревьями река. Вдыхала ощутимую речную влагу, к которой примешивались пряные ароматы умирающих цветов из сада Лирэны. И посылала грустной волшебнице пожелание самого наивысшего блага из возможного на свете. Счастья взаимной любви…
Она подслушала тот длинный диалог, что и происходил у хозяина с возникшей из неведомого мира женщиной. И как много она уловила сердцем, даже не постигнув многих слов своим умом, в тех диковинных речах, к которым ей дозволила прикоснуться чутким ушком причудница Судьба. А для окружающих Ненара так и была наушницей самой Лирэны, если кто и заметил её слежку за хозяином и его гостьей. Не по личной склонности она наушничала, а под давлением Лирэны, заставляющей её, самую попираемую, следить за всеми. Только ни одной капельки не принесла она Лирэне из того волшебного смыслового потока.
– О чём болтали? – спросила Лирэна по виду пренебрежительно, но затаённо сверкнув своими глазищами такого же неместного зверька, каковыми были и её любимые цветы.
– О том, что у этой женщины есть прекрасный возлюбленный, очень богатый и влиятельный, до которого нашему хозяину далековато и по деньгам, и по красоте, – искренне ответила Ненара, не сказав и слова правды. – А уж как любит тот неизвестный эту гостью, нам и не мечтать о такой любви.
– А ты мечтаешь о любви? – усмехнулась Лирэна и в быстрых, неуловимых для прочтения, глазах её загустела вдруг тоска, да так очевидно, что и наивная Ненара поняла, – Лирэна очень несчастная женщина.
– Куда там нашему хозяину до столь блистательного господина, а уж эта красавица-аристократка так его любит, так любит, всё тоскует по нему, – добавила Ненара, утешая вовсе не Лирэну, а ободряя себя. И Лирэна, и эта чудесная женщина хозяина не любят! Его любит лишь она, Ненара…
– А тоскует-то отчего? – прониклась любопытством Лирэна. – Коли уж любовь промеж них?
Ненара не захотела рассказывать, что пригожая гостья отвергнута неведомым избранником, чтобы не выдать чужих горестных тайн посторонней и недоброй Лирэне, которая уж точно позлорадствует тому, и, не солгав, опять не раскрыла той сути разговора, что и уловила, – Он отбывает в длительное путешествие. Вот она и переживает. Нашему господину невозможно и надеяться на приближение к такой-то красавице, верной своему единственно-любимому, да к тому же она и сама богачка, – последние слова были чистой правдой. Не нужен, не изберёт, не прильнёт…
Башня, которую Чапос заказал архитектору, – а уж тот придумал выстроить её из вызолоченного дерева, укрыв крышей из разноцветных лепестков легчайшего металлического сплава, – чей образ родился в его воображении как обитель для чистой любви с чистейшей Ласкирой, редчайшей драгоценностью, чьё место в столь же изысканной шкатулке, чтобы вовек не помутнеть ей от прикосновения пошлости житейской, не то что беды… – так и не воплотилась в реальность в его усадьбе. Она, как несовместимая со старым зданием верхняя надстройка, возникла тут, став вместилищем всё того же продажного нечестия. Архитектор возмущался, указывая на очевидное и вопиющее несоответствие стиля столь потрясающего и воздушного сооружения тому зданию, на котором её и воздвигли.
– Исправить первый этаж, похожий на длинный и мрачный загон для стада, невозможно ничем, – сказал архитектор. – Тут же располагался простонародный дом яств, и никто не был озабочен, как он выглядит с точки зрения рафинированного вкуса. Лишь бы кормили дёшево и вкусно по возможности…
– Да с чего взял, что сюда рафинированные личности будут заходить в поисках возвышающих душу впечатлений? Сюда скоты и будут переть за тем, что «вкусно по возможности», только не задёшево, само собой. Я тебе деньги плачу, а ты уж и исправляй, как сумеешь! – гаркнул заказчик. Серый и угрюмый камень лишь слегка отполировали, заменили окна на более дорогие, вставили двери, сделанные из лаковой древесины, как и саму внутренность дома перестроили и украсили.
– У вас вульгарный вкус, – злился архитектор, сразу же предлагавший сломать старое здание и выстроить другое. Но Чапос не хотел слишком уж вкладываться в то, что принадлежало не ему одному. Ведь и Азира тут вложилась.
– Так я и есть простолюдин, – усмехался Чапос.
– Судя по тому, какой идеей вы меня же и вдохновили, не такой вы и простолюдин. Так запортить великолепный замысел, буквально уничтожить этой чудовищной громоздкой нижней опорой… всё равно что чудесный небесный цветок растёт из помойной лохани!
– Лохань так лохань, – сказал Чапос, – для аристократических отходов оно и надобно.
Самую верхнюю часть башни он оставил за собой, неприкосновенной ни для кого. Даже Азира на эту часть башни не посягала, приняв запрет как должное. Даже Лирэне – живому подарку ему со стороны Азиры, не было туда свободного доступа, и несостоявшаяся жрица Матери Воды ублажала его там же, где и прочие утоляли фантазии изысканных посетителей, – в нижнем и более обширном ярусе. У Лирэны имелась там персональная и обставленная на её вкус комната, где она и проживала, если возникало такое желание, даже когда у неё появился муж, живущий в собственном доме. Комната Лирэны напоминала цветущую оранжерею, всё свободное пространство было заставлено горшками и контейнерами с цветущими растениями, за которыми Лирэна обожала ухаживать, проявляя удивительные познания в сфере цветоводства.
Сад вокруг «Нелюдима» также был её затеей, навязанной Азире. И никто, кроме Лирэны, в этом саду не отдыхал, – Чапос плевать хотел на все сады мира, Азира тоже не восстанавливала там своих сил. Служащим и не позволялся такой вид баловства, как отдых в тенистых кущах от процесса работы, посетителям не до того было. Одна Лирэна и пользовалась этим ботаническим маленьким, но завидным роскошеством, занимаясь там своей загадочной медитацией. Радующий внешней пышностью и неместной красотой, сад в плюшевых своих недрах был вовсе не так пригож, каким казался. Колючки, режущие кромки огромных, будто жестяных на ощупь листьев, смыкающихся в жаркий зной как живая кровля над головой. Скользкие слизни, скрывающиеся под заманчивыми яркими лепестками душистых цветов, вонючие клопы, падающие сверху, и прочая кусачая мелюзга, живущая в подстилке из опадающих листьев и перегноя, так что убирать не успевали, всё это вызывало брезгливость у Чапоса.
А после того, как в гуще сада обнаружили пару раз жертв криминальных потасовок, и вовсе возникла мысль перепахать всю эту землю под новые и пристойные культурные насаждения. Но это опять траты, а их и без того хватало. Несведущие люди со стороны воспринимали холм со зданием, с вознесённой над ним и будто парящей над округой башней, как чью-то личную усадебку. Испытывая мимолётную зависть к тому, что обладатели сего природного уникума, расположившегося рядом с разросшимся городским парком и рекой, невероятно счастливы и беспечны, когда наслаждаются видом окрестностей со своей смотровой площадки или отдыхают в тени, пусть и небольшого, но цветущего экзотического сада.
Когда же обнаруживали со стороны уже городской улицы вызолоченную вывеску над входом; «Дом яств «Нелюдим», то уже не обольщались якобы гостеприимным видом витражных сдвоенных дверей под прочной решёткой, как и разноцветными фонариками, зазывно и тепло мерцающими в тёмное время суток, распознав дороговизну вовсе не всякому доступного оазиса для блаженного отдыха и вкушения вкусных яств-пития посреди городских пространств, почти лишённых зелени, – раскалённых днём, душных ночью, исключая редкие городские парки или «Сады свиданий».
После пропажи Азиры сад стал чахнуть. Чапос наотрез отказался оплачивать услуги садовника, заодно и покупки новых экземпляров капризных растений, плохо приживающихся в условиях неродной местности. Лирэна, имеющая неограниченное, загадочное, влияние на Азиру, на Чапоса подобным образом влиять не умела.
Историю появления Лирэны из селений, где обитали поклонники Матери Воды – прежде всеобщего, а ныне гонимого культа, никто Чапосу так и не разъяснил, а он и не выпытывал, поскольку давно уж устал от всех этих женских врак. Как и от самой Азиры устал бесповоротно. Лирэна же была тогда юной, обворожительной, но распутной настолько, что стоило ему отлучиться на время, – а отлучаться приходилось часто, – как она непременно становилась участницей или скандала с мордобитием почтенных лиц, или криминальной разборки из-за неё же. Хоть на цепь её сажай, да и ту перекусит своими злющими зубами. Любить такую женщину любовью в истинном её понимании, несмотря на чары бывшей жрицы Матери Воды, было невозможно никому, потому-то она и не обрела для себя никого из тех, кто возвысил бы её над тем убожеством, в котором она так и застряла.
Азира нашла ей мужа – небедного торговца, но Лирэна и его подмяла под себя. Устав от собственных приключений, она переключилась на полезно-практическую деятельность, став тем, кем и была по сию пору – «администратором», проявляя расчётливость и изворотливость такую, что денег зарабатывала больше, чем хозяйка Азира-Ароф. Пересилить она не могла лишь Чапоса, сумевшего подавить и её. Единственное, что ей удавалось, так это его обворовывать, хотя и не так ощутимо, как Азиру.
– Кого-то ты мне напоминаешь, когда стережёшь своё никчемное верхнее и пустое гнездо как стервятник, – сказала как-то Азира ещё до своего исчезновения. – Да и сам облик этой штуки, что ты тут выстроил наверху, что-то мне напоминает… Но откуда, Чапа, эта блажь? К тому же ты не видел сам образец, чему ты возомнил уподобить своё архитектурное смехотворчество. Ты ж не архитектор. И даже не художник. Ты человек без творческой жилки.
– О каком образце речь-то? – спросил Чапос.
– Тебя в Лучший город континента вовек не пустят, так что и объяснять бесполезно. Завидуешь ему?
– Кому ж? – Чапос засопел от унижения пополам с яростью.
– Даже в повадках ему подражаешь. Не надо, Чапа. Ты и сам по себе самобытен и ни с кем несравним.
– О ком речь? – он смотрел на худющую и давно уже опротивевшую ему подругу и коллегу с откровенной ненавистью, жалея лишь об одном, что допустил её вложиться в собственный бизнес и отделаться от неё будет непросто. Она уж и так мнила себя тут единственной хозяйкой.
– Знаешь сам. Чего воздух колебать, произнося имя, которое вызывает у тебя сотрясение даже в яйцах…
– Я тут подумал, – сказал он, удерживая себя от удара ей в лицо, – Надоела мне эта муть со всеми этими домами, будь то яств, будь то утех. Подарю свою долю Лирэне. Девка хваткая, умная…
Азира стала белой, как скатерть, которой был покрыт стол, за которым они и обедали. – Почему ж не мне, милый?
– А ты мне кто? Я уж и забыл, когда мы с тобой в последний раз и миловались.
– Лирэна сдала Департаменту Безопасности главарей своей секты. И если я захочу, я выдам её тем людям, которые и разыскивают её, чтобы свести счёты за предательство.
– Чего разыскивать-то? Когда она и не прячется ни от кого.
– Им в столицу доступа нет. Риск огромный, всюду агенты самих охранителей Коллегии управителей кишат. А я могу и выманить её за пределы охраняемой территории под предлогом сугубо женских проблем… А там и наведу на след. И выбросят её в бездну в горах, как и предписывает их закон. Мужчин-предателей в бескрайних болотах топят, а жриц в пропасть… чтобы никакая вода, даже загрязнённая, не касалась их приговорённых тел.
– Не угрожай. Ты сама-то по кромке такой же пропасти ходишь…
Как накаркал. Вскоре Азира и сгинула.
Счастливая доля несчастной Ненары
Визит Нэи в «Нелюдим», хотя и невольный, и стал для Ненары счастливым шансом напомнить хозяину о себе. Она, проявив изобретательность, перехватила заказ и понесла его в номер к хозяину и его гостье, чьё столь утончённое и доброе без всякого сомнения лицо, столь поразительные и подобные ясному небу глаза, внушали предчувствие, что хозяин опять обратит на саму Ненару своё благосклонное внимание.
Никогда не приходилось ей видеть столь изысканного платья, таких цветов в причёске, что Ненара, как ни силилась, не могла понять, живые они или подделка под растительный образец? И эти руки, белые и лёгкие, плавные в каждом своём движении, эта грусть и красота, не такая яркая как у Лирэны, но… как ни у кого. Слова «одухотворённая» Ненара не знала. Ей хотелось сесть рядом на диван с этой женщиной и любоваться на неё, вдыхать в себя тонкий-тонкий и едва уловимый аромат, вовсе не подобный ни одному знакомому цветочному аналогу, в том числе и необычно-душистым, хотя и токсичным цветам из сада Лирэны.
Увидев женщину ещё в коридоре, как только та вошла с Чапосом в «Нелюдим», Ненара внезапно ощутила к ней родное доверие и сразу всё поняла. Чапос такой женщине не нужен. А потому у Ненары и не может быть к ней ревности. Терять ей было уже нечего. Над ней нависала беспощадная Лирэна с очевидной угрозой скорейшего изгнания со столь денежной работы, да ещё усиленной тем, что Лирэна обещала насчитать штрафы за все имеющиеся недочёты. И никого не интересовало, как старалась изо всех сил маленькая и затюканная девушка, не сказавшая никому и слова поперёк, услужливая и добросердечная. Чем вызвано такое отношение Лирэны, она искренне не понимала, видя, что госпожа администратор хозяина ничуть не любит, чтобы предполагать наличие ревности, а у Ненары и мыслей таких не было, чтобы к нему приблизиться. А мечты… на то они и мечты, что им в жизни зачастую притулиться-то и негде…
Ненара стала первой, кого он пригласил в свой личный покой, верхний ярус башни. Пусть и успела она окунуться личиком в ту самую лохань порока, вкусив всё это слизистое нечестие, – и это буквально так, – самую сокровенную часть всякой девушки она открыла Чапосу, своему первому мужчине в этом смысле. Она целовала своими осквернёнными уже губами, – чего он великодушно ей простил, – его раскинутое на атласной постели, шерстистое тело, с неописуемой нежностью оглаживала всего от пяток до гребнистой макушки, как, вероятно, лишь мать своего первенца, и не уставала признаваться в любви, накрывшей её с первого взгляда на него.
Он же не уставал удивляться, да неужто так? Ничего такого он не мог и припомнить, чтобы в него хоть кто влюбился с первого взгляда, но верил ей. Пусть и косноязычная, она не умела лгать, она впустила его в себя не только телесно, но и в душу приглашала войти. Погружаясь в осязательное наслаждение, когда ласкал её юную, маленькую и продолжающую вызревать грудь, он не ощущал ни малейшей радости душевной, поскольку радоваться было ему нечем, – душа омертвела. Но требовал раз за разом её признаний, для него неизведанных прежде. Встреться ему такая девушка прежде, пошёл бы с нею в Храм Надмирного Света, но уж не теперь…
– Так уж и обомлела, как увидела? – спрашивал он. – Чего ж такого примечательного-то и есть во мне?
– Да я таковых прежде-то и не встречала. Стою в тот день у окна, чуть не плачу. Деньги-то где хорошие заработаешь? А тут… работа в красивом помещении, чистая, не трудная сама по себе, ешь, что хочешь, никто не запрещает. Велят к тому же и высыпаться, чтобы выглядеть свеженькой, весёленькой. Платьице опять же рабочее как бы, а такое нарядное. Да ведь такие мерзости вдобавок необходимо принимать, если кто из посетителей распалится… И ведь не откажи, – сразу вон, да оштрафуют за нарушение договора.
– Что ж другую работа не приискала, если с души воротило? – спрашивал он без всякого осуждения, милостиво скорее. – Сюда-то как попала?
– Подружку мою Луксу устроил жених на такую вот очень денежную работу. Я к ней с уговорами, устрой и меня! Лукса и привела к Лирэне. Та и говорит: «Как подпишешь договор, так обучу тебя всей этой нехитрой науке, не паникуй заранее. Это тебе не дом же любви. Тут в твою… – ну не буду повторять, – никто не влезет без твоего желания и дополнительно оговорённой цены, да и то где-нибудь за пределами этих стен. Если сама поедешь добровольно в гости к кому. Тут только чистая любовь дозволена. На то тебе и наряд выдадут жрицы Матери Воды». Уж такая чистая… Сама-то Лирэна вовсе не чистой любовью тут занимается, кто ж того не знает… Маялась я, не передать… Но что было делать? Дни идут, жених заждался, а у меня короб будущей жены так и не готов. Соберу разве что к тому времени, как седеть начну. Восемь детей у нас в семье, до меня ли матери моей? И всё же я решилась уйти отсюда. Сил выносить такое не осталось, никакие деньги уже не радуют. Стою в пустом коридоре, плачу, что делать? Гляжу в сторону парка, а там…Такой мужчина невероятный стоит, глядит задумчиво в сторону парка глазами, какие у людей учёных только и бывают. Очень умные у тебя глаза. Нос большой и ровный… а мне мужчины с маленькими носами уж так не нравятся. Губы, подбородок мужественные, заметные даже издали, а волосы с отливом, как у листвы лаковых деревьев. Плащ надет светлый, роскошный, струящийся, какие лишь на аристократах в центре столицы и увидишь. Сильный-то какой, так подумала, поднимет такой на руки, и всё! С душой точно расстанешься, умрёшь от счастья…
– Не рассталась же с душой своей, – умиляясь, ответил Чапос, – даже когда я тебя невинности лишил. А ведь подчинилась с таким лицом, будто умирать и впрямь собралась… – он возвращался к смакованию подробностей их первой ночи, поскольку она была всего лишь второй девственницей, какую он присвоил, несмотря на бесчисленную череду женщин, бывших в его обладании. Да к тому же влюбившейся в него, как ни удивительно, с первого взгляда, без надежды и всякой корысти.
– Согласилась бы и умереть, лишь бы тебе счастье подарить… – она прижалась лицом к его животу и замерла от переизбытка своего же чувства. – Тебе хорошо со мной?
– Было б плохо, лежал бы я тут рядом с тобой? А всё ж, старше я тебя, и такую жизнь позади оставил… Ты задала мне загадку, малышка…
– Какую ж загадку? Душа к душе льнёт, вот и вся разгадка любви…
Ярость Лирэны быстро рассеялась, она так и осталась администратором, госпожой Нэвил, как её с почтением величали, замены ей для того, чтобы «Нелюдим» процветал и приносил прибыль, быть не могло. К тому же она любила секс как процесс, но не самих мужчин. Другие нравились ей ничуть не меньше хозяина, а то и сильнее гораздо, особенно если являлись обладателями красивой внешности, молодости, не только впечатляющего темперамента. Лирэна считала Чапоса страшилищем, подавляющим деспотом, вынужденно чтя его как своего хозяина, и была откровенно рада, что благодаря Ненаре на неё снизошла настоящая уже свобода выбора.
Она первая обратила внимание на те симптомы, что проявились у Ненары, говорящие о беременности и, уведя её в укромный уголок, предложила свою помощь в том, чтобы ребёнка не появилось, посоветовав ни о чём не говорить хозяину. У неё есть связь с нужными знахарями, поскольку сама она родилась именно в тех краях, где они и обитают. А Чапосу достаточно будет сказать, что заболела, с кем не бывает. Оклемается же она быстро, без последствий. Лирэна открыто сказала ей, что вовсе не претендует на её место, поскольку хозяин слишком уж её давил как собственную жену, не отпуская порой и к законному мужу, не говоря уж о том, чтобы ей по собственному выбору душу отвести…
– Небось, и сама от него устала, – произнесла она сочувственно. – Под глазками-то тени, личико осунулось. Ручки как палочки истончились. Ты уж и подноса-то теперь не поднимешь.
На Лирэну нашла минутка особого благодушия и она увлекала Ненару в свою комнату для более откровенного и дружеского воркования, – Сосёт, видать, твои соки паучище, реально затрахал. Ты всё худеешь день ото дня, а он-то… брюхо тугое у него стало, как у реального уже паука, залоснился весь. Жрёт столько… я уж говорю ему; откуда аппетит-то, как у рудокопа? Прежде столько не ел, всё строил из себя утончённого мыслителя. А он: «Будь ты мужчиной, я б тебе пояснил, – поработай-ка своим поршнем с таким усердием, как мне приходится. Девочка юная, надо ж ей все грани любви показать». А ты думала? Они, мужичьё, все похабные животные, и понимай ты это, не влюбилась бы ты никогда и ни в кого. Но это понимание мы, женщины, обретаем всегда с опозданием. Ишь, редкую ночь сюда не таскается, в свою башню… ты спишь-то когда? Это ж надо такую глыбищу удовлетворить такой-то хлипкой малявке, как ты… Даже бывшая хозяйка изнывала от его гнёта, а уж она была настолько непростой и сильной женщиной, равной ему и по уму, и по богатству.
– Зато я стройнее стала, – пыталась защищаться Ненара, обхватив себя руками за талию, ставшую заметно тоньше.
– Ага! Как разнесёт тебя совсем уж скоро, забудешь не только о своей талии, но и красоту утратишь. Куда ты с ребёнком нагулянным денешься? Подумала? Ребёнка отберут, а тебя в дом любви запихают после того, как на аукцион выставят. Рабыней ведь станешь! Наш «Нелюдим» в счастливых снах лишь и будет тебе сниться тогда.
Ненара обмерла от страха. Вот так и ягодки токсичные вызрели после такого экзотического цветения страстей! Не в силах выносить подобную маету, она с плачем обо всём открылась Чапосу.
– Да я догадался, – он был спокоен, – Грудь-то у тебя вон как налилась, и не жрёшь ты ничего в последнее время. Поначалу думал, растёт твоя грудь, как женщине и подобает. Была-то масенькая совсем, как у подростка. Но я не в укор, ты хороша, как мало кто и бывает. Потому не дам я жизнь твою изуродовать и всё устрою сам без того, чтобы какие-то знахари рвали твоё чудесное тело. А если детей потом уж не будет никогда?
– Да что за радость в этих детях…
– Это ты теперь так говоришь, поскольку дура, но не по природе своей, а потому, что ум твой не вызрел пока. Замуж тебе срочно надо.
Ненара обомлела уже от предчувствия невиданного счастья. Но Чапос сразу же опустил её на твёрдый пол, едва понял, как она готова взлететь в своих наивных мечтах туда, где ему самому делать нечего. – Я с тобой в Храм Надмирного Света идти не обещался.
– Как же платье…
– Мой тебе подарок. Оно тебе совсем скоро уже пригодится.
– Я не понимаю, чего ж мне теперь делать?
– Ничего. Слушаться меня, а не Лирэну-стерву.
Он сам нашёл отвергнутого жениха Ненары. Сам и предложил ему бывшую невесту в жёны. Вместе с купленным для неё неплохим и удобным домиком. С условием, что жених, став мужем невесты с хорошим приданным, станет будущему ребёнку любящим отцом. Жених с радостью согласился, – к огорчению самой Ненары. Необразованный работяга, он вовсе не был простаком и всегда понимал, что работа в «Нелюдиме», куда сам он доступа не имел, вовсе не ограничивается подачей изысканных дорогих кушаний посетителям. Иначе, откуда такие деньги, что появились вдруг у невесты? Но вопросов он не задавал, любя её, как умел, коли уж выбрал. И то, что она отвергла его, вызывало сильное переживание.
Он часто приходил к «Нелюдиму», выжидал, и однажды повезло. Он сразу узнал по непонятному наитию, что это и есть хозяин «Нелюдима», едва тот вышел из того самого входа, что выводил в сторону парка и не являлся собственно входом в заведение, а был как бы запасным. В особом ограждении стояла его машина, довольно простая, даже грязноватая, не впечатляющая ни дороговизной, ни новизной.
«Видать, не такой уж и богатый», – решил жених. – «Или уж жадный настолько».
Вышедший человек не торопился сесть в машину и ускользнуть, а какое-то время наслаждался веянием свежего вечера, ароматом сада, созерцая предзакатные небеса. Так что жених, ничуть не склонный к поэтическому настрою в принципе, тоже поднял свою голову кверху, не понимая, чего там можно так долго разглядывать. Небо как небо, зеленоватое, испещрённое оранжево-золотыми полосами, будто маляр-неумеха размазал краску на чистом потолке. Но хозяин этого ненавистного «Нелюдима» застыл как статуй, словно предоставлял ему возможность на себя налюбоваться, – только было б чем!
Разыграв как бы случайно приостановившегося тут прохожего, жених исподтишка следил за огромным мужиком – новым избранником невесты, обладателем не только солидного и дорогого заведения, но и носителем настолько характерных внешних данных, что оторопь брала. Поражало его непривычно резкое крупное лицо, почти пугающее, мало похожее на мягко-округлые лица большинства окружающих, необычный цвет волос и мощь фигуры. Жених с приставкой «бывший» следил не с целью покалечить или зарезать представителя сословия, состоящего из «хозяев жизни», – он вовсе не горел желанием попасть в дом неволи или быть умерщвлённым неумолимыми исполнителями закона, а то и самим кряжистым и, несомненно, сильным соперником. Он желал постичь, что именно увлекло его невесту на тропу распутства, помимо денег владельца заведения.
Она никогда не была корыстной и всегда боялась мужчин из другого и более обеспеченного слоя, не имея стремлений к тому, чтобы выйти куда-то за пределы той привычкой жизни, которой и жила всё это время. Но, видимо, насмотрелась на богачей, и тяга такая возникла. Владелец дома яств, пусть и богато одетый, раскормленный и по виду недоступный, не казался парню тем, кого можно полюбить без оглядки.
Добродушный и отвергнутый жених и в голове не держал планов мести. Чапос устрашал его уже тем, что был выше по социальному положению, и ему оставалось лишь ждать, когда этот богатый урод выкинет его дуру-невесту, что происходило всегда и со всеми девушками из простонародья, становящимися игрушками богачей. Сам жених не принадлежал к тем утончённо-устроенным и щепетильным мужчинам-собственникам, что подобного не прощают, уж если он сквозь пальцы смотрел на предполагаемые забавы, к коим принуждали его невесту те, кто были для него не соперниками, а своего рода источником пополнения материальных запасов ради семейной совместной жизни. Он старался и работал, она тоже старалась и работала на их общее будущее…
– Чего пялишься? – грубо и раскатисто обратился к нему здоровяк с заметным гребнем на макушке.
– Дом яств, гляжу… – пролепетал жених, не в силах отвести взгляд от странной формы черепа злостного похитителя чужих невест. Хотя таких типов повидать ему уже пришлось, как скитался он по просторам континента с артелью строителей, где и работал. Те встреченные и диковинные мужики были не так упитаны, но тоже вполне себе квадратные, наделённые мощным костяком и огненным, из-за цвета волос, гребнем на башке.
– Не по твоему карману тут нажраться! Ниже спустись, за холм, и по улице топай, там простонародная харчевня имеется.
Из дверей вылез охранник и заметно злобно поглядывал на жениха, предупреждая его маневр сюда занырнуть. Но жених и не пытался подойти ближе.
– Так парк тобою не куплен, – сказал он, – где мне надо, там я и гуляю. Или уж и небо тобою выкуплено? И мне смотреть нельзя?
– Да хоть ты летай! – засмеялся гребнистый тип и сел в свою паршивую машину.
Поэтому, когда Чапос прислал к нему тонконогого и дёрганного управляющего из «Нелюдима» с приглашением зайти для разговора, жених с затаённой надеждой и без всякого ущемлённого самолюбия, простодушный и неумный под стать своей загулявшей невесте, прибыл тотчас же. Конечно, у него были надежды на некую компенсацию, поскольку невеста утратила свою невинность, но награда в виде дома оглушила его. А то, что будет в скором уже времени нагулянный ребёнок, так что ж такого? И свои родные потом появятся.
А у самой Ненары выбора и не было. Столь необыкновенный мужчина как «милосердный» и любимый господин её души и тела и не мог стать её законным мужем, поскольку ни у кого из окружающих она такого вот неподъёмного счастья не наблюдала ни разу. Пришлось смириться.
Зато она вошла под своды Храма Надмирного Света в невиданном и воздушном, расшитым драгоценными камушками, платье. Такое могли позволить себе лишь аристократки. Ненара поразила и своих подруг, и родню, и жениха с его товарищами. Платье, заказанное для погибшей бедняжки Ласкиры, отвергнутое с негодованием Нэей, не порадовало и новую владелицу. Вся тончайшая его подкладка была пропитана слезами невесты, пока она обряжалась для предстоящего ритуала со вновь обретённым женихом. А после с теми же слезами были отпороты все драгоценные камушки, спрятаны на нужды хозяйства в шкатулочку, а само платье убрано в короб, куда и полагалось убирать ритуальные одеяния для полей погребений уже.
Какое-то время она и после замужества, крадучись, прибегала в «Нелюдим», где в узорчатой башне билась и плакала, утешаемая Чапосом. Тот гладил её волосы и по-отечески убеждал, что не годится нарушать законы Надмирного Отца и изменять своему мужу. Указывал на участь Лирэны, ради обогащения не единожды презревшей возможное материнство. Ставшей неплодной. От того и стервозной. Какая участь её ожидает в старости? Деньги проживутся с неизбежностью, а горемычной безрадостной старости без детей не избежать, если повезёт, конечно, до старости дожить.
Он рассуждал как жрец из Храма Надмирного Света, завораживая её своим необыкновенно-красивым голосом, способным не только погружать в любовное беспамятство, но и внушать ценностные стереотипы должного поведения. На самом деле он просто остыл к Ненаре, поскольку она была одной из того множества, о которых он давно забыл, как и о ней помнить не желал, едва она перестала быть его постельной утехой. Лирэна ликовала и долго обсуждала дурость Ненары со всеми служителями и служительницами «Нелюдима», заходилась в язвительном красноречии, всё ж таки злясь, что этой замухрышке повезло разжиться неплохим домиком и заполучить себе мужа.
