Лариса Кольцова
Миражи и маски Паралеи
Она ничуть не удивилась вопросу. – А я и не живу, если не вижу вас. Я, как и Нэя, создана только для вас, но в несколько другом смысле, – ответила она. Встряхнулась, расправила плечи, став вдруг лёгкой и даже по своему изящной, ведь она освободилась от принесённой сюда тяжести. Она не получила отказа, её небескорыстный и живой дар, самое ценное из того, что у неё и было, приняли… во всяком случае, не отвергли решительно…
После её ухода он подошёл к открытому панорамному окну, чтобы дождаться, когда она выйдет из здания. Желая убедиться в том, что она есть в реальности. Центральный вход в служебные корпуса располагался как раз внизу под его холлом, только несколькими этажами ниже. Как раз в последние минуты их разговора к нему вернулась та самая мысль, что он всего лишь игровой образ, живущий в воображении некоего, более сложно устроенного, чем он сам, создателя. Он задумался о наличии пола этого неведомого создателя, каков он? Мужской, женский или отсутствует вообще, как данность? Судя по тому, чем так переполнена его наличная жизнь, его создателю этого-то как раз и не хватает. А кому всегда не хватает любви? Женщине, конечно. Мужской мир был бы другой. Он техничный, логичный, практичный, динамичный, более чёткий и более жестокий всегда. Мир женщины всегда добрее, хотя и не значит, что совершеннее. Он более иррациональный, не так детально проработан, даже в чём-то и тёмный, но всегда мягче, всегда нежнее и всегда грустнее. Значит, его создатель – женщина? Рудольф засмеялся своим мыслям. Конечно, всякого живущего порождает из себя женщина. А мужчина даёт семя, сам смысл, потенциал будущего. Потому он и обязан быть прямым и твёрдым, как и всякий вектор, устремлённый куда-то вверх.
Он стал всматриваться в бирюзовую гладь довольно удалённого отсюда озера. Оно просматривалось за полосой лесопарка. Примерно в центре озера смутно голубел круглый остров с построенными декоративными павильонами, изображающими некий фантастический город. Туда плавали на лодках ради прогулки. А ещё дальше, уже еле различимый, был ещё один остров. На нём содержали небольшой питомник, где разводили карликовых оленей. Иногда олени уплывали на тот берег, где начинался уже настоящий лес. Там они и оставались, если их не съедали две разновидности хищников. Одна разновидность имела четыре лапы и не обладала человеческим разумом, а другая была двуногой и как бы разумной. Зачем олени уплывали, неизвестно, – у каждого из них была на то своя причина. Назад дороги они отчего-то не находили. Леса размыто-воздушными валами уходили в необозримость. Феерическая красота планеты была таковой, что душа не вмещала в себя эту красоту. И душа потрескивала от несоответствия своего размера тому великолепию, что входило в неё через ограниченное зрение и слабое дыхание человеческого существа. От этого хотелось плакать, но плакать как-то по-особенному, не горестно, а отрадно. Он зажал в руках тонко-душистый флакончик с профилем Ксенэи, оставленный Латой. Очнувшись, он вспомнил о Лате Хонг. Её уже не было внизу в зоне видимости. Наверное, успела нырнуть в заросли лесопарка.
Космический десантник Фиолет – кто он?
– Шеф, я не помешаю? – Рудольф обернулся. Сзади стоял самый юный из недавно прибывших космодесантников. Со странной фамилией Фиолет. Поскольку его так и звали «Фиолет», то Рудольф забыл его имя. Помнил только, что оно вычурное, – Альберт? Аскольд? – поскольку парень как-то умудрялся не попадаться ему на глаза, по преимуществу находясь в свободное время рядом с Арсением Рахмановым, увлекшись местными раскопками, то Рудольф забывал даже о его существовании в подземном городе. – Тебя как зовут? – спросил он. После созерцания планетарных далей усталость, вызванная мощной перегрузкой, имеющей личное имя «Лата Хонг», прошла.
– Арнольд, – отчеканил парень. Внешностью он сильно напоминал красивого трольца. Тёмные вьющиеся волосы были длинные и лишь чуть короче чем у Артура. Подбородок нежен как у девушки, – он уж точно не испытал бритья! Запоздалое взросление? Глаза он имел искристые, сине-серые в фиолетовую крапинку. Они обладали тем особым свойством, что казались светлыми, когда на него падал яркий свет, и стали совсем тёмными, блестящими, едва он оказался в другом углу холла у витрин с минералами и попал в зону искусственного освещения. Он был худощав и не особенно высок, если для землянина. Пухлые, по детски-яркие губы, тонко выточенный нос, красивый, можно сказать идеальный, овал лица, маленькие уши. Одним словом – загляденье, хотя и был он красив несколько женственно. Одень его в платье девушки, и ни за что не подумаешь, что он парень. А характер, похоже, боевитый, не женский нисколько.
– Я тут к Арсению Тимуровичу спешу. Так зашёл передать вам одну вещичку, думаю, вам будет любопытно. – Фиолет положил на стол маленькую флэшку. – Сведения о странностях раскопов в столице Паралеи. Я туда слазил. Они строят там один грандиозный район для богатой публики, так все старые кварталы смели. А как стали рыть новые котлованы для фундамента домов, то там такое открылось! Они же не проявили ни малейшего интереса, мусор и мусор. А я тайно поснимал многое. Оделся как строитель и давай! Шеф! У них столица стоит как на многослойном торте – слоёв там столько! Внизу ещё один подземный город, а ниже, может быть, что-то и ещё. Один уровень плющит другой уровень. Тут же не одна, похоже, цивилизация загнулась.
– Мог бы сбросить по сети. Чего пришёл почти ночью?
– Если откровенно, то очень хотел посмотреть вашу минералогическую коллекцию. Мне Арсений Тимурович говорил о ней. Можно гляну?
– Гляди, – Рудольф плюхнулся на диван. – Только я скоро ухожу. А посторонних я тут не оставляю никогда.
– Да и вообще мне интересно посмотреть на будущее место своей работы.
– Не понял? – неприятно удивился Рудольф его прыти, – я тебя сюда звал разве?
– Нет, – Фиолет углубился в изучение камней. Не все из них он мог взять и потрогать. Они были заперты в витринах от загребущих рук сотрудников – трольцев. – Чего они у вас закрыты?
– Тут же тебе не подземное наше братство. Тут чужой мир и город вокруг чужой. Да и пыль скапливается.
– Классные образцы!
– А с чего ты взял, что будешь у меня работать?
– У вас? Нет. Я буду вашим преемником. Когда вы улетите все отсюда, старая бригада то есть, я же останусь с Рудольфом Горациевичем Разумовым. Он мне обещал вашу должность на мой, так сказать, вырост. Как он вернётся, так мы тут другую жизнь завьём коромыслом.
– Каким ещё коромыслом? Это-то что ещё?
– Историзм. Да и вы ведь не стариком сюда прибыли. Я хочу сказать, что вы, конечно, держите структуру в сохранности. Вы отличный консерватор, в этом ваша задача и есть. Но мы, те, кто сюда прибудут после вас, всё преобразуем по-новому. Иначе неизбежна окончательная бесповоротная и гибельная деградация социума Паралеи. И этот город развалится тоже, если цивилизация – матка протухнет окончательно и сдохнет. Мой отец вообще считает, что только молодые люди обладают нужной и мощной энергетикой, необходимой для воплощения необходимых проектов будущего. Старое поколение всегда склонно к консервации уже достигнутого уровня. А сохранять долго невозможно, неизбежно наступает разрушение достигнутого и откат в деградацию. Вы не согласны?
– Не твоё, личинка глазастая, дело, с чем я согласен, а с чем нет. Ты разве не штрафник?
– Нет. Я доброволец. Прошёл многоуровневый конкурс и отбор. Получил серебряный аттестат при выходе из космического городка.
– Выходит, не медяк? Уже легче. А то устал я возиться с этой никчемной, а такой тяжёлой мелочью человеческой.
– Человек не может быть мелочью изначально. Он сам наращивает свой вес, ценность для общества других людей, или же истирается, изничтожается от пагубных путей.
– Заткни своё словотворчество, софист. Я устал.
– Удивляюсь я на Антона Нерваля. То есть Соболя. Он спит на ходу. На вопросы отвечает так, будто у него зависание в головном компе. Ждёшь, ждёшь, а он ответит, когда вопрос давно забыт. А был, как сказал Арсений, талантливый парень. А как стал тут разводить семейные гнёзда, то отролился совсем.
– Заткнись уже, критик! Ты сам вылитый тролль. Ты не полукровка?
– Исходя из вашего особого пристрастия к генетической чистоте человека, отвечаю: я имею сложную составляющую в себе. Мать – кумычка. Папа, Разумов Рудольф Горациевич – человек русский. Но за расовую чистоту не ручаюсь.
– Не кривляйся. Откуда сведения о моих пристрастиях? Кто мне приклеил ярлык злостного архаичного расиста? Арсений?
– Я не наблюдал, чтобы Арсений занимался расклейкой ярлыков. Он не скрывает своего отношения ни к кому и ни от кого. Кажется, между вами многолетняя холодная война? А в чём разногласия, если не секрет? Тут же полная откровенность между соратниками. Разве нет?
– Это ты, что ли, мне соратник? Ты мой подчинённый, о наличии которого я, кстати, даже не помнил. Пока ты сюда не впёрся.
– Бывает. Загруженность. Да и тоска личного свойства. Что у вас тут за печали такие у каждого второго?
Рудольф молчал. Наглость младшего по званию и летам была настолько вопиющей, что слов не было. А подняться с дивана, чтобы слегка встряхнуть дурачка, было лень. Решил отложить до того момента, как они окажутся в подземном городе. И уж там провести воспитательную работу.
– Отец меня не воспитывал. Когда ему было? – охотно болтал Фиолет по ходу осматривания коллекции. – Мать я никогда не видел. Думаю так, что у них с отцом была взаимно трагическая неувязка. Я воспитывался в космическом школьном городке.
– Кумычка из «Созвездия Рай», – пробормотал Рудольф.
– Вы её знали? Это название населенного пункта, откуда она была? Поэтическое название.
Отступления в прошлое. Инэлия – мать Фиолета
Рудольф молчал. Он понял, кто этот Фиолет. Откуда он взялся. Ещё в те годы, когда он с Гелией и маленькой дочерью жили в подземном городе, однажды к Разумову явился растерянный доктор Франк и сказал, что только что Инэлия разрешилась от бремени чудесным ребёнком. Мальчиком.
Она сама пришла в медотсек к доктору и легко скоротечно родила, даже ни разу не вскрикнув. Все были потрясены, поскольку никто не наблюдал Инэлию на сносях. Что было и не удивительно. Она мало кому попадалась на глаза и носила такую хламиду, что в неё можно было засунуть две таких Инэлии. «Кто отец? Ты»? – закономерно задал Хагору свой вопрос Разумов. Все веселились, только у Разумова, да ещё у Арсения были скорбные лица. Что было и понятно. На Разумова навалилась ещё одна ответственность за малую живую душу, появившуюся на вверенном ему инопланетном объекте. Арсений же и никогда не расцветал улыбками. И если вокруг все начинали веселиться, он погружался в особенно явную задумчивость, по-видимому, не перенося ничьего веселья.
– А мы-то дураки, – толкнул Арсения один из молодых парней, – «ходили вокруг да около. Думали, верная жена старому и больному мужу. Женщина – подвиг, эталон верности союзу, освящённому их Надмирным Отцом.
Арсений оттолкнул шутника, – Не была она с ним ни в каком Храме! Где тут в горах ты видел Храм Надмирного Света? Она просто боялась этого колдуна. Когда-то он спас ей жизнь, кажется так. А он потом приковал её к себе уже мистическими цепями, – лицо Арсения перекосилось непонятно почему. От ненависти к Хагору, якобы колдуну, или проявилась его личная глубинная патология психики.
Памятливый Рудольф отлично помнил историю русалки, вышедшей из озера и вонзившей в одинокое сердце биолога Арсения Рахманова незримый, инопланетный, токсический шип, вызвавший временное помрачение рассудка. Он долго потом слонялся за Инэлией, ни разу не приступив к её атаке из-за врождённой скромности на грани невротической застенчивости.
– Вокруг целое поселение из половозрелых молодых мужчин, а я отец? – возмутился Хагор.
– Ты же муж! Или только дед-воспитатель, для чего-то зовущийся её мужем? – допытывался ГОР Разумов. Вскоре Франк сообщил данные генетической экспертизы. Отцом ребёнка был местный неизвестный житель Трола. Тут Хагор вспомнил, что как-то Инэлия отлучалась на несколько дней за пределы гор и где-то бродяжничала по континенту, якобы в поисках редких трав и цветов. Она и прежде так делала. А Хагору некогда было за ней следить. Он занят воспитанием маленькой Икринки. Хагор потребовал, чтобы земляне сами занимались устроением малыша. Был случай, когда он пристроил такого же нагулянного ребёнка Инэлии бесплодной молодой женщине. Но теперь искать другую такую же женщину ему недосуг.
– Устал я осчастливливать местные бездетные семьи. Мне за внучкой надо следить.
– Бывает», – смеялись парни с базы, – Дело молодое, тело удалое.
– Ты чего не следил за нею? – отчитывал Хагора Разумов, – Ты только за мной одним и следил, а вышло-то вон как!
– Тебе хотелось, чтобы дитя было твоим? – вредничал Хагор.
– Собака на сене! – разошёлся вдруг, обычно сдержанный, Разумов. – Охранял как реальный пёс, а что вышло?
– Охранял потому, что она ненормальное несчастное существо с некогда расшибленной головой, – огрызался Хагор, – Вы все тут не прочь приголубить чужую жену при случае.
– Ну и каков итог твоей охранной деятельности? – Разумов грубо прогнал его от себя. Инэлия была полностью безучастна к ребёнку. Молоко у неё так и не появилось, и пришлось синтезировать искусственное женское молоко, как и в случае с Икринкой.
При отбытии на Землю Разумов неожиданно для всех забрал малыша с собою. Чтобы продвинутое, земное научное сообщество как следует и в подробностях изучило все глубинные тайны братьев по разуму. Ребёнок мог погибнуть при перелёте. Он выжил. Уже под фамилией Фиолет он мог погибнуть и при возврате на свою некогда оставленную Родину Паралею, но он добрался благополучно. Никогда ни от кого Фиолет уже не узнает о своём происхождении. Разумов его считал за сына. А фамилию дал придуманную отчего-то. Может быть, так было кому-то необходимо в самой ГРОЗ, чтобы отслеживать обученного по земным методикам человека с планеты Трол.
Фиолет – всего лишь набросок к неопределённому будущему
– У них тут странные законы, – начал Фиолет, ещё один истязатель по неведению. Он, как и Лата перед ним, уходить не собирался. – Все архивы засекречены. О прошлом ничего толком не узнаешь из открытых источников. А было бы интересно… – Фиолет, искренне считающий себя землянином, был бы сражён известием, что и сам он хлипкий побег от планетарного тела Паралеи. Рудольф мысленно злорадствовал над его ментальным возвышением с позиции более развитого существа по сравнению с трольцами.
– Нет у них никаких архивов. Мы в своё время просканировали все их так называемые архивы. Пустые здания, где выдумщики сочиняют историю. А по мере её изготовления вбрасывают в открытый доступ, говоря, что часть архивов открыта для изучения. Нет истории и всё! То ли уничтожили, то ли и не было ничего.
– Как же?
– Так же. Создали с чистого листа, вернее, на пространстве планеты, очищенной от неудачного запуска прежней программы, запустили новый цикл игры под названием «Паралея».
– Кто создал?
– А я знаю? Мне не сообщили.
– Корявый какой-то мир, если социально, хотя и красивый, волшебный для зрения. Создатели явно чего-то недодумали. Но девушки тут блеск!
Фиолет засунул нос в узкий промежуток между стеллажами с образцами камней и минералов. Там, в полумраке, висела маска под прозрачным укрытием. Он вытащил её на свет и замер в восхищении, что говорило о его развитом художественном вкусе. Лик маски изображал в натуральную величину лицо земной чудесной девушки. Зелёные миндалевидные глаза смотрели как живые. Узкие длинные бровки, нежный румянец, тонкий носик, прекрасные небольшие губы блестели, как спелая черешня. Их даже лизнуть хотелось, так были они натуральны. Из-под головного убора в форме лепестков фантастического цветка виднелись золотые колечки волос. Волосы были не настоящие, конечно, а только тщательно прорисованная имитация как у качественной куклы. Маска была печальна. – И тут печалька, – произнёс Фиолет. – А качество бесподобное! Из чего она? Кожа шелковая как у натуральной девушки.
– У каждой артели мастеров или обособленных от прочих разных ремесленных цехов тут свои тайны мастерства. Они их не выдают. Да и промышленность здесь в частных руках, тут у каждого своя тайна как капустная кочерыжка, обёрнутая слоями секретов. Тайн много, из секретов как из кирпичей она и построена – Паралея, а упорядоченной структуры как таковой не прослеживается. Растительный хаос.
– И что же, маскарады устраивают служащие вашего учреждения?
– Нет. Я заказал в столице у одного кукольника-умельца для украшения холла. Такая вот у меня блажь. Все вопросы? Или их у тебя неиссякаемый запас?
– Потрясающе земное лицо! Как же он мог такую красотку изваять? Разве он видел земных девушек? – и сам себе ответил, – вы показали ему изображение кого-то, кто вам дорог?
– Уф! Фиолет Арнольдович, вы случайно не заменяете нашего уставшего безмерно старого врача и психолога по совместительству Франка Штерна? Пока Разумов не прибыл, чего ж вам дожидаться моего места? Вы сразу и приступили из-за сочувствия к старику тестировать всех своих коллег и соратников, не исключая и командный состав? Тебе лет-то сколько?
– Семнадцать. Я скажу вам вот что. Всё равно узнаете, если внимательнее будете изучать мои анкетные и прочие биометрические данные. Мой отец, Разумов Рудольф Горациевич, решил, что я нужен буду ему здесь для его дальнейшей миссии. Хотел, чтобы я послужил под вашим началом и поучился кое-чему у Арсения Тимуровича на практике. Тут, я смотрю, у многих людей портится характер. Это плохо.
– Вот как. Разумов решил переселить сюда весь свой род? Любопытно, но мимолётно любопытно. Будущее Паралеи мне уже неинтересно. Это правда. Арсений сказал тебе правду обо мне. Даже сгустив краски, как он думает, он всё равно идеализирует того, кому и даёт как бы беспощадную характеристику. Таков уж он, Арсений. Идеалист или утопист, не знаю, как вернее. Тут все пребывают в умственной летаргии. Очнутся на Земле, как придёт их час. А я вроде дежурного по спальне. Я бодрствую, но я одинок.
Видя, что парень не отпускает маску из своих рук, Рудольф подумал, не хочет ли Фиолет утащить её с собой в качестве сувенира. Поскольку Фиолет уже пристроился вместе с маской на другом конце изогнутого подковой дивана. Он гладил шелковистую поверхность маски, а Рудольф внутренне корчился. Изысканная вещичка была неприкосновенна ни для кого. Он думал, что парень всего лишь посмотрит, а тот разыгрался! Рудольф потребовал, почти закричал, – На место убери! Нашёл себе игрушку! Дома надо было оставаться, если не наигрался!
Фиолет послушно, но неохотно исполнил требуемое. Он косо прицепил маску на место. Тоном приказа Рудольф велел закрыть её защитным футляром, как и было.
– Так говоришь, мать – кумычка? Странное обозначение дал ей твой отец.
– Почему странное? – Фиолет продолжал любоваться на маску, – Космическая Улыбка Маски, – а за ней? – Чёрт или Красотка? – сказано было с определённым смыслом. Вроде, как он расшифровал аббревиатуру – «кумычка». – Это одна из многочисленных национальностей, исторически живущих на географическом пространстве под названием «Россия», в горах Кавказа. И очень красивые девушки там встречаются, доложу вам.
– Может, это Кривая Ухмылка Монстра Человекообразной Конструкции? Как тебе такая расшифровка? Или Коварный УМысел Человека Кристалла?
– В чём умысел? И что есть за странность – человек-кристалл? Это же нелепица.
– Всё для того, чтобы запустить щупальце в самое нутро земной цивилизации. А уж каков он, умысел или там замысел? Какой он у вируса, имеющего, по сути, кристаллическую структуру и внедряющегося в живую клетку, чтобы строить из её ресурса своё воинство? У всякой живой структуры своя цель. И что ею движет – замысел или умысел, зависит от точки зрения.
– Ваше мышление тёмное какое-то, как у алхимика какого…
– Вот и дуй отсюда к светлому Арсению. Он тебя заждался.
Фиолет пропустил грубость мимо себя, – Я тут девушку одну ищу, – признался он совсем по-ребячески. – Она у Арсения недавно тут бегала, шустрая такая. В кудряшках, весёлая и нарядная как куколка-украшение. Очень стройная, высокая, почти как я ростом. А я не люблю низкорослых девушек. Как в песне одной глубоко-исторической поётся: «Ах, ива – ивушка, коса пушистая, как мне красавица, тебе помочь». Её так и зовут Ива. Я где её только ни искал. Пропала и всё. Я же не знаю, где она живёт. Арсений сказал, что она кем-то уволена, а вы можете знать её местообитание. Если честно, я за тем и пришёл. Спросить.
– Почему я? Если Арсений был её начальником?
– Он говорит, что после неприятностей семья девушки перебралась в какой-то другой жилой сектор, хотя и осталась в ЦЭССЭИ. Снимают жильё уже за собственные средства. Им отказано в служебном обеспечении проживания. Где-то, где живут простые работяги и обслуживающий персонал. Его поставили перед фактом, что девушка больше не подходит для работы в такой закрытой структуре. Он не знает причину. Те, кто управляют городом, скрывают мотивацию своих решений. А мы, земляне, вынуждены подчиняться некоторым правилам, по которым тут ведутся здешние игры. Не во всё можем влезать. Да и кто она такая, чтобы за неё вести борьбу с местными влиятельными бюрократами. Так он и сказал.
– Ива? Арсений лично дал разрешение на её удаление из «Зеркального Лабиринта». А мог бы отказать тем пронырам, которые решили занять её рабочее место собственными детьми. – Рудольф сразу очнулся от сонливости. Фиолет нечто зажимал в кулаке, неумело тая какую-то штуковину, вытащенную из витрины. – Можно? Я хочу ей подарить, если её найду, – в его руке была зажата фиолетовая друза полупрозрачного камня, похожего на аметист. У местных людей были собственные названия для драгоценных камней, – поэтические и сложные для запоминания. – - Я заметил по её платьям, что она любит сиреневый цвет, а ещё синий, голубой и нежно-фиолетовый. Всегда только холодный цветовой спектр в одежде. Не говорит ли это о холодности и чрезмерной рассудочности девушки?
– Бери, – разрешил Рудольф, не желая обсуждать с ним особенностей дочери Латы, которую не знал, а если и видел, то не помнил. – Не уверен, что ты её найдёшь. А если и найдёшь, у неё мать строгая. Но гораздо строже матери их местные законы. Ознакомься на досуге с правилами их социальных игр и ритуалов. У ребят в подземном городе поспрашивай, к чему может иногда приводить дружба с местными девушками. У того же Антуана – вдовца в квадрате.
– В каком квадрате? – опешил Фиолет.
– В чёрном квадрате. Есть же такое определение «Чёрная вдова». А он чёрный вдовец. Он успел похоронить тут двух жён. А ты со своими интимными проблемами, связанными с пубертатным периодом, обращайся к доктору Франку. – Рудольф умышленно грубил, давая понять Фиолету, чтобы убирался прочь.
– У вас, старожилов, этот самый период, похоже, и не заканчивался, – дерзко ответил Фиолет, намекая на кого?
Или в опустевшем здании он столкнулся с Латой, чьи распущенные волосы и декольтированное одеяние натолкнули его на подобные подозрения? Рудольф с абсолютно ледяной физиономией раздумывал о том, какому роду наказания за нарушение субординации подвергнуть малолетку, навязанному ему Разумовым. Поскольку тот не был избыточно обременён воспитанием инопланетного приёмыша, – Разумов и на Земле-то редко гостил. Лучше всего поручить его десантникам постарше и сослать на один из удалённых объектов в горах. Там и обучится всем нормам принятого тут общения, а также различению нюансов самого общения, если дело касается иерархически более весомых коллег. – Разрешите уйти? – спросил Фиолет голосом вышколенного младшего десантника, отбросив всякую семейную задушевность, поскольку почуял собственный переход запретной черты. Рудольф смотрел на него через прикрытые глаза, делая вид, что ему мешает яркий свет, падающий из окна. Усталость вернулась, удвоено тяжёлая. – Как впёрся без приглашения, так и уходи без разрешения.
Едва Фиолет ушёл, как он свалился на диван и уснул таким глубоким сном, что проснулся лишь на рассвете.
На лестнице сбывшихся желаний и утраченных надежд
Несколько дней он жил и работал в привычном режиме, и мыслям о Лате не находилось места. Вроде бы, и не было её визитов, как и её самой не существовало никогда. К тому же Лата не обозначила своих конкретных и дальнейших действий относительно дочки-овечки на закланье. Он, что ли, должен был её где-то отлавливать? Или немедленно броситься в атаку на Администрацию, чтобы Лату не трогали, отстоять её неприкосновенность, а уж тогда та и явится с обещанной овечкой в зубах. С неприятным чувством, собственной отчего-то, неопрятности, он попытался отбросить в несуществующее происшествие с Латой. Так пытаются забыть череду навязчивых тягостных снов.
Он мог бы не приходить в «Зеркальный Лабиринт» и неделю в земном исчислении, а мог бы и месяц, но через трое суток зашёл уже к вечеру, когда весь небольшой коллектив покинул свои рабочие места, а ему было необходимо проверить итог их исследований. О Лате он начисто забыл, ибо методика очищения активной памяти от ненужного хлама сработала безукоризненно, как и следовые впечатления после её посещений не оказались настолько уж въедливо-неустранимыми.
Лата позволила смахнуть себя как пыльцу, налетевшую в окна во время всеохватного цветения деревьев в лесопарке, и осевшую на безупречную поверхность комнатной мебели. Аллергия в виде лёгкого недомогания была тотчас же и устранена.
Но уже при подходе к лестнице, ведущей на его этаж, внезапно укололи и обозначили себя мысли о вдове, высунувшись как иголки кактуса, впихнутого в тонко-матерчатый мешок для его последующего выброса вон. Притормозив и обернувшись, он вздрогнул, увидев Лату. Она не то сжалась, не то притаилась под лестничным пролётом первого этажа, напоминая красочного павлина в полудрёме. Подол платья именно как павлиний хвост лежал на полу. Рудольф рассмотрел, наконец, что женщина сидит на небольшой, но явно неподъёмной каменной скамеечке, притащенной сюда непонятно кем и откуда. Уж точно не сама она её сюда приволокла, сил бы не хватило. Он вспомнил, что совсем недавно рабочие чистили здесь стены, вот и оставили своё подручное средство. Все ли эти дни Лата тут дежурила, как архаичный часовой на посту, или же так проявила себя несуществующая, если для научного мировоззрения, мистика? Но земная наука и Паралея и вообще-то имели мало точек соприкосновения.
Она выпорхнула из своего укрытия ему навстречу, поразив невозможно-густым, почти малиновым румянцем, залившим и её шею, или так показалось из-за полумрака в помещении. Нежно-салатное облако ещё одного шедевра из Нэиной «Мечты» окутывало её пышную, но с резко выраженной талией, фигуру. Либо она конкретно исхудала, либо перестаралась с утяжкой себя корсетом. Каскад волос был тщательно переплетён атласным узким шарфиком, открывая шею и плечи. Причёска невероятно её украсила, оголив тонкие ушки, вызвав даже удивление их красотой. Почему-то у такой особы предполагалось наличие непременно мясистых и крупных ушей, хотя он никогда и не фиксировался на том, какой именно формы её ушные раковины. Она всякий раз открывалась своей новой гранью, как тот самый диковинный многогранник, с чем он мысленно и сравнил её в один из прошлых визитов. Реальная невеста стояла в служебном здании, томясь как у порога Храма Надмирного Света. Возраст не обозначал себя от слова никак. Видимо, под воздействием, что называется, давящей среды она, вместо того, чтобы сникнуть, невероятно похорошела, благодаря внутренней мобилизации всех имеющихся ресурсов. Это была подготовка к отчаянному броску в борьбе, даже не за будущее благополучие, а за саму жизнь.
– Откуда вы узнали, что я приду сегодня? – спросил он, даже не поинтересовавшись, а его ли она ждёт?
– Я зашла сюда к одной знакомой, – ответила она. – Она хотела вместе со мной поехать в столицу. Но так сложилось, что не смогла этого. Я зашла перекусить в здешний дом яств… – Лата повела рукой в сторону помещения на первом этаже, где кормились сотрудники. – И вдруг почувствовала, что у меня сильно сдавило в области сердца… Зашла в этот укромный уголок и решила всего лишь переждать приступ недомогания, да задумалась как-то… И вдруг вы…
– Так я вам не нужен? – он тронулся по направлению к ступеням.
– О, нет! Вы очень мне нужны! Как же… в тот раз мы, кажется, о многом договорились. И вы нечто обещали, кажется… Но в Администрации в отношении меня, кажется, ничего так и не изменилось… Глава Администрации и вообще пропал, будто его и не существует. Но кто-то же должен осуществлять управление или как? А там, кажется, никто управления делами и не осуществляет. И казалось бы, могли и обо мне забыть в таком случае, но нет! Так и кажется, что ещё злобнее ополчились на меня… – сбивчивая речь столь не похожая на её обычный чеканный стиль, указывала на её очевидное волнение.
– Чего вам всё время нечто кажется? Вы бы о здоровье озаботились.
Она взмахнула рукой, и просторный полупрозрачный рукав оголил её полную, но отменно гладкую и холёную руку до уровня локтя, – Да в порядке со мной всё! В смысле здоровья. Всего лишь перенервничала, а так-то… Вы настолько срочно необходимы мне…
– Я, к сожалению, могу уделить вам лишь пару мгновений, – вздохнул он, поняв, что, скорее всего, она опять застрянет у него надолго, если он впустит её к себе. – Так что озвучьте кратко и сразу же причину, зачем я вам срочно необходим.
– Вы обещали переговорить с Инаром Цульфом… – она засеменила за ним по лестнице.
– Разве? – спросил он, перепрыгивая через ступеньки и оставляя её позади.
– Ровно по истечении трёх дней мне предписано покинуть этот город, – она и не думала отставать, изо всех сил спеша следом. – А через два дня мне уже закроют доступ в Администрацию…
– Вы сами-то разговаривали с Цульфом после нашего общения? Донесли до него, что я готов предпринять все меры для вашей защиты? – он также не думал сбавлять темп бега по лестничным ступеням.
– Инар не желает меня видеть, а вы так и не сказали о том, что защита с вашей стороны будет… – Лата всё больше отставала.
– Так вы же сами вначале заболтали, измотали, а потом умотали, толком не объяснив ничего, – ему стало жалко её, пребывающую в состоянии развивающегося невроза. Он остановился.
– Я была более чем откровенна с вами, – она с благодарностью во взгляде догнала его. – Но я уловила, о чём вы. Я ушла в несколько взбаламученном состоянии, тут вы правы. Иви придёт к вам сюда в это же время, но завтра. Надеюсь, здесь также не будет уже никого. Кроме вас… А уж после вы сами решите, насколько долго она будет вам необходима… Я ввела её в суть дела, и она всё поняла правильно. Она умна, и вы оцените это…
