Я встал из-за стола и направился к выходу из опенспейса (место работы Жданова, помещение, где столы сотрудников разделены картонными перегородками, прим. авт.). Клайв выскочил из своего кабинета и попытался перегородить мне дорогу, но поймав мой взгляд осел на пол по стене и принялся судорожно набирать номер полиции. Он принял меня за слетевшего с катушек офисного работника – такие частенько стреляли в своих коллег и начальников, и на Виктории это было обычным делом. Я наклонился к нему и аккуратно отобрал коммуникатор.
– Клайв, я не собираюсь делать глупости. Мне нужно просто уволиться. Без шума. Я вечером приду за бумагами, а утром вернусь в нормальный мир, – я говорил тихо, медленно, словно хотел убаюкать менеджера, осторожно поднял его на ноги и вернул КПК, выключив набор полиции, – Я просто понял, что тут мне не место.
Клайв Тэтчер закивал, даже улыбнулся своей хищной улыбочкой и расслабился, мой тон подействовал.
На первом этаже за стойкой охраны один из службы безопасности вяло посмотрел на меня и бросил:
– Пропуск…
– Что, простите?
– Нельзя без пропуска покидать рабочее место вне положенного времени, – охранник говорил всё так же флегматично, но рукой уже нашарил шокер и надеялся, что сегодня его использует.
– Я больше тут не работаю, – на моём лице образовалась глупая, грустная улыбка, – Уволили… Очень нужно воздухом подышать.
– Без пропуска тем более нельзя, – шокер уже лежал на стойке и смотрел на меня своим стволом, – Я с удовольствием получу премию за задержание.
– Хорошо. Я попрошу у менеджера.
Развернувшись, я быстро вызвал лифт и зашёл в кабину. Камеры слежения просматривали все помещения, окна открывались только специальными ключами. Здание было приспособлено, чтобы никто не мог его покинуть, словно тюрьма для рабов.
Я поднялся на крышу с вертолётной площадкой и небольшим садиком для прогулок и курения. Отсюда до земли около пятисот метров. Зной уже подобрался к опасной для здоровья границе, и ветер совершенно не охлаждал, а наоборот сильнее нагревал тело. Крыша была огорожена высоким сетчатым забором из тонкой проволоки, чтобы никто не смог броситься вниз. Наниты не могли быстро прожечь достаточно большое отверстие, тем более не умели планировать с грузом моего тела, и пришлось придумывать другое решение.
Над головой на выделенном для них уровне пространства сновали дроны-доставщики, давным-давно полностью заменившие курьеров. Мощности их двигателей хватило бы на подъём с человеком на три-пять метров или спланировать вниз – оставалось выпустить рой нанитов и захватить одного. Выбрав крупный автомат, я заставил его вильнуть в сторону "слепой зоны" для видеонаблюдения, снизиться, и, рассчитав момент, прыгнул. Машина плавно спустила меня в сквер у здания Mi2. В рабочее время в деловой части города людей было очень мало, и никто не заметил мой побег. До парковки с серым уродцем я пробежал трусцой, словно редкий праздный горожанин, обеспокоенный лишним весом. Оставалось ещё пятьдесят одна минута, чтобы успеть к началу операции на складе, когда неказистая машинка поднялась в воздух и юркнула в поток высоко над крышами.
Дорога отняла ещё сорок минут, но возникла другая проблема: над ангаром, куда нужно проникнуть колыхалось невидимое человеческому глазу мощное ЭМИ-поле (импульсное электромагнитное поле, сжигающее электронику, прим. авт.) Использование этой технологии не было запрещено, но затраты на поддержание защиты оправдывались только против разведки флота. Слишком часто на Виктории я натыкался на эти полевые генераторы, что невольно решил – нас ждали и готовились. Без отключения большей части имплантов продолжать операцию было невозможно.
За много лет к аугментациям привыкаешь. Без них слабость и хрупкость человеческого тела ощущается в полную силу. Тут же возникло желание сощурить глаза, потому что картинка потеряла резкость, свет стал слишком ярким, а тени нечёткими, тёмными и смазанными. Спектр зрения сузился до тонкой полоски. Запахи не превращались в столбики состава воздуха. Пропала эхолокация и точная фокусировка на источники звука. Лишившись в тот момент глаз, я бы не почувствовал особого ухудшения – настолько много терялось в восприятии без имплантов.
Поле – несколько мгновений назад непроходимый барьер в форме купола, похожий на туман своей рыхлостью – теперь не ощущалось вовсе. Жара принялась выжимать пот, и одежда быстро промокла. Я старался не попадать в поле зрения камер, но теперь приходилось это делать по памяти, а не считывая в реальном времени информацию из сети.
К воротам склада удалось добраться с небольшим опозданием, но тягач с древним бензиновым двигателем только въехал в ангар, и я замер, спрятавшись за контейнером снаружи. Короткими перебежками удалось пробраться внутрь. Двое рабочих торопливо грузили ящики в кузов, а Борщ спускал паллеты с новыми и менял на них маркировку.
Появилась рабочая версия событий для расследования: эквилайт изготавливался в полуавтоматическом режиме на "простаивающем" оборудовании, и, чтобы алгоритмы не засекли, обозначался в системе каким-нибудь массовым продуктом, но перед отправкой на орбиту каждый товар должен физически пройти через склад, получить идентификаторы стандартные для СЗиКа. Взломав программы учёта, преступники нашли способ организовать всё это.
Я обошёл тягач и прижался к горячему металлу радиатора кабины. Трое человек были настолько заняты, что не заметили бросок тренированного тела, пока не упали на бетонный пол. Грузчики потеряли сознание, а с Борщом мне хотелось поговорить.
– Руки держи на виду, – начал я, но кладовщик схватился за своё оружие в просторном кармане комбинезона и несколько раз выстрелил прямо через ткань. Он оказался на удивление метким, и две пули клюнули меня в грудь, завязнув в модифицированных костях. Ранение было лёгким, но настоящая боль на пару мгновений ошеломила. Борщ подскочил и рванулся к своему кабинету, считая меня потенциальным трупом. Догнать его удалось с трудом, уже выхватившим автоматическую импульсную винтовку. Я схватил оружие за ствол из-за спины Борща и резко потянул на себя. Керамопластик упёрся в гортань преступника и сдавил трахею. Очень быстро тело обмякло и перестало сопротивляться. Я уложил его на стол и связал попавшимися под руку проводами. Беглый поиск в консоли оператора позволил найти способ отключения защитного поля. Наконец можно было вернуть свои способности и дать сигнал флоту.
Ничего не произошло. Я оставался обычным человеком.
– Руки держи на виду! – голос сзади произносил слова с сильным акцентом. Его английский был очень скверным.
– А вы уверены, что угрожать мне хорошая идея? – я послушно держал руки над головой и медленно поворачивался, произнося неудобные для меня звуки высокого арабского.
– Ты не имеешь права говорить на святом языке! – наёмник в камуфляжной форме и шлеме, закрывающем лицо, ткнул в меня дулом винтовки и опрокинул на спину, – Ты грязная собака!
Я попал в точку, определив принадлежность противника. Фанатики-наёмники ненавидели всех, по указке убивали за небольшие деньги, не считаясь с потерями. Их единственной целью был "вечный джихад". В недавнем прошлом, если заказ оказывался слишком "грязным" для официального решения, корпорации пользовались их услугами. Это продолжалось до тех пор, пока флот президента Штайна не взял большую часть колонизированных планет под свой контроль. После пиратской войны деятельность этих бородачей пресекалась самым жёстким образом. Я не встречал упоминаний о них уже пару десятков лет. Они почти никогда не нападали в одиночку, действуя небольшими группами, и я ждал, когда появятся остальные.
Психопат топтался на месте, но не стрелял. За его спиной раздались голоса. В кабинет вошли ещё несколько боевиков. Они опасливо косились на мою грудь с двумя ранами. Я внимательно изучал противников, их оружие и ждал удобного момента, чтобы нейтрализовать и выбирал, кого оставить в живых для допроса.
– Вставай! – рыкнул один из группы и протянул пластиковые наручники, предлагая самостоятельно надеть их. Что ж… Фанатики не понимали до конца, кто перед ними. Я смиренно застегнул замки на запястьях и хотел подняться на ноги, но получил сильнейший удар – кто-то выстрелил мне в грудь из противотанковой винтовки – и отлетел в стену.
– Этого нельзя брать живым, – голос без каркающего акцента поучал дикарей, – Этот не человек даже – напичканный имплантами биоробот, грязное животное. Есть большой нож? Нужно ему голову отрезать, чтоб наверняка.
Сознание поплыло. Скелет не выдержал, судя по хрусту и боли, часть грудины сломалась и упёрлась в лёгкие. Перед лицом наклонился ухоженный мужчина в дорогом костюме.
– Простите мою бестактность! Приветствую вас на Виктории! – в руке у него оказался длинный десантный нож, который уже начал погружаться в мою шею, когда я потерял сознание от нехватки воздуха. Я узнал человека: это был Стефан Уитман, владелец Mi2. В голове крутилась дурацкая мысль: "Почему деловые костюмы в моде у уродов уже столько веков?"
Я очнулся от смеха. Красивого человеческого искреннего смеха. Импланты работали в штатном режиме. Перед глазами ползли сводки о состоянии тела: проломленная грудная клетка, разрыв лёгкого, перелом правой руки, резаная рана шеи, едва не достигшая позвоночника. Большая часть повреждений уже была купирована (купировать, здесь устранить болевые симптомы, остановить кровотечение, но не синоним излечения и восстановления, прим. авт.) системой обеспечения выживаемости.
– Жданов? – адмирал флота методично вызывал меня, – Ответь Жданов!
– Слушаю, – приходилось эмулировать голос – самостоятельно говорить я ещё не мог.
– Мы получили сигнал, что ты в опасности. Десант прошёл процедуру высадки на планету и движется к тебе.
– В экзоскелетах? – я не поверил своим ушам.
– Да. Десять сквадов. Пришлось реквизировать все спусковые модули.
– Нападение на оперативника не даёт права на это, – я почувствовал, как меня перевернули и уложили на носилки.
– Так это не твоих рук дело? – брови Майна от удивления поднялись так высоко, что он стал похож на клоуна, – Передаю данные по Виктории.
Я в свою очередь отправил всё, что смог выудить из сети взломанной корпоративной сети.
Адмирал отключился, а я увидел масштаб происходящего: планета горела в пламени гражданской войны. Рабочие организованно оказывали вооружённое сопротивление – на многих предприятиях были захвачены склады охранных организаций. Полиция оказалась не в силах контролировать массы народа, требующие перехода планеты под полный контроль Союза. Особое внимание привлекало малое количество жертв и многие другие аномалии развития событий, например: численность повстанцев оказалась намного больше, чем оценивала Игна и её законспирированная ячейка.
Система жизнеобеспечения отчиталась о состоянии, и я приподнялся на носилках, которые уже погрузили в передвижной госпиталь. Доктор установил несколько датчиков и озадаченно смотрел в мониторы, не понимая, что делать с моим телом, состоящим из аугментаций больше, чем наполовину.
– Ожил! – я не сразу узнал Игну в лёгком бронежилете и с винтовкой на шее, заглянувшую в отсек мини-операционной, – Мы решили не ждать вашей помощи…
– Кто отдал приказ идти сюда? – с трудом прохрипел я. Доктор попытался вернуть меня в лежачее положение, но наши силы были слишком неравны.
– Я решила, что стоит… и уговорила группу… – Женщина немного замялась, чувствуя, что я чем-то сильно обеспокоен.
– А кто отдал приказ начать захват планеты?
– Я не знаю… Это общее решение наших руководителей. Я так ошиблась в оценке числа сочувствующих нам…
Снова получив доступ к сети, я увидел картину целиком и бессильно опустился на кушетку. Тысячи людей радостно кричали на баррикадах, ощущая свою победу. Виктория сдалась почти без боя, но лишь для того, чтобы сгореть под огнём собственных орбитальных установок. Сейчас половина платформ готовилась к процедуре разворота и удара по городам. Никто не знал о такой возможности, а я понял слишком поздно, только сейчас, когда процесс был уже запущен – протокол управления активной защиты планеты до сих пор не был расшифрован – шёл непрерывный обмен данными между центром управления и орбитальной группировкой.
– Вы – дурачьё, – прохрипел я на русском.
– Что? – Игна продолжала улыбаться, но, увидев моё выражение лица, уже не так уверенно.
– Мне нужно срочно попасть в центр управления планетарной защиты, – я откинул провода с датчиками и спросил доктора, – У вас есть комплекты биомассы для восстановления имплантов девятого поколения?
– Нет. Вообще никаких, – мужчина снял маску и развёл руками, – На Виктории это доступно лишь нескольким семьям. Есть "клей" – дырки залатать.
Я взял пакет с гелем, надорвал край и залпом выпил солоноватую слизь. "Клей" позволит заменить повреждённые ткани на синтетические соединительные волокна без восстановления функций, и продолжить гонку со временем.
– Где Уитман? – спросил я Игну.
– Мы старались взять его живым, но он отчаянно сопротивлялся. Он в боксе неподалёку с сильным ранением.
Поднявшись, я ощутил головокружение, но на ногах удержался и смог самостоятельно покинуть кабину госпиталя. Снаружи прямо на земле сидело с полдюжины человек. Увидев меня, они засмеялись:
– Космодесант закончит нашу работу здесь!
Игна указала место, куда поместили одного из владельцев планеты. Не теряя времени, я ворвался в операционную. На кушетке недвижимо лежало тело с несколькими отверстиями в брюшной полости. Уровень аугментаций был ниже моего, но Уитман Стефан держался в сознании. Полевой хирург готовился обработать ранения и перевязать, но я отстранил его.
– Зачем пришли? – дорогой костюм, заляпанный кровью, как нельзя точно подходил под этот надменный голос.
– Предложить сделку, – речь всё ещё больше походила на карканье ворона, – Мне нужны коды управления орбитальными пушками.
– Их нет. Автоматика настроена так, что срабатывает, если на Вику проводят успешное вторжение, – человек хихикнул и сплюнул сгусток крови.
– Мне нужны коды отмены, – я положил руку ему на затылок и приготовился считывать память.
– У меня есть ключ. Если успеете им воспользоваться, то спасёте планету, – Стефан Уитман улыбнулся разбитыми губами и достал небольшую карточку, – Держите! Времени мало.
Пришлось подавить желание схватить ключ и рвануться к узловой станции управления обороной – она располагалась в нескольких километрах отсюда вместе с крохотной площадкой для эвакуации с планеты руководства корпораций – туда собирался Уитман, по пути заглянувший на склад с группой боевиков. Не было в его голосе лжи или неискренности. Он отвечал честно на поставленные вопросы, но не поинтересовался, что получит взамен, словно моё слово "сделка" пропустил мимо ушей.
Сложно оценивать риски, находясь внутри событий. Невыносимо тяжело принимать решения, которые повлияют на ход истории. Я задержался на секунду, чтобы решить: бежать изо всех сил, чтобы воспользоваться ключом, или потратить драгоценные минуты и извлечь память из владельца Mi2, потому что он действовал слишком альтруистично для владельца личного бизнеса.
Импланты с аналитическими модулями процессоров все, как один рекомендовали оставить Уитмана сейчас и вернуться к нему позже, после отмены залпа по планете, но я в тот раз поддался интуиции.
Жизнь человека состоит из рутины. Обычно для поиска информации при использовании протокола "Воздействие" оперативники в первую очередь отмечают яркие события, вспышки эмоций. Жизнь этого старика целиком состояла из серого тумана обыденности. Рождённый в богатой семье, он не радовался ничему. Его фамильное состояние могло покрыть все мыслимые затраты и продолжало ежесекундно расти без какого-либо участия со стороны самого Уитмана. Передо мной лежал человек, который никогда не испытывал нужды в чём бы то ни было, любое желание исполнялось без малейшего усилия, а труд на протяжении всех двухсот семи лет жизни состоял лишь в формулировке этих желаний. Мне ещё никогда не было так больно просматривать память, и времени уходило больше, чем обычно.
– Мы не успеем… – тихо сказал я, закончив и устанавливая связь с Майном, а Стефан снова хихикнул.
– Жданов?
– Адмирал. Половина орбитального комплекса перенаводится на планету. Я вижу два пути: пожертвовать населением Виктории или пожертвовать несколько тысяч пилотов штурмовиков для уничтожения платформ. Времени осталось с десяток минут. Принимайте память Стефана Уитмана. Она лишь частично дешифрована – у меня не хватило времени.
– Принимаю, – Роберт Майн замолчал.
– Скажете, что решили?
– Флот всплывает… – сигнал прервался.
Игна слышала только мои слова и в шоке смотрела на меня ожидая объяснений.
– Ваша революционная активность санкционирована этими, – я показал пальцем на Уитмана, – Флот может успеть спасти планету, но ведь тут почти нет наших граждан и нет повода вмешиваться и жертвовать своими людьми. Пойдём отсюда.
Краем глаза я заметил, как Стефан расплывается в довольной улыбке.
Снаружи стало можно рассказать Игне, что Майн ударит по платформам.
– Этого монстра нужно охранять лучше. Мы заберём его, когда всё кончится, – наступило короткое время, когда от меня уже ничего не зависело, и приходилось просто ждать.
Солнце прошло зенит. Жара усилилась неимоверно. Воздух колыхался, меняя очертания фигур. Небо заволокло серой пылевой дымкой, и его цвет сменился с синего на грязно-зелёный. Неожиданно появилось множество падающих обломков, гул горящих тысяч тонн металла в атмосфере нарастал вместе со множеством сирен. Потери среди гражданских будут сегодня значительными, но большинство выживет. Я не стал связываться с Робертом – сейчас у него очень тяжёлый и трудный бой.
Приближение десанта выдавало себя громким лязгом брони. Парни бежали. Секция забора из бетонных плит вдруг разлетелась мелкими осколками, и через рассеивающуюся пыль появились экзоскелеты. Я помахал им рукой, сопровождая жест радиосигналом своих имплантов. Солдаты сбавили темп и запросили у меня оперативную сводку. Должно быть со стороны это выглядело жутко: боевые машины и человек, измазанный в крови, с разорванной на груди кожей, из-под которой торчали сломанные кости, поблёскивая металлом, смотрели друг на друга и общались, не издавая звуков на технолингве (машинный код, прим. авт.), а сверху небо рвали куски орбитальных платформ. Захотелось нарисовать эту картину, вписать туда переглядывающихся со страхом и непониманием живых людей. Оставить потомкам свой взгляд на ужас творящегося безумия.
Блокада Виктории началась. Отныне планета будет объявлена собственностью народов Союза вместе со всем населением и предприятиями. В другое время я бы посчитал это хорошим исходом, но флот должно быть потерял множество кораблей, поверхность Вики подверглась бомбардировке обломками, а разобраться до конца, куда уходил эквилайт, так и не удалось. Вдобавок память Уитмана не поддавалась полной расшифровке, оказалось, что воспоминания можно скрывать, и эта технология была у врагов.
Через час я стоял на космодроме и принимал комиссию назначенную управлять колонией. Из корабля вышли шестнадцать человек в форме и отдали мне честь. Я не мог ответить – нельзя без головного убора – поэтому просто поклонился.
– Исполняющий обязанности адмирала флота, Жданов Вячеслав Семёнович, – начал Фёдор Аманатидис, сухой мужчина, занимающийся восстановлением колоний после глобальных аварий или неумелого управления, заместитель главы экономического совета, – Вам объявляется благодарность за проделанную работу.
– Что с Робертом Майном? – спросил я.
– Вы сможете ознакомиться со всеми записями боя на мостике флагмана, – ответила милая, чуть пухленькая девушка – первая помощница Аманатидиса. Она изобразила скорбь на лице, по которой я понял больше, чем из её слов.
– Планета Виктория готова к сдаче, – бросил я.
– Какова ваша оценка вероятности сопротивления нашим силам? – поинтересовался Аманатидис, ставя свою печать в цифровом акте передачи.
– Незначительная – планету готовили к стерилизации.
Я обернулся к Игне, которая везде ходила за мной. Женщина внимательно следила за моим лицом и ожидала скорого прощания. Нельзя было оставлять её в неопределённости, и я подошёл к ней, обнял нарочито без нежности и так крепко, что она пискнула, а потом небрежно проведя рукой по волосам негромко произнёс:
– Всё будет хорошо. Вам придётся много работать с этими людьми, – я кивнул на членов комиссии, переносящих в грузовик свои тяжёлые чемоданы с вещами, – Ваше "подполье" будет переформировано. В первые дни разница в жизни планеты будет незаметна, а потом… Читать любые книги вслух можно уже сегодня, – Я улыбнулся.
– Вы когда-нибудь вернётесь? – Игна осторожно прикоснулась пальцами к лохмотьям кожи у меня на груди.
– Игна, у меня ещё слишком много работы.
Позже мисс Мерсер пришла проводить меня к челноку. Скорее всего потом она ещё долго смотрела в небо. Мне было очень стыдно за то, что я с ней сделал, но на раскаяние не имел ни времени, ни сил.