Дмитрий Игнатьев
Коммунизм против капитализма. Третий раунд
Роль Хрущёва очень плохая. Он дал волю тем настроениям, которыми он живёт… Он бы сам не мог этого сделать, если бы не было людей. Никакой особой теории он не создал, в отличие от Троцкого, но он дал возможность вырваться наружу такому зверю, который сейчас, конечно, наносит большой вред обществу. Значит, не просто Хрущёв.
– Но этого зверя называют демократией.
– Называют гуманизмом, – говорит Молотов. – А на деле, мещанство.
Хрущёв, он за Советскую власть, но против революции. Что для него характерно: он против всего революционного… Он бухаринец, безусловно. Не выше бухаринского, я думаю, был уровень. Примостился.
Хрущёв, он же сапожник в вопросах теории, он же противник марксизма-ленинизма, это же враг коммунистической революции, скрытый и хитрый, очень завуалированный… (выделено мною, Д. И.).
Нет, он не дурак, А чего же за дураком шли? Тогда последние дураки. А он отразил настроение подавляющего большинства. Он чувствовал разницу, чувствовал хорошо…
В партии ещё будет борьба. И Хрущёв был не случаен. Страна крестьянская, правый уклон силён. И где гарантия, что эти не возьмут верх? Вполне вероятно, что в ближайшее время к власти придут антисталинцы, скорей всего, бухаринцы»…
Так и получилось, к власти пришли горбачёвцы, завершившие дело Троцкого-Бухарина, продолженное Хрущёвым, разрушившие страну и уничтожившие социализм.
Но, продолжаю, прерванные обширным высказыванием Молотова, давшего теоретическую оценку хрущёвщине, показавшего её не случайный характер, размышления Катасонова.
Партийная и государственная верхушка (не все, конечно) проводила такое реформирование экономики, которое первоначально просто снимало с неё тяжесть ответственности. Это было в основном во времена Хрущёва. Позднее появилось и желание «брать». В неявном виде это проявилось при Брежневе, а в явном – при Горбачёве. Происходила незаметная мутация сталинского социализма в государственный капитализм.
§ 2. Реформа Косыгина-Либермана
На сентябрьском (1965 г.) Пленуме ЦК КПСС Председатель Совета Министров СССР А. Н. Косыгин выступил с докладом «Об улучшении управления промышленностью, совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства».
На основании решений Пленума были приняты два Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР.
30 сентября 1965 г. – «Об улучшении управления промышленностью», которым восстанавливался отраслевой принцип управления народным хозяйством СССР.
4 октября 1965 г. – «О совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства», давшее старт реформе Косыгина-Либермана, поставившей во главу угла прибыль как важнейший плановый показатель, по которому с началом реформы производилась оценка деятельности предприятия, выполнение ими планов и т. д.
Председатель Совета Министров СССР Алексей Косыгин был политическим руководителем реформы. Как отмечают многие авторы, исследователи реформы Косыгина-Либермана, Косыгин слыл в высшем руководстве СССР приверженцем рыночных реформ. Вот что пишет по этому поводу М. Антонов в своей статье «Реформа Либермана-Косыгина – «Революция обывателей»: «Из всех высших руководителей СССР Косыгин был наиболее склонен к идее конвергенции социализма и капитализма. Он, например, не раз пытался доказать своим коллегам по руководству страной, что акционерные общества – это одно из высших достижений человеческой цивилизации, и это делало его наиболее восприимчивым к предложениям «рыночников». И вот в то время, когда надо было переводить экономику на рыночные принципы, Политбюро, по мнению Косыгина, занимается разной чепухой».
Научным разработчиком реформы являлся Евсей Григорьевич Либерман, доктор экономических наук, зав. кафедрой экономики и организации машиностроительного производства Харьковского инженерно-экономического института, затем профессор кафедры статистики и учёта Харьковского государственного университета им. А. М. Горького.
Уже в 1956 г. в журнале «Коммунист» была опубликована статья Либермана «О планировании промышленного производства и материальных стимулах его развития». А 9 сентября 1962 г в «Правде» публикуется известная статья Либермана «План, прибыль и премия», ставшая основой последующей реформы. В 20-х числах сентября 1962 г. состоялось заседание Научного совета по хозяйственному расчёту и материальному стимулированию при Академии наук СССР, положившее начало дискуссии о реформе хозяйственного механизма и вылившейся в доклад Косыгина на Пленуме ЦК 27 сентября 1965 г.
Следует отметить, что на Западе внимательно следили за данной дискуссией. 12 февраля 1965 г. вышел американский журнал Time, обложка которого посвящена Либерману и готовящейся экономической реформе. На обложке с портретом Либермана, изображённом на фоне советского рубля, имеется надпись «Коммунисты заигрывают с прибылью». В журнале Time, как отмечает автор материала «Предвестник разрушения СССР – реформа Косыгина-Либермана 1965 г.», даётся краткое ознакомление с «положительностью» и настоятельностью реформ, намеченных Либерманом в СССР. И через восемь месяцев после публикации в американском журнале данная реформа стартовала. Отсюда понятно, кто был истинным вдохновителем этой «реформы».
Очень интересные факты из биографии Либермана приводит Николай Стариков в своей статье «Дедушка перестройки – Евсей Григорьевич Либерман». Он обращает внимание на то, что Либерман был женат на Регине Горовиц, сестре выдающегося пианиста Владимира Горовица, в 1925 г. выехавшим в Германию на «учёбу» и оставшимся там. Вместе с Горовицем не вернулся на Родину и другой музыкант, советский скрипач Натан Мильштейн. По воспоминаниям Мильштейна, организатором поездки выступил Уборевич, один из подельников маршала Тухачевского. По другим источникам, сам Троцкий даёт им разрешение «на гастроли» по Европе. Во время одного из своих концертов они знакомятся с королевой Бельгии Елизаветой. Гастролируют по Германии, затем оседают во Франции. Мильштейн вспоминает: «нас часто приглашал в посольство советский посол во Франции Х. Раковский. И как-то мы с Горовицем спросили о возможности нашего возвращения в Россию. Он ответил «Не будьте дураками. Играйте здесь!»». Следует напомнить, что Раковский принадлежал к троцкистской оппозиции. После войны Мильштейн и Горовиц осядут в США, получат американское гражданство. Владимир Горовиц впоследствии будет награждён «Президентской медалью свободы», которую ему вручит сам Рональд Рейган.
Из биографии Либермана известно, что в 1924 и 1926 гг. он бывал в научной командировке в Германии. Вот и прослеживается связь научного руководителя, идеолога реформы 1965 г. с троцкистами, с сионистскими кругами Запада.
А то, что США очень внимательно следили за происходящим в СССР и делали всё, чтобы изменить вектор развития советской экономики, говорят высказывания их политиков, журналистов, обозревателей.
Так, в сентябрьском номере журнала «Нейшнл бизнес» за 1953 г. в статье Герберта Гарриса «Русские догоняют нас…» отмечалось, что СССР по темпам роста экономической мощи опережает любую страну и в настоящее время темп роста в СССР в 2–3 раза выше, чем в США».
Кандидат в президенты США Стивенсон оценивал положение таким образом, что если темпы производства в сталинской России сохранятся, то к 1970 г. объём русского производства в 3–4 раза превысит американский. И если это произойдёт, то последствия для стран капитала (и в первую очередь для США) окажутся, по меньшей мере, грозными.
Херст, король американской прессы, после посещения СССР предлагал и даже требовал создания постоянного совета планирования в США. (Высказывания взяты из воспоминаний сталинского наркома (министра) финансов А. Г. Зверева, приведенные в статье «Министр финансов СССР Зверев о деньгах, золоте и долларе. Не Сталины они и не де Голли…».).
Вот почему США, международный капитал в целом, были крайне заинтересованы в том, чтобы остановить стремительное развитие СССР, под видом реформ добиться, чтобы руководство партии и страны отказалось от продолжения сталинского курса.
Вот вам и появление Хрущёва с его антисталинизмом, с его клеветой на вождя, с его отказом от сталинского направления развития СССР.
Вот вам и внедрение экономической реформы Косыгина-Либермана в 1965 г.
Прекрасный анализ сущности экономической реформы 1965 г. дан в анализируемой нами книге В. Катасонова «Экономика Сталина», в статьях Т. Хабаровой «Социалистическая экономика как система (Сталинская модель)», Н. Архангельской «Производственные отношения СССР в 1960–1980 гг.», в других материалах.
Товарищ Архангельская обращает внимание на то, что на рубеже 50–60-х гг. начинает возрастать внимание к получению прибыли предприятиями, растёт её роль в формировании доходов государства. И, как результат, отмечает Архангельская, «если в период 1930–1950-х гг. экономика страны представляла собой единый комплекс, работавший на общий результат, то в 1960–1980-х гг. этот комплекс перестал существовать, уступив место массе обособленных предприятий и их коллективов».
Реформа 1965 г. привела к распаду единого хозяйственного комплекса на части из-за стремления обеспечивать доходность не только народного хозяйства в целом, но получать прибыль на каждом предприятии в отдельности. Соответственно, и огромная общность работников этого комплекса разделилась на отдельные коллективы.
Прежде всего, общество и коллектив были противопоставлены друг другу введением платы за основные фонды и оборотные средства. Т. е., если раньше исходили из того, что коллектив является частью народа, владеющего средствами производства и может их использовать без всякой платы, то теперь трудовой коллектив, в связи с платой за фонды (т. е. средства производства) уже рассматривается не как часть собственника средств производства, а как их своеобразный арендатор. Происходит как бы отчуждение собственности от непосредственного производителя (трудового коллектива) и противопоставление его государству. Общество и коллектив противопоставлены друг другу как собственник средств производства и субъект, ими пользующийся.
Погоня за прибылью характерна для капиталистического способа производства. Превращение прибыли в главный показатель производства, в цель производства, положило начало возвратному движению от социализма к капитализму.
Процесс обособленности предприятий и общества, по мнению Архангельской, проявлялся в том, что:
– Стремление к получению максимальной прибыли было обусловлено тем, что на основе прибыли предприятия формировались фонды: материального поощрения, из которого выплачивались премии и иные доплаты; социально-культурных мероприятий и жилищного строительства; развития производства. Чем больше прибыль, тем больше фонды, тем больше премии и материальное благополучие тружеников данного коллектива. Вот трудовой коллектив предприятия и заинтересован в том, чтобы получить как можно больше прибыли, а нужна ли его продукция обществу, выполнен ли план по номенклатуре и ассортименту продукции, коллектив совершенно не интересует. Дело в том, что разные виды изделий давали разные отчисления в фонд зарплаты, разную прибыль. И поэтому предприятия стремились выпускать более выгодную, т. е. более прибыльную продукцию, в ущерб менее прибыльно выгодной. Выгодной для предприятия была та продукция, те виды работ, которые при меньших затратах труда приносили большую прибыль. Особенно погоня за выгодной продукцией усилилась с 1979 г., когда фонд зарплаты начал исчисляться не в зависимости от трудоёмкости работ, а в виде процента к сумме (стоимости) произведенной продукции, выполненных работ. Чем больше стоимость, тем больше фонд зарплаты, тем выше и зарплата, и прибыль.
Отсюда возник дефицит самых необходимых дешёвых товаров.
«Стремление получить прибыль на данном предприятии ведёт к его экономическому обособлению, превращает коллектив в изолированную единицу, стремящуюся прежде всего обеспечить собственную выгоду», т. е. противопоставляет коллектив обществу.
– Погоня за прибылью начала подрывать плановое ведение хозяйства. Коллектив предприятия был заинтересован, прежде всего, в том, чтобы перевыполнить план по прибыли и в этих целях стремился обеспечить себе выгодное плановое задание, т. е. занизить план. Разработка ненапряжённого плана соответствовала интересам коллектива, но не отвечала интересам общества, побуждала коллектив действовать в духе группового эгоизма.
Возникло также такое понятие как «корректировка» плана в сторону его снижения, которая, как правило, происходила в конце года, когда руководители (представители) предприятий в главках или министерствах, «корректировали» планы, за соответствующую мзду («благодарность»), что привело к появлению коррупции, как неизменного спутника товарно-денежных отношений.
Система планирования подталкивала предприятия к тому, чтобы не вскрывать, а скрывать резервы повышения эффективности и снижения себестоимости, т. к. это позволяло выполнять планы без напряжения. Планирование крайне слабо учитывало возможности научно-технического прогресса. Точнее говоря, сама система планирования, в основу которой была положена погоня за прибылью, а не за снижением себестоимости продукции, не способствовала заботе предприятий, трудовых коллективов к выявлению резервов производства, к внедрению новой более производительной техники, к использованию достижений научно-технического прогресса в производственном процессе. Повышение прибыльности предприятия можно было добиться, и предприятия добивались, совершенно иным путём.
Социалистическое распределение работников по видам труда в связи с потребностями общества дополняется капиталистическим распределением, исходящим из выгодности для данного коллектива трудовой деятельности по производству более прибыльной продукции, независимо от потребностей общества.
«Меняется и сам характера труда коллектива, – делает важный вывод Архангельская. – Пока он подчинял свою деятельность общим интересам и общему плану работ, его труд носил непосредственно общественный характер. Как только коллектив перестаёт считаться с общественными интересами и производит то, что выгодно ему самому, его труд теряет непосредственно общественный характер и становится частным трудом».
Архангельская приводит пример долгостроя, когда предприятия, строившиеся 13–14 лет, уже устаревали к моменту их ввода в строй. А ведь строители получали зарплату, премии, а их труд оказывался уже ненужным обществу.
Более того, размер зарплаты, материальное благополучие работника зависело не столько от количества и качества его труда, сколько от принадлежности к определённой отрасли производства. Так, любой работник предприятия, производящего оборонную продукцию, за одинаковый труд получает значительно больше, чем рабочий, производящий предметы потребления, т. е. нарушался важнейший принцип социализма – принцип распределения по труду.
«Собственность, превращавшаяся в групповую, вела к расколу общества, к превращению его в конгломерат коллективов, не связанных общими интересами». Это закладывало экономические предпосылки к расколу страны в будущем.
Этим ситуация 60–80-х годов радикально отличалась от ситуации 30–50-х. В сталинские годы жители страны были заинтересованы в успехе любого предприятия, поскольку это непосредственно влияло на их материальное положение через снижение цен. Тогда любой рабочий, любой труженик чувствовал себя хозяином своей страны. Он понимал, чем лучше, производительнее и качественнее он будет трудиться, тем будет лучше и жизнь всего общества, и его собственная жизнь.
А уже в хрущёвско-брежневские годы начал формироваться иной тип работника. Он старался не выкладываться на производстве, чтобы всегда быть в состоянии справиться с очередным повышением норм (Архангельская отмечает, что установилась практика ежегодного пересмотра норм труда без учёта изменений в технологии производства, совершенствовании процесса труда, его организации). Он был заинтересован в том, чтобы план был легко выполним, чтобы его предприятие выпускало выгодную продукцию, поскольку это давало большую зарплату и премии. Он не чувствовал непосредственно на себе эффективность работы других коллективов и ощущал себя не представителем всего рабочего класса, трудящихся масс страны, а именно членом коллектива данного предприятия.
Рабочий класс из авангарда трудового народа, самого передового класса современности стал (вслед за партией, в первую очередь её руководящей верхушкой) постепенно перерождаться в обывателей, живущих только своими личными интересами.
– Стремление коллективов к частной выгоде толкало их к завышению цен на свою продукцию.
Архангельская приводит цифры: с 1960 по 1980 г. прибыль возросла в 4,6 раза, а производительность труда в промышленности – только в 2,6 раза, а в сельском хозяйстве и строительстве, ещё меньше. Это говорит о том, что в основе роста прибыли лежал рост цен, которые предприятия завышали на свою продукцию.
– Стремление к частной выгоде толкало руководство предприятий к фиктивному завышению объёмов производства, к расширению повторного счёта стоимости сырья, полуфабрикатов, а зачастую и готовой продукции, к повышению материалоёмкости изделий и удорожанию продукции, к вымыванию дешёвого ассортимента, к припискам.
Всё это создало базу для формирования теневой экономики.
– Установившиеся отношения вели к разрушению коллективизма, складывавшегося в нашей стране в сталинские годы, к нежеланию трудовых коллективов работать с полной отдачей в интересах всего общества.
В тот период планы устанавливались «от достигнутого», что вынуждало предприятия утаивать резервы производства, чтобы иметь возможность выполнить и перевыполнить ненапряжённый план. Директор совхоза «40 лет Казахстана» Целиноградской области утверждал, что «действующая система стимулирования заставляет не вскрывать, а скрывать резервы».
Снижение эффективности советской экономики, – отмечает В. Катасонов, – частично компенсировалось и камуфлировалось усилением её сырьевой ориентации и наращиванием экспортной выручки от вывоза нефти, металла, леса, золота. По данным официальной статистики, экспорт нефти и нефтепродуктов из СССР вырос с 75,7 млн. т в 1965 г. до 193,5 млн. т в 1985. При этом экспорт за свободно конвертируемую валюту составлял, соответственно, 36,6 и 80,7 млн. т. Выручка от экспорта нефти и нефтепродуктов, составлявшая в 1965 г. порядка 0,67 млрд. долл., к 1985 г. увеличилась почти в 20 раз и составила 12,84 млрд. долл. Кроме того, в значительных объёмах с 70-х годов начал экспортироваться природный газ. Добыча газа в этот период увеличилась со 127,7 млрд. куб. м до 643 млрд. Практически вся новая добыча золота также шла на мировой рынок. Согласно зарубежным оценкам, в 1970–79 гг. Советским Союзом было экспортировано более 2000 т золота. Большая часть валютной выручки тратилась на импорт продовольствия и закупку товаров народного потребления. Страна начала жить за счёт природной ренты, за счёт распродажи важнейших природно-сырьевых ресурсов страны.
§ 3. Формирование теневого капитала в хрущёвско-брежневские годы, экономического базиса разрушения СССР
Достаточно подробно этот вопрос исследован в рассматриваемой нами книге В. Катасонова «Экономика Сталина».
Вначале автор напоминает нам, что в период нэпа была сделана ставка на использование товарно-денежных отношений для восстановления экономики при сохранении командных высот в руках пролетарского государства (диктатура пролетариата). Пролетарское государство должно было ограничивать масштабы частного капитала в стране и пресекать его притязания на политическую власть.
В промышленности и торговле возник частный сектор: некоторые государственные предприятия были денационализированы, другие сданы в аренду; было разрешено создание собственных промышленных предприятий частным лицам с числом занятых не более 20 чел. (позднее этот потолок был поднят). Среди арендованных частниками фабрик были такие, которые насчитывали 200–300 чел., а в целом на долю частного сектора, отмечает Катасонов, в период нэпа приходилось около пятой части (20 %) промышленной продукции, 40–80 % розничной и небольшая часть оптовой торговли.
После национализации всех иностранных активов в Советской России в годы «военного коммунизма», в период нэпа вновь началось привлечение иностранного капитала. Ряд предприятий был сдан в аренду в форме концессий. В 1926–27 гг. насчитывалось 117 действующих соглашений такого рода. Они охватывали предприятия, на которых работало 18 тыс. человек и выпускалось чуть более 1 % промышленной продукции, то есть, в общем-то, совсем небольшая часть. Но в некоторых отраслях удельный вес концессионных предприятий и смешанных акционерных обществ, в которых иностранцы владели частью пая, был значителен: в добыче марганцевой руды – 85 %, свинца и серебра – 60 %, золота – 30 %, в производстве одежды и предметов туалета – 22 %, – приводит цифры Катасонов. Помимо капиталов, в СССР направлялся поток рабочих-иммигрантов со всего мира. В 1922 г. американским профсоюзом швейников и Советским правительством была создана Русско-американская индустриальная корпорация (РАИК), которой были переданы шесть текстильных и швейных фабрик в Петрограде, четыре – в Москве.
Большая ставка была сделана на кооперативные формы ведения хозяйства. Правда, в период нэпа роль производственных кооперативов в сельском хозяйстве была незначительной – в 1927 г. они давали только 2 % всей сельскохозяйственной продукции и 7 % товарной продукции. Зато простейшими формами кооперации – сбытовой, снабженческой и кредитной – было охвачено к концу 20-х годов более половины всех крестьянских хозяйств, – отмечает автор. К концу 1928 г. непроизводственной кооперацией различных видов, прежде всего крестьянской, было охвачено 28 млн. человек. В обобществлённой розничной торговле 60–80 % приходилось на кооперативные организации и только 20–40 % – на государственные. В промышленности в 1928 г. 13 % всей продукции давали кооперативы. Существовали кооперативные банки и кооперативные страховые компании.
После начала наступления на частный капитал в период индустриализации страны и коллективизации сельского хозяйства, частный капитал не исчез полностью, но ушёл в тень, в подполье, где он просуществовал ещё несколько лет.
В 1930-е годы велась активная борьба по искоренению остатков нелегального капитала. Накануне войны его практически не осталось, случалась лишь бытовая спекуляция. Т. е., как отмечал Сталин, социалистические производственные отношения в нашей стране победили, с частной собственностью на орудия и средства производства было покончено.
Для борьбы с возможностью возрождения капитала принимались меры двоякого характера, отмечает профессор. С одной стороны, меры карательные, которые пресекали хищения социалистической собственности и иные злоупотребления. С другой стороны, меры поощрительные – поощрялось мелкотоварное (индивидуальное и кооперативное) производство для преодоления дефицитов на потребительском рынке товаров.
Сталинское руководство прекрасно понимало, что любой дефицит – питательная почва для хищений, контрабанды, спекуляций, организации подпольного производства дефицитных товаров и т. д. Поэтому поощрялось, в частности, подсобное хозяйство на селе. Часть времени крестьянин трудился в колхозе, а часть – на своём приусадебном участке. Продукция с этого участка частично потреблялась семьёй крестьянина, частично вывозилась на рынок и продавалась горожанам. Продукция могла реализовываться как самим крестьянином на колхозных рынках, так и сдаваться для реализации через систему кооперативной торговли. В общем объёме розничного товарооборота в 1940 г. на государственную торговлю приходилось 62,7 %, на кооперативную – 23 %, на колхозные рынки – 14,3 %.
Но в годы Великой Отечественной войны в стране вновь начал складываться теневой капитал. Питательной основой для него стали спекуляции продовольствием, фальшивые советские денежные знаки (их печатали в фашистской Германии и забрасывали на территорию Советского Союза), грабежи (в т. ч. завладение крупными денежными суммами во время эвакуации банковских учреждений). Кроме того, следует учитывать появление на территории СССР в конце войны большого количества иностранной валюты и трофейных предметов (промышленных и продовольственных товаров, картин, ювелирных изделий, антиквариата и т. п.), ставших предметами спекуляций и источником незаконного обогащения. Необходимо было действовать решительно и точно, чтобы не допустить расползания теневого капитала, который мог нанести серьёзный урон делу строительства социализма.
По теневому капиталу после войны было нанесено два главных удара, отмечает Катасонов.
Первый, – это денежная реформа 1947 г., о которой мы уже писали.
Второй – организованная правоохранительными органами СССР кампания по выявлению и наказанию лиц, совершавших разные виды экономических преступлений, – цеховиков, перекупщиков, фальшивомонетчиков, не говоря уже про банальных мошенников, аферистов и воров. Кампания проводилась в конце 40-х гг. Только в 1949 г. за такие преступления было осуждено на длительные сроки более 100 тыс. человек. И в конце 40-х гг. экономические статьи из списка расстрельных были изъяты.
Как отмечает исследователь теневой экономики в СССР Михаил Козырев «В сталинские десятилетия в СССР процветали так называемые кустари и их артели, если говорить простым языком – разного рода малый и очень малый бизнес, что в свете устоявшегося мнения об СССР 1930–1950-х гг. как о тоталитарном государстве, безжалостно подавляющем любые ростки самостоятельности и инакомыслия (в экономике, политике, искусстве), выглядит несколько неожиданно. Но фактом остаётся то, что в конце 1940-х – начале 1950-х гг. разного рода малым частным предпринимательством занимались сотни тысяч, если не миллионы человек… После войны советская экономика лежала в руинах. Начавшаяся гонка вооружений требовала ускоренного восстановления тяжёлой промышленности, которая пожирала все наличные ресурсы государства». Поэтому в стране продолжал существовать обширный мелкотоварный сектор в виде потребительской, промысловой и сельскохозяйственной кооперации, кооперации инвалидов и т. п.
«К концу 1950-х гг. прошлого века в СССР было зарегистрировано около 150 000 артелей (кооперативов) и частников-кустарей», – приводит данные М. Козырев.
В 1946 г., 9 ноября было принято постановление «О развёртывании кооперативной торговли в городах и посёлках продовольствием и промышленными товарами и об увеличении производства продовольствия и товаров широкого потребления кооперативными предприятиями», в котором были определены основные направления по деятельности кооперации в послевоенные годы. Меры, принятые правительством, дали свои плоды. В 1945 г. по стране было открыто около 25 тыс. магазинов и торговых палаток; в 1946 г. – 40 тыс. К концу 1947 г. в стране насчитывалось 256 тыс. магазинов и 89,3 тыс. торговых палаток. Количество предприятий общественного питания возросло с 73,4 тыс. в конце 1945 г. до 82,1 тыс. в конце 1947 г.
Даже в городах не было абсолютного доминирования государственного сектора. В 1952 г. мелкотоварный сектор (так Катасонов именует промысловую кооперацию) составлял, по разным оценкам, от 6 до 8 % производства товаров народного потребления и бытовых услуг. Этот сектор был представлен всевозможными кустарными мастерскими: пошивочными, слесарно-ремонтными, ювелирными, часовыми. В нём также были такие виды деятельности как заготовка утильсырья, бытовые строительные и ремонтные работы, преподавание и репетиторство, кустарные производства и пр. Такие промыслы осуществлялись при наличии патентов и ограничивались законодательно только численностью наёмных работников.
Промысловая кооперация продолжала существовать и после смерти Сталина, до конца 1950-х гг. и до некоторой степени компенсировала дефицит товаров народного потребления. К концу 1950-х гг. в её системе насчитывалось свыше 114 тыс. мастерских и других промышленных предприятий, где работали 1,8 млн. человек. Они производили 5,9 % валовой продукции промышленности, например до 40 % всей мебели, до 70 % всей металлической посуды, более трети верхнего трикотажа, почти все детские игрушки. В систему промысловой кооперации входили 100 конструкторских бюро, 22 экспериментальные лаборатории и два научно-исследовательских института.
Демонтаж сталинской экономики начался в хрущёвские годы, о чём мы уже подробно писали.
Но Хрущёвым был нанесён удар и по мелкотоварному производству.
Во-первых, отмечает Катасонов, были почти полностью ликвидированы приусадебные (подсобные) хозяйства колхозников. В период 1953–58 гг. происходило неуклонное наращивание продукции личных подсобных хозяйств крестьян. Однако с конца 50-х гг. ситуация начала резко ухудшаться. В 1959 г. было принято решение об обобществлении скота, который находился в личных хозяйствах колхозников (он в добровольно-принудительном порядке передавался колхозам). Одновременно произошло урезание размеров приусадебных участков. Были также непродуманные решения об укрупнении колхозов, превращении колхозов в совхозы (государственные сельскохозяйственные предприятия – советское хозяйство), ликвидации МТС, резком ограничении колхозных рынков и многое другое. Всё это в совокупности сильно осложнило жизнь колхозного крестьянства. Только за 1960–64 гг. из села в город переместилось около 7 млн. человек. Деревня обезлюдела. Одновременно усилился дефицит многих продовольственных товаров не только в государственных и кооперативных магазинах, но и на колхозных рынках, деятельность которых также была сильно ограничена.
Во-вторых, был нанесён удар по промысловой (производственной) кооперации. 14 апреля 1956 г. появилось постановление ЦК КПСС и СМ СССР «О реорганизации промысловой кооперации», в соответствии с которым её предприятия подлежали передаче в ведение государственных органов. К середине 60-х гг. промысловую кооперацию полностью ликвидировали. (Катасонов при этом отмечает, что осталась только система потребительской кооперации, жилищно-строительная кооперация, артельные народные промыслы, а также старательские артели по добыче золота).
Т.е. Хрущёв поступал как обыкновенный мелкобуржуазный деятель, стремясь прыжком из социализма перепрыгнуть в коммунизм, не отдавая себе отчёт в том, что коммунизм представляет из себя безтоварное производство, в котором уже ликвидированы товарно-денежные отношения; не понимая того, что этот переход должен осуществляться постепенно, по мере развития производительных сил, по мере подтягивания колхозно-кооперативной собственности к общенародной по плану, намеченному Сталиным. Но Хрущёв делал всё вопреки Сталину. Отсюда постоянное ухудшение результатов, отсюда его «реформистские» метания и заседательская суета.
