Валерий Васильевич Букрин
Пятьдесят оттенков хаки
– Обеспечить безопасность…
– Вот и обеспечивайте то, что предписано! А все технические вопросы доверьте решать специалистам.
– А чем мы гостей занимать будем? Они улетают только через три дня. Не могу же я все время держать их в гостинице.
– Покажите им наш город, музей, окрестности. Не мне вас учить.
– Но этого нет в программе пребывания. Там только работы с оборудованием, но они на сегодня уже закончились.
– В следующий раз составляйте более толковую программу.
Сопровождая гостей по городу, старлей испытал первый конфуз. Видя пустые полки продовольственных магазинов, для красоты украшенные гроздями рябины, иностранцы в недоумении поинтересовались, как продаются ягоды, на вес или поштучно. Игорь смутился, не зная, что ответить, а потому пропустил мимо ушей комментарий гида. Прогуливаясь позже по универмагу, Октябрьский сгорал от любопытства, за какой надобностью гости, весело переглядываясь и загадочно перешептываясь, десятками скупали залежавшиеся баночки вазелина. Зачем он им понадобился, офицер не знал, а спросить не решился. И весь вечер переживал, как отразить сложившуюся ситуацию в отчете.
На второй день французы приступили к испытаниям летного комплекта прибора. Лица их светились особой значимостью. Торжественно включив аппаратуру, иностранцы визуально убедились, что контрольный транспарант загорелся, и восторженно захлопали в ладоши. Минут через десять, выключив прибор, они снова сфотографировались на память. Перехватив переводчика, Октябрьский хмуро предположил:
– Неужели и на сегодня все?
– Вы угадали! – торжественно объявил гид.
– Ну и организация труда, – злорадно прошипел особист.
Третий день работы был посвящен упаковке ящиков и традиционному фотографированию участников.
Ранним утром четвертого дня, когда в штабе космодрома светились лишь окна кабинета Тополевского, в его дверь постучался Октябрьский.
– Андрей Васильевич, выручайте, – взмолился он. – Гостям уже все показали и рассказали. Чем их еще занять? Скоро ведь проснутся!
– После вчерашнего загула вряд ли это случится так быстро…
– А вы уже в курсе? – смутился старлей. – Ну, приняли чуть больше нормы… Кто ж знал, что они спирт раньше не пробовали.
– Игорь Викторович, так ведь иностранные специалисты спирт только по прямому назначению используют, для технических нужд.
– Конечно, на то они Европа.
– Да и мы с вами не скифы и не азиаты.
– Это понятно, – заерзал на стуле офицер. – Но после завтрака занять их точно нечем. И зачем только запланировали этот чертов резервный день? Со всей их работой наши испытатели справились бы за час-другой, – он с надеждой посмотрел на полковника и промямлил: – Самолет только вечером, придумайте что-нибудь…
– Организуйте им вылазку на природу. Встречу в неформальной, так сказать, обстановке. Можно с шашлычками.
– Так ведь не положено…
– А вчерашние гульки, стало быть, то, что доктор прописал?
– Они сами напросились…
– Надо полагать, вы свою миссию именно так и представляете? – Тополевский посмотрел на собеседника с вызовом.
– Но для шашлыков же мясо требуется… и все прочее…
– Вот за это как раз и не беспокойтесь. Все уже готово. И мясо, и закуска, и обслуживающий персонал, самый проверенный и самый надежный. Ждут только команды.
– А как же утвержденная программа пребывания?
– Я вижу, мы зря теряем время, – Тополевский потянулся к телефонной трубке, давая понять, что разговор закончен.
– Будь, что будет, – обреченно согласился особист.
Через час Октябрьский руководил двумя десятками солдат, которые утаптывали снежную поляну на опушке леса, заготавливали дрова, расставляли столы, скамейки и мангалы. Один из солдат трудился над изготовлением табличек «М» и «Ж». Они получились на редкость добротными и эстетичными. Служивый даже залюбовался своей работой, но его радость не разделил возмущенный прапорщик Буравин.
– Заболотный, что ты там намалевал? Подивитесь, люди добрые!
– Все, как велел старший лейтенант Октябрьский, – не понял упрека воин. – Одна для господ, другая – для мадам.
– Никак гости по-нашему читать научились? Они, дурья твоя башка, ни «мэ», ни «жо» по-русски не разумеют.
– Так и я по-французски не силен, – нахмурился боец.
– Не возражать! Изобрази мужика да бабу. Да шоб мигом!
Пока художник трудился над очередным шедевром, Буравин гонял и распекал других солдат, а потом в полном изнеможении уселся на пенек и закурил. После первой же затяжки к нему подбежал торжествующий Заболотный и протянул новые таблички:
– Товарищ прапорщик, как вам эти?
Буравин смотрел, насупив брови. Лицо его медленно багровело.
– Заболотный, ты шо, издеваешься? Это что за порнография? – обратился он за поддержкой к сержанту. – Скажи, Мальцов!
– Вроде, ничего, – улыбнулся тот.
На табличках были изображены силуэты мушкетера и дамы, в бальном платье и озорной шляпке.
– Тоже мне Айвазовский! Ты что думаешь, я в искусстве полный ноль? Я тоже иногда в школе учился, – надул щеки прапорщик. – Скажи, куда, по-твоему, их можно присобачить?
– На сортир, – с достоинством ответил солдат.
– То-то. А я прошу таблички для уборной. Там люди сц…
– Знаю я, что они там делают, – не дал ему договорить парень. – Сейчас исправлю. А Айвазовский, к слову, был моренистом.
– Не умничай, Заболотный, а то до отбоя буду прививать тебе любовь к строевой подготовке! – взорвался прапорщик.
Вскоре боец принес таблички треугольниками вверх и вниз.
– Ну, вот, умеешь ведь, когда хочешь! – обрадовался Буравин. – Скромно и со вкусом. Можешь колотить.
– А куда?
– Бестолочь, ядрена вошь! Куда в лесу прибить можно?
– На деревья? Так ведь гости могут и не понять.
– Нужда припрет, осилят. Они, что же, по-твоему, не люди?
– В том-то и дело, что люди. Ци-ви-ли-зо-ва-н-ные.
– От, спасибо, объяснил! А я, выходит, дикий?
Слыша крики, к спорщикам направился Октябрьский.
– В чем там дело? – поинтересовался он у Мальцова.
– Буратина стройкой века руководит, – не оборачиваясь, бросил через плечо воин.
– Устроили тут цирк, понимаешь ли!
– Извините, товарищ старший лейтенант, не признал вас! – замер в напряжении служивый, вытянувшись по стойке «смирно». – Прапорщик Буравин утверждает эскизы табличек для туалета!
– Что здесь происходит? – двинулся к строителям старлей.
– Заболотный Ваньку валяет, – отрапортовал прапорщик. – Сомневается, сумеют ли гости без уборной нужду справить.
– То есть без кабинок? – мрачно уточнил особист. – Да вы с ума сошли! Хотите нарваться на международный скандал? Вы за это ответите! На вашу бригаду возложено сооружение отхожего места! Где оно?
– Выбирай в любом направлении: простору-то вон сколько!
– Шутить изволите? – побелел офицер.
– Зачем? Предлагаю вместе утвердить подходящие кусты.
– Вы должны были построить в лесу туалет, – захлебываясь от гнева, зашипел старлей.
– И дворец для отдыха в придачу, – сплюнул сквозь зубы прапорщик. – На кой ляд в лесу сортир, парень? Чтоб раз посцать?
– Да хоть ни разу! Не вашего ума дело! За туалет ответственный вы! Ну и где он?
– Ты, старлей, хоть знаешь, сколько это по времени? Думаешь, сбил кабинку-другую и все готово? Одну выгребную яму в этой вечной мерзлоте сутки копать будем! А настил сбить да закрепить? А очко вырезать? А двери навесить? А крышу подогнать? И все это за три часа? У меня нет волшебной палочки, есть тупые солдаты!
– Не смейте на меня орать!
– А я и не ору! Я объясняю… доходчиво.
– Куда таблички бить, товарищ прапорщик? – уточнил боец.
– Как это куда? На деревья. А чтобы гости впопыхах под один куст не сели, переделай таблички в стрелки: господа, мол, шуруйте налево. Они ведь французы, большие мастера ходить налево, – хихикнул он. – А баба, тьфу ты, дама – валяй, мол, направо, – прапорщик грозно повернулся к Заболотному. – Мигом дорисуй стрелки, Папа Карло! И лети как пробка из бутылки!
– Куда лететь, товарищ прапорщик? – не понял солдат.
– Вон к тому дереву, – указал тот. – Или к тому. Короче, сам разберись. Но чтоб указатели были видны от стола и от костра!
Вскоре площадка была готова для приема гостей. Рядовой состав увезли, и Октябрьский решил заблаговременно сменить офицерскую форму на гражданский наряд. Укрывшись за автомобиль, он снял брюки, но, трясясь от холода, запутался в штанине и едва не упал. Как раз в этот момент к поляне подъехала вереница автомашин, из которых со смехом вывалилась пестрая компания говорящих преимущественно языком жестов людей в сопровождении Тополевского. Умело управляя веселой оравой, Андрей непринужденно поддерживал шутливый разговор, держа ситуацию под контролем. Полковник незаметно кивнул миловидной официантке, и на столах, возле которых выгрузили два ящика водки, появились посуда, столовые приборы и бутерброды. Пока гости, беззаботно хохоча, играли в снежки, группа сопровождения разжигала костер. В это время кто-то из россиян открыл бутылку водки и, озираясь, предложил выпить «для сугрева».
Октябрьский, дрожа от холода, наконец, переоделся и вальяжно выкатился из леса. «Как прошло испытание клозета? – поддел его Буравин. – Не промахнулся?» Старлей бросил на него полный презрения взгляд и, не вступая в дискуссию, гордо проследовал мимо.
Костер разгорался быстро. Расторопные официантки, мило улыбаясь веселой компании, ловко сервировали столы. Вдруг одна из них растерянно оглянулась в поисках Тополевского. «Андрей Васильевич, беда: шампуры в городе забыли». – «Зря, конечно, но дело поправимое. Подавайте пока бутерброды и пирожки, чтобы ближайшие полчаса гости не голодали, а я отлучусь за орудием производства». Не замечая его отсутствия, разношерстный и разноязыкий коллектив продолжал веселиться. Сопровождающие подбадривали иностранных гостей, держась в непосредственной близости от запасов. Время от времени они охотно прикладывались к стаканам. Вскоре с шампурами в руках вернулся Тополевский и с ходу предложил подавать закуски и спиртное. Старшая официантка исчезла, а ее подруги занялись мангалом. Прошло пять минут, но Вера так и не появилась. Не теряя времени, Андрей отправился на ее поиски. Каково же было его удивление, когда он застал обескураженную девушку у водочных ящиков. Лихорадочно перебирая пустые бутылки, она отчаянно пыталась найти среди них хотя бы одну полную. Но тщетно. В испуге она обернулась:
– Представляете, уже все выпили!
– Конфуз, – опешил полковник. – Что будем делать?
– Может «клюковку» подадим? – предложила Вера.
– В чем? В трехлитровых банках?
– Зачем же, у нас есть графины. Очень даже симпатичные.
– «Клюковку» нашим гостям не осилить: слишком крепкая.
– А, по-моему, в самый раз. Тем более что там не одна ягода на ведро спирта, а как положено.
– А как положено?
– Вкусно! – находчиво пояснила официантка. – Вам все равно не понять – вы ведь не употребляете.
– А вы откуда знаете?! – изумился Тополевский.
– А кто вас на банкетах обслуживает? Мы барышни наблюдательные. Так подавать нашу фирменную «клюковку»?
Вместе с переводчиком к ним подтянулись французы. Видя яркий цвет рубинового напитка, они в один голос воскликнули: «О, красное вино!» – и дружно протянули свои стаканы.
– Никак русский освоили? – изумилась Вера.
– Есть немного, – улыбнулся Тополевский. – Знают всего несколько слов: «здравствуйте», «спасибо», «красное вино»…
– О, красное вино, спасибо, – хором пропели иностранцы.
Сделав по приличному глотку, гости закашлялись.
– Qu’est-ce que c’est? – изумилась француженка, выпучив глаза.
– Мадемуазель интересуется, что это такое, – перевел гид.
– Ноу-хау космодрома, – пошутил в ответ полковник. – Приглашайте нас в Париж, там и поделимся рецептом.
Усмотрев в этом предложении крамолу, рядом с ним незаметно вырос и далее неотступно следовал по пятам Октябрьский.
После изрядно выпитого француженка почувствовала необходимость облегчиться. В поисках туалета она стремглав пронеслась по округе, но была вынуждена обратиться за разъяснением к переводчику. Тот осмотрелся и ткнул пальцем в указатели. Гостья благодарно кивнула и исчезла из вида. Подпрыгивая от нетерпения, она какое-то время кружила по лесу в надежде найти соответствующее заведение, но, гонимая нуждой, быстро вернулась. Гид внимательно выслушал ее претензии и, что-то шепнув, указал на заросли кустарника. Женщина разочарованно поморщилась, но ввиду отсутствия выбора резво помчалась в указанном направлении.
– У дамы проблемы? – насторожился Октябрьский.
– Не привыкла справлять нужду под кустом. У этих чистоплюев все не по-людски, – переводчик протянул стакан. – Давай выпьем!
Офицер категорически отказался. «Служба?» – посочувствовал гид и одним махом опрокинул в себя очередной стакан «клюковки».
После облегчения настроение француженки значительно улучшилось, и она решила пробежаться по снегу, который для нее был такой же экзотикой, как пальма для чукчи. Гостья громко запела и весело сорвалась с места. Сделав не более двадцати парящих шагов, она потеряла равновесие. Левая нога девушки провалилась в невидимый под настом овражек, в результате чего копна рыжих волос, описав замысловатую траекторию, вонзилась в сугроб. На поверхности остались только барахтающиеся в джинсах сапожки. Галантные кавалеры незамедлительно бросились на выручку и …в один момент оказались в столь же затрудненном положении. Минутой позже из сугроба торчали уже три пары элегантной иностранной обуви.
Октябрьский решительно замотал вокруг хилой шеи шарф и поспешил на помощь. Видя его намерения, Тополевский в полголоса посоветовал: «Рекомендую сделать это по-пластунски». Прикидывая, нет ли в словах сурового визави подвоха, Игорь немного подумал, прокручивая в уме, как бы не попасть впросак, осмотрелся, закатал рукава и пополз осторожно, словно по минному полю.
Проведенная по всем правилам военного искусства спасательная операция быстро помогла возбужденным иностранцам прийти в себя. Расположившись у костра, они с надеждой посмотрели на официанток. Видя, что французы продрогли, Тополевский тактично попросил принести чего-нибудь горяченького. Вера поняла эту просьбу по-своему. Вскоре она появилась с подносом, на котором рубиновыми бликами искрились стаканы с уже полюбившейся всем «клюковкой». Восторгу иностранцев не было предела. Андрей укоризненно посмотрел на девушку, но та лишь смиренно повела плечами. Разгоряченные живительным нектаром гости оживились и загалдели. Рыжеволосая дива на удивление быстро освоилась в кругу новоявленных друзей и непринужденно стала снимать с себя сырые вещи, укладывая их для просушки рядом с костром. Делала она это грациозно и поэтапно. Сначала сбросила яркий пушистый шарф, затем игриво расстегнула куртку и рывком отправила ее следом. Подвыпившие приятели не обращали на девушку ни малейшего внимания. А россияне, заинтригованные возможным продолжением, тревожно переглядывались, не зная, как себя вести. Первым не выдержал Октябрьский. Когда молодая особа, нимало не смущаясь, закатала свитер и обнажила плоский живот, он прошептал Тополевскому: «Андрей Васильевич, это необходимо остановить! Устраивает тут стриптиз, понимаешь ли, – офицер незаметно посмотрел на часы и, не скрывая сожаления, вздохнул. – Вылет только через шесть часов. Продержаться бы!» Полковник, улыбаясь, подсел к гостям и немного пошептался с ними. Не прошло и минуты, как те начали собираться.
– И как это вам удалось уговорить их так быстро? – не поверил своим глазам особист.
– Пообещал, что они смогут поговорить с Тулузой.
– Это невозможно! Нас за это по головке не погладят!
– А за стриптиз похвалят или наградят?
– А указание на запрет связи?! Мы не поймем, о чем они лепечут.
– Товарищ старший лейтенант, обещать – не значит жениться. В ожидании разговора с родным домом они высушатся в тепле и не заболеют, более того: весь процесс будет под вашим контролем.
– Ну, вы и дипломат!
Спустя пару часов Тополевский появился в гостинице. Убедившись, что автобус для гостей готов к отправлению, он поднялся на второй этаж. Навстречу, едва переводя дух, мчался Октябрьский, в глазах которого читался нескрываемый ужас.
– Они все-таки выведали военную тайну? – уколол полковник.
– Хуже, – с трудом отдышался Игорь.
– Неужели завербовали персонал или взяли заложников?
– Мне не до шуток! Пойдемте, сами убедитесь. Там такое!..
Андрея и впрямь ожидало весьма пикантное зрелище: французская троица босиком, в пляжных костюмах и с бутылками вина в руках, обнявшись, разгуливала по пяти специально выселенным к ее приезду этажам гостиницы, весело напевая «Марсельезу». Точнее каждый из них затягивался о чем-то своем, но на известный всему миру мотив. После очередного куплета гости останавливались, делали по внушительному глотку вина прямо из горлышка, после чего с новой силой подхватывали революционный марш, сбиваясь с ритма и теряя равновесие. Мольбы переводчика одеваться и идти в автобус лишь раззадоривали шалунов. Подобно малым детям, они вырывались, хохотали и, толкая друг друга, с гиканьем разбегались в разные стороны.
– Видите?! Что со всем этим делать, Андрей Васильевич?! – застонал особист. – Ситуация выходит из-под контроля.
– Выходит? – усмехнулся полковник. – По-моему, давно вышла.
Вдруг француженка заметила Тополевского. Легко подпрыгнув, она издала радостный клич. Грациозно присев в реверансе, девушка послала россиянину воздушный поцелуй, но, оступившись, едва удержалась на ногах. Возбужденные соотечественники подхватили даму и степенно поприветствовали Андрея взмахом скрещенных над головой рук, сделав заодно по глотку и за его здоровье.
– Убедились? Идет по нарастающей. Как быть?!
– Откуда у них спиртное? – нахмурился Андрей.
– С собой привезли. Не обыскивать же их.
– Выход один: дайте команду немедленно соединить их с Тулузой! В таком состоянии они не то что военную тайну не выдадут, не вспомнят, как мать родную зовут.
Услышав от гида радостное сообщение о возможности поговорить с родным домом, французы стремглав разбежались по номерам. Тополевский облегченно вздохнул и поручил старлею связаться с аэродром. «Скажите, что гости не в кондиции и, скорее всего, вылет придется задержать». Он оказался прав: чартерный рейс был отложен до тех пор, пока окончательно не высохли вещи и не «просохли» их хозяева…
Андрей замолчал, улыбнулся и поставил чашку на блюдце.
– Так после «крещения» французами я стал «главным по иностранцам» или «коммерческим директором космодрома», как это звучало в официальной легенде прикрытия, разработанной компетентными органами, – подытожил он, с теплотой глядя на Машу и возвращая ей текст. – Неточности я поправил.
– Когда же вы успели? – восхитилась гостья. – Телефон не смолкал, от посетителей не было отбоя…
– Жизнь научила. Иначе нельзя. Хотите еще чаю?
– Я и так злоупотребляю вашим временем: в приемной наверняка толпятся люди. По-моему, ваши подчиненные не привыкли в рабочее время видеть шефа за чаем, да еще с дамой.
– Пора начинать их удивлять, – слегка смутился Андрей и уточнил: – Значит, отложим чаепитие на следующий раз?
Несмотря на явный цейтнот, ему не хотелось расставаться.
– И это мне предлагает женоненавистник? – сквозь замешательство Маши чувствовалось, что предложение ей приятно.
– Как только меня не характеризовали, но, чтобы припечатать столь хлестко?! Неужели так прямо и называют?
Маша покраснела, опустила глаза, виновато улыбнулась, кивнула в ответ, вскочила и направилась к выходу. Повисла неловкая пауза. Чтобы сгладить ее, Андрей встал проводить гостью до двери.
– Говорят, прежде вы тоже отказывались от чаепитий в мужской компании, – вернулся к разговору он. – Было приятно пообщаться.
– Взаимно, – Маша не знала, что сказать на прощание, потому быстро закрыла за собой дверь, но, что-то вспомнив, заглянула снова. – Так мне показывать текст Октябрьскому? – тихо уточнила она.
– Вы ему не подчиняетесь, – пожал плечами Андрей.
В приемной, на удивление, было безлюдно. Встретившись со своим отражением, Маша на всякий случай осмотрелась и, дурачась, показала самой себе язык. Затем подошла к зеркалу, коснулась его резной рамы и прошептала: «Это ты мне помогла. Теперь ты – мой талисман». Рама была элегантной и очень красивой.
Выйдя в коридор, Маша снова столкнулась с Онищенко. Начальник нахмурился и многозначительно прокашлялся.
– Вы все еще здесь? – его голос с фальцета сорвался на визг. Демонстративно взглянув на часы, он подозрительно прищурился. – Позвольте полюбопытствовать, где же вы были все это время?
– Как вы и рекомендовали, согласовывала текст с Тополевским.
– Несколько страниц целый час? Это что же у вас за отношения?
– С кем? – не сразу поняла Маша.
– С Тополевским!
– Какие могут быть отношения с человеком науки? – возмутилась подчиненная. – Интеллектуальный роман!
– Что?!
– Роман интеллектов. У людей, знаете ли, есть серое вещество…
– Немедленно в студию! – вышел из себя шеф.
– Есть, товарищ полковник! – она развернулась на одних каблуках и нос к носу столкнулась с начальником штаба.
– Почему не в форме? – игриво поинтересовался Рыбаков.
– Товарищ полковник, я всегда в форме!
– Я не слепой! – возмутился офицер. – Где военная форма?
– Александр Владимирович, не кипятись, – пришел на выручку Онищенко. – Мария Андреевна отправляется на запись телепередачи.
– И чем это ей форма помешает?
– Вы свободны, – шепнул женщине замполит.
Дождавшись, когда она удалится, Онищенко пояснил:
– Саня, остынь. Командир позволил ей носить гражданскую одежду. Программу смотрят тысячи людей, зачем мундиром ограничивать зрительскую аудиторию?
– Но она который раз убеждает меня, что в форме!
– Напрашивается на комплимент, – свел разговор к шутке Онищенко. – «В форме» – означает, что дама хорошо выглядит.
– Что есть, то есть. Но уж больно языкастая.
– Других не держим!
– Напрасно! Палец в рот не клади – оттяпает по локоть.
– А ты не клади!
Утром Маша появилась в кабинете Онищенко еще до прихода коллег. Молча кивнув вместо приветствия, положила перед ним видеокассету с записью программы. «Если понадобится ваша консультация, я вас приглашу», – холодно отрезал начальник, видя желание подчиненной объясниться. У дверей она обернулась и упрекнула:
– Вчера вы не захотели выслушать меня, а тем временем майор Октябрьский требует показывать ему материал до выхода в эфир.
Брови Онищенко удивленно поползли вверх. Он задумался, потянулся к телефонной трубке и уже не так уверенно сообщил:
– Я решу этот вопрос. Вы свободны. Кстати, вечером у нас очередные гости. Командир просит вас задержаться. Проверьте готовность музея. Экскурсию рассчитывайте минут на сорок.
– Есть, – буркнула женщина.
– Не слышу в вашем голосе энтузиазма!
– В клетке птице не поется!
Онищенко криво усмехнулся, с интересом глядя ей вслед, и попросил соединить его с начальником особого отдела.
В коридоре Маша снова столкнулась с Рыбаковым. Тот поймал колючий взгляд подчиненной и сухо посторонился. «Здравия желаю», – по-военному четко поприветствовала она. «Почему не в форме?» – вернулся к вчерашней теме полковник. У Маши не было настроения любезничать. Она промолчала, и это задело начальника штаба. «Через пятнадцать минут прибыть ко мне. В форме! – строго приказал он. – Не слышу ответа?!» – «Есть!»
Придя на рабочее место, Маша засекла время. Открыв шкаф, она бросила печальный взгляд на погоны, пилотку и портупею, затерявшиеся в дальнем углу верхней полки. Мизер имеющейся в наличие амуниции погоды не делал. Приложив погоны к плечам, женщина печально улыбнулась. Стрелки часов неуклонно приближались к намеченному времени. Маша обреченно посмотрела на себя в зеркало и, вздохнув, направилась к Рыбакову. Она постучалась и в предчувствии неминуемой развязки заглянула в кабинет. Полковник бросил взгляд на настенные часы над входом и удовлетворенно усмехнулся. «Точность вежливость королей», – с видом знатока процитировал он и широким жестом пригласил. – Входите!» Видя, что гардероб журналистки не претерпел абсолютно никаких изменений, начальник штаба побледнел. Ничего хорошего такая перемена в его настроении не сулила, но делать было нечего, и Маша без особого энтузиазма направилась к столу.
– Не понял? – рявкнул полковник. – Почему не в форме?!
– Товарищ полковник, на вещевом складе…
– Никаких отговорок! После обеда прибыть ко мне вместе с непосредственным начальником! – приказал он. – В форме!
– Пожалуйста, выслушайте меня.
– Выполняйте! Кругом! Шагом марш!
Глотая от унижения слезы, женщина вышла. Добравшись до каморки Тищука, справилась с волнением и изобразила на лице подобие улыбки. Капитан весело мурлыкал, с упоением ремонтируя разобранный до винтиков видеомагнитофон. Дословно повторив приказ Рыбакова, Маша виновато опустила глаза.
– Опаньки, – отложил паяльник Леонид. – Допекли его-таки? Сколько раз говорено: с начальством лучше промолчать. Целее будете.
– Если честно, я не получила эту злосчастную форму из принципа.
– Кто бы сомневался.
– Государство тоже на моей стороне: склады пусты, а статья на пошив одежды давным-давно не финансируется. Денежное довольствие не выплачивается третий месяц кряду. Наша доблестная армия служит на голом энтузиазме. Дело дошло до голодных обмороков.
– Я в курсе, – печально признался Тищук и констатировал: – Постперестроечный бардак.
– А вот Рыбаков, по-моему, все еще живет в эпоху развитого социализма. Или делает вид, что не знает про перебои с обмундированием. Давайте заглянем к нему прямо сейчас и попытаемся все объяснить. На мой взгляд, он вполне вменяемый человек…
– Может, для проформы сначала доложим Онищенко? – усомнился ее доводам капитан.
– Мне приказано явиться с непосредственным начальником.
– Только вы уж постарайтесь …хотя бы не возражать.
– Попробую, – не очень уверенно пообещала Маша.
В кабинет Рыбакова они вошли в тот момент, когда полковник воспитывал кого-то по телефону. Поскольку Тищук появился первым, начальник штаба доброжелательно улыбнулся ему и жестом указал на стул. Пожав капитану руку, он повысил голос на невидимого собеседника: «Марычев, твою мать, прекрати базар! Бери людей и дуй на разгрузку вагона! Как это не по твоему столу? Ты читать не разучился? Помнишь, что написано в телеграмме? «В свЯзи», – делая ударение на первом слоге, процитировал он. – А кто у нас начальник связи? Значит, тебе соль и прислали. А я почем знаю, на кой ляд? Прислали – разгружай, не держи вагон попусту! Не понял? Повтори еще раз! «В связИ», – меняя ударение на второй слог, согласился он. – Ладно, вертай бумагу взад, распишу Бондарю, – положив трубку, полковник улыбнулся. – Заходи, Леонид, ты-то мне и нужен! У меня тут проблемы с видеокамерой. Не посмотришь?» Из-за спины Тищука бесшумно появилась Маша и, виновато улыбнувшись, опустила глаза. Рыбаков изменился в лице и гневно прокашлялся, утратив на мгновение дар речи. Его простоватое лицо вытянулось. «Я сяду?» – негромко поинтересовалась журналистка и, не дождавшись разрешения, присела на краешек стула, чем окончательно вывела начальника штаба из себя. «Встать!» – сорвавшись на крик, потребовал он. Маша в недоумении встала и покосилась на поникшего начальника. Предчувствуя скорую развязку, капитан вскочил и собой заслонил ее от гнева полковника.
– Научите вашу подчиненную общаться согласно Уставу и лично примите у нее зачет! – потребовал Рыбаков.
Цвет его лица напоминал багрянец леденящего душу заката. Тищук, дабы не вступать в дискуссию, кратко выдохнул:
– Есть! Разрешите выйти?
– Задержитесь! – рявкнул НШ и резко забежал вперед Маши. – Почему вы снова без формы?
– Я всегда в форме, – упрямо повторила она.
Рыбаков не выдержал взгляда в упор и отвернулся. Леонид незаметно дернул женщину за рукав, но та не среагировала.
– Я никогда не вижу вас в форме!
– Но это ведь не значит, что я не в форме!
– Без демагогии! Почему вы не в форме установленного образца?!
– Потому, что армейские склады пусты… – дама была не робкого десятка и обращение «товарищ полковник» сознательно опустила.
– Завтра прибыть в том, что выдали! – потребовал Рыбаков.
– Рабочий день в части будет сорван, – усмехнулась Маша.
Ее спокойствие возмутило начальника штаба. «Не возражать! И слышать ничего не желаю!» Полковник так грохнул кулаком о стол, что разом подпрыгнули все три телефона, а его фуражка, вращаясь подобно юле, покатилась в угол. Рыбаков потянулся за ней и нечаянно зацепил папку с надписью «На доклад». По кабинету моментально разлетелись многочисленные документы. «Вон!» – что есть мочи заорал он. Маша поморщилась и хотела возразить, но договорить ей не позволил Тищук, успев быстро вытолкнуть спорщицу в коридор. В дверях она столкнулась с дежурным по части. Оценив ситуацию, тот мигом ретировался, но образовавшийся сквозняк уже подхватил со стола оставшиеся бумаги. Пытаясь их удержать, Рыбаков уронил все, что там сохранилось. В кабинете мгновенно образовался такой кавардак, что у Тищука от предчувствия неминуемой беды подкосились колени. Начальник штаба схватился за сердце, печально посмотрел на табличку «Работая с документами, окна не открывать!» и отчаянно помянул мать. Эмоциональной тираде полковника капитан внимал в гордом одиночестве.
Маша, заслышав громоподобный рев Рыбакова, предпочла покинуть приемную, поскольку ее воспитанный на произведениях классиков слух чурался грубых армейских опусов. К нормативной лексике в речи полковника можно было причислить только кратковременные паузы. Все остальные выражения были столь крепки и многосложны, что выходили за грань эмоционального женского восприятия.
Когда Тищук появился в коридоре, можно было подумать, что он с боем вышел из окружения, или, по меньшей мере, одолел марафонский забег. Маше стало жаль начальника, она достала носовой платок и приложила его к струящемуся от пота лицу капитана. Леонид долго не мог прийти в себя, беззвучно ловил ртом воздух и не сразу сообразил, где находится. Он смотрел поверх Маши и растерянно жестикулировал. Так и не найдя нужных слов в адрес подчиненной, невольно ставшей причиной необоснованных на него нападок, офицер решительно двинулся к рабочему месту. Маша едва поспевала за ним. Она виновато молчала.
– Поймите меня, – обретя дар речи, посетовал Тищук. – В армии прав тот, у кого больше прав. Он – начальник, я – дурак. Неужели вам трудно при обращении добавить всего два слова – «товарищ полковник» или спросить разрешение войти?
– Не вижу смысла! Глупо спрашивать разрешение войти, если тебя и без того вызвали.
– Согласен, но так положено. Мы ведь с вами служим в армии, зачем спорить? Давайте я перескажу вам кое-что из Устава, запомните это, и ничего вам не будет страшно.
– А я и так ничего не боюсь, – не сдавалась женщина.
– Жаль, – печально констатировал Леонид. – Марья Андреевна, если бы не ваши многочисленные таланты и совершенно необъяснимая привязанность к вам шефа, я бы предпочел держаться от вас подальше, – капитан прямо посмотрел ей в глаза и требовательно добавил: – И уж прибудьте завтра в чем-то военном.