Валерий Васильевич Букрин
Пятьдесят оттенков хаки
– Он что, издевается над нами? – прошипел Илья. – Что тут пить?
– Не шуми, – остановил его Басов, – на банкетах так принято. Сколько раз попросишь, столько он и нальет.
– Пусть даст всю бутылку, а я сам разберусь, сколько мне надо.
– Не бузи, командир, – удержал его от скандала Федор. – На их территории играем по их правилам!
Митрофанов насупил брови и жестом показал бармену: налей, мол, еще. Тот с ослепительно белой улыбкой вежливо произнес «О’ кэй», взял новый фужер, снова накапал чего-то на самое дно и привычным движением метнул порцию просителю.
– Чудила! – Илья слил содержимое воедино и вернулся к яствам.
За ним проследовали остальные. Андрей, пригубив напиток, понял, что это не его вкус. Осмотревшись, куда его можно вылить, и не найдя ничего подходящего, пополнил фужер командира. Тот не возражал и сочувственно предложил: «Возьми себе чего-нибудь полегче».
Тополевский вернулся к стойке. Бармен хотел помочь, но гость убедительным жестом показал, что сделает выбор самостоятельно. Просканировав содержимое витрины, он уверенно произнес: «Бир, плиз». Перед Тополевским мгновенно «затормозили» бутылка пива и высокий стакан. «Открой», – для убедительности жестом показал он. «О’кэй», – иностранец легким движением пальцев отвернул пивную крышку. Подобного фокуса Андрей не ожидал. Такое простое решение проблемы отечественные производители пива своим потребителям пока не предлагали: на родине в любом случае потребовалась бы «открывалка» или острый край стола. Россиянин поблагодарил легким кивком головы, про себя отметив, что этот высокий, стройный, абсолютно седовласый афроамериканец в белоснежных перчатках, ослепительно белой рубашке и черном фраке смотрится весьма эффектно. Работал он не просто профессионально – в высшей степени виртуозно, словно стоял не за барной стойкой, а за дирижерским пультом. Тополевский взял пиво и вернулся к коллегам. Те, не дожидаясь прихода соотечественников, активно налегали на стряпню, бурно комментируя происходящее. Время от времени они возвращались к бару за новой порцией спиртного. Утолив голод, приятели осмотрелись и, получив молчаливое согласие одного из официантов, закурили.
Когда в зале появились «основные» силы российской делегации, наша могучая кучка освоилась окончательно и готова была выступать в качестве гидов-консультантов. «Господа, прошу всех на праздник», – на ломанном русском произнес один из организаторов с американской стороны. В широко распахнутые необычайной красоты и высоты двери плавно потек людской поток. Степенные хозяева держались подчеркнуто сдержанно. Не в пример им гости без ложной скромности набросились на невиданные прежде деликатесы. За дни на чужбине все они изрядно оголодали. В мгновение ока к бару выстроилась длиннющая очередь. Кто-то терпеливо ждал, кто-то отпускал сальные шуточки в адрес внушительных по габаритам местных дам, поражаясь, как только создателям знаменитых американских фильмов удается найти красивых и стройных актрис, если обитательницы вечера смотрятся столь непрезентабельно.
«Господа, куда же вы запропастились?» – налетела на приятелей Сундукова. Ее слегка потрепанный внешний вид красноречиво свидетельствовал о том, что времени в Америке она зря не теряла и, если соскучилась, то исключительно по родной речи.
– А мы как раз собирались вас разыскать, – улыбнулся слегка захмелевший Илья. – Такие красавицы водятся только в России.
– Фу! Вы как о звере – «водятся», – обиделась Марьяна.
– Пардон, мадам. Сказать «живут», язык не поворачивается, а «существуют» – слишком грубо и официально.
– Да уж, мы с вами… обитаем, – заключила она и капризно надула губки. – Хоть кто-нибудь угостит даму шампанским?
– По шипучкам у нас специалист Тополевский, – подмигнул коллеге Митрофанов. – Василич, будь добр, принеси даме вина, да и пивка нам захвати. По моим сведениям, на последнем этаже имеется очень даже неплохая сауна.
Андрей нехотя отправился в бар.
– Надеюсь, вам понравился мой репортаж с пуска? – поинтересовалась у Ильи Сундукова. – Я его прямо из бани вела.
– В каком смысле из бани? – насторожился Митрофанов.
– В прямом. Сидя распаренной задницей в холодном сугробе.
– А как ты туда попала? – от волнения Илья перешел на «ты».
– Легко. Космодром для меня – дом родной. У меня там масса старых знакомых, с ними и добралась. Вы же меня не замечали!
– А кто-нибудь слушал этот репортаж? – напрягся командир.
– Вся страна слушала! Только вот никак не могу найти кого-то конкретного. Вы, случаем, не слышали? – обратилась она к Головину.
Тот лишь отмахнулся. Митрофанов не на шутку расстроился. Если пикантный банный репортаж слышало его руководство, дело получит огласку, и не видать ему генеральских погон, как своих ушей. Но, судя по тому, что пока его никто не «тряс», все обошлось…
– Тогда для сравнения приглашаю вас в американскую баню, – Илья сально подмигнул Марьяне.
– Но у меня нет купальника, – жеманно повела плечами дива.
– И у нас. Тем интереснее. Проверим их хваленую свободу нравов!
Вернулся Тополевский с фужером шампанского и несколькими бутылками пива. Сундукова мило улыбнулась ему.
– Почему так мало пива? – упрекнул шеф. – Надо бы еще!
– Закончилась лафа, а вместе с ней и пиво.
– Как так? – нахмурился Митрофанов. – Чем объясняют?
– Ничем. Они и не обязаны ничего нам объяснять.
Андрей рассказал, что вернулся к стойке, когда один бармен услужливо суетился возле какого-то местного воротилы, а второй заканчивал протирать бокалы. За неимением слов Андрей жестами показал, чего и сколько требуется. Американец, не обращая на посетителя ни малейшего внимания, с невозмутимым видом продолжил свое занятие. Причем работал он мастерски: чистоту посуды в его руках можно было оценивать по зеркальному блеску стекла. Настойчивую повторную просьбу Андрея бармен невозмутимо проигнорировал. Демонстративно обработав очередной фужер, он неторопливо повесил его над своей головой и, театрально разведя ладони, произнес, видимо, только что услышанное хлесткое русское словцо «п…ц!», что, как известно, в мужских разговорах, означает конец или завершение чего-либо.
– Так и сказал? – не поверил Митрофанов и рассмеялся.
– Тебя только… за пивом и посылать, – Басов дружески похлопал Андрея по плечу и предложил: – Шагайте-ка вы в сауну, друзья, а я захвачу из номера кое-что покрепче.
– У тебя есть? – оживился Митрофанов и перевел взгляд на своих заместителей. – Учитесь, сколько и чего надо с собой брать!
Добавив к болтающемуся в пакете пиву зелень и фрукты, собранные прямо с барского стола, компания направилась к скоростному лифту и в одно мгновение взлетела на последний этаж отеля, где действительно была расположена фешенебельная сауна с просторным бассейном и бурлящими джакузи. По залу струилась тихая музыка. Комната для переодевания была только одна.
– Раздевайтесь сначала вы, мальчики, – игриво предложила Сундукова. Она явно переоценила свои силы, ввязавшись в авантюру с баней в мужской компании, но отступать не стала.
– А, может быть, все вместе? – подмигнул ей Митрофанов.
– Не хочу вас смущать. Давайте соблюдать очередность.
Все, кроме Тополевского, направились в раздевалку. Андрей никогда не понимал подобных бань, а к другим охота была отбита еще с коммунального детства. Устроившись на бортике бассейна в удобном кресле, он достал бутылку пива.
– Вы и здесь оригинальничаете? Водки не пьете, в баню не ходите, женщинами, как я вижу, тоже не интересуетесь, – присела рядом Сундукова. – Как же вы расслабляетесь, полковник?
– А я не напрягаюсь…
Их пикировку прервали коллеги. Прикрывшись белоснежными махровыми простынями, мужчины чинно прошествовали из раздевалки в парилку. Идущий последним Митрофанов игриво подмигнул Марьяне:
– С нетерпением ждем вас, богиня…
– Уже лечу, – приветливо взмахнула рукой та.
Тополевский открыл пиво и по бортику бассейна направился к джакузи. Там плескалась и задорно хохотала молодая пара. Когда Андрей поравнялся с ними, девушка вдруг выпрыгнула из воды, бросилась ему на шею, поцеловала в щеку и что-то восторженно защебетала по-английски. Из ее пространного монолога Тополевский понял лишь два слова: «космодром» и «Кларк». Он присмотрелся и узнал в стоящей перед ним без верхней части купальника русалке австралийскую журналистку, которую не так давно едва не поселили в одном номере с ее английским однофамильцем. «Спа-си-ба, Андрэ», – с улыбкой проворковала она, и, как была топлес, босиком по мраморному полу отеля направилась к лифту. Андрей застыл в изумлении, провожая взглядом точеную миниатюрную фигурку. В этой юной особе было столько экспрессии и очарования, что невольно вспомнились годы далекой юности.
«А вы, я смотрю, времени зря не теряете, – не скрывая раздражения упрекнула Сундукова. – Вы хоть помаду со щеки сотрите!» Марьяна приспустила простынь на груди до черты приличия, без стука открыла дверь парилки и решительно шагнула внутрь, как мужественная Жанна Д’Арк в костер инквизиции. Долгожданную гостью встретили бурными аплодисментами и возгласами восхищения. Басов, ставший невольным свидетелем двух последних сцен, похлопал Андрея по плечу и не удержался от комментария:
– «Его душа была согрета приветом друга, лаской дев», – он проводил австралийскую гостью взглядом и поинтересовался. – Ты можешь себе представить этакую лань в московском лифте? Вот она, свобода нравов! – он посмотрел на невозмутимого Тополевского и процитировал: – «Он сердцем милый был невежда, его лелеяла надежда…»
– Михалыч, никак ты всего Пушкина знаешь?
– Всего не всего, а «Евгения Онегина» прочту хоть сейчас!
– Наизусть? – усомнился Андрей, выставляя на стол пиво.
– Легко! Еще в школе поспорил с друзьями, что выучу весь роман. До сих пор помню.
– Может, и сам стихи пишешь?
– По молодости было, а сейчас некогда, – Басов извлек из пакета мужественно сохраненную им бутылку водки. – Народ-то, где?
– Смывает с себя грязь капитализма. Это ты что-то задержался.
– А куда спешить? Выпью пивка и присоединюсь к ним, – он взял бутылку. – Как тебе удалось ее открыть? Зубами что ли?
Андрей плавным движением, подсмотренным у бармена, элегантно открутил крышку и с видом победителя вернул пиво.
– Ну, ты, блин, даешь! И где только навострился?
– Где, где? В баре.
В это время дверь сауны громоподобно распахнулась, из нее с гиканьем вылетели разгоряченные соотечественники и, сбросив простыни, голышом нырнули в довольно прохладную воду бассейна. Мирно дремавший рядом с бортиком служитель отеля от испуга едва не рухнул следом. Поведение русских его явно смутило. Скорее его сильно огорчили два обстоятельства: отсутствие какой-либо одежды на пловцах, а также то, что в этом бассейне категорически было запрещено нырять, о чем красноречиво свидетельствовали плакаты в виде перечеркнутой крест-накрест фигурки приготовившегося к прыжку человека. Дерзкие гости не обращали на условные обозначения ни малейшего внимания. Атлетического сложения афроамериканец сделал пловцам замечание, но те никак не отреагировали. Вскоре началась почти детективная погоня за нарушителями. Едва блюститель порядка по бортику приближался к очередному желающему нырнуть, тот успевал плюхнуться в воду, а с другой стороны бассейна на бортик забирался новый прыгун. Продолжаться так, по-видимому, могло бы довольно долго, но тут из сауны выпорхнула Марьяна. То ли по неосторожности, то ли намеренно ее простыня сползла на поясницу, обнажив не потерявшую форму грудь. Приняв погоню чернокожего мужчины за новую американскую игру, она слегка разбежалась и с диким визгом прыгнула в воду. Простыня слетела с нее еще в полете и плавно приводнилась рядом. Обитатели бассейна бурно возликовали. Служитель от неожиданности застыл в столбняке – подобного откровения он не видел даже в своей сверхсвободной стране. А потому с горечью махнул рукой в сторону русских дикарей и обреченно направился к выходу. И тут ему на глаза попались Басов и Тополевский, мирно потягивающие пиво прямо из бутылок. Решив отыграться на них, блюститель нравов яростно подскочил к гостям и, тараща глаза так, будто у него сейчас разразится понос, упрямо твердил только одно слово «Glass». Словарный запас и прирожденная смекалка Андрея позволили догадаться, что работнику не нравится, когда пиво в сауне, где ходят босиком, пьют из стеклянной посуды. Налив остаток живительной влаги в пластиковые стаканы, предусмотрительно стоящие рядом, друзья несколько успокоили пыл ретивого американца, позволив купальщикам, теперь зачем-то стыдливо прикрывающим руками интимные места, незаметно проскользнуть в раздевалку, избежав тем самым дальнейшего обострения международного конфликта.
Утро следующего дня застало наших экстремалов в подготовке к отъезду. Российская делегация освобождала номера и постепенно собиралась у автобусов. В лифте к военным подсел Раскин.
– По пути заедем на «Боинг», – походя заметил он. – Передадим в их музей наш спускаемый аппарат.
– Ну, вы, ребята, даете, – выказал свое недовольство Басов. – Событие, ради которого мы прилетели за тридевять земель, проводится в последние часы, вскользь, по пути в аэропорт.
– Американская сторона выдала разрешение на проведение митинга буквально вчера, – оправдался бизнесмен. – В наших интересах поторопиться с отъездом. Проверьте наличие своих коллег.
– За них как раз беспокоиться нет причин: эти не подведут!
Когда же Басов вынес все свои вещи на улицу, оказалось, что у входа в отель находится только Гончаров. Космодромовская братия словно испарилась. Генерал удивленно оглянулся. Троица тем временем стремительно неслась по одной из авеню, всматриваясь в вывески.
– Федор, ты хорошо запомнил, где находится этот магазин? Там точно все товары по доллару? – на бегу уточнил Митрофанов.
– Алексей уверял, что магазин в десяти минутах хода, за углом, – ответил за него Тополевский и остановился. – Да вот же он.
– Так и есть, – вчитался в распорядок работы Головин и посмотрел на часы. – Только откроется он через десять минут.
– Тогда мы опоздаем на автобус, – с тревогой заметил Андрей.
– Лично я без Барби не уеду, – решительно заявил Илья. – Ни жена, ни дочери меня не поймут. Плешь проедят! Будем ждать!
– Мне дочь тоже заказала куклу, – поддержал командира Федор.
– А если автобус нас не дождется? – настаивал Тополевский.
– Куда они денутся? – резонно заключил командир. – Не бросят же они нас на чужбине.
Приятели с тревогой следили за перемещением стрелок и нервно курили. Время, как назло, словно остановилось. У входа в магазин разрасталась толпа местных жителей: дряхлых стариков, молодых панков, но в основе своей это были чернокожие бомжи. Митрофанов, оттесняя конкурентов, занял стратегически важный плацдарм у самой двери и, расталкивая посетителей, вбежал в торговый зал в числе первых. В поисках желанных товаров троица сканировала прилавки и практически бегом передвигалась вдоль бесконечных витрин с не очень качественными, в основном китайского производства, сувенирами. Наконец, заветные куклы были найдены. Андрей облегченно вздохнул и стал выбирать мелочевку на сувениры. Вместе собрались у кассы. Спешно рассовав покупки по пакетам, наперегонки бросились к гостинице.
– Дерьмо, а не магазин, – возмутился Илья. – Зря ждали.
– Но ведь Барби нашли, – напомнил Федор.
– Я же предлагал купить все заранее, – заметил Тополевский.
– На какие шиши? Командировочные только утром выдали, – на ходу огрызнулся командир. – Ладно, «летим», а то нас хватятся.
У гостиницы приятели перевели дух и выглянули из-за угла. Возле поданного к самому входу автобуса нервно прохаживались Басов и Раскин. «А вы говорили, что военные не подведут! Никакой дисциплины!» – возмутился Игорь. «Если отсутствуют, значит, по уважительной причине, – возразил генерал. – Вылет из-за них не сорвется. Наши офицеры очень ответственные и обязательные люди».
Путешественники подошли, пряча за спиной увесистые пакеты. Бизнесмен многозначительно кашлянул. Басов вздохнул с облегчением и из-за спины выставил троице кулак. В этот момент подбежал взволнованный портье и стал что-то импульсивно объяснять Раскину. Удивленно присвистнув, тот выразительно посмотрел на Тополевского, без возражений протянул сотруднику отеля сто долларов, знаком показывая, что сдачи не требуется. Митрофанов наклонился к Головину и с интересом уточнил:
– Чего это портье так суетился? Вроде как, Андрея помянул.
– Сказал, что мистер Тополевский задолжал почти сто баксов за просмотр платного порнографического канала.
– Иди ты! – хохотнул командир. – Вообще-то это не он.
– Кто бы сомневался!
Через час вереница автобусов въехала на площадь перед административным зданием корпорации «Боинг». Там уже толпился народ. В самом центре, на специальном постаменте, покоился обгоревший спускаемый аппарат. Перед ним возле микрофона стояли чернокожий мэр Сиэтла Боб Уолш и рдеющий от значимости Раскин. Морские пехотинцы извлекли из открытого люка спутника капсулы и торжественно перенесли их в расположенное рядом здание музея.
Раскин торжественно зачитал послание российского Президента. После чего без лишних слов разошлись, кто куда. Американцы – на банкет, а гости – в автобусы для отправки в аэропорт. На лицах первых царили оживление и радость, на лицах других – сожаление и скепсис. Митрофанов грустно усмехнулся:
– И это весь митинг? Немного суеты и пять слов по бумажке?
– А ты всерьез ожидал торжественного церемониала? – поддел его Головин. – Думал, будет парад под фанфары? Да им по фигу весь этот перелет! А заодно и мы с вами!
Илья выругался и молча двинулся к автобусу. Когда в самолете проводница попросила пристегнуть ремни, он отвернулся к окну и закрыл глаза…
Голос бортпроводницы, предлагающей пристегнуть ремни безопасности, вернул Андрея в реальность. Он вспомнил, что возвращается из космодромовской командировки, и вернул кресло в исходное положение. За воспоминаниями время в пути пролетело незаметно.
Машина командующего подошла прямо к трапу самолета. Прощаясь, он предложил подвезти Андрея. «Если только до ворот, – согласился тот. – Надеюсь, меня тоже встречают».
Весь обратный путь Тополевский о чем-то напряженно думал. Подъехав к подъезду, напомнил водителю: «Завтра в семь тридцать».
Выложив поверх почтовых ящиков ворох ненужной рекламы, Андрей нажал кнопку лифта и поморщился: дверцы его открылись с жутким скрежетом. «Подождите! – послышался за спиной мужской голос. – Прихватите меня!» В кабинку буквально ворвался увешанный охотничьими причиндалами сосед. Поздоровавшись, Тополевский полюбопытствовал:
– С добычей или…?
– Или, – стушевался спутник. – Крещение оказалось неудачным.
– Значит все еще впереди.
Едва зайдя в квартиру, Андрей услышал телефонный звонок.
– Здравствуй, любовь моя, – защебетала Маша. – Как долетели?
– Спасибо, моя хорошая. Добрался без проблем. Как ты?
– Прочла твои заметки о Митрофанове. Спасибо, очень толково. Ты талантливый.
– Ну, ты скажешь, – смутился муж. – Это просто наброски. Их еще надо «причесать».
– Когда есть, что причесывать, это не так сложно. Андрюшка, там только про годы вашей молодости или есть еще что-то?
– Пока только это. Если хочешь, распишу охотничьи байки? Только что поднимался в лифте с одним горе-охотником. Невольно вспомнил свое «крещение». Пригодится?
– Конечно, – обрадовалась супруга. – Думаю, там ведь не обошлось без Митрофанова?
– Ну, куда уж без главного охотника космодрома! Могу кое-что набросать, а ты вернешься и оценишь.
– То есть сегодня ты опять не отдохнешь?
– Какие наши годы. Тем более без тебя мне не спится.
– Мне тоже, – вздохнула Маша. – Я очень скучаю.
– Надо было лететь со мной…
– Андрюша, – мягко упрекнула жена. – Осталось совсем немного.
– Тогда до завтра. Позвоню вечером, когда вернусь. Береги себя.
Андрей перекусил и включил компьютер.
Глава двадцать седьмая
…Митрофанов был из славной когорты тех, кто и жить торопился, и чувствовать спешил. Перечень проблем, которые предстояло решать начальнику космодрома в течение дня, занимал не один машинописный лист. Смутные девяностые удесятерили трудности.
Когда невероятно сложно было всей стране, в подчинении Митрофанова оказались тысячи военнослужащих, приведенных к присяге. И если миллионам людей на «большой земле» никто не считал нужным объяснять, что им делать в новых экономических условиях и кто виноват в сложившейся ситуации, начальнику космодрома приходилось ежедневно смотреть в глаза солдатам, офицерам, гражданскому персоналу и их многочисленным семьям. Правда объяснить, почему Отечество, защищая интересы которого они в крайне бедственных условиях честно исполняют свой воинский долг, месяцами не платит им денежное довольствие, было практически невозможно. Жизнедеятельность таежного гарнизона, в соответствии с режимом секретности расположенного вдали от цивилизации, всецело зависела от работы государственного сектора промышленности, которая в условиях разрастающегося кризиса, мягко говоря, шла ко дну. И пусть офицерам можно было приказать не задавать лишних вопросов, солдат необходимо было кормить-поить, одевать и лечить, для чего требовались эшелоны с продовольствием, обмундированием, лекарственными средствами и горюче-смазочными материалами. И это притом, что осуществление независимой космической политики России было из числа приоритетных и напрямую увязывалось с количеством производимых запусков спутников. А их обеспечение требовало бесперебойной работы энергосистемы, связи и прочих вспомогательных служб, производными которых были тепло, свет и вода. За многомиллиардные долги область постоянно грозила отключением электроэнергии и недопоставкой газа, отсутствие которых парализовало бы работу МИКов и стартовых комплексов, привело бы к взрыву социальной напряженности. А чем чревата последняя в условиях замкнутого армейского пространства, в арсеналах которого хранится оружие, лучше и не знать.
Именно в эти годы Митрофанов возглавил космодром. Ему пришлось взять на себя ответственность и обеспечить круглосуточную вооруженную охрану электроподстанций, не подпуская к рубильникам областных специалистов. И хотя космодром жил фактически в условиях блокады, сроки запусков спутников не были сорваны ни разу.
Страна переживала гуманитарную катастрофу, а космодром создал военный совхоз, обеспечивая личный состав продовольствием. Офицеры и, прежде всего, солдаты пахали и сеяли, сажали и убирали урожай, наряду с ракетно-космической техникой обслуживая свинофермы и коровники. Пока младореформаторы разрушали страну, специалисты в погонах обеспечивали ее безопасность. Свой священный долг они выполняли в высшей степени ответственно. Космодром был неотъемлемой составной частью армейской системы, идейным вдохновителем и исполнителем которой стал командир с его неуемной энергией.
В любом деле Митрофанов выкладывался на всю «катушку». Работал «на все сто», а, если уж отдыхал, то тоже по полной программе. Фраза одного из журналистов, что начальник космодрома «плоть от плоти исконно русский мужик» некогда обидела командира, но как нельзя точно отражала суть его характера. Впитав в себя многовековые традиции предков, Илья уважал охоту и рыбалку, любил собирать грибы и попариться в бане. Правда, позволял себе это не так часто, как хотелось бы.
…Закончив совещание с заместителями, Митрофанов посмотрел на них поверх очков и, как обычно, уточнил, есть ли вопросы и объявления. Рыбаков осторожно встал:
– Илья Федорович, завтра открывается охота на гуся…
– Молодец, Александр Владимирович. А то я закрутился и забыл. Тогда сегодня же вечером и выезжаем.
– Завтра утром доклад командующему, – сухо напомнил Локтев.
– Вот ты, Ярослав, остаешься «на хозяйстве» и доложишь.
– Все на охоту, а я опять крайний? – обиделся тот.
– А кто с таким упорством добивался, чтобы его должность называлась «первый заместитель»? – ехидно напомнил командир.
Локтев насупился, но промолчал. Повисла тягучая пауза.
– Командир, я все равно не охотник. Могу остаться, а Славу берите с собой, – предложил Тополевский.
– Как это не охотник? – в голосе Митрофанова скользнула ирония. –Завтра и посвятим, – ему очень не хотелось брать с собой Локтева, который доставал всех своей заумностью и «графскими» замашками. – Еще вопросы есть?
– Командир, разреши и мне остаться, – попросил Онищенко.
– Что, война идеологий требует тщательной подготовки?
– Мне семью из Москвы надо встретить.
– Хорошо, встречайте, – не стал скрывать радости Илья. – Отъезд через два часа от моего дома.
– А ружья брать? – пошутил Головин.
– Из автобусов выходить будем? – откликнулся Рыбаков.
Командир встал, давая понять, что сейчас не до шуток, – пора собираться в дорогу. Оживленно беседуя, замы направились к выходу. В приемной Тополевский совершенно искренне уточнил:
– Мужики, так вы что, с оружием выезжаете?
– Не с сачками же, – съязвил Головин.
– А у меня ружья нет…
– Бери табельное оружие, – подмигнул Федор.
– Не вводи человека в заблуждение, – Рыбаков дружески похлопал Андрея по плечу. – Захвачу тебе дедовское ружье, еще со времен гражданской войны. Только патронов этого калибра у меня нет.
– Там 16-й? – по-деловому уточнил Федор. – Выручу.
Ближе к ночи добрались до командирской дачи. Все подъезды к ней утопали в непролазной грязи. Где-то внизу слышалось довольно сильное бурление и перекатывание таежной реки. От баньки приятно тянуло смолистым дымком. В доме охотников уже поджидали дальний родственник Митрофанова Митрич и начальник тыла Телегин. По центру избы был установлен чудо-стол, заставленный аппетитной снедью.
– Скатерть-самобранка, – первым похвалил Телегина Тополевский. – Ты не перестаешь меня удивлять, Игорь.
Тот зарделся и, по-армейски вытянувшись, доложил Митрофанову:
– Товарищ командир, к приему пищи все готово!
– Молодцы, – похвалил тот. – Прошу всех к столу!
Повторять такую команду дважды не потребовалось: гости шумно расселись. Андрей оказался рядом с тыловиком.
– Прошу налить, – отдал традиционную команду Митрофанов и, когда все были готовы, добавил: – Ну, с почином!
Выпили залпом. Тополевский, как обычно, чуть пригубил. Командир это заметил, но возражать не стал. Началось застолье.
– У тебя кроме скатерти-самобранки есть и ковер-самолет? Когда же ты успел добраться и все приготовить? – не скрывая удивления, поинтересовался Андрей у сидящего рядом с ним Телегина.
Тот подмигнул и ловко подложил командиру порцию рыбы.
– В который раз спрашиваю, а ты отмалчиваешься. Секрет?
– Какие тут секреты. Опыт. Все началось еще во время службы в Польше, – признался Игорь. – Предыдущий командир был тем еще фруктом! Но это научило меня предугадывать любой его маневр и всегда быть наготове.
– Хорошая школа и учителя, – подытожил Андрей. – Но ведь про охоту Рыбаков вспомнил только сегодня на совещании.
– Радио иногда надо слушать, Василич, – рассмеялся Телегин.
– По радио рассказали о заветном желании начальника штаба?
– Передали, когда открывается охота. А это в свою очередь означает, что командир может захотеть на нее поехать. Вот я вчера и отрядил сюда «обоз» с выпивкой и жратвой, – он указал рукой в сторону пары водочных ящиков и кастрюль всевозможных размеров.
– Ну, ты молодец, – искренне похвалил Андрей.
– Это моя работа. Полагаю, наукой заниматься сложнее.
Пришла очередь Тополевского пожимать плечами. Он хотел уточнить еще что-то, но слово взял командир.
– Хочу заметить, коллеги, – хитро прищурившись, Илья встал, – что сегодня мы с вами становимся участниками сразу двух примечательных событий, – он выразительным взглядом обвел присутствующих, добиваясь тишины. – Видите, наука и тыл наконец-то нашли общую для разговора тему, а значит, скоро в Вооруженных Силах может появиться первый начальник тыла – кандидат наук. И, кроме того, нас ожидает посвящение одного из них в охотники. Предлагаю за это выпить.
Все поднялись и дружно осушили стопки.
– Командир, надеюсь, сегодня диссертацию писать не будем? – язвительно уточнил Рыбаков.
– Сегодня, нет. Но с понедельника начнем точно.
– Не начнем, а начнут. Они, – шутливо ткнул вилкой в сторону Тополевского и Телегина начальник штаба и подцепил огурец.
– Все начнем! – отрезал Митрофанов. – Но с понедельника. А сейчас проведем посвящение в охотники. Александр Владимирович, выноси!
Рыбаков важно прошествовал в сени. Командир встал, за ним поднялись все остальные. Компания обступила небольшой столик, застеленный пожелтевшими от времени газетами. Вернулся Рыбаков с объемным свертком в руках.
– Начинай! – таинственно скомандовал Митрофанов.
Александр понимающе кивнул и развернул газету, из которой посыпалась груда составных частей охотничьего ружья.
– Андрей Васильевич, собирай ружье, – предложил командир.
Школьником, Андрей на каникулах гостил в деревне и пару раз держал в руках ружье, но сборкой-разборкой ему заниматься не доводилось. Несмотря на это, сегодня с этой задачей он справился без проблем. «Молодец!» – дежурно бросил командир.
– Тут все слишком логично, – оправдался заместитель.
– Ну что ж, первый этап посвящения пройден, – заключил Митрофанов. – Теперь следующий, – он снова подал знак Рыбакову.
Тот выложил перед Андреем два патрона различного калибра.
– Определи, какой патрон для твоего ружья, – предложил Илья.
– И тогда я охотник? – с надеждой уточнил Тополевский.
– Не гони лошадей. Давай все по порядку.
Испытуемый практически сразу определил нужный патрон и протянул его Рыбакову.
– Думаю, этот.
– Отлично, – добродушно заключил Митрофанов. – А теперь заключительный этап, – он, не оборачиваясь, махнул рукой в направлении Телегина. – Настоящий охотник перед делом должен осушить полную чарку, а не то – удачи не видать.
Игорь передал командиру до краев налитый стаканчик. Митрофанов усмехнулся, по достоинству оценив небольшой размер посудины. Корить тыловика за заботу о непьющем Тополевском он не стал и протянул водку заместителю. Память вернула Андрея к событиям выпускного вечера в училище. С высоты прожитых лет и занимаемой должности он не мог позволить себе повторить неудачную попытку. Не подав вида, что содержимое стакана ему глубоко отвратительно, полковник набрал полную грудь воздуха и на одном дыхании опрокинул водку в себя. Потом он зачем-то хрястнул стакан об пол, словно на свадьбе, шагнул к столу и с вызовом аппетитно забросил в рот щепотку квашеной капусты.
– У-у, – одобрительно пронеслось за его спиной.
– А говорил не охотник, – подмигнул ему командир.
– А говорил – не пью, – недоверчиво протянул Головин.
– Все к столу! Отметим крещение нового члена нашего охотничьего товарищества, – скомандовал Митрофанов.