Валерий Васильевич Букрин
Пятьдесят оттенков хаки
– Не убедили. Надоело унижаться. В часть, так в часть.
– Думаете, Тополевский снова походатайствует за вас?
Машу словно током пронзило.
– Вы с шефом словно сговорились! Причем тут Тополевский?!
– Притом, что именно он всегда добивался амнистии для вас. Вам и сейчас повезло: скоро отчетный концерт. Онищенко все равно вас хватится. Не глядя на ваш строптивый характер, только нам с вами он доверяет подготовку новых номеров.
– Придется поискать кого-то другого. Все. До свидания.
– Ох, уж эти женщины! – взорвался Тищук. – Моя б воля…
– Спасибо за совместную работу, – не дослушала его фантазии Маша. – Принесут данные на Петрова…
– Лично доставлю. Думаю, разлука все же будет недолгой.
Со стуком в кабинет вошел посыльный:
– Товарищ капитан. Факс для полковника Онищенко.
Маша взяла материалы и пробежалась по ним взглядом:
– Леня, я набросаю, а вы уж передайте текст в Москву.
– Не вопрос. Докладывать об исполнении всегда приятно.
Зарифмовав несколько абзацев, Маша оставила их на видном месте. На выходе из кабинета ее сердце пронзила острая боль. Журналистка прислонилась к стене, отдышалась, немного постояла и спустилась вниз. У ворот части с парковки отъезжала машина. Маша, держась за грудь, остановилась передохнуть. В глазах потемнело.
– Вас подвезти? – окликнул знакомый майор и, видя ее состояние, помог сесть в машину. – Может, сразу в госпиталь?
– Нет, нет. Домой. Сын приболел.
Держась за перила, Маша с трудом поднялась на свой этаж. Миша на радостях бросился ей на шею и едва не сбил с ног. Видя состояние матери, он помог ей раздеться. «Я немножко полежу, что-то чувствую себя неважно», – виновато улыбнулась она. Ноги подкосились, боль в затылке и области сердца не позволяла двигаться. Маша в бессилии сделала несколько шагов, но не дошла до дивана и провалилась в небытие.
В себя она пришла уже под капельницей в палате интенсивной терапии. Бледная, без движений, с устремленным в потолок взглядом, с трудом осознавая, что происходит вокруг. В это время Яна и Карина в холле госпиталя успокаивали плачущего Мишу. Когда появился врач, все трое буквально сорвались с мест.
– Микроинфаркт, – пояснил он. – Жаль, поздно вызвали скорую.
– Соседей долго не было, а что мог сделать ребенок?
– Мне бы с ее мужем побеседовать.
– Он …в длительной командировке, – нашлась Яна. – Очень далеко. Вызвать не сумеем, – и предложила: – Я могу забрать ее к себе.
– Об этом пока говорить рано! А вот режим сменить не мешает.
Через неделю состояние Маши стабилизировалось. Лечащий врач уступил ее настоятельным просьбам и согласился на выписку. Маша сложила вещи и заглянула в его кабинет. Перед доктором лежала внушительная стопка историй болезни.
– По-моему, вы там целый роман сочинили.
– Не сочинил – констатировал факты. Состояние у вас стабильное, давление возвращается в исходное положение, последняя кардиограмма практически в норме. Даю время на домашнюю реабилитацию и направление на санаторно-курортное лечение. Тяжестей не носить, не волноваться, соблюдать постельный режим, диету и не забывать о прогулках. Что ваш муж? Не вернулся еще?
– В пути, – уклончиво ответила женщина.
– Марья Андреевна, причина вашей болезни кроется не столько в переутомлении, сколько в излишней эмоциональности. Дама вы у нас впечатлительная, слишком многое принимаете близко к сердцу. Настоятельно рекомендую изменить отношение к работе и ее ритм. Беру на себя смелость поговорить с вашим руководством. Кто у нас начальник?
– Не стоит звонить! – перехватила его руку пациентка.
– Вот так-так. И кто же это нами так доблестно руководит? Кто в состоянии обеспечить нам обширный инфаркт?
Журналистка опустила глаза.
– Извольте-ка назвать мне фамилию вашего шефа! Играем в молчанку? Хорошо, тогда я звоню генералу Митрофанову!
– Только не ему! Обширный инфаркт мне обеспечит именно этот звонок. Доктор, звонить вообще никуда не стоит. Я переведена в другую часть, теперь все будет иначе.
– Простите, а кто же нам будет вещать?
– А кто это делает сейчас?
– Кто его знает.
– Тот и будет, – печально улыбнулась Маша. – Без передач город не останется, а к новому голосу и лицу привыкнет быстро. Если честно, моя болезнь – это особая форма аллергии на начальство. Можно сказать, вечный токсикоз, поскольку творческий материал рождается в муках.
– Вижу с юмором у нас все в порядке. Но все же сгораю от нетерпения, кому же посчастливилось иметь в подчинении такую …с позволения сказать …язву. И ведь узнаю, – смеясь, пообещал медик.
– Не утруждайте себя. Это полковник Онищенко.
– Батюшки! – всплеснул раками доктор. – И вы его припечатали! Тут недавно пара полковников в его адрес такие перлы отпускала… – понимая, что сказал лишнее, он замолчал и откашлялся. – Вы эту фамилию здесь лучше не упоминайте. У нас его жена работает. Скажу вам по секрету – милейшая дама. Зачем ее огорчать?
– А я и не собираюсь. Вы сами поинтересовались, – напомнила Маша. – По сути, мой начальник – трудяга и профессионал, дело свое знает и любит, а главное – он бескорыстен, но… Впрочем, не стоит: это уже личное. Я могу собирать вещи?
– С вещами на выход? Увы, не сегодня. Снимем еще одну кардиограмму, посмотрим динамику, – но, видя Машин настрой, заверил: – Завтра «скорая» доставит вас прямиком к подъезду, чтобы у вас не развилась аллергия уже на меня…
Глава двадцать первая
Утром Андрей по привычке встал ни свет, ни заря и сразу же сел за компьютер. Маша появилась из спальни внезапно и без настроения. Просыпаться рано в последние годы стало для нее мукой. Андрей знал это и старался не тревожить жену как можно дольше. Придя в себя, она села рядом. Тополевский заварил ей чай.
– Андрюша, нам с Никитой надо отъехать на пару часиков.
– Нет возражений, но меня тревожит то, что ты слишком много работаешь и совершенно не щадишь себя.
– А ты поступаешь иначе?
Андрею было нечего возразить – работу он любил и относился к ней в высшей степени ответственно.
– Для меня нет ничего дороже твоего здоровья. Никакой сериал не может оправдать бешеных нагрузок, – вздохнул Тополевский. – Ты перестала думать о здоровье. А в сумочке уже закончился валидол…
– Откуда ты знаешь?
– В ведре с мусором валяется очередная пустая упаковка. Может, снизишь обороты? Дай мне слово, что побережешь себя.
– Работа такая интересная…
– Когда я так говорю, ты не считаешь это аргументом.
– Прости, – Маша обняла его и хитро улыбнулась. – Пока мы катаемся, было бы здорово, если бы ты вспомнил кое-что из жизни Митрофанова. Парочку бытовых историй, например, чтобы немного оживить материал. Народ как-то неохотно говорит об Илье Федоровиче. Все больше о решительности и врожденной смекалке. И ни полслова про то, каким он был человеком.
– Оно и понятно: о покойном или хорошо, или ничего…
– Помоги мне раскрыть человеческий облик командира.
– Да ты же сама столько лет служила с ним рядом!
– Рядом, но не вместе. И наши отношения были не такими уж безоблачными, – напомнила супруга. – Боюсь показаться необъективной: меня он недолюбливал и вечно ссылал.
– Недолюбливал?! Ты действительно так считаешь? Он тебе более чем симпатизировал, но не имел права показывать это.
– Стало быть, напишешь? – чмокнула она мужа. – Спасибо!
Тополевский, улыбнулся и сокрушенно вздохнул: «Не умею тебе отказывать». В дверях Маша послала ему воздушный поцелуй и подмигнула. Андрей вернулся за компьютер.
…В кабинет командира части ворвался встревоженный дежурный: «Товарищ полковник, диверсант на старте!» Полковник Зубов, на ходу схватив шинель, отдал распоряжение найти командира роты охраны. Капитан Кашин встретил его на подходе к старту. «Кто говорил, что мышь не проскочит?» – грозно поинтересовался командир. «Так оно и есть! Я лично проверял!» – с готовностью подтвердил подчиненный. «А что, диверсант меньше мыши? Или летать научился?» Возразить было нечего, капитан опустил глаза.
На старте, в кругу солдат стоял парнишка лет десяти в латаном пальтишке на вырост, огромной медвежьей шапке и валенках с чужой ноги. В огрубевших от мороза руках он держал холщевую сумку со школьными учебниками. Широко раскрыв от удивления рот, мужичок-с-ноготок во все глаза восхищенно рассматривал доселе невиданные металлические конструкции.
– Красотища! Скажу, в школе не поверят!
– Я тебе расскажу! – Кашин схватил паренька за ухо.
– Отставить! – скомандовал Зубов. – Кто здесь диверсант?
– Вот этот, – капитан сорвал с мальчишки шапку.
– Шапку-то надень – холодно, – полковник потрепал мальца по голове и по-отечески пробасил: – Ты, брат, откуда взялся?
– Из деревни, – буркнул пришелец.
– А имя у тебя, диверсант, есть?
– А то как же… – смачно шмыгнул носом тот. – Илюха.
– Илья, стало быть. А фамилия имеется?
– Митрофанов его фамилия. Сын Федора Ильича. Батя-то у него на все руки мастер, – напомнил Кашин. – Чего только нам не чинил.
– Так у него, вроде, одни девки. Да и те на выданье.
– Последыш я, – парень смял ушанку и утер ею нос.
– Вот оно как. Пойдем-ка, покажешь, как к нам пробрался.
Илья повел делегацию к линии заграждения. Вдоль плотной колючей проволоки в несколько рядов то там, то здесь висели погибшие птицы и зайцы. Парень жалостно охал и замирал у каждой из находок. Кашин нетерпеливо подгонял его. Вскоре они добрались до лощинки. Снег в ней просел, и под ограждением образовалась небольшая ямка – через это углубление «диверсант» и проник на старт. Зубов поискал глазами Кашина, но тот опередил его и уже давал распоряжения солдатам.
– И что б муха не того… – пригрозил командир. – Ни-ни!
– Обижаете, товарищ полковник, – облегченно вздохнул офицер.
– Еще не начинал. Уж коли обижу, так не до смеха будет, – и обернулся к мальчишке. – Пойдем, диверсант, чаем угощу.
– Не пойду! – отрезал тот.
– Что так? Аль боишься?
– Не-а. Не велено.
– Кто же не велел?
– Батя.
– А к нам идти, стало быть, велел?
Илья тяжело вздохнул и опустил глаза.
– Пора тебе погреться, браток. Так что пошли пить чай.
– Нельзя, батя уши надерет, – попытался улизнуть парень.
– А коли я надеру? – строго уточнил Зубов.
– Тебе нельзя. Ты – командир, – бесстрашно выпалил гость.
Все расхохотались.
– Кашин! Привези-ка мне его отца! – приказал полковник.
Парень сник и чуть слышно добавил: «Вот теперь точно выпорет».
– Что-то не больно ты этого боялся, когда на секретный объект пролезал. Так что пошли лучше греться.
– Не велено. Шибко стращали в школе, – не сдавался мальчишка.
– А чего ж полез, если не велено?
– Интересно, – нараспев, по-северному протянул Илья.
– И не побоялся, – упрекнул Кашин.
– А я не боязливый. Я дюже любопытный.
– Тогда пошли обедать, – легонько подтолкнул его вперед Зубов.
Вскоре доставили Илюхиного отца. Он, не раздумывая, влепил пацану подзатыльник и для острастки потряс за плечи.
– Погодь, отец, душу всю вытрясешь, – заступился полковник.
Крестьянин оставил сына в покое и с горечью произнес:
– Нету с ним, окаянным, сладу. На Аляску сбегал, да с поезда сняли. В Москву в зоопарк уходил, да харчей не хватило. На пятые сутки ваши же вертолетчики подобрали. К Белому морю плыл, да весла выронил. Мастерил какой-то самолет…
– Завистники сожгли, – выкрикнул мальчишка и выбежал из комнаты, растирая слезы. – Все равно убегу. Скучно в деревне!
– Ты уж, служивый, не серчай на маво пацаненка, – попросил старик. – Поскребыш он у меня. До него шесть девок народилось. Вот, думал, бог дал мне помощника на старости лет. А оно вон как обернулось.
– Хороший, отец, у тебя парень. Будет с него толк. Помянешь ты мое слово! – полковник протянул старику руку. – Федор Ильич, ты не тревожься, довезут вас прямиком до дому, я распорядился. Только уж проведи с пацаном разъяснительную беседу. Другой раз не спущу!
– Выйдет из вашего парня толк, – копируя интонацию командира, повторил Кашин возле машины. – У командира глаз наметанный.
Они оказались правы. Вышел из Ильи толк. Через пятнадцать лет он, став лейтенантом, попросил направить его служить на космодром. И первым делом приехал на старт, где впервые увидел диковинную ракетную технику. К сожалению, его «крестный» – Зубов – не дожил до этих времен, сказалось фронтовое ранение. Но командиром части стал его ученик – полковник Надеждин, а начальником штаба – тот самый капитан Кашин, который едва не выкрутил парню ухо.
– А вы меня не помните, товарищ подполковник? – уточнил Митрофанов у спешащего Кашина.
– Нет, – напрягся тот. – А разве мы уже встречались?
– Да, на старте, пятнадцать лет назад, – напомнил Илья.
– Ну? – удивился подполковник, мучительно вспоминая, о каких событиях идет речь. Наконец, он улыбнулся. – Никак «диверсант»?
– Так точно!
– Молодец, что приехал. Служить или в гости?
– Служить. В заправочную команду.
Месячный процесс становления в должности пролетел для Ильи незаметно, и вскоре он в составе боевого расчета пуска стал перемещаться между стартами, которые примерно раз в неделю «выпускали» из своих крепких объятий по ракете.
Однажды оставшись после очередных ночных работ в казарме, офицеры были разбужены истошным голосом дневального: «Подъем. Тревога!» В спешном порядке все заняли свое место в строю. Начальник команды, закончив разговор по телефону, довел обстановку: «При вывозе ракеты на старт из-за обледенения стрелочного перевода тепловоз сошел с рельсов. В спутнике – обезьяны. Температура на борту падает. Мартышки замерзают, программа полета под угрозой срыва». По строю волною прошел и смолк вдох сожаления. «Будем исправлять ситуацию. На техзону бегом марш!» – приказал он.
По прибытии на место взору присутствующих предстала безрадостная картина. В сотне метров от МИКа без движения покоился установщик с ракетой. Тепловоз, толкавший его, сошел с рельсов и зарылся в сугроб. Железнодорожной бригаде подручными средствами поставить сцепку на рельсы никак не удавалось.
В морозную ночь приказ Надеждина прозвучал неожиданно: «Первой и второй группам расположиться по левому борту установщика, третьей и четвертой – по правому. Толкать по моей команде». – «Ни хрена себе задачка», – пробормотал Митрофанов, вставая вместе со всеми по левому борту ракеты. «Раз, два. Начали!» – распорядился командир. Люди напряглись и… сдвинули с места почти пятидесятитонную махину. Облепив ее, как мухи блюдце с вареньем, они, в буквальном смысле, на руках доставили установщик в район стартового комплекса.
«Тормози!» – отдал команду Надеждин. Но не тут-то было. Набравшую скорость громадину остановить было уже невозможно. «Установщик разнесет старт!» – испуганно выкрикнул кто-то. Митрофанов схватил за руку Тополевского, и потащил его к штабелю старых шпал, лежащих рядом. Их маневр поняли другие и побежали следом. Смешались в кучу офицеры и солдаты. Тяжеленные шпалы хватали вчетвером, впятером и, как Матросов на амбразуру, кидались с ними под колеса установщика. Неимоверными усилиями его удалось затормозить.
Люди, не скрывая радости, падали прямо в снег. От них валил пар. Пробираясь сквозь лежащих в сугробах подчиненных, Надеждин басил: «Всем объявляю благодарность, – вытирая пот со лба, он не скрывал своей радости. – Построение боевого расчета для проведения первого стартового дня через тридцать минут».
Народ понемногу пришел в себя и потянулся к своим сооружениям. Группа офицеров собралась в курилке. Митрофанов дрожащими от напряжения пальцами разминал сигарету. Андрей затянулся и похлопал товарища по плечу.
– Илюха, а ты – огурец, готовь дырочку под награду.
– Ордена дают за подвиги, а тут рядовая ситуация, – смутился он.
– Чтобы осталось от старта, не придумай ты эту «баррикаду»?
– Ох, и лихие вы ребята, – Светин пожал приятелям руки. – Молодец, Илья, что не растерялся! В представлении на награждение неплохо бы отразить тот факт, что впервые в мире установщик с ракетой был доставлен на старт тягой в пятьсот «человеческих сил», – подполковник закурил, кольцами выпуская дым. Митрофанов и Тополевский никак не могли взять в толк, как ему удалось добиться подобного совершенства: форма колец была на удивление безупречной. Когда круги плавно растворились, Светин улыбнулся и, втянув в себя воздух, выпустил новые. Делал это он так мастерски, что походил на циркового иллюзиониста. Кольца неспешно поднимались вверх и на какое-то мгновение зависали над головами курильщиков. Глядя на превращение дыма в туманное облачко, подполковник поднял глаза к небу.
– По большому счету, каждому из нас там что-нибудь да зачтется, – вздохнул он. – Десятки матерей смело могут ставить свечки «за здравие» моих офицеров, которые сберегли их пацанов, решивших испробовать на вкус некоторые компоненты ракетного топлива.
– Никак «деды» опять «коктейль» затеяли? – догадался Илья.
– Для них это «мороженое», – сплюнул Светин. – Химичат, будь они неладны! Раздобыли банку сгущенки, а за жидким азотом послали «салажонка» – самим-то лень задницу от топчана оторвать.
– А тот перепутал азотные и кислородные емкости?
– А ты, Илюха, откуда в курсе? Знал и не упредил?!
– Стандартный перепут. Анатолий Георгиевич, да не смотрите вы так: я на КАЗе сто лет как не был! У нас тут своих кулибиных и менделеевых как грязи! Что там у вас в итоге, обошлось?
– Без жертв – да, а пострадавших хоть отбавляй, – покачал головой он. – Когда новичок протянул «дедам» котелок с жидким кислородом, те мирно курили. Следующая затяжка стала для них последней. Сигареты прямо во рту этих оболтусов превратились в бенгальский огонь, а одежда моментально воспламенилась. Хорошо хоть не растерялись и сорвали ее друг с друга.
– Чем не герои? – пошутил Андрей. – Спасли боевых товарищей.
– Сначала по разгильдяйству создают экстремальную ситуацию, а затем ценой подвига ее ликвидируют, – согласился подполковник.
– Они что, и огонь сами потушили? – удивился Митрофанов.
– Если бы! Мы всем миром тушили, пока они с голыми задницами летали, изображая пробки из-под шампанского.
– Совершенно не пострадали? – не поверил Тополевский.
– Отделались легкими ожогами и небольшими обморожениями.
– Замерзли, голышом бегая? – посочувствовал он.
– Задницей в сугроб прыгая, – усмехнулся Светин. – Ни дня без приключений. Только и ждем, что там сегодня учудят наши доблестные воины! Тут уж не до наград: остаться бы без взыскания…
Андрей практически завершил работу над воспоминаниями, когда услыхал под окном голос жены и выглянул в окно. Никита выгружал из багажника «Волги» аппаратуру. Маша подняла голову и, видя мужа, приветливо улыбнулась. Из дверей гостиницы вышла незнакомка с подносом аппетитных пирогов. Оператор проводил ее завороженным взглядом и сглотнул.
– Страсть как ценю в женщинах кулинарный талант. Жаль, столичные дамы утратили способность к нему.
– А вот Леночка готовить любит и умеет. Или не тебе?
– Маня, журналистскими провокациями меня не расколешь!
Андрей, сверху наблюдая за их пикировкой, пригласил:
– Э-эй, телезвезды, есть предложение выпить по рюмочке чая!
– Пошли, – подтолкнула Маша сопротивляющегося Никиту.
– До деловой встречи всего полчаса, – категорично сообщил он.
– Голод – первый враг свиданий! А у нас полно сдобы.
– Предупреждать надо. Беру свои слова взад.
Они поднялись в номер. Никита протянул руку и признался:
– Андрей Васильевич, вынужден был капитулировать.
– И правильно сделали, – пожал ему руку Тополевский. – Маше только что принесли уйму вкусностей, – он помог жене снять пальто. – Как дела? Как съемки? Съездили удачно?
– Вполне, если не считать, что меня безжалостно ограбили, – упал в кресло оператор и шутливо запричитал: – Ладно, гаишники – дело привычное. Но чтобы на космодроме сплошной рэкет!
– Никита, пробуй пироги, а то ты со своими гульками совсем отощаешь! – вмешалась Маша.
– Чистой воды клевета, – «возмутился» приятель. – Бог свидетель, все мои встречи – сугубо деловые, – при виде подноса с выпечкой он разомлел от удовольствия. – Марья Андреевна, официально предупреждаю, что кулинарный беспредел – смертельный приговор фигуре.
– Ты не дама, чтобы печься о своей талии.
– А я о твоей пекусь, глупая, чтобы в кадр помещалась. И за мужа переживаю: еще пара таких застолий и не сможет носить тебя на руках.
– Прорвемся! – улыбнулся Андрей. – Угощайтесь.
– Откуда «дровишки»? Несусветная, скажу вам, роскошь.
– Это мучной привет от поклонниц Андрея Васильевича. Не так давно он был кумиром местных заведующих общепитами.
Андрей с удивлением посмотрел на супругу. Гость тоже.
– Если честно, все это передали моему мужу, – призналась Маша, помещая поднос на стол. – Работая с иностранными специалистами, Андрей Васильевич, по легенде особого отдела, значился «коммерческим директором космодрома».
– Клевая должность! – Никита поразмыслил и остановил свой выбор на эклере. – А как это связано с кухней?
– Пришлось отвечать за испытания импортной космической техники, размещение и питание специалистов и даже за организацию их досуга, – улыбнулся Тополевский.
– По-моему, это нереально! Ужа с ежом… – хохотнул гость. – Как же вы успевали?
– Поменьше мучного, побольше ночного, – пошутил Андрей. – Да и команда подобралась отменная. Понимали с полуслова, а иногда даже с полувзгляда: каждый делал то, что ему было предписано.
– То-то я смотрю супруга у вас такая собранная: ваша школа! – Никита снова потянулся к тарелке со сдобой. – Сдается мне, что мы в раю! Маня, не томи! Откуда эти изыски?
– От прежней заведующей столовой. Люба, зная, что бывший шеф здесь, передала свои кулинарные шедевры.
– А ты взяла! Теперь я буду чувствовать себя должником, – нахмурился Тополевский.
– По-моему, она от души! – заступился за коллегу оператор.
– Не зря Люба переживала, – протянула записку Маша.
Тополевкий развернул листок. «Андрей Васильевич! Спасибо за поддержку и помощь. Работать с вами было легко и приятно. В каждом вы видели человека, а это редкость среди обладателей больших звезд на погонах. Но вам дано. Своим нынешним положением я обязана прежней работе в вашей команде. Спасибо! Зная вашу щепетильность, презент передаю через знакомых, а то ведь и развернете. Это простая благодарность порядочному человеку. С пожеланием добра. Люба».
– А кем она сейчас работает? – уточнил Андрей.
– По-моему, заведует кондитерским цехом.
– Это справедливо. Она всего и всегда достигала своим усердием.
– Пожалуй, одного усердия в нынешней жизни маловато будет, Андрюша. Думаю, решающую роль сыграли твои рекомендации.
– Да я ни с кем и не говорил…
– Достаточно того, что в конце визитов ты приглашал Любу в обеденный зал и представлял ее как «хозяйку – золотые руки».
– Думаю, я тут не причем.
– Причем, причем, – вмешался Никита. – Рекомендации уважаемого человека дорогого стоят. Вы создали этой даме имя и имидж, – он протянул Тополевскому поднос. – Угощайтесь.
– Неловко как-то получилось. Я даже не успел ее поблагодарить.
– Не беда, – Маша протянула ему телефонный справочник. – Найди рабочий или домашний телефоны.
Андрей набрал номер и отошел к окну. Никита хотел встать, но не удержался и взял плюшку с брусникой. Отведав, подмигнул напарнице: «В жизни ничего вкуснее не пробовал». Тополевский положил трубку и, глядя в окно, поинтересовался:
– Гостей никто не ждет?
– А что? – сорвался с места Никита. – Прошу прощения, это меня! – он с сожалением посмотрел на угощение.
– Даем на вынос, – поймал его взгляд Андрей.
– Неловко как-то, – смутился оператор.
– Неловко ходить в гости с пустыми руками! С таким подарком любой вечер превратится в счастливую…
– …ночь, – со смехом подсказала мужу Маша.
– Маня, не хами, – сконфузился гость.
– На здоровье! – Андрей протянул ему пакет с угощением.
– Ну, я пошел?
– Не нарушай протокол и не затягивай переговоры до утра!
– Мария! – коллега в шутку сдвинул брови.
Оставшись наедине, супруги рассмеялись.
– В сущности, он чудесный человек, – заверила Маша. – Просто не перегорел. У него давние сложности в семье – они с женой очень разные. Никита совершенно не домашний, просто красиво ухаживал, а она возьми и затащи его в ЗАГС.
– Разные характеры супругов – это, пожалуй, не исключение, а правило. Так было у тебя, у меня, у Митрофановых…
Глава двадцать вторая
После отпуска, проведенного на черноморском взморье, Митрофановы мирно прогуливались по городу, демонстрируя южный загар и модные обновки. Перед домом Тополевских Илья замедлил шаг.
– Зайдем к Андрею! – потребовал он. – Я ему все выскажу.
– Андрей Васильевич не причем. Откуда ему было знать про «черный» вторник? Взяли б в Сочи рубли, а не доллары, не было бы проблем, – удержала его Ада.
Веянием перестроечного времени стало наличие в заветной «кубышке» советских людей американской «зелени». Заокеанская валюта стала мерилом благополучия и определенной страховкой обесцениваемых накоплений. С недавних пор блага жизни измеряли деньгами иностранного государства, цена которых поднималась день ото дня. В измученной бездумными реформами стране бушевала инфляция, и высокомерные доллары беспрепятственно можно было обменять на скромные рубли. Да и возить их в отпуск оказалось многим проще: несколько успешных чужеродных купюр соответствовали сотням тысяч униженных российских дензнаков. Для подавляющего большинства населения заморская «капуста» была не по карману, оставаясь несбыточной мечтой. Приобретение подобной роскоши могли позволить себе лишь руководители определенного уровня. Митрофанов был из их числа. Но, взяв с собой на отдых только валюту, он просчитался.
Видя ехидную улыбку на лице супруги, генерал вспылил: «Радуешься, что деньги остались целы? А отпуск – коту под хвост!» Илья обиженно замолчал и двинулся дальше. У подъезда дома его окликнул седовласый сосед.
– Федорыч, не подсобишь? – с опаской покосился на Аду старик.
– Иду, Данилыч, – обрадовался возможности улизнуть Митрофанов.
– Сарайку бы подправить – проводку заклинило, бес ей в ребро…
– Знаю я ваше «подправить», Семен Данилыч! Снова пить будете!
– Мать, ты в своем уме? – одернул жену Илья. – Помочь ветеранам – святое дело! – и, не дожидаясь дальнейших протестов, свернул к гаражам. – Поможем мы твоей беде, дед.
Не скрывая сожаления, генеральша горько вздохнула и, меча громы и молнии, поднялась в квартиру. Первое, что она сделала, оказавшись дома, набрала номер Тополевских.
– Андрей Васильевич? Приветствую вас. Ада Сергеевна беспокоит. Да, уже вернулись. Спасибо, передам. И загорели, и отдохнули. Пока нет мужа, хочу выразить вам благодарность за добрый совет взять с собой доллары. Мы так удачно съездили – практически не потратились – на мое счастье, рублей в обменниках не оказалось.
Лицо Тополевского вытянулось от напряжения: он спинным мозгом ощутил, какой будет завтрашняя реакция командира.
Митрофанов в два счета починил старику проводку и протер ветошью руки:
– Ну, отец, принимай работу! – он щелкнул выключателем.
– Ай, молодца! А не вздрогнуть ли нам по этому поводу?
– Не откажусь, – не стал противиться Илья и опасливо оглянулся.
– Нетути ее, матушки, – перекрестился Данилыч, извлекая из кастрюли начатую поллитровку, хлеб, огурец и банку кильки.
Утром следующего дня Илья подъехал к штабу космодрома практически в одно время с Тополевским. Отпустив водителя, он сдержанно кивнул заместителю. Андрей протянул руку:
– С выходом вас, товарищ генерал! Как отдохнули?
– Хреново! – свел брови тот. – Зачем только тебя послушал и взял с собой валюту?! Доллары, твою мать, нигде не брали! Рублей у них, видишь ли, нет! Это в рублевой-то стране! – он нервно закурил. – Бутылку пива не на что было купить! – Митрофанов швырнул под ноги сигарету и пошел к зданию, жестом приглашая Тополевского следом. – А жене – радость, деньги сохранила и довольна! Вот дура!
Навстречу вышел дежурный с докладом:
– Товарищ генерал! За время моего…
– Вольно, – оборвал командир. – Пригласите ко мне заместителей!
В кабинете Митрофанов молча рассматривал сидящих слева и справа от него офицеров. Хотел что-то сказать, но передумал. Локтев не выдержал взгляда в упор и первым опустил глаза. Головин удивленно посмотрел на Телегина. Тот пожал плечами. Рыбаков принялся барабанить пальцами по столу. Онищенко глазами подал ему знак прекратить. Один Тополевский сидел, как ни в чем не бывало. Митрофанов усмехнулся и приступил к постановке задач:
– Через неделю на пуск прилетят военные атташе всех государств, заинтересованных в развитии космических программ. К утру подробный план мероприятий должен лежать на моем столе. Еще через неделю приедет австралийский миллионер.
– Этому-то какого рожна надо? – не выдержал Головин. – Не цирк!
– И ты не на арене! – резко оборвал его командир. – Он желает вложить деньги в космическую деятельность. Пока колесит по миру, присматривается. Или будет лучше, если он американцам заплатит?
Генерал, сузив глаза, посмотрел на Головина. Под колким прицелом властных глаз Федор потупился, но решил не сдаваться:
– А нам что с того визита?
– Выгоды, думаю, никакой. А для державы – определенная польза, – Илья посмотрел на Онищенко и уточнил: – План по пребыванию австралийца покажете мне послезавтра! И чтобы информационное обеспечение было на уровне. Экскурсию в музей планируйте на час, не меньше! Гостей будет сопровождать командующий. И передайте Пилипенко, чтобы текст был с изюминкой! – он усмехнулся. – А то в последнее время что-то не то вещаем. И не тем голосом! Во всех СМИ надо отразить интернациональную тему – как-никак наши гости представляют два десятка государств. Или сколько? – посмотрел он на Тополевского.
– Двадцать четыре, – беспристрастно уточнил Андрей и, покосившись на Онищенко, добавил: – Алексей Федорович зря сменил информационную политику и ведущую.
Замполит с ненавистью посмотрел на коллегу.
– В газете и на телевидении совсем не стало наших материалов, – не упустил шанса Головин и, повеселев, поинтересовался: – И куда это ты ее подевал, Алексей? Никак снова в часть сослал?
– Точно так, – проявил свою осведомленность Локтев. – Марья Андреевна нынче поднимает моральный дух личного состава. И, говорят, весьма успешно. Прихожу я как-то с проверкой, а она читает лекцию «Любовь в жизни Блока». Солдаты разинули рты и два часа…
– Мы отвлеклись! – перебил его командир и снова посмотрел на Онищенко. – Готовность музея и текст экскурсии проверю лично.
– Есть! – выпалил полковник.
– Все свободны.
Заместители, негромко переговариваясь, потянулись к выходу. Зазвонил телефон. Генерал снял трубку и улыбнулся.
– И тебе того же, Стас! – он жестом попросил Андрея задержаться и, договорив, пояснил: – Встреть мэра. На мой взгляд, у него есть дельное предложение.
Через четверть часа в кабинете Андрея появился глава города.
– Приветствую вас, Станислав Павлович, – шагнул навстречу гостю Тополевский и протянул руку. – Могу быть чем-то полезен?