Валерий Васильевич Букрин
Пятьдесят оттенков хаки
– А..?
– Что? – хитро улыбнулась она.
– Как бы это вам объяснить…
– Говорите прямо.
– Оксана Евгеньевна, вы не проведете сегодня экскурсию в музее? А то никто не решается общаться с иностранцами.
– Увольте! Хватит с меня печального опыта Марьи Андреевны.
– В каком смысле? Она недовольна своей работой?
– Теперь она довольна всем.
– Погодите, – запротестовал полковник. – Что-то произошло?
– Вам виднее.
– Мне казалось, вы дружите.
– Я уж точно ничего дурного ей не сделаю. Ни при каком раскладе, – Оксана выглянула в приемную и убедилась, что их разговор никто не слышит. – Андрей Васильевич, таких людей, как Маша, беречь и ценить надо. И ограждать от всяческих нападок.
– Мы очень признательны Марье Андреевне за…
– «Мы»? И причем тут признательность? – уточнила с вызовом женщина и в сердцах бросила газеты на стол. – Берите ситуацию под контроль! Помогите. Локтев точит на Машу зуб, Головин грозит ссылкой, ваша жена на пару с генеральшей загнали ее в угол. А бывший муж и вовсе обнаглел – устроил в доме бордель. Маша не семижильная. Она ведь сейчас бросит все, уедет и никогда уже не вернется, – в глазах Оксаны заблестели слезы.
– Как это не вернется, – попытался отшутиться Тополевский. – Она военнослужащая. Самовольное оставление части…
– Бросьте вы! Сейчас ей не до устава. Маша, прежде всего, женщина. И эту женщину довели до белого каления. Она вам на шею не вешалась и семью вашу разрушать не собиралась.
– Конечно, нет. Речь идет не о моей семье, – нахмурился Андрей.
– Как раз о ней. Марье Андреевне достается из-за вас: войну ей объявила ваша супруга, – она вздохнула. – А вы за своей работой ничегошеньки не видите. И хотя вы подали заявление на развод…
– А это вы откуда знаете?!
– В каких я только кабинетах не бываю и чего только не слышу! Только вы вышли из здания суда, Локтеву сразу же позвонили. Я как раз почту ему принесла. Что вас еще интересует? Только без дипломатии.
– Оксана, простите, где сейчас Мария Андреевна?
– Так бы сразу и спросили, а то «цветок вянет», – женщина снова выглянула в приемную. – Дома она, просто трубку не снимает. Вещи пакует, собирается послезавтра уехать! Навсегда, – акцентировала она и напомнила. – В своей квартире она больше оставаться не может – там каждый день до смертоубийства доходит. Тем более что ее бывший, ваша жена и вдова скооперировались, – гостья вышла.
– Спасибо, – вслед поблагодарил ее Тополевский и снял трубку. – Игорь? Привет! Как у тебя со временем? Надо бы переговорить с глазу на глаз. Ничего не имею против твоего кабинета, но лучше – у меня. Заглянешь? Жду.
Маша собрала чемодан и принялась паковать объемную сумку. С трудом застегнув «молнию», она заглянула в список и вычеркнула из него то, что уже сложила. Телефон не умолкал ни на минуту, но женщина не обращала на него никакого внимания. Она достала документы и положила их в наружный карман чемодана. Настойчивый звонок в дверь заставил ее вздрогнуть: так протяжно никто из ее знакомых не звонит. От неожиданности она замерла. Звонок повторился. Маша на носочках вышла в коридор и посмотрела в глазок. На площадке, громко переговариваясь, стояли два милиционера. Женщина сжала виски и прислонилась к двери спиной.
– Я же говорил, вечером надо брать, – пробасил сержант. – Ее пока нет. Не засаду же нам устраивать.
– Заедем позже, – согласился приятель и стал спускаться.
Лицо Маши вспыхнуло от волнения. Она метнулась к окну. У подъезда стоял милицейский воронок. Журналистка схватилась за подоконник, чтобы не упасть: «Бог мой! Что-то стряслось? Что они там еще затеяли?» В голову ничего хорошего не приходило.
По идее, за ней милиция приехать не могла: военнослужащего вправе задержать только патруль. Стало быть, либо Миша что-то натворил, либо его снова подставили. Она спрятала лицо в ладони и расплакалась.
Настойчивый звонок в дверь испугал еще больше. Маша заткнула уши. Звонок повторился. Похоже, пришел кто-то свой. Она выглянула в окно – милицейской машины действительно не было. Подошла к глазку – площадка пуста, за дверью тихо. Теряясь в догадках, журналистка осторожно вернулась к окну. У подъезда о чем-то шептались Яна и Карина. Выйти на балкон она не решилась, кто знает, может, за ее квартирой следят. Подруги в случае необходимости вернутся сами, подумала Маша.
Когда стемнело, она так и не решилась зажечь свет. Вздрогнув от скрипа входной двери, бросилась в коридор. Из школы вернулся сын.
– Ты что, спала?
– Что-нибудь случилось? – посмотрела ему в глаза Маша.
– Ма, а что я такого сделал? Подумаешь, чуть задержался, – не понял Михаил и беззаботно сообщил: – Тебе тут в двери записка.
Маша развернула и прочла заковыристый почерк Яны: «Митя подал заявление в суд, обвинив тебя в краже кольца. Там работает его новая пассия, которая пообещала тебе крупные неприятности». Она охнула от удивления. Сын стащил мокрые носки и поскакал в ванную комнату греть ноги. Ужинали в свете газовой конфорки.
У подъезда хлопнули дверцы машины. Маша осторожно выглянула в окно. Снова приехал милицейский воронок. Она приложила палец к губам и увела сына в дальнюю комнату. Когда милиционеры уехали, журналистка выглянула на площадку: в двери торчала повестка. Машу утром ждал следователь. Она включила сыну телевизор и перенесла в кухню телефон.
Трубку долго не снимали. Маша молитвенно сложила руки и подняла глаза вверх: «Господи, помоги! Пусть он еще будет на службе». Наконец, на том конце провода вняли ее мольбам, и раздался знакомый голос:
– Слушаю – Тополевский.
– Андрей Васильевич, – обрадовалась журналистка. – Как хорошо, что вы на месте! Это…
– Я узнал вас, Маша, – впервые позволил себе обратиться вот так запросто Андрей, в голосе которого чувствовалась тревога. – Что-то случилось? Помощь требуется? Просто так вы не позвоните.
– Полагаю, на сей раз без вашего участия не обойтись. Правда, это очень личный разговор. Уместно ли по телефону?
Маша ждала его ответа, едва справляясь с волнением. Какое-то время Тополевский держал паузу.
– Алло? – испугалась женщина.
– Я слышу, – заверил собеседник. – Думаю, мой приезд подвергнет вас еще большему риску и даст повод к новым обвинениям в ваш адрес. Что если я вышлю за вами машину? Служебный день завершен, все разъехались.
– Одеваюсь! – с готовностью выпалила Маша.
В кабинете Тополевского Машу ждал стол, накрытый к чаю. Андрей помог ей снять пальто и усадил напротив. Видя, что она вот-вот расплачется, он пошутил:
– Не откажетесь от «курары»?
– Боюсь, требуется яд посильнее.
Полковник протянул ей стакан с водой. Сделав глоток, Маша благодарно кивнула и шумно выдохнула. Слова давались ей с большим трудом, голос дрожал, она то и дело перескакивала с мысли на мысль. Тополевский слушал, не перебивая. Его вердикт был краток:
– Не вижу причин для беспокойства. Причем здесь милиция? Вы – человек военный, и органы местной власти вам не указ.
Маша согласно кивнула.
– Будь у вашего бывшего мужа хоть сто знакомых, закон един для всех, и он на вашей стороне. Формально вы все еще проживаете под одной крышей. Это раз. Раздел имущества не производился, а значит, оно у вас общее. Это два. Скажите, как можно украсть что-либо, тебе же принадлежащее? Даже если бы вы что-то и взяли, в том нет состава преступления. А нет преступления, нет и дела, – успокоил Андрей. – Спокойно идите в милицию и без всякого волнения объясните это следователю, чтобы уладить формальности. Будут запугивать – требуйте связаться с военной прокуратурой. Вопросы отпадут сами собой. Они хотят взять вас на «попа». Не выйдет. А чтобы упредить ваших недругов, с утра заглянем сначала к моему знакомому в военную прокуратуру. Он все поймет и обязательно подскажет, что надо делать. Умница, а не человек.
Утром перед отъездом на службу Тополевский ввел Машу в один из кабинетов военной прокуратуры:
– Володя, вы здесь сами разберетесь? А мне пора на службу.
– Как же, как же, узнал, – улыбнулся капитан Маше и, привстав, наклонил голову. – Присаживайтесь. Я уже в курсе дела. Только одна незадача, – он стал перебирать бумаги. – А, вот… – и протянул листок с именами Яны и Карины, – эти фамилии вам известны?
– Это мои подруги, – улыбнулась в ответ женщина.
– Неужели? – искренне удивился офицер. – Тогда почему они свидетельствуют на стороне обвинения? Да будет вам известно, именно на показания этих дам ссылается ваш бывший муж. Вместо того чтобы всячески отрицать вашу причастность, они подтверждают, что вы угрожали ему и обещали отнять ценности.
От его слов Машу бросило в жар. Глаза ее расширились.
– Успокойтесь, – Владимир налил гостье воды. – Такое случается сплошь и рядом. По опыту, предают обычно самые близкие. Да не волнуйтесь вы так! Дело яйца выеденного не стоит. Уже все решено. Этот гражданин больше не будет вам досаждать, это мы гарантируем. Распишитесь вот здесь и ждите по почте официальное уведомление об отказе в возбуждении против вас уголовного дела. Формальности, – пояснил он и встал, чтобы проводить Машу. – И не берите ничего в голову: не стоит этот подонок вас, это точно! Правильно сделали, что развелись. Спокойно занимайтесь своими делами!
Вернувшись домой, Маша, не раздеваясь, села на диван и, откинувшись на мягкую спинку, впервые за несколько месяцев испытала чувство огромного облегчения. Дышалось легко и спокойно, словно огромный камень, который она тащила на своих плечах в гору, сорвался вдруг в пропасть. В свете сегодняшних событий злоключения последних недель показались не такими уж страшными. Маша закрыла глаза и задумалась. Чего греха таить, ей было радостно оттого, что человек, недавно бывший просто добрым знакомым, незамедлительно протянул руку помощи и защитил ее в самый трудный момент. Но мысль, что давние подруги хоть и невольно, но все же взяли сторону бывшего мужа, огорчала до слез. Горестные размышления прервал телефонный звонок. Журналистка вздрогнула:
– Слушаю вас.
– Это я вас слушаю, – Тополевский был настроен на лирический лад. – Надеюсь, теперь вопрос с отъездом улажен?
Маша обреченно вздохнула:
– Увы! Другого выхода, Андрей Васильевич, просто нет. Через несколько дней отпуск закончится, а на службу выходить попросту страшно. Мой новый начальник естественно взял сторону Локтева и Головина.
– Разве можно уезжать в середине четверти? – тактично напомнил собеседник. – Это похоже уже на бегство.
– Это не телефонный разговор…
– Прислать за вами машину?
– Чтобы все управление перестало работать?
– Скоро обед…
– Вы меня приглашаете? – улыбнулась Маша, вспоминая их ужин в кафе. – В отличие от Москвы здесь нас знает каждая собака.
– А вы бы могли прийти через полчаса к старой теплице? – предложил вдруг полковник. – Это, конечно, далеко, но…
– Я приду, – боясь, что он изменит решение, выкрикнула она.
В назначенное время Маша добралась на окраину города. Подъехала незнакомая машина, задняя дверца которой распахнулась едва ли не на ходу. Журналистка предусмотрительно отодвинулась подальше от обочины и попыталась обойти ее сзади. Водитель просигналил. Она всмотрелась и к своему удивлению заметила за рулем «жигуленка» Тополевского. Оглянувшись, быстро села на заднее сидение. Машина медленно тронулась с места.
– Если нас сейчас увидят, скандала не избежать.
– Во-первых, здесь безлюдно, – успокоил Андрей. – А во-вторых, мы с вами – свободные люди и вправе делать все, что заблагорассудится. Хотите, поедем в кафе?
– Не стоит никого провоцировать: я взяла бутерброды и термос.
– Предлагаю отправиться на пикник в лес. Не побоитесь?
Через зеркало заднего вида Тополевский поймал ее напряженный взгляд и улыбнулся: определенно, эта женщина полностью ему так и не доверяет. Маша заметила его взгляд и стушевалась.
– Вы не Волк, а я не Красная шапочка, – отшутилась она.
Через сотню метров Андрей заглушил мотор и включил музыку. Из приемника полились первые аккорды «Вальса-бостона». Слова этой песни удивительным образом гармонировали с настроением обоих. Маша прислонила голову к стеклу и закрыла глаза. Отчего-то ей совершенно не хотелось думать, что может произойти сейчас, что последует потом и чем вообще закончится это лесное свидание. Музыка плавно разливалась по салону, переполняя душу чем-то доселе неведомым. Так же внезапно песня оборвалась. Маше не хотелось открывать глаза. Ощущая на себе взгляд Андрея, ее ресницы еще сильнее подрагивали. На заднем сидении она чувствовала себя комфортно и была рада, что между ней и Тополевским есть вполне ощутимый барьер. Словно почувствовав состояние гостьи, полковник иронично уточнил: «Я вам не мешаю?» – и предложил прогуляться. Журналистка смутилась. «Гарантирую полную неприкосновенность», – шутливо подытожил собеседник.
Маша вышла из машины и погрузилась в мир осеннего совершенства. За все эти годы она ни разу не выбралась в лес на прогулку. За грибами, ягодами, на шашлыки ходила, а вот чтобы просто прогуляться – и мысли не было. Озаренный лучами ясного света, лес был необычайно красив. Солнце, прячась за кронами деревьев, настоятельно приглашало в путешествие. Будто знак свыше, рядом мгновенно высветился небольшой круг. Женщина зажмурилась и отчаянно шагнула в него, словно в омут. Светлое пятно согрело, приласкало и поглотило ее, окутав золотистым покрывалом. Глаза разбегались от природного великолепия. Чуть поодаль, на замшелом пне насквозь прогнившей осины, теснилась огромная семейка великолепных опят. Их было так много, что Маша не удержалась и, влекомая таинственной силой, двинулась вслед за грибным потоком, который плавно перетек на упавшее дерево и широким фронтом устремился по стволу вверх. Резное облако из даров леса расположилось так высоко, что пришлось запрокинуть голову. Небесная лазурь ослепила своей безграничностью. На ее бескрайних просторах не было ни облачка. Маша расправила плечи и с наслаждением вдохнула аромат прелой листвы. Голова немного закружилась то ли от свежести, то ли от предчувствия.
– Не зябко? – поинтересовался за ее спиной Тополевский.
Женщина напряженно замерла и оглянулась. Андрей протянул ей внушительную горку молодых боровиков.
– Какая прелесть! – восхитилась Маша. – Оказывается, вы еще и знатный грибник. Не зря говорят, что талантливые люди многогранны во всех своих проявлениях. Вы согласны?
– Спросите у них, – отшутился полковник.
– Если серьезно, я бы хотела поблагодарить вас за помощь, – призналась Маша, понимая неминуемость предстоящего объяснения.
– Не стоит, – Тополевский, чувствуя напряжение собеседницы, положил грибы на пенек рядом с ней. – Скажите, почему вы пытаетесь убежать от меня? – он прислонился к дереву напротив и уклонился от солнечного луча, пробившегося откуда-то сверху.
Маша запротестовала взмахом рук.
– От себя?
Она пожала плечами:
– Дело не в нас с вами. Меня просто допекли…
– Моя супруга? – нахмурился Андрей, но глаз не отвел.
– Не только. Вдова и бывший муж тоже машут шашками, – тактично ушла от ответа она. – Кругом одни угрозы и скандалы. Меня провоцируют, Мишку сознательно толкают в пропасть. Дмитрий и иже с ним останавливаться не намерены. И прокуратура всей этой компании не указ. Чтобы не случилось беды, нам лучше уехать.
– А если вы смените адрес, проблем станет меньше?
– Чем дальше я уеду, тем им будет спокойнее.
– А вам? Я предлагаю вам перебраться в общежитие.
– В общежитие? – удивилась Маша. – Боюсь, это уже не для меня. Головин, к слову, в другом гарнизоне обещает отдельную квартиру.
– И вы поверили? Им главное выпроводить вас. А в каких условиях вы будете жить, никого не интересует. Там вы точно окажетесь в обычном общежитии. Я же предлагаю вам ключи от трехкомнатной квартиры, зарезервированной под общежитие. Там есть даже телефон. С Телегиным я уже договорился. Переехать можно хоть сейчас, – он протянул Маше связку. – У вас есть возможность спокойно собраться или мне как-то вмешаться в этот процесс и изолировать вашего дебошира?
– Возможность есть, – растерялась Маша. – Он как раз отчалил в отпуск, потому я так спешно и засобиралась. Но все же, Андрей Ва…
– Больше никаких «но», – Тополевский сделал шаг навстречу, журналистка интуитивно отступила. – Ильяз поможет вам перебраться – надежнее человека трудно представить. Бытовыми проблемами голову не забивайте: какая-никакая мебель там тоже имеется.
Машу до глубины души тронула настойчивая забота этого сурового с виду человека. На глаза набежали слезы. Боясь спугнуть женщину, Андрей остался на месте, хотя ему отчаянно хотелось успокоить ее и просто прижать к себе. Немного выждав, он поинтересовался: «Что вы решили?» В глазах собеседницы читался вопрос, на который так и не прозвучал ответ. Зачем он так настойчиво стремится помочь? Если Тополевский испытывает к ней хоть малейшую симпатию, почему молчит и ни словом не обмолвится о своих чувствах? Как сложатся их отношения после сегодняшней встречи, и что ожидает ее уже вечером? Не решаясь спросить об этом, она недоверчиво качнула головой, до конца так и не веря в реальность происходящего.
– Вы по-прежнему хотите уехать?!
– Андрей Васильевич, зачем вам все это?
– Что? – не сразу понял полковник.
– Зачем вы вмешиваетесь в мою жизнь? Какое вам дело до всего, что со мной происходит? – в ее голосе прозвучал вызов. – Разве вы не в курсе, что о нашем «романе» судачит едва ли не весь космодром? Шекспир прав: «Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть. Напраслина страшнее обличенья…»
Андрей не дослушал, резко шагнул ей навстречу, обнял и решительно притянул к себе, уткнувшись носом в пунцовую от смущения щеку. «Давайте следовать совету Шекспира», – прошептал он, касаясь ее губ. Маша не оттолкнула, не проронила ни слова, не обняла в ответ, а только закрыла глаза и улыбнулась. Андрей крепче прижал ее к себе, и с головой утонул в аромате пушистых волос. У Маши от волнения и счастья закружилась голова. Ей даже почудилось, что деревья потихоньку вальсируют вокруг них. Тополевский поднял женщину на руки и осторожно поцеловал в висок. Маша приложила палец к его губам.
– А как же ваши сыновья? – в ее глазах читался испуг.
– Они всегда будут со мной, – не задумываясь, просто и понятно ответил Андрей. – Они взрослые ребята: один без пяти минут офицер, у него своя семья. Вадька, – он запнулся, – Вадька заканчивает школу. Он все поймет, обязательно поймет. Он умный и добрый. Вы с ним непременно поладите, – пообещал он и, встретившись глазами с Машей, повторил. – Детей я никогда не оставлю, они – огромная часть меня, и я их очень люблю. Мне бы хотелось, чтобы вы это знали и понимали. А пока складывайте вещи и готовьтесь к переезду. Ильяз заедет часа через три. Идет?
Маша кивнула, Андрей поставил ее на землю.
– Мне показалось или вы обещали чай?
– С бутербродами, но они в салоне.
– Лады, – Тополевский пригласил ее к машине. – Прошу.
Маша последовала за ним. На обратном пути она попросила высадить ее возле теплицы.
– А то будут говорить.
– Пусть говорят! Мы – свободные люди, – запротестовал полковник.
– Но мы служим в армии. Локтев сотрет меня в порош…
– Вас больше никто и пальцем не тронет!
Глава тридцать пятая
Вернувшись на рабочее место, Андрей едва успел на совещание.
– Я только что от начальника гарнизона, – с трудом перевел дух Локтев. – Полагаю, наша служба на космодроме близка к завершению. Может, это и к лучшему, что Илья Федорович не дожил до этого времени, – в волнении он встал. Замы удивленно переглянулись. – Кому-то наверху удалось похоронить их с Петровым детище и добиться включения космодрома в состав РВСН.
– Ерунда все это! – не удержался обычно узнающий все новости первым Головин. – В проекте Указа президента все было с точностью до наоборот.
– К сожалению, Федор Алексеевич, далеко не ерунда. Все переиграли, и дело приняло иной оборот. Несколько минут назад звонил командующий и подтвердил, что Военно-космические силы ликвидируются, а их осколки вливаются в состав интегрированных Ракетных войск.
– Не хрена у них не выйдет! – взорвался Федор. – Не сумеют!
– Петрова уволить сумели, – напомнил Локтев.
Повисла гнетущая тишина. В очевидную нелепицу подобного решения верить не хотелось. Но после упоминания о внезапном увольнении прежнего командующего все происходящее становилось реальностью.
– А что по самому космодрому? – подал голос Рыбаков. – Может быть, все еще образуется?
– Не образуется. Принято решение объединить космодром и полигон.
– И называться это «чудо» будет «космогон»? – съязвил Головин.
– Нет, Федор, называться это «чудо» будет космодромом.
– Тогда нам и опасаться нечего, – вступил в разговор Тополевский. – Коль новая структура сохраняется как космодром, пусть ракетчики и подыскивают себе места.
По лицам заместителей пробежала искра надежды. Они, как по команде, посмотрели на Андрея: он всегда отличался умением придумывать мудрые ходы и решения.
– К сожалению, Андрей Васильевич, космодром включается в состав РВСН, а это значит, его командование будет назначать их Главком.
– Пусть это делается на конкурсной основе! – рыкнул Рыбаков.
– Конкурс уже проведен, в Москве, – урезонил его Ярослав, – без нашего участия и, как вы понимаете, не в нашу пользу. Начальником «их» космодрома уже назначен прежний начальник полигона генерал Синицын. А нам приказано в недельный срок передать ему в управление части и соединения космодрома.
– За неделю – нереально! – возмутился начальник штаба. – К чему такая спешка? Или они боятся, что «наверху» одумаются и вернут все «взад»?
– Обратной дороги нет, – вздохнул Локтев.
– И что же нам теперь делать? – напрягся Телегин.
– Нам рекомендовано встретиться с полигоновскими коллегами и согласовать порядок дальнейших действий. Только без радикальных мер, – он посмотрел на сжимавшего огромные кулачища Головина.
– Интересно, а как наши в Москве реагируют? – уточнил Андрей.
– Я говорил кое с кем, – оживился Локтев. – Все, кому ракетчики предлагают перейти к ним на службу, решительно отказываются. При этом не скрывают своего отношения к «благодетелям». Знаю, что Басов прямо в глаза Главкому заявил: «Служить бы рад, прислуживаться тошно» – или что-то в этом роде.
– А мы новой власти присягать будем? – Тополевский обвел взглядом присутствующих.
– В отличие от москвичей нас не спрашивают и ничего не предлагают, – неопределенно проронил Рыбаков.
– А только приказывают. Поэтому давайте не пороть горячку, – подытожил Ярослав и встал. – Все! По машинам!
Прибыв в штаб полигона, Тополевский, не раздеваясь, вошел в кабинет своего коллеги полковника Даля. Тот поднялся ему навстречу и приветливо поздоровался.
– Проходи, Андрей Васильевич, располагайся, – указал он на стул. – Рад тебя видеть. Как дела? Как настроение?
– Благодарю, все хорошо. Видимо, вашими молитвами!
– Это ты о реформировании?
– Теперь это безобразие называется именно так?
– Да брось ты! Наше объединение назрело давно. Это объективная необходимость.
Андрей усмехнулся. Собеседник в запале продолжил:
– Техника, личный состав, идеология, в конце концов, у нас практически идентичны. Зачем же государству содержать две однотипные структуры?
– Э, нет, дорогой Александр Сергеевич, – решительно возразил Тополевский. – Так механистически к государевой службе относиться не стоит. Если даже допустить, что солдаты приходят из одних и тех же военкоматов, а потому воспитаны они в одном духе, и кормить их, условно говоря, можно одной кашей, то технику нашу давно уже нельзя отождествлять.
– Полноте, Андрей Васильевич, все ракеты летают по одним законам баллистики.
– Ракеты – да. Только головные части ваших ракет, отделившись от них, падают в заданном районе через 25–30 минут, – спокойно напомнил Андрей. – А наши «головные части» – спутники – трудятся на своих орбитах годами. Сам понимаешь, за это время с ними может произойти все, что угодно. И пока космический аппарат не выработает установленный ресурс, вся полнота ответственности за его нормальную работу лежит именно на нас.
Даль задумался, вникая в смысл слов Тополевского.
– Но это не главное. Мы по существу, – Андрей сделал ударение на последнем слове, – решаем задачи различного уровня сложности.
Его визави насторожился.
– Не обижайся, – улыбнулся гость. – Неся боевое дежурство, вы выполняете, как это принято называть в науке, «складскую задачу». Испытали, сдали комплекс в эксплуатацию и изо дня в день решаете типовые задачи по поддержанию его боеготовности. Так?
– Положим, что так, – неохотно согласился Даль.
– А мы на одном комплексе вынуждены решать десятки различных задач по запуску разного типа космических аппаратов. Чувствуешь разницу? Это согласно классификации – уже «заводская задача»: произвел – запустил. И это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Тут другие люди, другие подходы, ценности, навыки. Другая система в целом, – он задумался. – Есть магазины «Продукты», есть – «Одежда». Что важнее, если людям нужны и те, и другие? А еще есть супермаркеты, где соседствуют продовольственные и промышленные товары. Вот только товароведы – все равно разные. Ведь платье с пряником или ветчиной не скрестишь, не глядя на достижения в селекции.
Даль слушал, не перебивая. Когда Тополевский замолчал, он поднялся из-за стола и подошел к окну. Андрей терпеливо ждал, понимая, что информацию подобного рода требуется переварить.
– Ну что ж, Андрей Васильевич, возможно, ты и прав. Но я сомневаюсь, что удастся убедить Синицына в необходимости сохранения подчиненных тебе подразделений в полном составе. Москва дала ему на этот счет жесткие указания.
– Тогда вы не только оденете, но и плотно затянете неподъемный хомут, который, если не сломает, то сильно натрет вам шею, – посочувствовал Тополевский. – Предложи ему хотя бы на переходный период сохранить в твоем распоряжении наши испытательные отделы.
– А это, наверное, выход, – согласился Даль. – Хотя сегодня я уже и в этом не уверен.
– Жизнь она штука мудрая. Она все расставит по своим местам. Будь здоров, Александр Сергеевич, – протянул ему руку Андрей.
– Будь здоров. Кстати, завтра Синицын собирается пригласить всех вас для беседы. Озвучь ему эту идею, – предложил он.
Синицын поднялся из-за стола, за которым остался сидеть начальник отдела кадров, подошел к Андрею и протянул руку:
– Здравствуй, Андрей Васильевич. Проходи, садись.
Полковник молча сел, выжидательно глядя на генерала.
– Даль уже доложил мне ваши предложения. В них есть смысл. И если Москва утвердит такую штатную структуру, там будет должность его заместителя по космосу.
Тополевский слушал, никак не выражая своего отношения.
– Вы согласитесь ее занять? – уточнил Синицын.
Андрей посмотрел ему прямо в глаза:
– Аркадий Михайлович, думаю, вы уже знаете ответ, ведь мы не один год знакомы.
– Да, конечно, – и было непонятно, то ли он знал ответ заранее, то ли согласился с тем, что они давно знакомы. – А в академию в Питер на генеральскую должность пойдете?
– По моим сведениям, там нет вакантных должностей.
– Должность начальника кафедры эксплуатации вакантна. А она уже два месяца как «генеральская».
– И что же за это время не нашлось желающих?
– Желающих достаточно. Но мне даны полномочия предложить эту должность вам.
– Спасибо за доверие, Аркадий Михайлович. Но там никогда не получишь жилья. Это я знаю доподлинно, – и чтобы не испытывать терпение генерала дальше, попросил. – А нельзя ли направить меня дослуживать на родину, в Подмосковье? Там ведь есть наш НИИ.
– А вы оттуда родом? – Синицын посмотрел на кадровика.
Тот кивнул в знак согласия.
– Да, я там родился. Там похоронена матушка, а у отца есть какая-никакая квартирка в «хрущобе». Будет где на первое время остановиться.
Генерал обернулся к начальнику отдела кадров:
– А там есть вакансии?
– Только начальника отдела, – полистал свои записи тот.
– Вот видите. Не ваш уровень.
– А какая теперь разница? Название должности значения уже не имеет. Видимо, пришло время подумать о мирском покое, – философски заключил Тополевский, памятуя о церковных наградах начальника полигона и его отношении с церковью.
– Зачем вы так? Не стоит о святом говорить всуе, – упрекнул его хозяин кабинета, глядя на икону, – он был набожен.
– Извините, Аркадий Михайлович, если что не так сказал. Просто подумал, что можно будет наконец-то завершить свою докторскую, перечитать все книги, собранные в домашней библиотеке. Да мало ли осталось дел, которые за двадцать лет службы на космодроме не успел сделать или попробовать?
– А что у вас с диссертацией? – осведомился генерал.
– Вот ходатайство из академии, – Андрей протянул ему бумагу, – о предоставлении мне времени для завершения работы над ней.
Синицын прочитал, немного подумал и подытожил:
– Думаю, что официальное обращение к Главкому за предоставлением времени на завершение работы положительных результатов не даст. Потому предлагаю поступить следующим образом. Кадры займутся вашим переводом в подмосковный НИИ, на что уйдет некоторое время. А вы, находясь в моем распоряжении или, как говорили раньше, за штатом, спокойно закончите диссертацию.
Вскоре Тополевский выехал в Питер на защиту. Как это принято в научных кругах, он последовательно обошел с докторской почти всех членов диссертационного совета, представляя основные результаты своей работы. На «закуску» Андрей предусмотрительно оставил общение со своим давним недоброжелателем профессором Сурковым. Уже начало разговора с ним подтвердило его опасения.
– И не уговаривайте меня, – срываясь на крик и отмахиваясь, словно от нечисти, заявил профессор, едва узнав о цели его визита. – Я знаю по собственному опыту: за три года подготовить докторскую диссертацию невозможно.
– Но вот же она перед вами, – вспыхнул Андрей, протягивая увесистый том. – Давайте хотя бы побеседуем по ее содержанию.
– Не о чем нам беседовать, – нетерпеливо прервал его профессор. – Я свою диссертацию писал почти десять лет. Это кропотливый и очень напряженный труд.
– Абсолютно верно. Но современные компьютеры, сканеры и прочая оргтехника позволяют значительно ускорить этот трудоемкий процесс. Не так ли?
– Не знаю, – в сердцах буркнул Сурков. – Я ими не пользуюсь и даже не представляю, как они включаются.
– Вы шутите? – миролюбиво заметил Андрей. – Сейчас любой первоклассник отлично владеет компьютером.
– Я вам не школяр, – обидевшись, вспылил тот и уткнулся в бумаги, всем видом давая понять, что говорить больше не о чем.
– Позвольте, уважаемый Владимир Петрович, – не стал отступать Тополевский. – А как прикажите быть с этим? – он протянул Суркову подаренный тем талисман.
Профессор рывком повернулся и, вспомнив события трехлетней давности, густо покраснел.
…В банкетном зале академии собрались члены совета, чтобы поздравить Тополевского с успешной защитой кандидатской диссертации. Андрей, сидевший за столом «президиума» и еще не отошедший от бурной научной дискуссии, отрешенно следил за прибытием новых гостей. До него с трудом доходило, что все эти уважаемые люди оказались здесь только потому, что ему удалось выполнить еще недавно казавшееся совершенно нереальным указание Митрофанова за полгода стать дипломированным ученым. С разных сторон слышались отрывки традиционных в таких случаях речей: «Поздравляем… желаем… выражаем уверенность…» Очнувшись от груза переживаний, полковник заметил, как поднялся и попросил слово профессор Сурков. Тот не скрывал своего негативного отношения к людям, которые приезжали защищаться в Питер, как он любил выражаться, «из леса». Тополевский не стал исключением, оттого на защите ему пришлось выдержать буквально шквальные наскоки Суркова. Профессор учтиво кашлянул, и в банкетном зале установилась тишина.