Валерий Васильевич Букрин
Пятьдесят оттенков хаки
– Доброе утро.
– Давно не виделись, – вместо ответа улыбнулся Андрей и протянул руку для приветствия. – Что так рано? Дома все в порядке?
– Да, как сказать, – увильнул от ответа Виктор.
– Скажи, как есть. Жене не нравятся твои ночные бдения?
– Если бы только это, – Матвеев нахмурился и сел напротив. И тут его прорвало. – Ее раздражает абсолютно все. Отсутствие меня и мое присутствие, недостаток денег, мой ненормированный рабочий день. Я мало занимаюсь с детьми, не помогаю по дому, не стою в очередях.
– Стандартный набор претензий. Ей бы в генеральши, когда подчиненные мужа решают любые проблемы. Но в обозримом будущем этого не предвидится, – усмехнулся Тополевский. – Как насчет чая?
– Не откажусь, – согласился Виктор и растерянно вздохнул. – Вот только никак не пойму, откуда это в ней вдруг проявилось?
– Старина, поверь моему горькому опыту – не вдруг.
Матвеев с удивлением посмотрел на шефа:
– Да у вас-то, вроде, все в полном порядке.
– Глубокое заблуждение, хотя, видит бог, я стараюсь делать все возможное, чтобы у домашних было как можно меньше проблем, – он включил чайник. – Но, чем больше стараюсь, тем выше становятся запросы жены. Для себя я это назвал «синдромом золотой рыбки».
– «Не хочу быть простою крестьянкой, а хочу быть столбовою дворянкой», – обреченно процитировал Матвеев.
– Вот именно: хочу, хочу, хочу…
– Точно! – не удержался Виктор. – Главные слова – «я» и «хочу»!
– Это конец! – заключил шеф.
И было неясно, кого из них двоих он имел ввиду. Андрей поискал заварку. Какое-то время сидели молча. Каждый думал о своих проблемах. Пока пили чай, Матвеев попытался возобновить разговор.
– И давно это у вас, Василич?
– Первая серьезная трещина в наших отношениях, думаю, появилась в беременность Вадькой. Сначала она не хотела рожать, потом уставала от бессонных ночей и пеленок-распашонок. Затем наслоились переезд в нашу скромную двушку моей сестры с ее маленьким сыном, школьная жизнь Деньки и вечные болячки пацанов. Жена нервничала. Она не могла уделять достаточного внимания своей внешности, а нравиться мужикам ей хотелось всегда.
– А у кого иначе? Через это все проходят.
– Но не все выдерживают – ломаются, – подытожил Тополевский. – А когда со временем в доме появился определенный достаток, Алина посчитала его исключительно своей заслугой. И чем больше мне приходилось трудиться, чтобы обеспечивать достойное существование семьи, тем дальше жена от меня отдалялась.
– Выходит, женщинам не под силу испытание достатком? – Матвеев и сам не поверил своему предположению.
Андрей задумался и какое-то время подбирал слова:
– Почувствовав себя «столбовой дворянкой», она попыталась руководить мной, моими подчиненными и даже всем космодромом. Она уверилась в своей исключительности и за моей спиной смело обещала нужным ей людям новые должности и особые привилегии. А я сам был нужен ей в качестве золотой рыбки, исполняющей все желания, а лучше того – и вовсе «прислужника», желательно с тугим кошельком.
– И как долго это может продолжаться? Или еще есть ша…
– Думаю, шансов уже нет. Больше терпеть не имеет смысла!
Виктор внимательно посмотрел на шефа.
– Не понял, – смущенно выдавил он.
– Это конец, – Андрей встал. – Конец семейных отношений.
– Речь идет о моей семье? – осторожно уточнил Матвеев.
– Э, нет. Тут я тебе не советчик. В своей семье решай все сам, – Тополевский посмотрел на часы. – Что-то наши коллеги не торопятся на завтрак. Проспали что ли? Пойдем, проверим готовность кухни.
В столовой комнате не было ни души.
– Э-эй, – позвал Андрей, вслушиваясь. – Есть кто-нибудь?
Из служебного помещения, кутаясь в телогрейку, появилась заспанная заведующая столовой и протяжно зевнула.
– Люба, в чем дело? Что это за вид? Где завтрак и гости?
– Василич, ты что, не с той ноги встал? Столько вопросов вместо элементарного приветствия. Завтрак отменяется, – жестом остановила она очередное уточнение Тополевского и шутливо заметила: – По просьбе трудящихся немцев. Они изъявили желание отоспаться.
– Могли бы и меня предупредить! Я бы, может, тоже немного отдохнул, – скрывая усталость, буркнул полковник.
– Не смеши: ты и отдых – вещи взаимоисключающие, – не поверила женщина. – Разве ты бываешь дома? Весь в работе и делах! Сыновья тебя еще узнают? Или все больше по телеку?
Андрей не хотел развивать эту тему и отказался даже от первоначального намерения перекусить. По городку тут же пойдет молва: «Тополевский не ночует дома и питается, где попало» …
Из гостиной сочился свет. Было слышно, как Маша стучит по клавишам. Очнувшись от неприятных воспоминаний, Тополевский посмотрел на часы. Шел второй час ночи. Словно откликнувшись на молчаливый призыв, журналистка прекратила работу, выключила компьютер и осторожно, чтобы не потревожить Андрея, забралась в постель. Он обнял ее и поцеловал в пушистые локоны. Маша потерлась щекой о плечо мужа. Ей было досадно, что горечь воспоминаний время от времени омрачает настроение любимого, но чем-либо помочь ему было сложно: прошлое у всех свое, и из его хитросплетений каждый выбирается в одиночку. С годами острота любой боли притупляется, но вычеркнуть ее из памяти не под силу даже бесчувственному человеку. Андрей таковым не был. Напротив, в силу природной доброты и высочайшей порядочности он находил оправдание любым поступкам. Тополевский перехватил взгляд жены:
– Разве драма твоей семейной жизни отличалась чем-то особым?
– Конечно. У меня эта жизнь не сложилась изначально. Наш союз существовал формально и, к сожалению, далеко не мирно.
– А в чем смысл такой жизни?
– Смысла в ней, безусловно, мало. Но ведь так хотелось, чтобы не приставали мужики и не доставали бабские пересуды, да чтоб у мальчишки хотя бы числился отец. Жила сыном, работой, подругами, – она задумалась. – Некуда мне было деваться: домой к маме не вернешься – квартирка тесная, да и разговоров не оберешься. Мечтала получить свое жилье – я ведь, по сути, очень домашняя.
– Знаю, – муж притянул ее к себе и поцеловал. – Спасибо тебе за это. Я только с тобой понял, какое это счастье, когда тянет домой. Уж теперь-то я это точно знаю! Едва подходишь к подъезду, сердце наполняется такой любовью, что готово выпрыгнуть из груди.
Маша еще крепче прижалась к мужу. Они долго признавались друг другу в любви и по привычке спорили, чьи чувства сильнее. Вскоре голос Андрея стал затихать. Чтобы не потревожить его, Маша перевернулась на другой бок и закрыла глаза. Нахлынувшие воспоминания не позволяли заснуть, упорно возвращая ее в прошлое.
Глава восемнадцатая
…Накормив детей, подруги уложили их в дальней комнате и уютно разместились в тесной кухоньке. На плите потешно пыхтел чайник, Маша радостно хлопотала возле стола.
– Как хорошо, когда все под рукой, – расслабилась наконец Яна.
– Хорошо, когда мы вместе, – акцентировала Карина.
Они пили чай при свете крошечного ночника и, не таясь, делились сокровенным. Тоненькая, невысокого роста, темноволосая, с восточными чертами лица Карина с грустью слушала рассказы подруг. Далеко не красавица, она была бесконечно милой и обаятельной женщиной, замкнутой, немногословной, тактичной и в высшей степени интеллигентной. Одевалась неброско, но со вкусом и вела себя с особым достоинством. Ее большие карие глаза всегда источали какую-то вселенскую грусть. Замуж она выскочила рано, потому что после смерти бабушки жить стало негде (едва похоронив жену, отец привел в дом мачеху с двумя детьми, которых не устраивало присутствие в семье конкурентки). Потому даже крошечная комната в общежитии на краю света показалась Карине заоблачным раем. С мужем она жила, как подавляющее большинство – так себе, но не жаловалась, как никто другой зная цену благополучия. На седьмом году совместной жизни, отмечая присвоение капитанского звания, подвыпивший супруг погиб, оставив ее один на один со скудной зарплатой музыкального работника детского сада и маленьким сыном на руках. Годы безденежья и одиночества не испортили кроткий нрав смуглянки. Она лучилась светом и не разучилась ценить добро. Сопереживание было частью прекрасной души Карины. На помощь она всегда приходила в числе первых. Вот и сейчас, едва на лестничной клетке стало шумно, по привычке вскочила, но Маша удержала ее и вышла одна.
– Мать Тереза. Пойдет ведь разнимать, – посетовала Яна.
– А вдруг там что-то серьезное.
– Катастрофа: соседи в очередной раз отрыли топор войны.
– Пока лишь перебраниваются, – вернувшись, сообщила Маша, – но нашу ребятню не разбудят: я плотно закрыла дверь в спальню.
– Десант из соседских бедолаг, как обычно, уложим на пол?
– Янка моя, – обняла подругу хозяйка. – Позвони эти дети в твою дверь, разве б ты их не пустила? Это же невинные души.
– Не стоит их приваживать. Мало тебе своих проблем?
– Дети не виноваты, что их родители идиоты.
– Вот ты их и взяла на свое скромное довольствие…
– А паек отдаешь мне, – с горечью заметила Карина.
– Вам с Серегой нужнее!
Видя смущение подруги, Маша под столом незаметно наступила Яне на ногу. Та поняла намек и сменила тему:
– Как Митя? По-моему, ты зря хлопотала о его повышении.
– Да я палец о палец не ударила: его начальство само проявило инициативу, зная, как со мной беседует командующий.
– Кстати, все теряются в догадках, о чем вы все время шепчетесь? – бесцеремонно вмешалась Яна. – И что за отношения между вами? Знаешь, подруга, как тебя называют?
– Как? – напряглась журналистка.
– Женщина командующего!
– Бабьи домыслы! – стала на защиту Карина.
– Я в отличие от тебя служу в армии и знаю, что говорю!
– У нас с Петровым ничего нет и быть не может, – рассудила их спор Маша. – Просто он из вежливости тактично интересуется, как мои дела. Дежурный вопрос. Командующий, кстати, даже имени моего не знает. Увидел впервые в белом костюме и с тех пор в шутку величает Снегурочкой. Перед экскурсией гости обычно собираются у входа в музей – Владимир Николаевич обожает показывать им наши экспонаты. Несколько минут паузы, как водится, заполнить нечем. Вот генерал тихонько и спрашивает: «Как служится? Не обижает ли кто? Если, мол, огорчат, звоните прямо мне». Ни к чему не обязывающая фраза. Говорит он ее скороговоркой, и ответа не ждет. Можно подумать, я решусь! – уточнила она, разрезая пирог. – Да и кто меня с ним соединит? Но кому-то упорно хочется вывернуть ситуацию наизнанку.
Маша отошла к плите и оказалась в полутени, отчего стала выглядеть еще краше. Подруги не сводили с нее восхищенных глаз. В поисках варенья хозяйка смущенно отвернулась.
– Счастливая ты, Маняшка, – мечтательно вздохнула Карина.
– Это почему же?
– Красивая, общаешься с начальством. А там такие мужчины!
– Положим, они далеко не такие, – со знание дела ввернула Яна. – Столько лет служу, и хоть бы кто клюнул!
Маша и Карина переглянулись и расхохотались.
– Маш, признайся честно, разве среди командования нет интересных людей? – с надеждой посмотрела на нее подруга.
– Толковые и разведенные в дефиците, – вставила Яна.
– Однако вполне приличные люди все же имеются.
– Машка, ты – идеалистка. Романтическая дура! – запротестовала Яна. – Кто в этом вертепе благородный рыцарь?
– По крайней мере, умные люди есть точно.
– Слава богу, – иронично перекрестилась подруга, – а то я грешным делом думала, одни бездари.
Разливая чай, Маша задумалась и едва не ошпарила Карину. Та подтолкнула в бок Яну, придержала Машину руку и заглянула ей в глаза.
– Тебе кто-то нравится, да?
– Кто может понравиться нашей Машке с ее-то запросами? Ей же подай умного, порядочного, надежного, работящего и не урода!
– Янка, погоди! По-моему, у Маши появились симпатии…
– Что-то в этом роде…
– Ну, неужели? Прогресс! По крайней мере, она категорично не завопила «нет»! Кстати, мы с девчонками в мотовозе как раз составили портрет идеального начальника.
– Да ну? – не поверила Маша. – Каков он, если не секрет?
– Никаких тебе секретов! Внешность как у Локтева…
– Фи, – подала голос Карина.
– Не мешай! – стала загибать пальцы Яна. – Деловая хватка, как у Телегина. Материальное положение, как у Митрофанова…
– А ум? – уточнила Маша. – Или этот критерий не в счет?
– Дурак в начальники не выбьется, – впервые согласилась спорщица. – Посмотрите на моего мужа: который год в капитанах ходит. Но один плюс – детей любит.
– Разве этого мало? – улыбнулась Карина.
– С паршивой овцы хоть шерсти клок! Но это все так, по мелочи. А как быть с дурдомом на службе? Вчера, например, к приезду какой-то московской шишки снова красили снег.
– Да ладно, – отмахнулась Карина. – Шутишь?
– С какой стати? Чистая правда. Развели водоэмульсионку и – через пульверизатор. Просто побелки под рукой не оказалось.
– А зачем?
– Чтобы было живенько. А вечером забыли про краску и рванули по снегу на мотовоз. В результате – полчасти без брюк и сапог.
– Это уму непостижимо: красить снег, – возмутилась Карина.
– Это еще что! Летом будем траву и рельсы обновлять!
– Не пугай ты Каришку. К чему забивать ей голову армейской ерундой. Поговорим лучше о плюсах. Например, мне по случаю приезда высокого московского гостя дали отгул.
– Иди ты! И кто же у него интервью возьмет?
– Не знаю. Я нынче в однодневной ссылке.
– Выходит, гость не такой уж высокий, коль прилетает без командующего, – резюмировала Яна.
– Да посиди ты, не хлопочи, – усадила хозяйку Карина.
– И, правда, не суетись. Сами все достанем – не чужие.
– Между прочим, Янка, ты не права: дураку в начальники выбиться проще. Его часто двигают наверх, чтобы избавить коллектив от хлопот и мучений. А умные на этом Олимпе все же есть.
– И кто же это, если не секрет?
– Тополевский.
– Ему по должности положено, – отмахнулась подруга, – он наукой заведует. А вот на женщин, к слову, внимания не обращает, – предупредила она вопрос Карины. – Моя напарница на время приезда иностранцев превращается в официантку – она, видите ли, красивее меня, – недовольно поморщилась Яна, не замечая добродушных улыбок подруг. – Так этот твой Тополевский на дамочек – ноль эмоций. Представляете, как жена достала? – предположила вдруг она.
– Яна, не судачь! – оборвала ее Маша.
– Не путай меня с Петуховой: я говорю только проверенные факты. На банкетах, которые обслуживает Людка, Андрей Васильевич с супругой держится параллельно, не танцует и даже не разговаривает.
– А с другими? – уточнила Карина.
– С другими тем более. Машка не даст соврать.
– Не обращала внимания, – слукавила та. – Да и не мое это дело. Я там со своим мужем тоже не танцую и не толкую. А появляюсь вместе исключительно для проформы.
– Где он, кстати? Не заявится? А то испортит всю малину!
– Не знаю, вторую неделю в бегах. Со слов соседки, парится в бане с какими-то тетками. И, слава богу – меньше скандалов!
– А твоя Петухова все знает! – нахмурилась Яна. – Везде свой любопытный нос сунет! Первая сплетница гарнизона.
– Есть такое дело. Но дети – чудо, и муж спокойный.
– Витька не в пример жене головастый, но ненадежный – сам себе на уме. Товарища подставит на раз-два, – подытожила Яна. – Маня, а может, Митька на службе? Вдруг в части аврал, и он пашет, как проклятый?
– Две недели подряд? Знаю я эти авралы. Думаете, раньше не догадывалась? – она устало посмотрела на подруг. – Люди добрые давно просветили. Чужие, заметьте, люди.
– Толку, если бы я тебе об этом сказала! – вспыхнула Яна. – Во-первых, ты не стала бы слушать! Во-вторых, там все гуляют.
– И ты? – изумилась Карина, прекратив жевать.
– Мне не предлагают, – простодушно призналась подруга и укорила Машу: – Но ты, я скажу, сама виновата: никогда не интересовалась, где Дмитрий бывает, с кем, почему задерживается.
– А зачем? Он взрослый человек, сам решает, как и с кем жить. Мы же цивилизованные люди. Главное в семье – доверие.
– Не смеши! Чем закончилась ваша хваленая толерантность? То-то. Главное в семье что? Кулак. Вот где у меня Серега!
– Девочки, главное, чтобы рядом был мужчина.
– Кариша, ты меня, конечно, прости, но в тебе сейчас говорит многолетнее одиночество, – не стала миндальничать Яна. – Если нужен мужик, выйди на улицу и бери любого. Мало кто откажется провести время с молодой и красивой. Ночь, другая, а дальше что?
Карина опустила глаза и пожала плечами.
– А дальше, дорогая, – будни. И ты захочешь, чтобы он не пил, не курил, не гулял, деньги приносил, детей любил, тебе помогал. Так?
– Наверное…
– Не «наверное», а наверняка. Да что я тебе объясняю? Ты ведь не один день была замужем – нахлебалась. Забыла что ли?
Губы Карины задрожали. Маша обняла подругу.
– Яна, уймись. Твоя выпечка, к слову, и, правда, супер.
– А я что говорила? Кухня – моя стихия!
– Пироги у тебя – просто сказка, – поддержала Карина.
– Что есть, то есть. Готовить я умею и люблю. И нечего смеяться! Просто я реально оцениваю свои таланты и способности, а не скромничаю, как некоторые.
– Янка, ты в своем репертуаре, – смахнула слезы Карина.
– Знаю, – Яна встала, потянулась и провела руками по тощим бокам. – Девочки, какие мы красавицы! И умницы, и рукодельницы. И почему только мужики нас не любят?
Подруги переглянулись и улыбнулись. Раздался настойчивый звонок в дверь. От неожиданности все вздрогнули.
– Может, твоего принесло? – в испуге предположила Карина.
– У него свои ключи, – возразила ей Яна.
Маша решительно направилась в коридор. Резко открыв дверь, она едва успела подхватить свалившуюся в ее объятия гостью подшофе. Прислонить ее к стене не удалось: дамочка едва держалась на ногах и, потеряв равновесие, сползла на пол. Маша брезгливо поморщилась и оглянулась в поисках поддержки. Яна бросилась ей на выручку.
– Так, у кого из соседей есть телефон? – нарочито громко уточнила она. – Вызываем милицию – самостоятельно эта «штучка» не вспомнит ни адреса, ни имени.
Она уверенно схватила возмутительницу спокойствия за шиворот и, приподняв, словно шкодливого котенка, всмотрелась в ее лицо. «Девочки, сдается мне, она все же не ошиблась адресом». Яна открыла дверь в ванную комнату и, не церемонясь, затолкала туда полуживую визитершу. Послышался шум воды, крики, ругань. Через минуту незнакомка вышла. По ее щекам растеклись остатки косметики. Продышавшись, она понемногу пришла в себя. «Ну, и что тебе здесь надо?» – Яна категорично оттеснила непрошеную гостью к двери. Та никак не могла взять в толк, кто хозяйка, а потому не понимала, на кого смотреть. Всхлипнув и икнув, она вдруг пронзительно завизжала: «Верните мне любимого!» Яна одной рукой закрыла входную дверь, другой влепила орущей звонкую пощечину. Голова незнакомки беспомощно упала, изо рта потекли слюни.
– Фу, – брезгливо поморщилась Карина. – Вышвырни ее вон!
– Сама уйду, только заберу своего любимого, его здесь не понимают, – она резво вбежала в зал и стала лихорадочно ползать под столом, за диваном и шторами. – Митенька, где ты?
Яна с грозным видом перегородила дверь в детскую:
– Твой любимый закрутил очередной роман. Смотайся в часть и поищи его в бане со своей подружкой!
– Я люблю его, отдайте… – зарыдала та в пьяном угаре.
– Мити здесь нет! – цыкнула Яна, вытеснив скандалистку вон.
Из соседней квартиры на лестничную площадку вышел мужчина с консервной банкой вместо пепельницы в руках. Он размял сигарету и уничижительно осмотрел пьянчужку с ног до головы.
– Это что за ходячее недоразумение? – уточнил он у Маши и кивнул. – Привет, девчонки. Сдается мне, эта штучка не из вашей компании.
– И даже не из нашего двора, – шутя, подмигнула ему Яна.
– Кормилица, – узнал сосед и уточнил: – Когда ждать паек?
– Как только, так сразу… шепну, – поиграла бровями подруга.
– Понял, – подыграл сосед. – Девочки, турнуть ее или как?
– Алексей, укажите ей на выход, – взмолилась Маша.
– Нет проблем, – мужчина схватил дамочку за шиворот и волоком потащил вниз. – Пошла вон, шалава!
Подруги вернулись за стол, посмотрели друг на друга и рассмеялись. Маша заново включила чайник и достала варенье.
– Яна, откуда вы с Лешей знаете эту мадам? – не оборачиваясь, уточнила она, пытаясь скрыть волнение. – Она бывала здесь до меня?
Карина за ее спиной умоляюще скрестила руки, убеждая не говорить правду. Но Яна была неумолима:
– Она живет здесь параллельно тебе. Это любовница Мити.
Маша выронила нож, руки ее задрожали.
– Ты ведь и сама уже все поняла, – Яна усадила подругу за стол и протянула стакан с водой. – Помнишь, ты после отпуска удивлялась, что одежда стала как бы чужой? Ты не ошиблась. Эта штучка открыто щеголяла в твоих нарядах весь месяц. И незачем теперь делать из всего этого трагедию, – она крепко обняла Машу. – Все в прошлом. Ты сама не раз говорила, что вас с Митей давно уже ничего не связывает. Но он – здоровый мужик. И ему нужна женщина.
– Такая?
– Какая клюнула: выбор-то не ахти. Да, она выпивает. Но, говорят, неплохо готовит и мечтает создать семью. Может, они созданы друг для друга? Между прочим, за твоего мужа дамы дерутся в мотовозе, – подруга села и разлила вино. – Может, он и пьет, потому что вы – чужие. Ты у нас вон какая узнаваемая – радио, телевидение, пресса, поклонники, влиятельные знакомые. Популярность, почет и уважение…
– В нашем городке все и без того знают друг друга!
– А тебя узнают. Есть разница? Семьи у вас сто лет как нет. Ну не получается у него расстаться интеллигентно. А где ему еще одну такую найти? Вот и довольствуется мужик, чем есть. Терять тебя Дмитрий не хочет, и я его понимаю! Осознал, что не соответствует, а признаться – самолюбие не позволяет. Вот и впился, как клещ! – Яна подняла рюмку. – Девочки, давайте лучше выпьем за нас. Видит бог, мы того стоим!
Маша отвернулась и всхлипнула.
– Маняшка, – обняла ее Карина. – Не горюй. Было и прошло.
– А что произошло? Все ведь в порядке! Разве это новость, что муж мне изменяет? – нервно рассмеялась журналистка, залпом осушив вино, и снова протянула рюмку. – Янка, а ну, повтори!
– Хватит! – спрятала бутылку та. – Не стоит он того! И вообще, тебе замуж выйти – раз плюнуть. Только свистни, мужики сами штабелями выложатся. Хоть наши, хоть иностранцы – ты с ними чаще, чем с нами общаешься. Наверняка, и руку и сердце предлагают. Лучше уехать за границу. Заживешь, как человек, а мы к тебе будем в гости наезжать.
– Выйти замуж за иностранца Маша могла еще в двадцать лет, – с готовностью напомнила Карина.
– В двадцать лет мозги были не те! – отмахнулась Яна.
– Не в том дело: просто влюбленный в Машку профессор оказался немцем. А она не смогла забыть, что предки Ганса воевали против ее родственников. Хотя всем известно, что делали они это по приказу!
– У нас в Белоруссии погиб каждый четвертый! – вспылила Маша. – И неважно, сколько лет прошло с тех пор. С войны не вернулись два маминых брата. Срока давности эта трагедия не имеет. Для моих родных муж-немец равносилен предательству.
– Мой прапрадед тоже воевал с Наполеоном, но это не помешало кузине выйти замуж за француза, – парировала Яна.
– Если другие темы для разговора исчерпаны, пора на боковую! – не сдержала обиды Маша и вышла.
Подруги не стали возражать и принялись убирать со стола…
Глава девятнадцатая
На следующий день Андрей рано утром уехал на Совет главных конструкторов по новому комплексу. Маша с Никитой по просьбе главного оператора будущего кинопроекта носились по округе, делая уникальные кадры, «чтоб натура заиграла». Сразу после обеда они отправились в обратный путь, но проехали недолго. Уже на десятом километре автомобиль забарахлил, а спустя несколько минут и вовсе заглох. Олег виновато вздохнул, поднял капот и стал изучать двигатель. Никита тоскливо всмотрелся в переплетение проводов и возмущенно заметил: «Таков безобразный оскал отечественного автопрома». Сообща вспомнили, как не так давно всю вертикаль власти призывали пересесть на пресловутые «Волги». Водитель согласно кивнул и посетовал на частые поломки. Машину столкнули к обочине, и Олег засучил рукава. Маша обреченно стояла на середине дороги, с надеждой всматриваясь вдаль.
– Марья Андреевна, лучше прогуляйтесь, время неурочное – транспорт пойдет ближе к вечеру, – посоветовал шофер.
– Мертвый сезон? – уточнил Никита. – Тебе помочь?
– А ты умеешь? – усомнился Олег.
– Подержать ключ или зачистить провода, как два пива, – отшутился оператор. – Лично я предпочитаю модели иностранных производителей. И ни разу еще не пожалел об этом, – признался он и поискал глазами напарницу. – Маня, айда, в лес – чую призывный плач грибов и ягод.
– Места знать надо. Здесь все исхожено вдоль и поперек.
– Все не так безнадежно – сюда не так-то просто допилить. Метрах в пятидесяти шикарная брусничная поляна, – подсказал водитель.
– Жаль, не клубничное поле, но заснять не помешает, – Никита расчехлил камеру. – Что ж, сделаем ягодно-грибное портфолио.
– Не забудь пригласить пернатых, – посоветовала коллега.
– А медведи здесь водятся? – опасливо оглянулся приятель.
– Ты не в их вкусе, – заверила журналистка. – Если, конечно, по привычке не начнешь «снимать» медведицу. Смотри, не переусердствуй.
– Косолапые нынче нагуливают жир вдали от людских троп: в тайге пока грибов и ягод – завались. Есть и мед, а в реке полно рыбы. Так что встреча исключена, – заверил Олег.
– Надеюсь, что лесные дары вкуснее и привычнее меня.
– Медведь на кости не позарится! – не унималась Маша.
Оператор опустил камеру на траву и вместо ответа выставил оба кулака. Вскоре он вернулся и угостил попутчиков брусникой: «Вот это размер! Как есть вишня». Маша отмахнулась. Изрядно озябнув, она приплясывала на месте и сканировала дорогу в обоих направлениях. В конце второго часа вдалеке обозначились клубы пыли.
– Там кто-то мчится! – обрадовалась женщина.
– Может, лось проголодался? – поддел Никита.
– Смотри ты, тоже «Волга», – удивился Олег и поднял руку.
Автомобиль плавно притормозил и прижался к обочине. Из него, приветливо улыбаясь, вышел Тополевский.
– Вот так встреча! – он пожал мужчинам руки и обнял жену.
– Где бы еще увиделись? – приоткрыл дверцу Уральцев и поздоровался. – Андрей Васильевич, возьмем терпящих бедствие на буксир или в деле проверим работу спутника «Надежда»?
– Пожалеем, ведь пока он запеленгует и обработает сигнал SOS, пройдет как минимум пара часов, – он набросил на плечи супруги куртку и шутливо уточнил: – Вячеслав Николаевич, разрешите пересесть? Буду отогревать свою Снегурочку.
– Разрешаю! – не стал возражать генерал.
К неисправной машине подцепили трос, вереница тронулась в путь.
– Андрюша, а где твой автомобиль? – встревожилась Маша.
– Уступил ветеранам.
– А командующий взял над тобою шефство?
– Просто пригласил для разговора.
– Уральцев тоже был на Совете?
– На разборе результатов итоговой проверки космодрома, и по делам заглянул в нашу часть.
– Может, сделать об этом сюжет? Чем все закончилось?
– Забыла, чем это заканчивается в армии? Разбором «полетов». Кстати командующий делает это так же виртуозно, как Надеждин.
– Расскажите, – попросил Никита.
– А не утомлю?
– Хорошая история только взбодрит, – поддержал Олег.
…После обеда офицерский состав был собран в клубе части. Через дальние двери прямо на сцену вышел командир, полковник Надеждин. Говор в зале мгновенно стих. «Я собрал вас потому, что обеспокоен снижением уровня воинской дисциплины. За последний месяц произошло два серьезных автопроисшествия. Сначала из-за неопытности водителя перевернулась хлебовозка. Слава богу, водитель и груз не пострадали. А вчера произошло вопиющее по своей нелепости и страшное по возможным последствиям событие. В части работали всего один грузовик и один маневровый тепловоз. Но разминуться на переезде они почему-то не сумели. В результате столкновения машина разбилась вдребезги, тепловоз сгорел дотла. Люди, к счастью, не пострадали, но размер ущерба таков, что страшно произнести вслух. Работает прокуратура, – гневно подытожил полковник. – Хотелось бы знать, чем у нас занимается начальник автомобильной службы? Где, кстати, наш герой?» Вскочил капитан с наспех перебинтованной головой, весь в синяках и ссадинах. По рядам пробежал смех, прозвучали едкие комментарии: «Никак прямо с передовой?» – «Видать, нынче и в тылу стреляют». – «Страдалец!» – «Заложник собственной глупости».
– Посмотрите на это чудо природы! – призвал командир. – Что с тобой, дорогой наш боевой товарищ? Шальной пулей зацепило?
– Никак нет, – смущенно выдавил тот, потирая ушибленное место. – Выгонял из бокса дежурный тягач, а у него отказали тормоза.
По залу побежал шумок, снова раздались ехидные смешки. Надеждин решительным жестом остановил волнение аудитории.
– Выходит, у нас не два, а целых три происшествия? Не многовато?
Бедолага хранил молчание, понурив голову.
– Товарищ капитан, с вами и вашей службой будем разбираться более предметно. Пощады не ждите! – пообещал полковник. – Садитесь, – он осмотрел зал, ища глазами следующую жертву. – Но у нас есть и не такие кудесники. Старший лейтенант Синяк, встаньте!
Где-то в середине зала поднялся помятый, небритый крепыш.
– Гигант! Чего ж ты скромно потупил взор? Откуда вдруг такая кротость? – сквозь иронию в голосе командира сквозили металлические нотки. – Выше голову, вояка! Доложите, чем вы вчера занимались, будучи помощником дежурного по части?
Офицер молчаливо сопел и нервно теребил в руках головной убор. Его лицо, шея, уши и даже кисти рук пылали словно костер. Он беззвучно открывал рот, но не мог выдавить из себя ни единого звука.
– Что, «от радости в зобу дыханье сперло»? Вчера, не в пример дню сегодняшнему, вы изображали из себя Цицерона. Правда, под «мухой». До утра пропьянствовал и решил продемонстрировать курсантам-стажерам полководческий талант. Так?
– Не было этого, – неуверенно попытался возразить старлей.
– Не «не было», а «не помню». Две большие разницы, – возразил командир. – А память отказала тебе по той простой причине, что нажрался ты, Синяк, до глубокого омерзения, и курсанты в виде бревна доставили тебя в дежурку. Хорошо, обошлось без применения оружия. Помнится, прошлый раз ты усиленно обучал стрельбе сторожевого пса?
– Да все не так было, товарищ полковник!
– Смотрите, ожил, – ехидно заметил Надеждин. – Нет, голубчик, все было именно так. Ты на свой внешний вид посмотри – глаза бы мои тебя не видели: ботинки драные, по плацу идешь – когтями цокаешь. С галстука сало капает. Зарос как лешак.
После этих слов по залу пробежал гомерический хохот. Все знали, как остроумно и хлестко командир при случае «припечатывал» своих подчиненных, но каждый раз удивлялись его искрометным экспромтам. Надеждин повел рукой – зал затих.
– Смотреть на тебя, Синяк, тошно. Из рук вон плохо выполняешь служебные обязанности, а наверняка ведь мечтаешь стать капитаном? Или забыл уже об очередном звании? Сколько перехаживаешь?