Валерий Васильевич Букрин
Пятьдесят оттенков хаки
Компания шумно продолжила застолье. Едва ли не каждую минуту звучали тосты. Тополевский с тревогой следил за происходящим, пытаясь понять, как в состоянии изрядного подпития можно идти на охоту. К нему подсел раскрасневшийся Митрич.
– Поздравляю, – степенно начал он. – Пей, брат, ночью зябко.
– Не люблю я это дело, Митрич. Да и, если честно, не понимаю, зачем пить водку перед охотой, да еще в таком количестве.
– Не скажи, – не согласился дед. – Давняя традиция. На Руси иначе нельзя, – он с улыбкой осмотрел гостей и утвердительно добавил: – До утра, как я мыслю, вконец протрезвеют – мужики они крепкие. А ты и впрямь прежде никогда не стрелял?
– Отчего же? Пострелять, слава богу, за двадцать лет службы довелось изрядно. Но все больше по мишеням.
– Ну, тогда проще. Гусь-то, всяко, крупней твоей мишени будет.
– Как сказать, – усомнился Андрей и уточнил: – А стреляют по сидящим или по летящим гусям?
– Здеся они все пролетные, – со знанием дела уточнил старик. – Бей влет, только подпусти метров на тридцать, а то дробь его перо не возьмет, оно у гуся точно броня у танка.
– А как же в небе определить эти тридцать метров? – удивился новичок. Он даже к мелочам подходил с научной точки зрения.
– Как глаза его увидишь, так и пали. Аккурат тридцать метров.
– Слушай, Митрич, а что за ружье мне дали? – Андрей протянул бывалому охотнику свое оружие. – Я смотрю у всех по два ствола, а здесь только один, да и тот дырявый. Меня случаем не разыгрывают?
Дед придирчиво осмотрел ружье и возвратил его владельцу.
– Ружье настоящее, правда, сильно старое. Но дырки не сквозные, так что страху нет: можешь стрелять.
– Пора выходить? – встрепенулся задремавший, было, Рыбаков.
– Саня, погодь, проспись, – успокоил его Головин.
– Вы что, спать сюда приехали? – возмутился Митрофанов. – Давайте по последней – и на охоту.
К старику подсел мальчишка лет четырнадцати. Спросонья он щурился и с интересом рассматривал незнакомых ему людей.
– Здорово, Ваньша, – оживился Митрич. – Поешь хоть чуток. Это сын мой, – заметив вопросительный взгляд Андрея, пояснил он.
– Привет, помощник, – Андрей протянул парню руку. – Это где же ты умудрился поспать в таком шуме?
– На чердаке, в сене, – потянулся к пирогам мальчишка.
– Так там же холодно.
– Не-е-а, – протянул Иван. – У печной трубы завсегда тепло.
– Намаялся он за день, – вздохнул отец. – Засидки для вас ставил. А вообще он парень привычный, – похвалил отец. – Помощник.
– А что такое «засидки»? – заинтересовался Андрей.
– Да четыре кола, вбитые в землю, покрытые маскировочной сеткой. Чтобы птица вас не видела. Щас вот пойдете, сами и увидите.
– Митрич, пора, – поторопил Илья. – Так всю птицу пропустим.
– Как так пропустим? Гусь в потемках не летает!
– Пока доберемся, будет в самый раз. Пошли!
– Хозяин – барин, – согласился дед. – А кто с кем идет? Решили?
– Все вместе пойдем, – набычился Головин. – Так веселее.
– Не-е. Надо парами, а то в засидке не поместитеся.
– Я с Рыбаковым, – определился Илья. – А остальные, как хотят.
Тополевский вопросительно посмотрел на Телегина и Головина.
– Остаюсь на хозяйстве, – предложил Игорь. – Надо же кому-то обеспечить застолье. А Федор пусть идет с Андреем.
– Лучше я останусь, – возразил Головин, косясь на топчан. Ему совершенно не хотелось уходить в грязь и темень от накрытого стола.
– Нет, Федор, тебя оставлять опасно, – воспротивился командир. – Ты ведь запросто сожрешь все и спать завалишься. А кто нас встретит и стол накроет? Так что – вперед! За дичью!
– А куда идти-то?
– Ваньша вам покажет, – подсказал Митрич. – А я по привычке с командиром. Веди их, сынок.
Мальчишка недоверчиво посмотрел на могучую фигуру Головина и испуганно вздохнул. Все улыбнулись. Уже перед самым выходом Тополевский вдруг вспомнил:
– Мужики, а патроны-то дайте.
– Дам, – обнадежил Федор. – Пошли, не дразни командира.
В кромешной тьме, ступая след в след за пареньком, стали пробираться к своей засидке и через четверть часа достигли цели.
– Это что за сортир? – покачав явно не на него рассчитанные колышки, уточнил Головин. – Здесь и одному-то не поместиться.
Вокруг предательски чавкала противная скользкая жижа.
– Старик, – обратился к приунывшему пацану Федор. – Сгонял бы ты в дом за матрасами. Там в сенях их уйма валяется.
Парень, стремясь загладить свой прокол с размерами засидки, стремглав бросился в сторону дома.
– Принеси пару штук, – крикнул ему вслед Головин.
– Пока он бегает, ты хоть патроны дай, – напомнил Тополевский.
– Василич! На хрена тебе патроны? Ты хоть птицу для начала увидь – и то толк. А то все и сразу!
– Федор, не ерунди. Обещал – давай.
– Да не нашел я их дома, – признался он. – Есть только один.
– Федя, не жмись! Чего на охоте делать с одним патроном?
– Почему с одним? У меня вот полный патронаж.
– Так поделись, – протянул руку Андрей.
– На кой ляд они тебе? У твоей берданки другой калибр.
Тяжело дыша, вернулся Иван с двумя матрасами на плечах.
– Куда их?
– Брось в засидку, – прикинул Головин.
Мальчуган стал укладывать матрасы рядом.
– Погодь, – поправил парня толстяк. – Клади один на другой.
Когда лежбище было готово, Федор, сладко потягиваясь, плюхнулся на матрасы и, поймав выразительный взгляд Андрея, с улыбкой пояснил:
– А чего тут непонятного? Ты приехал охотиться? Вперед! А я, пожалуй, чуть полежу. Организм требует отдыха.
Тополевский стал возле засидки, озираясь по сторонам.
– Василич, – потянул его за ногу Головин, – Ты что, спятил? Присядь хоть! Этак ты нам всю дичь распугаешь. Тебя же за версту видно. Маскируйся! – отдавал он команды из укрытия.
Андрей вздохнул и на всякий случай зарядил ружье единственным патроном. Оглянувшись, он не стал спорить и присел. Сапоги вязли в сырости. Буквально через несколько минут ноги затекли, спина заныла, стало откровенно холодно. Вскоре пропиталась влагой и пятая точка. Тополевский устало пошутил:
– Не хватало мне еще подмоченной репутации!
– Что, задница промокла? – рассмеялся Федор. – Держись.
Наконец, над горизонтом взошла крохотная светлая полоска. По мере ее увеличения вокруг появились едва различимые тени.
– А если птица косяком пойдет? – шепнул приятелю Андрей.
– Косяком? – хмыкнул тот. – Тогда стреляй, – и захрапел.
Зарево постепенно разрасталось, и вот уже стали яснее очертания близлежащего леса. Заунывно заквакали лягушки. И вдруг Андрей заметил крупную птицу, которая летела прямо на него. На фоне светлой полосы над горизонтом был отчетливо виден размах ее крыльев. Сердце Тополевского учащенно забилось. Он резко встал и …встретился с пернатой взглядом. Та от испуга резко изменила траекторию своего движения и стала удаляться в противоположную от охотника сторону. Андрей в азарте вскинул ружье, быстро прицелился и выстрелил.
– Ты что, старик? – вскочил Головин. – Чего палишь-то?
– Да вот в дичь стрелял.
Птица по инерции еще несколько раз взмахнула крыльями и камнем рухнула на землю.
– Видал? – обрадовался новоявленный охотник. – Что делать-то будем? Сейчас подберем или после охоты?
– Хрен ее потом найдешь, – рассудил Федор. – Дуй сейчас.
Андрей побежал, но моментом припал к земле – со всех сторон раздалась пальба, на голову градом посыпалась дробь. Добираться до трофея ему пришлось практически по-пластунски. Когда он вернулся с добычей, Головин барственно возлежал на матрасах.
– Это гусь? – спросил Андрей, протягивая довольно крупную птицу с перепонками на лапах и длинным кривым клювом.
Федор, опираясь на ружье, приподнялся и придирчиво осмотрел трофей. Но в силу того, что, как и Тополевский, раньше диких гусей не видал, снова плюхнулся на матрас и ответил весьма уклончиво: «Это не важно. Зато мы с тобой с дичью!»
К тому времени заметно рассвело, и друзья с видом победителей оглядели окрестности. Оказалось, на поле они были далеко не одни. Со всех сторон гремели выстрелы, будто летящих гусей было пруд пруди. На самом деле время от времени над ними пролетал небольшой реденький «клин». И то на очень большой высоте.
– Теперь их только из зенитки можно достать, – с видом знатока оценил ситуацию Головин. – Пора продолжить застолье.
– Да мы, вроде, только начали, чего так рано возвращаться? – попытался удержать его приятель. – Наверняка, все еще охотятся.
– Плохо ты знаешь нашего командира. Думаю, он уже празднует.
Головин оказался прав. На подходе к дому их, сидя на крупном бревне и что-то бормоча себе под нос, поджидал Рыбаков.
– Саня, где командира потерял? – поинтересовался Головин.
Начальник штаба открыл осоловевшие глаза и напрягся, с трудом соображая, где находится. Прищурившись, он пьяненько улыбнулся. Рассмотрев фигуру Головина, попытался встать по стойке «смирно».
– Командир почивают в доме, а мне приказано встречать всех с добычей. У вас есть добыча? – с трудом выдавил из себя Александр и перегородил дорогу. – Без нее пускать не велено, ни-ко-го.
– Есть добыча, – гордо заметил Головин. – Василич, предъяви!
Тополевский с довольным видом протянул Рыбакову птицу, втайне ожидая похвалы бывалого охотника.
– Твою мать! – вмиг протрезвел НШ. – Вы что наделали?
– В чем дело, Саня? – осерчал Федор. – Гуся замочили!
– Какого нахрен гуся?! Вы же большого кроншнепа грохнули!
– Да хоть малого! – вспылил Головин. – Что с того?
– А то, что он давно занесен в Красную книгу! Его бить категорически за-пре-ще-но! – по слогам произнес Рыбаков.
– То-то я гляжу, на гуся не очень похож, – отступился Федор.
– Но это же дичь? – настойчиво добивался признания своего успеха Тополевский.
– Дичь, – согласился коллега. – Только… – он многозначительно помолчал, – за нее и статью схлопотать можно! Все, сушите сухари!
Приятели призадумались, глядя то на Рыбакова, то на птицу.
– Мы с вами даже до дома не доедем. Нас, точнее вас, – Александр четко отделил себя от виновников, – уже на КПП встретят представители «зеленых». За последствия я не ручаюсь.
– Так что же нам теперь делать? – не на шутку озадачился Андрей.
– Докладывать командиру! Ему решать!
С понурыми головами приятели вошли в избу. Митрофанов сидел за столом, подперев голову рукой, и слушал… патефон, из которого с хрипом вырывались звуки старинного романса. По щеке командира катились слезы. «Батя любил эту песню», – признался он Телегину. Игорь налил командиру стопку и, когда на пороге появилась незадачливая троица, взглядом указал на них командиру.
– Ну, докладывайте об успехах, – потребовал разомлевший Илья. – Как дела? Как добыча?
– Командир, готовь валидол и ордер на арест, – положил перед ним птицу Рыбаков. – Они большого кроншнепа грохнули.
– Это Андрюха, – разом открестился Головин. – Я вообще дрых.
Митрофанов развернулся всем корпусом, с интересом посмотрел на своего заместителя и недоверчиво поинтересовался:
– У тебя что ли и ружье есть?
– Саня выручил, – признался Андрей. – А Федор нашел патрон.
– Единственный, – поспешил вставить тот и с серьезным видом пояснил. – Я как чувствовал, что ему больше давать не следует.
– Ай да, Андрей, – качнул головой Митрофанов, – ай да…
– …сукин сын, – выручил Федор, цитируя классика.
– Ай да …молодец! – поправил его командир. – А говорил – не охотник! – он восхищенно причмокнул. – Да эту птицу не каждому охотнику со стажем удается подстрелить. Она же планирует, как «фанера», постоянно меняя свой курс. Да и перо ее дробью не прошибить. Это что же за чудо-берданку ты ему вручил, Александр Владимирович? – поинтересовался он у Рыбакова.
– Трофейное дедовское ружье. Он его с первой мировой припер, – стал оправдываться Александр. – Вы же видели – решето.
– С одного выстрела подстрелил? – уточнил командир. Тополевский кивнул. – Ну, тогда, Андрей Васильевич, ты – снайпер! Поздравляю с первым успехом! Просто потрясающе! – Митрофанов встал и торжественно пожал заместителю руку.
– Командир, – напомнил Рыбаков. – Птица из Красной книги.
– А нам что с того? Сейчас Ванька ощиплет ее, поди, потом разберись, что это был за «гусь», – Илье понравился собственный каламбур, он распорядился: – Наливай!
– А нам-то что делать? – уточнил повеселевший Тополевский.
– Залить горе водкой, пока на свободе, – засмеялся Рыбаков.
В понедельник, после постановки задач на неделю, Митрофанов обвел тяжелым взглядом заместителей и неожиданно поинтересовался:
– Ну, что, «орлы», готовы к сдаче кандидатских экзаменов?
Присутствующие опешили.
– Ты это о чем, командир? – удивленно уточнил Локтев.
– Ах, да, – вспомнил тот. – Вы ведь с Онищенко не в курсе. На охоте мы договорились сдать кандидатские экзамены.
– Кто это, мы? – насторожился Ярослав.
– Я и мои заместители, – сухо уточнил командир.
– Да вы что, Илья Федорович? – встрепенулся Онищенко. – К таким экзаменам готовиться надо не меньше года.
– Нет у вас года, – отрезал Митрофанов и хитро улыбнулся. – Берите пример с Тополевского, – все посмотрели на Андрея. – В мае прошлого года ему в шутку было рекомендовано защитить к концу года диссертацию. И вот среди нас уже есть первый кандидат наук.
– Ну, у вас и шутки, Илья Федорович, – смутился Тополевский.
– Иначе, Андрей Васильевич, нельзя, – командир выдержал паузу. – Надо постоянно решать, казалось бы, не решаемые задачи. Тогда и результаты будут. Когда, кстати, заканчивает работу выездная приемная комиссия? – уточнил он у Тополевского.
– Еще неделю будет здесь.
– Вот в конце недели и сдадим, чего тянуть?!
На подведении итогов за неделю Митрофанов уточнил:
– Ну, что, все готовы к сдаче экзаменов? – командир поочередно посмотрел на каждого из замов. – Тополевский доложил, что преподаватели к приему готовы. Так, Андрей Васильевич?
– Да. Экзамены для нас состоятся завтра после парково-хозяйственного дня. В виварии, – уточнил Андрей.
– Лучше сразу в морге, – буркнул Головин.
Все оживились.
– Лично я не пойду! – решительно произнес Рыбаков.
– Пойдем все! – тоном, не допускающим возражений, оборвал его командир. – Бунта на корабле не будет!
– Преподаватели иностранного языка особо просили, чтобы к ним заходили по одному, – продолжил Андрей.
– Чтобы не было групповщины, – разрядил обстановку генерал. – Они ведь все женского пола?
– Среди них есть один мужчина, – подсказал Тополевский. – Правда, ему далеко за восемьдесят. Немецкий он освоил в германском плену.
– Но «немцев», как, впрочем, и «французов» среди нас нет, – напряг память Митрофанов. – Стало быть, все сдаем английский.
– Вам проще, вы в Америке были, – с грустью вспомнил Телегин.
– Не отвлекайтесь на мелочи, – призвал к порядку Илья. – Напоминаю: преподаватели – женщины. А что для них главное?
– Не спорить и со всем соглашаться, – подсказал Головин.
– Главное – галантность, – многозначительно усмехнулся командир. – Это я цветы и конфеты имею в виду.
– А может, хороший стол для них накрыть? – загорелся Телегин.
– Само собой. Наше радушие гости должны запомнить надолго, – Илья посмотрел на Рыбакова. – Завтра в полдень, без напоминаний.
– А что у нас виварий? – недовольно уточнил Александр.
– Обезьянник, – хохотнул Головин, но, видя непонимание приятеля, подсказал. – Домик, где обезьян готовят к полету в космос.
– Цирк! – нервно хрустнул пальцами Онищенко.
– Не в цирк, а в полет, – не расслышав, поправил Федор.
– Мужики, без паники! Внутри там как в номерах люкс, – прекратил перепалку Телегин. – Есть даже сауна.
– А девочки? – съязвил Рыбаков.
– Разговорчики! – резко оборвал его командир и сурово посмотрел на замполита. – И чтоб без особых приглашений!
К назначенному времени заместители с букетами цветов и коробками конфет собрались у входа в неприметное здание на окраине города. Офицеры переминались с ноги на ногу и придирчиво сравнивали размеры своих подношений. Женщины-преподаватели с интересом выглядывали из окон второго этажа, рассматривая космодромовское начальство. Им еще ни разу не доводилось принимать экзамены у столь почтенной публики и в столь непривычной обстановке. Телегин на входе доложил командиру:
– Для праздничного обеда все готово! Когда за стол?
– Не «все готово», а «все», – уточнил генерал и строго добавил: – Обед – после сдачи экзаменов, а не вместо них! Всем ясно?
– На голодный желудок они будут строже, – возразил тыловик и уже тише добавил: – Хотя «коробки благодарностей» с едой я отправляю для них регулярно. И для отъезда уже все приготовлено.
– Вот это правильно, – командир одобрительно усмехнулся и перевел взгляд на Тополевского. – Андрей, все в сборе?
– Нет Локтева и Онищенко. Ждать будем?
– Нет. Они у нас принципиальные. Доложили, что не готовы и не имеют морального права сдавать экзамены, – вздохнул Илья.
– Может, и нам… того… – заюлил Федор, но под натиском командирского взгляда осекся и не договорил.
– Начинаем без них, – объявил Митрофанов и посмотрел на Тополевского. – Андрей Васильевич, если все готовы – начинайте, – командир жестом пригласил заместителей внутрь. – Кто первый?
Желающих не нашлось. Поведение взрослых людей, представляющих собой руководство космодрома, напоминало сцену из школьной жизни, когда учитель приглашает к доске нерадивого ученика, а тот, не подготовившись, ищет способ оттянуть расправу. Генерал выразительно кашлянул.
– А, была – не была, – шагнул вперед Головин. – Веди, Андрюха, на свою Голгофу! Или ты, командир, закроешь амбразуру?
– Сначала разведка, – усмехнулся тот. – Только без боя.
– В плен не сдаваться, – шутливо напутствовал Телегин.
– И «языков» брать не буду, – заверил их смельчак.
– Давай, давай, Федор. Не дрейфь! – подтолкнул его Илья.
Тополевский и Головин поднялись на второй этаж и постучали в угловую комнату в конце длинного узкого коридора. «Входите», – пригласил их приятный женский голос.
От этих слов Федор вдруг оцепенел. Андрей попытался сдвинуть приятеля с места, но тщетно. Он улыбнулся, обошел громоздкую фигуру полковника и с трудом протиснулся внутрь.
– Вера Сергеевна… – Андрей осекся, видя, что хозяйка комнаты, сидя на невысоком диванчике, докрашивает ресницы.
– Проходите, пожалуйста. Присаживайтесь рядом, – убирая средства макияжа в сумочку, с улыбкой предложила дама.
– Знакомьтесь: Федор Алексеевич, наш самый главный инженер.
Педагог не сумела скрыть своего удивления при виде богатырских габаритов абитуриента. Головин с трудом миновал дверной проем и осмотрелся, ища, куда бы присесть. Преподавательница инстинктивно отодвинулась на край дивана. Федор со смущенной улыбкой во все лицо и букетом цветов в правой руке весьма грациозно для своего веса шагнул в сторону экзаменатора. Огромную коробку конфет он зачем-то держал за спиной в левой руке. Чтобы не смущать этот потешный дуэт, Тополевский поспешил незаметно покинуть комнату, давая возможность событиям развиваться своим чередом.
Но едва дверь за ним закрылась, раздался оглушительный грохот. Влетев обратно, Андрей застал удивительную картину. Головин лежал на полу на том, что осталось от коробки конфет. На нем, безуспешно пытаясь встать, барахталась Вера Сергеевна. Одной рукой она поправляла прическу, а другой – одергивала юбку. Подняться самостоятельно ей никак не удавалось. Федор, придавив своей массой одну руку, другой пытался приподнять экзаменаторшу «за шиворот». То, что еще недавно именовалось диваном, вздыбилось, словно ледяной торос, и весьма красноречиво дополняло пикантное зрелище.
– Что случилось, коллеги? – с трудом сдержал смех Андрей. – Все живы? – он помог подняться женщине и лишь потом Федору.
– Что за мебель! – возмутился приятель. – Не успел и присесть.
– Спасибо, Андрей Васильевич, за помощь. Все уже в порядке. Мы теперь сами разберемся, – смущенно заметила женщина.
– Вера Сергеевна, – замялся Головин. – Может, мне лучше уйти? – в его голосе мелькнула спасительная надежда.
– Отчего же? – отдышавшись, дама привела в порядок прическу. – Неужели, вы меня боитесь? – кокетливо осведомилась она.
– Ну, вы тут и без меня все уладите, – покинул их Андрей.
Проходя мимо комнаты отдыха, он заглянул на звук работающего телевизора и увидел понурую спину одинокой преподавательницы.
– А вы что же заскучали, Майя Петровна? Нет работы?
– Так ведь и вправду нет. Я же специалист по французскому языку, а желающих сдавать по нему экзамены – раз, два и обчелся. На всем космодроме нашелся один-единственный офицер.
– И каков результат?
– Поставила пятерку, но больше за смелость, – дама задумалась.
– Вас что-то тревожит? – предположил Андрей.
Женщина оглянулась и посмотрела на полковника с грустью. Какое-то время она держала паузу. Искренность этого немногословного человека ей импонировала. Две недели они тесно общались, и Майя имела возможность убедиться, что он слов на ветер не бросает. Полковник внушал доверие и, похоже, сам был не из числа счастливчиков. В его взгляде было что-то обреченное. В конце концов, они видятся первый и последний раз. Упадническое настроение педагога грозило обернуться нервным срывом. Тополевский понял это, принес воды и сел напротив. Гостья сделала несколько глотков и посмотрела на полковника с каким-то отчаянием.
– А, была – не была! – вздохнула она. – Мне нравится профессор Загороднев, который будет принимать у ваших коллег экзамен по философии. К сожалению, это чувство без взаимности.
– Женат? – осторожно осведомился Андрей.
– Напротив, закоренелый холостяк. Живет с мамой в коммуналке.
– Так чего же ему надобно?
– Пять тысяч долларов, – выпалила дама. – Он как-то заметил, что заинтересуется только той женщиной, у которой будет указанная сумма. Но, боюсь, это просто отговорка.
– Уверен, он пошутил.
– Если бы. Он откровенно сторонится женщин, – призналась Майя и с горечью уточнила: – С моей зарплатой шансов практически нет.
– А у вас есть фото профессора? – улыбнулся вдруг Андрей.
– Вы умеете колдовать? – оживилась преподавательница.
– Нет, – растерялся Тополевский. – Я не шаман.
– Неужели на космодроме есть ворожея? – с надеждой уточнила гостья, но вспомнила. – Это бесполезно, он прирожденный атеист.
– Обойдемся без магии и гадалок. Фото необходимо мне совсем для других целей.
Майя потянулась за дамской сумочкой и, покопавшись в ней, протянула групповой снимок их выездной комиссии.
– Только это. Не подойдет?
– Отчего же. Вполне, – обнадежил полковник. – Не печальтесь.
Через окно преподаватель наблюдала за тем, как отъехал Андрей.
Появился Тополевский буквально через час, когда в обеденном зале начали собираться пары преподаватель – «студент». Из своих «келий» они выходили, живо беседуя на ходу, как давние и старинные знакомые.
– Как дела, Александр Владимирович? – поинтересовался у Рыбакова Андрей. – Трудно было?
– Не трудно, но стыдно, – вполголоса признался тот.
Тополевский свернул в комнату отдыха. Майя безучастно сидела все в том же кресле, глядя мимо телевизионного экрана.
– Не помешал? – обратил на себя внимание полковник.
– Нет-нет, проходите, – равнодушно ответила женщина.
Приступ отчаяния остался в прошлом, ей стало неловко за свои откровения. Снова не хотелось никого видеть.
– Вот взгляните, – собеседник положил перед Майей необычную купюру, изготовленную на базе ста долларов с помощью компьютера и цветного принтера.
На импровизированной банкноте вместо привычного портрета американского президента красовался лик профессора Загороднева. Но более всего поражал номинал новоявленного «денежного» знака: он равнялся десяти тысячам долларов.
– Что это? – изумилась дама.
– Вы отдадите эту купюру вашему дорогому профессору и потребуете еще сдачу… – шутливо посоветовал Тополевский.
Договорить Андрей не успел. Женщина, мгновенно оценив оригинальность идеи и качество ее исполнения, сорвалась с места и повисла у него на шее.
– Вы просто чудо, дорогой Андрей Васильевич! – она чмокнула Андрея в щеку. – Я сейчас же на обеде все так и сделаю.
– Это лучше сделать без свидетелей, – посоветовал он.
– Не понял? – выглянул из-за угла Митрофанов. – Это вы о чем?
– Так, о своем, – Тополевский смущенно освободился от объятий.
– Так-так-так, – шутливо наседал командир. – Выходит, пока мы тут грызли гранит науки, ты роман затеял? И хочешь обойтись без свидетелей? Не выйдет! Хотя в принципе я не возражаю – с кем еще отвести душу умному человеку, как не с ученой дамой!
– Да вы что? Да я… – опешил Андрей.
– Вы нас неправильно поняли, – стушевалась Майя.
– Продолжайте, не буду вам мешать, – игриво подмигнул им генерал. – Напоминаю лишь, что стол накрыт.
– Как нехорошо вышло, – огорчилась женщина. – Вас заругают?
– Кто? – улыбнулся собеседник. – Командир у нас мировой. Просто шутник. Да и меня он неплохо знает.
– Да? – недоверчиво уточнила Майя и как-то загадочно добавила: – А жаль… – но спохватилась и предложила. – Идемте к столу. Страсть как не терпится удивить Николая.
– Лучше наедине, – на всякий случай напомнил Андрей.
– А, вы, пожалуй, снова правы. Спасибо!
Ночью, провожая экзаменаторов к поезду, Андрей обратил внимание на то, что в руках Загороднева был багаж Майи. Он бережно поддержал коллегу под руку и галантно помог ей войти в вагон. Тополевский, пряча улыбку, любовался счастливой парой. Преподавательница выглянула из тамбура, взмахнула на прощание и благодарно прижала ладонь к сердцу.
– Желаю счастья, – с улыбкой шепнул ей вслед полковник.
– Андрей, спасибо, ты – классный мужик! – крикнул уже с подножки двинувшегося состава профессор…
Завершив работу, Тополевский сбросил материалы на Машин электронный адрес, выключил компьютер и, заглянув в кухню, вычеркнул в календаре еще один проведенный в разлуке с женой день. Он подмигнул улыбавшейся с портрета супруге: «Спокойной ночи, моя хорошая», – и погасил свет.
Глава двадцать восьмая
Маша встала из-за стола, размялась и прошлась по номеру. Из коридора донесся какой-то неясный шум. Журналистка посмотрела на часы, набросила на плечи шаль, с ногами забралась на диван и включила телевизор. В дверь громко постучали. Не дожидаясь позволения войти, в комнату ввалился взлохмаченный Никита. Рукав его куртки был оторван.
– Они все-таки тебя не поделили? – усмехнулась Маша.
– Он, – поправил оператор. – И кто теперь все это зашьет?
– А рвал кто?
– Твой Серебров, он у дежурной скандалит. Пьяный.
– И вовсе он не мой! Да и ты там с какого бока?
– Заступился за честь дамы.
– Вот пускай она и зашивает.
В дверь постучали.
– Никаких разборок в моем номере, – предупредила Маша. – Иначе звоню в комендатуру.
Никита решительно распахнул дверь и расплылся в улыбке.
– Никита Сергеевич, – раздался из коридора дрожащий женский голос. – Все уладилось. С ним уже разбираются. Он и генерала из-за своего дурного характера не получил. Идемте, я вам пришью рукав… А заодно и чаем напою.
Никита вопросительно оглянулся.
– Иди-иди! – отмахнулась Маша. – Завтра…
– …в восемь! – завершил он привычную мысль, закрыл за собой дверь и уже из коридора посоветовал: – Маня, не забудь запереться.
Маша повернула в замке ключ и взяла в руки чашку недопитого чая. «Серебров», – вздохнула она и потянулась к компьютеру…
…Едва стало светать, Вячеслав укутал спящую Анну, покинул продсклад и, крадучись, направился к штабу. За кустами шиповника в автомобиле, накрывшись с головой солдатским одеялом, ежился от холода его водитель. Полковнику стало стыдно, но делать было нечего, и он тихонько дернул входную дверь. Как того и следовало ожидать, она была заперта. Выругавшись, он двинулся вокруг здания. Единственно открытой оказалась форточка в туалете. Серебров оглянулся, ища, на что можно встать. Но под рукой ничего не оказалось – по его же требованию территория тщательно убиралась. Он пробежался к складу, выбрал деревянный ящик покрепче и вернулся к окну. С третьей попытки удалось забраться внутрь. Плотно затворив форточку, полковник, крадучись, прошмыгнул в свой кабинет. Едва он прилег на диван, в коридоре послышались возбужденные голоса подчиненных.
– Надо бить тревогу! – беспокойно призывал дежурный по части. – Ждал всю ночь? – уточнил он у водителя Сереброва.
– А то? Замерз как тюлень.
– Тюлени не мерзнут. Может, командир не смог тебя разбудить?
– Мне проснуться – раз плюнуть! Может, он в штаб вернулся?
– Незамеченный никем? Да и дверь была заперта.
– Может, вы не слышали?
– А помощник? Он тоже не глухой. Тут что-то не так, – дежурный подергал дверь командирского кабинета. – Видишь, заперто.
– Может, он в медпункт пошел? Говорил, что сердце колет…
– Так чего же ты молчал, балда? Бегом туда!
Едва шаги затихли, Серебров включил настольную лампу и стал лихорадочно шарить в ящике стола. Найдя начатую упаковку валидола, положил ее на видное место. Затем Вячеслав извлек новенькую упаковку со снотворным, достал сразу полжмени малюсеньких таблеток и оглянулся в поисках графина. Под окном раздался испуганный крик водителя: «Товарищ майор, у командира свет горит!» Серебров от неожиданности, не считая, проглотил таблетки и свалился на диван. За окном раздался топот дежурного. «Да, видимо, настольная лампа, – предположил майор и четко выкрикнул: – Товарищ полковник! Вячеслав Михайлович, вы меня слышите?!» Серебров предусмотрительно промолчал.
– Давайте камешком кинем, – предложил водитель.
– Лучше палкой постучать.
Какое-то время искали в полутьме что-нибудь подходящее, но так и не нашли.
– Подсади меня, – скомандовал майор солдату, готовясь взобраться. – Хочу заглянуть в окно.
Водитель окинул взглядом мощную фигуру дежурного и отступил. Офицер, видя замешательство бойца, присел сам. Водитель стал ему на спину, вскарабкался на подоконник и всмотрелся.
– Он лежит на диване, – в ужасе прокомментировал солдат.
– И что?
– Не знаю, может, спит, а, может, помер…
– Типун тебе на язык, – майор от напряжения шевельнулся, воин рухнул на землю. – Если что, прокуратура затаскает, – испугался он и предложил: – Пошли дверь ломать.
Через несколько минут послышались шаги в коридоре. Серебров напрягся, вслушиваясь, что происходит за дверью.
– Фельдшер уже бежит, – доложил помощник дежурного. – Может, пока дверь не ломать?
– Постучим еще раз, – согласился майор, настойчиво дернул за дверную ручку и громко позвал: – Товарищ полковник!
В ответ – тишина. Глаза Сереброва стали слипаться – видимо, начинало действовать снотворное. Сквозь наступающий сон он еще слышал, как пришел фельдшер, как долго совещались, каким инструментом вскрыть дверь и где его взять. Наконец, сознание покинуло Вячеслава, он вздохнул и провалился в какую-то яму.
Очнулся командир в медицинской палате. Дернул рукой и едва не уронил капельницу. Глаза медсестры засветились радостью. «Товарищ подполковник, он пришел в себя!» – крикнула она кому-то в коридоре. В проеме двери разом появились Говорков и Солопов. В накинутых белых халатах они застыли на пороге и радостно переглянулись.