Валерий Васильевич Букрин
Пятьдесят оттенков хаки
– Меня родители тоже ценят и любят, – обиделась Бедоносова. – Я вон от напряженной работы даже захромала.
– Соболезную.
– Но пришла я совсем по другому поводу, – насупилась гостья. – Помнишь, ты снимала сюжет про моего сына?
– Да, мы рассказывали о войсковой стажировке.
– А сейчас Сережа распределяется. Может, попросишь генерала за него? Скажи, толковый, мол, парень, перспективный, надо помочь ему получить направление на космодром.
– Не обижайтесь, Анна Алексеевна, но это не в моей компетенции: не тот уровень, знаете ли. Я даже не решусь заговорить с Митрофановым на тему, кого и за какие заслуги брать на космодром.
– Боишься его что ли?
– Соблюдаю субординацию. В армии иначе нельзя.
– Да брось ты! Все знают, что тебе как раз все можно.
– Это почему же?!
– Потому что ты крутишь романы со всем руководством сразу! Жены всех начальников на тебя в обиде! Я вот тебя всегда защищаю, а, выходит, зря! Ты отказываешься помогать добрым людям. Смотри, генеральша и на тебя порчу нашлет. Ада на всех, кто рядом с мужем хоть раз постоял, напасти насылает, – глаз Анны нервно задергался.
Возмущение Бедоносовой покатилось бы в гору, но, к счастью Маши, в холле внезапно появился Тополевский. Заметив полковника, гостья переметнулась к нему:
– Андрей! Командир обещал мне похлопотать за сына.
– Очень рад за вас, – сухо ответил тот.
– Замолви перед ним слово и проследи, чтобы он сдержал обещание!
Тополевский усмехнулся и шагнул в приемную.
Митрофанов стоял у окна своего кабинета и наблюдал за играми детей, которые устроили на плацу веселый балаган. Молодая учительница безуспешно пыталась призвать их к порядку или загнать в автобус, но никак не могла справиться с этим до тех пор, пока рядом не появилась разъяренная Бедоносова. Она схватила за ухо самого прыткого из мальчишек и обвела строгим взглядом гарцующих рядом подростков. Школьники как по команде застыли. Анна кивнула на автобус и командным голосом зычно рявкнула: «А ну-ка по местам! Раз, два!» В мгновение ока плац опустел. Командир недовольно сжал кулаки:
– И создает же бог такое дерь…
– Илья Федорович, вот документы, – удержал его от комментариев Тополевский и протянул увесистую папку.
– Она ведь и ко мне прорвалась! – побагровел от возмущения командир. – Помоги ей, видите ли, сына распределить на космодром. И это после той грязи, которую она ушатами льет на нашу семью!
– Сын-то у нее действительно хороший парень, – заступился Андрей.
– Считай, что ему крупно не повезло! – не дослушал генерал и, как отрезал, подытожил: – Дети сволочей на космодроме служить не будут! Я уже дал соответствующее распоряжение начальнику отдела кадров…
Глава двадцать третья
Стемнело. Включили уличное освещение. Маша и Андрей, не сговариваясь, посмотрели на часы.
– Приглашаю тебя в кафе! – обнял жену Тополевский. – Устроим себе романтический ужин.
– А почему нет? Ведь тебе скоро улетать.
Официантка принесла меню, сделали заказ. За столиком у входа скандалил подвыпивший клиент. Для разрешения конфликта к нему пригласили администратора. Суть его спора была не ясна, но мужчина настоятельно твердил слово «рэкет».
– Кстати, о каком таком рэкете бубнил Никита? Шутка или требуется вмешательство? – вспомнил Андрей.
– Обычный солдатский прикол. На железнодорожном переезде машинист тепловоза раскрутил его на курево. И остался мой оруженосец без любимых сигарет. А их недостаток портит ему настроение, пожалуй, даже больше, чем отсутствие женщин. Выйдя от нас, он ведь сначала в ларек свернул, а уж потом – к барышне…
…«Волга» с телевизионщиками затормозила перед переездом, где подозрительно долго маневрировал тепловоз. Железная махина без всякого на то объяснения передвигалась вперед-назад, время от времени издавая протяжные гудки. Машинист выжидательно поглядывал в сторону автомобиля. Так продолжалось с пяток минут. Олег с Машей с пониманием переглянулись и улыбнулись. Никита нахмурился, извлек из кармана пачку сигарет и собрался покинуть салон. «Воздержись», – предостерегла его Маша. Но приятель только отмахнулся и нервно затянулся. «До финиша рукой подать», – констатировал водитель, наблюдая за поединком взглядов солдата и гостя. Спустя несколько минут оператор не выдержал и посмотрел на компаньонов:
– Ну, и долго он собирается играть со мной в гляделки?
– Теперь все зависит исключительно от тебя, – усмехнулся Олег. – Солдат по номерам знает, что в машине гражданские – прикалывается.
– Что ты имеешь ввиду?
– Будет стоять на переезде, пока не угостим его сигаретами.
– Моими? – оглянувшись, с обидой в голосе уточнил пассажир.
– А я не курю, – напомнил Олег. – Маша, по-моему, тоже.
– А в объезд никак?
– Увы, дорога только эта.
– Я пыталась тебя удержать, – напомнила журналистка.
– Могла бы сказать открытым текстом.
– Можно подумать, я с ним в сговоре! Когда-то слыхала про солдатские приколы, не более того. Думала, обычные байки.
– И почему люди не летают? – Никита извлек несколько сигарет.
– Не продешеви, – иронично предостерегла Маша. – Иначе заночуем.
– Без курева я от кислородного отравления могу окочуриться!
– Поднесем к выхлопной трубе, – рассмеялся Олег.
– Все вы тут заодно.
– Просто так совпало, и нам не повезло.
– Зато ему повезло, Маня!
– Вот он и не упускает шанс! Не жмись. Ты один тут курящий.
– «Чуть что, все косой»! – Никита сунул за уши по сигарете, и шутливо поднял вверх руки. – Ну, все, служивый, твоя взяла!
Он бросил солдату пачку. Парень внимательно изучил марку сигарет, уважительно цокнул и что-то показал жестами.
– Не понял? – обернулся к сидящим в машине Никита.
– Добавки просит, – перевел Олег. – Видит твою заначку.
Возмущенный оператор протянул солдату еще две сигареты.
– Прямо рэкет в погонах, – пожаловался он партнерам.
Машинист жестом поблагодарил гостя и послал Маше воздушный поцелуй. Тепловоз дал прощальный гудок и тронулся с места.
– Поцелуи тебе, а сигареты с меня, – возмутился Никита, забираясь на заднее сидение. – И хоть бы кто заступился! Сплошные поборы: дома – гаишники, здесь – солдаты. Отпад!
– Аппетиты гаишников круче! – не удержался от комментария Олег.
– В части везете меня прямо в магазин! Я без сигарет работать отказываюсь – у меня профессия вредная!
– В магазин мы, конечно, заедем, не вопрос. Но твои любимые сигареты найдем там вряд ли, – предупредила Маша.
– Маня, ты на что это намекаешь? В войсках уже не курят?
– Ну, почему же. Просто такие сигареты в армейском магазине днем с огнем не найдешь. Солдатам папиросы выдают бесплатно, а офицерам подобные траты не по карману: их достаток оставляет желать лучшего.
– Офигеть! Министр обороны не так давно утверждал, что даже лейтенант получает штуку баксов.
– Его ввели в заблуждение, – усмехнулась Маша.
– Неужели офицерское жалование… совсем того…
– Оклад уборщицы банка раза в три выше генеральского. А российский солдат даже бомжу позавидует, – пояснил Олег.
– Иди ты! У нас же контрактная армия!
– У кого у вас? Солдат получает раз в двести меньше тебя.
– Маня, он что, меньше пачки моих сигарет зарабатывает?
– Заметь: в месяц
– Серьезно?! – поперхнулся гость. – А что руководство?
– Местное сочувствует, но как тут поможешь? Нормы довольствия устанавливает Москва. А чиновники из арбатского военного округа докладывают президенту, что армия обеспечена всем необходимым, – посетовала коллега. – И на паперти, заметь, здесь тоже не подают, так как прихожанки – жены военнослужащих. Сами нуждаются.
– Раньше офицерам платили за сложность и напряженность, – поддержал ее Олег. – И получали больше те, кто служил в далеких точках. А теперь хорошо платят только своим.
– Это кому же? – уточнил оператор.
– Судя по окладам чиновников центрального аппарата, самое напряженное место в России – Москва, – усмехнулась Маша.
– Чудеса, да и только. С телеэкранов все выглядит куда оптимистичнее. Твои коллеги, Мария, безбожно врут, – возмутился Никита.
– Но не я же! Я вообще стараюсь во всем найти позитив, а рапортовать о мнимых достижениях не умею и не желаю.
Оператор кивнул и, не найдя сигарет, обреченно вздохнул:
– Все! День пошел коту под хвост.
– Ничего. Вечером тебя утешит прелестная «кошечка».
– Маня, без курева я перестаю ценить даже юмор! Поехали!
Олег скрыл улыбку и завел двигатель.
– Сегодня никаких съемок с крыши МИКа, – напомнила журналистка. – Я обещала мужу не лазать на высоту.
– Приплыли! Не кури, не снимай, может, и дышать тоже нельзя? – запротестовал напарник. – Я вот тебе советов по тексту не даю!
– А ты попробуй, может, я и прислушаюсь.
– Лично мне в них все нравится.
– Меня твоя работа тоже устраивает.
– То-то! Потому я полезу, куда наметил, хоть режь! Но при условии, что ты стрельнешь для меня парочку сигарет.
– Ты – чудовище.
– А кого еще могли поставить в пару с красавицей?
– Так и быть, стрельну.
– Уговорила, рисковать буду один, – подмигнул оператор и жалостливо заметил. – Ведь обо мне, одиноком, ограбленном человеке, побеспокоиться некому. Хотя мне по фигу, что на земле, что в облаках – был бы клевый ракурс.
– Только поторопись – мне еще мужа в полет собирать.
– В космос что ли намылился? Корабль ведь порожняком отчалил.
– Не умничай! В столицу он летит, в Москву, самолетом. Людей запускают пока только с Байконура.
– Плавали, знаем. Еще немного, и я стану экспертом по космосу. Пойду в картину консультантом. Возьмешь?
– Как вам можно отказать, мессир?
По приезде в часть Никита влез на дерево и стал снимать панорамные зарисовки, а Маша, как и обещала, направилась на поиски сигарет. Самые приличные нашлись только в финслужбе. Армейские финансисты по-прежнему жили лучше испытателей…
На удивление, посетителей в кафе было много. В основе своей это были достаточно молодые люди. Андрей незаметно изучал публику.
– По-моему, достаток нынешних лейтенантов не так уж мал, – заметил он. – Хватает на ужин в кафе. Мы себе такого не позволяли.
– Судя по чисто мужским компаниям и гарниру без мяса – это обычные холостяки. Перекусить негде – столовых не стало. Семью создать проблематично – девушек, желающих уехать в тайгу, можно пересчитать по пальцам. Ни денег, ни жилья, ни перспектив.
– В нашу бытность лейтенантами проблемы были те же, но мы не делали скидок на трудности, – Тополевский что-то вспомнил и улыбнулся. – Хотя отдельные «деятели» были всегда…
Глава двадцать четвертая
…На построение боевого расчета первого после катастрофы пуска прибыл генерал Петров. Проходя вдоль строя, он до боли остро ощутил понятие «звенящая тишина». Сотни глаз с тревогой следили за начальником полигона. Застывшие на морозе лица боевых товарищей были непроницаемы. Петров в волнении обратился к расчету, стремясь в каждом стоящем перед ним растопить предательский ледок страха и неуверенности: «Эта первая боевая работа после страшной трагедии, случившейся на соседнем старте. Она унесла жизни сорока восьми наших товарищей. Я сознаю, как непросто вновь заставить себя работать на однажды взбунтовавшейся технике. А потому прошу выйти из строя тех, кто не чувствует в себе должной уверенности. Вы все будете правильно поняты». Мгновения ожидания оказались сродни вечности. Секунда, другая, третья. Строй не шелохнулся. «Тогда к бою!» – отдал команду генерал.
Волгин со своим расчетом работал на кабине обслуживания.
– Ракета-носитель заправлена перекисью водорода, – разнеслось над стартом по громкой связи.
– Двадцать четвертому провести уравнивание перекиси водорода, – услышал в своем шлемофоне Антон.
– Есть провести уравнивание! – доложил он.
Пробираясь сквозь гирлянды заправочных шлангов, Антон оступился и, случайно коснувшись корпуса фильтра перекиси, обжег руку. «Что за чертовщина?» – вздрогнул старлей, подув на ладонь. Догадка пришла мгновенно: в заправочных магистралях шла самопроизвольная реакция разложения перекиси, и до беды оставались считанные минуты. Волгин схватил стоявшее рядом ведро и плеснул его на корпус фильтра. Вода, испаряясь, зашипела.
– Боевому расчету покинуть стартовое сооружение! – прокричал он в шлемофонную связь и обратился к руководителю пуска: – Первый, я двадцать четвертый. Обнаружил перегрев перекиси в заправочной магистрали бокового блока. Дайте команду на ее немедленный слив. Принимаю меры к локализации места перегрева.
Антон сорвал с себя шлемофон, который из-за связного провода ограничивал его действия, и бросился к другим ведрам воды, которые по правилам безопасности размещались у каждого из пяти блоков ракеты. Офицер едва успевал сбегать за очередной порцией воды и вылить ее на злополучный фильтр, не давая ему нагреваться сильнее. Что в это время творилось на старте, он в пылу работы не видел. Когда услышал, как перекись потекла из магистралей в специальный сливной колодец, на мгновение силы вдруг оставили его: Антон поскользнулся и упал. Из злополучного заправочного рукава на него попали остатки не слившейся перекиси. Он окатил себя с ног до головы очередным ведром воды, но меховую одежду это не спасло. Она напоминала дерюгу, изрешеченную крупной дробью. Несмотря на это, лицо Антона озарила счастливая улыбка: «Успели!»
На построение боевого расчета после несостоявшегося пуска Волгин вынужден был выйти в испорченном меховом комплекте, отчего стал не в первую шеренгу, как это положено офицеру, а замаскировался в конце строя, в солдатских рядах. Надеждин заметил это.
– Старший лейтенант Волгин, выйти из строя! – скомандовал он.
Антон, не скрывая досады за свой внешний вид, вышел из-за солдатских спин строевым шагом. Вслед ему раздались ехидные смешки. Вид мокрой курицы, не успевшей привести себя в порядок, вгонял в краску и самого офицера. «Зачем же еще позорить перед всей частью?» – в недоумении подумал он.
– Отставить смех! – грозно прервал командир. – Кого-то развеселило, что товарищ Волгин выглядит сейчас так странно? – его вопрос повис в воздухе. – А между тем, он совершил героический поступок, – Надеждин осмотрел строй. – Когда на корпусе фильтра перекиси от перегрева появились цвета побежалости, Волгин мог и должен был покинуть старт, как того требуют правила безопасности, – командир выдержал паузу. – Но он не сделал этого, а принял единственно возможные меры и предотвратил неминуемый взрыв. Тем самым сохранив весь ракетно-космический комплекс и наши с вами жизни, – полковник подошел вплотную к Антону. – Не стесняйся своего вида, товарищ старший лейтенант! Ты – настоящий герой, – и он пожал офицеру руку.
Строй слушал затаенно. Каждый на мгновение представил жуткую картину после трагедии, и тем ценнее становились действия этого насквозь промокшего человека.
– Начальнику штаба подготовить представление о награждении старшего лейтенанта Волгина государственной наградой! – приказал командир и добавил, обращаясь к Антону: – Встать в строй!
Те три шага, что офицер преодолел до своего места в строю, он запомнил надолго. Ему, простому старшему лейтенанту, товарищи аплодировали, будто Герою Советского Союза. На глазах Антона появились слезы. Скрывая их, он опустил глаза.
После проведения заключительных операций на старте Митрофанов, Тополевский и Волгин собрались идти на мотовоз. Антон надел остатки мокрой меховушки, но тут же сбросил ее. На полу образовалась внушительная лужица. Тополевский печально посмотрел на то, что осталось от куртки, и предложил:
– Не хочешь брать мою, пошли на вещевой склад, попросим новую. Смотри, какой мороз. Ты свалишься с воспалением легких.
– Это бесполезно, у Буратины сейчас и снега не допросишься.
– Давайте так, – предложил Митрофанов, – вы дуйте на склад, а я забегу в казарму и на всякий случай захвачу для Антона свою старенькую шинельку. Лучше, чем ничего. Встречаемся в мотовозе.
В складском помещении было немногим теплее, чем на улице. Начальник вещевого склада прапорщик Буравин, за длинный нос и постоянные ссылки на героя детской сказки в простонародье именуемый «Буратина», подняв воротник новехонькой меховушки, сидел прямо на столе и с аппетитом уплетал тушенку. Ни слова не говоря, он мельком посмотрел на гостей, нехотя отставил банку в сторону и жестом предложил Антону показать куртку.
– Хана, – сплюнул он. – Загубил ты, паря, вещь. Пиши – пропало.
– Палыч, будь человеком, замени Антону куртку! Как ему на старте работать в такой мороз? – простодушно предложил Андрей.
– Наслышан я про ваши подвиги, – хмыкнул служивый. – Куртки в перекись совать вы все герои. А я потом добывай для вас новые. Амуниция, дорогой мой, на деревьях не растет, – ответил прапорщик категорическим отказом. – И я вам не Буратина, чтобы сажать куртки на Поле чудес. Так что жди, Волгин, следующей выдачи.
Антон потупил глаза и вышел со склада как оплеванный.
– Я же говорил, что у него даже зимой снега не выпросишь!
– Выдаст Буратина тебе куртку, никуда не денется, помяни мое слово, – пообещал другу Тополевский.
Уже на следующий день перед заступлением в караул Андрей приступил к операции «Возмездие». Зная, что Буравин уходит на мотовоз загодя, старлей дождался, пока тот опечатает склад, незаметно пробрался к двери и нарушил целостность слепка с печати. Во время приема караула разводящий доложил Тополевскому о нарушении.
– Вызывайте на склад Буравина, – потребовал офицер.
– Товарищ старший лейтенант, он уже в мотовозе готовится «козла» забивать, – посмотрел на часы сержант.
– Успеете. Вызывайте!
Через некоторое время, дрожа от возмущения, в комнату ворвался Буратина.
– Где начальник караула? – нервно уточнил он у солдата, не обнаружив на месте Тополевского.
Весь дерганный и крученный, Буравин начал шнырять по караулке, заглядывая в каждое помещение. Он беспрестанно смотрел на часы и, чувствуя, что опаздывает на мотовоз, тихо матерился.
– Слушай, – взорвался он, найдя, наконец, Андрея, – давай быстрее – я же опаздываю!
– А что у вас за вопрос? – «удивился» сослуживец.
– Ты чего дурака валяешь? Кто меня вызвал склад опечатывать!
– Так это вы склад не сдали? – как можно равнодушнее уточнил начальник караула. – Предъявите документы!
– Ты что, издеваешься? – опешил Буратина, но не стал спорить и достал удостоверение личности. – На!
Андрей не спеша взял документ и принялся его изучать.
– Иван Павлович, а где документы, подтверждающие ваше право на вскрытие-закрытие вещевого склада? – уточнил он.
– Не понял! Ты что, забыл, кто я такой?
– Успокойтесь, пожалуйста! – повысил голос Андрей. – Напоминаю вам, что военнослужащие по службе должны обращаться друг к другу на «вы», – он жестом остановил попытку Буравина возразить. – Если вы не предъявите соответствующих документов, буду вынужден задержать вас и доложить по команде.
– На складе у меня эти бумажки, – поник прапорщик. – Выпускай… – он осекся, – выпускайте меня отсюда. Сейчас принесу.
– Выпустите прапорщика Буравина, – приказал Андрей караульному.
Иван вернулся только через четверть часа и протянул изрядно помятый листок бумаги. Тополевский поднес затертый клочок к настольной лампе, пытаясь изучить содержимое.
– Ну и вид у вашего документа, – усмехнулся он, оглядываясь в поисках авторучки.
Буравин бросился к столу и услужливо протянул ее Андрею. Но старлей «нечаянно» уронил находку. Прапорщик взвыл от обиды и полез под стол. Тополевский принялся за изучение ведомости.
– Побыстрее нельзя? – не выдержал начальник склада.
– Я что, каждый день ее заполняю? Вы вон столько лет сдаете свой склад под охрану, а сегодня вот не опечатали.
– Какая-то сволочь слепок сорвала. Найду, мало не покажется!
– Дело ваше, а я свое привык делать, как положено.
– Чего там «положено»? Распишись вот здесь и отпускай меня – мотовоз уйдет! – ткнул прапорщик в ведомость.
– Опять шумим? – строго посмотрел на него Тополевский.
– Пиши уж! – сорвался на визг Буратина.
– Спокойствие, только спокойствие, – Андрей взял ручку и, не спеша, разборчиво вывел свою фамилию и роспись.
– Ну, я побег, – подхватился Буравин, вылетая за дверь.
– Попутного ветра!
С улицы донесся протяжный гудок отходящего поезда. Буратина заревел белугой, зачем-то глядя на часы, и поплелся в общежитие части.
Ближе к ночи Тополевский, проверив посты, вернулся к караульному помещению и закурил. Неподалеку была слышна сбивчивая речь: через негустой лесок по направлению к командирской бане шли прапорщики из тыловых служб с березовыми вениками под мышками. Заметив среди них Буратину, бережно несущего поклажу, Андрей усмехнулся и направился следом. Никем не замеченный, он вошел в предбанник и огляделся. На крючках поверх одежды висели одинаковые вафельные полотенца. И лишь на дальней скамейке лежало аккуратно сложенное махровое полотенце, белое, с широкими синими полосками по бокам. Рядом стоял пакет, тщательно упакованный и перевязанный бечевкой. Это были лотки с яйцами, каждое из которых было бережно завернуто в газетку. Андрей изучил пожитки Буравина и хитро улыбнулся.
Через некоторое время в предбанник ввалились распаренные прапорщики. Буратина аккуратно отодвинул в сторону лоток, сел на скамейку и сладко потянулся. Сосед посмотрел на его полотенце.
– Палыч, где такую шикарную вещь оторвал? Нам, вроде, только вафельные полагаются.
– Места знать надо, – зарделся от удовольствия тыловик.
– А яйца что ли сам снес?
– В деревне достал.
– И почем?
– Военная тайна! – прапорщик стал растираться полотенцем.
Вдруг его тело покрылось синюшными пятнами. Приятели с изумлением рассматривали Ивана. Не замечая этого, он покрякивал и пофыркивал от удовольствия. Но, видя оторопь товарищей, замер:
– Чего уставились? Мужика что ли голого не видели?
– Плохи твои дела, Палыч. На тебе трупные пятна.
– Чего? – Буравин осмотрел себя и охнул. – Что за хрень?
Он потер пальцем ногу и выругался.
– Твою мать! Химический карандаш! Прикалываетесь, мужики?
– А причем тут мы? Ты вошел последним, мы уже мылись.
– И никто никуда не выходил.
Возразить Буравину было нечего. Он взял мыло и вернулся в душевую. Его ругань перекрывала шум воды.
Пустынные улицы ночного города встретили Ивана безрадостно. Оглядываясь, он вошел в подъезд с синюшными пятнами на лице и украдкой поднялся по лестнице, боясь встретиться с соседями. Но, как назло, на площадку с лаем выскочил щенок. Прапорщик шарахнулся вверх. Вышла заспанная и нечесаная соседка и, зевнув во весь рот, посетовала: «Покоя от тебя нет, окаянный!» Буравин не успел вставить ключ в замок, как дверь квартиры распахнулась. На пороге со скалкой в руке выросла могучая фигура жены:
– Ну и где тебя носило? – грозно взревела она, но при виде синего лица мужа как-то разом обмякла. – Это кто же тебя так отделал?
– Зайка, это карандаш, – заюлил Буратина. – Химический. Сейчас отмою, – он просочился в ванную комнату и уже оттуда похвалился: – Забери на входе лоток с яйцами, должно быть аж по два желтка!
Через минуту жена безжалостно влепила ему затрещину: «Допился до чертиков, сволочь!» Буратина вбежал на кухню и обомлел – вместо яиц в лотке была упакованная в газету картошка!
Днем, когда Тополевский руководил заряжанием оружия караульных, из-за ограды его фамильярно окликнул прапорщик Чумаков – начальник склада компонентов топлива.
– Старина, подожди минутку, – обернулся на знакомый голос Тополевский и скомандовал смене караула: – На посты шагом марш!
Пропустив вооруженных людей, прапорщик заглянул в калитку ограждения караульного городка.
– Чего тебе надобно, старче? Хочешь угостить лимонадом? – видя в его руках бутылку, уточнил Андрей. – С ночной пирушки никак остался?
– Какой пирушки? – не понял Чумаков.
– А ты разве ночью не был в командирской бане?
– Ты чего! Я дома ночую…
Он протянул Андрею бутылку.
– Это пергидроль для Митрофанова, он просил оставить у тебя.
– Зачем? – удивился Тополевский.
– Ты что, не в курсе? Это же лучшее средство для отбеливания белья. Ада наказала Илюхе пустому домой не возвращаться.
Андрей перенес бутылку в комнату начальника караула и благополучно забыл про нее.
После обеда в караул с проверкой прибыл помощник дежурного по части Синяк. Тополевский встретил его на входе и стал докладывать по-уставному. «Погодь, – перебил его офицер. – Ничего не соображаю: в горле после вчерашней пьянки все пересохло. Дай что-нибудь глотнуть». Андрей пропустил проверяющего вперед, а сам задержался, отдавая указания караульному. Синяк снял фуражку и швырнул ее на стол, едва не сбив бутылку с пергидролью. «Во!» – радостно воскликнул он, хватая «лимонад» и утоляя жажду. В следующее мгновение бедолага едва не снес Тополевского. Он промчался мимо с ошалелым видом и выпученными глазами. Его губы тюльпаном были вывернуты наружу. Синяк выскочил на улицу, издавая хрипящие звуки и выплевывая изо рта пенящуюся ядовито-шипящую жидкость. Оторопелым взглядом он искал спасения. Сплюнув на валяющуюся под ногами метлу, вздрогнул от ужаса – та воспламенилась. Солдаты в стороне покатывались со смеху. Тополевский мгновенно смекнул, в чем дело. Схватив бедоносца в охапку, он оттащил его в умывальник. Проточная вода была кстати. Глотнуть адской смеси Синяк, к счастью, не успел, но небольшой химический ожог получил.
– Сходи в медпункт, – предложил ему Андрей.
– Нет, – одними губами открестился испуганный сослуживец и умоляюще сложил руки. – Только никому ни слова.
Но уже назавтра эта история разнеслась по части. Во время обеда в столовой к Синяку подсел Митрофанов. На его подносе вместе с борщом и котлетой вызывающе сверкала бутылка лимонада. Увидев ее, приятель нервно закашлялся и выскочил вон. За его спиной раздался дружный хохот. Когда установилась тишина, из-за раздаточного окошка послышался звонкий голос местной поварихи:
– Подхожу и глазам своим не верю – на крылечке коробка, а в ней аккурат три десятка яиц. Свеженькие, крупные, домашние, только из-под кур. А рядом записка: «Для усиления рациона питания личного состава части». Чудеса! И кто это такой добрый? – она загремела тарелками, что-то уронила, и ее предположения потонули в грохоте кастрюль.
Буратина, сидевший за столом в гордом одиночестве, поперхнулся и от неожиданности выронил ложку. Борщ яркими пятнами растекся по его кителю. Прапорщик нецензурно выругался.
Вечером, поглядывая на часы, Иван дежурил возле склада до последнего. Когда ведущая к мотовозу тропинка опустела, а где-то неподалеку подал гудок тепловоз, Буравин проверил целостность печати и трусцой бросился на платформу.
Проводив противника взглядом, Тополевский выбежал из-за угла, вырвал из пластилина нить и помчался на посадку прямиком через лес. У мотовоза он появился несколькими секундами раньше Буратины и намеренно попался тому на глаза, уточнив, который час. Иван ответил, косясь краем глаза на тропу. Он хотел вычислить, кто придет последним. Но его наблюдения результатов не принесли. Полагая, что все в порядке, счастливый прапорщик, войдя в вагон, расслабился и плюхнулся на сидение: пронесло. Мотовоз загудел и начал движение, но очень скоро стремительно затормозил. Пассажиры удивленно посмотрели на вошедшего в вагон дежурного по станции.
– Прапорщик Буравин есть? – с порога уточнил сержант.
– Я, – встрепенулся Палыч.
– Вас просят прибыть в караул. Ваш склад не опечатан.
– Не может такого быть! – взревел Буратина, бросаясь к выходу.
Тополевский сочувственно подал бедолаге фуражку.
В субботу, едва дождавшись открытия спортивного магазина, Буравин оказался в нем едва ли не единственным покупателем. Он с любопытством прошелся вдоль витрин, примерился к гантелям, несколько раз выжав их, но положил обратно и стал изучать гири. Найдя самую маленькую, Палыч подержал ее на вытянутой руке и для убедительности сделал несколько круговых движений. Но и эта спортивная принадлежность не нашла в его истерзанной душе должного отклика. Иван вздохнул и двинулся дальше. И тут ему на глаза попались боксерские перчатки. Прапорщик блаженно зажмурился и потер нос – вот оно, то, что надо! Сделав несколько выпадов, он расплылся в улыбке, на мгновение представив, как выскочит из-за угла и молниеносно нокаутирует обидчика, когда тот будет срывать со склада печать. Буратина победоносно прищурился, наслаждаясь картиной неизбежного триумфа: поверженный противник лежал на земле и молил его о пощаде.
Вопрос продавщицы, будет ли он делать покупку, вывел Ивана из забытья. Взглянув на ценник, мститель вздохнул с нескрываемым сожалением – для скромного бюджета его семьи вещица была явно дороговатой. Делать нечего: он вернул перчатки на полку и отправился дальше. Но удачная находка глубоко проникла в его воспаленное сознание. Буравин тщательно изучил ассортимент спортивных товаров, но так и не нашел достойной замены. Он оглянулся – перчатки символом грядущей победы грозно возвышались над прилавком и даже на расстоянии вселяли в него какую-то особую уверенность. Буратина вернулся, снова примерил их, неуклюжим лосем проскакал вокруг висящей рядом груши, взял только правую и двинулся к кассе.
– А вторую? – безразлично поинтересовалась девушка.
– А, мне и одной достаточно! – небрежно отмахнулся Иван.
– Дело ваше, можете не брать, но мы пару не разбиваем, так что платить все равно придется за обе.
– Это почему же? – нахмурил брови разочарованный покупатель.
– А кто потом одну перчатку купит? – возмутилась кассир. – Мужчина, не тяните время! Берете обе или как?
– Обе! – выкрикнул Палыч и вернулся за второй.
Дома он положил покупку на полку для обуви, чтобы ненароком не забыть утром, и приступил к жарке картофеля. Жена привела из школы сына. Мальчик с упоением втянул воздух, радостно потер руки, а, заметив боксерское снаряжение, запрыгал от радости: «Вот это да!» Мать недовольно посмотрела на ценник и побагровела.
– Это что такое? – ворвалась она на кухню, размахивая перчатками, как боевым стягом.
– Орудие возмездия, – Иван на всякий случай прикрыл голову.
Но было поздно: жена, не метясь, въехала ему со всего размаха прямо промеж глаз.
– Возмездия, говоришь? – уточнила она. – К бою!
Через полчаса под глазом главы семьи распустился цветастый фингал. Когда домашние сели за стол, Буравин робко заглянул в кухню. Супруга и сын смачно доедали приготовленный им же картофель. Иван боком просочился вдоль стены и робко потянулся к буфету. От взгляда благоверной лямка его майки безжизненно упала ниц. Буратина нырнул на табурет и втянул голову в плечи. Его вторая половина с издевкой водрузила перед носом мужа тарелку с боксерской перчаткой. Вступать с ней в спор или переговоры было бессмысленно. Сглотнув слюну, Иван попятился к выходу.
Еще час жена намерено долго возилась на кухне, проверяла уроки сына, перекладывала содержимое шкафчиков и, выражая свое недовольство, отчаянно гремела посудой. Когда она приступила к стирке, прапорщик ястребом кинулся к холодильнику. Опустевшие враз полки украшала одинокая боксерская перчатка. Вторая покоилась в контейнере для хлеба. Иван не стал дальше испытывать судьбу и сунул в рот горсть геркулесовых хлопьев.