Валерий Васильевич Букрин
Пятьдесят оттенков хаки
– Куда мне столько, девочки?! Лучше вас порадую.
– Дают – бери, – рассудила Яна. – Лично я не откажусь! Только, чур, не говорить, что цветы от тебя! – потребовала она. – Пускай Серега позлится и покусает себя за локти!
– Счастливая ты, Маша! – мечтательно вздохнула Карина.
– А еще наш гость сделал мне интересное предложение… – Маша театрально выдержала паузу. – Да-да, весьма заманчивое.
– Замуж? – у Яны прямо-таки дух перехватило.
– Я же сказала: заманчивое. Он предложил мне целый канал на телевидении. Оказывается, в Австралии полно эмигрантов, а русскоязычных программ для них нет. Эд готов заполнить эту нишу. Говорит, дело весьма прибыльное и надежное – у них на континенте интерес к нашей культуре и языку огромный.
Маша посмотрела на застывших от предвкушения подруг.
– А ты? – осторожно поинтересовалась Карина.
– Обещала подумать…
– Ну и? – хором напряглись дамы.
– Решила… остаться, – и пояснила: – Присяга не позволяет.
– Машка, ты – дура! – первой взорвалась Яна. – Упустить такую возможность! Нет, чтобы о нас подумать! Мы бы с детьми на каникулы к тебе приезжали, в океане бултыхались…
– Яна, прекрати! Может, не лежит у нее душа к чужеземцу!
– А у нее она ни к кому не лежит! Копейки на родине считать, да зарплату ждать по три месяца лучше? – она стала метаться по комнате. – Помните анекдот про актеришку, который отказался сниматься в Голливуде из-за новогодних утренников? Мне кажется, Машка, это твой родственник! Ей, видите ли, не нужен австралийский зритель, потому что она не в состоянии расстаться с гарнизонной публикой! Кто еще расскажет горожанам о героических буднях космодрома? Разве без Машкиных комментариев спутник улетит? Ни в коем разе: глянут, что ее нет, и отменят пуск! Ну, разве не дура?!
Маша с улыбкой наблюдала за волнением подруги.
– Тебе за тридцать, подумай о будущем! Ты не в столице живешь.
– В столице космодрома.
– Брось ты эти свои агитки! Здесь тайга, где ни у тебя, ни у твоего сына нет ни малейших перспектив. В кои-то веки тебе представился шанс круто изменить жизнь! Ан, нет! У нее «елки»!
– Человек имеет право быть патриотом! – возразила Карина.
– Патриотом – да, но не идиотом! Себя хоронишь, о Мишке подумай. Что его ждет? Папаше он на дух не нужен. Окончит школу, поступит в институт и все, пиши – пропало. Останешься здесь до скончания света. Квартир на большой земле не дают даже тем, кто жизнью рисковал. А твое оружие – слово. За него льготы не полагаются. Через пару лет будешь кусать локти от одиночества. Вот тогда ты вспомнишь и австралийца, и немца, и черта лысого, но, увы!
– Да не выпустят меня за границу ни при каких обстоятельствах! – не выдержала ее напора Маша. – Я же военнослужащая.
– Что, особые органы уже намекали? – испугалась Яна.
– А то я сама не знаю! – она вдруг расплакалась.
Карина с упреком покрутила пальцем у виска Яны. Через какое-то время рыдали уже втроем.
– Девочки, что же мы такие неудачницы? – размазывала по щекам слезы Яна. – Ни принца, ни белой лошади, ни денег…
– Ни костюма химзащиты, – вставила Маша. – Продал, подлец, а мне плати и отвечай!
– А ты в ответ продай что-то из его вещей, – посоветовала Карина.
– Так ведь ничего нет, – Маша вдруг задумалась и извлекла из соусницы массивное обручальное кольцо. – Кроме этого.
– Тяжелое, – прикинула Яна. – Зачем ему такое массивное?
– Свекровь говорила, что это семейная реликвия. Золото, вроде, какое-то старинное, ручной работы.
– А говоришь, ничего нет! Химзащиту точно компенсирует.
– Гадко все это, – заупрямилась Маша. – Не умею я так.
– Передадим ультиматум через моего Серегу, – предложила Яна.
Часы показывали далеко за полночь. Маша убрала кольцо на прежнее место и достала постельное белье.
– Дискуссионный клуб закрыт – пора в опочивальню. Вы – на диване, а я – на перине на полу. И не спорить!
– А что это за бумажка? – Яна подняла с ковра квитанцию.
– Нашлась-таки, – обрадовалась Маша. – Мне ставят телефон.
– Вот что значит быть ближе к начальству!
– Он служебный. Тополевский пробил. Надоело отправлять ко мне посыльных. К нам же высокие гости прибывают в любое время суток.
– А почему Андрей Васильевич? Ты же у Теплова служишь!
– Работу пресс-центра курирует Тополевский.
– Ой, смотри, подруга, что-то здесь нечисто.
– Нечего смотреть. У него своя пассия.
– Не смеши меня! – не поверила Яна. – Ему давно пора в монастырь.
– В женский, – обиженно уточнила Маша. – Полковник не только пьет чай с одной моей знакомой, но и дарит ей подарки.
– Не может быть! – прижала ладони к щекам Карина.
– А вот и может. Я это точно знаю!
– Видела, как дарил? – не скрывая интереса, уточнила Яна. – То-то. Со слов знаешь. Бьюсь об заклад, что твоя знакомая все выдумала.
– А вот и нет – Тополевский, к слову, на работу возит полную машину дам! Свободного места не отыщешь.
– Просто он джентльмен и не может проехать мимо тех, кто «голосует» на перекладе, – заступилась Яна. – Это, кстати, хорошая черта. Другие замы сроду не остановятся. Правда, сменщица утверждает, что жену Тополевского такое положение дел не устраивает.
– Разве он дает повод для ревности? – удивилась Карина.
– Он по широте душевной приглашает в машину всех, кто поместится на заднем сидении. Женщины это знают и подходят прямо к подъезду.
– Лично мне нет до этого никакого дела, – Маша заткнула уши и с недоумением посмотрела на подруг. – Я не поняла, чего вы ждете?
– Что-то ты, Маня, не договариваешь, – упрекнула Яна. – Колись!
– Пора спать! – открестилась та и погасила свет. – Спокойной ночи!
Подруги многозначительно переглянулись и улеглись.
На следующий день, прощаясь с экскурсантами, Маша заметила в холле Тищука. Он подавал ей какие-то знаки.
– Простите, не поняла, – призналась она, проводив гостей.
– Срочно загляните к командиру.
– Кто-то опять приезжает?
– Вроде, нет. Не знаю. Приказано вас препроводить.
– Не заблужусь, тут два шага, – Маша свернула в приемную.
При ее появлении Локтев, стоящий у окна, не посчитал нужным обернуться. Не отводя взгляда от плаца, он с ходу предложил:
– Марья Андреевна, оставьте в покое Тополевского.
– В каком смысле? – опешила она.
– В самом прямом, – повысил голос Ярослав. – Андрей Васильевич – человек женатый, а вы, как мне известно, недавно расторгли свой брак. Попридержите свои далеко идущие планы.
Маша, наконец, справилась с волнением и обрела дар речи.
– Что скажете? Не терпится сменить фамилию?
– Вы делаете мне предложение? – не удержалась от едкого комментария подчиненная. – Не утруждайте себя, товарищ полковник: ваша фамилия меня не устраивает!
Локтев вскипел и, наконец, обернулся. В этот момент в кабинет ворвался Головин. Услышав последнюю фразу, толстяк с интересом посмотрел на растерянного Локтева.
– Так его, так! – потер он руки и подмигнул женщине.
– Что вы себе позволяете? – вышел из себя Ярослав.
– «И на обломках самовластья напишут наши имена», – с вызовом ответила Маша и, не прощаясь, направилась к выходу.
Локтев беспомощно ловил ртом воздух.
– Кто вам позволил уйти? – грозно крикнул он вслед.
– Шаг влево, шаг вправо – расстрел? – иронично уточнила строптивица, закрывая за собой дверь.
– Что, снова отказала? – посочувствовал Головин. – Облом!
– Ты все не так понял. Не баба, а черт!
– Это точно. Теркин в юбке. Но – хороша. И тебе не по зубам, – бестактно резюмировал он.
– Да ты… Да я тебя…
– Уймись! – отмахнулся Федор. – Я к тебе по делу.
– Если про Адину квартиру, я уже в курсе. Командующий ее лично обрадовал. Надеюсь, теперь отстанет.
– Даже и не надейся! А теперь, по существу. Нужна твоя помощь.
– Тебе? – усомнился Ярослав.
– Офицеру, который серьезно повредил руку. Ему требуется дорогостоящая операция. Причем, срочно! Распорядись выдать…
– Не по адресу! – открестился Локтев. – Твой дружок Тополевский мастак решать эти вопросы. К нему и иди. Будь здоров!
Головин вышел, едва не снеся дверь от возмущения. Локтев дождался, пока его шаги стихнут, и выглянул в холл. Маша опечатывала музей. Она спиной почувствовала пристальный взгляд и ядовитое сопение непримиримого полковника, но провалиться сквозь землю не получилось.
Локтев осмотрелся и, убедившись, что свидетелей нет, вплотную приблизился к женщине. Тянуть время было бессмысленно, она обреченно оглянулась. В колючем взгляде журналистки сквозила готовность к решительному отпору.
– Помощи ждать неоткуда. Вы так и не ответили на мое предложе… – он поостерегся произнести это слово и спешно исправился, – …предупреждение.
– По поводу? – уточнила Маша.
– Девичья память?
– Наверное, я вновь выведена из состава пресс-группы? – невинно предположила собеседница. – В какую часть убыть?
– Я о Тополевском! Ближе к делу, – скривил губы Ярослав.
– А я думала, к телу, – намекнула на расстояние Маша.
Полковник стремительно сделал шаг назад.
– Ну, что скажете?
– По приказу покойного командира пресс-группа подчиняется заму по науке. Не встречаясь с Тополевским, я не смогу показывать ему тексты и начну городить всякую чушь. Это будет на руку нашим конкурентам. Вот уж они вас за это поблагодарят. Впрочем, будет лучше, если вы действительно отстраните меня от эфиров. Подумаешь, останемся без радио и телевидения! Зато оградим от моего тлетворного влияния полковника Тополевского! Это ведь для политики космодрома куда важнее! – женщина осмелела и перевела дух. – Я собралась ехать на запись программы. Мне остаться?
– Никто вам не позволит менять информационную политику! Если надо, мы вас просто переподчиним. Я говорил о прекращении личных контактов с Тополевским.
– Слушаю и повинуюсь. Прикажете работать лично с вами?
– Вы не просто работали! Вы устраивали застолья.
– Я же ничего не имею против ваших чаепитий.
– Какие чаепития? – зашипел полковник.
– А какие застолья?
– С московской бизнес-элитой! С этой минуты приказываю не появляться в радиусе ста метров от Тополевского!
– У меня плохой глазомер, – в Маше вдруг проснулся дух противоречия. – А вдруг промахнусь?
Она решительно обошла полковника, стала спускаться по лестнице и этажом ниже столкнулась с Андреем. Он приветливо улыбнулся и был удивлен неприязненным взглядом в ответ. Маша демонстративно прижалась к стене, максимально удаляясь от него.
– Придется тренировать ваш глазомер! – грянул вдогонку ей Локтев. – И не говорите потом, что я вас не предупреждал!
– Что ли в мой огород камешек? – мрачно пошутил возникший перед ним Тополевский.
– Вот ты-то мне и нужен, – обрадовался Ярослав. – Заходи.
В кабинете он важно плюхнулся в командирское кресло и небрежным жестом пригласил Андрея за стол. Тот сел у входа.
– Пересядь ближе!
– У меня дальнозоркость.
– И у тебя проблемы со зрением? Придется вас обоих лечить. Выходит, Алина права – ты еще тот фрукт. Вот, ты скажи, Оксана – дура! – вспомнил вдруг он. – Принесла почту и радуется за подругу. А чему тут радоваться? Семья – это свято!
– Ты о чем?
– О том! О твоих загулах на глазах у подчиненных!
– Тебе самому надо лечить и зрение, и слух, – Андрей встал и положил перед ним документы. – Ознакомишься – подпиши.
– Нет, дослушай! – потребовал Локтев. – Развел тут, понимаешь, шашни с разведенкой.
Брови Андрея изумленно поползли вверх.
– Не строй из себя невинность! – пошел вразнос Ярослав. – Одна развелась, другой ее чаем поит. Мне все известно! Алина волосы на себе рвет, а он устроил тут кафе-бар.
– Замолчи! – потребовал Тополевский. – Ты можешь додумывать, что угодно, только женщину не тронь! – он направился к выходу.
– И полетит твоя разведенная звезда к новому месту службы! – пригрозил вслед Локтев.
– Попробуй только! – не оборачиваясь, предупредил Андрей.
– И что будет?
– А ты попробуй!
Локтев промолчал. Выждав пару минут, он снял трубку.
– Аля? Ты права – между ними что-то есть. Конечно, поговорил. Не горячись, я сам разберусь. Причем тут ее чары? Вот только не надо меня учить! Сказал – переведу, значит, сделаю! Какая разница, куда. Тебя это больше всего волнует? Только что выехала на запись программы. Конечно, одна. Твой на рабочем месте. Ладно, пока.
Стычка с Локтевым выбила Машу из привычной колеи. На записи программы она чаще обычного сбивалась и завершила монтаж позже намеченного срока. Когда журналистка вышла из студии, уже смеркалось. До возвращения из школы сына еще оставалось время, можно было пробежаться по магазинам. Она прикинула, в какую сторону идти, но не успела сделать и шага.
– Марья Андреевна, можно вас? – из-за угла здания выглянула незнакомая не в меру полная женщина. – Очень надо, – попросила она.
В недоумении Маша оглянулась, но направилась следом. Не успела она свернуть, в ее волосы впились женские руки.
– Гадина! – истошно завопила Алина. – Убью!
Маша перехватила кисти обидчицы и посмотрела ей в глаза:
– Подите вон!
Алина забежала вперед и пригрозила:
– Берегись! Еще наплачешься за сына! Пожалеешь, что родилась на этот свет, да будет поздно.
Маша развернулась и пошла прочь. Алина опередила ее:
– Дайте слово, что у вас ничего нет!
– Даже у нищих хоть что-нибудь да есть!
Ревнивица догнала ее уже со слезами мольбы:
– Что у вас с моим мужем?
– Совместная работа, не более.
– Изведу тебя и твоего выродка! Слезами зальешься!
Маша ускорила шаг. К счастью, время было неурочное – поблизости никого не оказалось. Только скандальных разборок ей сейчас и не хватало! Журналистка привела в порядок волосы и спустилась к озеру. Забравшись в привязанную у берега лодку, она заплакала. В какой-то степени ей было жаль отчаявшуюся Алину, но потакать ее выходкам не хотелось. Если в семье Тополевских возникли проблемы, думала она, случилось это не сейчас. И моей вины в том нет.
Она посмотрела на часы и направилась к дому: вот-вот должен вернуться Миша, не хватало, чтобы Алина его испугала.
Дурацкая потасовка окончательно испортила настроение. Свои симпатии Андрею Маша старалась не выказывать и уж тем более избегала всяческой инициативы. И если его внимание означало нечто большее, чем тесное сотрудничество, причину требовалось искать далеко не в сопернице. Коль скоро жена, прожившая рядом с ним два десятка лет, этого так и не поняла, объясняться с ней бесполезно. Ведь даже со стороны было ясно, что столь ответственный человек как Тополевский не способен на легкомысленный флирт. Принимая любое решение, он выверял его с точностью до микрона и возможные последствия взвешивал более чем обстоятельно. Такие надежные люди идут на прекращение отношений только в самом крайнем случае, когда исчерпаны все доводы, способствующие разрешению конфликта мирным путем. И если для Алины приближение разрыва стало откровением, помочь ей могло только чудо. Или совокупность незаменимых в семейном реестре дипломатических качеств, как-то: недюжинный ум, проницательность, мудрость и пресловутая женская интуиция, помноженные на высочайший такт. Впрочем, счастливых обладательниц подобных талантов смело можно сравнивать с опытными лоцманами – семейные лодки под их мудрым руководством благополучно минуют опасные рифы. При этом не стоит сбрасывать со счетов один многозначительный факт: опытные мореплаватели всегда имеют под рукой карту фарватера, которая существует столетиями и если претерпевает, то самые незначительные изменения. За более чем два тысячелетия от рождества Христова составить универсальный путеводитель по семейной жизни не удалось еще никому. Автор подобного шедевра будет вправе претендовать на Нобелевскую премию мира, поскольку большинство войн на планете, согласно мнению исследователей-медиков, затевают неудачники в семейной жизни.
Ярость далеко не лучшее из человеческих качеств, которое могла бы оправдать стрессовая ситуация. В подобном состоянии обычный человек не только не воспринимает, но и элементарно не слышит аргументы противной стороны. В отношении взбешенной женщины степень риска, по меньшей мере, удваивается. Не зря же самая расхожая байка на этот счет про обезьяну и гранату. Зашкалившие эмоции Алины предельно четко давали понять, что она миновала грань переговорного процесса, сделав выбор в пользу активных боевых действий. Поскольку ее полководческий талант, мягко говоря, вызывал у Маши сомнения, надежд на то, что ситуацию удастся удержать под контролем, не было. И пусть специалисты секретных военных лабораторий научились управлять явлениями стихии, беда была в том, что Маша носила погоны с символикой совсем другого ведомства. Потому апеллировать к разуму ревнивой жены смысла не имело.
Меньше всего Маше хотелось выходить на тропу войны – количество домашних конфликтов и так перешагнуло все мыслимые и немыслимые пределы, силы ее были на исходе. В создавшейся ситуации вопрос был в том, какой срок она сумеет держать оборону в одиночестве. Долго выдерживать осадное положение или служебный прессинг не представлялось возможным. Атака, когда в тылу партизанит бывший муж, была заранее обречена на провал: под знамена разгневанной Алины собирались куда более значимые силы. Один только Головин был способен заменить целую батарею тяжелой артиллерии. Маша не случайно вспомнила имя Федора – третьего дня он предложил уехать на другой космодром, недвусмысленно намекнув при этом, что ее добрая на то воля решающего значения не имеет. Для перевода к новому месту службы согласие военнослужащего не требуется. В армии приказы не обсуждаются, а исполняются.
Маша поняла, что ее обложили со всех сторон, но обреченности своего положения не ощущала: не нужно быть охотником, чтобы понимать состояние загнанной жертвы. Опытные стрелки по ту сторону флажков без сомнения были способны оценить исходящую от нее опасность. Реакция любой женщины вне зависимости от того, давала она присягу или нет, непредсказуема. Травить зверя – это одно. Применительно к человеку задача усложняется. Особенно если речь идет о военнослужащем. Доведенный до отчаяния, он может и выстрелить. Секретным оружием слабого пола, облаченного в гимнастерку, и вовсе могло стать что угодно. Арсенал средств неограничен. Упаси бог испытать его на себе. Но если противостояние мужчина – женщина позволяет остаться в живых, уцелеть на линии огня, когда по обе стороны барьера дамы, немыслимо.
Этого не мог не понимать Локтев. В том, что он пойдет ва-банк, Маша практически не сомневалась. И не важно, кто будет в авангарде и арьергарде его сил. Главное, что это не случится прямо сейчас – Ярослав не ринется в бой в качестве ВРИО командира. Негативный резонанс в поединке с женщиной даже в случае его безоговорочной победы может стать препятствием к получению заветного кресла. Пока не подписан приказ о его назначении на должность начальника космодрома, у Маши есть время для обдумывания диспозиции. Вопрос в том, сколько его…
У подъезда кружила разъяренная Алина. Урезонить ее особого труда не требовало – пар она уже выпустила и на данный момент особой опасности не представляла. Но бурное выяснение отношений (а иным оно не могло быть по определению) привлекло бы внимание соседей. Давать пищу для гарнизонных пересудов не хотелось всегда, а в ее нынешнем положении и подавно. Маша перехватила сына в соседнем дворе и вместе с ним отправилась по магазинам.
Домой они вернулись только через час. Проверив уроки и уложив Мишу спать, Маша посмотрелась в зеркало и ужаснулась: лоб пересекала багровая борозда – след от чужих ногтей. Найдя флакон с перекисью, она обработала рану и замаскировала ее челкой. Положив в рабочую сумочку пудру и лак для волос, взяла папку с надписью «Телепередача» и стала править текст. Мысли разлетались в разные стороны. Журналистке потребовалось немало усилий, чтобы свести их воедино. Муки творчества свел на «нет» внезапный телефонный звонок.
– Слушаю вас, – чтобы не разбудить сына, шепотом ответила она.
– Скоро перестанешь и слышать, и видеть. Умоешься кровавыми слезами! – пригрозили из трубки.
Маша выдернула связной провод и продолжила работу.
Утром, чтобы привести нервы в порядок, она отправилась на службу пешком. По пути ее нагнал УАЗик Тополевского. Машина резко затормозила. Маша жестом показала, что ехать отказывается. На лице Андрея не дрогнул ни один мускул, но было видно, что это ему неприятно. Встретились они у входа в музей. Полковник галантно пропустил Машу вперед и хотел помочь снять пальто.
– Не стоит этого делать! Нам вообще нельзя общаться!
– Я только хотел предупредить, что сейчас в музей прибудут важные гости. У вас, наверное, телефон не работает – с вечера пытался дозвониться и не сумел. А ехать со мной вы отказались. Ну не кричать же мне было на всю улицу, что у вас экскурсия.
– Я в любой момент готова ее провести, – Маша опустила глаза и вдруг попросила. – Пожалуйста, снимите у меня телефон.
– Почему? Что-то случилось? – и тут Тополевский заметил царапину на ее лбу. – Вас кто-то пугает? – наконец, сообразил он.
– Приедут иностранцы или…
– Вы не ответили, – напомнил Андрей.
В холле раздались голоса. Маша взяла в руки указку.
– Здравствуйте, дорогие друзья. От души рада приветствовать вас в музее космодрома! – в который раз повторила она расхожее приветствие и изобразила на лице радостную улыбку.
– Здравствуйте, Снегурочка, – подыграл Басов. – Наши гости у вас впервые. Раскройте им свои секреты!
– Секретов раскрывать не станем, но расскажем о многом.
– А вот и Андрей Васильевич, – представил гостям Тополевского московский генерал. – Пока я отлучусь к командиру, сопровождать вас будет именно он.
– Задержите их на час, не меньше, – шепнул Маше Андрей. – У нас еще не все документы готовы.
После экскурсии Тополевский проводил гостей в кабинет Локтева. Журналистка с облегчением вздохнула и заперлась в музее на ключ. Через несколько минут в дверь постучали. Маша прислушалась. Кто-то настойчиво дергал ручку. Она закрыла уши, а потом весь день старательно избегала встречи с Андреем.
Впервые за последние месяцы Тополевский вернулся со службы засветло. Выйдя из машины, он отпустил водителя и направился к подъезду. Из двери ему навстречу стремительно вышел взволнованный Вадим.
– Па, домой лучше не ходи, – предостерег сын. – После ухода Ады Сергеевны мама опять на взводе.
– Прорвемся, – подмигнул отец, поправляя ремень его спортивной сумки. – Не задерживайся, мы будем волноваться.
Переступив порог квартиры, Андрей сразу ощутил боевой настрой супруги – во всех комнатах горел свет, в зале на всю мощь работал телевизор, в кухне оглушительно гремели кастрюли.
– Явился? – вылетела навстречу возбужденная Алина. – Раздевайся! Сейчас и с тобой разберемся!
Андрей не стал отвечать и спокойно направился в спальню.
– Нет, ты не прячься! – удержала его за рукав жена.
Продолжая молчать, он стал переодеваться. Спокойно снял галстук и положил его на кровать. Рука нащупала какие-то травы. Андрей посмотрел на покрывало – по нему были рассыпаны засушенные лепестки и соцветия. Он решительно сгреб накидку и вышел на балкон. Вытряхнув, швырнул покрывало обратно и заперся в ванной комнате. Алина что-то отчаянно кричала, барабаня в дверь. Приняв душ, Андрей перебрался в кухню и поставил на плиту чайник.
– А чего это ты приперся? Пусть тебя твоя мадам кормит!
– Мой дом – здесь.
– А я не буду тебе больше готовить! – Алина заслонила собой холодильник. – Питайся там!
Тополевский вышел и стал одеваться. Жена истошно закричала: «Не пущу! Попробуй только уйти». Он посмотрел отчужденно и вышел.
Купив в ближайшем магазине хлеб, немного сыра, еще что-то по мелочи, Андрей вернулся домой. Разъяренная Алина выскочила из зала рысью: «Что ж ты так быстро, неужели не пустили?» Муж не ответил, приготовил себе ужин, перекусил, вымыл посуду, взял книги и вместе с документами расположился в комнате сына. Жена решительно ворвалась следом. Вырвав из его рук листы, она швырнула их на пол и, топча бумагу, запротестовала:
– Так не выйдет! Нам надо поговорить!
– В таком тоне я говорить не намерен!
– Придется! – Алина демонстративно сбросила всю папку.
Тополевский собрал документы и перешел в спальню.
– Давай, складывай вещички! А я на тебя полюбуюсь!
Андрей прикрыл дверь. Жена перебралась на диван в зале, продолжая выкрикивать упреки и ругательства. Через какое-то время ей надоело молчание мужа. Она распахнула дверь в спальню и потеряла дар речи – супруг мирно спал, отвернувшись к окну.
Маша отложила в сторону энциклопедический словарь и внесла правки в текст. Сын подкрался незаметно и обнял ее.
– Мой руки и – за стол, я только допишу.
– Опять! Работа, всегда одна работа! – выбежал прочь он.
– Миша, вернись, пожалуйста!
– Ну? – он вырос в дверях, но демонстративно опустил веки.
– Будь добр, посмотри мне в глаза.
Миша недовольно выполнил просьбу матери.
– Скажи, мой друг, ты любишь покушать?
– Все любят! А что?
– А ты знаешь, откуда в доме берутся продукты?
– Из магазина. Их там все берут, – недовольно буркнул мальчик.
– Не берут, я покупают, – акцентировала Маша. – И для этого нужны деньги. А денег мне не платят уже давно.
– Никому не платят, – как-то по-взрослому согласился Миша.
– Хорошо, что ты это знаешь, – Маша усадила его рядом. – Я выполняю работу за одну девушку. Она серьезно болела и не сумела вовремя написать дипломную работу. Я взялась ее выручить. У ее папы есть свой магазин, вот он нас и благодарит за работу продуктами.
– Как это? – не понял сын.
– Я делаю работу. Так?
– Так.
– Но денег за нее не беру. А дядя не берет денег с меня.
– А-а, – протянул он, почесывая за ухом. – Ладно. Это лучше, чем мыть подъезды или носить телеграммы. Ты стеснялась это делать.
– Хорошо, что ты и это помнишь, – голос матери дрогнул. – Но тогда не было выбора: тебе были нужны лекарства и фрукты.
– Мамочка, – уткнулся в ее ладони Миша. – Не плачь, пожалуйста! Я не буду тебя огорчать. Просто мне хочется в гости.
– А мы вечером идем к тете Яне.
– А Карина Михайловна с Сережкой тоже придут? Ура! – захлопал в ладоши он и великодушно позволил. – Тогда поработай.
Накормив сына, Маша отправила его делать уроки и снова заглянула в текст. В коридоре зазвонил телефон. Надеясь, что трубку снимет Миша, она продолжала работать. Но сын куда-то запропастился. Маша заглянула в спальню и застала его спящим прямо на горке учебников. Телефон немного помолчал и снова ожил.
– Слушаю вас!
– Слушай и запоминай адрес! Хотя ты его прекрасно знаешь.
– Кто это говорит?
– Доброжелательница. Твой бывший муж сейчас…
– Меня это не волнует!
Бросая трубку, Маша услышала:
– …спит с твоей лучшей подругой Кариной!..
От этих слов Машу передернуло. Она недоверчиво покачала головой, взяла ручку и стала строчить.
Во дворе Яниного дома на турнике подтягивался Сережа. Миша попросился поиграть с ним. Маша вошла в подъезд и нажала кнопку лифта. Он не подал признаков жизни. Этажом выше раздался нервный голос Карины: «Привет тебе!» Маша подняла голову, чтобы ответить, искренне полагая, что приветствие адресовано ей. Вверху маячила спина подруги, и звучал ее обиженный голос:
– Как ты мог? Где ты выкопал эту штучку? Не прошло и двух часов – и ты уже с новой пассией!
В ответ раздалось невнятное бормотание и звук пощечины.
– Негодяй! Глаза б мои тебя не видели!
Навстречу Маше кто-то спускался. Судя по легкости шагов, это была Карина. Журналистка от растерянности шагнула в темноту ниши. Подруга пробежала мимо, не заметив ее. Маша стала подниматься. Было слышно, как в подъезд вошли Миша и Сережа и сели в кабину ожившего вдруг лифта. Сын, выбежав из лифта, увидел мать и радостно сообщил:
– А мы уже здесь!
– Звони! – скомандовал друг.
Миша нажал кнопку, из квартиры показалась головы Яны.
– Привет, ребятня, заходите, – нерешительно пригласила она.
Маша расцеловала хозяйку и протянула ей крошечную ярко упакованную коробочку, торт и шампанское.
– С именинами тебя, дорогая!
– Откуда такая роскошь? – не поверила своим глазам подруга.
– Заработала бартером.
Яна взяла подарки, отдала их выглянувшему из двери мужу и затолкала его голову обратно со словами: «Помоги детям раздеться». Она притворила дверь и загородила собой вход.
– Не пустишь? – пошутила Маша, расстегивая пальто.
– Пущу, только не сейчас. Ладно? Понимаешь, у нас уже Митя, – Яна, извиняясь, прижала руки к груди. – Он не один, со своей новой женщиной. Не стану же я его прогонять…
– Извини за неудобство, – опешила Маша. – Не стоило и звать.
– Я не знала, что он появится, а телефона у нас нет. Ты только не обижайся, – коснулась ее плеча подруга. – Ну, как мне вас делить? Тем более что Митя – начальник Сереги. Может, майора ему протолкнет… – она заглянула Маше в глаза и стала оправдываться: – Не суди меня строго. Карина вот увидела Митю с дамой, вызвала его, отчитала и ушла. А я, выходит, не такая принципиальная и принимаю его. Получается, она верная подруга, а я нет. Что ты мне посоветуешь? Сергей ведь третий год перехаживает в капитанах. Митя обещал решить этот вопрос…
– Ты все правильно делаешь, – усмехнулась Маша, направляясь к лифту. – Скажи Мише, что я жду его внизу…
– Зачем? Пусть дети поиграют? Заодно и за моими присмотрят…
– Незачем им встречаться: Миша считает, что отец уехал.
– То-то я смотрю, твой на балконе прячется.
– Он давно уже не мой! – запротестовала Маша. – А по поводу очередного звания для Сереги – пустые хлопоты. Дмитрий не поможет – к его мнению давно никто не прислушивается.
Сын был откровенно огорчен и отказывался понять, почему его лишили торта. Маша распотрошила заначку и откупилась конфетами.
– Почему не сделал работу над ошибками, милый друг?
– Забыл, – вздохнув, схитрил Михаил.
– Тогда вперед! – мать щелкнула его по носу и заглянула в дневник. – Когда напишешь, покажешь тетрадь, потом перескажешь параграф по географии. Кстати, почему ты разговаривал на русском языке? Учительница целый трактат по этому поводу написала.
– А на каком языке мне говорить? Не на китайском же.
– Не умничай, – не сумела спрятать улыбку женщина. – На уроках нужно делом заниматься.
– Пусть научится правильно писать замечания, – не растерялся Миша. – А то придет с одним накрашенным глазом, даст задание, а потом красится дальше. Это правильно?
– Не твоего ума дело! Иди и изучай материки. Жду.
Не прошло и десяти минут, как сын вернулся.
– Спрашивай, – он прислонился к косяку, но искал повод сменить тему разговора. – Ма, а чего это у тебя «во лбу звезда горит»?
– Получила нагоняй за плохую работу. Мой дорогой, не увиливай и не филонь. Итак, сколько и какие у нас материки?
– Ма, ты только меня не сбивай, – попросил он, переводя взгляд в потолок. – Большую часть планеты занимает не суша, а вода…
Его монотонная речь отвлекла Машу. Она воссоздала в памяти разговор с Тополевским в музее и пришла к выводу, что полковник ничего не знает о художествах супруги. Сын замолчал.