полная версия

Олег Евгеньевич Царьков
Математическое моделирование исторической динамики

Солидарность определяется пропорцией коллективистов в сообществе и силой их солидарности, плотностью и природой социальных сетей, в пределах которых функционируют индивиды, способностью выявлять и наказывать дезертиров (включая нормы высшего уровня для тех, кто игнорирует нормы) и способностью к самоорганизации (например, выбор лидера и повиновение ему). В последующем будем основываться на гипотезе о том, что целостность любого социума определяется его способность к коллективному действию, а степень доверия к ней со стороны остальных членов определяет пределы её власти.

§14. ИНСТРУМЕНТАЛЬНЫЙ КОЛЛЕКТИВИЗМ (АСАБИЯ)

„Обычно коллективизм процветает там, где люди постоянно сталкиваются с всеобщими бедствиями” (Д.Мейерс)

Современный коллективизм является культурным продолжением древнего коллективизма и представляет собой добровольную и сознательную симпатию и реципрокативные отношения сблизившихся личностей. Он принципиально отличается от своей ранней формы. Практически все земледельческие культуры с энеолита до начала ХХ века были коллективистскими. Хозяйство рода и/или патриархальной семьи было коллективным, что означало практически полное пребыванию единицы в общей среде, которой являлась общая традиция. Она была обязательна для членов сообщества. Её основу составляет инструментальный коллективизм, основанный на потребности не столько удовлетворения текущего голода, сколько голода потенциального. Главной задачей этой пусть примитивной иерархии труда была минимизация риска гибели популяции. Наиболее ранние практики таких сообществ были настроены на самосохранение в условиях, близких к грани выживания. Эти выработанные в присваивающем хозяйственном укладе правила обеспечили сохранению, распространению и развитию homo sapiens, вытеснивших агрессивных поздних неандертальцев.

Инструментальный коллективизм связан с поддержанием и защитой традиций крестьянской общины. Он проистекает из форм родовой реципрокации и распространяется на квазиродовую и/или соседскую общину. В этом смысле утрата близких родственных отношений компенсируется жесткими традиционными правилами общинной культуры. Подобные нормы поведения и сплочение во временные группы²⁷⁹ воспроизводятся и в современном обществе в чрезвычайных ситуациях²⁸⁰. При исчезновении причины или интеграции всей или части такой группы в другое сообщество они быстро распадаются в связи с типологическим различием индивидов. В общине этого не происходит вследствие отсутствия многообразия.

„Крестьянство всегда на грани, его существование неопределенно и зависимо от капризов погоды, капризов приходящего из города „начальства”, решения которого

всегда непонятны и чужды. Угроза голода почти постоянна из-за периодического дефицита продовольствия. Как следствие такого существования – урезанные нормы потребления, постоянные унижения и обременительная зависимость.  Местные традиции агрикультуры, ориентированные на снижение риска неурожая, являются следствием этого положения. Крестьянская община в прямом смысле борется с обеспечением минимального дохода и снижения рисков остаться без продуктов с целью сохранениясуществования”²⁸¹. Эти росийские реалии начала ХХ века объясняют феномен коллективистской экономики как этики выживания. Её основой может быть только очень сильная мотивация, вызванная потребностью в безопасности. В архаичном обществе это постоянное выживание на грани голода равнозначное в современном мире постоянному „всеобщему бедствию”²⁸². Преодолеть его может только интенсивный совместный труд, основанный на реципрокации. Таким образом, воля к жизни и спасению является одним из важнейших стимулов принуждения не только личности, но и коллектива.

Сельское общество до начала технологического²⁸³ перевооружения аграрного хозяйства, функционирует как конформистская и уравнительная система, в которой остракизму подвергается всякий сильно выделяющийся человек, особенно, менее удачливый. Жесткие правила поведения в подобном сообществе препятствует не только отклонению от трудовой и иных норм поведения, но и любым отличиям в личном хозяйстве, как в плохую, что вполне естественно, так и творческую, положительную сторону. Нерадивый работник всегда будет иметь низкий доход и бедное хозяйство. Вместе с тем, когда требуется совместный труд, то он работает не хуже других, ибо стремится удовлетворить свою потребность в уважении, поскольку негласное равенство труда ценится в сообществе, а его члены тщательно следят друг за другом. Таким образом, обоюдная фасилитация членов общины поддерживает её стабильность. В чрезвычайных условиях она играет решающую роль в сохранении общественной солидарности.

При снижении частоты или отсутствии ЧП периодический добровольный труд получает совершено другую мотивацию, основанную на традиции, алгоритмически описанной ОСС. Хотя мотивация исчезает, приобретённая привычка к подчинению нормам сообщества и обоюдная фасилитация вынуждают их принимать участие в общественных акциях²⁸⁴, чем пользуются вышестоящие иерархии. По мере удлинения благополучнгог периода наступает „скука”²⁸⁵, вследствие чего доля традиционно мотивированных индивидов, работающих старательно, снижается. Одновременно с этим возрастает доля иждивенцев, которые различными способами пытаются уменьшить объём своей „благотворительности”.

Изначальная причина этого явления кроется в социальной лености, которая со временем  возрастает. Через некоторое время ряды иждивенцев пополняют другие члены сообщества, которые уже сознательно²⁸⁶ нарушают установившийся порядок. Поскольку они свои действия скрывают, имитируя активность, сообщество их некоторое время просто не замечает. Когда их количество достигает некоего критического рубежа, сообщество пытается организовать отпор, который может иметь самые разнообразные последствия. В идеальном варианте ухудшение материального положения ликвидирует существующую форму коллективного труда и заменит её новой, соответствующей „духу времени”.

В случае, когда нет никакой возможности избежать коллективного труда, она деградирует до тех пор, пока ситуация в сообществе не станет настолько критической, что реанимирует чрезвычайную ситуацию бедствия, которое потребует возрождение реципрокации и режима „коллективного спасения”. Знание этого факта позволяет имитировать ЧП для консолидации общества даже в тех случаях, когда угроза является мнимой. Архаичная община боролась с социальной леностью отделением совместного коллективного труда от работ, которые могла выполнять ядерная семья для удовлетворения своих нужд²⁸⁷. В позднюю античность, средневековье и на плантациях Америки также имела место практика наделения рабов и сервов минимальным участком земли, на котором он выращивал продукты для собственного пропитания.

Традиционализм не только принуждает к работе, но и ограничивает её. С точки зрения ОСС работать больше, чем принято – глупость или блажь. Лишний золотой в мировоззрении крестьянина не реализуется в нечто полезное и необычное²⁸⁸. Согласно традиции, он обязан как все, и резко и существенно изменить свою жизнь не может, а окружение не представляет тому возможности: все, что надо, у него

есть, а остальное – гордыня или „от лукавого”. Инструментальный коллективизм отрицает стяжательство, накопительство и потребление сверх меры, которые влекут за собой повышение уровня жизни. Его парадигма – культурная константа, ориентированная на средний уровень жизни в рамках конкретного сообщества, что означает невозможность разбогатеть без нарушений его норм или метанорм. В этом состоит основное противоречие: каждому члену сообщества необходимо трудится усердно и постоянно, но не стремиться к богатству. Из этого следует, что архаичная земледельческая квазиродовая община не могла формировать личность, и, следовательно, была не способна инициировать частную инициативу. Вместе с тем, „… в коллективистских культурах сильна лояльность по отношению к семье и к рабочей группе. Сходным образом женщины в меньшей степени проявляют социальную леность, чем мужчины”²⁸⁹. Эксперименты, проведённые в 16 странах Азии, показали, что представители коллективистских культур проявляют меньше социальной лености, чем в культурах индивидуалистских” ²⁹⁰.

Инструментальный коллективизм и его последующее его разложение в урбанистической культуре легли в основу теории ибн Халдуна²⁹¹, который попытался обосновать цикличность смены магрибских династий. В основу его гипотезы²⁹² легло представление о том, что любой человек не может жить вне группы: он нуждается в сотрудничестве и поддержке товарищей и только крепко спаянная группа может обеспечивать успешную защиту. Второй его постулат заключается в том, что разные группы имеют различные возможности для совместных действий. Это их свойство определяет асабия – „ощущение плеча товарища”²⁹³, которая обеспечивает „способность защитить себя, оказывать сопротивление и предъявлять свои требования». По версии ибн Халдуна, она есть результат „социального общения, дружественных связей, длительных знакомств и товарищеских отношений”, т.е. интеграции небольшой группы патриархальных семей на основе реципрокации. Её инертность в целом основана на коллективистком стереотипе поведения в условиях враждебной среды и носит механический характер. Попадая в социально инородную среду, члены сообщества легко адаптируются, но при этом теряют свою идентичность.

Таким образом, третьим фактором, влияющим на асабию, является её взаимный контакт с внешним миром. Оно необходимо для обмена информацией, в ходе которой приобретаются навыки и знания, и является источником престижных товаров и иных благ. Влияние внешней среды, в первую очередь информация, является причиной роста или уменьшения асабии конкретной группы. Борьба за выживание в условиях враждебного окружения стимулирует потребность сотрудничества в экономии ресурсов и стимулирует рост метапозитивных потребностей сообщества, побуждающих их коллективному сплочению и действию. В стеснённых обстоятельствах, особенно, в небольших коллективах с примитивной иерархией труда каждый член находится на счету, вследствие чего растёт синхронизация их отдельных частей вокруг лидера. В связи с этим можно выделить два вида асабии – „солидарность прайда”, свойственную для реципрокативного сообщества, и „единство стаи”, как взаимодействие элиты в процессе выполнения властных функций и, главным образом, редистрибуции продуктов, изъятых у подконтрольных иерархий труда. Последнее явление является следствием отчуждения элиты от общества. Инстинктивно осознавая собственную неэффективность, она постоянно находится в состоянии.

Согласно ибн Халдуну, „сильная асабия дает преимущество в борьбе за власть и позволяет ей доминировать над остальными”. Для сохранения этого положения кумулятивный показатель асабии объединенных групп низших уровней должен быть ниже, ибо в противном случае неизбежен конфликт, который может привести к распаду системы. По этой причине правление должно принадлежать семейству или роду, который имеет самые сильные и естественные права управлять другими асабиями. Однако, даже в этом случае только лидер, опирающийся на сильную асабию, может преуспеть в основании династии. Уже в самом этом тезисе ибн Халдуна лежит противоречие, поскольку требует трансформации правящей династии из патриархальной в стволовую семью, что скажется на уменьшении численности правящей группы. Другой важный момент удержания власти заключается в этнической однородности конкурирующих за неё групп. Подобная проблема на короткий срок решается за счёт института гулямов, который по мере своей легитимации превращается в закрытую корпорацию, стремящуюся к власти²⁹⁴.

Более благоприятные условия и большая численность правящей группы позволяют более расточительно относиться к ресурсам и создают предпосылки для тяги к роскоши (того, что не является необходимым, но престижным). Данное явление связано с самореализацией индивида, который своими действиями фиксирует своё положение в обществе. Другим последствием «роскоши ради престижа» является появление и постоянный рост «балластных элементов» в системе (энтропии производительных сил). Будучи не в состоянии самореализоваться, они дают волю своим латентным метапотребностям, которые со временем вступают в противоречие с интересами общества.

Непременная стратификация индивидов внутри редистрибутивной иерархии труда усиливает соперничество внутри элиты, которая адаптирует к ней свою структуру, вследствие чего снижается асабия доминирующего сообщества. Её относительная сила снижается вследствие относительного уменьшения господствующего класса при общем росте населения. В определённый момент количество переходит в качество: превысив асабию доминирующей группы, её подданные поднимают восстание и меняют власть. После перидо неурядиц её добивается очередная иерархия труда с сильной асабией.

Ибн Халдун приводит количественную оценку скорости десинхронизации господствующих групп для стран Магриба: от учреждения до падения династии (государства) обычно проходит четыре поколения, хотя в состоянии упадка династия может иногда существовать в пятом и шестом поколениях. Достоинством теории ибн Халдуна являются чёткие формулировки, позволяющие формализовать динамику доиндустриальной иерархии труда в условиях внешней угрозы. Вместе с тем она не объясняет причины активности той или иной группы в борьбе за власть, ибо индустриальный коллективизм по своей природе инертен.

Сельская община, находящаяся в условиях постоянного давления со стороны власти, не заинтересована увеличивать производство избыточного продукта, поскольку большая часть его будет отобрана. Урбанистическая культура долгое время сохраняет аналогичный императив по отношению к выработке, норме и/или производительности труда²⁹⁵. В частности, цеховые ограничения на нормы времени труда и норму выпуска изделий средневековых ремесленников имеют ту же природу, что и сельские общинные нормы. Они долго сохраняются и позже в индустриальную эпоху, когда произошло формирование наций, институтов гражданского общества и были заложены первоосновы научно-технического прогресса.

§15. ИДЕОЛОГИЯ ПРИНУЖДЕНИЯ

„…Винтовка рождает власть…” (Мао Цзэдун)

Неравенство между людьми имеет множество оттенков, которые влияют на структуры общества. Удовлетворительного функционального объяснения его истоков нет и быть не может, ибо любая попытка – это сделать представляет собой спорную гипотезу относительно природы человека, либо базируется на petition principii, т.е. представляет собой объяснения через объясняемое²⁹⁶.

Между тем, различия между людьми существуют и определяются следующими четырьмя факторами. К ним относятся:

1) биологический (генетический),

2) физическая среда обитания, в частности климат, ландшафт, доступность ресурсов,

3) отношение к труду, его конечному результату, как текущему, так и интегральному²⁹⁷. Эти различия возникают как на текущем уровне соперничества, так и от места в иерархии труда,

4)  накопленная технологическая и ментальная²⁹⁸ культура, содержащая опыт, мотивацию и метапотребности.

Одна часть этих различий устраняется или нивелируется благодаря обучению, а другая путём изменения парадигмы развития, приводящая к изменению потребностей и, соответственно, иерархий труда. Именно рутинный труд, как труд необходимый в обществе, порождает социальное неравенство. Оно определяется местом индивида в иерархии труда²⁹⁹, позволяющее ему распоряжаться или владеть излишками труда, и иерархией потребностей, которая не зависит от доминирующего вида собственности на средства производства. Прогрессирующее разделение труда формирует, возобновляет и постоянно культивирует социальное неравенство и классы.

Оперируя категориями потребностей можно утверждать, что появление труда и его разделение является реализацией потребности индивида в безопасности самой жизни (защите от биологического нападения несоциального биологического окружения). Потребность человека в безопасности обеспечения материального существования в процессе контактов с внешней срелой и социально близким (родственным) окружением стало причиной возникновения иерархий труда, эксплуатации и правил, которые её регламентируют и воплощены в праве. Соперничество с другими иерархиями труда за ограниченные ресурсы является первопричиной формирования протогосударств и связанных с ними этических и моральных норм, а также чувства прекрасного, воплощенных в культуре.

Возникновение и развитие первых государственных институтов является долгим процессом, связанным с появлением цивилизации. Они появляются не вследствие неравного распределения продукта и связанной с ним статусности, а являются результатом увеличения плотности населения. Он становится причиной появления общественной потребности в распределении ресурсов, распределении избыточного продукта и/или выполнения других общественных функций, которые невозможно разрешить на групповом уровне. По мере их выделения и развития в процессе общественного разделения труда происходит изменение системы потребности и мотивации, как ее исполнителей, так и остальных членов иерархии труда.

Государственность правомерно рассматривать как предметную форму структуры общества, возникшего из общественного разделения труда, и материализованную в форме протополиса. Будучи принципиально новым этапом социальной интеграции, возникшим вследствие неолитической технологической революции, изначальная урбанистическая культура является первоисточником современной цивилизации. Первотолчком на этом пути стало разделение первых объединений людей на две половозрастные группы³⁰⁰, установление половых запретов, возникновение семьи. Вслед за этим произошло объединение культурных и технических потенциалов человеческих групп, заместившее конфликты за ресурсы, преобладавшие в эпоху присваивающего хозяйства.

Археологические исследования дают для Передней Азии в конце неолита (Х тысячелетия)³⁰¹ следующую картину:

1. Освоив земледелие, охотники и собиратели перешли от кочевого к полукочевому, а затем оседлому образу жизни. Численность общин выросла с 50-60 человек до 150-200.

2. Экономико-технический баланс общин был настолько скуден, что накопления богатств не происходило и сохранялось социальное равенство.

3. С оседлостью наметился прогресс поселений и произошёл переход от одного общего жилища, к нескольким строениям одинакового типа.

4. При переходе к оседлости произошло разделение функций между пастухами, земледельцами и охотниками. Кроме того, выделилось особая группа лиц, стороживших поля от набегов животных и угодья от чужаков³⁰².

5. Общественное разделение проявлялось только в виде выделения особо почитаемых людей, связанных с функциями обороны (воины) и накопления знаний (жрецы).

Примерно по такому же сценарию развивались остальные земледельческие общества. Степные и таёжные объединения, ресурсы которых более ограничены, остались на полукочевом этапе развития. Вследствие этого их социальный прогресс шёл по тому же сценарию, но в разы медленнее.

Специфика жизни охотников и собирателей, перешедших к скотоводству и земледелию, распространило традицию родовой реципрокации, основанной на ведении общего хозяйства и взаимного обеспечения всех членов рода. Внутри него ещё не существует таких понятий, как самоидентичность, собственность и/или принуждение к труду. Соответственно, у них первоначально отсутствовало понятие собственной выделенности и отличия чужой культуры, как и норм, их определяющих.

Система родоплеменных отношений стала важной составляющей социально-экономической жизни людей. Её основой являлись большие патриархальные семьи, имеющие общего родоначальника, жившего за несколько поколений до них, составляли линидж, который состоял из поколений кровных родственников, объединённых осознанием самоидентичности, основанных на примитивных верованиях и взаимоотношениях. С изменением условиий хозяйствования их прежняя территория, в зависимости от её плодородности, могла прокормить в сотни и тысячи раз больше людей³⁰³. В целях её эксплуатации группы объединялись с дальними родичами, формируя сообщества – роды и кланы.

Появление первых относительно сложных иерархий труда в эпоху энеолита явилось толчком для социального расслоения. Сначала в составе больших семей появились новые социальные группы: лично свободные, но неполноправные члены³⁰⁴ и рабы. Их появление это вначале носило спонтанный характер и проявилось в форме патриархального рабства, когда раб считался младшим членом большой семьи. На следующем этапе началось расслоение между семьями: одни обладали большим количеством рабочих рук, другие – меньшим. Их количество влияло на достаток, семейный вклад в жизнь сообщества и, в конечном счёте, влияние.

По мере увеличении численности рода между его отдельными членами или группами усиливалось соперничество и возникали конфликты. Они вели к разъединению прежде единой общности, отделению от неё частей, которые в поисках удобных земель уходили достаточно далеко от родового центра, сохраняя при этом определённые контакты. Здесь они сталкивались с подобными себе группами, которые часто оканчивались применением насилия. Эти стычки укрепляли внутриродовую связь, способствуя возникновению понятия „свои”. Эту общность культивировал новую социальный институт – мужские союзы. Они генетически связаны с мужскими домами родовой общины, чьей задачей являлась социализация юношей.

Мужские дома изначально служили местом жительства холостых мужчин, но в процессе эволюции превратились в организационные центры со своими руководителями, ритуалами, тайными языками, обрядами инициации и церемониями. Необходимость в обеспечении коллективной безопасности возникает уже при ведении присваивающего хозяйства. Она состоит из трёх задач:

1) взаимодействия со средой обитания для длительного и перспективного удовлетворения потребностей всех или большинства членов группы,

2) защиты от агрессивной внешней среды,

3) ограничение насилия в группе, порождённое внутригрупповой конкуренцией за ресурсы и статус. Их решение вызывает потребность в организаторе коллективной безопасности, так называемом военном вожде³⁰⁵.

Важным способом её укрепления была традиция участия в общественных работах и общественных мероприятиях. Следуя ей, группы, отделившиеся от основного ядра, периодически участвовали в них, выделяя рабочую силу и/или ресурсы, иногда компенсируя их в форме дара. Со временем эта добровольная реципрокация „коренному роду” превратилась в обязанность. Сначала она была символической и часто даже не нормировалась, позже она стала платой, освящённой обычаем³⁰⁶. В родовых общинах этот оседлых земледельцев и скотоводов процесс стал массовым и типичным. Вследствие этого аграрные центры древности стали исторически первыми носителями традиций для своих родичей, живущих на периферии.

Соперничество за ресурсы и их коллективная эксплуатация³⁰⁷ изменили природу родовых отношений. В силу объективных причин прежние кровнородственные единицы перемешивались, а связи между ними рвались³⁰⁸. Это происходило по разным причинам, главной из которых были внешние угрозы: войны³⁰⁹, голод, болезни, природные катаклизмы. Пережившие их сообщества теперь состояли как из родственников по мужской и женской линиям, так и лиц, не связанных кровным родством. Таким образом, в понятие родственных отношений стал вкладываться гораздо более широкий смысл³¹⁰, чем просто генетическое родство. Это объединение обычно называют соседской общиной, но на самом деле это более сложное образование³¹¹, которому более подходит термин клан. Его основным отличием от примитивной родовой общины становится расширение правового обычая за пределы патриархальной семьи и их оформления в виде клановой „правды”³¹². На определённой стадии родового строя этот вид социальной организации стал её первоосновой, вышедшей за пределы первоначальных родовых отношений. Известны случаи, что какой-нибудь линидж, входивший в один клан, оказывался во враждебных отношениях с другим, в котором большинство составляли его родственники³¹³.

С упрочением социального неравенства³¹⁴ клан или объединение родственных кланов постепенно трансформировались из условно-родственного объединения в социальный организм – этническое „иерархическое образование, состоящее из нескольких социальных групп”. Основой такой структуры повсеместно является тот институт, который С. М. Абрамзон называет „генеалогическим родом”, П. Кирхофф – „коническим кланом”, а Л. Крэдер – „генеалогическим кланом”. Отдаляясь друг от друга, они постепенно росли, менялись и распадались, обретая многообразие.

На самых ранних этапах складывания „кланов” в ходе бед и неурядиц началось выдвижение лиц, способствовавших их преодолению. Их деятельность сопровождалась признанием родичами заслуг перед общиной в форме всеобщего уважения или престижа, который позволял ему быть более свободным в своих действиях, чем предусмотрено обычаем³¹⁵. Этот процесс стихийно привёл к возникновению меритократии – системе награждения отличившихся общинников по их заслугам или деяниям и стал дополнительным стимулом самореализации индивидов. Удачливый охотник, умелый изготовитель орудий труда, знаток трав, хранитель огня, знахарь и сказитель пользовались заслуженным уважением среди соплеменников, выражавшемся в заботе об их лучшем быте, питании и отдыхе.

Археологические раскопки показывают, что в VIII тысячелетии в Передней Азии произошла „аграрная революция”, которая сопровождалась с перманентным расселением родов и освоением новых ресурсов. Соперничество между ними вызвало необходимость строительства примитивных укреплений, которые использовались в оборонительных целях, и привела к военизации мужских союзов. Новый общественный порядок представлял собой множество локальных обществ, монопольно эксплуатировавших ресурсы отдельных долин и в силу слабости логистики не способных к дальнейшей экспансии. Их уединение нарушалось нерегулярным обменом с соседями и отражением внешних угроз.

Реальные и мнимые достижения таких объединений воспринимались, как покровительство сверхестественных сил данному сообществу, что усиливало роль жречества. Вслед за ним с развитием хозяйственных, общественных³¹⁶ и военных функций внутри общины, росло число направлений, где можно было проявить себя, а, следовательно, и число номинантов на уважение. Это явление является прямым следствием разделения труда, его иерархической функциональности и необходимостью удовлетворения потребностей всех членов общины. Естественно, что первые „меритократы” преимущественно передавали свой опыт кровным родичам, обеспечивая им преимущественное положение. Вследствие этого „первобытная меритократия” медленно, но неуклонно развивалась и dcrjhtt привела к выделению „заслуженных” родов, которые обрели наследственные привилегии, облекаемые в привычные формы «заслуг».

Система передачи навыков, умений и знаний внутри замкнутого круга лиц и, как следствие, наследование ими заслуг со временем превратила его некоторых представителей из равных, хотя заслуженных членов, в управленческую элиту, сосредоточившую в своих руках властные полномочия и связанные с ними экономические преференции. Таким образом, почти альтруистическое почитание потомков людей, которые принесли благо общине, с веками трансформировалось в дифференциацию её членов по „аристократическому принципу”, прикрываемому традицией. Для рядовых общинников этот порядок сохранял меритократический характер: власть и богатство родовой знати связывались с „заслугами” её предков. Такая подмена понятий и культ предков легли в основу общественного сознания и обожествления знати.

К концу раннего энеолита³¹⁷ ареал земледелия существенно расширился, охватив новые регионы. Это процесс был обусловлен тем, что, благодаря развитию технологий³¹⁸, земледельческое хозяйство достигло такого уровня развития, при котором прежние районы обитания не смогли поглотить рабочий потенциал обществ. Избыточное население устремилось на освоение соседних плодородных земель и/или сконцентрировалось на поиске новых технологий, в результате которого произошло отделение ремесла и его дальнейшая специализация. Вслед за этим началась диверсификация производства: ряд материалов производились в определённых местах, откуда они направлялись для обмена в другие регионы. В ряде мест развилась добыча камня, минералов, металлических руд и их обработка.