полная версия

Олег Евгеньевич Царьков
Математическое моделирование исторической динамики

Рассмотрим в качестве примера три институциональных оператора „стран оси”, находящихся в вершинах треугольника Льюиса – Японии, Германии и Италии, которые возникли как государства в середине XIX века и зависят от импорта сырьевых ресурсов. Каждая из них имела свою парадигму предназначения¹¹¹⁹, которая привела их к конфликтам с мировым сообществом. После их поражения во Второй мировой войне они прошли путь демилитаризации и стали признанными лидерами постиндустриального капитализма¹¹²⁰ за счёт финансовых вливаний¹¹²¹ и других резонансных эффектов¹¹²². Одновремено с этим в идеологии всех трёх стран произошёл слом прежних парадигм, сделавший их сателлитами США при реализации глобалистского проекта.

ТАБЛИЦА Х. Расчётные показатели¹¹²³ институциональной привлекательности для бывших „стран оси”.

Таблица Х характеризует изменение значений операторов ИИМ за период 1991-2023 гг. Как показывает анализ, эти размеры пропорциональны их степени зависимости от импорта сырья. Объёмы контакта конкретного государства со средой и могут быть использованы в качестве оценки военного потенциала в моделях „наступательного реализма”, а их сравнение с показателем устойчивости показывает существенное снижение активности.

Традиционные колониальные страны, вошедшие в Евросоюз, провели реструктуризацию своих ИИМ за счёт ресурсов своих колоний (Таблица ХI), что позволило им сохранить целостность¹¹²⁴. Значения их операторов ¹¹²⁵ показывают, что переход от классического либерализма к государству общественного блага за исключением Бельгии¹¹²⁶ негативно сказался на жизнеспособности. Причина этого та же, что и у бывших „стран оси” – отказ от собственных парадигм предназначения, которые представляли собой варианты „бремени белого человека” в национальной интерпретации.

ТАБЛИЦА ХI. Изменение значений институциональной привлекательности для бывших колониальных государств

Снижение показателей является следствием умножения реципрокативных методов перераспределения национального продукта и частичной передачи национального суверенитета на межнациональный уровень¹¹²⁷. Вторая причина снижения характеристических значений ИИМ заключается в снижении деловой активности вследствие засилья монополий и излишней регламентации мелкого предпринимательства. Следствием этого является постепенная замена среднего класса чиновной бюрократией и различного рода „креативными симулякрами” – спекулянтами, квазиэкспертами и юристами. Третья причина деградации институциональных матриц кроется в перекредитовании потребления, следствием которого является снижение трудовой активности с уровня возможной¹¹²⁸ до уровня необходимой¹¹²⁹. Четвёртая причина заключается в фальсификации данных, осуществляемой либеральными „креативными элитами” уже на постоянной основе. Их некомпетентность, симулирование деятельности и приверженность к устаревшим детерминистским моделям не подлежит сомнению.

Конец 2022 года подтвердил ошибочность прежних прогнозов и тщетность надежд на построение единого мирового сообщества на принципах „конца истории”, постиндустриализма и глобальной финансовой модели. Социально-экономические последствия современного кризиса, такие как сокращение доходов населения, ликвидация рабочих мест и фискальный дефицит на фоне быстро растущей инфляции, окончатся в лучшем случае продолжительной стагнацией, а в худшем – коллапсом целого ряда национальных экономик, а, возможно, всего Евросоюза. Отрицание самого факта структурного кризиса не оставляют шансов на выживание глобальной и тесно связанным с ней некоторым национальным элитам.

Как показывает историческая практика, мир и человечество в целом представляют собой более сложную систему, чем казалось строителям глобализма. В ней благодаря многообразию действуют различные, порой противоположные факторы, часто имеющие иррациональную природу. Локальное управление в этой системе возможно только в случае, когда появляется возможность выделить её части, в которых они возникают. Столкновение факторов порождает случайности, которые влияют на территориальное, культурное или религиозное разделение людей. Их объединения в иерархии труда с различным технологическим укладом и стереотипом мышления формирует институциональные матрицы этносоциальных систем. Хотя мировые деньги являются общим эквивалентом, они не могут управлять случайными событиями, имеющими совершенно другую природу. Исторически сложилось так, что национальные правительства и тем более элиты более способны их учитывать при выработке решений.

§60. ГОРИЗОНТЫ БУДУЩЕГО

„В темноте не таятся чудовища, но живёт страх их присутствия”

Состояние современной цивилизации не может позволить себе роскошь постановки очередного военного эксперимента над собой.  Прогнозирование будущего должно избегать ни страусиной агностики, ни фатализма предопределенности, ни филистёрского детерминизма. Каждое из подобных позиций порождает слабость и безволие, что с высоты будущей истории, если она состоится, будет представляться как убогость. Ни существующие законы, ни этические нормы и метанормы, ни свобода и справедливость, по отдельности не могут спасти современное общество от катастрофы. Только их сочетание, их разумная взаимосвязь и взаимодействие ответственных элит способны найти достойный выход из сложившейся ситуации.

Определение цивилизационных конфликтов Хантингтона в сочетании с концепцией Ф. Тонниса даёт возможность установить точку отсчёта для построения модели будущего многополярного мира. Уже в 2010 году существовали несколько глобальных регионов, которые можно было условно рассматривать как отдельные блоки глобальной системы. Их условно можно разделить старый мир (Европа, США и Япония), русский мир (Россия и страны ОДКБ), исламский мир, Китай и Индия (Таблица ХII).

ТАБЛИЦА XII. Блоки государств к 2015 году

Примечание: Регионалные трганизации типа ОАГ, ОАЕ, АСЕАН, ОПЕК и т.д. не рассматриваются вследствие низкой взаимной солидарности и зависимости от иностранного влияния.

За последующее десятилетие образовались несколько новых региональных объединений, объявивших о начале своих проектов¹¹³⁰. Рассмотрим исходные позиции основных этносоциальных объединений-суперэтносов¹¹³¹ и их отдельные фракции на начало 2023 года.

Ситуация с континентальной „старой Европой” была, в основном, рассмотрена выше не оставляет надежд на их регенерацию в рамках Евросоюза. Национальные элиты другие стран континентальной Европы не могут взять на себя функции синхронизирующего центра по причинам либо малочисленности, либо эгоизма, интеллектуальной ограниченности или разобщённости. В связи с этим руководящую роль в новом проекте может играть модернизированный Ватикан, который способен сплотить и возглавить конфедерацию католических народов. Несмотря на ряд организационных преимуществ и близость культурных типов¹¹³², эта страна обладает двумя существенными недостатками – отсутствием эффективного аппарата насилия и религиозной идеологией, котороя неприемлима для стран северной Европы и атеистической Франции. Если первую проблему можно довольно быстро исправить путём реформирования или создания орденов по образцу и подобию ЧВК, то вторая задача требует длительного и дорогостоящего решения. При этом основные усилия приустановлении католического порядка будут направлены не столько на борьбу с протестантами, сколько с „культурой отмены”.

Вместе с тем консолидация Европы под знамёнами католицизма требует отстранения национальных либеральных элит и замены их традиционными консерваторами, а также подавление деструктивных антисистем, таких как отстранённая от власти либеральная экс-бюрократия, „зелёные”, агрессивные элементы ЛГБТ сообщества и неевропейской эмиграции. В экономической области основная политика Европы должна быть ориентирована на обеспечение своей энергетической безопасности.

Основная часть „золотого миллиарда” в той или иной степени будет оставаться в орбите влияния США, которые уже осознали необходимость реиндустриализации и неизбежность мирового переустройства. Четвёртая модель англо-саксонского мира¹¹³³ охватывает Великобританию, её доминионы¹¹³⁴ и некоторых других членов Содружества¹¹³⁵. Потенциально к ней могут примкнуть остатки НАТО – Северная Европа и погрязшие в местечковом национализме и коррупции балтийские этнократии. Впрочем, в свете их депопуляции и отсутствия природных они не будут представлять особого интереса и, как обычно, станут разменной монетой в очередном геополитическом торге.

К англосаксонскому объединению, которое, по всей видимости, будет представлять федерацию, потенциально тяготеет восточноазиатский блок в составе Японии и остальных „дальневосточных тигров”¹¹³⁶, обеспокоенных китайской экономической экспансией и отсутствием ресурсов. Несмотря на близость технологических платформ и развитую экономику, восточноазиатский блок принципиально отличается от англосаксов стереотипом поведения¹¹³⁷ и культурой. Это существенное отличие определяет разнонаправленность собственных векторов их институциональных матриц и становится существенным препятствием для их синхронизации. Другим важным различием является политическая культура объединений, в одном из которых делается идеологический упор на „свободы и законность”, а во втором – на „справедливость по Конфуцию”.

Именно разнонаправленность собственных векторов институциональных матриц развитых капиталистических стран не позволила им объединить свой потенциал и выиграть экономическое соревнование с континентальным Китаем, который за два поколения дважды поменял свой технологический уклад, сохранив и приумножив при этом духовно-ментальное пространство, соединив в нём идеи Конфуция и Маркса. Вследствие этого ядро китайского этноса при всех своих недостатках более сплочено, чем любое другое. Наличие обширной периферии, самого крупного по числу потребителей внутреннего рынка и следование курсу „Realpolitik” определило ведущую роль Китая в мировой „физической экономике”.

Несмотря на размеры и пятое место в мире по размеру ВВП, Индия представляет собой формирующийся мегаэтнос, который находится в процессе консолидации после надлома в 1947-76 гг. Неравномерность развития распылённого ядра¹¹³⁸ и значительное отставание хинтерланда, конфликты на границах и внутри страны сильно искажают институциональную матрицу субконтинента. Несмотря на это, она сохраняет тенденцию к улучшению, что потенциально вводит Индию в инерционную фазу развития. Её дальнейшая эволюция с привлечением сателлитов¹¹³⁹ в далёкой перспективе может превратить страну во вторую по величине экономику мира¹¹⁴⁰.

Буддистская цивилизация по своему духу близка к индийской. Будучи очень старой¹¹⁴¹ и реактивной, она приближается к состоянию гомеостаза. Это затрудняет её технологическое развитие и не позволяет использовать доступные ресурсы в полном объёме, что делает объектом для экспансии соседних¹¹⁴² цивилизаций. Ситуацию ухудщает идеологическая разнонаправленность двух потенциальных центров цивилизации – социалистического Вьетнама¹¹⁴³ и капиталистического Таиланда¹¹⁴⁴. Несмотря на то, что обе страны показывают значительный экономический рост, их ресурсов по отдельности недостаточно, чтобы сплотить Индокитай и прилегающие к нему территории. Это означает, что в своей политике эти страны будут ориентироваться на другие „центры силы”¹¹⁴⁵.

В настоящее время исламская цивилизация сильно разобщена как в религиозном, экономическом, геофизическом и геополитическом плане. После разгрома стран арабского социализма¹¹⁴⁶ в ходе оранжевых революций, осталось несколько центров, вокруг которых группируются различные фракции. К ним точно относятся Анкара¹¹⁴⁷, Джакарта и монархии Персидского залива. Страны Магриба¹¹⁴⁸. Средней Азии¹¹⁴⁹ и Чёрной Африки¹¹⁵⁰ обладают ресурсами и, вероятно, в состоянии создать свои региональные центры. Особняком от остальных исламских стран стоят Исламабад и Тегеран. Они обладают относительно развитой экономикой и ядерными технологиями, но в силу своей изоляции¹¹⁵¹ не могут стать центрами объединения. При формировании нового мирового порядка они могут рассчитывать на территориальные приращения в случае раздела Йемена, Ирака и Афганистана. При ближайшем рассмотрении невозможно даже представить возникновение единого центра исламской цивилизации, несмотря даже на их тенденцию к авторитаризму и шариатским ценностям.

Восточно-христианская цивилизация в том виде, в котором его описывает Хантингтон, никогда не существовала. Она сразу делилась на балканский осколок Византийской империи, который долгое время находился в сфере турецкого влияния, и евроазийский массив, представлявший смешение религий и народов самого различного происхождения и веры. В основе этого суперэтноса лежат русские язык и культура, но отнюдь не нация, которые сформировались около века назад. Следовательно, он является молодым образованием относительно других цивилизаций. Болезненно пережив надлом в ХХ столетии, он формирует принципиально иную институциональную матрицу, предлагая культурно-языковое многообразие утилитарному индивидуализму либеральной демократии, экспериментирующей с этикой и моралью. Этот факт подтверждает схожесть выдвинутых концепций развития России¹¹⁵², аппелирующих к её историческому наследию и воплощающих наряду с Латинской Америкой христианский консерватизм. С конца ХХ века он „представляет собой непрерывно меняющееся явление… Но вбирая в себя различные концепции, теории и даже психологию масс, консерватизм приобрел противоречивость, внутреннюю разнородность и незавершенность своих теоретических положений…”¹¹⁵³.

„Специальная военная операция” на Украине фактически является полномасштабной войной. Она представляет собой столкновение ядра системы (народы России) и антисистемы (галичан¹¹⁵⁴ с примкнувшей к ним частью малороссов). Россия, воплощая в глазах многих критически мыслящих людей архетип великой державы, предлагает народам антиколониализм, патрилинейную (ориентированную на отца семейства) семью и относительный консерватизм в нравах. Такая модель может привлечь куда больше людей, чем „коллективный Запад”, безаппеляционно навязывающий всем остальным своё понимание правды, демократии, свободы слова, морали и справедливости.

К моменту начала боевых действий Украина фактически была членом НАТО, а ведь русские ясно объявили, что они никогда не потерпят такого членства. Таким образом, с точки зрения национальных интересов Россия ведёт оборонительную войну, направленную на предотвращение агрессии. Для народов Российской Федерации и части русских, проживающих за рубежом, вхождение Украины¹¹⁵⁵ в НАТО – экзистенциальный вопрос, связанный с их выживанием, как великой нации. В начале специальной военной операции¹¹⁵⁶ были совершены ошибки, связанные с недооценкой российским руководством сил ВСУ. Но тот факт, что России оказалась готова к экономическому давлению, не только повысил доверие народа к власти, но и вызвал патриотический подъём.

Конечный результат войны на Украине пока непредсказуем, поскольку в условиях сверхцентрализации в системе растёт её хрупкость¹¹⁵⁷. Даже при неудачном ходе конфликта¹¹⁵⁸, он приведёт к переформатировке российской институциональной матрицы, в то время как Украина в любом случае теряет свою субъектность, ибо выполнит свою основную задачу. Сокрушительная победа России¹¹⁵⁹ вместе с Китаем и англосаксами¹¹⁶⁰ делает её претендентом на ведущее место в мировой политике.

Ведущие эксперты США переоценивают возможности своей страны, считая её очередной "игрой с властью в качестве приза". До недавнего времени основная аксиома американской геополитики заключалась в том, что правящие элиты считали себя в безопасности и, следовательно, могли делать всё, что пожелают. Они полагали, что у США не может быть экзистенциально важных поражений вдали от ее границ. Как оказалось, современная Америка – довольно хрупкая система, которая несмотря на все возрастающие усилия так и не смогла за 9 лет разорвать российскую экономику „в клочья”. Никто из западных политиков и экспертов не ожидал, что она сумеет противостоять "экономическому давлению свободного мира", не разоряясь и не обваливаясь в гиперинфляцию¹¹⁶¹.

Согласно прогнозам Всемирного Банка, российская экономика в 2023 году будет сопротивляться санкциям и при поддержке Китая преуспеет в этом. Вследствие этого европейская экономика, лишённая дешёвых источников энергии, рухнет под бременем промышленной инфдяции и несуразных объём военной помощи Украине. Всё это ведет к тому, что глобальная валютно-финансовая система, основанная на американском долларе, начнает сокращаться. Вслед за ней рушится возможность США покрывать свой огромный торговый дефицит и обслуживать государственный долг. Таким образом, победа в противостоянии с Россией является жизненно важной и для Соединенных Штатов. В настоящий момент американцы, как и русские, не могут "дать слабину" и выйти из конфликта, сохранив лицо. Оба противника вновь сошлись в долговременной схватке, результатом которой должно стать поражение или одного, или другого. Даже в случае успешного исхода этой конфронтации для „свободного мира”, он вновь будет вовлечён в схватку, где его основным противником будет выступать Китай.

Расположенная на периферии индустриального мира Латинская Америка наиболее удалена от очагов конфликта. Её матрицы обладают однонаправленными собственными институциональными векторами, единым иберийско-католическим культурным кодом, необходимыми ресурсами¹¹⁶² и индустриальной базой, соответствующей пятому технологическому укладу. Совместная декларация правительств Аргентины и Бразилии о создании единой валютной зоны от 22.01.2023 предполагает объединение стран континента с 5% мирового ВВП.

Потенциальная возможность конфедерации стран Южной Америки и Южной Африки, частично реализованная в рамках БРИК и лузитаносферы¹¹⁶³ даёт призрачную надежду на периферийное развитие африканской цивилизации. Несмотря на наличие ОАЕ и целого ряда региональных организаций, страны Чёрной Африки разобщены логистически, экономически, социально и этнически. Господствующая в них „элитарная демократия” более близка к этнократии, а различные формы „африканского социализма” мало отличаются от авторитарных режимов правого толка. Причина этих аномальных явлений кроется в сочетании патерналистских и индустриальных иерархий. Низкий уровень образования, значительная прослойка компрадорской буржуазии и коррупция среди чиновничества делают систему управления большинства государств неэффективной, сделали их сателлитами бывших метрополий и других государств-спонсоров. С ростом цен на природные ресурсы общая ситуация в некоторых странах стала выправляться¹¹⁶⁴, но, несмотря на это, Чёрная Африка является беднейшим регионом мира.

§61. ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ

(постбифуркационное существование)

“Лучше ужасный конец, чем ужас без конца “(Ф. фон Шиль)

Не всякая катастрофа приводит к гибели системы, как и не всякая система cохраняет свою целостность в фазе надлома. В точку бифуркации подсистема управления десинхронизируется и разрушается либо полностью, как это произошло с Западной Римской Империей¹¹⁶⁵, либо частично (Византия) и, трансформировавшись, продолжает существовать до следующей катастрофы. Главную роль в этом процессе играет та часть элиты, которая его формирует. Во большинстве случаях она мимикрирует и после перестройки своей институциональной матрицы продолжает существовать. Лучшим примером приспособляемости является история Восточной Римской империи, пережившей Вечный Город на тысячу лет. Другим примером может служить история Великобритании. Этот этнос за счёт стратегии превентивного инвестирования¹¹⁶⁶ достиг первенственствующего положения на планете. Иной способ выживания продемонстрировали феодалы I Рейха, которые, снизив интенсивность преобразований, мимикрировали в военно-служилое сообщество II Рейха.

До недавних пор при изучении судеб европейского дворянства использовался чисто генеалогический подход или исторические и литературные сведения. Если рассмотреть его с социологической точки зрения, мы увидим тут два разных аспекта: один – профессиональный, или военный, второй – экономический, которые образуют некий параллелограмм целей и задач. За всю известную нам историю, как Германии, так и Европы в целом доминирующим фактором была сначала военная, а затем экономическая мощь. При этом экономический фактор никогда не лишал военную силу ее значения в определении конечного результата, т.е. определял предел экономической свободы как системы в целом, так и отдельных её элементов.

Иную эволюцию совершил правящий класс САСШ в первой половине ХIХ века¹¹⁶⁷, трансформировавшись из общества торговцев и плантаторов в промышленную буржуазию, а затем финансовый капитал. Только на империалистическом этапе своего развития гражданское общество США, пользуясь своим технологическим превосходством, перенесло упор на силовое решение экономических проблем. В отличие от своих северных соседей латиноамериканские элиты совершили обратный путь, отказавшись от каудильизма¹¹⁶⁸ в пользу гражданского общества.

Альтернативные варианты реинкарнации элит, заключавшийся в затягивании перехода, были реализованы в Японии, Италии, Австро-Венгрии и России. Вследствие падения продуктивности социально-политических процессов две последние из них саморазрушились, а уцелевшие вышли с ощутимыми потерями. Показательными примерами, когда модернизация проводилась за счёт снижения издержек на воспроизводство старого продукта, являются судьбы Старого Режима во Франции, цинского Китая, Османской империи и Абиссинии, правящие классы которых осознавали необходимость реформ, но не могли их провести ввиду собственной информационной¹¹⁶⁹ ограниченности.

В случаях, когда этнос преодолел фазу обскурации и не подвергся воздействию среды, он может перейти в статическое или персистентное состояние¹¹⁷⁰ или, по определению Л.Н.Гумилёва, этнический гомеостаз. Под этим термином подразумевается такое состояние этносоциальной системы, при котором ее жизненный цикл повторяется из поколения в поколение без существенных изменений. Оно характеризуется равновесием с ландшафтом и подобными этническими системами, поскольку этнос не проявляет целенаправленной активности, направленной на измения окружение. Такое функциональное поведение позволяет судить о крайне низком уровне пассионарности в системе и принять его за точку отсчёта по шкале пассионарного напряжения.

Гомеостаз имеет следующие характерные черты:

каждое новое поколение стремится повторить стереотипы поведения, предшествующего (то есть отсутствует проблема «отцов и детей»);

В этносе господствует статическое (или циклическое) ощущение времени;

границы ареала проживания этноса стабильны, если на них не покушаются соседи;

численность населения стабильна, что обеспечивается ограничением его прироста;

государственные структуры и формы социальной жизни неизменны;

идеология, религия, этика и мировоззрение не развиваются и не изменяются из поколения в поколение, чуждые идеи не вызывают интереса;

хозяйство полностью приспособлено к ландшафту, вследствие чего природо-преобразовательная деятельность отсутствует.

Этнос в состоянии гомеостаза состоит почти целиком из гармоничных людей – вэнь – достаточно трудолюбивых, чтобы обеспечить всем необходимым себя и свое потомство, но лишенных потребности и способности что-либо менять в жизни. Пассионарии появляются в нём в виде исключения и, как правило, эмигрируют, не найдя применения своим силам на родине. Субпассионарии в статичном обществе относительно редки, поскольку не способны к полноценной адаптации. Их естественная изоляция наряду с экспатриацией пассионариев позволяет сдерживать рост внутрисистемной энтропии.

Этнос переходит в состояние гомеостаза после прохождения всех фаз этногенеза. Чисто теоретически в этом состоянии он может пребывать неограниченно долго, если только он не станет жертвой агрессии, геноцида, стихийного бедствия или ассимиляции. Даже в этом случае он может сохраняться как реликт. Он соответствует последней мемориальной фазе этногенеза¹¹⁷¹ и характеризуется сохранением культурной традиции.

В случае полной дезынтеграции систем многие её элементы могут быть включены в состав новой структуры. Наиболее показательными примерами такого явления являются письменность и деньги. Будучи основным носителем информации в примитивных подсистемах управления энеолита¹¹⁷², пиктография развилась¹¹⁷³ в клинопись¹¹⁷⁴ и иероглифы¹¹⁷⁵. Эти виды записей широко использовались в системах учёта и контроля бронзового века и к середине III тысячелетия до Р.Х. трансформировались в в упорядоченное словесно-слоговое письмо. Накануне бронзового коллапса на его возник алфавит, который пережил эту катастроф, и к началу I тысячелетия до Р.Х. распространился по Средиземноморью и Передней Азии, а затем по всему миру.

Первые деньги поначалу служили как некие счетные обязательства и связанные с конкретным видом товара¹¹⁷⁶. Будучи аналогом „трудовых жетонов”, глиняные таблички¹¹⁷⁷ сами по себе не имели ценности, являясь исключительно носителем информации. В конце раннего бронзового века серебряный сикль¹¹⁷⁸ стал всеобщим эквивалентом меновой стоимости. Прямым следствием этого стала унификация записей на табличках, где указывался их серебряный номинал. Они превратились в аналог банковских банкнот XIX века. К началу бронзового коллапса „трудовые жетоны” окончательно вышли из употреблния, уступив место слиткам. Уже в начале железного века¹¹⁷⁹ из слитков началась чеканка монеты. Она была вызвана экономическими потребностями античной торговли. Быстрое распространение монет было связано с удобством их хранения, дробления и соединения, относительно большой стоимостью при небольшом весе и объёме, что оказалось очень удобно для организации расчётов при товарообмене. Подобная система господствовала вплоть до индустриального периода и окончательно исчезла после учреждения Бреттон-Вудской системы. За это время монета как элемент товарно-денежных отношений в своём развитии прошла несколько точек ветвления¹¹⁸⁰ и в настоящее время существует в форме золотого запаса.

Исторический опыт показывает, что при бифуркациях многие элементы прежних подсистем управления могут интегрироваться в новое общество и только немногие сходят со сцены, став жертвой новых хищников, или маргинализируются. Влияние элементов, интегрировавшихся в новую институциональную матрицу, оказывается двояким. С одной стороны, они несут в себе информацию прежней системы, передавая опыт и знание, как было показано выше. С другой стороны, они оказываются наиболее консервативными частями новой системы. Примером могут служить старые центры Месопотамии, сохранившие многие традиции эпохи бронзы. Они сохранили прежний напряжённый ритм жизни, высокий уровень ремесёл и торговли, которые несли в себе немало архаических черт бронзового века¹¹⁸¹. Главным из них оставались храмовое хозяйство, вокруг которых вертелась вся экономическая жизнь городов. Нарядо с фискальным гнётом деспотии оно было главной силой, тормозившей их естественное развитие, которое достигнув определённого уровня самоорганизации, замирало¹¹⁸².

Печать архаизма лежит не только на экономике храмового города, но и его общественно-политической структуре, стержнем которой остаётся храмовая община¹¹⁸³, определяющая социальный статус горожанина. В её основе лежала система родовых профессий, восходящих к эпохе неолита. Вследствие этого, наиболее важные храмовые магистратуры передавались из поколения в поколение внутри нескольких фамилий. Этот закрытый круг фактически контролировал, как хозяйство, так и политику храмовой общины. Как правило, магистраты храмов кооптировались в городской совет, который назначал городских чиновников.

Сохранившаяся царская власть использовала старые городские традиции и, договорившись с жречеством, возродилась в форме военной деспотии¹¹⁸⁴. Её следствием стало взаимотчуждение окончательное податного населения и центральной власти. Будучи на протяжении двух тысячелетий объектом эксплуатации, сельская община лишилась большей части своей самостоятельности. За это время исполнение государством своих общественных функций¹¹⁸⁵ превращается в фикцию, точнее благовидный предлог, оправдывающий усиление налогового гнёта. Избегая давления, общинная верхушка либо интегрировалась в состав правящей элиты и заняла свою нишу в аппарате управления, либо исчезла. С этого момента власть начинает противостоять сохранившейся квазиобщине в качестве внешней враждебной силы, паразитирующей на ней. Этот механизм сверхэксплуатации позволил наследникам царей бронзового века получить ресурсы для внешней экспансии.

Получив ощутимое преимущество над соседями, она принялась распространять своё влияние на пограничные области¹¹⁸⁶ с ещё неустановившейся государственностью. Именно оно объясняет стремительное превращение эфемерного сложного вождества „двенадцати колен израилевых” в автократию с такими неизменными атрибутами, как иерархия сословий и страт, сравнительная ценность, которых определялась близостью к трону, бюрократический аппарат, занятый редистрибуцией продукта. Объединение этого пёстрого конгломерата царств, храмовых городов, княжеств и вождеств, которое представляла собой Передняя Азия в первой половине I тысячелетия до Р.Х, под скипетром Ахменидов явилось закономерным последствием сохранности аттавизмов бронзового века.

Другим примером „жизни после смерти” является Византия, которая пережила Рим на тысячу лет, а её осколки ещё дольше. Когда Восточная Римская империя смогла отразить натиск западных варваров и возродившихся персов, она перешла в контрнаступление, заняв Италию и юг Испании. Однако, два природных явления и перенапряжение сил привели к тому, что она оказалась на грани распада. В этих условиях столичная знать была вынуждена делиться властью с набиравшей силу провинциальной элитой (§25). Так появился фемный строй, который достиг своего расцвета при Комнинах, правление которых совпало с эпохой крестовых походов. Захват латинянами Константинополя и возникновение Монголсферы лишило столицу империи монопольного положения на западной оконечности Великого шёлкового пути. В правление Палеологов возникло несколько альтернативных „империй”, претендовавших на византийское наследие¹¹⁸⁷. Это был уже второй флаг будущей катастрофы¹¹⁸⁸ Византии. За ним проявился эффект „масляного пятна” – гипертрофированный рост религиозной нетерпимости. На протяжении первой половины XV века в империи наблюдался эффект „тюбика зубной пасты”, весьма схожий с тем, что имело место накануне падения Рима. Падение Константинополя в 1453 году означало полную реструктуризацию институциональной матрицы Византии: православие сменил ислам, греко-ромейский язык – тюркский, квазитоварный уклад – реинкарнация поместной системы. В результате этих изменений турки-османы за считанные десятилетия восстановили Восточно-Римскую Империю в юстиниановых пределах.