– Как прошли выходные? – бодро спросил Листан, войдя в лабораторию к Дешу.
– Рад тебя видеть! – поздоровался Деш. – Выходные, говоришь? Феерично! Ты же знаешь.
Деш выглядел критически озадаченным, так же смотрелась и окружающая обстановка. Было понятно, что здесь уже проводился не один мозговой штурм и предстоит еще как минимум не одна атака.
– Да, наслышан немного. И даже прочувствовал, – поделился Листан, подыскав себе, наконец, местечко, чтобы усесться. – И когда от себя вылетал, и здесь по прибытии. Здесь на стартах тоже площадь превратилась во что-то непроходимое.
– На выходных подобное уже было не раз. Но чтобы и после выходных! В прошлый раз все утихло, с началом обиора. И сейчас никто не рассчитывал, что они не успокоятся. Самое главное, что они не делают то, для чего предназначены!
– Кто бы мог подумать, что мы изобретем такие машины, которые сами будут решать, работать им или нет, – продолжил мысль Листан.
– Которые при этом будут еще что-то для себя требовать!
– Я уверен, что это с точки зрения науки величайший прорыв, но сейчас это не имеет никакого значения!
– Ты прав! – ответил озадаченно Деш.
– Полагаю, что тебе сейчас не до достижений твоего принципа на каком-то там тестовом носителе, так как достижения здесь на Прата более чем красноречивы, – пытался все-таки рассказать Листан основные новости, с которыми приехал, – но твои одержали пока победу!
– Да, да, слышал об этом немного, но ты отчасти прав, что сейчас есть более громкоречивые «успехи», – все-таки отвлекшись от своей работы, ответил Деш и грузно уселся за стол рядом с Листаном. – Так ты говоришь, пока они…
– Сейчас они смогли полностью обессмыслить мой принцип! Можно сказать, что они вернули Землю себе!
– Это что же они такое выкинули? – удивился Деш.
– Они обнаружили ультрасветовые явления. А это единственный канал управления моего принципа! Они просто заполнили этот канал белым фоном!
– Это их обкатанный способ борьбы с удаленным источником сигнала, – улыбнулся Деш. – Ничего нового!
– Ты просто за этим старым не видишь того нового, что позволит совершить эволюционный скачок твоему принципу.
Но сейчас у них опять нет власти, – продолжал Листан. – А без нее у них не может быть порядка.
– Это точно. Они ее ненавидят. Любую! Но без нее, увы, не могут!
– А если они опять не впадут в междоусобицы, то возможно они скоро покинут свой носитель. Они знают теперь что искать, и как искать.
– Я смотрю, ты уже изучил и мой принцип! – удивился Деш, что Листан уже делает такие выводы.
– У меня внедрение пока только намечается. Было время понаблюдать.
– Ну, а твои-то что? Сдались?
– Для Мита это и не было войной. Для них Земля был объект изучения. И теперь у них очень много пищи для размышлений. Это твои воспринимают случившееся как победу!
«Разве будет чего-то стоить та победа, если здесь…» – оборвалась мысль Деша звонком Рейпатеонда.
Деш долго его слушал, потом уточнил:
– То есть настоящие просто не вернулись больше в центр Манкоа, и поэтому вы их не изолировали?
– Да. Последний раз их видели вместе со всеми на стартах. Но мы же договаривались, стараться действовать тихо и незаметно. Из толпы мы их вынимать не стали. По отдельности они никому не встречались. На сколько мы знаем, они действительно стараются избегать встреч с нами.
– Правильно поступаете. Пока это меньшее из двух зол. А на других линиях?
– Там так же, как и у нас, идет изоляционная кампания, – сообщил Рейпатеонд. – Отдан приказ изъять из общества всех землян.
– На это потребуется некоторое время, – со смешанными чувствами улыбнулся Деш.
– Передают, что уже заканчивают, – ответил Рейпатеонд и закончил разговор.
– А с моим принципом видишь, что получается? – вернулся Деш к разговору с Листанном. – Сейчас отделяем тех людей, кто был с тестового носителя. А потом, наверное, придется инициализировать заново цели промышленным экземплярам.
– Всем? Ты же раньше говорил, что искусственное формирование целей может привести к побочным эффектам. – Листан еще попытался припомнить приводимые ранее по этому поводу аргументы, но ответ Деша последовал раньше.
– Лучше всем. А что делать? На счет эффектов… Тут уже не до выбора. Естественные приоритеты, как мы видим, тоже оказались недолговечны и ненадежны. Причем неожиданно быстро! Будем рекомендовать владельцам прав на использование людей пройти внеплановое техническое обслуживание.
Закончился второй конжон после самых потрясающих в истории выходных для пратиарийцев, которые существенно, но еще не окончательно, перевернули взгляды пратиарийцев на достижения науки.
Самое большое, на что удавалось договориться с людьми, это сделать покупки, но истинную причину этого согласия пратиарийцам еще только предстояло узнать. Всю остальную работу пратиарийцам, немного отвыкшим от этого, снова приходилось делать самим, так как служников прежних поколений многие уже списали туда, где их еще можно было использовать.
Люди по-прежнему привлекали внимание к своим новым желаниям. На их плакатах появились имена всех землян, которые тихим образом пропали без вести на других линиях.
Как и прежде где-то в толпе находились и управляли ей безсертификатники, хотя теперь они старались выделяться как можно меньше. Пратиарийцам было известно их местонахождение, но они ждали момент, когда земляне немного потеряют бдительность и останутся одни.
Оставшимся Макару и Эмили компанию теперь еще составлял Мусъаб, который примчался с первой линии вскоре после разговора с пропавшим Арамааном.
– Мне показалось или сегодня действительно людей пришло меньше? – не столько спросил, сколько поделился наблюдениями происходящего на стартовой площади подошедший к ним Жомех.
– Как минимум на двоих меньше, – ответил Шэхриэр, в последнее время почти постоянно кружившийся возле Макара и Эмили.
А может, это Макар и Эмили старались не оставаться без общества клетионцев, а тесное общение с Шэхриэром, начавшееся на выходных, оказалось вполне подходящим.
– Да больше, – продолжил свои домыслы Жомех.
– На счет больше, я не знаю, – сказал Шэхриэр. – Точно знаю, что Шани заболела, поэтому ее нет, и Иоши почему-то решил, что он должен делать свою работу.
– А что с Шани? – не сдержала любопытства Эмили.
– Не знаю. Плохо себя чувствует, слабость какая-то, зато часто ходит в…, ну… – не стал договаривать Шэхриэр, показав что-то невнятное жестами.
Эмили в ответ улыбнулась, сделав, очевидно, какие-то выводы, но не стала ими делиться.
– Ладно, мы с ней потом побеседуем.
– Да, вы лучше побеседуйте потом. Что ты там, Жомех, сказал про Иоши? – встревожился Макар.
– Он сказал, что ему нужно работать, – ответил Шэхриэр. – Причем, он даже удивился, мол, что это за глупость такая, толпиться на улице непонятно зачем.
– Это точно тот самый Иоши, которого и я, и ты знаем? А я знаю только одного! – уточнил Макар, вспомнив, что Иоши вообще-то не просто участвовал в митингах, но весьма активно организовывал их.
– Я тоже знаю только одного, – сказал Шэхриэр.
– Тогда я ничего не понимаю. Ты что-нибудь понимаешь, Эмили? – дернул ее Макар.
– Он еще как будто впервые услышал об этом, – добавил Шэхриэр.
– Настолько быстро и настолько сильно люди обычно не меняют свое отношение, – сказала Эмили. – На это нужно как минимум время, но и, конечно, причины.
Случай с Иоши был отнюдь не единичным. Пообщавшись с такими перебежчиками, Макар понял, что это не случайность. И окончательно убедило его в этом сообщение того же Жомеха, что его хозяева, ссылаясь на проверку здоровья, несколько асанов просто говорили, потом настаивали на визите на завод Манкоа, а вчера хотели было силой отвезти туда.
– Я еле вырвался и убежал, – закончил эмоциональный рассказ Жомех. – И я не хочу туда возвращаться.
– Ты и не обязан! – подчеркнул Макар. – Не-о-бя-зан! Понял! Ты свободный человек, что бы там ни говорили пратиарийцы!
– Оставайся с нами. Нечего там делать! – добавила Эмили. – Вот как Шэхриэр. Он почти все время здесь. Дома появляется, только если ему нужно.
Мусъаб долго молчаливо горящими глазами оглядывал это скопление недовольных людей, даже не понимавших до конца, чем они недовольны.
– Да, вы правы, – неожиданно он прорвал собственную тишину, согласившись с Макаром, – это бестолковое сборище тюленей! Реально мы так ничего не добьемся.
– Ты согласен, что нужно что-то более решительное! – обрадовался Макар, видя, что Мусъаб подхватывает волну. – Ты же знаешь, как это все можно просто взорвать?!
– Я знаю, как можно взорвать и не только это! Я уверен, мы найдем здесь, все что нам нужно! Я сделаю такую бомбу…! Вы только придумайте, как ее пронести туда, куда нужно, – начал строить планы Мусъаб.
– С этим проблем не будет, – захлебывался азартом и ласкательными эпитетами Макар. – Здесь нигде нет абсолютно никакого контроля безопасности. Мир этих дегенератов девственно наивен!
– Ты только скажи, что тебе нужно, – сказала Эмили, постепенно все более глубоко пропитываясь от Макара и из-за пропажи землян ненавистью к пратиарийцам.
– Да, мы перевернем здесь все, но найдем необходимые ингредиенты! – убеждал Макар Мусъаба.
К их кружку затейников присоединилась Франческа.
– Я не понял, ты родила что ли? – спросил Макар, увидев, что Франческа стройна и легка, как и прежде.
– Родила! – ответила довольная Франческа. – Поэтому так давно и не приходила.
– Поздравляю, – обрадовалась и обняла ее Эмили. – Ну, и кто? Мальчик, девочка?
– Я не знаю. Нам не говорят, – даже удивилась такому вопросу Франческа.
– Как это не говорят? – удивилась и Эмили. – А ты сама не спрашивала?
– А где ребенок? – не дождавшись ответа, встревожился Макар.
Ситуация, когда мать не знает, кто у нее родился, его скорее испугала, чем удивила.
– После родов, у нас детей сразу передают в ясли, – спокойно ответила Франческа, не понимая тревоги Эмили и Макара.
– Как это передают? Кто это передает? Это мой ребенок! – уже вскипел Макар. – Как ты могла его отдать?
Шэхриэр и Жомех смотрели на реакцию землян и тоже не понимали, в чем собственно проблема.
– Но там ребенку будет лучше. В яслях ему обеспечат лучшие условия, за ним будут ухаживать обученные люди, – продолжала объяснять Франческа.
– Люди? Какие вы люди после этого? – возмущался Макар. – Какая ты мать, если ты отдала свое дитя неизвестно кому. И даже не поинтересовалась, кто у тебя родился!
– А как? Как иначе? – все более недоумевала Франческа. – Ведь его же, наверное, нужно кормить. Я даже не знаю…
– Я не знаю… – передразнил ее Макар. – Я не знаю, как вы клетионские так можете, – уже свистело из ушей Макара. – У нас, у землян, дети остаются с родителями. Не знает она, чем кормить! У тебя же есть молоко!
Последней фразой Макар окончательно раздавил Франческу и даже напугал ее. Она не нашлась, что ему ответить. Сам же он не в первый раз, но, пожалуй, впервые настолько сильно ощутил разницу между землянами и людьми с Клетиона.
– Макар, ты слишком резок с Франческой, – попробовала вступиться Эмили.
– Я резок? Давай твоего ребенка сдадим в детдом! – не унимался Макар. – Я этого так не оставлю. Я его заберу. Если мать не желает растить своего ребенка, я выращу его сам! Где ты оставила его? – накинулся он снова на Франческу.
Та едва смогла выговорить пару слов в ответ. Ее больше вывел из равновесия не сам факт оспаривания правильности того, что она оставила младенца. Для нее это было очевидным и естественным поступком. Да даже не поступком, а нормальным ходом вещей. Ее потрясла манера. Она никогда раньше не видела проявления ярости.
Макар решительно был настроен добиться, чтобы ему вернули его ребенка. Он собрался идти на завод Манкоа. Однако, Эмили сделала правильно, что не отпустила его одного. В итоге и у завода тоже получился целый митинг. Хотя и безрезультатный.
Добиться удалось только скупого ответа: «Это не возможно», который, конечно же, не оказался удовлетворительным и достаточным для Макара. Пообещав, что они еще пожалеют, и что последнее слово будет не за ними, Макар оставил Манкоа.
– Рейпатеонд ждет вас на открытой террасе на крыше здания, – сообщили Дешу, когда он вошел в фойе завода Манкоа.
Ему объяснили, как его найти.
– Вы сегодня работаете не у себя в кабинете? – поинтересовался Деш, после вялого взаимного приветствия.
– Да. Приходится. Асан давно закончился, и если уж не удается расслабиться под лучами Сиклана, то хотя бы зарядиться его энергией во время работы все-таки лучше, чем ничего, – сказал Рейпатеонд. – Располагайтесь. Сейчас подойдут еще наши специалисты, и мы начнем.
Имилоты Сайкон и Кефера, Сантер расположились вокруг стола. Пауза не затянулась, так как Омере и Сенцер не заставили себя ждать.
– Ну, что ж, коллеги! – начал Рейпатеонд. – Мы находимся на грани сворачивания нашего проекта. Префер Прата выразил четкую позицию, что подобное больше случиться не может. Соответственно, в противном случае, принцип «Земля» будет закрыт. И скорее всего навсегда. Необходимо признать, что пратиарийцы впервые столкнулись с подобной ситуацией, и, очевидно, не были готовы.
– Мы, видимо, недооценили свое детище, – добавил имилот Сайкон.
– Не были готовы к тому, что технологии перестанут быть таковыми! – поддержал тезис имилот Кефера.
– Да, – согласился Рейпатеонд. – Даже несмотря на то, что у нас был тестовый носитель, полный каких угодно примеров! Но опыт того же тестового носителя, что свойства экземпляра зависят от среды воспитания, оказался не гарантирующим.
– А какова сейчас численность людей? – поинтересовался имилот Кефера.
– Свыше двухсот двадцати миллионов экземпляров, если считать совместно во всей системе Прата и на Клетионе, – ответил Омере.
– Это, полагаю, в несколько раз больше, чем количество произведенных экземпляров всех принципов предыдущих поколений, – многозначительно подчеркнул Сайкон, – Что безусловно подтверждает, что данный принцип является самым успешным в истории.
– Вы мне можете сколько угодно говорить об успехе и прорыве в науке! Мы здесь не для того, чтобы продолжать восторженно восхищаться! – отчеркнул сразу грань Рейпатеонд. – Что еще стало известно о взорванном сегодня гоне? – вернулся он к основной проблеме. – Есть точные данные о жертвах?
– Погибло двадцать шесть пратиарийцев, четыре человека. Это все люди, которые были на борту. Они погибли, потому что они не умеют парить. Кто-то погиб от взрыва, кто-то разбился при падении. В разной степени пострадало около сотни пратиарийцев, – доложил Омере. – Хорошо, что был не час пик. На борту было всего сто пятьдесят пассажиров.
– Из ста пятидесяти только четыре человека? – уточнил Рейпатеонд.
– Люди сейчас бастуют, поэтому пратиарийцы путешествуют одни, – пояснил Омере.
– Они расширили список своих требований, – сообщил Сенцер, префер центра Манкоа. – Вскоре после трагедии с гоном, на главных дверях центра появился список требований с угрозой, что дальше будет еще хуже, если их требования не будут удовлетворены. Написано на человеческом.
– Они уже не считают нужным общаться с нами на нашем языке! – отреагировал Рейпатеонд.
– Правила игры диктует сильнейший, – сухо добавил Деш.
– То есть… – уточнил Рейпатеонд. – Кто в данной ситуации сильнейший? Они считают себя сильнейшими?
– Они могут не считать себя таковыми. Но по земным категориям сильнейший тот, кто диктует правила игры.
– То есть твой прогноз пессимистичен? Я правильно понимаю? В таком случае нам необходимо как можно быстрее предпринимать решительные действия!
– Это такие понятия сложились на тестовом носителе. Мой прогноз не пессимистичен, – снова пояснил Деш. – И чего же они хотят теперь, кроме выходных? – он осторожно перевел тему.
– Требование выходных теперь спустились в конец списка, – продолжил Сенцер. – На первом месте стоит требование освободить землян. Потом прекращение промывки мозгов и стирания памяти людям. Далее требуют освободить детей, потом они хотят свободу действий.
– Ну, все понятно. Этот список формируют земляне, – заключил Деш.
– А нам еще не удалось изолировать всех, – с огорчением заметил Рейпатеонд. – Они в последнее время мало открыто показываются. И всегда в окружении большого количества людей. Теперь получается, что ждать удобного случая, чтобы все сделать тихо, уже нельзя. Тогда, – обратился он к Омере, – вникайте в тон, находите всех и изымайте. Деш вам поможет настроиться на их информационные нити, если вам самому будет сложно.
Даш им информацию об оставшихся безсертификатниках? – спросил Рейпатеонд Деша.
– Да, конечно, – ответил тот.
– Или даже может сам их и найдешь?
– Мы договоримся с Омере, – сдержанно ответил Деш.
– А как же быть с требованием людей, освободить землян? – уточнил имилот Кефера.
– Уверен, что это требование землян, а не людей. Если среди них землян не будет, оно перестанет быть актуальным, – ответил Рейпатеонд. – Деш, ты как считаешь?
– Согласен, что сейчас нужно действовать именно таким образом, но не уверен, что это сработает так, как мы предполагаем, – ответил Деш, понимая, что уже не может уверенно прогнозировать реакцию не только землян, но и клетионцев.
– Попытка интегрировать их в общество, оказалась ошибкой, – констатировал Рейпатеонд. – Наш вывод, что среда способна изменить человека, здесь не оправдался. Даже будучи маленькой частью среды, человек может ее уничтожить.
Как они столько времени смогли просуществовать на своем тестовом носителе? – задал он неожиданный вопрос. – Но, впрочем, не будем сейчас отвлекаться на это, – сам же он и приостановил дискуссию.
– А как дела с сервисной кампанией по переустановке целей? – поинтересовался Деш.
– Очень мало, – ответил Омере. – К сожалению, очень мало. Кто-то не считает нужным, другие еще не успели. Но поступает много сообщений, что люди не появляются дома, поэтому хозяева их не могут доставить в сервис. И это хуже всего.
– А есть какие-то отзывы от обладателей прав по результатам сервисной кампании?
– Да, поступали. После обслуживания люди приходили в норму и выполняют свою работу согласно инструкциям.
– Но, изолируя землян, мы возвращаемся к старому вопросу, – напомнил Рейпатеонд. – Их тоже нужно куда-то девать. Временно Манкоа может хранить их у себя. Но в перспективе…
– В лаборатории университета их тоже держать не будет удобно, – сказал Кефера.
– Деш, тогда, может, все-таки снова поговорим о возврате их на Землю? – спросил Сайкон.
– Это почти равносильно утилизации, – ответил Деш. – Среда, прежде всего социальная, а наиболее опасна именно она, настолько изменилась, что вероятность адаптации и выживания приравнивает возврат к негуманным методам.
– Но они же адаптировались в свое время на Клетионе. Это не было не гуманно, – возразиыл Рейпатеонд.
– При заселении Клетиона, там не было социальной среды. Люди должны были создать ее сами. А окружающая среда была безопасна.
– То есть мы сами его себе придумали? – с азартом, осипевая из-за частого в последнее время молчания, продолжал начатый спор Авдей.
Он несвойственно себе срывался быстро, так как по-прежнему злился на Деша, что тот снова запер его у себя в лаборатории одного. Запер в отдельной конуре, которую теперь уже он не мог называть иначе, где было лишь небольшое окно, и то направленное вверх.
В разгар арияда, когда свет Сиклана падал точно вниз, комната вообще преображалась в камеру пыток. В это время Авдей даже переставал выкоблучивать никому не нужные поделки, чем он занимался от безделья. Но ему нравилось переставлять свои шедевры в ту часть комнаты, куда падал луч света – одна из немногих радостей, как у ребенка, в которого может превратиться запертый человек! Так же радовало, что пятно света перемещалось очень медленно. А сейчас свет предательски уползал по стене вверх и очень не скоро обещал снова вернуться на пол. Поэтому всё многообразие творений Авдея сейчас бесформенной горкой лежало в самом затененном углу.
Одновременно Авдей оживал, когда хоть иногда Деш заходит к нему. Ему до зеленой апатии не хватало общения. Он даже не знал, где находятся остальные земляне. Здесь же, может, за соседней стеной, или еще где-то… Живы ли они…
– Нельзя так утверждать, – не теряясь, ответил Деш. – Среди людей все-таки есть те, кто может вникать в информационный тон. Они и посеяли среди вас эти идеи. Такие люди были всегда, хоть их и было мало.
– И кто же они, эти особенные люди?
– Они не особенные. Обычные, как и все. Мы как-то с тобой уже говорили об этом. Просто кто-то умеет петь, для этого тоже нужно, чтобы сложились вместе множество обстоятельств, кто-то умеет думать и изобретать. Они умеют вникать в тон, точнее лучше других чувствовать его. Только они не умели четко разделять нити и расшифровывать тон, часто делали неправильные выводы.
– Для людей, я так понял, это очень сложно. А для вас? – поинтересовался Авдей.
– Для нас это тоже не просто. И, кроме того, очень сложно найти в тоне, не зная, что именно ты хочешь найти. Ты просто не сможешь отделить нужное от ненужного. Например, не зная тебя, я бы, пожалуй, не смог ничего узнать о твоем друге Ярославе, – пояснил Деш. – Только если бы случайно наткнулся на его тон. Поэтому тон не всегда может быть полезным.
Авдея словно сбило поездом упоминание о Ярике. Его мысли мгновенно растрои́лись, и он словно через пелену воспринимал дальнейшие слова Деша.
– А одна из таких ошибок, – продолжал Деш, – будучи многократно пересказанной, так аккуратно изменилась, что стала восприниматься уже как происходящая из разных источников. Совпадения в ключевых деталях в таком случае были неизбежны! И для вас почему-то они стали неоспоримым доказательством. Случись в этих историях чуть больше вариативности…
– То что? – Авдею стало даже интересно, чем должна была закончиться недосказанная мысль Деша.
– Этим, кстати, активно пользуетесь вы сами, и эту особенность раскусили Мита. И тоже применяли, запутывая следы о себе. Вы бы в нее не поверили! А так это воспринималось как рассказы и пересказы слов разных очевидцев.
Авдей сидел за столом и переставлял с места на место маленькие фигурки, сделанные из бумагоподобного материала, который он выпросил у Деша; периодически он возвращался к новой еще незаконченной фигурке, подправлял в ней какие-то детали и отставлял ее в сторону.
Ему хотелось поспорить, но понимая, что в знании собственной истории ему не сравниться с Дешем, он не осмеливался и на этот раз решил просто согласиться.
– Мы иногда ошибаемся и принимаем желаемое за действительное. А вы, верно, не ошибаетесь? – задумчиво проговорил Авдей.
– Бывает. Наша ошибка, например, была в том, что мы оставили и отпустили тебя и всех людей с экспериментального носителя. Землян, как вы себя называете. Мы не в полной мере учли вашу враждебность, которая стала доминировать на Земле и прививается всем с детства, которую вы испытываете априори ко всему, что оказывается над вами, на что вы не можете повлиять, даже если вам всего лишь кажется, что вы не можете повлиять.
Деш обратил внимание, что фигурки у Авдея разные. Одни напоминали людей и земных животных, другие существа системы Прата.
– Это чушь! – возразил Авдей.
– Это чушь?! – удивился Деш, привлекая внимание Авдея на происходящее на столе, где почему-то пратиарийские фигурки в большинстве своем лежали, а земные стояли.
– Но это же вы нас таким сделали? – сознание Авдея машинально пыталось найти оправдание.
Деш узнал этот алгоритм защитной реакции.
– В основных моделях поведения изначально присутствовала осторожность. Но как следствие многократных суперпозиций, – рассуждал он, – враждебность могла, конечно, возникнуть. А то, что она стала нормой, – это приобретенная черта.
– Это то, что вы называете феноменами? – уточнил Авдей.
– Совершенно верно! – подтвердил Деш. – Кроме того, мы знали, – продолжил он, – что вы легко поддаетесь новым ценностям, и, если знать как, то легко можно заставить вас в них поверить. Поэтому здесь в Мантаме всего десять человек смогли обратить в так называемую новую веру два миллиона людей с Клетиона.
– Они были наивны, как дети! – ответил Авдей. – Я был в шоке, насколько легко Майкл манипулировал ими с самого первого асана общения с ними.
Деш достал два сосуда, воспарил немного к своду комнаты и стал собирать мелкие листики таойи и цветы паиса, отдавая предпочтение только что раскрывшимся.
– А всего вас, землян, было меньше тысячи, – продолжил Деш, стараясь подчеркнуть ничтожность процента землян. А клетионцев на Прата уже…
– И нас специально разделили по центрам Манкоа, – перебил его Авдей.
– Да. Так чтобы в одном центре оставалось не больше десяти человек. Мы стремились, чтобы вы адаптировались в новых условиях. Оставь вас большими группами, этого бы точно не происходило.
Но хуже всего, что вы сюда принести идеи разрушения. Известно ли тебе, что при первом организованном вами взрыве погибло двадцать шесть пратиарийцев? От второго взрыва погибло уже больше тысячи.
– А погибших людей ты, значит, не считаешь? – взорвался неожиданно Авдей.
– Есть ли смысл их считать, коли вы сами не считаетесь с тем, что они могут погибнуть от ваших же рук?! Даже от собственных рук?! При втором взрыве человек сам взорвал себя в межпланетном гоне. Шансов выжить не было ни у кого! Это ты можешь объяснить?
– Я – нет. Ты, наверное, можешь! – Авдей кинул вызывающий взгляд на Деша. – Но, в конце концов, ты сам говоришь, что причинность в нас заложена. Значит, ее не может не быть!
– Вас – землян – в отличие от клетионцев не просто понять! Трудно понять, чего вы хотите! Что вас не устраивало?!
Авдей выдержал небольшую паузу, после чего сказал:
– Теперь ты еще скажешь, что, кроме того, что мы легко поддаемся влияниям, не знаем меры, еще и сами не знаем, чего хотим!
– Это твои слова! Или ты считаешь иначе? – спокойно перевел стрелку обратно Деш.
Авдей немного сдулся, получив свои нападки обратно.
– Человек хочет иметь много вещей нужных ему для чего-то, – начал рассуждать он. – А не хватает ему, наверное, одного, понимания, зачем он сам. От этого все наши, а теперь и ваши, беды и несчастья!
Теперь Деш немного задумался.
– Ваш пророк уже давно сказал вам, что нужно, чтобы решить все ваши проблемы: «Не содей неволимого!»
– Какой именно пророк?
– Он был только один!
С одной стороны носитель, который Авдей видел сам. С другой стороны пророк, о котором упомянул Деш, относил мысли к старым представлениям о собственном происхождении. С третьей… и четвертой… Порочный круг опять замкнулся в завязанный узлами тор.
– И все-таки я не могу понять, не могу поверить, что есть этот крошечный носитель, где… – озвучивал свои медленные мысли Авдей; в этот момент можно было бы даже подумать, что он сидит на таблетках. Вдруг он остановился. – У нас на самом деле было две теории. Одна о случайном зарождении жизни…
Деш улыбнулся.
– А не кажется тебе, что слишком много случайностей, – ему не составило труда вклиниться в слова Авдея. – Удачное расстояние до звезды, наклон оси, подходящий спутник нужной массы…
– Бестолковый! На нем нельзя было даже спокойно ходить, не то, чтобы жить, – теперь вклинился, даже огрызнулся Авдей.
– Не такой уж! Как минимум для обеспечения приливов. Далее удачный состав, обеспечивающий наличие магнитного поля, исключающий ионизацию всего, – продолжил Деш, – удачно сложившийся состав атмосферы, содержащей тот же озон? Это лишь несколько из необходимых условий. Я уже не говорю, о случайном зарождении первой живой молекулы, случайном обретении оболочки и превращении ее в клетку.
Сколько нужно удачных случайностей только для этих первых двух этапов? А последующие миллиарды случайностей так называемой эволюции. Ты не силен случайно в вероятностях?
– Так и звезд с различными условиями во вселенной не мало? Сколько среди них подходящих?
– Даже если не одна! Умножь эту вероятность, на вероятность последующих совпадений.
– Она же не нулевая! Значит, шанс есть. В него отнюдь не труднее поверить, чем в то, что мы всего лишь одна из ваших технологий.
– Поверить! – улыбнулся Деш. – Вам всегда было проще поверить или не поверить, чем обдумать, оценить и аргументировано подтвердить или опровергнуть. А мы ведь так и не можем объяснить, что же физически или химически лежит в основе этого вашего феномена «вера». Ни как общего мирового, ни как индивидуального, в отношении отдельных жизненных вопросов, что возникают каждый день.
– Между тем, для нас вера – это основа. Если нет веры, нет доверия, то невозможно построить что-то еще.
– Ты думаешь, что вера первична?
– Полагаю, это так.
– А если я тебе скажу, что понятие «вера» – это прямое следствие понятия «ложь»?
Авдей на какое-то время задумался.
– Может, наоборот?
– Вряд ли. Сначала кто-то соврал, а потом кто-то ему поверил. Все, что было до лжи, было просто реальностью. Теперь же добрая половина вашей человеческой активности направлена на пресечение нечестного поведения, в том числе и лжи.
«…половина жизни… против лжи…» – Авдей перекроил покороче мысль Деша.
– Да, да! Именно так, как ты подумал, – подтвердил Деш.
– А вы читаете мысли? – удивился Авдей.
– Нет. Мы сейчас с тобой на одной волне, а твои мысли уходят в тон, – пояснил Деш, – я их услышал.
Авдей между тем медленно продолжал перекладывать мысль Деша на реалии: «… полиция против населения, против нее прокуратура, ее тоже кто-то наверняка проверяет, суды решают споры между всеми… Да хотя бы системы контроля в аэропортах,… да даже системы оплаты в метро… Сколько нужно оборудования, заводов его производящих? Сколько там персонала…? Даже просто в каждой двери есть замок, и, значит, есть тот, кто его придумал и сделал… А у каждой страны есть армия для защиты от нападения, что тоже вне закона «не содей…» – наконец, уперся в несметный камень Авдей.
– А что же заставило первого человека соврать, в таком случае? – продолжил обратную цепочку Авдей.
– Умение строить гипотезы! Творческий потенциал, иными словами. Он предполагал, а не врал. Но интереснее другое. Что заставило других ему поверить? И что заставило его пользоваться этим? Да, потом люди научились именно пользоваться этим умышленно, лгать. Это интересно хотя бы с фундаментальной точки зрения! Ведь именно этот феномен «веры» одновременно движет вас вперед и ограничивает, сближает и разделяет, и даже делает нелогичными. Но когда мы закладывали ваш принцип, мы предполагали только рациональные последовательности развития. И то, что вы смогли покинуть границы вашего носителя, я говорю сейчас о непосредственно субстрате, имея свои догмы… Это тоже феномен!
– Феномен нашего феномена в том, что мы верим, но всегда сомневаемся! – включился в игру слов Авдей.