Макс Казаков
Принцип «Земля»
***
Деш вернулся к себе в университет. Он остался доволен тем, что увидел в Манкоа. И в конце асана, разговаривая с Рейпатеондом, он выразил надежду, что и в дальнейшем процесс подготовки будет таким же гуманным.
– Конечно, – заверил его Рейпатеонд.
– Я просто еще раз напоминаю, что это не просто принцип. Он отличается от всех прежде внедренных ранее, наличием имитации обычных эмоций. Но, тем не менее, для них эти эмоции настоящие, они с ними живут. От этого зависит устойчивость каждого конкретного экземпляра.
– Вам, Деш, виднее. Вы имеете дело с этим принципом уже… – Рейпатеонд задумался.
– Уже три сиклона, – договорил Деш.
– Вот именно. Поэтому мы постараемся следовать Вашим рекомендациям. Ведь мы так же заинтересованы в том, чтобы внедрение было успешным, – уверил Рейпатеонд. – А для этого нам потребуется эффективно удовлетворять спрос, – с намеком закончил он.
– Да, да! Понимаю, что Вы имеете в виду, – улыбнулся Деш. – Я как раз иду к себе. Необходимо все точно просчитать и спланировать завтрашнее повышение плотности времени на носителе. Мы так и оставляем запланированное повышение в три раза или у Вас появилась какая-то дополнительная информация, и нам необходимо скорректировать планы?
– Пока оставляем в три раза, – ответил Рейпатеонд. – Точнее смогу сказать только завтра, когда мы обработаем заявки, собранные за сегодняшний асан.
– Хорошо. Тогда завтра свяжемся и уточним параметры, – заключил Деш.
***
Время на промышленном носителе ускорилось, что позволило изымать с Клетиона втрое больше людей уже сейчас. Однако это не было пределом производительности.
– Количество готовых экземпляров где-то пять процентов от общей численности, при условии их изъятия по мере физиологического созревания и стабильной репликации, – объяснял Деш Рейпатеонду, – Поэтому, если не изымать слишком много экземпляров, а нарастить численность на носителе, то возможно наращивание мощности и без повышения плотности времени.
– Но это потребует временного ограничения в поставках? Правильно я понимаю? – уточнил Рейпатеонд.
– Да это так. Временно. Одного обиора будет достаточно. Но кроме этого временного недостатка, у этого способа есть и преимущества. Во-первых, чем быстрее идет время на Клетионе, тем нам труднее контролировать события, происходящие там, труднее успеть вмешаться и скорректировать их.
– А значит, больше риск получить сбой качества, – сделал логический вывод Рейпатеонд, исходя из своих практических интересов.
– Совершенно верно. Во-вторых, при повышении численности, можно будет увеличить и количество специализаций. С прикладной точки зрения это тоже аргумент.
За несколько последующих ариядов было отправлено в разные направления несколько десятков тысяч человек. Количество заказов стабильно росло. Поэтому решили использовать оба способа наращивания производительности.
Деш более всего опасался, что экземпляры придется долгое время хранить на складе. Но этого не случилось. Их держали в цеху хранения не более установленного Дешем необходимого минимума, чтобы дать людям возможность осознать свое новое местоположение и немного привыкнуть к новым окружающим условиям.
***
В этом динамичном темпе Деш не заметил, как миновала еще половина обиора. На предстоящие короткие выходные дети звали его в педагогиум на запланированный концерт и обещали сюрприз. Правда, они и сами не знали какой именно.
Даже в большом зале педагогиума оказалось довольно тесно для такого количества гостей. Снова было много родителей, как и в прошлые выходные, когда была встреча с Франческой. Очевидно, многим эта встреча запомнилась, и они ожидали чего-то столь же интересного и в этот раз.
Эти ожидания оправдались. После своих выступлений дети заняли места в зрительном зале. А на сцену выкатили какую-то трехногую каракатицу. Объявили дополнительный номер для которого пригласили из ресторана Маники́, нашумевшего в последние конжоны, их новую артистку из новой развлекательной программы. Она исполняла музыку, что само по себе было новым явлением для пратиарийцев, очередным заимствованием изобретения у изобретенного принципа.
Для небольшого концерта было отобрано несколько чисто инструментальных разнохарактерных произведений и одна песня для заключительного номера.
Те немногие, кто уже слышал артистку в ресторане, слушали музыку с еще большим вниманием, чем те, кто слышал ее впервые. Выступление прошло в исключительной тишине, какая бывает, когда хочется вслушаться и не упустить ни одного пассажа, ни малейшего оттенка звука, ни единой гармоники. Но такое тонкое восприятие свойственно только самым утонченным земным меломанам. Пратиарийцы же слышали в этом новое для себя фантастическое и виртуозное сочетание звуков, гармоний, ритмов, настроений, переходов создававшее необычные ощущения. А когда артистка еще и запела…! Яркий неповторимый окрас голоса и богатейший тембрально фальцет артистки отметила в свое время еще дама Жура. Удивленные игрой на рояле слушатели еще больше впечатлились сочетанием рояля и вокала. Но им, как в принципе и неискушенным людям, сложно было оценить мастерство исполнения и широту тесситуры, подвластную исполнительнице.
Выступление приглашенной пианистки и вокалистки закончилось шикарными аплодисментами. А Франческа даже расплакалась, вновь услышав это непринужденное и вместе с тем чувственное глубокое и так сильно знакомое ей вибрато, задевшее в ее душе струны, которыми она не умела управлять.
– Что с тобой, – испуганно спросили дети Франческу.
Они никогда не видели столь странной реакции и даже насторожились за нее. А имила Монцаи даже предположила, что это какая-то неисправность.
– Это Грета, – шептала растроганная Франческа.
– Да. Ее зовут Грета. Кажется, именно так ее объявили, – ответил Майол.
– Нет. Вы не понимаете. Это Грета. Моя подруга.
– Так ты ее знаешь?
– Конечно, знаю. Мы с ней были постоянно вместе с самого детства.
Франческа сама не понимала, что с ней происходит. Она никогда не испытывала ничего подобного. Она даже не знала, что делать со слезами. Ей не стоялось на одном месте, но ее состояние не позволяло ей понять, как следует поступать.
– Деш, Франческа, оказывается, знает Грету, – радостно сообщил Майол подошедшему Дешу.
– Это не удивительно. Ведь они обе из первого поколения людей, – ответил Деш. – Они самые старшие.
Франческе безумно захотелось увидеться с Гретой и обнять ее. Ей так много хотелось рассказать, и так много хотелось узнать. Она побежала за сцену. Туда, куда только что ушла Грета.
– Что это с ней? – испуганно спросила Зеиниса, мама одного из учеников.
– Разве ей кто-нибудь что-нибудь поручил? – с не меньшим удивлением поинтересовалась имила Монцаи.
Присутствовавшие подтвердили, что ничего не поручали Франческе.
– Это же вы их сделали, может, поясните? – обратилась Монцаи к Дешу.
– Ничего особенного. Просто ей самой чего-то захотелось. Вот она и побежала.
– А разве они так могут?
– Как так? – уточнил Деш.
– Сами что-то хотеть, что-то себе решить и сделать? Мне казалось, они могут только исполнять поручения, – продолжала Монцаи.
– Не беспокойтесь, имила Монцаи. Они действительно могут принимать решения самостоятельно. В этом их самое главное отличие от всех предыдущих наших изобретений.
– Нужно будет рассказать об этом инциденте имилоту Гигону, – настороженно произнесла имила Монцаи.
Ее этот случай явно встревожил.
– Да. Это хорошая мысль, – поддержал ее Деш. – Нужно будет обязательно рассказать об этом случае имилоту Сайкону. Он будет в восторге!
***
Франческа не быстро нашла Грету, потому что после выступления ее сразу проводили в кабинет к имилоту Гигону, так как он обещал лично отвечать за ее сохранность. Узнав об этом Франческа побежала к администратору, спросить, где найти имилота Гигона. Она постучала, прежде чем открыть дверь и, не успев даже спросить, можно ли ей войти, услышала радостный голос Греты.
– Франческа! Это ты!
Грете не было позволено долго оставаться в педагогиуме, но до того, как Грету забрали, им удалось немного поговорить.
– Франческа, прошло столько времени, а ты совсем не изменилась! – говорила Грета.
Они были так рады встрече и словно не слушали друг друга.
– Ты сильно изменилась, – несколько раз повторила Франческа, глядя на Грету и покачивая головой. – А прошло совсем немного времени. Но ты повзрослела.
– Совсем немного? – удивилась Грета. – Прошло уже два сиклона!
– Какие два сиклона? – теперь изумилась Франческа!
– Да, да, подруга! Тебя забрали в Большой мир два сиклона назад!
Франческа рассказала, что она в Большом мире занимается с детьми, что все, чему она училась на Клетионе, здесь очень пригодилось, что ей здесь очень нравится. Грета согласилась с ней, что здесь очень хорошо. Вот уже несколько ариядов здесь она может заниматься только музыкой, ни на какие факультативы ходить не нужно. Напротив, к ней приходит множество зрителей, чтобы послушать, как она играет и поет.
– В их лицах столько восторга, – говорила Грета.
– Это правда. С самого начала я замечаю, что они на меня смотрят завороженными глазами, – рассказывала Франческа Грете о своих впечатлениях. – Особенно дети! Словно мы для них… я даже не знаю, как сказать. Мы ни к кому и никогда так не относились… Хотя… Может, это похоже на то, как мы всегда смотрели на Большой дворец?
– И мечтали попасть в Большой мир? – продолжила мысль Грета.
– Ты права!
– А ты знаешь, Франчи, – неожиданно вспомнила Грета, – мы в Большой мир уходили вместе с Карстеном. Последний раз я видела его, когда он уезжал на Танкуру. Ему сказали так. Если я что-то правильно понимаю, это вот тот круг, что постоянно висит на небе.
– Я слышала про Танкуру. Это тот самый круг, – прошептала растроганная Франческа, бессильно пытаясь вспомнить, что же ей еще рассказывали про Танкуру. Но впервые испытываемые эмоции перехлестывали обычные возможности разума. – Но если мы встретились здесь с тобой, может быть и с ним получится встретиться.
Обе девушки испытывали сейчас странное чувство. Они не могли его понять, даже описать.
24
Утро удалось не самым приветливым, но постепенно немного растеряло свою неряшливость. Стало выглядывать Солнце и бросаться пучками приятного тепла. Но оставался небольшой ветерок.
– Конечно, идем! Это ведь будет твой по-настоящему первый такой праздник. Помнишь ли ты прошлые годы? – с сомнением выдохнула Виолетта. – Но в этом году он будет юбилейным. Десятым! С момента его официального утверждения. И, наверняка, особенно торжественным. Дочь, ты наденешь зеленый шарф или зеленую шапку?
– Шапку, – ответила Эвелина и добавила, – и шарф тоже.
– А что тогда останется Пелочке? Давай оставим ей шарфик.
На улице было очень много людей. Но в этот день толпа никуда не спешила, она не пыталась пройти сквозь себя поперек. Она, словно, отдыхала и наслаждалась. Здесь были и взрослые, и дети. В этот день все здоровались друг с другом и дарили небольшие букетики цветов.
– Смотри, Эвелина. У всех есть что-то зеленое в одежде, – обратила внимание дочери Виолетта. – Хорошо, что мы Пелочке оставили шарфик, а то бы у нее ничего не было.
Но Эвелина почти не слушала маму, сидя на руках, она смотрела по сторонам. Пелагея тоже пыталась в промежутках между взрослыми ухватиться глазами за все, но не расстраивалась, что люди вокруг такие высокие. Скорее напротив, она чувствовала себя большой и не просилась к маме на руки. Она видела, как мимо них, не спеша, проходили колонна за колонной. Люди распевали подброшенную им идею-фикс нового поколения. Но Пелагея воспринимала все через радужную линзу и записывала в почти еще белый лист своего мировоззрения:
Мы не будем просто верить,
Что планета расцветет.
Мы посадим рощи, скверы
…
«Да. Не без популизма, конечно, – подумала Виолетта. – Но это все более становится похожим на правду. Отчасти это может быть результатом этих песен?»
Последнюю строчку припева Эвелина не расслышала, так как ее отвлекла Пелагея.
– Смотри! Смотри, – шумела она. – Вот оно, самое главное! Ты только посмотри!
В воздухе плыл огромный надувной шар, расписанный под Землю. На нем были изображены все материки и океаны. Дети завороженные рассматривали и махали руками людям, которые были в корзинке под шаром.
«Как все-таки хорошо, что появился этот праздник!» – думала Виолетта.
Для детей этот праздник был новым. Но поколение Виолетты и старше еще помнило подобные мероприятия. Она быстро мысленно провела параллель между прошлым и настоящим.
«Он заменил собой прежние, в которых половина не понимала смысла, а другая не принимала его!» – заключила она.
– Ну, вот, девочки. С праздником Матери-Земли Вас, – вернулась от своих мыслей Виолетта.
Она так же поздравила тех, кто стоял рядом с ней. Они в ответ поздравили ее и детей.
– Мама, а зеленые называются материки? – спросила Эвелина, показывая на шар.
– Материки, – ответила Пелагея. – А синие – это океаны.
– А почему они зеленые? – снова поинтересовалась Эви.
– Потому что там растет много, много деревьев. Деревья все зеленые. И материки зеленые.
– А океаны синие, потому что там деревья не растут?
– Конечно. Как они могут расти в воде? – засмеялась Пелагея, испытывая детское легкое чувство превосходства над младшей сестрой. – Океаны синие, потому что… – разогналась, но не смогла объяснить этого Пела.
– Потому что они чистые, – продолжила Виолетта и грустно выдохнула, подумав: «Потому что они должны быть чистыми», и добавила: – Синий свет символизирует чистоту.
– А зеленый? – не унималась с вопросами Эви.
– А зеленый символизирует жизнь!
– Ой, смотрите! Вон еще! – восторженно запищала Эвелина, увидев второй воздушный шар.
В их поле зрения появился огромный, еще больше первого, весь желтый воздушный шар.
– Вот и Солнце! – сказала Виолетта.
В этот момент колонна остановилась, рассматривая парящие в небе шары, и напротив Эви оказался мальчик, который был на демонстрации так же с мамой, как и сама Эви.
– Привет! С праздником! – и Эви помахала ему рукой. В другой руке у нее были цветы.
В ответ мальчик тоже помахал ей рукой, правда, сделал это не очень весело, и ответил что-то на своем языке.
– Что он сказал? – спросила Эви у Виолетты.
– Он тоже поприветствовал тебя, и поздравил, – ответила Виолетта. – На своем языке. – Эти слова не требовали специального перевода, Виолетта понимала их без труда, большинство из них были очень похожи на родные. – Видишь, как много разных людей отмечают этот день. Когда мы все, все, все станем отмечать этот праздник, тогда на Земле, наконец, будет мир, чистый воздух, прозрачная вода, веселые птицы…
*
– Мама, а что она сказала, – спросил мальчик у своей мамы.
– Она поздравила тебя с праздником. А ты от чего сегодня такой не приветливый? Улыбнись и ты ей, – ответила мать сыну.
Но разогнать тучи детского настроения одними словами не просто.
– Поздравляем и вас, – добавила женщина в ответ на приятное поздравление в свой адрес.
*
– А почему он такой грустный? – спросила Эви.
– Разве он грустный? – Виолетта посмотрела на мальчика. – Смотри-ка, он улыбнулся тебе. Ты его поздравила, и ему стало хорошо. Давай подарим ему цветы!
Эвелина протянула ему свой небольшой букетик примул.
– Поздравляю! Меня зовут Эвелина. А тебя как?
Мальчик взял цветы, поблагодарил и добавил что-то еще.
Колонна начала медленно двигаться дальше. И когда они в последний раз встретились взглядом, они помахали друг другу руками.
*
– Мама, смотри, что мне подарили!
– Эти цветы особенные. Это примулы. Они стали символом этого праздника, потому что они одними их первых расцветают весной, как раз к празднику. Они растут почти повсеместно, и они бывают очень разными, так же как и люди. И они показывают нам пример, как можно быть такими простыми, скромными и разными, но украшать свою планету, а не наоборот. А так же в знак надежды… Но ты пока этого не поймешь, – добавила она.
Свою фразу она закончила мысленно: «… надежды, что когда-нибудь эффект примулы перестанет быть главным для людей».
– А ты запомнил, как зовут ту девочку? – поинтересовалась женщина. – Она же тебе назвала свое имя?
– Эвелина, – ответил мальчишка.
Имя показалось ему очень необычным.
*
Эвелине же имя мальчишки не запомнилось.
25
Прошли годы. Очень много, как думали бы Авдей и Ярик, заканчивая учебу и мечтая о научных открытиях. Но не так уж и много, если оглядываться назад и не округлять до десятков. Возможно, потому что мечта все еще была впереди, а возможно, просто потому, что после определенного рубежа время чудовищно ускоряется, и начинаешь его болезненно не замечать.
Иногда в разговорах они все еще пытались убедить друг друга:
– Вся-таки я не жалею, что сделал выбор в пользу детей.
– А я не жалею, что ты ушел из прикладных профессий и вернулся в науку.
– Пора нам брать под свое руководство серьезные экспедиции. Как считаешь, Яр?
– А они сейчас есть? – усмехнулся Ярик.
– Согласен. Финансирование жмотское! Хватает только на самые скромные проекты.
– Но мы же с тобой поедем в Африку? Я уже могу решиться. У старшего отметил совершеннолетие.
– Глеба уже можно оставлять за старшего в семье? – подначил Авдей.
– Конечно, можно. Жду, вот теперь, когда ты поставишь на ноги своего, – улыбнулся в ответ Ярик.
Вместе решили отложить поездку еще на три года. Как бы ни много это было, но они уже ждали ее пятнадцать лет. Три года, казалось, роли не сыграют. А за эти пятнадцать лет изменилось слишком много.
Состояться долгожданная экспедиция теперь могла почти полностью за счет средств энтузиастов, так как открыть такое направление силами университета теперь стало в принципе невозможно сразу по двум причинам. С одной стороны, деньги, хотя и поменяли название, но в реальном количественном выражении остались те же. Археология так и не стала почетной областью науки, в отличие от других направлений. И их не могло хватить на довольно дорогую экспедицию. С другой стороны, университет теперь вообще не выбирал направления исследований, они полностью диктовались сверху, академией Земной археологии, входящей в Академиат – жесткую структуру из десятков подобных академий по своим направлениям.
Ярик и Авдей, возможно, решились бы перейти в другой университет, если бы академия где-то открыла направление в Африку в интересующий их район для исследований по старому, но не забытому, вопросу о странной цивилизации. Но этого не происходило, несмотря на то, что несколько университетов предоставляли доклады таких же самообеспечиваемых энтузиастов о направлении и просили об открытии больших исследований. К их числу относились лаборатории, которые с начала века занимались этой проблемой: собственно университет, где трудились Авдей и Ярик и южноамериканские. Сама Африка долгое время отсутствовала в процессе, и только в последние годы стала немного активнее, видимо, поборов свое суеверие. Но к ним подключились североамериканские коллеги, по необъяснимым причинам долгое время игнорировавшие факты, словно они находились под запретом.
Из данных, собранных всеми университетами, напрашивался невероятный вывод. Ни один из видов анализов на возраст не показал древности или хотя бы старости находок. Напротив, все указывало на современность их происхождения.
Анализ письменности привел к выводам, что в ней нет ничего принципиально отличного от тех систем, которые существуют или существовали на Земле. Она так же систематична, и в ней так же, как и при разгадке известных систем, можно было выделять закономерности. Однако, ее отличали куда большая абстрактность и меньшая примитивность, дополняемые разнообразием, превосходящим привычные диалекты. В частности, например, символы солнышка, воды, человечков и тому подобное, что встречалось во множестве обнаруженных ранее систем письменности, здесь отсутствовали. Еще одной особенностью этой письменности была исключительная, словно машинная, точность в деталях при нанесении символов и, как предполагаемое следствие, однозначность.
Пока еще все эти характеристики не были доказаны и объяснены. Это были всего лишь статистические наблюдения и основанные на них попытки интерпретации. И, конечно же, полной загадкой оставалась фонетика. Однако полагали, что если она есть у этого языка, то она должна насчитывать весьма значительное количество звуков, ввиду богатства символьных примитивов. Пока ученые могли лишь предполагать, что это количество сравнимо с общим количеством звуков, изобретенных человечеством в процессе развития своего речевого аппарата.
Несмотря на все эти выводы, направление оказывалось, словно под негласным табу. Бороться с Академией и Академиатом было сложно. Сам же Академиат подчинялся напрямую единому правительству, которое появилось после того, как сыграли последнюю революцию.
Революции первого десятилетия большинству казались событиями, из ряда вон выходящими, и в них многие склонны были увидеть их негласного хозяина. А с тех пор, как политику полностью вытеснили политические технологии, все последующие волнения, захватившие в том числе и привыкшие считать себя благополучными страны, проходившие с разной степенью громкости, объяснялись с бо́льшим трудом. Но, однако, это уже казалось делом весьма обычным, просто демократическим процессом – широко внедренным в сознания покрывалом, укрывавшим собой многие жизни и реальные поводы.
Пока множество мнений об общей причине революций возникали и тонули в общемировой полемике политологов, на «ура», наконец, прошла старинная идея создания общего Земного правительства. Ничего, однако, с его появлением, не изменилось, хотя многие ожидали разительных перемен. Одни ожидали, другие боялись. Но наступило время стабильного равновесия. Даже стало создаваться ощущение мирового застоя, обещавшего затянуться. А по сути, изменились только вывеска и невидимый вектор воли, люди же и бюджеты остались прежними.
Поэтому, как только сын Авдея достиг совершеннолетия, они с Яриком мобилизовались и осуществили свою мечту. В африканском походе к ним смогли присоединиться коллеги из других университетов.
На анализ накопанных материалов ушло больше года. Поскольку границы государств теперь были стерты, работать с коллегами из других университетов стало гораздо проще. Да и обмен информацией, несмотря на колоссальный рост ее объемов, перестал быть задачей, требующей временных или каких-либо иных существенных затрат.
Общими усилиями, на основании данных, найденных во всех известных экспедициях, удалось расшифровать, ну, или прийти к некоему единому мнению о значении, часть текстов и надписей. Ни Ярику, ни Авдею не хотелось верить, что таблички, найденные ими в первых экспедициях, были всего лишь указателями. Но они вынуждены были согласиться с этим выводом, так как тексты на них большей частью повторялись. Плюс сопоставление аналогичных находок в других регионах с непосредственными данными расположения табличек на местности говорило именно об этом.
Однако, детальное изучение африканских раскопов и сопоставление их с родным привело друзей главному выводу: необходимо организовывать новые более оснащенные экспедиции. Причем не только в Африку, но и на старое место. Так же хотелось попасть в Южную Америку. Но это было еще сложнее. Оставалось довольствоваться результатами работы коллег. А связь этих районов уже давно стала очевидной. Теперь ученые пришли к единому мнению, что ключевым звеном среди них, включая и Южную Америку, все-таки была именно Африка. И что именно там нужно искать ключи к разгадке.
На оборудование новых поколений они возлагали большие надежды. Это оборудование, не успев появиться, на самом деле сильно изменило археологию. Лопаты, совки, шпатели, напильники и кисти никуда не ушли, но они перестали быть инструментом поиска, став только средством извлечения.
В приобретении нужных приборов, да собственно и в поиске средств на две экспедиции помогли старые связи Ярика с Яном Константиновичем, сумевшим пройти через стройные ряды конкурентов. Так же пригодились сохраненные, умно сохраненные и преумноженные, деньги Ваньки Бублова. Ярик еще тогда сразу решил, что ни на какие мелочи и глупости он их тратить не будет. Они должны будут послужить более высоким целям. И вот теперь он обращался к ним в третий раз.
Однако, академия археологии отказывалась в этот раз санкционировать исследования, несмотря даже на их полную независимость от своего бюджета. Тем не менее, препятствовать независимым энтузиастам, ведущим работы не под эгидой академии и университетов, они не могли. Точнее могли лишь тем, что запрещали участие студентов в таких поездках. Теперь, однако, уговаривать пришлось даже Натана Саныча. А потом еще и Савелия Ильича. Ни тот, ни другой не хотели рисковать и ссориться с академией, поэтому студентов брать не разрешили.
Но на помощь пришли верные друзья. Из прежней гвардии в науке остались еще не многие. Но по старой памяти, теплившейся или горевшей, они могли бросить все и позволить себе уехать в края чая с песком и обветренных губ. Пусть не на весь срок экспедиции, а только на часть! Но вернуться к тем годам, к той атмосфере… Хотя не многие жалели, что променяли романтику на спокойную и в чем-то более скучную жизнь, но каждого из них все-таки манила эта бесшабашная воля. А Ярик и Авдей в свою очередь были им рады еще и потому, что им они доверяли уже много лет. Слова Семеныча, который и по сей день был в строю, приравнявшего разведку и археологическую экспедицию, оказались доказанными еще и обычной гражданской жизнью.
Почти все, кого они решили пригласить, с радостью согласились. Энтузиазм, конечно, был не тот, что во времена студенческой окрыленности, но еще не нуждался в форе. В команду влились также не менее проверенные желающие с других выпусков.
Началась подготовка.
– Ярик, я не могу в это поверить, – восторженно заливалась Лизон. – Ты наконец-то через столько лет, лет ведь двадцать где-то, если не ошибаюсь…
– Девятнадцать! – поправил ее Ярик.
– …И ты все-таки собираешь эту экспедицию?! – продолжала Лизон.
– Вообще-то это уже вторая экспедиция. И я не один, не сам. Мы с Авдеем вместе.
– Но я слышала, что сейчас это направление открыть было практически невозможно!
– Оказывается, возможно! – улыбнулся Ярик.
– Это все его долгое нудное упорство! – добавил Авдей, желая подчеркнуть заслуги Ярика.
– Или долгое упорное занудство! – подхватил на лету разговор Митек, с полминуты назад присоединившийся к компании.
– Вот, спасибо, вам честнейшие друзья, за «нудное занудство», – заметил им Ярик.
– Ладно, назовем это целеустремленностью и настойчивостью, – поправился Митек.
– Это вы и впрямь загнули. Ярику занудство не свойственно! – включила адвоката Тамилка.
Ярик почему-то поймал себя на мысли, что ни Тамила, ни Митек не чувствуют себя скованно в присутствии друг друга и даже спокойно участвуют в общем разговоре. Ему даже захотелось поговорить об этом с Митькой.
– Да ладно, Тамил, – успокоил ее Ярик. – А если на чистоту, – добавил он, – то, пожалуй, наверное, так и есть. Вместе эти две «добродетели», – Ярик подмигнул Тамилке, – сделали возможной, в том числе, и нашу встречу. Когда бы мы еще собрались таким составом?
– Не хватает только Егора! – заметила Лизон.
– Я ему звонил. Он отказался, – пояснил Ярик.
– Как это отказался?! – возмутился Митек.
– Сказал, что не сможет, – Ярик тоже всплеснул непониманием.
– Д что значит, не может?! – Митек даже не успевал произносить все звуки. – Даже просто сюда прийти не смог?
– Откуда я, блин, знаю?! Я сам чуть телефон не уронил далеко, далеко, – ответил Ярик. – Пришлось его вычеркнуть.
– Как это он отказался? Красавчик такой! Вчеркивай его, давай, обратно! Теперь еще я ему позвоню. И он согласится! Не сомневайся! – уверил Митек.
На первом сборе составили списки. Записав имена всех участников, прикинув возможности каждого, Ярик решил продемонстрировать новые карты соответствующих регионов. Взяв за концы свою ручку, он растянул ее до длины обычного журнала и повернул концы в разные стороны вокруг оси. При этом в пространстве спроецировались экран и клавиатура. Ярик отрегулировал удобный угол между ними и положил ручку на стол, развернув ее экраном ко всем.
– Это еще что за вычурина? – первая отошла от удивления Тамила и спросила Ярика.
– У Ярика как всегда полно каких-нибудь новых крутых штучек, – как бы пожаловалась и одновременно восхитилась и позавидовала Лизон.
– Да это очередная кетайская всеводнойка, – между делом пояснил Ярик. – Ручка с проекционным ноутбуком. Они любят все в одно запихивать. Но сюда они вложили вдохновения, не пожалели. Шустро ворочается.
– И все сети поддерживает? – уточнил Митек.
– Шутишь? Все, что угодно, держит!
– Только мелковато больно, – прищурилась Лизон. – Глаза-то уже, немного, не те!
– Поправим! – ответил Ярик.
Он просто, взяв ручку за концы, растянул ее сильнее. При этом экран пропорционально увеличился.
– Сложная, наверное, штука! – фыркнула Тамилка.
– Ну, она, может, и сложная. Это чтобы нам проще было! – подбодрил ее Яр.
– Ой, да чем больше нам облегчают жизнь, тем сложнее она становится, – Тамилку переубедить было не просто.
Расположив удивившее многих устройство на столе, он начал водить рукой по экрану, поясняя особенности местности. Тамила аж всплакнула, увидев снова тот самый расчерченный квадратами полигон. Ярик уменьшил масштаб, и вокруг тех знакомых квадратов прорисовались другие.
– Да! Вот так! – пояснил он. – Теперь это выглядит таким образом. Пока нам академия перекрывает воздух, а сами мы не можем выбраться по разным причинам, другие там поработали очень ударно. Мы, конечно, знакомы с результатами их работ. Отсюда вопрос. А стоит ли нам ехать туда теперь? Есть как минимум несколько соображений по этому поводу.
Тут Ярику позвонили. Нехотя, но он вынужден был отобрать у всех карту. Он развернул ноутбук к себе и принял вызов. На экране высветился абонент.
– Виолетт, привет! Видео не обязательно? Поговорим так? – обратился Ярик к собеседнику. – Отлично.
– Я расскажу пока, чего мы насоображали, – понимающе перехватил инициативу Авдей.
– Я на минутку, – с извиняющимся видом засуетился Ярик.
Он свернул свою технику обратно в ручку и приложил ее к уху.
– А она еще и телефон! – подчеркнуто не удивившись, прокомментировала Лизон.
– Ну, конечно, – улыбнулся в ответ Ярик и вышел.
