На кухне стоял хохот:
– Маришка, ты своими рассказами о вреде курения только подогреваешь кайф.
– От ты ж елки! – досадовала Маришка, а Авдей с Яриком ржали.
– Вот те и елки. А ты все: атмосферу загрязняем, глобальное потепление, – продолжил Ярик.
– Кстати, на счет потепления. Чет походу эт вообще реально. Кликуши кричат, мол, уже на два градуса средняя по планете поднялась, – доложил Киоск.
– Это из свежей ли газеты? – спросил Ярик.
– Обижаешь. Сам вчера печатал.
Подошли на кухню Лизон и Ноннка с мешком мусора.
– Да чухня это. Не будет потепления, – опротестовал Авдей.
– Конечно, в какой-то момент из-за влажности просто наступит оледенение, – продолжила Ноннка.
– Это она кино насмотрелась, – заметил Киоск.
– Только по-любому от этого не легче, – снова прорвалась Маришка. – А еще, уже доказано, что магнитные полюсы смещаются. И это тоже происходит, потому что мы…
– Короче! – сделала заключение Лизон, перебив Маришку. – Мы накануне эпохи, когда археологам снова будет что открывать. Слушайте, а ведь не плохо!
Услышав разгорающийся хохот, присоединился Василий.
– А то сейчас все неглубоко закопанное уже раскопали, – добавил Авдей, – трудновато становится быть археологом.
– Еще не все. Африку по большому счету только начали копать, – ответил Ярик.
– Тебе бы все в Африку. Два года тебя знаю, два года ты ей грезишь, – сказала Ноннка.
– Это он про Бармалея в детстве наслушался, – вставил Киоск.
– Ой, ну, прям, хахачу, резинка рвется, – ответил Ярик. – Хотя, Матвей, как ни смешно, а ты где-то прав.
– Где-то! Не где-то, а тута! – ответила Ноннка.
– Тута? Тута Ларсен! – схохмила Маришка.
– Тута Ларсен? Где? Здеся? – взлюбопытствовал Матвей.
– Расслабься, Киоск, – успокоила его Лизон. – Никого здесь нет. Ну, ты, Маришка додумалась, что сказать. На него ж это как заклинание действует. Ты б еще сказала Дженнифер Лопез.
– Где? – раздался Киоск еще громче.
– Ой. Тихо, тихо, – ржала Лизка.
– Тихо, – еле сдерживая смех, успокаивал его Авдей. – Это тебе показалось. Пойдем, там Егор уже, наверное, распарился, а не только разогрелся.
Попили песни, допевали пиво. Зашел в гости сосед Ванька Бублов, что сдавал эту комнату Ярику. Мужик нормальный, не пьющий без большого праздника, без дела не сидит никогда, что-то делает, суетится, несмотря на годы, конструирует, приходит по вечерам показать, посоветоваться. А иногда приходит: «Ярик, хлебца кусочек не найдется? А то так бежать в магазин не хочется».
«Все понятно, – думал Ярик и отвечал. – Да, да, Вань, конечно. Заходи, садись. Сейчас будем ужинать».
А когда у Ярика собиралось больше двух человек, Ванька всегда заходил.
«А что не зайти, если хорошая компания? И чего ж не выпить, если хорошие люди наливают? – говорил он и добавлял, как бы перекладывая вину на ребят: – Если все равно разбудили уже».
К нему все уже привыкли. Так и звали Ванькой, как он сам представлялся. Хотя мужик уже давно на пенсии был. С другой стороны, Ванька всегда заходил как бы по делу, сказать какую-то новость. Так и в этот раз. Он отвел Ярика к окну.
– Вот блин спасибо, Ваня, за известие. Спать буду крепче, – не в полной мере, конечно, осознав информацию, сказал Ярик.
– Тут уж крепче или как… Я вот и раньше не спал, а теперь и вовсе.
– Ну, пойди, расслабься. Ребята тебе пивка добавят. Глядишь, сегодня-то уснешь, – ответил Ярик.
– Ток, эт это, пока. Говорят только. Не железно! – добавил Ванька, усаживаясь за стол.
Ярик повернулся к окну, задумался. Потом стал перебирать фотографии, привезенные из экспедиции. В общем-то, через пару мгновений и ушел в них. Песни и разговоры ему не сильно мешали. Чуть спустя он подкрался к Авдею и Киоску.
– Слушайте, сейчас снова смотрел фотографии. Эти таблички, что мы нашли на раскопках… Я вам говорю, это вещь!
– На свете есть на самом деле две вещи: это вот та, о которой говоришь ты, и вот эта рыба. Поверь мне, она тоже вещь! – сморозил Киоск.
– Я вам серьезно говорю. Это сенсация! Это не просто случайные рисунки. Это письменность. Причем не европейская и не восточная. Вообще не понятно пока чья.
– Ооо, – затянул Авдей. – Ну, если ты подозреваешь, что это африканская, то тебя, я чувствую, сейчас накроет. Ну, ладно, берем Киоска, пойдем, посмотрим.
Они вернулись к окну, стали разглядывать, о чем-то даже спорить. А за столом всех развлекал Ванька очередными историями, собранными по окрестным переулкам. Кто не пел песни, вынужден был слушать радио «Ваня». Справедливости ради стоит отметить, отнюдь не скучное радио, и даже с полезной информацией.
– Да это случайная мазня, Ярик, – доказывал Авдей.
– Кто тебе будет делать случайную мазню на глиняной доске? – защищался Ярик. – Причем обрати внимание на то, как сделана эта глиняная доска, и доской-то не назовешь. Лист! Причем идеально прямоугольный с обработанными краями. Плитку керамическую, сделанную с такой аккуратностью, в магазине не найдешь! И обрати внимание на прочность!
– Это детская разукрашка, – последовала очередная гипотеза.
На звуки активного разговора с экспрессивной жестикуляцией слетелся Василий.
– Блин, посмотри внимательнее. Что нужно сделать с детьми, чтобы они так разукрасили?
– Состарить лет на двадцать, – брякнул Матвей. – Не меньше!
– Вообще, конечно, не тривиально разукрашено, – задумался Авдей.
– Да, уж. Офигеть разукрашка. Ножом разукрашенная, – медленно выдавил Матвей, пытаясь придумать другое объяснение, но явно без значимых успехов.
– Может, и не ножом, но инструмент не простой, судя по всему, – добавил Авдей.
– Киоск правильно подметил, – добавил Ярик. – Кстати обрати внимание, материал на вид не свойственен региону, в котором его нашли. Это еще экспертизой будем проверять, конечно.
Ярик говорил быстро, так как был уверен в том, что он говорит, явно много передумав уже на эту тему. А вот его собеседники неохотно, но все-таки сменили свой искрометный антагонизм на вдумчивое сомнение.
– Ага, – смиряясь, но с сарказмом сказал Авдей, – и все объясняется опять, снова, как всегда и обычно шелковым путем.
Словно не слыша своих оппонентов, Ярик продолжал доказывать.
– Я тебе больше скажу. Мне кажется, я где-то что-то похожее уже видел. Не вспомню никак, где. В смысле, подобные находки уже были. Эт ладно. Вспомнится.
– Вспомнится, вспомнится. С твоей-то памятью. Пока всю перешерстишь. Это тебе не электронная библиотека: запрос – ответ, – подбодрил его Киоск.
– Точно! Завтра пойду в библиотеку! – загорелся Ярик.
– В инете посмотри. Кто щас ходит в библиотеки? – посоветовал Киоск.
Лизон – ранняя на сборы – начала было потихоньку собираться. Под это намекливое оживление остальные тоже решили разойтись, мол, Лизон соображает в этикете, хотя всего-то дело близилось к часу ночи.
– Ага, как обычно, – заметил Ярик, – стоит одному сняться с якоря, как все за ним.
Все, конечно, повозмущались, что приходится так рано срываться, покивали на Лизу, не прошло и часа, как все-таки бар-хата была покинута.
На улицу вышли все: кто по домам, кто провожать. На обратном пути Ярик с Ноннкой долго не могли найти дорогу домой. Даже каким-то «случайным» образом оказались в ночнике в совсем другом районе города.
Постепенно, секунда за секундой преображался в информацию, просто в очередную туманность воспоминаний асан. В окно, едва пробившись локтями из-за разрезанного рельефом горизонта, уже проникал свет шикарного найвонового оттенка, переходящего в лилово-голубоватый. Свет словно исподлобья угловато попадал на потолок, где необыкновенно играл в сложной текстуре разнообразных мелких листьев, укрывавших редкие горизонтальные и поперечные балки и устилавших неглубокие ниши между ними. Цветки одних растений торжественно стягивались в бутоны, прячась от потоков света, становящихся все ярче. Бутоны иных напротив, почувствовав лиловое дыхание, насыщавшее пространство, жеманно просыпались и приветливо начинали распушаться в веера, зонты, амфоры и прочую причудливость, прекрасно понимая, что когда они раскроются, их уже никто не увидит, и в тишине и покое они будут дожидаться нового асана.
– Оо…, приветствую, Деш! Тебя ли я вижу?! – отвлекаясь от приготовления вечернего таойи, радостно воскликнул Сайкон, увидев влетевшего к нему в кабинет Деша.
– Мое Вам почтение, имилот! – улыбнулся Деш.
– Ты как всегда, насколько я понимаю, – прищурился Сайкон, – откуда-то куда-то спешишь, Деш! Ну, если забежал, присаживайся, – гостеприимно предложил он, нетерпеливо похлопав по краю стола у ближайшего к себе стула, приглашая Деша поближе. – Ах, погоди секундочку. Побеспокою тебя. Дотянись, пожалуйста, пару вот тех листочков достань. Для аромата! – попросил Сайкон.
– Сегодня уже просто откуда-то! Но к Вам! Спешить куда-то уже поздно, – ответил Деш, передавая Сайкону горстку листьев и потянувшись, чтобы достать еще немного других.
– Да, да. Вот тех с самого верха, что посветлее. Высоко! – понимающе заметил Сайкон, глядя на Деша. – Еще не успели отрасти, как следует, после последнего набега нашего садовника. Поэтому тебя и прошу.
– Ничего. Мне не сложно.
– Не видел, кажется, тебя с тех самых пор, как ты блестяще выдержал отчет за годы обучения. Только звонки, звонки… А забежать и лично выразить свое почтение почтенному имилоту… – переходя в легкий смех, продолжил Сайкон, подчеркивая специальность нагромождения слов.
Деш тоже засмеялся, и ответил:
– Целиком и безраздельно на проекте.
– Именно! Сколько тебя знаю, ты все время в каком-то проекте. Как раз по этому поводу я тебя и позвал, Деш. Уже, знаешь, как-то хочется узнать подробности из первых рук. Могу я, как самый почтенный из твоих имилотов, иметь такую привилегию? – заговорщицки улыбнувшись, поинтересовался Сайкон.
– Безусловно! – в том же духе ответил Деш.
– Расскажи-ка мне о принципах, с которыми ты сейчас работаешь? Как я помню их два. Второй ты все-таки запустил?
– Да, имилот. С двумя. Наиболее близки к результатам мы сейчас с химио-электрическим.
– Угу, угу, этот я вроде хорошо помню, еще с тех пор, как ты его запускал. И не только я помню! Благодаря обнародованию, о нем знают уже весьма многие. О нем я хочу поговорить особенно детально. Давай-ка сначала вкратце о втором?
– Второй? Второй – это только концепт. Пока интересен чисто с фундаментальной точки зрения, хотя может оказаться на самом деле феноменальным. Возможности реального применения в чистом виде не однозначны, однако есть кое-какие идеи. Основное предполагаемое использование в будущих более сложных принципах, возможно, как модуль или даже часть модуля.
– У нас было много любопытнейших фундаментальных разработок, которые мы на протяжении всего проекта не знали, возможно ли будет их применение. Да и потом так никто и не смог придумать, что с ними делать. А в твоем случае… Если уже есть такие предположения, значит, на самом деле его можно будет использовать много шире. Не сомневайся!
– Возможно.
– Так все-таки вкратце об основных идеях принципа… – еще раз Сайкон предложил перейти ближе к вопросу.
– Мы изучаем христалиты. Давно не секрет, что в наших условиях, в которых мы существуем, а это известные притяжение, атмосфера, давление, температура, химический состав, магнитный, электрический, – продолжал скороговоркой Деш, – информационный, стирадный, радиационный фоны, христалиты на самом деле уже являются мертвыми телами. Но они были живы, когда росли и формировались. В тех своих условиях. Условия различны для разных видов и, как правило, в природе кратковременны. Относительно, конечно.
Сейчас мы выращиваем несколько популяций. На одном носителе, прошу заметить! Да. Некоторые могут существовать при одних условиях. Уже более трехсот поколений. Они растут, борются за выживание, за территорию. Предварительное заключение пока можно выразить формулировкой, что они, более того, общаются.
– Общаются? Значит, передают информацию. Наверное, и накапливают!?
– Вот именно! Поэтому то, что мы используем христалиты как носители информации, то есть используем их свойство хранить данные, не случайно. Но получается, что технология хранения информации может быть другой, не только такой, как сегодня.
– Естественной для христалитов, ты хочешь сказать! А наша сегодняшняя, получается, противоестественная.
– Точно так, имилот. Но еще интереснее то, что объемом хранимой информации можно управлять, так как христалит может продолжить расти. Нужно только создать условия. Понимаете, что получается? Если мы встроим эту технологию в принцип, то экземпляр самостоятельно сможет наращивать объем своей памяти. Это практически неограниченный искусственный интеллект.
Имилот Сайкон напряг седину. Ведь проблемы эффективной памяти уже давно стоят перед учеными. Но большей сложностью всегда была именно ее ограниченность.
В легкой задумчивости Сайкон продолжил.
– Тогда придется иметь на борту экземпляра запас исходного сырья для наращивания памяти.
– Не обязательно. Экземпляр сможет и сам найти себе его. Если, конечно, он подвижен. В противном случае, ему можно помочь.
– Насколько я понимаю, эти данные пока не обнародовались, – заговорщицки поинтересовался Сайкон.
– Пока нет, – подтвердил Деш.
– Очень любопытно. Очень! – задумчиво протянул Сайкон, после чего внезапно изменил ход мысли: – Лучше бы мы вместо десятка различных способов хранения данных разработали эффективный тоновый модуль.
– Мечта многих поколений! – поддержал имилота Деш. –Информация в тоне отпечатывается сама. В него лишь нужно вникнуть.
– А мы никак не можем сымитировать даже частично собственные способности! – почти даже возмутился Сайкон из-за бессилия науки. – А хотелось бы их превзойти!
– Может, кто-то уже и на пороге такого открытия, имилот. Только пока не обнародовали данные. Мы ведь тоже работаем над таким модулем. Результаты пока только скромные.
– Ладно. Мы отвлеклись, – закруглил мысль Сайкон. – Мы обязательно поговорим еще об этом и о твоем принципе. Позже. Сейчас вернемся, пожалуй, к первому. Он очевидно более перспективный. Хотя…, – задумался Сайкон. – Ну, как минимум, слышал, экспериментальная часть первого ближе к финалу. Правильно? Давай о них. Что там с близкими результатами?
– Да, имилот, это так. Еще несколько обиоров и можно будет делать предварительные выводы.
– Вот уже как? Любопытно. Я правильно помню, ты начал всего пару сиклонов назад? И буквально полсиклона назад ты был полон скепсиса по поводу перспектив?
– Это немного странно, имилот, но несколько обиоров подряд я наблюдаю скачкообразное развитие, особенно последний обиор. Просто невероятно!
– Хм. Такое редко бывает. И когда ты ожидаешь собрать данные?
– Через два, три обиора, полагаю, уже можно будет говорить даже о промышленном потенциале этого принципа. Однако, больше всего меня волнует другое. Появились признаки возможного авторазрушения. Оно тоже уже может случиться даже через пару обиоров.
– Проблемы с носителем или с принципом?
– Нет, носитель довольно устойчив. Да и у него достаточный запас прочности. Даже в случае появления дисбаланса, или даже в случае схода с режима, носитель способен стабилизировать себя самостоятельно. Хотя возможно и в несколько другом соотношении. Но для сохранения принципа это не страшно. Он тоже способен восстановиться. Это может всего лишь временно затормозить развитие. Волнует больше поведение самого принципа.
– Но, полагаю, ты пока не вмешиваешься? И твои коллеги поступают так же?
– Конечно, нет. Возможности управления мы отладили на малых носителях. Здесь же интереснее выяснить предел. Нам всем интересно именно это.
– Ну, и замечательно. Даже если авторазрушение случится, тебе уже будет достаточно данных, для того, чтобы сделать все необходимые выводы.
Тут вот, кстати, – вспомнил Сайкон, – есть еще одно дельце. Приблизительно через четыре обиора планируется созыв нового лигата. Тебе там обязательно нужно будет выступить с новым обнародованием. Так что предварительные результаты появятся как раз кстати.
– Отлично! Уверен, будет, о чем рассказать!
– Отлично – не то слово, Деш! Я тебе скажу больше. Тебя ждет широкий выбор. Если твоя квалификационная работа тянет на внедрение, то за тебя будут драться ведущие глобатиаты всех линий. Я чувствую, что университетским стенам ты не достанешься. Разве, что только в качестве приглашенного имилота.
– Вы, как обычно, все преувеличиваете. Только глобатиатам возможно и не придется поучаствовать во внедрении этого принципа.
– Вон оно что!? Снова удивляешь! Любишь ты это делать!
– Те то, что бы так уж люблю… – возразил Деш. – Просто Вы все время удивляетесь?
– И все-таки ты тоже, как обычно, все недооцениваешь. Но это еще не все, что я хотел сказать. Как ты знаешь, подобными исследованиями занимаются очень многие. И из пятой линии, и из восьмой, и есть несколько университетов из десятых. Так наши коллеги из шестнадцатой линии вчера передали мне такую информацию: они очень заинтересовались нашим, твоим то есть, принципом. Но у них тоже есть весьма устойчивый принцип. Они хотели бы объединить наши эксперименты.
– Почему нет?!
– Я тоже полагаю, что это даже заманчиво! Твой принцип, Деш, уже определил границы носителя?
– О, нет, имилот. Они еще довольно далеки от этого.
– Шестнадцатая линия так же не определила, но утверждают, что близка. Тогда мы можем спокойно объединить два носителя.
– Только если они совместимы.
– Деш, ну, ты же знаешь, что этот вопрос почти всегда решаем. Не сработает один способ, воспользуемся другим.
– Или несколькими сразу, – добавил с улыбкой Деш.
– Точно! И принципам будет больше возможностей. Шестнадцатая линия запускала эксперимент со своим принципом, конечно, раньше тебя, но вроде использовали один из последних носителей того времени. Так что совместим их как-нибудь.
– Был бы только сам принцип готов к открытию наших методов совмещения, – улыбнулся Деш.
– А твои вообще интересуются границами носителя?
– Не все, но глобально, да. Мне кажется, через несколько обиоров они это смогут сделать, – ответил Деш и продолжил с иронией, имея в виду сегодняшний разговор об авторазрушении, – если они, конечно, просуществуют до этого.
Впрочем, произнеся это, Дешу самому стало несколько грустно, от такой иронии.
– Тогда, полагаю, допустить авторазрушение – это не в наших целях?
– Естественно, имилот!
– Кстати, еще о глобатиатах. К твоему принципу уже приглядываются глобатиаты из двух линий. Мы где-то на различных лигатах пересекались и общались. А это значит, что твой принцип весьма функционален с их точки зрения. А ты не запускал его на параллельных носителях?
– Только на очень малых, для отладки управления.
– Как это пережил основной носитель?
– В целом безболезненно. Но, судя по всему, на основном носителе это как-то отпечаталось. Иногда у них возникают домыслы эту тему. Позже разберемся.
– Они близки к объяснению?
– Нет. Эта идея пока остается необоснованной. Ничего доказать они не в состоянии. Впрочем, как и опровергнуть. Все на уровне схоластических догадок, гипотез и веры. Вера, кстати, – любопытнейший феномен принципа.
– Вера? Что это такое?
– Это они сами так называют свой феномен. Объяснение его может затянуться, – с улыбкой предупредил Деш. – Мы сами пока до конца не понимаем, на чем он технически основан. По идее, этого не должно было бы быть. Но оно не мешает. А скорее наоборот.
– Тогда давай не сейчас. Ты знаешь, сегодня я, к сожалению, уже должен спешить. Тебе стоило бы зайти ко мне пораньше. У тебя найдется время завтра? Я бы встретился с тобой. Расскажешь мне про эту веру и то, как ты собираешься обойтись без глобатиатов поподробнее. Я догадываюсь, о чем идет речь, просто любопытны детали. А пока можешь обдумать объединение. Если ты согласишься, то придется отдать на объединенный эксперимент твой основной носитель, судя по всему.
– Подумаю, имилот. А Вы, я смотрю, все экспериментируете с флорой? – Деш обвел взглядом помещение и потолок.
– Нет, милый друг. Это ты просто так давно не был у меня в кабинете, что уже не можешь заметить, что здесь ничего не изменилось, – засмеялся Сайкон. – Хотя… может, смотрители что-то мне сюда и подселили. – Он тоже окинул пристальным взглядом кабинет. – Впрочем, я что-то ничего особого не замечаю.
Они попрощались, но пути домой не были бы путями домой, если бы всегда были самыми короткими. Деш еще нарвался на префера университета. Имилот Вейтел пригласил Деша к себе в кабинет, где так же за чашкой таойи они тоже обсудили дела принципа. Вейтел, так же как и Сайкон, был горд достижениями своего университета, что было заметно даже визуально. Для университета это, не нужно долго догадываться, очередной репутационный скачок – то единственное, что способно расширить возможности университета.