Макс Казаков
Принцип «Земля»
***
Глеб вернулся домой не веселый из-за вечернего разговора, но с ощущением маленькой, но победы. Голову осаждали циклические мысли: «Если им нужны люди, тогда почему трупы с улиц не пропадают, их либо находят родственники, либо кремируют коммунальные службы. Нужны живые? Тогда почему двум третям населения было позволено вымереть. Не пепел же им нужен? Тогда бы кремировали всех. Но есть, кого по старинке хоронят. Цель? Должна быть цель».
– Мам, пап, привет!
Нонна вышла встретить сына.
– Твои дети сегодня замучили деда, – улыбнулась она и поцеловала сына в щеку.
– Что, с ним опять случи…?
– Да, нет, – перебила мать, спеша успокоить. – Он нормально. Просто они весь день с ним.
– Сегодня снова налажена связь! – доложил Глеб, войдя в комнату, где играли дети и дед.
– Надолго ли? – отозвался Ярик.
– Яр, что ты сразу, в самом деле, – суетливо попыталась сгладить скепсис деда Нонна.
– Надолго! – Глеб произнес слова уверенно. – Это не радиосвязь. Мы полгода над ней работали! Мы надеемся! Нам теперь важно следующее: нужно разработать прибор, который позволит нам достоверно отличать их. Нужен критерий. Мы слишком мало о них знаем. Планируем заполучить хотя бы один экземпляр. Не знаю пока как, но это нужно сделать. Будем работать.
Ярик слушал сына внимательно. Мысль Глеба медленно пробила ненадежные защитные барьеры от внешнего мира. И когда он осознал последнюю задачу, и попытался мысленно ее решить, его лицо снова исказилось, он взялся руками за голову, словно он что-то видел и при этом беспомощно зажмурил глаза. А, может, он слышал какие-то звуки, которые его беспокоили. Или…
Глеб всегда пытался, но так и не смог этого понять. Он просто включил музыку: Лист «Грезы любви». Добавил громкости и оставил отца в покое. Но старался не упускать его из вида.
Именно живая запись концертного рояля. Всего несколько мелодий: звучащая, «Вокализ» Рахманинова и «Сон одного человека» Хрисомаллиса могли перехватить внимание отца своими эмоциональными выплесками между фантастическими по широте фрагментами поистине умиротворяющего настроения.
Глеб прочувствовал эту музыку через отношение к отцу. Когда отец безрезультатно сдавливал синеющими ладонями уши, он чувствовал, как у него синеет сердце. И только в те моменты, когда в музыке появлялось Солнце, отца постепенно отпускало, волна за волною. А мать вообще не могла на это смотреть и очень боялась, когда это случалось с мужем только в ее присутствии.
Больше отцу ничто не помогало. Даже врачи. Большинство сходились на одной версии:
– Слуховые галлюцинации, – повторяли они, – их нельзя заглушить берушами, они возникают внутри, а не снаружи. Даже если он оглохнет, он все равно продолжит их слышать.
Отец надрывно прохрипел, глотая окончания:
– …нави…тскре…
Глеб не полностью разобрал его слова. Впрочем, он их уже давно выучил. За четыре с небольшим минуты легендарной музыки отец успел повторить их несколько раз с убывающей долей агрессии. Ярик и сам прекрасно знал, как помогает ему эта музыка. Поэтому он вслушивался в нее, отдаваясь полностью.
Вернулась Нонна, чтобы помочь мужу удержать состояние покоя. Ярик сидел на стуле, оперев голову на руки, а руги локтями на колени. Услышав ее шаги, он поднял взгляд. Они безмолвно посмотрели друг другу в глаза, и Нонна с любовью обняла его за голову. Она хотела что-то сказать, но как всегда не могла найти полезных в этой тисуации слов.
Глеб тревожно смотрел на них. Мать и отец поймали его взгляд. И в этот момент они каждый немного на свой манер подумали об одном и том же: «Как хорошо, что есть такие вещи на свете, которые очень сложно выразить словами, но которые можно молчать. И даже так они согревают изнутри. И может быть так они даже понятнее и дороже».
***
От былого чванства и статусности заведения, с присущей чистотой и аккуратностью во всем, теперь осталось только сожаление. А прежде даже сопли у пациентов должны были быть самой высокой категории.
Однако, получить здесь работу по-прежнему стремились многие врачи с большой буквы, а уж докторишки просто грезили. Одновременно сюда стремились и пациенты, так как все-таки сохранился имидж высокого профессионализма. Или просто в других больницах он слишком упал, что не мог уже конкурировать с инстинктом самосохранения.
Центр «Крони» теперь напоминал скорее госпиталь, чем известный международный медико-исследовательский институт. Кругом полно людей. Ходят, снуют, жуют, сидят, лежат, копошатся, чешутся. Даже в холле.
– Нам необходимо встретиться с доктором Браннекеном и доктором Уайдшером. Они у себя? – спросила Пелагея у регистратора, по старинке занимавшего место за стойкой у входа, когда они с Нейлом, Колет и Питом вошли в здание центра.
– Вам назначено? – последовал довольно учтивый ответ-вопрос.
– Нам не требуется предварительное назначение, – сухо и уверенно заявила Пелагея.
– Тогда, боюсь, они могут быть заняты или даже быть на операции.
– Оповестите их по внутренней связи, чтобы они немедленно были у себя, – произнесла Пелагея, как бы уже заканчивая разговор и поворачиваясь уйти.
Это не был приказ. Но белый халат Пелагеи с узнаваемыми отливающими лацканами и нашивкой академии, а так же трое ее коллег, стоящих молча в центре холла с серьезными лицами, убедили или даже несколько напугали регистраторшу. И она не стала далее пререкаться.
– Доктор Браннекен, пятый этаж, кабинет 560, доктор Уайдшер, седьмой этаж, кабинет 738.
Пелагея, ничего на это не ответив регистраторше, вернулась к своим, и они вместе направились к лестнице. Видя, что посетители направились не в ту сторону, регистраторша учтиво решилась им помочь.
– Лифт у нас с правой стороны, сюда, пожалуйста.
– Спасибо. Мы по лестнице. Вы уже сообщили докторам? – строго спросила Пелагея.
Ответа они не стали дожидаться.
*
– Центр постоянно переполнен. Койки в коридорах и даже на лестничных клетках, – заметила Колет, проходя как раз мимо одной из них.
– Население стало в несколько раз меньше, а в госпитале не протолкнуться, – отметил Нейл.
– Власти все время ищут террористическую угрозу, хотя сами установили настоящий террористический режим по всему миру. Люди же боятся побежать, чтобы просто догнать автобус. Возможно отсюда и такое наполнение центра, – попыталась найти объяснения Пелагея.
– Тем более что сотни других больниц попросту закрылись, – добавила Колет.
– Ну, вам на седьмой этаж, а мы с Нейлом пришли, – сказала Пелагея, когда они дошли до пятого этажа. – Удачи! – коротко добавила она, прикрыв сосредоточенно глаза.
*
Пелагея, даже не успев начать говорить, с первого взгляда держалась напористо.
– Мы из академии, подразделение биологической безопасности. В ваш центр на днях поступил пациент по имени Томаш Майшис. Нам сообщили, что его вели Вы.
– Нет. Не я, – возразил Браннекен. – Его ведет доктор Уайдшер. Я только принимал.
– То есть вы его осматривали, – выкрутилась на ходу Пелагея.
– Да. Это верно.
Браннекен не мог понять причину такого визита. Он был немало озадачен, напуган, и даже успел предположить, что это пришли они, что это все, конец. Но но все же старался держаться.
– Вы контактировали с ним?
– Конечно, – прищурился Браннекен.
«Вы контактировали с ним?» – в то же время в кабинете двумя этажами выше Колет так же напористо задавала тот же вопрос доктору Уайдшеру.
– В том числе непосредственно, пальпация, я имею в виду, и, наверное, в нарушение правил, без стерильных перчаток? – продолжила Пелагея.
– В том числе. С перчатками, знаете ли, напряженно, – оправдался Браннекен. Он все-таки попытался сбить их напор и перехватить инициативу. – Объяснитесь. Что это все значит? Вы в моем кабинете, чините мне допрос!
– Лучше успокойтесь, – более чем уверенно произнес Нейл. – Сейчас не лучший момент для эмоций. Пациент Майшис инфицирован опасным и малоизученным вирусом. Он вернулся сюда четыре дня назад из поездки на острова Молук, где сейчас вспыхнула эпидемия. Инкубационный период длится шесть-семь дней, после которых больной умирает в течение двух дней с крайне высокой вероятностью, по статистике на данный момент. Что влияет на выздоровление, пока не ясно.
Браннекен явно не ожидал такого поворота. Продолжила Пелагея.
– Первые признаки могут проявляться на коже, имевшей непосредственный контакт с зараженными.
Браннекен нервно непроизвольно дернул руками, бросил на них взгляд и снова посмотрел на гостей.
– Покажите Ваши руки, – попросила Пелагея.
Браннекен, потеряв всякую волю, растерянно протянул руки и наблюдал, как Пелагея надевает перчатки. Она положила его ладонь на свою и наклонила голову. Потом посмотрела на Браннекена и четко сказала?
– Смотрите в сторону.
Браннекен безропотно подчинился, ощущая сильнейшую пульсацию в голове.
Пелагея достала и кармана скарификатор и быстрыми четкими движениями проткнула два пальца Браннекена. Тот от неожиданности рефлекторно попытался отдернуть руку. Но Пелагея к еще большему изумлению Браннекена несвойственной даме хваткой удержала ее и посмотрела ему в лицо.
Когда Браннекен отвел свои глаза, не выдержав ее взгляда, она облегченно выдохнула.
– Нормальный, – выговорила она через паузу.
– Что все это значит? – возмутился Браннекен, вспыхнув как костер, в который брызнули бензином и бросили сухих сосновых веток.
– Присядьте, доктор, – спокойно устало, как будто космос сняли с ее плеч, сказала Пелагея, сейчас мы все объясним. Она тоже опустилась на стул возле стола Браннекена. – Ваше имя Нейт?
– Нейт! – несколько повышенным тоном раздраженно ответил Браннекен.
– Нейт, забудь все, что мы тебе сейчас говорили про вирус. Это не правда. То, что мы сейчас сделали, было только проверкой.
Пелагея тем временем, бросив взгляд на Нейла, проткнула себе палец острым предметом, висевшим у нее на браслете. Палец закровоточил. Аналогичным образом поступил Нейл.
– Нам, прежде всего, нужно было убедиться, что ты – человек, – закончила она.
За эти несколько секунд, прошедших после слов «не правда», Браннекен успел вскипеть еще сильнее.
– Что я… – человек? Что я – человек? Это… – он с трудом подбирал слова. – Что за балаган вы мне здесь устроили. Режете пальцы мне, потом себе. Покиньте мой кабинет. Сейчас же!
Но Пелагея даже не дрогнула. Она с чувством с таким трудом пройденного первого этапа спокойно продолжала:
– От всего, что ты услышишь дальше, напрямую зависит выживаемость человечества. Если эта информация будет передана тобой в ненадлежащие руки, можешь считать себя ответственным за гибель человечества. Если такое случится. Но, тем не менее, ты ее услышишь. А потом, если ты все-таки будешь настаивать, мы уйдем.
– Покиньте мой кабинет, – повторил Браннекен. – Или я сейчас вызову охрану!
– Ты этого не сделаешь. Потому что ты че… – Пелагей начала отвечать на вопрос Нейта до того, как тот успел его задать.
– Это почему же? – выпалил Браннекен.
– Ты человек. И мы люди. Ты только что в этом убедился. А охрана? Они кто? Ты же сам им не доверяешь.
Браннекен хотел было сесть, но последние слова словно выбили из-под него стул, он повел рукой позади себя и, не нащупав кресло сразу, передумал.
– Я Пелагея, это мой друг Нейл, – продолжила гостья. – Мы пришли к тебе и доктору Уайдшеру… Кстати, как его имя?
– Тревор, – натянуто процедил доктор.
В интонации Нейта читалась явная внутренняя борьба с желанием как можно быстрее закончить этот фарс и невозможностью его прервать.
– Тревор, – повторила Пелагея. – Сходится. Так вот. Мы хотим, чтобы забытая исследовательская лаборатория вашего центра снова начала работу. Самое главное, чтобы было получено разрешение, одобрение или просто молчаливое потворство руководства центра. Возобновление работы лаборатории не должно вызывать шума и подозрений.
– Как вы на меня вышли?
– Ты публичное лицо. Получить рекомендации о тебе можно не только на стенде в холле центра, но и далеко за пределами этого города. В Интернете, в конце концов, много твоих статей и монографий.
– Интернет уже несколько лет отключен, – огрызался Нейт.
– Но его серверы по-прежнему существуют, хотя никому и не доступны, – возразил Нейл.
– Без вас, врачей центра, кто работал там прежде, – продолжила Пелагея, – нам разрешение не получить. Кроме того, это может выглядеть подозрительно. Но вы нужны нам не только как прикрытие.
Вы же, во-первых, сможете продолжить свои работы, а так же станете ценными участниками в освобождении Земли от них. Конкретно нас интересует технология анимации атрофированного нерва конечности, которую успели успешно внедрить еще до столкновения. Вы с ней хорошо знакомы, насколько я знаю. Но, насколько нам известно, эта технология способна на большее. В том числе и на восстановление активности всего мозга.
– Эта информация не публиковалась, – отрывисто ответил Нейт, явно не проникшись еще доверием к посетителям.
– Поскольку была запрещена к публикации, – продолжила Пелагея.
– И внедрению, – добавил Нейл.
– Но это не причина, о ней не знать.
– Допустим, – выдавил Браннекен.
– Как ты видишь, мы об этом что-то знаем. А вам, думаю, было бы интересно продолжить свою работу.
Пелагея прекрасно понимала, что человеку, ученому, важно даже просто иметь возможность продолжать свою работу. Но если знать, что она будет оценена и тем более внедрена, это может быть гораздо бо́льшим стимулом. И она добавила:
– Тем более что теперь, перспектива ее применения более чем вероятна. Это я тебе обещаю. Я первая завещаю тебе себя для испытаний, если со мной что-то случится.
30
«Предпоследние десять на этой неделе и еще десять на следующей», – мысленно жонглировал десятками щитков Демид.
Хотя для него сказать «жонглировал» не совсем правда. Скорее аккуратно перекладывал. Или даже с трудом переваливал. Но по его профессии большего и не требовалось.
Он зарисовывал в журнал номер очередного щитка, где уже провел плановую замену блоков автоматического переключения на резервный источник питания. И каждый очередной номер все ближе подводил его к вилке перспектив.
«А потом работы либо ой-ой-ой как прибавится, либо не ой-ой-ой как не станет!» – думал он.
Демид был не только на вид простым добросовестным трудягой, не привыкшим разбрасываться стабильными позициями. Он действительно был проще пробки. Однако, выбить из-под него табуретку было бы не просто. И если оглянуться назад, то он, пожалуй, и не вспомнил бы и дня, когда б он не знал, что будет завтра, даже во времена самых рьяных смен владельцев Солнца. Он убеждал себя, что просто удачно выбрал профессию. Но значительное количество примеров безработных коллег, не наводили его на мысль, что есть у него какое-то особое чутье.
Вот и теперь. То, что он делал, казалось бы, идет вразрез с понятиями об определенности завтрашнего дня. Но он делал свою часть дела, понимая, к чему его работа может привести, но даже не имея представления об общей задумке.
Одновременно с заменой блоков резервников он вставлял в разъемы кабелей, прокачивающих ток от входных клемм до клемм распределительного щитка, иглы, которые представляли собой маленькие и примитивные радиоустройства. Они должны были при получении сигнала сымитировать перегорание проводника, сами при этом полностью расплавиться. Такие же иглы Демид неспеша-потихоньку уже в течение полугода вставлял на всех главных и периферийных, основных и резервных участках электросистемы телецентра Юро, а так же в кабелях, подключенных непосредственно к оборудованию.
В двух других оставшихся телецентрах, Дефанвей и Кариба, которые наравне с Юро продолжали вещание, проводилась аналогичная подготовка. Но об этом ему не сказали, а сам он не спрашивал. Он только знал, и эта мысль его тоже грела, что все ждут, когда он закончит свою работу.
***
Сверив часы и пожелав друг другу удачи, три окрыленных курьера разъехались по своим направлениям.
Самолет Инги приземлился почти по расписанию, что в последние годы перестало считаться обязательным. Правда это создавало проблемы только пассажирам. А в расписании полетов рейсов было так мало, что оно даже не замечало опоздания на жалкие полдня.
В последние время Инга летала несколько чаще, чем раньше. Поэтому, выходя из самолета, она уже не стремилась выглядеть так эффектно, как в рекламе. Тем более что боязливо идти по скрипучему трапу и строить успешный вид, было не просто. А делать это, идя пешком по взлетной полосе, так как ни рукава, ни спецавтобусы уже давно не функционировали, ей казалось смешно. Хотя, возможно, будучи, как всегда, безукоризненно одетой, у нее это и получалось само собой.
Через день Инга была уже в назначенном городе. Оставалось, правда, еще пять дней, которые нужно было провести не привлекая внимания, но при этом найти способ попасть в телецентр.
Впрочем, эта проблема предполагалась, но по факту подойти к центру Дефанвей было не сложно. Он находился в центре города, прилегающей территории не имел, а соответственно и охраны вне здания. Внутрь же попадать было не обязательно.
Лина из-за плохой погоды на принимающем побережье вынуждена была немного задержаться еще с вылетом. Отсиживаясь в зале ожидания на виду у охранников и полиции, ее беспокоил только один вопрос: как она меньше запомнится, если будет сидеть с открытым лицом, как все люди, или если как бы случайно прикроет лицо своей удлиненной челкой. В результате она опробовала оба варианта и даже поменяла местами рубашку и кофточку.
Полет и посадка прошли удачно. Погода мешала самолетам, но больше ни чему. Но к назначенной дате она все же успела подготовиться.
Дольше всего до центра Юро с несколькими пересадками добираться пришлось Михею, так как ему пришлось довольствоваться услугами сухопутных сообщений. Все возможности авиации были сосредоточены на межконтинентальных перелетах, поскольку им не было альтернативы из-за царящего полного хаоса в морях.
Остановить работу всех трех центров планировалось одновременно. В нынешних условиях это было сделать довольно трудно, так как центры располагались в трех разных частях света, а возможности созвониться и скоординировать действия не было. Поэтому, каждый вынужден был терпеливо дождаться условленного часа.
– Ну, что ж? – Михей, наконец, сидел на скамейке в небольшом сквере под стенами телецентра Юро, смотрел на часы и беседовал сам с собою. – Надеюсь… Да, нет, я уверен, что вы сейчас делаете то же самое. Два, один… Да здравствует белый шум!
Потом он как бы неожиданно вскочил и посмотрел вверх на здание центра, где с наружной рекламы заискрило как будто от короткого замыкания. Реклама погасла, вслед за ней погасли окна, погас вестибюль и указатели подземной парковки. Михей, конечно же, поспешил в сторону прочь от здания, не переставая оглядываться.
***
Пелагея прибежала в штаб как смогла рано и сразу вызвала все штабы: Пест в надежде, что Глеб еще не ушел домой, и Венец.
– Глеб, ты думаешь это случайность?
– Чтобы одновременно прервалось вещание трех телецентров практически на весь день? До сих пор ведь не восстановлено! Сомневаюсь!
– Они же не в одном здании находятся?
– Насколько я знаю, даже не на одном континенте! Как минимум один точно откуда-то от вас вещает. Наверное, Кариба, судя по названию.
Подключился Венец.
– Томас, вы тоже без телевидения? Ой, привет, Рехема! – поправилась Пелагея, увидев, кто появился на дисплее.
– Томаса пока нет, – ответила Рехема. – Но у нас да! Телевидение отключено с полудня.
– У вас с полудня, значит. Ну…, – задумался Глеб, прикидывая разницу во времени. – Да. Одновременно с нами! А у вас со скольки, Лаш?
– Ночью оборвалось. Точно не знаю. Так говорят. Получается тоже одновременно с вами.
– Тогда точно не случайно, – подытожил Глеб.
– Это точно кто-то работает, – согласилась Рехема. – Вы обратили внимание, где-то раз в полгода происходит какая-нибудь неслучайность, направленная против правительства?
– Они зато хоть что-то делают, в отличие от нас, – скептически отозвалась Пелагея.
– Подожди, подожди… Тебе наскучила тишина? – возмутился Глеб комментарию Пелагеи. – Да, согласен. Мы не ведем активных действий. Но это из тех соображений, что вести их вслепую попросту неэффективно. Мы сейчас не можем достоверно отличать нас от них. Против кого мы будем вести активные действия?
– Отбой, Глеб. Согласна. Мы и так теряем периодически людей. А их мало. А если это просто правительство отключило последние каналы?
– А почему они их тогда раньше-то не отключали? – молниеносно возразила Рехема.
– Мне другое интересно, чего они хотели добиться этим? – озадаченно произнес Глеб.
– «Они» это сейчас у тебя кто? Они или все-таки ты думаешь, что это дело рук человеческих? – уточнила Пелагея.
– Я думаю, что это люди, – задумчиво произнес Глеб. – Но мне не понятна их цель.
– Снизить влияние правительства на массы? – предположила Пелагея. – Но вещание ведь все равно восстановят.
– А смысл тогда? – продолжила Рехема.
– Вот и я волнуюсь, что из-за таких бессистемных акций может усилиться контроль полиции за населением. Нам это не очень будет удобно, и, полагаю, может многое осложнить.
