Макс Казаков
Принцип «Земля»
***
– Привет, Палаша, – затопленным голосом произнес Глеб. – Браннекен что говорит?
– Привет, Глеб. – Пелагея была несколько озадачена таким вопросом, заданным прямо вот так сразу. – Что-то случилось? Как прошла операция? Браннекен… Ты что имеешь в виду?
– Технология. Когда он ее запустит?
– Последний раз он называл срок три месяца, но сам в это не верил. Это завершение разработок. А о полной готовности он не говорил вообще.
– Спросишь? – сухо продолжил Глеб.
– Спрошу, – ответила Пелагея, понимая, что явно что-то случилось. – Они там что-то уже навороченное паяют. Говорят, что будут встраивать дополнительную память, чтобы запоминать все, что люди будут видеть. Только спорят, какой потребуется объем. Я им говорю, что все запоминать не обязательно, достаточно запоминать избирательно, только то, что связано с заданием. Они утверждают, что отличить нужное от ненужного сложно. Бывает настолько непрямая связь, что лучше запомнить все, чем что-то забыть. Пускай мозг сам разбирается, что связано и как.
– Подожди, а зачем вообще запоминать? – спросил Глеб. – Они потом с них информацию сливать будут?
– Сливать не будут. Но люди в памяти смогут восстановить все мельчайшие подробности увиденного.
– Ты серьезно? Это что реально? – но по тону Глеба не было заметно, что эта новость его воодушевила и взбудоражила.
– Говорят, реально. Тревор, кажется, в штабе, можно у него уточнить прямо сейчас.
– Уточни, пожалуйста, – попросил Глеб. – И о сроках.
Она попросила найти Тревора, а сама продолжила:
– Сейчас они решают, безопасно ли использовать память мозга для этого. Тогда вопрос только с пространством адресации, чтобы в нужный момент можно было вызвать нужное воспоминание. Или лучше использовать искусственную память.
– Ты так во всем разбираться стала? – заметил сухо Глеб.
– А как же?! Этих ученых не поймешь! Мне же нужно как-то понимать, где они мне в прошлый раз чего-то недоговорили?! – всплеснула Пела. – А ты какой-то скучный и прямолинейный сегодня, – заметила она.
– У нас погибло четверо человек, – ответил Глеб. – Мы не можем такими количествами терять своих людей. Их и так очень мало. Поэтому я испрашиваю, когда Нейт и Тревор думают заканчивать работу.
– Уразумела враз, – ответила Пелагея. – Что-то пошло не так?
– Я не был вчера в штабе, но ты, наверное, звонила, слышала. Мы поймали одного. Мы допоздна возились с ним, изучали. На ночь оставили охрану. Тим говорит, что появились еще три грифа. Они уже не искали зачинщиков. Просто зачистили территорию, полностью уничтожили оборудование, соответственно все обесточили. Тим один успел убежать и спрятаться. Остальные погибли. Естественно наш гриф тоже ушел.
– Это значит, он как-то сообщил о том, что его захватили, и передал свое местонахождение?
– Возможно. Рации при нем не было. Единственный крупный предмет – это пистолет. Мы тоже ломаем головы. Видимо, есть какая-то связь. С другой стороны, если есть другая связь, почему наряд не нагрянул раньше? Мы несколько часов боялись, стояли на стреме, потом только расслабились.
– Возможно, он, когда направлялся к вам, оставил где-то в участке данные, куда направился, что зафиксировал нарушение порядка, – предположила Пелагея.
– Возможно. И они, не дождавшись его возвращения, ночью пошли ему на выручку, – достроил с иронией цепочку событий Глеб. – А знаешь, Палаш, уточни у Колет, оставляют ли они в участках данные, куда направляются?
– Она, вроде, тоже здесь была. Попробую найти ее.
Пока Пелагея разыскивала Колет и Тревора, Глеб продолжил разговор с Орестом.
– Мне кажется, что не записываются они нифига нигде, – сказал Орест. – Они в участках практически не появляются. Они же не приводят нарушителей, а избавляются от них!
– Желательно знать точнее, чем кажется.
– Ну, это насколько я понял с рассказов Колет, – уточнил источники своих предположений Орест. – Грифы – это особое подразделение полиции. Достаточно закрытое.
– Да, да, – подтвердила Колет, спешившая к мосту. – Куда направляются, не говорят, и о проделанной работе в участке не отчитываются.
– Ну, вот! Я же говорил, – утвердился в своей правоте Орест. – Поэтому они так спокойно беспределят. Никто не считает, сколько народу они косят!
– Глеб, вызывай, давай, Венец, да давай вместе все обсудим. Все равно же какая-то информация теперь есть. Всем нужно знать, – предложила Пелагея.
– Аким, вызовешь? И собери наших. ОК? – попросил Глеб Акима и продолжил общаться с остальными. – Из материалов остались только фотографии. Видео уничтожено, так как все осталось там, мы не забрали сразу. Ну, и то, что осталось в наших головах.
Подключился Венец. Глеб попросил собрать у моста всех, кто находился в штабах.
– Развезло его в пятно площадью метров в пять слоем меньше миллиметра, точно не измеряли. Мы попробовали посчитать. Это значит, в нормальном виде гриф должен быть полым, – добавил Захар к тому, что всем включившимся в разговор пересказал Глеб. – Слой состоял из, судя по всему, каких-то мелких однообразных крошек. Это же видно и на фотографиях при большом увеличении. Сами видите.
И в Чаше и в Венце на своих экранах уже рассматривали вовсю снимки.
– Ну, как и в том случае со льдом. Тоже в пыль, – вспомнил Орест.
– Так, значит, никакого… Ничего похожего на главный блок? – рассуждал Томас.
– Похоже, что так и есть. Ничего похожего на чип, сердце, ядро, как мы привыкли это видеть в кино и в своих технологиях. Называть можно как угодно. Вся эта ни на что не похожая мелочевка выглядит равноправной, – продолжил Глеб.
– Почему ни на что не похожая? – сообразил Захар. – Вполне сойдет за конструктор. Мелковат только!
– Слишком мелковат, я бы сказала! – ответила поглощенная Пелагея. – Это скольки кратное увеличение? – уточнила она, глядя на монитор.
– Как тут скажешь, смотря, с какого расстояния снимали. Линейку никто не догадался приложить, – ответил Орест. – Судя по тому, что на снимке только это пятно видно, это макросъемка. – Он посмотрел на процент, показывающий масштаб отображения. – Увеличение, наверное, раз в двадцать с лишним.
– Вот я и говорю, мелковато. Даже при таком увеличении и то не разглядеть.
– Эт че, значит, получается, уколом в сердце их не поразить? Бессердечные! – выдал с досады Орест.
– Бессердечные, – уныло согласился Захар. – Но как-то же они организуются в некое целое, эти частицы.
– Не просто в некое целое, а в некое целое, выполняющее осмысленные действия! – уточнил Орест.
– И оно как-то, возможно, тем же образом общается между собой, – продолжил Глеб.
– Ну, тогда, если прикинуть, сколько грифов шатается по улицам мира, а мы знаем, что они не только грифы. Правильно я говорю, Глеб, статистику ты сводил?
– Да, правильно, – ответил Глеб. – Если кто не знает. За три месяца мы чаще всего получали сигнал детектора вблизи грифов. Среди обычных людей они почти не встречаются, некоторые чиновники только. Среди больших боссов и чистеньких магнатов, к кому мы смогли приблизиться, очень часто. Кроме того, в общественных местах встречались предметы, дающие сигнал. Нейт Браннекен из крыла Чаша сообщил, что плетеные скамьи у них в госпитале в холле, когда садишься, встаешь, регистрируются детектором, и даже растения, что примечательно растущие и чудесно цветущие.
– Так что, получается, уши и глаза могут быть везде, – подытожил Аким. – И они легко могут менять форму и назначение. Это видел отец Глеба.
– Тогда, если они все общаются, должен быть постоянный фон, – закончил свою прерванную мысль Орест.
– Вы только представьте себе, какой это трафик! – подхватил идею Аким.
– Это канал связи невообразимой ширины! – продолжил прикидки Орест. – Мы, наверное, даже таких чисел не знаем, сколько байт по нему прокачивается ежесекундно!
– Подожди, «в байтах», – притормозил его Аким. – Это ты мыслишь байтами. Кто сказал, что они используют дискретную модуляцию?
Их научный запал поймала Пелагея и попыталась направить его в деятельное русло.
– Тогда вам с Акимом и карты в руки, – сказала Пелагея. – Просканируйте этот фон.
– В каком диапазоне? – наивно поинтересовался Орест.
– В максимально широком! – не менее наивно, но молниеносно ответила Пелагея.
– Во всех известных, – уточнил Аким. – Только у нас нет такого оборудования, чтобы просканировать все известные диапазоны.
– Что-то специальное нужно? – продолжила Пелагея.
– Пел, ну, не тазиком же гамма-излучение, например, сканировать!? – ответил Аким.
– Если б присутствовал постоянный гамма-фон, мы бы уже, наверное, давно все вымерли. А мы знаем, что они здесь уже не менее семидесяти лет, – сообщил Глеб, – если сопоставить работы отца, начало раскопок и так далее.
– Про гамму я так просто сказал, но она, наверное, тоже разная бывает.
– Гамма довольно сильно поглощается любым веществом, даже обычным воздухом, – увещевательно сообщил доктор Адиса ученый из исследовательского ядерного центра, член крыла Венец, тоже присутствовавший у моста. – Для связи оно… – Адиса скептически покачал головой.
– Ладно вам, послушайте умных людей не умничайте, – остановила спор Пелагея и снова обратилась к Оресту. – Вы поняли, что именно нужно просканировать. Скажем так, нужно проверить все известные нам способы дистанционной передачи информации.
– Подождите, на счет фона, – включился снова в разговор доктор Адиса. Обычно он не много говорил во время мостов. – Я тут припоминаю, как-то давно на конференции, посвященной парадоксам природы, я слышал про некое предполагаемое поле, потом мне попадалась информация в публикациях. Группа ученых где-то в тридцатых еще годах, уже давно, в…, не помню, где они базировались, исследовали белки, и, как они решили, белок реагировал на какое-то воздействие при полной изоляции образца от всяких известных внешних воздействий.
– Да это просто белок гнил у них! – предположил насмешливо Орест.
– Ну, тебе, конечно, виднее, чем людям, которые этому жизни посвятили, – сдержанно ответил ему Адиса.
– Ладно, пусть они не обижаются.
– Да, некоторые из них, может, уже и не могут обижаться. Так что не беспокойся об извинениях, – доктор Адиса был спокоен в пример для подражания.
– Там проблема пошла от биологов, – продолжил он. – Один наблюдаемый ими вид медуз, они заметили, мигрировал в более низкие слои воды. Притом, что вид требователен к свету. Точнее не сам вид, а симбиотические водоросли, от которых зависело питание и самих медуз. Ну, так или иначе, не пойдем сейчас в детали, я их сам не знаю, медузы вопреки этому ушли вглубь. Подробности поищу у себя в записях. Но факт в том, что медузы мигрировали вдруг! – Адиса подчеркнул последнее слово. – Предыдущие тысячелетия или, по крайней мере столетия с тех пор, как их открыли и наблюдали, они существовали стабильно без миграций. Значит, фактор ранее отсутствовал.
– Да там факторов разных могло быть, атомная лодка раз чихнула под медузами, они и того, – снова отсветился Орест.
– Ну, видишь, ты быстро догадался, а они пять лет работали, прежде чем решиться опубликовать свои выводы – снова выдержанно прокомментировал Адиса.
– Орест, – предложила Пелагея. – А ты вот не потешки глаголь, а у нас же есть возможность порыться в базах некоторых поисковиков, свяжись с ребятами.
– Они же опять ссылки только выдадут, самих страниц не вынут, – проныл Орест. – Ну, или по крайней мере не все или не целиком.
– В курсе! Не первый раз, – ответила Пелагея. – Сами страницы у них, понятно, все не обязаны храниться. Они только по ссылкам названия центров, университетов, компаний, чьи лаборатории, страны, города, адреса еще лучше, все, что можно, пусть восстановят.
– Ладно. Схожу сегодня.
– Больше мне никакой информации по этой теме потом не попадалось, – припомнил доктор Адиса.
– Могу предположить, их просто закрыли, – сказал Аким. – Я имею в виду эти исследования, если это действительно связано с ними… Так же, как и работы твоего отца. Согласен Глеб?
– Да, согласен, – отозвался угрюмо Глеб.
– А когда мы будем ловить следующего? – неожиданно задался вопросом Нейл.
– А смысл? Поймаем, на следующий день его друзья вынут, а наших положат при этом – ответил Захар. – Нужно теперь научиться их изолировать.
– А если мы сможем изолировать одного, то, возможно, придумаем, как перекрыть связь им всем, в пределах всей Земли, – развила мысль Пелагея.
Глава 7
37
По короткому пути дорога домой съедала у Захара обычно не более получаса. Но короткий путь был местами с мрачноватыми проплешинами, хотя и спокойными. На больших улицах Захар успевал поздороваться со всеми ежедневными случайными прохожими и торгашами, уже ставшими знакомыми. Удавалось ему прочитать знакомые вывески, подобрать, если вдруг оскалится удача, монетку… В переулках поспокойнее у него внимание рассеивалось или уходило в себя, так как окружающая обстановка не боролась за него с призраками головы.
Больше всего ему нравилось ходить по этой дороге в такое время года, когда его возвращение домой совпадало с сумерками и зажигались фонари. Еще не совсем темно, но и не светло. Вот они загорелись. Фонари не то, чтобы светят, но горят. И то ли они разгораются, то ли темнеет на глазах, но, кажется, что они горят все ярче и ярче.
Иногда взрослое сознание Захара укалывало его, мол, это детский сад, умиляться таким мелочам. А он и не умилялся. По-настоящему умилялся его давний друг Аким, собственно у него Захар и подцепил эту феньку.
Странно, но Акиму почему-то с детства нравилось заставать момент, когда зажигаются фонари. Аким иногда вспоминал, в каком возрасте и где он первый раз застал это таинство. Правда все труднее и труднее ему было уловить мутную картинку, как они с Глебом, Пелой и родителями возвращались домой, и дядя Герасим поторапливал всех, мол, вот уже и фонари включили; отец над ним только смеялся. А может, эту картинку было трудно уловить, потому что сразу после нее накатывало удушающее чувство пустого места от неожиданного необъясненного исчезновения отца. Оно душило до сих пор, требовало расплаты за съедающее чувство неопределенной надежды и слезы матери. Оно подпитывало волей его и ставших практически братом и сестрой Глеба и Пелагею, а так же лучшего друга Захара.
Сегодня, однако, было уже темно, а светили лишь избранные фонари.
Захар не заметил машину, которая свернула за ним в переулок и ехала позади, дожидаясь, когда Захар начнет переходить улицу, а переходил он ее обычно возле какого-нибудь из горевших фонарей. Только он приблизился к проезжей части, машина прибавила скорости и остановилась напротив Захара как раз, когда тот шагнул с тротуара. Прямо перед Захаром открылась дверь:
– Нужна соломка? – раздался вполне обычный не вызвавший бы в другой остановке тревоги голос и салона. Да и интонация была ненапрягающей.
– Как-то нет, – ответил, запинаясь, Захар и вернулся на тротуар, торопливо зашагав вперед.
– Не дерем, договоримся об обмене, – продолжили из машины, двигаясь вслед за Захаром. – Не надо? Давай так поговорим, есть разговор.
– Да, как-то обойдемся, – буркнул Захар, все-таки ощутимо встревожившись.
– Подожди, не спеши так. Это на счет них.
– Я никакую не курю и ничего не колю, – пытался оторваться от навязчивой машины Захар, впадая медленно в панику с одной лишь мыслью: «Это какой-то пипец пипецкий!»
Фраза «на счет них», однако, его зацепила, но еще больше насторожила. Захотелось узнать подробности. Но обстановка была явно не располагающей: темный переулок, он один, подозрительный автомобиль, опять же мама с детства говорила «не разговаривать…».
«На счет них…, – пролистывал варианты Захар. – Мало кто знает о них что-то стоящее. Или они хотят узнать у меня? Так они могут быть ими…, где гарантия…»
Он все-таки отошел дальше от края тротуара и поспешил к перекрестку, где свернул не в свою сторону, но на более освещенную и оживленную улицу. Пройдя один дом, он исчез в торговом центре.
Все произошло очень быстро, но нервы так ошпарило адреналином, что он чувствовал взгляды даже спиной, а каждый встречный взгляд ему теперь казался омерзительно подозрительным, или это просто со стороны людям было заметно, что он весь на иголках, и люди на него странно смотрели.
Случай, однако, заставил его изменить маршрут домой. Он стал обходить философские улицы стороной.
***
Но даже людными улицами, оказалось, ходить не на много спокойнее.
Возвращаясь снова через несколько дней домой и проходя оживленный пятачок, Захар по своему обыкновению разглядывал все вокруг: неподвижное и не очень. На одном из таких не очень, точнее одной, задержался взгляд.
Она была в своеобразной униформе нежно жидкого цвета в желтящем под глубокую старину свете фонарей с вкусным количеством ярких деталей. Застрявший взгляд натянул тетиву с последующей отдачей в мозг: «Хм… Чёсе! Девица из разряда не проходите мимо, не подходите близко!» Присмотрелся.
А девица бровками только опа, глазками так тыц-тыц, словно только и ждала его взгляда. И вкрадчиво и медленно:
– Есть, о чем потолковать, – пропела, промяукала и одновременно промурлыкала она.
«Нууууу! Ситуация понятна! – подумал Захар. – Только не понял, с чего это она интересуется, есть ли у меня, о чем с ней потолковать? Заторможенно приостановился. Или это теперь так называется?»
– У меня? – выпало у него недоумение.
– Не у тебя. У меня, – продолжила напевать девица.
– Предпочитаю у себя, – брякнул Захар.
– У меня есть, о чем с тобой потолковать, дурачок, – тем же соблазнительным тоном, но предельно ясно уточнила девица.
– У меня жена, ребенок, – Захар пошел медленно вперед, припомнив недавний случай.
– А говоришь, предпочитаешь дома? – девица поплыла за ним.
– Ну, с женой!
– И ребенком? – хихикнула она, вцепившись ему в руку. – Я же вижу тебя насквозь!
– Как мило!
– Может, все-таки пройдем куда-нибудь? Завтра выходной, я никуда не тороплюсь. А ты? – не сдавалась коварная бестия, обмахивая Захара ресницами.
– Засубботимся, так сказать, по самую пятницу! – отшучивался Захар.
– Ммммм, да у тебя аппетит какой юношеский! Люблю такой, – опьяняла она словами.
– У меня жена, – повторил напряженно Захар.
– Ой, не свисти, зубы застудишь, – хи-хикнула красавица.
– Чуть-чуть не страшно, – улыбнулся в ответ Захар.
– Тогда не пойдем. Присядем здесь? – она взглядом указала на уютное местечко в двух шагах от них, зная, что шансов у нее много. – Очень чудесная кафетешка. Потолкуем.
«Эх ты! – подумал Захар. – Прям, не заманивает, а затягивает!»
– А, давай, попробуем! – подмигнул он ей.
Они прошли за кованую ограду, затянутую сверху затемняющим даже днем тентом, и заняли свободный столик поближе к улице. Захар поднял руку, заказывая два. Девица не сводила с него глаз.
– У тебя такой убедительный взгляд! – наконец, отвесив дифирамб, развязал тишину Захар.
– Настолько убедительный, что ты уже на все согласен? – поинтересовалась она.
– На что, на все? – прищурился он.
– А в чем же я тебя тогда уже убедила? – девица не желала терять контроль над ситуацией и продолжала задавать вопросы.
– Я не говорил, что убедила. Ты убедительно смотришь.
Она позволила себе коварно, но играючи, усмехнуться.
– А в чем ты хотела меня убедить? – продолжил Захар.
– У тебя же нет жены? – вкрадчиво спросила девица, неожиданно сменив тему.
– А вдруг? – включился в игру Захар.
Но ей не было интересно дальше играть в убеждалки и угадалки, так как она знала, что жены у Захара нет. Поэтому она перешла к следующему шагу своего плана.
– Инга.
Долговязый парнишка, едва умудряющийся умещаться под ребрами жесткости навеса, принес два стакана кваса – единственный напиток, который здесь и вообще на улицах подавали, не считая воды. Захар улыбался, смотрел на нее, пытаясь ее понять, но не ответил.
– Ты с работы? А где ты работаешь? – продолжила она.
– Тут, неподалеку.
Игривая интонация девицы несколько неожиданно сменилась на довольно деловую, не располагающую далее к легкомысленным темам разговора:
– Охранник со вторым доступом, Кройко Захар, филиал ГЦЭС, попросту «Горэнергосистема», смену закончил, следующая через два дня. Второе место работы – смотритель в доме престарелых. Повторяю, я Инга.
– Впечатлен! – развел руками а за одно и бровями Захар, и даже ушами, как показалось самому Захару; у него даже промелькнула мысль, не заметила бы последнее его собеседница. – И все-таки соблюдем этикет, – медленно и многозначительно протянул он. – Захар. Очччень приятно.
Он отвесил учтивый поклон головой, в которой, конечно, уже перебирались подозрения и оправдания, и отметился факт, что детектор молчал.
– Взаимно. Познакомились, – сухо ответила она.
– Просто Инга? Ты уж извини, что я так не осведомлен о тебе, как ты обо мне.
– Просто Инга! – ответила она. – Все просто, вот руки, – она сделала руками жест, мол «руки чисты, все без фокусов», и опустила их открытыми ладонями на стол.
– Захар наклонился, словно разглядеть поближе, провел по ее руке вдоль ладони по линии жизни, потом по линии судьбы.
– Читаешь? – Инга посмотрела ему в глаза.
– Проверяю, – будто задумчиво произнес Захар.
– Что именно?
Захар ловко поймал болтавшийся на запястье зубец и проверил. Из пальца Инги выступила кровь.
– Придурок! – огрызнулась она, отдернув руку. – Ты в курсе, что так можно подхватить заразу? Ты хоть моешь его? – Она махнула рукой на инструмент проверки. Через мгновение добавила. – Хотя, я знаю, зачем ты это сделал.
Захару даже показалось, что она ждала такой проверки. А в его голове немного отхлынуло. В Примуле уже давно шутили, что люди стали вампирами. Только им не нужно пить кровь стаканами, достаточно увидеть каплю крови, как на душе становится спокойно.
– Ну, толкуй, – наконец закончил Захар загадочную беседу. – Ты говорила, есть, о чем.
– Сейчас не могу. Здесь не могу. И сама не могу. Нужно встретиться. Я скажу, где. Когда, ты узнаешь позже. Я приду не одна. Тебе нужно быть одному. Никому не сообщать. – Захар вопросительно посмотрел на Ингу. – Их тоже сможешь проверить, – ответила она на незаданный вопрос.
– Это ничего не проясняет.
– Нам нужна твоя помощь. Я все объясню при следующей встрече. Без твоей помощи у нас ничего не получится.
Она в очередной раз изменилась в лице. Теперь Захар читал в нем настоящую нужду, жизненно важную необходимость в его помощи.
– Мы очень надеемся, что ты нам поможешь, – в третий раз повторилась она.
Инга, немного еще посмотрев в глаза Захару, плавно преобразилась в себя уличную.
«Если бы не вечер после смены… Хоть бы краем мозга обдумать бы ситуацию, – текли мысли у Захара. – Но она ведь прям напирает».
– Ну, – завершила она блиц-паузу, – если вдруг возможно когда-нибудь может быть мы еще встретимся, на что я очень надеюсь, – она кокетливо показала на Захара указательным пальцем, нарисовав им в воздухе несколько кружочков.
После этого она красиво выскользнула из-за стола и покинула место совращения. Приостановившись у выхода, она снова посмотрела на своего нового знакомого. На ее лице опять была та же маска, в которой она заигрывала с Захаром на улице. Она сделала воздушный поцелуй и исчезла.
«Она так умело перебирает образы, – подумал Захар. – Не понятно, какому из них верить?»
