Айгуль Грау
Небо цвета лазурита
С примесью ворона – голуби
Селдрион резко открыл глаза. В ушах стоял звон. Лежал на спине будто оглушенный после взрыва. Сердце билось быстро и сильно, грудь бешено вздымалась в порывистом дыхании. Он повернул взгляд влево и вспомнил наконец, где был. Лежал на гостиничной двуспальной кровати, окруженной балдахином невесомых белых занавесок, а рядом спала Марианна. К счастью, в этот раз не было приличных свободных номеров на две кровати. Судьба сама как будто сталкивала их все ближе и ближе. Поэтому вчера он торжествовал.
Голова гудела, тонкий свист в ушах постепенно сходил на нет. Во рту пересохло, снедаемый сильной жаждой еле поднялся. Тело отяжелело, будто распухло. «Да что же это такое» – смутно вспоминал сон, из которого будто вырвали за шкирку как щенка, затем подошел кто-то мощный, тяжеловесный, легонько щелкнув его пальцами между бровей. От сильной боли Селдрион закричал во сне и сразу же проснулся.
– Что за черт! – Шептал он, упав на четвереньки рядом с кроватью. Тонкие ноги иллюзорной Алисы не держали тело. Он не помнил, когда чувствовал себя так плохо. Перед глазами возник огромный черный пульсирующий круг. Увеличившись, он закрыл все видимое пространство, и нильдар как будто ослеп с открытыми глазами. Предчувствуя потерю сознания, лег на холодный пол, то и дело проваливаясь в небытие. Марианна тихо сопела на кровати. Изо всех сил стараясь не разбудить ее, едва придя в чувство, он пополз в сторону ванной и кое как поднявшись, хватаясь за дверной косяк, нажал выключатель. Белый бездушный свет на несколько секунд ослепил его, сделав неподвижным. Зашел, тихо прикрыв дверь, чтобы не слышно было даже поворота замка дверной ручки.
Опершись руками о раковину, тяжело дышал, покрываясь липким холодным потом. По телу пробегали мурашки вперемешку с горячими волнами – приливами крови к лицу. Смотрел на себя, на привычный уже образ с большими голубыми глазами. Глубоко вздыхая, будто от нехватки воздуха, расфокусировано шарил глазами по зеркалу, раковине, своим оледеневшим рукам. Включил воду тонкой струей, купая руки и протирая лицо, шею, уши. Привычные жесты, казалось, хранили обрядовый налет повседневности, скрывавшей острую тяжесть мира. Поэтому он не сразу обратил внимание. Но тут вдруг дошло. Стоило голове чуть проясниться от шума воды. Серьги. Они здесь – на месте. Сильно моргнув, будто не веря глазам, смотрел в зеркало, чувствовал, что радость, смешанная с неверием в происходящее, отдаленным громом накатывает все ближе и ближе. И будто с грохотом выломив дверь, она ворвалась в сознание иррациональным бешеным восторгом. Немедля ни секунды, он снял их трясущимися руками, тут же ощущая, как раковина с зеркалом постепенно отдаляются и пространство уходит вниз, прижимая тело к земле, будто поднимаешься на лифте. Переведя взгляд от витиеватых цилиндриков серег, сжимаемых правой рукой, он чуть было не расплакался, увидев в зеркале себя. СЕБЯ! Приоткрыв рот, с наворачивавшимися слезами то ли счастья, то ли волнения или даже горечи, он разглядывал себя, подняв брови, такого каким последний раз был в тот далекий день, проходя мимо электрической башни. И одет был в ту же одежду – изящно вышитый удлиненный сюртук глубокого синего цвета вечернего неба со стоячим воротником, и суженые по ноге серые брюки с высокими военными сапогами.
Селдрион плотно сжал губы, стараясь не рассмеяться нервным смехом прямо в зеркало. В глазах плескались игривые зайчики отражающегося света. Внутри будто раздувался воздушный шарик, расправляя спину и заставляя задыхаться от волнения. Не выдержав напор улыбки, он начал посмеиваться, прикусывая губы, будто разговаривая сам с собой и от этого становилось еще смешнее.
– Стало быть я не мылся столько времени? Почти четыре месяца без воды? Это перебор не правда ли?
И тут же сам себе отвечал: «Да конечно, помыться стоит», с предвкушением ощущая продолжение ночи. Голова еще кружилась, когда он стягивал сапоги и расстегивал белоснежную рубашку, которая почему-то совсем не загрязнилась за прошедшее время. Но совершенно неинтересно подвергать логическим сомнениям эти запутанные факты, связанные с магией. Значит, Харша нашла способ починить серьги. Или они сами починились, как обычно живя своей жизнью. И этого пока было достаточно. Он включил воду, подождал пока та станет горячей, разглядывая себя в зеркало. Видеть свое прежнее голое тело было как минимум странно. Уже привык к превращениям. Как принцесса может постоянно жить в таком ритме? Постепенно начинал чувствовать себя хорошо, как прежде, уже и не веря в то, что пятнадцать минут назад полз сюда на четвереньках.
Горячий поток льющейся воды и свет, исходящий из дверных щелей, разбудили Марианну. Она перевернулась на бок, лениво размышляя о причине принимать душ в час ночи, и снова уснула незаинтересованная.
Селдрион спустил, наверное, полтонны воды, прогреваясь под горячими струями, успокаиваясь и размышляя. Хотелось полежать в ванной, и он вспомнил изобилие, окружавшее его раньше. Источник, бьющий рядом с замком, так что вокруг него было возведено специальное строение, вроде стеклянной оранжереи, заросшее плотными рядами деревьев, закрывающими гигантские окна от посторонних глаз. Туда могли заходить только слуги для уборки и члены королевской семьи. Ну и Харша туда пробиралась через лифт ведущий из его спальни. Хотя источники в царстве нагов не сравняться с этим. Такое великолепие… побывав однажды, он хотел было все перестроить, но потом успокоился. Поэтому разрешал ей бывать там, несмотря на правила. Но в этом номере был только душ. Ох уж этот ограниченный бюджет… Когда он выключил воду, все мысли уже пришли в порядок, голова была ясной и холодной, но сердце трепетало.
Протерев волосы белоснежным полотенцем, он взял другое, столь же махровое и пушистое обернув его вокруг талии. Перед тем как выйти, еще раз взглянул на себя. Да, все так, все на месте, а серьги лежат покинутые на ободке раковины. Поспешным движением спрятал их в карман брюк, висевших на крючке.
Она спала, повернувшись спиной к двери ванной. Селдрион на цыпочках прокрался и лег рядом. Тонкая полоска света, проникающая из приоткрытой двери, немного освещала комнату. Марианна лежала, подперев рукой голову на подушке, черные волнистые волосы, уже доходящие до середины спины, рассыпались по плечам, откинулись назад на подушку, разметались по простыне, полная грудь мерно вздымалась при вдохах. Одета в совершенно нелепую ночную сорочку с нарисованными желтыми ушастыми белками, которых она называла «пикачу»56, хотя он одел бы ее в лучшие шелка, только чтобы потом снять их. Брови широкой дугой изгибались на конце, ресницы черные, длинные, кожа матовая бархатистая, цвета кофе с молоком. Пухлые розовые губы прелестной формы, за улыбкой которых он мог бы следить вечно. Ключицы изящно проглядывали сквозь ровную кожу, отдающую утренней свежестью, вечной молодостью. Он закусил губу чувствуя, что опять внизу начинает биться сердце. Поправил ей волосы, убрав аккуратно с лица непокорную прядь. Чувствовал, что руки дрожали, как у мальчишки. Взял ее левую руку, свободно лежащую над одеялом, потирая ладонь большим пальцем. Марианна заворочалась, вздохнула сонно. Селдрион усмехнулся сам себе, наблюдая как из памяти вырывается отрывок стихотворения, которое специально заучивал, ожидая удачного момента. Приблизившись к лицу, тихо полупропел над ухом.
С примесью ворона – голуби,
Завороненные волосы.
Здравствуй моя нежнолобая,
Дай мне сказать тебе с голоса,
Как я люблю твои волосы
Душные, черноголубые.57
Марианна заулыбалась сквозь сон. И прошептала:
– Ты выучил Мандельштама для меня? Такой приятный акцент. И голос тоже…
Она потянулась, Селдрион отодвинулся, опираясь на левый локоть, с улыбкой наблюдая за реакцией. Раскрыв глаза, она застыла шокировано, глядя на него. Ничего не понимая, прищурилась, нахмурилась, подняла брови домиком. Он засмеялся очарованный ее удивлением.
– Я снял серьги. – Пояснил наконец.
– Правда! Это так здорово. Как это случилось, расскажи? Когда? – Лицо просияло восторгом. Она хотела сесть, но Селдрион мягко удерживал ее, не давая подняться. Марианна обвела его глазами и вдруг покраснела, заметив наготу.
– Что случилось? – Он смотрел немигающим взглядом.
– Когда ты снял серьги, то остался без одежды? – Марианна замерла, всем телом теперь ощущая его присутствие. Она металась взглядом с его голого торса к еще мокрым волосам, бровям, скулам, губам, не в силах отвести взгляд, ибо отводить было некуда. Селдрион лежал на боку прямо перед ней, впиваясь неподвижным гипнотическим взглядом серо-стальных глаз, и в полутьме она могла различить чуть вздернутые уголки губ. От волнения она начала тихонько дрожать, как от холода.
– Что случилось? Тебе холодно? – Он не изменился в лице, но Марианна ясно слышала отзвуки торжества в голосе.
– Нет, просто…ты так близко…
– Я все это время был «так близко», ты не думала? – Марианна молчала. – Я все это время наблюдал, как ты выходишь из душа, вытирая волосы, как одеваешь свои любимые дешевые украшения, которые только уродуют тебя, как спишь, обнажая длинные ровные ноги, как ешь, расчесываешь волосы, мажешь кремом руки, поправляешь одежду. Все ежедневные мелочи твоей женской жизни… И все это так пленительно изящно… Я все это видел и, наверное, ты только сейчас подумала об этом. Я же живу с тобой в одной комнате уже несколько месяцев. И ни разу тебе в голову не приходило, что я чувствую в этот момент. Правда?
Марианна молчала, у нее кружилась голова. Она вообще не могла думать ни о чем рядом с ним. И опять взглянула тем самым взглядом, который бросила тогда в кабинете, когда он мучил ее своими речами. Во взгляде читалась немая мольба – молчаливое признание в любви. Селдрион тут же смягчился и отвел взгляд.
– Ладно, забудь. – Он откинулся на спину.
Они лежали неподвижно в напряженном ожидании, предчувствии. Марианна краем глаза разглядывала его мышцы, бугрившиеся под белой мраморной кожей, ровной, как будто это была статуя, без единого пятнышка или изъяна, на серебряно-белые волосы, разметанные по подушке, точеные скулы и профиль аристократически-ровного носа. Они лежали так долго, что Марианна стала понимать – он ничего не предпримет. Как будто с того самого вечера после бала, после сокрушительного отказа, уязвившего самолюбие, он решил избегать любой инициативы, любых попыток даже дотронуться до нее. Из гордости предпочтет остаться в одиночестве. Минуты казались вечностью. Она заметила, как он плотно сжал губы, чуть хмурясь и поняла, что настал тот момент, который нельзя упускать и в этот момент все зависит от нее. Протянув руку, она дотронулась до плеча. Селдрион оставался недвижимым.
– Поцелуй меня. – От волнения Марианна дрожала еще сильнее, подавляя нервный смех в голосе заметила. – Я совершенно не знаю, что делать дальше.
Медленно повернул голову, и лишь в глазах искрилась лисья усмешка. Придвинулся близко, так что она снова различила во полутьме радужку его глаз. А потом как лавина нахлынул, разбросав на части, впивался в ее тело, заставляя прятать крики в подушке, рассыпаясь на миллиарды радуг.
С небес на землю
Между подошвой стоп и плоскостью земли проложены мягкие подушки, вокруг вата, идешь, не ощущая веса, и притяжение не действует на тебя. Каждый шаг подпрыгиваешь и чуть зависаешь, как астронавт, высадившийся на Луне, если там хоть кто-то бывал конечно. Прыгучая невесомость, бархатистость мгновений. Мир как будто схлопнулся в один прозрачный коридор вокруг глаз, из-за которого не видно ничего кроме любви. Селдрион с Марианной жили словно паря в воздухе, каждый вдох как под сомой, каждый шаг, не касаясь земли. И не было в их мире ничего кроме счастья, ничего кроме влюбленных глаз, смотрящих в ответ с точно такой же любовью и нежностью, как и у тебя. На новом мотоцикле проезжали по бесконечно длинным пустынным дорогам, на которых им никто не встречался, кроме случайных пастухов. Ветер развивал черные волнистые волосы, выбивавшиеся из-под шлема, она прижималась к его спине, чувствуя, что вот-вот и провалится сквозь ребра в самое его сердце. Теперь все его тело принадлежало ей, и наоборот. Марианне безумно нравилось обладать таким существом. Внутри себя она даже гордилась этим. Когда закрывала глаза, вспоминалось, как его губы ласкают ее шею, и мурашки пробегали по телу, скапливаясь внизу живота. Эта экзальтированная влюбленность заставляла их резко останавливаться в пути и предаваться страсти прямо в полях, кишащих змеями, за камнями среди диких скал, под пальмами, посреди дня и под луной. Они жили в прозрачном пузыре, отделяющем их мир от всего остального. Головокружение заставляло ее потерять всякий стыд и будучи однажды замеченными из окон соседнего дома, она только стала громче кричать и извиваться, будто бросая вызов смотревшим. Эта страсть была похожа на неумолимого преследователя, который не оставлял их ни на миг. Этот мучитель заставлял их забывать свои вымышленные имена на стойках регистрации и смеяться как умалишенные, забывать задергивать шторы во время близости, забывать завтракать, обедать и иногда ужинать. Однажды они даже чуть не потеряли все оставшиеся деньги и бриллианты, и пришлось ползать вдоль дороги в полутьме освещая путь фонариком с телефона. Как-то раз Марианну чуть не сбил автобус. Она засмотрелась куда-то в сторону, забывая о том, что живет не одна в мире. Иногда она будто просыпалась ото сна и ей становилось страшно. Будто она скользит неведомо куда, в огромную зияющую пропасть без дна. Ходит по самому краю, близится к смерти. Взглядом искала в глазах Селдриона хоть какую-то опору, каплю здравого смысла, ту присущую ему холодность и сдержанность, которую так хорошо знала, но ничего не могла обнаружить. Словно он переживал эту любовь гораздо сильнее неё, и сам летел во тьму, нырял в нее как пловец прыгает с берега в синеющую пропасть океана, и ее за собой утаскивал. Он не чувствовал никакой опоры, все стало эфемерным, нереальным. Лишился разума, спятил проще сказать. Марианна стала центром вселенной, с нее он не сводил глаз, не в силах утолить постоянную жажду. Он и сам не понимал, чего жаждет. Зачем и почему это все. Частенько в мыслях мелькали сцены торжественного возвращения домой, жизни в замке в полной гармонии, той самой пасторальной идиллии. Жили они долго и счастливо. Очень долго и очень счастливо. Ведь она теперь бессмертна. В новом замке, раз старый так тяготил. Он построит его так, исключительно как хочет она, все будет так как ей нравится. И поля вокруг будут усеяны цветами, дикими цветами, как она любит, и будет очень тихо, только птицы щебечут… И вот он уже видел внутренним взором как нежное утреннее солнце пробивается сквозь прозрачные шторы их нового несуществующего дворца. И это не закончится, надо верить в то, что это никогда не закончится и все будет так как должно быть. В ней амрита и он никогда не потеряет ее. Никогда. Никогда…
Просыпаясь ночами, он вздрагивал как от острой иглы, уколовшей сердце и поворачивался, шаря рукой в темноте, чтобы проверить, тут ли она? И она была здесь, мурлыкала рядом спросонья, а рука бессильно скатывалась на кровать. Затаившийся страх терзал эту руку. Почему сама без его разрешения сжимала простыни, как будто там кто-то скрывался. Рука что-то знала. Будто тело сейчас умнее ума. Тело помнило боль, о которой забыла душа, мечущаяся жадно в ярких комнатах страсти. Но он сам не хотел даже мысли такой допустить в сознание. Будто от мысли что-то измениться, будто она материальна.
Марианна была иногда недовольна, что Селдрион ревновал ее к брату. Он не хотел ходить к нему в гости и ей запрещал. Точнее не запрещал даже, а пока просто кривился так, будто съел дольку лимона. Они приехали сюда, после встречи с отцом и бабушкой. Это был последний город для их поездки перед возвращением в Москву. Селдрион уже планировал в какую страну они переедут позже, где он займет любой управленческий пост. Какая любопытная необходимость. Даже было интересно, кем он сможет стать в этом мире имея в запасе еще шестнадцать личностей. Но пока кузен Марианны приглашал их на праздник. Веселое шествие, торжественный маскарад или какой-то религиозный обычай, Селдрион не запомнил, потому что казалось, что если Марианна вдруг снимет кепку стража, то этот смешливый пухлый индус, добродушно нянчащий детей на коленях, вдруг кинется на нее как голодный пес. Несмотря на то, что она ему сестра. Он не мог не вспоминать все те случаи, когда Марианна снимала кепку в этом мире перед кем-то случайно и как загорались их глаза, как гипнотически не могли они оторвать от нее взгляда. Его тонкие губы сжимались сердито, когда она смеялась с братом о чем-то и трепала детей за щеки. Был вынужден опять носить маску, почти всегда, кроме поездок на мотоцикле или наедине с ней в отеле. Отец Марианны видел Алису, они не могли раскрыть обременяющий секрет, хотя Марианна просила. Сколько воли ему нужно было, чтобы возобладать над своим нежеланием опять надевать серьги. Но теперь он уже знал всех персонажей, подготовленных Харшей, и по приезду в Россию, хотел навсегда отказаться от женского образа. Он постоянно мечтал поскорее убраться отсюда, переехать на север в западные страны, раз услышав, что там почти нет людей, надеясь, что никто ее там не увидит. Индия чрезмерно тяготила его.
Иногда Марианна в полной мере ощущала властность, о которой раньше он забывал по влюбленности. Ее телефон уже не принадлежал ей, потому как Селдрион теперь тоже пользовался им, проверяя ее хотя пока скрытно. Она лишь успевала заметить, выходя из ванной, как он бросает ее телефон на кровать и берется за свой. Каждый раз проверял ее вид, окидывая критическим взглядом то, как одета, не выпускал никуда одну или иногда сам ходил за напитками, оставляя ее в отеле. Они ели в ресторанах за самыми последними столиками, на обочине, где ничего не было видно, и снова начинало казаться, что она попала в мраморный дворец, веющий холодом и вечностью. Она безумно любила его, но каждый раз его ревность заставляла ее взгляд на мгновенье потухать, она грустнела, улыбаясь совсем слабо. И вот слои ваты невесомости становились все тоньше и тоньше, и скоро она поняла, что ходит по земле.
Последней каплей стала его паранойя по поводу сна. Марианна проснулась от того, что он крепко прижимал ее к себе ночью, целовал в макушку как ребенка, натужно прерывисто вздыхая. Впоследствии убеждала себя в том, что ей показалось что он плачет, хотя он действительно плакал тогда, первый раз со смерти жены. О богиня Алатруэ, как реалистично это было… Словно опять вернулся в прошлое, попав именно в тот момент, который хотел забыть, запить вином, перелистнуть дни как можно быстрее, меняя новых и новых женщин, убежать от прошлого в звуках воя, разносящегося на полях битвы, когда изумрудное небесное сияние забирало души нильдаров обратно домой в небеса. А она лежала тогда на кровати, бледная, рассеянная и обессиленная. И не было в ней уже той жизни, не было никакой силы, что смогла бы удержать. А говорят, что нильдары живут до пяти тысяч лет. Кто бы в это поверил, ведь сам он ни разу не видел прошивших так долго. Все эти глупые, бесполезные доктора разводили руками, не понимая причину болезни. Но он то знал. Он все знал, хотя поверить в ужасную правду стало бы для него смертным приговором.
Это было утро, кстати. Он помнил, как отвратительно разнилось веселое лучистое солнце с кошмаром, происходившим прямо перед глазами. Всё было как во сне, а теперь во сне и повторилось. Все ушли, и он просто разрыдался. Стоял не в силах поднять на нее невидящие, окутанные пеленой глаза. Она слабо назвала его имя, едва слышно похлопав рукой по кровати. Упав как подрубленный на колени, он целовал ее руку, пытаясь теплом своих губ разжечь догорающие угли жизни. Милая, такая милая, такая родная… Просила его успокоиться. Спокойно, мягко, серьезно, как будто все уже решено и она не намерена откладывать. Не мог даже взглянуть ей в глаза, те глаза, что достались Алвину, принявшему тяжелый венец царской власти. Так хотел, но не мог. Арсалиэ взяла его руку, вздрогнул. Припорошенные дымкой слабости, ее глаза источали любовь и уверенность в своей нетленности. Селдрион наклонился, опустившись ей на грудь, прислушиваясь к сердцу, едва касаясь держал голову на весу, чтобы она не чувствовала тяжести. Слова застревали внутри горла, слезы беспрерывно падали на белое одеяло. Она медленно гладила его волосы, успокаивая, утешая, как будто это он умирал, не она. Так медленно проводила руками, чуть задевая ногтями кожу головы. Только она так делала, никакая другая женщина в мире не способна была дотянуться до его мыслей, прочесывая волосы. Это успокаивало всегда… но не в этот раз… Все чудовищно реально повторялось во сне, что начал всхлипывать еще спросонья, а когда продрался сквозь марево ночи, не мог успокоиться, даже сжимая Марианну в объятьях.
Она, конечно, пожалела его, но до сих пор обладая детской глупой непосредственностью не смогла проникнуться его интерпретацией сна, как вестника грядущей катастрофы. Ее планы совершенно отличались от планов Селдриона на следующий вечер. Сначала она хотела пойти к знакомой подруге на маникюр, затем к жене брата на мехенди, потом на рынок за новой одеждой к карнавалу, надо было успеть подобрать цветы и благовония для подношений богам, закупить продуктов и помочь семье брата готовить праздничный ужин. В общем, день обещал быть очень занятым. Она встала еще до рассвета, бегая по номеру, беспорядочно хватая вещи и кидая их куда ни попадя, суетилась как маленькая пушистая собачка, наводя вокруг больше хаоса, чем порядка. Бросила полотенце на стул, пощекотала пятку Селдриона, высунувшуюся из-под одеяла, и туда же незамедлительно задернутую, вывалила все украшения на столик, начала разгребать, но тут же бросилась к телефону, озаренная новой идеей, начала искать ответ в интернете. Последние три дня по его настоятельной просьбе, она не покидала дом, но сегодня решила, что с нее хватит. Решив бороться за свою свободу и независимость любыми известными способами, она протестно шумела, протестно бегала по комнатам, с вызовом одевалась и как только солнце встало, заварив Селдриону чай, поставила чашку на столике рядом с кроватью и с протестующим видом уже вставляла ключ в замочную скважину.
– Ты куда? – Он лежал не двигаясь, сонно пытаясь собрать ее образ в одно изображение.
– К брату, надо помочь Радхе с детьми и готовкой. – Марианна опять приняла независимый уверенный вид.
– Но мы же договаривались… Мы вместе пойдем туда вечером.
– Но вчера она написала мне, что у нее просто коллапс. Я должна помочь. – Она все еще держалась своей правды, но уже довольно струхнула.
– Нет, я сказал, что нет. Сколько раз тебе объяснять. – Селдрион повысил тон голоса. – Мы пойдем позже и точка. Мне кажется, что ты вообще ничего не понимаешь, или специально не хочешь понять, лишь бы позлить меня.
– Но, Сил, ты что не понимаешь, что держишь меня здесь как в тюрьме! Боюсь представить, что будет дальше. В Швеции я, наверное, вообще людей не увижу ближайшие одиннадцать лет. Это мой кузен, почему я не могу проводить время с его семьей? Я же не иду на свидание. К чему такая ревность? – Марианна как будто выпрашивала разрешение.
Селдрион глубоко вздохнул, сев на кровати, направил на нее свой фирменный немигающий взгляд, отчего та незамедлительно взбесилась.
– Да, что это наконец такое! У меня есть своя жизнь, почему я не могу жить так как хочу, я не ребенок, а ты не мой отец, чтобы вечно отпрашиваться!
– Я твой муж, это значительней. – Не мигая заметил он.
– У нас не было свадьбы, ты не делал мне предложение, у меня даже нет кольца, ты мой муж только на словах. Это ничего не значит!
– Ты что такое говоришь, следи за языком! – Селдрион помрачнел. – Как это ничего не значит? У тебя есть слово, что я дал тебе. Когда мои слова стали так дешево стоить? Ты никогда не признавала этих побрякушек, а теперь тебе нужно кольцо, чтобы считать себя моей женой?
Марианна чувствовала, что надвигается буря. Ее морозило, то и дело бросало в пот, но вчерашнее обещание данное себе бороться за свободу, выдвигалось на первый план.
– Нет, – она демонстративно вздохнула, – мне не нужно твое кольцо. Обойдусь. А то вдруг если ты наденешь его мне на палец, то я полностью стану твоей рабыней. Потом запрешь меня в башне без лестницы и запретишь общаться даже с подругами. Хотя нет, ты и так это уже сделал. Поэтому знаешь, что, у нас тут не ваше царство-государство Владыка Селдрион, а демократия, равенство и свобода слова. Поэтому я буду делать то, что считаю нужным для собственного благополучия. И если тебе нужна безропотная рабыня, то поищи ее в другом месте. – С этими словами она повернула ключ в замке, открывая дверь, и тут же ощутила, как его рука вдавливает дверь на место. За мгновение он преодолел расстояние от кровати до двери и стоял за ней голый, посмеиваясь. Когда Марианна повернулась, то он уже щипал ее за щеки с таким видом, будто разглядывал очаровательного щеночка.
– Ну, куда ты, дорогая? – Зашептал приобняв, так уютно, что угрозы как ветром сдуло.
– Никакая я тебе не дорогая, отстань. – Делала вид, что ей очень неприятно и отталкивала его руки.
– Милая моя, Мариэ, – он взял ее за подбородок, потянув его к себе, заглядывая в глаза с безотчетной нежностью, – я так беспокоюсь за тебя. Пока ты здесь с амритой, в этом царстве людей, ты обречена. Ты не понимаешь. Это так опасно, почему не видишь этого? Тебя уже использовали вампиры, и все равно ты ничего не поняла… конечно будут использовать и люди. Как ты думаешь, что будет, если мужчины на улице увидят тебя без кепки стража? – Он прижался щекой к ее щеке и шептал на ухо. – О боги, я боюсь предположить, что будет… Поэтому я так оберегаю тебя, неужели ты не понимаешь. Ты живешь как будто ты та, что прибыла в страну Алатруэ беспомощным воробьем, но ты уже совсем не та. Выучи это, запомни, это необходимо.
– А что будет, если ЭТО случится? – Марианна отстранилась, и смотрела на него сухо. – Что будет если то, чего ты боишься больше меня самой, произойдет? Я буду грязной для тебя? Я буду больше тебе не нужна? Ты это мне хочешь сказать? О избирательно щепетильный Владыка нильдаров, который желает только самых лучших, свежих, чистых женщин, что тогда будет, Ваше эстетское величество?
Селдрион замер. Смотрел в ее черешневые глаза, которые сейчас пугали холодом, пытаясь найти там то, что было раньше, но не находил. Не мог сказать ни слова, а она медленно и плавно отстранила его, открыла дверь и уже выходя сказала.
– Ты не понимаешь меня. Я хочу жить, а не существовать целую вечность.
***
Все же чувство вины отравило весь ее день. Она не сделала маникюр и отказалась от тела, расписанного узорами хны, потеряла всякое желание идти на рынок, и вместо этого просто сидела в своем смартфоне бесконечно пролистывая фото знаменитостей. Не смотрела на них, а просто отвлекалась. Желая приободрить ее, Радха то и дело начинала разговор, но каждый раз тот завязал в вязком нежелании Марианны отвечать. Нехотя резала зелень, с притворством улыбалась племяннику, врала о том, что ничего не случилось. Ждала от Селдриона сообщений. Но их не было. В какой-то момент уже отчаялась, решила позвонить и извиниться, но Радха предположила, что девушка просто не выспалась и отправила ее в пустующую спальню отлежаться.
Видимо, тяжелые мысли перед дневным сном и спровоцировали этот кошмар. Ей давно не снился голубоглазый, с тех пор как в последний раз укорял ее в плохой памяти, когда только они перешли через портал. И теперь, спустя несколько месяцев появился. Жутко… Его лицо крупным планом возникло перед нею. Только лицо и раскрытые в ужасе глаза. Дышал сильно, с натугой, и марево сна вздымалось, вибрировало вместе с его дыханием. Но взгляд ее опускался ниже и теперь она видела, как держится за живот рукой, из-под которой выливалась пульсирующая темная кровь. Ха! Ха! Он тяжело выдыхал, грудь высоко вздымалась. «Ему больно» – сверкнула быстрая мысль. Эта черная кровь густой жижей вытекала, просачиваясь сквозь пальцы, капая на землю крупными каплями. Листья вокруг дрожали. И тоже в ужасе. Звенящий звук приближался. Марианна начала задыхаться. Неподвижность, скованность движений. Кап, кап, падали черные жирные капли. Плюх…одна из них подбросила за собой брызги из разлитой на земле лужи. Марианна понимала, что не может кричать, не может бежать, не может проснуться. «Беги!» – выдохнул он. И она заорала, проснулась резко от своего голоса. Дневной кошмар уснувшей на спине.
***
Радха заглянула, отворив дверь, нянча ребенка на руках.
– Все в порядке? Ты кричала. – Обеспокоенно смотрела.
– Да, – Марианна не могла отдышаться, – уснула на спине и во сне начала задыхаться. Так бывает.
– Ну ладно, хорошо. Тут твоя подруга пришла. Я решила проверить не спишь ли ты.
– Алиса?
– Да. Я могу сказать, что ты проснулась.
– Да, позови ее.
***
Заперший дверь на щеколду и снявший серьги, Селдрион сидел на краешке кровати, внимательно слушая.
– Мы должны срочно уехать отсюда. Это плохой знак.
– Да мы уедем. Завтра обязательно уедем. – Рассказывая старалась не смотреть в его сторону, говорила будто сама с собой разглядывая короткие зеленые шторы на окне.
– Я пришел не просто так. – Он принялся скручивающими движениями стаскивать перстень с мизинца левой руки, – Ты говорила с утра…, и я понял, что был не прав. Но извини, я не могу купить тебе кольцо сейчас. – Он поднял сосредоточенный взгляд поймав ее недоумение и покраснел. Первый раз она увидела Владыку покрасневшим. От этого стало неловко за него больше, чем за себя. Она потупилась, сделав вид, что ничего не заметила. Селдрион продолжал этот странный по своей торжественности ритуал встав на правое колено, приподнимая удерживаемое в пальцах кольцо, тихо произнес. – Марианна Рой, согласна ли ты стать моей женой?
С детства она мечтала услышать заветную фразу, сполна насладиться моментом, который обещал стать единственным уникальным моментом в ее жизни. Ведь такое не повториться дважды. Прокручивала в воображении все подробности как это может быть и то, как она должна вести себя. Вот она удивится, немного, только для приличия, потом обрадуется, вздохнет как кисейная барышня и закатив к небу глаза, с улыбкой ответит «Да, я согласна». Но в жизни все получилось совсем по-другому. Ситуация была настолько искусственной, что ей показалось, Селдрион покраснел именно от этого. Давление традиций. Так глупо, так глупо. Невероятно дискомфортно. И стыдно. За него и за себя. Неужели мы такие? Неужели мы такие, примитивные как амебы, до исступления готовые повторять и повторять эти заезженные, никому не нужные, ни для кого не важные ритуалы? Даже для нас самих. И не было здесь того воздушного вдохновения, которое видится, когда глядишь, надев розовые очки. Не ощущалось ни близости, ни любви, ни таинства. Она в безмолвной холодности протянула правую руку, но он взял левую, и будто желая побыстрее закончить этот процесс, одел свой массивный перстень на безымянный палец. Кольцо с огромным изумрудом было велико и болталось из стороны в сторону. Они оба мысленно вздохнули с облегчением. Селдрион сел обратно на кровать, Марианна автоматически прокручивала перстень, глядя на разбросанные по комнате детские игрушки, запыленные цветы на подоконнике и стул, обвешанный неубранной одеждой.