Айгуль Грау
Небо цвета лазурита
На месте, где только что был бешеный старик, лежала девушка с каре, одетая по странной моде. На правой кровати, свернув длинный, в питоновых пятнах, зеленоватый-бурый хвост, сидела вся в украшениях обнаженная женщина-змея, на левой кровати, схватившись за голову, оперев локти в колени, прекрасная дева, похожая на богиню, дальше от нее, в дверях – черный свирепый демон, а ближе, молодой красавец, который чуть было не придушил ее две минуты назад.
– Да кто вы такие! – Шептала она, обливаясь холодным потом.
– Мы те, с кем тебе лучше не связываться. – Громогласно отвечал демон. И хотя он говорил медленно и спокойно, его голос был таким властным, низким и гулким, что она не помнила себя от ужаса.
– Убирайтесь! – Продолжал он. – И чтобы духа вашего здесь не было.
Ни шагу назад
Харша сжимала холодными руками паспорт. Где-то там, наверху, слаженная система кондиционирования ударно справлялась с жарой, царящей снаружи, поэтому в здании аэропорта, с его высоченными потолками, было прохладно. Но нагини бы предпочла, чтобы было жарко и на ее макушку светило бы солнце. Она то и дело потирала озябшие руки, пока Аймшиг, стоящий рядом, со вздохом не снял свою куртку и не накинул ей на плечи. В открытом шелковом черном комбинезоне ее спина полностью продувалась, но теперь стало легче, и она улыбнулась ему в ответ. У них была только ручная кладь, поэтому, когда они получили на руки билеты, то еще носили с собой кожаные дорожные сумки. Хотя Марианна и предупреждала ее о том, что не следует выглядеть слишком дорого, Харша не совсем поняла ее намеков. Она лишь скопировала образ, на который долго смотрела сквозь сияющий экран своего телефона, привлекший больше всего. Путь предстоял дальний, с несколькими пересадками, проездами на такси и ночевками в гостиницах, которые они заранее забронировали. Группа разделилась, и они остались без помощи со стороны Мариэ. Мелким почерком она все же скопировала все устные инструкции в блокнот, лежащий в черной сумке, и иногда перечитывала его. Пока ехали в такси, пока стояли за билетами и теперь, когда им предстояло пройти контроль. Руки нагини дрожали от волнения, когда они стояли в очереди, ожидающей досмотра багажа, но ее острое лицо казалось невозмутимым, а взгляд сосредоточенным. Но все прошло на удивление гладко и быстро. Ее ноги были открыты, и таможенники разрешили ей не снимать черные босоножки на шпильке, хотя Аймшига заставили разуться и снять ремень. При одном взгляде на нее, можно было предположить, что некая бизнес-леди совершает командировочный рейс, а ее скучающий вид, который она постаралась придать своему лицу, говорил лишь об усталости от постоянных перелетов. Они настолько проработали свой внешний вид, продумали историю, имена, просмотрели маршруты на картах, дотошно запомнили наизусть все названия, потренировались в языке, что даже вечно нервная Марианна расслабилась, провожая их в дорогу. Аймшиг наконец расстался со своими тяжелыми серьгами из бирюзы и коралла, состриг сантиметров двадцать волос, сбрил бороду с усами и даже надел очки с нулевыми диоптриями, чтобы легкостью походить на представителя офисного планктона. Они летели в Индию, чтобы затем проехав пол страны, переместиться на самый ее север, где в глубине труднопроходимых гор ее должен был ждать Учитель. И кто знает, что было бы дальше. Харша подозревала, что и там их путешествие не закончится, ведь уже просмотрела фотографии улиц из того города, на который ей указал учитель и те даже близко не были схожи с видениями, которые она так старательно зарисовывала, пока Селдрион бродил по улицам, Фислар зависал в барах, а Марианна обрывала телефоны больниц и моргов. Ей было смешно и одновременно стыдно понимать, что она совершенно не умеет рисовать, рука не слушалась и каждый раз выводила совершенно не то, что было сокрыто в воображении и она с теплой грустью вспоминала, как красиво рисовала Арсалиэ – та, чей образ она не единожды принимала, втайне мечтая стать желанной Селдриону. Ее картины до сих пор украшали парадные залы дворца, а самые лучшие висели на стенах спальни, и на них, к сожалению, испуганная Марианна, доморощенная любительница искусства, так и не обратила внимания в тот неприятный день дарования драгоценностей.
Харша судорожно сжимала пряжку ремня безопасности. Повернула голову вправо, рядом сидел Аймшиг, и она попыталась улыбнуться, но получилось слишком натянуто, слишком уж это было похоже на нервную судорогу, стянувшую лицо. Аймшиг взял ее холодную руку, похожую на сморщенную куриную лапку, сжал своей такой же холодной, но крупной и немного рыхлой и вновь отвел взгляд. Вдалеке орал младенец, правее вампира сидела пожилая иностранка, уже распихавшая по карманам все необходимое содержимое своего рюкзака и листавшая рекламные журналы. Харша освободила свою руку и тоже взялась за журнал. Когда она посмотрела по сторонам, то заметила, что многие делают то же самое. Значит все правильно, значит так и нужно. Незаинтересованно пролистав беспорядочно страницы текста перемежающиеся с яркими, сочными картинками богатой жизни, она почувствовала подступающую от волнения тошноту. Боялась летать. Если Аймшигу полеты не были чужды, то нагини чувствовала себя в не своей тарелке от одних только мыслей о необходимости оборвать связи с землей. Хотя из рассказов отца знала, что и в их племени были летающие существа. Увы это не передалось ей по наследству. Внутри металлическая коробка выглядела довольно уютно, как маленький дом, а Марианна специально подбирала для них места подальше от окон. Поэтому спустя десять минут, ей удалось немного расслабиться, ведь это было совершенно не таким, как она себе представляла. Вскоре самолет тронулся, а стюардесса начала свой инструктаж. В этом рейсе не нашлось пассажира более внимательного, чем молодая женщина с черными, убранными в высокий пучок волосами. Харша следила за каждым движением стюардессы с такой жадностью, будто от этого зависит ее жизнь и успех в начатом деле. Аймшиг же, по сторонам не смотрел вовсе, постоянно подавляя в себе желание наклониться вперед, к креслам сидящих прямо перед ним, вдохнуть запах молодой крови, бегущей в телах двух подруг, летящих в Индию, ради посещения Тадж-Махала. Уже давно он был в состоянии постоянного голода. Позавчера допил остатки свиной крови из холодильника, и понимал, что еще долгие дни впереди будут пустыми, лишенными смысла. Также как и Харша, он вспоминал Мариэ, но не с радостной благодарностью, а с сожалением. Счастье было так близко. Если бы сребровласого дэва убили в попытках поймать, то это было бы лучшим исходом событий, но везучий сукин сын опять выжил. А как она подошла к нему тогда, протянула руку и сказала: «Плати». «За что?» – удивился он. «За то, что использовал меня. Плати ту цену, которой я по твоему мнению достойна. Я жду». И рука ее маленькая, с аккуратными нежными пальчиками застыла на уровне его глаз. И взирала на него недобро, исподлобья, блондинка с каре, и мальчишка-пьянчуга, вообразивший из себя невесть что, стоило ему сделать модную прическу, тоже смотрел так, словно Аймшиг был виновен во всех смертных грехах. Впервые за всю свою жизнь испытывал стыд, стыд за то, что было для него всегда так естественно, всего лишь исполнением потребностей, жизненной необходимостью. А эти двое не сводили с него глаз. Она же стояла, так властно глядела, и он понял, все осознал – никогда его не простит. И выложил ей на руку десять огромных бриллиантов из мешочка, носимого на шее, ровно половину их состояния. А она, снова поделив пополам, сразу же отдала одну часть Фислару, смотревшему теперь озадаченно. «Иди. Ты свободен. Живи своей жизнью, как тебе нравиться. Теперь мы будем каждый за себя» – так сказала тогда. Как будто от сердца отрезала их всех, его с принцессой и мальчишку, но потом все же подошла к нагини, обняла так крепко, так любяще шепнула на ухо слова прощания. Но он ничего не расслышал. А Фислар все стоял тогда, с протянутой ладонью, на которой красовались пять прозрачных камней, и смотрел в одну точку…
Он тяжело вздохнул и покосился на седовласую аккуратную женщину с красивыми, но старомодными часами на левой руке. Скорее всего, когда они доберутся до цели, он будет рад, если появиться возможность укусить даже такую, но пока энергия молодости притягивала как магнит.
Самолет начинал разгоняться, и Харша всем телом вжалась в кресло, Аймшиг похлопал ее по колену.
– Чего ты боишься, я же умею летать. Если этот дом сломается, то я на лету тебя подхвачу, не убьешься.
– Да, да, я знаю. – Харша кивнула быстро, поспешно.
Лишь бы все было хорошо. Если бы кто знал, как она мечтала достичь своей цели, и если бы ей сказали, что ради этого, ей пришлось бы тысячи раз переживать страх перед полетами, то она ни секунды не колеблясь, согласилась бы, лишь бы снова увидеть Его. Боль разлуки засевшей занозой свербила сердце, наполняя грустью его обладательницу. И она знала: все случившееся с ней – было лишь путем к Нему. Позволь она умереть Марианне, кто бы помогал ей в этом мире, кто бы дал такие сложные инструкции, обучил языку. Да им пришлось бы много лет потратить лишь на то, чтобы освоиться, а Учитель был в человеческом теле, и не мог ждать годами, десятилетиями, как нильдары. Люди живут так мало… В минуты раздумий ей больше всего хотелось изменить срок жизни людей, всех без исключения, лишь бы только один Учитель жил дольше. Какое однобокое великодушие! Она сама в тайне насмехалась над своими благородными порывами, потому как привыкла к этому, привыкла ставить под сомнение любое свое действие, а кто бы отучил? Может быть Он…, и она прекрасно знала, что Аймшига тоже терзают те же страхи, те же сомнения, что и ее. Как-то в начале знакомства он рассказывал ей, как оказался в их мире, но с годами рассказы становились всё туманней, путаней и вскоре он вовсе замкнулся в себе, не желая делиться болью. А ведь предателем себя считал. Изгнанным с позором жалким предателем.
И когда они взлетели, Харша с торжественной улыбкой повернулась к нему, сжав руку в своей и сказала, сверкая возвышенным блеском в глазах:
– У тебя все получиться. Ты сможешь все исправить. Верь мне.
Слезы Караваджо
Огни священного города, расположенного на берегу Ямуны29, постепенно разгорались, противостоя наступающим сумеркам. Темнело очень быстро. Стоило солнцу скрыться за горизонтом, как их настигала темнота. На главных магистралях сумрачная гуща вытеснялась яркими синтетическими фонарями, так не любимыми Селдрионом. Хотя и тот уже порядком попривык, научившись не обращать внимания.
Их путь проходил извилистой петлей, вынуждая постоянно переезжать. Отъезд отложился после того, как внешность Селдриона опять изменилась из-за воздействия шокера. В этот раз он, как и его спутники, обнаружил себя блондинкой с обрезанным как по линейке каре, доходящим до края скул и огромными голубыми глазами с белесыми ресницами. Теперь он был даже ниже Марианны, над чем они часто смеялись, когда та решила, что новым именем в паспорте должно быть что-то вроде Алисы Клоп. Этот образ щуплой маленькой, но очень самоуверенной девушки принадлежал представительнице ордена воинствующих монахинь, которую как-то заметила Харша, находясь в Восточных провинциях. Бойкая, сильная, решительная, она зачаровала Харшу, вписав свой лик в историю создания магического артефакта. Хотя шокер и изменил внешность, сами серьги все так же были сокрыты. По началу Селдрион никак не мог привыкнуть к женскому телу, разглядывая и щупая себя перед зеркалом, при походе в туалет и душ, но больше всего ему было необычно и неудобно смотреть на мир с такого «приземленного» ракурса.
С тех пор, как их компания развалилась на части, Марианна уехала с Селдрионом в Питер, где они подали заявление об утере паспорта на имя Алисы. После долгой бумажной волокиты, и череды взяток, им все-таки удалось оформить документы. Удачная операция заложить в ломбарде один из бриллиантов, помогла им выручить довольно приличную сумму, на которую они сейчас и жили.
После того, как они прилетели в Индию, в надежде найти родственников девушки, Селдрион на своей шкуре ощутил каково быть иностранкой, а к тому же блондинкой, в Индии. На него пялились абсолютно все, дети бегали, трогали и попрошайничали, молодые мужчины как бы невзначай прижимались к нему в автобусах и поездах, таксисты игриво подмигивали, а некоторые даже просили дать им свой номер. От одного хозяина гостиницы, даже поступило внезапное предложение руки и сердца, как только его жена отвернулась. Бывший Владыка нильдаров постоянно чувствовал себя будто под прицелом камер телефонов, голым на ярко освещенной сцене, откуда нет спасения. Как-то он даже признался Марианне, что теперь на своей шкуре ощущает, каково было ей в мире богини Алатруэ, на что та, смеясь отвечала, что ему все-таки намного тяжелее, ведь похотливость местных мужчин не идет в сравнение со всем случившимся с ней дотоле. Когда в очередном переулке Селдриона, бывшего теперь Алисой и возвращавшегося в номер с продуктами, зажали трое парней, его терпение уже было переполнено. Двое из них отделались легкими увечьями, а последний так и остался валяться на земле без движения. Их последующей судьбой он мало интересовался. Марианна так и не узнала об этом, и к счастью, на протяжении всего времени оставалась полностью незамеченной, благодаря подарку стража. А это было единственным, что его сейчас заботило.
Когда они приехали в Джайпур30, откуда был родом отец девушки, то по прежнему адресу не нашли никого из родных. Люди, купившие их дом, оказались разговорчивыми и дали некоторые зацепки. Хозяином был полный мужчина с убранными в хвост поседевшими волосами, засаленной майке, чуть размазанной тилакой31 на лбу и скатывающимися вниз уголками глаз, как у грустного грузного монстра из детских мультфильмов. С необычайным гостеприимством он принял гостий, вываливая на них всю известную за жизнь информацию. Его жена принесла холодный домашний лимонад, недоброжелательно поглядывая на незнакомок. И хотя хозяин молил их остаться погостить, Селдрион повелительным жестом взял Марианну за руку и вышел прочь, как только они все разузнали. Это посещение, несмотря на отвратительное воспоминание о сальных взглядах, которые индус бросал вдогонку, сильно продвинуло расследование.
В этом длинном рассказе Марианна узнала все новости, произошедшие за двенадцать лет. С тех пор как она пропала, ее родители долго не сдавались, пытаясь отыскать правду. Мать чувствовала, что Марианна жива, ей снились сны, иногда слышался голос дочери возникающий из ниоткуда, но все их попытки прояснить дело приходили в тупик. Без вести пропала… таков был вердикт. И полиция не хотела даже смотреть в сторону запылившейся папки бумаг с именем Марианны Рой. В конце концов, от бесконечных переживаний мать девушки слегла с инсультом. Отец долго ухаживал за ней, но, когда второй инсульт забрал у него супругу, не выдержал и вернулся домой в Индию. Забрав престарелую мать из-под опеки старшего брата, он решил посвятить всю оставшуюся жизнь служению Богу и уходу за старушкой. Они продали дом, принадлежавшей их семье и разделили деньги пополам. Новый хозяин не запомнил, куда переехал дядя Марианны, но отец переселился во Вриндаван, чтобы потратить остаток жизни на молитвы. Беда была в том, что новый хозяин не знал ни адреса, ни телефона. За долгие годы у него не сохранилось никакой информации. И хоть он тщательно перебирал пожелтевшие засаленные бумажки, между делом разглядывая голые лодыжки Алисы, ему ничего не удалось найти, чтоб хоть как-то удержать их. И только когда они вернулись в номер, Марианна позволила горю выплеснуться. Долго рыдала, от горя свернувшись клубком на гостиничной кровати, долго не могла принять и поверить в смерть матери, даже допустить которую для нее было непостижимо, но все это время Алиса мягко утешала ее, взывая не терять надежду, не сдаваться, не прогибаться под тяжестью испытаний. И эта забота, как ни странно, давала облегчение, лечила раны.
Глядя на Владыку в его новом обличье, девушка не могла воспринимать его по-прежнему. Постепенно она свыклась, что теперь он – женщина и это даже начало радовать, как будто наконец обрела подругу. По началу они снимали два отдельных номера, но потом Мариэ так расслабилась, что решила снимать один номер с раздельными кроватями в целях экономии. Она чувствовала, что он не притронется к ней ни при каких обстоятельствах, по крайней мере в этом теле, а деньги с продажи бриллиантов были не бесконечными и требовали к себе бережного отношения, к которому Селдрион не привык. Теперь Марианна стала частенько, словно из вредности, играючи, называть его Алисой, как было указано в российском паспорте, и, хотя он по началу лишь горько усмехался своей участи, но постепенно втянулся в игру. Как он заметил про себя – его новое тело сняло с Марианны вуаль застенчивости. Она больше не отталкивала его, а даже наоборот, когда они шли по городу, постоянно рискуя быть задавленными мотоциклистами или рикшами, проезжающими мимо с громкими сигналами в подобном хаосу мире, она хватала его за руку и становилась в карман между торговыми лотками, как бы желая спрятать от опасности. С нежной заботой, смеясь полным белых жемчужных зубов ртом, она подбирала ему разноцветную одноразовую одежду, которая рассыпалась после первой же стирки. Сама уже давно ходила в сари, нахлобучив прозрачный платок с блестящей каймой поверх выгоревшей кепки стража. Она накупила каких-то ненужных дешевых браслетов и серег, наносила тилаку на лоб, изображая замужнюю женщину, и целовала его в щеку, когда он соглашался на ее нелепые уговоры разрисовать ноги и руки мехенди. Обретение «подруги» и зыбкая надежда найти отца, наполняли ее дни цветной радостью и нежеланием обращать внимание на недовольное бурчание Селдриона о потере своей мужественности.
Сезон дождей внезапными ливнями заставал их иногда где-то на пол пути с базара или храма, и они возвращались домой вымокшие до нитки, будто только что побывали под бурным потоком водопада. Иногда Селдрион погружался глубоко в раздумья, и Марианна старалась не беспокоить его. Так же было и сегодня, когда он смотрел вдаль уходящему солнцу, сидя на плоской крыше их трехэтажной гостиницы. Горничная только что развесила белье на веревках, протянутых меж железных столбов, забетонированных прямо в крышу, поэтому маленькая фигурка Алисы терялась за развевающимися полотнами простыней.
Когда подошла Марианна, он не услышал ее, сидя в наушниках, пока она не притронулась к плечу. Он вздрогнул.
– Что, испугался? – Спросила она улыбаясь. – Ух, и не страшно же тебе тут сидеть? -
Наклонилась вниз, наблюдая как он болтает босыми ногами, свешанными с края крыши.
Вечерело, и некоторые торговцы в лавочках под ними, уже спускали металлические жалюзи, продавцы фруктов разбредались кто-куда, толкая перед собой тележки с непроданным товаром. Рыжие обезьяны перепрыгивали с крыши на крышу, изредка повисая на старых проводах, мотоциклисты неутомимо сигналили друг другу, даже не догадываясь о бесполезности своего занятия. На город, распростершийся пред ними, постепенно опускалась тьма. Марианна заметила, что Селдрион в наушниках.
– Что слушаешь?
Он оживился.
– У тебя есть с собой телефон и наушники?
– Да. – Марианна порылась в маленькой сумочке, висевшей через плечо. Когда она отыскала отправленную им запись и воткнула мягкие белые затычки в уши, он похлопал ладонью по месту рядом с собой, приглашая сесть так же, свесив ноги с крыши дома. Марианна недовольно покосилась. И хотя метрах в двух от них находился замшелый козырек балкона, было страшновато.
– Садись, садись. Давай быстрее, а то пропустишь всю магию уходящего солнца. – Торопила Алиса.
Марианна осторожно заползла, скинув шлепанцы, и уселась на теплую бетонную плоскость побеленной крыши. Солнце должно было сесть минут через десять. Его уже почти не было видно из-за высоких зданий вдалеке. Но небо еще оставалось ярко малиновым. По кивку они одновременно нажали «Играть».
На экране загорелось название: Jordi Savall – Lachrimae Caravaggio Folias32. Только услышав первые звуки, Марианна улыбнулась. Удивительно, как удалось Селдриону отыскать нечто, так похожее на то, что она как-то слышала от уличных музыкантов возвращаясь к Тиаинэ с полной корзинкой снеди. Сразу же в памяти всплыли просторные мощеные улочки, с двухэтажными светлыми домами по бокам, все пространство перед которыми было усеяно цветами. Запах лип, разносимый свежим ветром и цокот подков по мостовой. Журчание фонтанов на главной площади и зелень огромных деревьев, под тенью которых укрывались от полуденного солнца вечно молодые, беззаботные подданные богини Алатруэ. Вспомнила как бежала посмотреть танцы, посвященные весеннему празднику цветов, когда пышная процессия проходила по улице прямо перед их домом. Легкие нильдарки в шелковых невесомых одеждах были изящнее прима-балерин. Они танцевали с букетами, украшенными длинными шелковыми лентами. И виноградные лозы, обвившие беседку с петуньями, которые ежедневно поливала темноволосая мать Тиаинэ, необыкновенная женщина с взглядом, источавшим мягкую доброту. Вспомнила то, как широко распахивала скрипучее окно, крашеное голубой краской, и долго бесцельно пялилась на улицу, не в силах заставить себя прочитать даже строчки из открытой книги. Тут она осознала, что все это происходило с ней только у Тиаинэ. Эта музыка была из мира той, что титаническими усилиями когда-то обучала жестами и улыбками всем вещам о мире Алатруэ девушку, похожую на испуганного потерянного воробья. О, Тиаинэ – богиня терпения… Библиотека с запахом старой бумаги, дворец, его холодные мраморные полы, статуя Алатруэ, держащая в руке табличку с письменами, как знак дарования знаний нильдарам, и огромный царь-гаруда, так мастерски изображенный на фреске, что казалось – следит за проходящими мимо. И тут же в воспоминания хлынул потоком тот последний день, когда Владыка приехал за ней, чтобы попросить остаться. Та река грусти, которая изливалась из его глаз и катила свои воды прямо от скрипучей резной калитки Тиаинэ в закат. Да, тогда близился закат как сейчас… он приехал на закате…, и я уйду, а птица будет петь как пела. И будет сад и дерево в саду и мой колодец белый…
Марианна обнаружила что сейчас разревется от воспоминаний. Весь бешеный, шумный, грязный, иррациональный мир вокруг нее перестал существовать и остались только они одни, сидящие на горячей крыше, провожающие взглядом уходящее солнце. Как в тот день. Да, тогда…Но теперь переливчатая, журчащая музыка ручейком светлой радости озаряла их лица. Все-таки они вместе, и Марианна с глазами наполненными слезами, положила руку на плечо Алисы. Как это странно. Как это все странно… Необыкновенное изящество скрипки одухотворяло обглоданные дома, с обвалившейся штукатуркой и грязный берег реки вдали, так что это казалось лишь частью большой сказки, героями которой им посчастливилось стать. Красота напрямую вливалась в их уши, будто музыканты играли только для них двоих. Алиса повернулась, в ее ясных глазах сияли отсветы величественной меланхоличности, а нижняя губа была поджата, словно сожалея о чем-то далеком. Марианна только сейчас поняла, как сильно Селдрион тоскует по своему миру. Его долгие раздумья, частое желание остаться одному, молчаливые размышления на крыше, все это было лишь об одном – о той тоске по прекрасному краю, любовью запечатленному в сердце. Да, он любил добровольно покинутый мир, богиню Алатруэ, что удостоила его чести однажды видеть ее в живую, своих подданных, как ни странно, и то монументальное родовое гнездо, которое категорически отказывалась принимать Марианна, то, как дорожил своей честью и доблестью, и только сейчас начал это понимать. Как его радовали парады и военные марши, свое умение владеть оружием и сила прежнего тела. Как в тайниках души становилось приятно от стыдливых взглядов женщин, даже если они были всего лишь служанками и как он постоянно старался построить прочную стену между собой и миром, да только мир взял и разрушил ее до основания. Внезапно и безжалостно. Одного толчка – взгляда в черешневые глаза, подобного землетрясению, хватило чтобы разрушить так долго и трудно возводимое. И сейчас Марианна увидела его как обычного человека, со своими слабостями, желаниями, стремлениями и страданиями. Сколько в нем было заблуждений, тревог, печалей. Так ясно увидела… Этим вечером они будто стали понимать мысли друг друга и она впервые за все время почувствовала его суть, самое сердце. Изменчивое, хрупкое, покрытое рубцами старых шрамов, но очень теплое. И благодаря этой музыке, их уединенности и душевной близости, она ощутила, как из сердца этого исходит тепло к ней, целый вихрь расплавленного золота любви, которое распахивало, разрывало на части грудную клетку. Захотелось раствориться внутри, стать его частью, как будто хочешь залезть в его тело и заполнить его душу без остатка. Марианна вскинула брови, и часто заморгала, стараясь унять слезы. Музыка все замедлялась и становилась тише и тише, нежнее и нежнее, пока не осталась лишь гитарная партия, сопровождаемая позвякиванием бубенцов. Солнце село за горизонт. Селдрион наклонился к Марианне поцеловав ее губами Алисы.
***
Чудесный миг растаял вместе с шумными шагами, доносившимися с лестницы. Алиса с Марианной все еще сидели, касаясь друг друга кончиками носов, как вдруг ближняя к ним простыня была одернута резким движением руки сына хозяина гостиницы. Он работал администратором и накануне очень долго и тщательно проводил совершенно ненужную проверку их поддельных паспортов при регистрации. Увидев происходящую сцену, Самир, а именно так звали этого пухлого невысокого парня двадцати пяти лет, стриженного, как все индусы, под модную копирку в барбершопе, остановился и немного оторопел. И когда Алиса повернулась к нему с недовольным лицом, он искусственно заулыбался, помахав им рукой.
– Привет!
– Привет. – Мрачно ответила блондинка.
– Я не помешал? – Он суетливо подсел на выступающую часть края крыши, где сидели девушки.
– Вообще-то… – Начала было Алиса, подняв вверх палец, но Самир быстро перебил ее, тыча в лицо смартфоном.
– Смотри, это у нас такие вечеринки проходят. Хотите сходить со мной? Там так улетно! Музыка, танцы, для вас все бесплатно, напитки и прочее. Это очень круто! – Он был очень оживлен, пролистывая перед равнодушными голубыми глазами весь список обещанных развлечений. – Вот такие колонки там стоят, смотри. Ой, а вам не страшно тут сидеть? Ну вы девчонки отчаянные.
– Нас все это не интересует. – Холодно отвечала Алиса.
– Ну тогда может… – Самир понизил голос. – Может вы по-другому отдыхаете? У меня есть гашиш, трава, ЛСД, все что захочешь. Я могу достать. Это точно. Все знают, что Самир может достать только первоклассный товар, никакой химии. Ух! Ты так улетишь с этого гашиша, не пожалеешь.
– Спасибо, нас это не интересует, я же сказала. Мы вообще не напрягаемся, чтобы так отдыхать. – Настойчиво повторяла Алиса.
– Да ну, что вам, молодым девчонкам здесь сидеть, пошли тусоваться. Это такой крутой клуб, очень престижный, только для богатых, музыка вообще качает, знаешь!
– Да, я вижу, как там элитно. Просто шикарнейшее место. – Саркастически ответила Алиса на нильдари, а Марианна прыснула от смеха.
– Не-не-не, пойдем со мной, зачем тут сидеть. Давай слезай с крыши, моя дорогая, а то улетишь вниз, по частям тебя никто не соберет, понимаешь. – Он покачал головой из стороны в сторону на индийский манер. – Скажи свой Инстаграм, хочу на тебя подписаться. Ты очень красивая, ты ведь из России? Ты гимнастка, да? Спортсменка, я вижу какая у тебя хорошая осанка. – Он заботливо похлопал Алису по спине, и она скривилась отпрянув. Он потянул ее за руку, желая во что бы то ни стало снять с опасной крыши, хотя, по-видимому, это было лишь поводом ее потрогать. – Я тебе говорю, убьешься, дорогая моя. Ты прям такая сладкая, моя дорогая, не могу на тебя спокойно смотреть. Пошли в клуб, а?
– Я никуда с тобой не пойду, отвали! – С грубым отвращением смотрела на него Алиса. Ему все-такие удалось стащить ее с края крыши и Марианна, которая уже стояла рядом, тихонько потягивая ее за руку в сторону выхода.
– Зачем так грубо. А? Ты что? – Нахмурился Самир, но Марианна предупредила разгорающийся конфликт.
– Прости, мы с тобой не пойдем, потому что мы лесбиянки и у нас свадебное путешествие. Так что не приставай к моей жене.
Алиса быстро взглянула на Марианну со смесью замешательства и лукавства. Индус тоже смотрел на нее прищурившись, будто не расслышав. Такого расклада Самир не ожидал и пока в его тугой, прокуренной гашишем голове, медленно вращались шестеренки мыслей, девушки уже бежали в свой номер. На лестнице он крикнул вдогонку.
– Да у вас просто не было нормального мужика!