Айгуль Грау
Небо цвета лазурита
– Ну… не могу сказать… – Марианна насупилась.
– В чем дело? Теперь я уже не Владыка нильдаров, сам себя же сверг с поста, поэтому можешь рассказывать честно что тебе там не нравилось. Я не обижусь. – Он даже не поворачивал к ней голову, уставясь в неровный потолок.
– Точно?
– Да.
– Я боялась вас, ой, точнее тебя, прости… – Она еще больше смущалась и жалела, что не сформировала фразу по-другому. Селдрион хотел было возразить, но прервал себя и просто ответил.
– Лишь бы ты не боялась меня сейчас. А то я сам себя пугаю. Не могу подходить к зеркалам. Поэтому завесь их завтра для меня, пожалуйста. С этим перевоплощением чуть не забыл, о чем ты спросила. Ах, да. Я видел Алатруэ вблизи лишь однажды. Она проявилась предо мной в нелегкий для меня период. После её посещения дела пошли намного лучше. Но могу сказать одно – она намного красивее чем статуя. Никто не смог бы высечь подобное совершенство.
– А что случилось, почему она являлась?
– Тебе лучше не знать. – Старик нахмурился.
– А у нее случайно не синие глаза? – С той же незатейливой беспечностью спросила Мариэ, но Селдрион притаился.
– Не помню… – Почему-то ответил он, хотя совершенно четко помнил цвет ее глаз. Вопрос, адресованный девушкой, заставил его пережить давнишний сон, где его спасла от падения в бездну молодая женщина с синими глазами. И это была не Алатруэ. На этом разговор сам собой растворился. Он лежал, глядя в потолок и слышал, как зашуршало одеяло на соседней кровати, Марианна отвернулась к стене и затихла.
«Как поверить, что еще вчера мы были так счастливы, празднуя победу, а теперь все не так сложно… будто годы пролетели» – он постепенно засыпал. Каменная плита величиной в надгробье придавила его всем весом, и он не мог двигаться, говорить, даже дышать получалось затрудненно. Теперь все упущено. Старик-инвалид с бельмом на глазу… Он не вернет её никогда. Повернув голову, он видел, как плечи девушки подергивались от беззвучных всхлипываний, тихих слез, которые она пыталась безуспешно сдержать. Как же тяжело потерять все разом, как он потерял, как она потеряла. Не можешь поверить в это. Как будто наше сознание – это всего лишь крошечная комнатка, в которую сейчас безуспешно пытаются втиснуть огромный нелепый шкаф.
Жизнь в тридцать первой квартире
Две недели прошло с тех пор, как странная семья из двух сестер, брата с модной стрижкой, которые Олег обычно характеризовал как принадлежащие лицам нетрадиционной сексуальной ориентации, и их деда, тоже бывшего на одной волне с модой, в темных очках, тонким смартфоном в руке с перстнями, сняла трехкомнатную хрущевку на окраине Москвы. Они внесли залог сразу за два месяца вперед, подписали договор и Олег, постоянно боявшийся быть пойманным налоговой за незаконную сдачу жилья, купил себе ящик пива и довольный устроился на диване. Семейные – самые порядочные квартиранты. Это все знают. А семьи с двумя сестрами, одна краше другой… Пытался закадрить младшенькую, но был быстро поставлен на место старшей, с длинной черной косой и раскосыми глазами. Слишком уж властная. Брат их конечно, больше на хахаля младшей похож, чем на брата. Они темные, он светлый. Как такое может быть? Может двоюродный или сводный? Дед вообще гадкий какой-то. Начал хватать их за руки, заставляя уйти. Так уж ему квартира не понравилась, но Олег сказал сразу, что задаток все равно не вернет, даже если они съедут раньше. Как неустойку. Похоже, что не из бедных, тогда почему сняли такую халупу? Проблемы с документами вроде… Может кто из тюрьмы откинулся… но там весь подъезд таких. Ничего, скорешатся. Похоже эта старшая стерва только оттуда. Скорее всего… Он прям воочию видел, что она сидела за поножовщину или наркотики, больно на цыганку похожа. Борзая такая. Только вот по-русски не бельмеса не понимает. Чеченка может или турчанка…а может вообще шахидка какая. Довольно странно…Прикидывалась поди. Так они эти цыгане могут. Но тут сериал прервался на рекламу и Олег, завороженный яркими сменяющими друг друга картинками, забыл обо всем, слушая рассказ о средствах от простуды и новом живом йогурте с полезными бифидобактериями.
***
Марианна стояла на крохотной кухоньке в ярких легинсах и удлиненной рубашке-платье, пробуя крем для торта. В квартире, сдаваемой собственником, что им еле-еле удалось отыскать среди сотен объявлений риелторских фирм, не было абсолютно ничего. В двух комнатах только четыре кровати с пролежанными матрасами, да пару тумб, старый угловой диван в зале, подранный котами, с протертыми, засаленными от старости подлокотниками, напольная вешалка в прихожей и древний советский скрипящий шкаф в коридоре, из которого разило так, что повесь туда свою одежду, она вмиг пропитается запахом старости и печали недостроенного коммунизма, до самой последней ниточки. На кухне стояли только покрытая толстым слоем жира плита, металлическая раковина без тумбы, да стол о трех ногах, который гибло валился на бок, стоило кому-то подсесть к нему на такую же поломанную плешивую зеленую табуретку.
Марианна рассчитывала поселить своих новых друзей у себя дома, покуда они уладят дела. Первоначально она предполагала, что Харша с вампиром покинут ее, сразу же после портала, но потом с ней решил пойти и Фислар, а еще позже присоединился Селдрион. После она поняла, что Харше нужно попасть куда-то очень далеко, а куда, та и сама не знает, как и не имеет никаких идей по этому поводу. Остальные будто тоже висели на ответственности Марианны. Не знающие языка, не приспособленные к современной жизни в мире людей, они требовали обучения и теперь все вечера в их небольшой квартирке были посвящены общим встречам в гостиной, где Марианна отвечала на все вопросы, с которыми они сталкивались в течении дня. Как ездить на метро, пользоваться телефоном, интернетом, картами, куда смотреть, а куда не смотреть. Они учили языки, теперь уже два, потому как поняли необходимость иметь дело с русскими, не желающими в своей массе поддаваться на провокации и учить язык «врагов», ведших с ними холодную войну на протяжении последних пятидесяти лет. После того, как Марианна привела их всех к порогу своей квартиры, дверь ей открыла незнакомая женщина в розовом халате с пионами, совершенно не понимающая и не знающая ничего о семье Рой, которая жила здесь двенадцать лет назад. Старая квартира многократно перепродавалась. Тогда им стало ясно, что жить негде. В срочном порядке, они нашли объявление Олега. Марианна была одержима тревожными мыслями, что их сим карты, украденные невидимкой Аймшигом заблокируют, и они останутся без интернета, ведь без паспортов они не могли обеспечить себе доступ к связи. Марианна не знала, что же делать, идти ли ей в полицию и заявлять о своем возвращении, чтобы паспорт был хотя бы у нее одной, или подождать, пока Аймшиг не сделает для всех разом, подпольным способом, как он и обещал. Пока тянулся процесс с паспортами, вихрь событий отвлек ее от мыслей о документах. Сначала это была пропажа родителей, затем аренда жилья у молодого пропивохи, постоянно глазеющего на ее грудь, и здесь не спасала даже кепка стража. И эта невыносимая квартира, после ночи в которой, она психанула и купила сначала целую корзину бытовой химии, чтобы до чиста отдраить весь дом, а затем, взяв с собой всех, кто пожелал, поехала в ближайший молл, чтобы докупить недостающую мебель. И теперь они сидели в гостиной, мало-мальски походящей на жилище человека, а не на наркоманский притон. Милые маленькие вещи оживили пространство. Она не хотела обставлять квартиру, в которой они остановились лишь на время. Но на стенах появились фотографии, и яркие полотна, на диване – модное покрывало, столик на колесиках, подсвечники с декоративными свечами, ибо Селдрион не пожелал существовать при электрическом свете. Цветы в горшках, конфеты в вазах, махровые подушки, корзина с фруктами. Тараканы были вытравлены с кухни, появилась необходимая посуда. В спальни докуплено постельное белье, вешалки и раскладные полки для одежды, в вонючий шкаф заброшены ароматические шары, а квартира наполнилась запахом незатухающих благовоний. Шторы тоже было решено заменить и теперь они сидели на раскладных деревянных стульях и ярком диване с книгами по английской грамматике пытаясь вести беседу, с Марианной в качестве руководителя.
Эта суматоха отвлекала от грустных мыслей. Поняв ее настрой, Селдрион тоже помогал, ведь только за делами он мог на время забыть о своем проклятии. Харша часто оставалась в комнате одна, погруженная в свои мысли. Она становилась с каждым днем все задумчивей. Аймшиг постоянно пропадал, предпринимая решительные попытки любыми способами получить документы. Не для себя старался, потому как мог становиться невидимым, а только для Харши, та просила. Однажды Марианна чуть не закричала, увидев две трехлитровые бутылки с красной жижей, стоящие в холодильнике. Вампир нацедил крови с телячьих туш на мясокомбинате. Теперь со спокойной совестью он мог ходить по улицам, хотя запах людей, особенно молодых девушек был весьма и весьма заманчивым. Все же, будучи без сопровождающих, он предпочитал перемещаться невидимой тенью, пролетая над проводами и яркими рекламными вывесками.
Фислар и Селдрион постоянно ссорились. Марианне надоело их разнимать, и она уже ждала, когда наконец все перепалки закончатся дракой, в которой победит Селдрион, тем самым остановив бесконечные покусывания мелкого щенка, постоянно покушавшегося на лидерство. Чем дальше, тем невыносимей становился Фислар, едкой злобой заполняющий ту комнату, куда заходил. Его обижало, что Марианна занимала нейтральную позицию, отдавая мужчинам право разбираться в своих проблемах самим. Желая отвлечь его хоть чем-то, она несколько раз ходила только с ним вдвоем по выставкам, музеям и прочим столичным достопримечательностям. Осмелев, он начал бродить по городу сам, и Марианна была рада отделаться от него хоть на какое-то время. Сама же шерстила интернет в поисках контактов родных. Ходила на бывшую работу отца и матери, но в институте, где он работал, никто не мог его вспомнить, за это время, как назло, сменился весь преподавательский состав, а тот, кто вспоминал, не мог дать никаких точных координат или работающего телефона отца. Швейная мастерская, где работала мать, закрылась, а на этом месте теперь стоял салон красоты. Поэтому последние дни они проводили сидя в квартире вдвоем с Селдрионом. Он не интересовался ни местной архитектурой, ни развлечениями, находя это слишком примитивным и уродливым. Ему не нравились серые улицы с редкими деревьями и не зачаровывали вечерние огни Москвы, которые он счел дешевой подделкой. Он усиленно учил оба языка, и обладавший феноменальной памятью, уже являвшийся на тот момент полиглотом, схватывал информацию на лету, успев опередить в своих познаниях других участников группы. Марианна радовалась тому, что уже может общаться с ним на трех языках, между которыми он тут и там перескакивал, подыскивая нужные слова. Она вспомнила, как было ей самой тяжело год назад, когда только прошла через портал, учить все снова, не зная ни элементарных понятий, ни даже букв на нильдари.
И сегодня был такой же день, как прочие, только Фислар валялся на диване, просматривая ролики и повторяя за блогером новейший американский сленг. Марианна сходила в магазин, вошла в ставший за это время безопасным подъезд, ибо в определенный момент, Селдриону надоело слушать по ночам гогот на лестничной площадке, надоело смотреть на разбросанные инсулиновые шприцы, и он вышел разобраться. Невзрачный дедушка только сначала казался неубедительным, а после пары выбитых об подоконник зубов, стал более уважаемым в глазах местной шушеры. Еще пара таких выходов и старушка с четвертого этажа, принесла ему пирожков с яблочным повидлом в знак благодарности за изгнание бесов. Селдрион шутил, что женщины от него не отвяжутся, даже будь от слепого старика. После этого их дверь подожгли, но выкрученные наизнанку пальцы и полный разнос квартиры в духе Мастера и Маргариты, устроенный Аймшигом, отрезвил нарушителей. После этого трогать тридцать первую квартиру боялись. Марианна вымела из подъезда все шприцы и шелуху от семечек, и возвращалась с пакетами продуктов, пожелавшая идти непременно в одиночку, чтобы устроить сюрприз. А сейчас, Селдрион незаметно пробрался на кухню и стоя в дверном проеме следил за быстрыми движениями девушки, взбивающей крем для торта. От стен кухни отражался раздражающе громкий голос из смартфона, объясняющий скорость добавления сахарной пудры в крем. Марианна сняла с венчика небольшой кусочек и облизнула пробуя.
– Вкусно? – Раздался голос за спиной, и она подпрыгнула от неожиданности. – Испугал? – Он улыбался.
Хоть он и выглядел сейчас как старый американский хипан: черная рубашка в белый горох, фиолетовая бархатная жилетка, желтый шейный платок и потертые джинсы, Марианна неизменно воспринимала его по-прежнему. Сквозь затемненные стекла новых очков, уже не было видно страшного выцветшего глаза, бороду он заплел в косу, а волосы убрал в конский хвост. Приятно одетый для Москвы, он мог свободно ходить на выставки или в рестораны, и был бы скорее всего принят за заграничную рок-звезду. Его неизменные аристократические манеры, высокомерие и властность, которые всегда входили в комнату впереди него, горделивая осанка – все это осталось, и Марианна научилась не придавать серьезного значения этому маскараду. Хотя в глубине души, так далеко, что она даже не признавалась себе самой, ей жутко хотелось, чтобы он превратился обратно. Бывало, в перерывах от тревожных мыслей о настоящем, она вспоминала тот день, когда он надевал на её голову диадему, застегивал ожерелье, чувствовала застывший воздух в спальне, наполненный запахом бергамота и ночной фиалки. Вспоминала тот миг, когда ей удалось так близко разглядеть его серые глаза в предрассветных сумерках комнаты, что мурашки снова проходили по телу. Сейчас она снова вздрогнула, услышав за собой чужой скрежещущий низкий голос, принадлежавший теперь бывшему Владыке нильдаров.
– Ты можешь повторить это для меня? – Он с довольным видом уселся на табуретку разглядывая её стройные ноги обтянутые в стрейч.
– Давай серьезней, а? – Грубо осадила его, продолжая помешивать крем, нажимая краем пальца на продолжение видео.
– Ты стала смелее. Я думаю, что ты не стала бы мне так отвечать, будь мы в замке. Но может это даже к лучшему. – Он перекрикивал громкоголосую девушку, вещающую на всю околицу, как правильно нарезать коржи. «А теперь добавляем клубнику и миндальные хлопья».
– Мне не нравится, когда на меня пускают слюни. Я что, неспособна вызывать ничего кроме вожделения?
– Очень даже способна.
Спустя три минуты взбивания густой массы ручным венчиком, ей опять пришлось попробовать крем, облизнув край руки.
– Помедленней. Не спеши. – С намеренным придыханием комментировал он.
– Я не буду ничего готовить, если ты будешь мне мешать. – Марианна сердито отвернулась.
– Ах, ну да, я совсем забыл, что выгляжу теперь как отвратительный старик. Тебе-то нет до этого дела… – С напускной грустью произнес он.
– Не пытайся вызвать во мне жалость. Может ты это заслужил. Может это бог тебя покарал. – Она отключила мешающее видео и теперь доставала готовые коржи из упаковки в попытке сделать торт.
– Какой такой бог? У нас что с ним личные счеты? Я не делал ничего плохого никаким богам.
– Какой-какой, бог Вишну. Может он тебя наказал за непомерную гордыню?
– Впервые слышу о таком. И что такого в гордыне, это же не преступление. К тому же это какой-то твой бог, а мы поклоняемся и всегда поклонялись богине Алатруэ, и она-то уж точно не будет никому ни за что мстить. Скорее всего то, что ты называешь божественной карой, есть простое электрическое замыкание при соприкосновении с магическим предметом, обладающим иллюзорной силой. Так сказала Харша, а она точно разбирается в таких вещах.
– Откуда она знает? У вас же нет электричества. Она сама его здесь впервые увидела.
– Да, у нас нет электричества, но зато у нас чисто. – Саркастически съехидничал старик. – Так что ты готовишь? – Он следил за тем, как она доставала коробку с клубникой.
– Торт. У меня сегодня день рождения, хотела накрыть на стол. Даже купила сырого мяса для Харши и Аймшига.
– Ничего себе. – Он быстро поднялся и подхватил из коробочки клубнику. – Фу, безвкусная. – И бросил на стол недоеденную. – И сколько тебе исполняется?
– Не спрашивай, будешь смеяться.
– Отнюдь. Я же отдаю себе отчет, что ты человек. Ты вроде говорила раньше, но это была такая маленькая цифра, что я не успел запомнить, настолько быстро она произносится.
Тут на кухню зашел Фислар за водой. Поднял бутылку, и подозрительно следил за Селдрионом, смерившим его в ответ презрительным смешивающим с грязью взглядом.
– Так сколько тебе? – Повторил вопрос, стоявший у окна Селдрион, следивший за тем, как Марианна промачивала коржи в сиропе.
– Двадцать четыре. – Виноватым голосом отвечала она, по-детски насупившись, чем заставила его губы подернуться в улыбке. – Это не так уж мало для нас, так что не подумайте. В моем возрасте некоторые уже троих детей имеют.
– Вот вздумала, детьми возраст мерить. Это еще ничего не значит. А тебе сколько, мальчик? – прищурился в сторону Фислара, вопросом-метлой выметая его с кухни. Тот не мог разглядеть взгляд, спрятанный за темными стеклами, но различил тон.
– Достаточно, чтобы называться мужчиной. – Фислар не скрывал ненависти в голосе.
– Дорогой мой, мужчина это не тот, что женщин в койку укладывает, а тот, что с честью несет свой долг, и зная твою биографию, мужчиной тебя уж точно не назовешь. – Селдрион отчеканивал слова, как будто желая уничтожить его хотя бы за простое присутствие здесь. Марианна остановилась с ложкой крема в руках, мысленно вздыхая: «Опять началось».
– Я тебе никакой не дорогой, так будешь своих девок называть. Хотя ты уже не сможешь так никого называть. – Фислар нервно рассмеялся и его светлое лицо покраснело. – Я хотя бы могу как ты сам выразился «уложить женщину в койку». Ну, а ты посмотри на себя – ты же просто жалкий старпер. Видать в этом мире ты стал выглядеть таким какой ты есть на самом деле. Ни одна шлюха в этом городе, да что уж говорить – во всей стране, уже не воскресит твой вялый…– тут Марианна звонко щелкнула его по щеке, и он остановился так и не договорив. Он стоял красный до корней волос, из гордости не желая касаться горящей щеки. Поднял на нее взгляд затравленной собаки.
– Ты что, на его стороне? – Прохрипел он.
– Я ни на чьей стороне. Но ты уже перешел все границы, да что говорить, вы оба хороши! – Она остро взглянула на Селдриона. – Хватит затевать скандалы на пустом месте. У меня сегодня день рожденья, дайте отдохнуть от ваших бесконечных перепалок.
– Ты на его стороне. – Еще раз повторил Фислар сквозь зубы.
– Что тебе не понятно в ответе девушки? Свободен.
– Диктатор Селдрион опять затыкает, командует как в своей любимой казарме. – Язвительно отвечал ему Фислар, а потом обратился к ней. – Я пошел за тобой сюда, а теперь ты занимаешь его сторону. Сама говорила, что ненавидишь его, что он гребаный садист с манией величия, а теперь защищаешь его, а не меня. Не ожидал от тебя… – Он отступил назад, поднимая подбородок, громко вдыхая воздух. Затуманенные гневом зеленые глаза потемнели.
– Я не говорила такого, не ври. – Врала Марианна, обвиняя других во вранье. Ее руки дрожали. В своей непоколебимости Селдрион переводил взгляд от одного к другому, отслеживая каждое движение мимики.
– Говорила, говорила. – Фислар отступал пятясь назад. – Говорила. – Вышел в коридор, оделся, взял деньги и захлопнул за собой дверь.
Её руки продолжали дрожать, когда она повернулась обратно к торту. После минутной тишины, зависшей в воздухе предвкушением опасности, Селдрион вкрадчиво спросил.
– Ты считаешь меня садистом с манией величия?
Марианна притихла, она прекрасно помнила этот осторожный тон, который так часто слышала в замке. Как будто барс затаился перед прыжком. Она искренне пыталась забыть тот момент, когда говорила такое, взгляд метался от нарезанных клубник, к ножу, испачканным рукам и миске с кремом. Боялась поднять глаза. Фислар был прав, поначалу Марианна действительно считала Владыку таковым, но теперь обстоятельства изменились. Фислар бил ниже пояса, нечестно, несправедливо. После превращения, она прониклась сочувствием к доселе отвергаемому, отважно бросившемуся за ней в чужой уродливый мир, оставившему позади свое богатство и привилегии. Она ценила его жертву, хотя до сих пор не ощущала к нему той страсти, что была давным-давно, когда ни с того ни с сего призналась в любви, в полутемной комнате гостиницы, по пути в царство нагов. Но и немудрено. Испытывать влечение к дедушке было бы по крайней мере странно, поэтому она ни на минуту не осуждала себя за это. Как раз наоборот, часто поправляла себя. Уж не считает ли себя обязанной платить ему теперь любовью, заботой, за его жертву, ведь об этой жертве не просила? Сам решился на это, и как взрослый мальчик должен нести свою ношу. Её дело отыскать родителей, а не пытаться разобраться в возникавшем любовном треугольнике. Селдрион подошел ближе и снял очки, взгляд его был уставшим, он поднял её за подбородок внимательно и немного равнодушно разглядывая черешневые глаза. Снова повторил вопрос.
– Ты правда ненавидишь меня? Он говорил правду? Только не ври, прошу.
– Было правдой. – Марианна испуганно глядела в выцветшие глаза, выглядывающие из-под седых бровей. Он всегда видел её насквозь, не было смысла отрицать свою вину. Сила, исходившая от него, всегда ломала все сопротивление, будь другая на его месте, давно бы уже вырвалась, сбежала, а не стояла, застыв испуганным кроликом перед удавом. – Но теперь это не так. У меня нет к тебе никакой ненависти. Ненавидеть это плохо, так он сказал.
– Кто сказал?
– Мой друг из снов. – Марианна дотронулась до его руки, и он отпустил подбородок.
– Это он правильно сказал. – Селдрион смягчился, отошел. – Я схожу за вином, раз уж у тебя день рожденья. Буду ждать торт. – Он махнул на прощание рукой и вышел из кухни. Марианна облегченно вздохнула.
Теплый летний ветер обдувал Фислара, рассекая длинную светлую челку. Он проехал на метро до центра и теперь бродил по привычному маршруту парка Зарядье. Когда дошел до обитого стеклом и деревом парящего моста, летящего поперек Москвы реки и открывающего прекрасный вид на самое сердце России, то остановился на пару минут, задумчиво глядя вниз на мутную реку. Из такой точно пить не будешь. Паромы с туристами проплавали внизу неспешно, а на мосту то и дело кто-то делал селфи. В отличие от Владыки, его не угнетала Москва. Все казалось новым, необычным, интересным, только вот поделиться этим было не с кем. Терзавшая дыра одиночества снова разрасталась прямо по центру груди, отдавая глухой болью. Пустота в сердце. Как она могла поддержать этого противного старика, которого он меньше всего рассчитывал увидеть, пересекая портал. Раздражение копилось изо дня в день, и он не мог сдерживать мелкие издевки и подколы. Но в этот раз не он первым начал. И она не поддержала. Не заняла его сторону, хотя он был не при чем. Не обращала на него никакого внимания. Очень редко разговаривала, а все из-за тлетворного ядовитого влияния Владыки. Даже здесь не нужен никому. Прыгнуть бы с этого моста. Только чтобы внизу была не вода. Дыхание перехватило, голова закружилась. Вот он перебирается через ограждение и люди в панике кричат, кто-то звонит спасателям, пытаются ухватить за рукав, но не успевают и его безжизненное тело, разбившееся о нагретый металл проходящего катера, так некстати испортившее туристам экскурсию, соскребают с палубы, и закапывают в чужой земле. Напором воды смывают оставшуюся кровь в бурую бензиново-пятнистую реку и продолжают возить людей изо дня в день, будто ничего не происходило. Здесь совершенно никому не важно, жив ты или мертв. Никто не заметит. Никто не услышит. Никто не спасет. Справа показался новый паром, подкатывающий медленно, лениво. Жаль, что был слишком далеко от края моста. Пока Фислар рассчитывал траекторию полета, малодушно пугаясь возбуждения от собственных мыслей, рядом остановилась девушка, сделав селфи на его фоне. Рассматривая кадр, заметила с какой грустью он глядит на воду. Потрепала его за рукав.
– Давайте сделаем фото? – Улыбаясь спросила она. Фислар глянул на нее. Брюнетка с каре до плеч, в больших очках с черной оправой, губы с красной помадой, полновата, но в пышной короткой оранжевой юбке и в кедах на высокой подошве. Черная сумка через плечо, телефон в руках с вишневыми ногтями. На вид лет двадцати семи. Он сделал вид, что не говорит по-русски. Брюнетка с восторгом затараторила по-английски, интересуясь откуда он, зачем приехал, как долго пробудет в Москве. Найдя в своем новом лексиконе слова ответа, он уже через пару минут обнаружил себя очарованного шумным влиянием незнакомки пахнущей сладким ароматом от Дольче Габана, ведущим ее под ручку, куда-то по парку, в кафешку, и дальше, дальше. Он перестал замечать, когда его ужасный английский сгладился с ее помощью и исправлениями. Ведь вымышленному шведу позволительно говорить с таким акцентом, не так ли? В пол десятого от Мариэ пришло аудио сообщение. Он проигнорировал его и отключил телефон. Проснулся от гипноза только на следующее утро в постели новой подруги, слыша ее ранний будильник.
***
Марианна накрыла на стол, за окнами уже стемнело. Харша вышла из комнаты и теперь неспешно зажигала свечи. Селдрион сидел за сонетами Шекспира, скаченными на планшет, постоянно задавая Марианне вопросы для перевода.
– Ты слишком рано взялся за них, там сложный устаревший язык, который не понимают даже некоторые носители. Я не понимаю и половины выражений, что ты у меня спрашиваешь. Кстати, когда будет Аймшиг? – Спросила она у Харши.
– Я послала ему сообщение, но он пока молчит.
– И Фислар ушел… Зачем ты сегодня так… – Она поджала губы, но Селдрион не оторвался от книги. Теперь он ничего не спрашивал, а пользовался переводчиком, пытаясь разобраться в контексте.
– Этот мальчик ведет себя как истеричка с розовым бантиком на шее. Я рада что его не будет. – Осипший голос нагини раздался в небольшой гостиной.
– Слышишь, тетя Харша ерунды не скажет. – Поднял глаза старик-Селдрион и оба засмеялись.
Послышался щелчок в замке, Марианна подпрыгнула к двери. Там стоял Аймшиг. С каменным лицом он снимал ветровку, цепляя ее на вешалку.
– Что? – Поднял короткие брови в вопросе. Марианна угрюмо побрела обратно в комнату.
Устав ждать оскорбленного Фислара, она предложила всем садиться за скромный ужин. Аймшиг сходил за бокалом бычьей крови и пил ее через трубочку, как он выразился, чтобы не травмировать дам. Но запах все равно стоял, и Селдрион с выражением тошноты на лице пересел подальше. Харша была вялой, с потерянным аппетитом она ковыряла вилкой кусок сырой рыбы. То и дело вздыхала. Селдрион не очень искренне похвалил торт, не испытывая в жизни любви к сладостям, и теперь Марианна сидела, печально глядя на свечи, понимая что это уже второй потерянный день рожденья в ее жизни, а надо было сбежать с Фисларом, бродить по ночным улицам, подпевать музыкантам в переходах, прыгать по лужам, хрустеть напичканными химией сухариками обязательно с кока-колой, а не сидеть здесь с тремя уставшими от жизни стариками, прожившими столько, что она бы на их месте сама себя похоронила от усталости. Не выдержав вздохов принцессы, Мариэ наконец спросила:
– Харша, что случилось. Ты очень грустная в последние дни.
– Да. Так и есть. – После минутного молчания обреченно отвечала принцесса. – Я потеряла след.
– Что? – Селдрион вскинул брови.
– Я потеряла след того, кого ищу, ради которого я бросила вызов своему отцу, чуть не развязала войну, оставила все свое прошлое, все свою жизнь позади. Потеряла его здесь в шумном кипящем мире. Ведь я не знала совсем, к чему быть готовой. Ваш мир такой…он противен мне, грязный, вонючий, перенаселенный. Как здесь отыскать того, кто мне нужен… не знаю даже. Ума не приложу.
– То есть ты не знала даже зачем сюда идешь? – Удивилась Марианна.
– Я знала. Я должна была найти Его. Но Его здесь нет. Видимо Он очень далеко отсюда. Даже не представляю, как отыскать иголку в стоге сена.
– И что же ты собираешься делать? – Печально протянула Мариэ.
– У меня только одно решение – молитва и пост. – При ее ответе неожиданно для всех Селдрион расхохотался. Аймшиг глянул на него исподлобья.
– Что смешного?
– Та ли это Харша, которую я знаю уже больше тридцати лет? Та ли это принцесса нагов? Кому молиться будешь? – Он заглядывал в ее лицо, а в глазах играли озорные искорки, которые почему-то обидели больше Марианну, чем Харшу. Та была равнодушна ко всему.
– Это не смешно, Сил. Я буду голодать, пока Он не придет ко мне. – В ее голосе звучала твердость.
– Да кто не придет ответь наконец?
– Не твое дело. – Она бросила тарелку на диван, так не притронувшись к еде и молча вышла. Вампир вышел следом. Они опять остались вдвоем.
– Зачем ты так? Теперь и ее обидел. Почему ты такой? Почему вы все такие. Не можете спокойно уживаться друг с другом, относиться с любовью друг к другу. Только и ждете момента, чтобы обидеть, ударить исподтишка. Мой друг из снов говорит, что мы все равны и надо относиться к любым существам с одинаковой любовью. Все заслуживают счастья и не желают страдать. Но страдают. А мы своими грубыми словами только увеличиваем их страдания. Всегда надо говорить мягко, чтобы другим было приятно, ведь им и без того так тяжело жить… Я даже один день не могу провести в спокойствии, без ругани. Как вообще вышло, что мы все стали так несчастны. Я расстроена, ты расстроен, Фислар ушел страдать на улицу, Харша решила заморить себя голодом, да и Аймшиг не особо рад своей судьбе, вон какой мрачный все время ходит. Как такое произошло, скажи мне, Сил? – она с мольбой взглянула на него. Пламя свечей колыхалось, по комнате плясали причудливые тени, то и дело падая на ее сияющее чистотой лицо. Щемящий сердце цветок нежности распускался в его сердце, когда она назвала его так ласково, как обращались только самые близкие друзья, родные, и как она обратилась впервые.
– Не печалься. Ведь не существует тех вещей в жизни, что нельзя пережить кроме самой смерти. Как пришло, так и уйдет. Это не навсегда. Если бы ты знала, сколько невзгод пришлось мне пережить за свою жизнь… Так что после этого, подобное кажется сущим пустяком. – Он говорил с бесхитростной добротой в голосе, – Лучше послушай мой подарок тебе. Ты же любишь стихи. Я готовился целый вечер. – Он засмеялся и медленно прочитал ей отрывок из «Ромео и Джульетты» на английском, который она помнила почти наизусть, боготворя Шекспира.