Юрий Сергеевич Аракчеев
Пирамида жива…
Неудача с повестью
Ночевать я не остался. Да и не нужно было. До Ленинграда недалеко, а друзья меня ждут. И ведь толстенные тетради записей она мне дала. И переварить надо то, что узнал. И повесть в Москве закончить. Рано еще погружаться в эту историю.
Кот, перевязанный тряпкой, был не единственным ее опекаемым. Во второй половине дня заявилась собака – маленькая, серенькая, но боевая дворняжка. Она не могла долго находиться в квартире – ела, просилась на улицу, а потом снова тявкала у дверей. Валентина Владимировна весело отчитывала непоседливого «Джека».
Еще она показала фотографию дочери. Дело в том, что дочь родилась в лагере и в младенческом возрасте ее уронили. Теперь ей уже сорок лет, она в Доме инвалидов, практически не говорит, по уровню развития – трехлетний ребенок. Больше у нее никого нет, даже родственников. Мужей было то ли два, то ли три, но с ними не заладилось. Любви так и не было, ни одной.
Началась весна и пролетела быстро. Наступило лето. Это был период моего стресса. Письма, прекрасные, но мучительные письма читателей, просьбы о помощи, звонки, молчание прессы, ощущение предательства «левых». Толстые тетради ее я, разумеется, прочитал тогда же, но бандеролями приходили еще. Ее, как она сама выражалась, «прорвало», писала и днем, и ночью. Не перечитывая, посылала мне. Некоторые тетради были исписаны едва наполовину быстрым, крупным и круглым, небрежным почерком – не заполнив одну до конца, она отправляла ее мне и начинала другую. Прошлое властно напоминало о себе, требовало внимания и воплощения – бессмертия. Против моего ожидания и желания, наша пока что единственная встреча произвела слишком сильное впечатление на нее. Конечно, я был «повинен» в этом лишь отчасти – то, что сейчас выплескивалось на страницы тетрадей, давно уже копилось в ее душе, и нужен был, очевидно, лишь определенный толчок, чтобы мощный эмоциональный двигатель заработал. Сначала таким толчком была случайно прочитанная «Пирамида», потом наши письма и, наконец, встреча. Главным, что подействовало на нее, было, очевидно, мое внимание. Ее судьба и ее личность искренне интересовали меня, а это и было то, чего она в жизни слишком мало встречала. Вот письмо, которое пришло почти тотчас после моего возвращения в Москву: листок из тетради в клетку, а на нем одно только стихотворение:
«ВАМ
Избита, истерзана жизнью,
У жизни смочалено дно.
Какие уж тут метафоры,
Когда нету веры давно
Ни в прошлом, ни в настоящем,
Ни в будущее, ни в людей.
Учили в бараках смердящих
По взлетам преступных идей.
Что было со мною – я знаю,
Попробуй теперь, докажи,
Что ложью нас всех отравляли
Родные, чужие, вожди.
А думалось… А хотелось…
Да разве все вспомнишь теперь!
И тихо сама затворилась
Желаний узкая дверь.
Лет двадцать жила полусонной,
До смерти считала года.
Проснулся вдруг дух возмущенный,
На память имевший права.
И вспомнилось, и отрыгнулось,
И пишется, пишется мне.
А как передать это людям?
Как всем рассказать о себе?
Летят мои письма по почте
Кому? Я не знаю сама.
Вдруг стали бессонными ночи,
И вспять отступили года.
Приехал. Было? Иль не было?
В беседах – тончайшая нить…
Мне хочется это хорошее
До смерти в душе сохранить.
Об этом – никак не напишется,
Сказать – так еще засмеют.
Спасибо таким мужчинам,
Что женщинам счастье дают.
За сдержанность, за обаянье,
За глаз глубину без дна,
За чуткость и понимание,
Что женщина – и одна.
За книги талантливо-тонкие
(Вы слышите? Я кричу!!)
За нежность к нему бескрайнюю,
За то, что «зажечь свечу».
В.В.»
Последние два слова – название сборника повестей и рассказов, который я ей оставил.
А письма читателей все еще шли. И встречи «по звонкам» продолжались. Повесть с названием «Карлики» я, наконец, закончил. Но уже почти не осталось веры в ее публикацию, особенно в том журнале, где опубликована «Пирамида».
Большинство читателей рукописи считали, что это моя лучшая повесть, но уверены были, что сейчас ее не напечатают все равно. «Карлики» – это как бы постоянные двойники человека, его персонифицированные недостатки. Говорят: «он вне себя» или «он пошел в разнос», «он сам не свой, я не узнаю его»… Это происходит тогда, когда человек пребывает во власти одного из роковых своих недостатков – то есть «карлик» подчиняет себе человеческое сознание, чтобы пользоваться энергией, жизненной силой живого человека. Один «большой карлик» может подчинить себе многих маленьких, украсть энергию подвластных им людей, превратив их в «зомби», управляемые живые роботы. В сущности именно это и происходило и происходит со всеми нами, а метод большого карлика очень похож на метод «демократического централизма». Или самодержавие. Написана была повесть в чисто художественной, беллетристической манере – в отличие от публицистической, в которой была написана «Пирамида».
Дождавшись, когда Главный редактор журнала вернулся из очередной заграничной командировки, я пришел к нему.
– Что вы! Как вы могли подумать о нашем плохом отношении! Посмотрите-ка, – обратился он к человеку, который тоже был в его кабинете, знакомому мне молодому писателю, – автор «Пирамиды» сомневается в нашем к нему отношении! Ну, а что рецензий нет, так наверное просто очередь не дошла. Сейчас о Платонове да о Солженицыне пишут. А что, разве нет рецензий? Постойте, мне как раз на днях кто-то из секретарей вашу повесть хвалил… Принесли новую? Давайте, где она. Так, хорошо. Передайте в отдел, пусть зарегистрируют, как у нас положено.
Этот наш диалог только еще раз прояснил, что я был для них чужой. Повесть я передал в отдел, довольно скоро ее прочитали. Заведующий отделом назначил мне встречу. Он сказал, что повесть мне «совсем не удалась». Я понял так, что и ее заведующий воспринял как сугубо мою «личную линию»…
Долгое ожидание
Кажется, еще весной пришла первая посылка. В фанерном ящике вместе с очередными тетрадями Валентины Владимировны был шоколад, сгущенное молоко в банках, чай… Все это в те времена было лакомством, дефицитом… Что было делать? Отослать обратно? Но ведь она от души, это обидит ее. В свою очередь послать ей что-то? Но что? Она и во время встречи, и по телефону не раз говорила, что у нее все есть, ей ничего не надо. И действительно, она никак не подходила на роль бедной старушки, которой необходимо призрение и опека. А у нее проснулась потребность о ком-то заботиться, чисто женское, понятное желание, в общем-то. Не жестоко ли будет отказать ей в этом? С деньгами у нее, как будто бы, тоже все в порядке – нормальная пенсия, кроме того она вяжет, у нее даже машина вязальная есть, эта ее «индивидуальная деятельность» неплохо оплачивается.
В следующей посылке, кроме тетрадей и очередной порции каких-то продуктов, был уже и первый свитер. Первый – потому что за ним вскоре последовали и другие…
И все чаще раздавались в моей квартире междугородние звонки: она приглашала в гости – просто так отдохнуть, поработать у нее, погулять по лесу, собирать ягоды и грибы.
Осенью я вновь поехал к друзьям в Ленинград и захватил готовую повесть. Взял и несколько своих книг о природе – со слайдами, – чтобы подарить В.В. И она очень просила показать ей рукопись новой повести.
Состоялась наша вторая встреча. Валентина Владимировна показалась мне еще более бодрой и энергичной, чем в первый раз. Она похудела и явно похорошела. Было такое впечатление, что она помолодела лет на десять! Я опять не хотел, да и не мог остаться на ночь – ждали друзья, – но она сказала, что успеет прочитать рукопись прямо при мне, читает быстро. А я пока просматривал ее новые записи. Дочитать она не успела, но сказала, что в принципе ей нравится, однако сначала, по ее мнению, изложение слишком сумбурно, читаться начинает страниц после двадцати: «Если редактор преодолеет ваш первоначальный сумбур, тогда он ее, может быть, и воспримет», – таким приблизительно был ее приговор.
Она опять была очень возбуждена, весела, и перед моим отъездом предложила выпить на «ты». Выпили. Но перейти на «ты» ни она, ни я не решились.
Самым серьезным образом я просил не посылать мне продукты и вещи: «Мне же нечем ответить вам, Валентина Владимировна, вы ставите меня в неудобное положение…» «А вам и не надо ничем отвечать, – лучась улыбкой, возражала она. – Я делаю приятное не вам, а себе, понимаете. Мне хочется о вас заботиться, и я же ничего не требую от вас, даже благодарности. Пусть я буду для вас просто другом, почти как мама, хорошо?»
То, что она писала, мне нравилось. Иной раз даже очень. В необработанности записей, их непосредственности, была прелесть подлинности. Конечно, их можно было бы опубликовать прямо так, «с колес», но у нас это не принято, да к тому же и конкуренция высока. Реклама нужна, представление автора. Но главное даже не это. Нужен какой-то стержень, философский, что ли, если уж не сюжетный. Нужно обоснование – ради чего все это пишется. Просто воспоминания? Этого мало. Может быть, выстроить все по хронологии – детство и юность «простой советской девушки тридцатых годов», которая так нелепо (и так типично!) оказалась вдруг там, где оказывались тогда миллионы. А потом жизнь там, со всеми «прелестями» гулаговского быта, своеобразными «приключениями», яркими портретными зарисовками. Потом, наверное, освобождение, «свободная» жизнь «на воле». И – осознание трагедии отнятой жизни не ее только, а целых поколений. Отнятой ради господства химерной, бесчеловечной не идеологии даже, а – Пирамиды.
Можно было бы, конечно, издать книгу коротких рассказов и зарисовок по принципу «Непридуманного» Льва Разгона или рассказов Варлама Шаламова. Но тогда тем более необходимо все тщательно отобрать и отшлифовать, убрать длинноты, повторы.
Да, в том-то и дело, что такая литература начала появляться – и добротная! – просто темой уже никого нельзя было удивить и увлечь, как бы ни завораживала самого автора история ее «необыкновенной и интересной» жизни. То есть предстояла с ее рукописями – при всех их достоинствах – немалая работа. Добавлю, что помимо писем мне как автору «Пирамиды» приносили и рукописи для прочтения, в частности, и на эту тему. Некоторые из рукописей были весьма неплохи и тоже могли составить конкуренцию…
Я пытался осторожно объяснить ей все это. Она не понимала. Она горела желанием описать, увидеть теперь ту свою жизнь, компенсировать, может быть, утраченные годы хотя бы отчасти и хоть так, может быть, попытаться вернуть…
Мой стресс постепенно проходил, и я уже приступал к «Пирамиде-2», систематизировал письма, отбирал те, которые необходимо использовать в первую очередь.
Читал с интересом и то, что она присылала, давал своим близким. Им тоже нравилось, о чем я и говорил Валентине Владимировне по телефону, стараясь ее поддержать.
– Ничего не могу вам сейчас обещать, кроме того, что обязательно напишу о Вас в продолжении «Пирамиды», – говорил я. – И обязательно использую куски присланного вами, разумеется, с указанием авторства. Это будет рекламой. А потом вы издадите свою книгу…
– Никакого указания авторства не обязательно, – отвечала она, радуясь. – Используйте все, что нужно, это ваше дело, распоряжайтесь этим, как хотите. Это написано благодаря вам и для вас. А мне ничего не нужно. Хотите – используйте в книге, хотите – выбрасывайте, дело ваше. Я и так благодарна вам, вы первый, кто меня слушал действительно с интересом.
…А параллельно, как и раньше, как всегда в течение двадцати уже лет я занимался слайдами. Книги «о букашках» и статьи с иллюстрациями иногда выходили, но напечатаны фотографии были ужасно, на уровне нашей «средневековой» полиграфии, и я решил попытаться «пробить» хотя бы один альбом.
«Мир спасет красота»
Да, цветных слайдов накопились тысячи. Публиковалась мизерная часть. Однако гости по-прежнему приходили на слайд-концерты, слайд-фильмы, мне хотелось передать красоту сущего мира как можно большему числу людей. Пейзажи, цветы, бабочки, всевозможные маленькие жители травяных джунглей, морозные узоры на стеклах окон, а также молодые обнаженные девушки среди природы как высшее проявление ее красоты. «Почему мы видим все это, а другие не видят», спрашивали многие. Но как это сделать, мучительно размышлял я. Может быть, через выставки и альбомы. Пока… Потом в замысле был и Эко-Эстетический центр, и сказочный Энтомоленд – страна Чудес, нечто вроде Диснейленда в Америке, и ферма тропических бабочек – «Земной рай», – и кабинеты психологической разгрузки и медитации, лечение неврозов и стрессов на этой основе. А в конечном счете – спасение и возрождение как человека, так и природы нашей великой, но – растоптанной, униженной, разоренной страны. Вот так помочь – через Красоту, через то, что составляет основу, фундамент жизни – природа, любовь. Ведь люди моими фотографиями и слайдфильмами под музыку восхищались, приглашали своих знакомых. Таким образом, на моих просмотрах перебывали сотни людей. Одна из посетительниц сказала: «Если бы Сергей увидел это, он бы не сделал того, что сделал». «Что именно», спросил я. «Покончил с собой», тихо ответила девушка.
Конечно, я понимал: надеяться особенно не на что. Многое из того, что совершенно естественно для жителей цивилизованного мира (а к ним можно отнести теперь большинство землян в развитых странах), представляется ненужным, а то и вредным для наших руководителей. Будь ты семи пядей во лбу – это ничего не решает, главное и единственное условие благополучия и сравнительной защищенности у нас – власть. Обладание ею или угодничество перед теми, кто исповедует бесчеловечную и нелепую идеологию Пирамиды. «Кто был ничем», тот действительно стал «всем» (хотя ничем и остался). Ничто возведено в абсолют, и ограниченные властолюбивые люди, возведенные на верхние ступени, подминают под себя каждого, кто пытается проявить хоть какую-то индивидуальность. Цветное и яркое, живое, неуместно там, где торжествует и правит бал серость. Апология серости – вот что такое наша идеология и политика, это я понял уже давно. Властолюбивые карлики высасывают энергию обманутых ими людей.
И все же в период «перестройки» хоть какая-то надежда появилась.
Фотография спасала меня всегда. Одно время была даже единственным источником существования – чтобы иметь возможность заниматься писательством, а не «трубить от звонка до звонка» на каком-нибудь госпредприятии, я зарабатывал тем, что фотографировал детей в детских садах (удачно избегая милицию, ОБХСС и фининспекторов). Но еще важнее было общение через фотографию с природой, красотой. Сначала это было развлечением, отдушиной, потом окончательно стало одним из способов творчества, философией и, можно сказать, образом жизни. «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста – нечто похожее с точки зрения философии, но там литература, воспоминания. Здесь же попытка зримо, в цветных изображениях и в музыкальной последовательности запечатлеть прекрасные мгновения жизни и тем самым сохранить, продлить их и поделиться с другими – в противовес давящей убогости советского быта. «В поисках утраченной радости» – так можно было бы назвать альбомы, слайдфильмы и выставки фоторабот.
Название первой книги о путешествиях с фотоаппаратом – «Джунгли во дворе» – оказалось символическим (чего я, придумывая название, вовсе и не предполагал). Расшифровать его можно так: если почти ни у кого из нас, «простых советских тружеников», нет возможности побывать в настоящих джунглях и вообще путешествовать в заморские страны, то есть такой вот выход: путешествовать с фотоаппаратом в «джунглях» двора, оврага, ближней лесной поляны, а то и просто в квартире, в комнате. Надо лишь прибавить внимательности, изменить масштаб восприятия, то есть довольствоваться тем, что доступно, помня знаменитое изречение Анаксагора: «Все – во всем». Самое интересное: это не сужает, а – наоборот! – расширяет мир, углубляет его. Недаром же сказано, что «капля росы отражает весь мир». Можно, объездив заморские страны, не увидеть ничего интересного, а можно в своем дворе, в парке, в лесном овраге… Все – относительно! Что же касается «путешествий» в комнате, то зимой, например, можно фотографировать морозные узоры на стеклах, видя в них фантастические ледяные пейзажи, волшебный сверкающий мир, а летом поставить на солнце на подоконнике кусок прозрачного, растрескавшегося стекла и бутылки с цветными растворами – и с помощью оптической системы фотоаппарата и собственной фантазии улавливать в цветовых переливах картины далекого космоса… Конечно, в таком подходе есть оттенок смирения перед обстоятельствами унылой жизни, однако и мудрость. Великая мудрость! Ведь говорят же восточные мудрецы: «Спешите, спешите. А я подожду в форме цветка у дороги. Чтобы обогнать вас»… Посмотрите внимательно: любой цветок – настоящее чудо!
Особенно растоптанной в нашей соцдействительности казалась мне женская красота. Человек – дитя природы и ее часть, в женщине красота человеческого лица и тела воплотилась, очевидно, в наибольшей степени, это я понимал еще в детстве, опять же интуитивным чутьем, хотя ему явно противоречили социальные установки. Начав с фотографирования разных представителей флоры и фауны, я естественно ощутил жгучее желание запечатлеть то, что всегда меня так волновало – сначала, правда, в картинах художников, некоторых скульптурах, бурных фантазиях, снах. Но – наконец, когда удалось победить множество собственных тусклых комплексов – и в натуре.
Женщина как создание Бога, или Природы, прекрасна. И лицом, и телом. А в идеале душой. Душа проявляется через выражение лица и пластику тела – уловить это на фотографии, найдя именно тот единственный, самый точный ракурс, поймав тот единственный, самый точный момент времени – выражение лица, поза… – подготовив все это поиском подходящего природного окружения (деревья, травы, цветы, опушка леса, поляна, ручей, берег озера…) или превращением своей убогой комнаты в разрушающемся старом доме, при помощи кусков материи и источников света, в подобие студии… Запечатлеть эту Красоту на пленке – великое счастье, тем более полное, если удастся потом передать другим людям, напомнив тем самым хоть отчасти о великом замысле Творца. Дитя Земли, дитя Природы, высшее проявление Красоты…
В душной бездуховной атмосфере страны, задавленной Пирамидой, опутанной Паутиной, был, оказывается, чистый родник, лазейка, неучтенная олигархами, – для тех, конечно, – я повторяю, – кто оставался вне гигантского Архипелага и психбольниц. «Джунгли во дворе» доступны нам, «вольным», и скрытая под одеждой красота женщины доступна тоже. Только и «на воле» с последним нужно быть весьма осторожным: в Уголовный кодекс не забыли внести статью о наказании тюрьмой «за изготовление и хранение порнографической продукции». А так как четкого определения того, что же такое «порнография», не было, то обозвать этим термином можно все, что угодно, вплоть до изображения статуи Венеры Милосской и уж тем более скульптур Родена. Что, как известно, одно время и делалось – объявляли ведь все такое «происками международного империализма и ЦРУ». Желание безраздельной власти затмило и атрофировало не только разум, но и чувства наших доморощенных идеологов. Истинной «порнографией» стала для них красота, ибо власть красоты сильнее все же, чем даже власть примитивного животного секса.
Но и в годы так называемого «глухого застоя» я все же фотографировал женщин, составлял слайдфильмы под музыку и даже демонстрировал многочисленным, порой случайным гостям «высшее проявление красоты природы». Интересно, что никто из них, очевидно, не донес «куда следует», во всяком случае неприятностей с этим у меня не было. Остались-таки в людях островки божеские, неподвластные всесильным «земным богам».
Такое общение с природой в разных ее проявлениях и спасало меня в нелегкие годы.
И чисто интуитивно, еще в юности, даже в детстве почувствовал я, где истина на самом деле. Потому и пришел в конце концов к фотографии в «джунглях» двора, на лесной поляне, а потом и своих любимых «противоположного пола»… А впоследствии ощутил, как именно этого – Красоты, Любви – боятся тираны, потому что тут – ценности истинные, в отличие от их «богов», болезненных, ложных… А осознание истинных ценностей – это и есть СВОБОДА.
И теперь я решил монтировать из слайдов не только композиции под музыку, но еще и альбомы. «Красота – спасет мир»? Да, это так! Хотя и общим местом стало, что прежде надо спасти красоту…
О, мой замысел насчет альбомов осуществить было непросто! Просмотреть десятки тысяч накопленных слайдов, чтобы из них отобрать сначала несколько тысяч, а потом уж те сотни, которые еще нужно должным образом расположить на страницах, чтобы они передали главную мысль, идею… «Красота – основа жизни. Человек – дитя природы Земли». Потом переснять на черно-белую пленку, сделать фотографии определенного размера, смонтировать рабочий макет… Работа огромная! Учитывая же печальный опыт с макетом моей собственной фото-книжки в детском издательстве («У нас свои художники есть, вы не суйтесь!» – так сказали мне тогда, совершенно проигнорировав мою работу…), – два из своих новых макетов я решил делать еще и цветными. А освоить пересъемку цветных фотографий со слайдов с нашими техническими возможностями – работа адова…
Да ведь и «Карлики» продолжал редактировать, и «Пирамиду-2» начал уже писать, и разбирал кучи писем – читал, осмысливал, выбирал…
Ну, в общем, был погружен в свои дела с головой. А Валентина Владимировна тем временем продолжала писать и звонить.
