Юрий Сергеевич Аракчеев
Пирамида жива…
Признали все-таки невменяемым. Подлечили. И – выпустили. Гуманно поступили все же. Но…
«…Однако после написания мной жалобы на имя Республиканского прокурора и пересланной в Кировоград для «разбора» в руки тем, на кого мы жаловались, с мая 82 г. начались снова гонения и преследование не только меня, но свидетелей: Мостовой Н.Я./моя мать/ и Козаковой О.М./моя жена/.
В результате преступной травли, а именно: по указанию прокуроров Легуна и Потопальского днем и ночью врывались в белых халатах работники психбольницы, угрожая 75-летней моей матери, страдающей острой сердечной недостаточностью, что и ее заточат в психбольницу, если не скажет, где сын…
…Прокуратура добилась своего – 8 сентября 1982 года скончалась моя мать.
…Через месяц после трагической насильственной смерти матери, 6 октября 1982 года выжили с работы мою жену, Козакову О.М. как свидетеля многих очевидных и неоспоримых фактов грубого произвола»…
Что было дальше, рассказывать, наверное, не надо. Василий Андреевич и его жена – теперь оба ставшие как бы вне закона, а точнее оставшиеся верными извечным ценностям человеческим, правде, разуму, человечности и добру, – продолжают писать в инстанции, объявляют голодовки, отсиживают в тюрьме, но не уступают властям, которые в лице Потопальского и Легуна (фамилии-то какие символические, а?), а также многих других, пытаются их побольнее лягнуть и окончательно затоптать, и длится это годами, несмотря на объявленную «перестройку». Доходят они в своих письмах до самого верха, и в 1987 пишут уже и «инициатору перестройки» М.С.Горбачеву, ибо видят же: то, что он говорит и проповедует на своих выступлениях, одно к одному соответствует их помыслам и чаяниям.
«Последняя инстанция» – так называется одно из обращений. «Михаил Сергеевич, мы с женой прошли уже все инстанции, но ничего не добились…» А концовка такая: «Ведь началась моя трагедия не с того, что я требовал каких-то личных выгод или привилегий, а с того, что я стал на защиту государственных интересов. Хотя их я и защитил, зато сам потерял все, а защитить меня некому. Вот такие дела». Что же, дела понятные, добавлю я от себя.
Разумеется, Михаил Сергеевич на это послание не ответил – да его и можно понять, таких посланий, небось, ого-го! Все читать и хотя бы на некоторые отвечать – жизни не хватит, это я и по своему скромному опыту знаю. Но помогли Василию Андреевичу все же многие: и заместитель главного редактора журнала «Знамя» Гербачевский (напечатали даже в одном из номеров письмо «Как я добивался справедливости»), и другие журналисты, и даже заместитель Генерального Прокурора СССР Черменский, по представлению которого был внесен официальный Протест Генерального Прокурора СССР в Верховный Суд УССР.
Вот во что вылилась простая критика рабочего контролера – то есть элементарное выполнение естественного гражданского долга! Сотни, если не тысячи весьма занятых людей были втянуты в эту историю, несколько толстенных томов собственноручно написаны В.А.Мостовым – история его «хождения за правдой». Несколько центральных газет и журналов писали о нем.
Результат? По протесту Генерального Прокурора, 28 сентября 1988 г. В.А.Мостовой полностью реабилитирован. Восемь с лишним лет потребовалось для этого нашей юстиции, три с лишним уже и «перестроечных». И это при фантастической активности самого Мостового и его героической жены. Увы, ровно за две недели до реабилитации – 14-го сентября – Василия Андреевича хватил инсульт, в результате чего была парализована левая сторона тела, рука и нога… Реабилитация, ко всему прочему, оказалась чисто формальной, ибо компенсации за потерянные годы и здоровье Василий Андреевич так и не получил. Да и можно ли получить за это хоть какую-то достойную компенсацию?
Впрочем, ему даже соответствующую пенсию не выплатили. И, разумеется, никого из виновных даже и не подумали наказать. Впрочем, если начать наказывать…
Да, в отличие от А.Соколаускаса, Василий Андреевич Мостовой не стрелял в своих обидчиков. Думаю, он и не смог бы пролить кровь, даже если была бы такая возможность. Но он жаждал справедливости. И он считал, что несправедливость должна быть наказана – через суд, по закону. Увы, он так и не смог победить в нашем государстве, где понятия справедливости как таковой сегодня, похоже, просто не существует. Среди людей понятие справедливости есть. В государстве, якобы все еще исповедующем единственно верное учение, его, видимо, нет. Человек, пытающийся исповедовать справедливость, неминуемо встречает на своем пути гигантскую безжалостную машину, олицетворенную в начальниках разного рода, которые есть части бесчеловечной этой машины, бездумно и слепо проповедующей единственно верное… Естественно, только лишь на словах, ибо нигде в «единственно верном» не сказано, что начальники должны гнобить своих подчиненных, вместо того, чтобы выполнять работу, которую обязаны выполнять. И разве учит «единственно верное», тому, что чем последовательнее исполняют свою работу начальники, тем более жестоки они к человеку? Не «единственно верное», а созданная ими же государственная машина делает их манкуртами. САМИ СЕБЯ делают они манкуртами! И став ими, пытаются сделать манкуртами всех остальных, вынужденных им подчиняться. И гнобят тех, кто манкуртом становиться не хочет. Это и есть остроконечная Пирамида. Только «единственно верное» здесь не при чем.
Мытарства Ритина, «Сына Арбата»
Несколько раз он звонил мне, наконец, мы договорились о встрече. Он вошел с тяжелым портфелем подмышкой – пожилой, близорукий, седой, измученный человек.
На этот раз история, рассказанная гостем, была не криминальная, хотя…
Мы проговорили часа три. Я просмотрел кучу документов. Что же выяснилось?
В течение более двух лет пожилой человек, пенсионер, ветеран Великой Отечественной, бывший инженер, автор десятка изобретений, часть из которых внедрена в производство, бьется теперь над весьма важной для всех нас проблемой. А именно: превратить частично реставрированный, «офонаревший» Старый Арбат в Москве из этакой потемкинской, весьма поверхностно и неполно исполняющей роль Монмартра улицы в истинный Центр культуры, досуга, общения и т.д.
Даже чтение сухих этих документов-разработок захватывало, ибо властно будило детско-юношеские мечты об общении, взаимопонимании людей – те самые, так и не сбывшиеся пока в нашей стране помыслы, которые владели еще Федором Михайловичем Достоевским в его «Сне смешного человека». И самое волнующее было то, что становилось ясно: замысел Ритина реален. Это не маниловские благие пожелания, а детально разработанный проект, основанный на конкретных возможностях, и осуществление его намечено не на какое-то отдаленное будущее, а прямо сейчас, немедленно, все условия для этого есть. Есть даже пустующие здания, вполне подходящие! Александр Миронович Ритин сумел разглядеть, что Москва прямо-таки подсовывает нам, ее жителям, возможность создать этот долгожданный прекрасный Центр. И даже нет необходимости строить гигантские здания типа Комплекса имени Жоржа Помпиду в Париже – чего родина сейчас, конечно же, не потянет, – не надо искать или мучительно освобождать территорию – как, например, для нового зоопарка. Все уже есть и все почти готово. Только руки приложить и «довести до ума».
Не я один воспринял так проект Ритина. Он пришел ко мне после того, как обошел уже десятки инстанций, высоких кабинетов, побывал у сотни известных, авторитетных людей. И практически все так же восторженно воспринимали эту идею. Под его разработками и обращениями поставили свои подписи несколько десятков наших авторитетнейших деятелей. В том числе академики, директора научно-методических центров, народные депутаты СССР и даже Заместитель министра культуры Республики. Проект создания Центра весьма заинтересовал соответствующие организации и в других крупных городах страны. Публикации о проектных предложениях А.М.Ритина были в нескольких газетах и журналах, вопрос даже поставлен на Центральном телевидении, в одной из популярных передач…
И всю эту гигантскую организационную работу проделал А.М.Ритин самостоятельно, он один…
Но что же движет этим немолодым и не блещущим здоровьем человеком?
– Понимаете, – тихо отвечал он на мой вопрос, – идея-то возникла давно. Я ведь арбатский житель с 60-летним стажем, не так давно переехал на новое место. Но на Арбате бываю часто, эта улица для меня священна, можно сказать – это мой «семейный мемориал». Отец… В 1938 году он был репрессирован, я остался сыном «врага народа»… В 1956-м отца полностью реабилитировали. Посмертно, конечно. Я считаю, что просто обязан как-то увековечить память отца, он так любил наш Арбат… Когда началась перестройка, я подумал, что если создать такой Центр, то, может быть, это и будет лучшим памятником ему. «Ты мое Отечество, ты моя религия…» – эти слова Булата Шалвовича Окуджавы очень близки мне. У кого-то с детством связаны ручеек, поле, дуб возле дома… А у меня Арбат. Я, можно сказать, истинный «сын Арбата».
И получалось так, что среди людей противников у Ритина как будто бы нет. Одни союзники и сторонники. Но…
Но забил хвостом железный дракон, охраняющий Пирамиду. Как?! Свободный Центр?! Эстетика, красота, изобретательство, свободное время?! Хрр! А я?! А мои подчиненные-подданные, сидящие по кабинетам, сочиняющие бумажки, сохраняющие ПОРЯДОК, убивающие всякую ЖИЗНЬ?! Им-то куда же? Пусть всякие лихачевы-бисти подписывают сочинения всяких ритиных, пусть гуляет по кабинетам так называемый «сын Арбата» – чем бы ни тешились подданные, лишь бы не бунтовали. Лишь бы не ускользнули от власти полной и безраздельной. Тешьтесь на своих митингах, играйте в «демократию», орите сколько угодно – бастионы на Старой и Дзержинского площадях стоят нерушимо. И армия начеку. Не дам! Не уступлю ни за что. Все манкуртами будете! Сами ведь пели: «И как один умрем…» Вот и умрете. «Центр НСКД»! Еще чего! Сидеть! Лежать!! Всем лежать!!!
Ушел Александр Миронович. Он просил меня войти в Организационный Совет, и я согласился. Он просил написать статью для газеты, и я написал. Но ее не напечатали. А Совет, возглавляемый кстати, самим Д.С.Лихачевым, так и остался на пока бумаге, ибо Высшего Разрешения на создание Центра пока не последовало.
И опять бывал у меня А.М.Ритин, и опять уходил в ночь – пожилой, усталый, больной человек, живущий на нищенскую пенсию и выкраивающий из нее гроши на поездки, послания.
Уходит жизнь человека, гаснет он, гаснут сотни, тысячи инициативных, ярких умов на унылых пространствах нашей гигантской страны. И по-прежнему торжествует дракон. Вот уже и хлеб начал пропадать. И соль. И один за другим гибнут борцы.
Александр Миронович Ритин не только не проливал кровь, он даже наказывать никого не хотел. Ему нужно было только одно: чтобы осуществилась Мечта Его Жизни, чтобы в память репрессированного и реабилитированного отца возник центр культуры, человеческой радости, чтобы над пеплом прежних надежд засияли огоньки новых. Чтобы разрешили. Увы. Ни он, ни множество людей, вовлеченных им в борьбу за Мечту, не смогли зажечь огонь в безвоздушном, бездушном пространстве корысти, бездуховности, лени…
– Ты что, Ритин?! – со сперматозоидным напором наехал бы на этого российского донкихота какой-нибудь «новый русский», вознамерившийся в тех самых местах на Арбате открыть свои казино, рестораны, бары. – Ты, Ритин, охренел, что ли, в натуре?! Зачем твой «центр» дурацкий, если я могу вместо этого кучу «бабок» сделать на этом же самом твоем Арбате? И похрену мне твои подписи-резолюции. У нас теперь рынок, а не советская занудная богадельня!
И был бы он по-своему, по-новорусскому прав. Зачем ему Центр? Ему «бабки» нужны, много «бабок». Чтоб куда-нибудь в загранку скатать и там эти «бабки» миллионами тратить – на роскошную жизнь, на побрякушки, на девочек. А как же иначе ему свою пустоту и ничтожество внутреннее от других и от самого себя скрыть? Как еще «крутизну» изобразить маленькому, жалкому человечку? Как еще «оторваться»? Не в Центре же твоем, Ритин! Ни хрена ведь не поймет он все равно в твоем Центре!
АУ, МАНКУРТЫ!
Вадим Лашкин, русский диссидент
«Здравствуйте, Юрий Сергеевич. Прочитал в № 22 «Литературной России» Вашу статью и решил напомнить о себе. Насчет Дела Клименкина. Я подключился к нему в 1971 году, когда познакомился с Каспаровым, работавшим тогда, как и я, на строительстве Марыйской ГРЭС /я работал механиком строительного участка № 1, а он в дирекции/. Как-то разговорились, и он ввел меня в курс дела. Я принимал в деле Клименкина участие вплоть до своего ареста 19-го июля 1974 г. Меня и арестовали возле главпочтамта, когда мы вышли оттуда вместе с Каспаровым после того, как подали длинную телеграмму на имя Генерального прокурора СССР по делу Клименкина. Только мы дали телеграмму, вышли на улицу, тут меня и сцапали два офицера МВД. Вот так вот. Освободился в 1979 году…»
/Из письма № 329, г. Мары/
Так – сначала заочно – я познакомился с удивительным человеком, история которого таинственным образом переплелась с «Делом Клименкина», а, следовательно, и с моей «Пирамидой». И история эта, судьба Вадима Ивановича Лашкина, есть типичная судьба современного русского интеллигента-диссидента. Типичная, да не совсем. Ибо на сегодняшний день – то есть на тот день, когда я пишу эти строки – Вадим Иванович Лашкин не просто русский диссидент, случайно уцелевший во времена «застоя» и без потерь продравшийся сквозь первые пять лет «перестройки». Это диссидент-борец, человек не слов, а дела! Это случайно (случайно ли?) уцелевший продолжатель линии тех редких российских людей, которыми всегда держалась Россия и благодаря которым она, может быть, только и устояла до сих пор. Именно их смертельно боялась тоталитарная власть и до, и после исторического переворота. Но именно они – согласно известному диалектическому парадоксу – самим своим существованием и не позволяли тоталитарной власти окончательно сгубить и страну, а, следовательно, и себя самое.
Есть нечто объединяющее его с Каспаровым… Но если Каспаров по национальности армянин, то Лашкин чисто русский, что, опять же свидетельствует о близости людей не столько по национальному, сколько по некоему духовному признаку. Интересно, что главное занятие Вадима Ивановича, дело его жизни, связано с тем, чем всегда отличалась русская душа – поисками высшего, планетарного, космического смысла и порядка жизни. Тут я имею в виду не диссидентство само по себе, не постоянную борьбу «против», естественно, что не есть смысл жизни, а лишь линия поведения. Я имею в виду его философские, физико-математические труды, отчасти даже опубликованные в журнале «Космические исследования», но в основном ожидающие своей участи пока, так сказать, в столе…
Увы, не в первый раз уже, сотворяя эту повесть о «повести о повести», «Пирамиду-2», жалею я, что нет у меня одновременно нескольких жизней, что поставив себе задачу закончить-таки задуманное, донести этот «крест», обнародовать таким путем не одно, не два, не десяток, но как можно больше самых впечатляющих писем, полученных на «Пирамиду», и не просто опубликовать, а, «пропустив через себя», поделиться и собственными соображениями о времени, в котором живем, не могу я позволить себе остановиться на какой-то одной истории и уж ее-то расписать во всех ипостасях, со всех сторон.
Не могу. Время не позволяет. Не только мое личное время. А время, в котором живем. Как-то кажется, что важно представить именно такой вот «плюралистический» срез, показать, насколько возможно, разные судьбы, разные примеры – и хоть так, может быть, помочь соотечественникам понять, наконец, что не в едино-, а в разнообразии суть, что каждый из них имеет право на существование – при том, конечно, условии, что его право не лишает прав других.
И именно этим – самостоятельностью, уверенностью в праве каждого на мысль, на жизнь, без посягательств на чужое такое же право – интересна и ценна для меня история диссидента-Лашкина.
Ведь что же это за понятие – «диссидент»? А вот как трактуется оно в «Кратком словаре иностранных слов», изданном у нас издательством «Советская энциклопедия» в 1966 г. «ДИССИДЕНТ (лат. dissidens /dissidentis/ несогласный, противоречащий) – не придерживающийся /не исповедующий/ господствующей /государственной/ религии, инакомыслящий». Прекрасно! И как же, должно быть, ненавистно любым вождям, олигархам, как раз и не терпящим именно вот этого самого… Прекрасно. И так нужно нам особенно сейчас, чтобы покончить-таки с гидрой тоталитарности, душным единомыслием, сбросить с себя вериги, не позволять сапогом в лицо… Хотя…
Тут сноска необходима опять, этакое напоминание-примечание: неразумно и нерасчетливо посвящать свою жизнь борьбе только «против». Важно, гораздо важнее «за». А вот «за» что боролся Лашкин Вадим Иванович, это мы еще будем смотреть… Пока же, рассказывая о нем, постараюсь передать честно – со своей, конечно, позиции – то, что я в нем и от него увидел. Но при всем при том добавлю еще: не могу отдаться надолго даже этой истории – истории русского диссидента. Ведь еще много интересного впереди, а жизнь коротка…
Поэтому, не растекаясь дальше по строчкам, беру на вооружение испытанный прием и главным образом цитирую документы и сочинения-свидетельства самого Лашкина, надеясь на внимание читателя и призывая на помощь его благосклонное и пылкое воображение, ибо достаточно лишь попытаться поставить себя на место этого человека, чтобы понять и прочувствовать многое. Ведь не сочиненное мною за письменным столом в тиши квартиры предлагаю я вам, а – то, что писалось урывками в разных, порой нечеловеческих условиях и подчас с немалым риском для здоровья, а то и для жизни. Итак…
Письмо в редакцию газеты «Правда»
«Только что услышал сообщение радиостанции «Голос Америки» о задержании работниками КГБ писателя Александра Солженицына на московской квартире его жены и насильственном приводе его в Прокуратуру СССР на допрос. Это известие потрясло меня почти так же, как телеграмма о смерти отца в 1967 году, когда я проживал в городе Куйбышеве.
До сегодняшнего дня я все же надеялся, что наша правящая партийная верхушка не осмелится выдать распоряжение на арест Солженицына, дабы силой заставить его замолчать. Я надеялся, что руководство КПСС понимает и учтет коренные перемены в мышлении советских людей, произошедшие за последние неполные двадцать лет, после того как Н.С.Хрущев вынес на суд нашего общества трагические факты массовых политических убийств и репрессий. Я порываю со своими иллюзиями на этот счет и открыто заявляю: я убежденный противник внутриполитического курса на ущемление демократии, насаждаемого силой нашими партийными главарями в целях сохранения за собой власти и всех ее благ, во вред нашему обществу.
Я выдвигаю требование о немедленном освобождении писателя Солженицына и прекращении кампании клеветы и травли, направленной против этого мужественного человека. Я выдвигаю требование об опубликовании его книг, чтобы советские читатели сами прочли и оценили их. Эти книги нужны советскому народу так же, как немецкому народу и народам всего мира нужны книги о фашизме, истории его зарождения, его злодеяниях и причинах временного засилья в Германии. «Бескомпромиссная критика недостатков и ошибок прошлого» – смехотворная реакция на кровавые преступления, совершенные в прошлом высшими партийными чинами и работниками КГБ. Необходимо судить всех, у кого руки в крови и рыло в пуху, не делая скидок этим людям на то, что они выполняли приказы вышестоящих чинов, как на Нюрнбергском процессе не делали скидок фашистским военным преступникам, когда они кивали на Гитлера. Судить всех, сколько бы их ни было, по статьям УК РСФСР, из главы «Преступления против правосудия».
Я выдвигаю также требование о предоставлении советскому народу фактических политических прав и свобод. Это необходимо для более быстрого экономического, научно-технического и социального прогресса нашей страны.
Арест Солженицына не остановит роста недовольства внутренней политикой, которую проводит в СССР партийная верхушка в интересах своих, глубоко чуждых в конечном счете нашему обществу, целей. Подло и низко арестовывать человека, пробывшего в заключении ни за что, ни про что 8 лет по вине негодяев. Подло и низко, и не свойственно духу русского народа обливать его грязью только за то, что он говорит своим голосом, что он пишет не те книги, которые угодны Главлиту, что он трактует факты истории нашего государства так, как считает правильным. С ним можно не соглашаться, но лишать его права голоса и репрессировать его за это не имеет права никто.
Арест Солженицына есть не что иное, как вызов всем честным людям нашего общества. Арестовав Солженицына, наша власть открыто заявляет, что она оправдывает террор и массовые репрессии прошлого, но ей все равно не удастся задушить скрытое недовольство в народе, потому что его корни уходят в настоящее и прошлое нашей действительности.
Вам не удастся обмануть народ, а тем более завоевать его полное доверие и поддержку. Внутренняя политика верхушки КПСС на ущемление демократии давно уже вызывает глухой ропот и недовольство в народе и насаждается фактически насилием. Эта политика не отвечает требованиям времени и направлена против народа. Она диктуется не объективными закономерностями истории, а неспособностью нашей правящей партийной верхушки управлять динамичной, демократичной и политически свободной общественной системой. Такая система сметет ее, и все наши политиканы и болтуны канут в лету. Вот почему они не могут отречься от насилия, в этом причина их упорного нежелания считаться с требованиями времени.
Еще раз заявляю: прекратите травить и преследовать Солженицына!
Еще раз выдвигаю требование о его немедленном освобождении!
ЛАШКИН ВАДИМ ИВАНОВИЧ, 1939 г. рождения, инженер-механик.
Живу в Туркмении: г.Мары, ул.Пушкина, д. 9
…13 февраля 1974 года, 23 часа 30 минут».
Особенно обращаю внимание читателя на дату: 1974 год. А ведь кажется, что это написано сейчас, в 1990-м, то есть уровень мышления автора вполне современный. Хотя и сейчас, через 16 лет, на шестом году «перестройки», был бы определенный риск. Но что же было тогда, что последовало за этим поступком?
Пусть об этом скажет сам Лашкин. В январе 1979 года он сочинил обширное послание в ту же газету – «Правда» и через жену и приятеля попросил переправить его прямо в Москву, не доверяя почте. Сам же он находился… Впрочем, читаем.
